Правление волков Бардуго Ли
– Тебе легко говорить. А я чувствую себя еще более неправильной, чем обычно.
Нина не могла поверить в то, что услышала. Она вытерла руки от масла, а затем присела на скамью.
– Ты больше не неловкая маленькая девочка, Ханна. Почему ты не видишь, какой великолепной девушкой ты стала?
Ханна взяла в руки одну из маленьких баночек с блеском.
– Ты не понимаешь.
– Не понимаю. – Нина забрала баночку из ее пальцев и развернула Ханну к себе. – Закрой глаза. – Ханна послушалась, и Нина нанесла крем сначала ей на веки, а потом и на скулы. Он придавал коже легкий перламутровый блеск, отчего казалось, что Ханна облита солнечным светом.
– Знаешь, когда я единственный раз почувствовала себя красивой? – спросила Ханна, по-прежнему не открывая глаз.
– Когда?
– Когда перекроила себя, чтобы стать похожей на солдата. Когда мы обрезали мои волосы.
Нина сменила блеск на баночку с розовым бальзамом.
– Но ты не выглядела как ты.
Глаза Ханны распахнулись.
– Нет, выглядела. Первый раз. Единственный раз.
Нина макнула большой палец в бальзам и нанесла его на нижнюю губу Ханны, плавными движениями распределяя по нежному рту.
– Знаешь, я ведь могу отрастить волосы, – призналась Ханна и провела рукой по одной стороне головы. Рыжевато-каштановый локон скользнул по уху девушки.
Нина уставилась на него.
– Ты – сильная портниха, Ханна.
– Я тренировалась. – Она вытащила из выдвижного ящичка маленькие ножницы и отрезала локон. – Но мне нравится, какие они сейчас.
– Тогда оставь все как есть. – Нина забрала ножницы у Ханны, скользнув пальцем по ее костяшкам. – В брюках, в платьях, с обрезанными волосами или с косами до пояса, ты никогда не сможешь стать некрасивой.
– Ты правда так считаешь?
– Правда.
– Я никогда не видела твоего настоящего лица, – сказала Ханна, вглядываясь в Нинины черты. – Ты скучаешь по нему?
Нина не была уверена, что ей ответить. Долгое время она вздрагивала каждый раз, видя себя в зеркале, замечая бледно-голубые глаза, шелковистый водопад прямых светлых волос. Но чем дольше она изображала Милу, тем легче ей это давалось, так, что иногда ее это даже пугало. Кем я буду, когда вернусь в Равку? Кто я сейчас?
– Я начинаю забывать, как выглядела, – сказала она. – Но можешь поверить, я была великолепна.
Ханна взяла ее за руку.
– Ты такая и есть.
Дверь распахнулась, и влетела Ильва в сопровождении горничных, заваленных платьями.
Ханна и Нина вскочили со скамьи, глядя, как горничные сваливают груды шелка и кружева на кровать.
– О, Мила, ты творишь чудеса! – воскликнула Ильва, увидев сияющие щеки Ханны. – Она похожа на принцессу.
Ханна улыбнулась, но Нина заметила, как сжались ее кулаки. Во что же мы себя втянули? Праздник Сердцевины мог принести им все, чего они хотели, – доступ к Вадику Демидову, шанс обнаружить любовные письма королевы Татьяны. Но то, что на первый взгляд казалось прямой дорогой, теперь все сильнее напоминало лабиринт. Нина подняла янтарный завиток, который Ханна уронила на столик, и сунула его в свой карман. «Что бы ни случилось, я найду выход, – поклялась она. – Для нас обеих».
Представление Дев проходило в главной бальной зале дворца, расположенной совсем недалеко от их апартаментов на Белом острове. Нина уже бывала здесь, правда, в другой личине, под видом девушки из пресловутого «Зверинца». Дело было во время Рингкаллы, шумной вечеринки, полной всевозможных увеселений. Сегодняшнее мероприятие было намного более сдержанным. Знатные семьи заняли все альковы[3]. Длинный светло-серый ковер протянулся через всю залу к гигантскому фонтану в форме двух танцующих волков, а затем взбегал на помост, где разместилась королевская семья. Собравшиеся там Гримьеры походили на коллекцию прекрасных кукол – все светловолосые, голубоглазые и изящные. Они любили заявлять о наличии хедьютской крови, и свидетельством тому могли служить смуглая теплота кожи короля и густые кудри младшего принца. Мальчик дергал мать за изящную руку, а она смеялась над его проделками. Он имел здоровый и цветущий вид. О наследном принце сказать того же было нельзя. Принц Расмус, долговязый и болезненный, казался почти зеленым на фоне алебастрового трона, на котором сидел подле отца.
Из высокого островерхого окна Нина видела окружавший Белый остров блестящий ров, покрытый тонкой корочкой льда. Сам ров опоясывал круг зданий – посольский сектор, тюремный сектор и сектор дрюскелей, – все защищенные предположительно неприступной стеной Ледового Двора. Говорили, что столица строилась в виде колец священного ясеня Джеля, но Нина предпочитала смотреть на нее глазами Каза: как на круги мишени.
Девушки, участвующие в Сердцевине, собрались со своими родителями в задней части залы.
– Они все на меня глазеют, – заявила Ханна. – Я слишком стара для всего этого.
– Нет, ничего подобного, – возразила Нина. Сказать по правде, большинство девушек действительно казались на пару лет моложе и совершенно точно все они были ниже.
– Я похожа на великаншу.
– Ты похожа на королеву-воительницу Джамелию, спустившуюся со льдов. А все эти девочки с их жеманными улыбками и блондинистыми кудряшками похожи на недопеченный пудинг.
Ильва рассмеялась.
– Мила, какие недобрые слова.
– Вы правы, – согласилась Нина, а затем едва слышно продолжила: – Зато точные.
– Ханна? – Миловидная девушка в бледно-розовом платье, с огромными бриллиантами, подошла к ним. – Не знаю, помнишь ли ты меня. Я была в монастыре два года назад.
– Брина! Конечно, я помню, но я думала… Что ты здесь делаешь?
– Пытаюсь найти мужа. Я путешествовала со своей семьей с тех пор, как покинула монастырь, поэтому чуть опоздала со всем этим.
Ильва улыбнулась.
– Тогда вы можете быть опоздавшими вместе. Сейчас мы вас оставим, но будем ждать после церемонии.
Нина подмигнула Ханне, а затем они с Ильвой присоединились к Бруму, который беседовал с каким-то генералом и пожилым дрюскелем по имени Редвин, который учился с Брумом в молодости. Это был злобный сухарь без чувства юмора, и его попытки изображать горькое смирение бесконечно веселили Нину. Она наслаждалась, ведя себя при нем как можно более нелепо.
– Разве все это не великолепно, Редвин? – воскликнула она восторженно.
– Если вы так считаете.
– Разве они все не прелестны?
– Я не заметил.
Было похоже, что он с радостью кинулся бы с обрыва, лишь бы не проводить с ней лишней минуты. Девушкам следует развлекаться при любой возможности.
Брум передал Нине бокал с тошнотворно сладким пуншем. Если его и беспокоило поражение фьерданцев под Нежками и Уленском, он умело это скрывал. «Было бы здорово пристрелить лису на первой же охоте, – заявил он, вернувшись с фронта. – Но зато теперь мы знаем, на что способны равкианские войска. В следующий раз они не успеют подготовиться».
Нина тогда лишь улыбнулась, кивнула и подумала про себя: «Посмотрим».
– Трудно, наверное, наблюдать, как другие женщины разгуливают в шелках и купаются во внимании? – спросил Брум низким, напрягающе-интимным тоном.
– Нет, если речь о Ханне. – Прозвучало немного резко, и она почувствовала, как напрягся стоящий рядом Брум. Нина прикусила язык. Иногда покорность давалась ей труднее, чем обычно. – Она – добрая душа и заслуживает всех радостей и удовольствий. К тому же, вся эта роскошь не предназначена таким, как я.
Брум расслабился.
– Ты к себе несправедлива. Ты была бы очень хороша в шелке цвета слоновой кости.
Нина пожалела, что не может покраснеть по команде. Ей пришлось ограничиться робким смешком и потупленным взглядом.
– Дворцовая мода намного больше подходит фигуре Ханны.
Нина ожидала, что Брум отмахнется от разговоров о моде, но вместо этого сальный блеск в его глазах сменился расчетливым выражением.
– Ты не ошибаешься. Ханна расцвела под твоей опекой. Я и не думал, что она может составить приличную партию, но ты все изменила.
У Нины внутри все сжалось. Возможно, она действительно ревновала. При мысли о Ханне, просватанной за какого-нибудь знатного отпрыска или военного, у нее желудок узлом завязывался. Но что, если Ханна сможет быть здесь счастлива? Счастлива рядом с семьей, рядом с любящим мужем? Что, если она наконец-то получит одобрение, которого так жаждала? Кроме того, вряд ли у них с Ниной может быть какое-то общее будущее, раз уж Нина собирается всеми правдами и неправдами прикончить ее отца.
– У тебя такое свирепое лицо, – заметил Брум, усмехаясь. – Куда унесли тебя твои мысли?
К твоему непрерывному унижению и скорой смерти.
– Надеюсь, она найдет кого-нибудь достойного ее. Я желаю Ханне только лучшего.
– Как и мы. И нам, пожалуй, следует заказать пару новых платьев и для тебя.
– О, нет, не нужно!
– Я так хочу. Станешь со мной спорить?
«Я бы столкнула тебя в море и сплясала джигу, пока ты тонешь». Но Нина подняла на него глаза, широко распахнутые и блестящие глаза молодой женщины, польщенной вниманием, которое ей оказывает великий человек.
– Никогда, – выдохнула она.
Глаза Брума неспешно прогулялись по ее лицу, шее и опустились ниже.
– Возможно, мода и отдает предпочтение стройным, но мужчин мало заботит мода.
Нине захотелось немедленно вылезти прочь из этого тела, но она уже знала правила игры. Брума не интересовала красота или желанность. Его волновала только власть. Мысль о том, что она – его жертва, замершая под его взглядом, как замирает безобидный зверек под лапой волка, приводила его в возбуждение. Ему доставляло удовольствие предлагать Миле подарки, которые она не могла себе позволить воображать ее благодарность.
Так почему бы не позволить ему это? Все что угодно, чтобы добыть сведения о Вадике Демидове, помочь гришам, освободить свою страну. Расплата не за горами. Она не собиралась прощать Бруму его преступления, особенно учитывая, что он стремился совершать новые. Какими бы ни были ее чувства к Ханне, она намеревалась увидеть Брума мертвым и сомневалась, что Ханна сможет простить ей это. Пропасть была слишком велика. У шуханцев было выражение, которое ей всегда нравилось: Yuyeh sesh. Презирай свое сердце. Она будет делать то, что должна.
– Вы слишком добры ко мне, – льстиво сказала она. – Я этого не заслуживаю.
– Позволь мне самому судить об этом.
– Начинается! – радостно воскликнула Ильва, совершенно не подозревая об авансах, которые ее муж раздает в каком-то ярде от нее. Но так ли это? Может быть, она просто радуется, что Брум обратил своем внимание в другую сторону. А может быть, она так долго смотрела на поступки мужа сквозь пальцы, что это давно стало привычкой.
Нину ее вмешательство обрадовало. Благодаря этому у нее появился шанс рассмотреть толпу в бальной зале, пока девушки, одна за другой, подходили к фонтану в центре, где их встречал наследный принц. Принц Расмус был среднего для фьерданца роста, с золотыми длинными волосами, но его худоба, вместе с угловатым, остроскулым лицом, производили жутковатое впечатление. Ему лишь недавно исполнилось восемнадцать, но хрупкое телосложение и неуверенность движений делали его похожим на подростка, на молодой саженец, еще не привыкший к тяжести своих ветвей.
– Принц болен? – тихо спросила Нина.
– С первого дня своей жизни, – с отвращением процедил Брум.
Редвин покачал седеющей головой.
– Гримьеры – род воинов. И лишь Джелю известно, как они породили такого слабака.
– Не говорите так, Редвин, – попросила Ильва. – Он перенес ужасную болезнь, будучи совсем ребенком. То, что он выжил, – настоящее чудо.
На лице Брума застыло непреклонное выражение.
– Было бы большим милосердием дать ему умереть.
– Вы пошли бы за этим мальчишкой в бой? – спросил Редвин.
– Нам, возможно, придется, – ответил Брум. – Когда старый король упокоится с миром.
Но от Нины не укрылся взгляд, которым он обменялся со своим боевым товарищем. Мог ли Брум подумывать о заговоре против принца?
Пытаясь скрыть свой интерес, Нина обратила все внимание на процессию девушек. Когда каждая из них достигала фонтана, она опускалась в реверансе перед королевской семьей, взиравшей на всех с высоты помоста, а затем еще одним реверансом приветствовала принца. Принц Расмус брал оловянный кубок с подноса в руках у слуги, окунал его в фонтан и протягивал девушке, которая делала большой глоток воды Джеля, прежде чем вернуть кубок, снова приседала в реверансе, а затем возвращалась назад тем же путем, каким пришла, – тщательнейшим образом следя, чтобы не повернуться спиной к семейству Гримьер, – и там уже ее встречали семья и друзья.
Этот странный маленький ритуал должен был означать, что Джель благословил начинающийся сезон балов и празднеств. Но монотонное шествие лишь частично привлекало внимание Нины. Все остальное было отдано толпе. Ей не потребовалось много времени, чтобы найти того, кто, по ее мнению, мог оказаться Вадиком Демидовым. Он стоял рядом с помостом, среди избранных, и Нина с гневным потрясением разглядела на нем голубую с золотом перевязь, украшенную равкианским двуглавым орлом. Маленький Ланцов. Он был невероятно похож на портреты, виденные ей в залах Большого дворца. Может, даже чересчур похож. Неужели они нашли гриша-портного, чтобы сделать мальчишку похожим на отца Николая? И если дело в этом, тогда кто же он на самом деле? Нина собиралась подобраться к нему как можно ближе, чтобы выяснить это.
Ее взгляд скользнул дальше и столкнулся с другим. Глаза, смотревшие на нее в упор, были настолько темными, что казались двумя черными провалами. По телу Нины пробежала дрожь. Она заставила себя проигнорировать пронизывающий взгляд Апрата, сосредоточиться на разглядывании толпы, словно самый обычный любопытствующий. Но ей казалось, будто сердце сжала холодная рука. Она знала, что священник находится при фьерданском дворе, что он заключил союз, чтобы поддержать Вадика Демидова, но почему-то оказалась не готова встретить его здесь. «Ему никоим образом не удастся узнать тебя», – убеждала она себя. И все же взгляд, прожигавший ее, казался всезнающим. Оставалось лишь надеяться, что такое пристальное внимание связано с ее отношением к семейству Брумов.
Тонкие пальцы Ильвы впились в Нинину руку.
– Наша очередь! – шепнула она взволнованно. Ханне следующей предстоял путь по проходу. – Ее платье идеально.
Оно было именно таким – чудесный наряд с высоким воротом, расшитый медными бусинами и длинными нитями розоватого речного жемчуга, идеально подошедший к цвету кожи и волос Ханны. Ее остриженная голова производила шокирующее впечатление, но ее было решено не прятать под шарфом или головным убором. В сочетании с роскошным платьем и аскетичной красотой черт лица Ханны эффект получился сногсшибательным. Она походила на статую, отлитую из жидкого металла.
В ожидании возвращения предыдущей девушки Ханна принялась оглядывать залу, явно с трудом сдерживая панику. Нина не была уверена, что Ханна сможет ее разглядеть в такой толпе, но сосредоточилась на том, чтобы мысленно отправить подруге каждую частичку своей силы.
Легчайшая улыбка скользнула по полным губам Ханны, и она поплыла вперед.
– Ulfleden, – произнесла Ильва. – Ты знаешь, что это означает?
– Это хедьютский? – спросила Нина. Она никогда не изучала этот диалект.
Ильва кивнула.
– Это значит «волчья кровь». Среди хедьютов это комплимент, а здесь скорее наоборот. Когда ребенок растет необычным или странно себя ведет, обычно говорят «его место с волками». Это вежливый способ дать понять, что он не вписывается.
Нина сомневалась, что это можно было назвать вежливостью, но выражение очень подходило Ханне, которой всегда было лучше под вольным небом.
– Но теперь Ханна нашла свое место здесь, – с гордостью заметил Брум, следя за тем, как изящно шагает дочь по серому ковру.
Когда она дошла до фонтана, принц Расмус протянул ей оловянный кубок и улыбнулся. Ханна приняла его, сделала глоток. Принц закашлялся, прикрыв лицо рукавом, – и не смог остановиться.
Королева подскочила с трона, немедленно принявшись звать на помощь.
Принц пошатнулся. К нему кинулась охрана. На губах королевского отпрыска была кровь; брызги ее осели на бусинах платья Ханны. Она подхватила его, и ее колени подогнулись, после чего они вместе осели на пол.
8. Николай
Как только антидот был доставлен в Полизную, Николай со спутниками простились с земенцами и поскакали в сторону Ос Альты. Адрик и Надя должны были остаться в Нежках на некоторое время.
– Насладиться пейзажем, – сказал Адрик, махнув рукой на перерытую, искореженную местность.
А Николаю нужно было время на размышления, к тому же их флайеру требовалась починка, поэтому он, Тамара и Толя решили отправиться верхом. На базе в Полизной его ждали сообщения, подтвердившие полученные ранее разведданные: при помощи земенцев генералу Раевскому удалось остановить фьерданцев под Уленском. Северные верфи и хранилища Равки серьезно пострадали от фьерданской бомбежки. К счастью, флайеры фьерданцев были слишком тяжелыми и прожорливыми, чтобы забраться дальше на юг, поэтому большинство равкианских военных объектов оставались вне досягаемости.
Победа под Нежками и Уленском подарила им шанс, время, чтобы закончить работу над ракетами, восстановить воздушный флот и, самое главное, договориться с шуханцами. Грядущее бракосочетание могло бы помочь отвлечь королеву Макхи, и, возможно, если бы ему удалось изящно разыграть эту дипломатическую карту, сделать их союзниками. Конечно, цена непомерно высока, но ради Равки он готов ее заплатить.
Николай как раз диктовал ответ генералу Раевскому, пытаясь не обращать внимания на шум, устроенный Толей и Тамарой, которые тренировались у конюшен, когда почувствовал ее. Пережитое в Каньоне неким образом связало их, и, оборачиваясь, он уже знал, что увидит Зою, – и все же ее появление потрясло, как внезапная смена погоды. Похолодание, электрический разряд в воздухе, ощущение приближающейся грозы. Ветер развевал ее черные кудри, полы синего шелкового кафтана хлестали по телу.
– Ваши глаза застилает розовый туман, ваше величество, – пробормотала Тамара, вытирая пот со лба.
Толя ткнул сестру в плечо кончиком тренировочного меча.
– Тамара в этом разбирается, потому что смотрит на жену такими же глазами.
– На свою жену я могу смотреть так, как мне захочется.
– Но ведь Зоя Николаю не жена.
– Я все еще здесь, – вставил Николай. – И если мои глаза что и застилает, так это пыль, которую вы двое тут подняли.
Он был рад увидеть своего генерала. В этом не было ничего необычного. Ее присутствие принесло вполне объяснимое облегчение, спокойствие, пришедшее от осознания, что, какой бы ни была проблема, они справятся, что, если один споткнется, второй поддержит. Он не мог позволить, чтобы это вошло у него в привычку, но, пока есть шанс, мог наслаждаться этим ощущением. Если бы только она снова не завязала проклятую синюю ленту.
– Слышала, тебя опять пытались убить, – поприветствовала Тамара, едва Зоя подошла.
– Не в первый и не в последний раз, – ответила Зоя. – Один из убийц все еще жив. Я отправила его в Ос Альту для допроса.
– Один из шайки Апрата?
– Полагаю, что так. Слышала, мы победили.
– Я бы скорее назвал это ничьей, – заметил Толя.
Николай дал знак, чтобы привели еще одну лошадь. Он знал, что Зоя предпочитает легконогую кобылку по прозвищу Серебрина.
– В данный момент фьерданцы не идут маршем к нашей столице, – сказал он. – Я называю это победой.
– Так наслаждайся ей, – съязвил Толя, взбираясь на своего громадного жеребца.
– Так говорят, когда понимают, что такое положение вещей не навсегда.
– Конечно, не навсегда, – согласилась Зоя. – А что навсегда?
– Истинная любовь, – предположила Тамара.
– Великое искусство, – добавил Толя.
– Настоящая обида, – продолжила Зоя.
– Да, мы выиграли время, – признал Николай. – А не войну.
Им необходимо вывести из игры королеву Макхи до того, как Фьерда предпримет очередную попытку нападения. А Фьерда предпримет, в этом Николай не сомневался.
Когда Зоя уселась в седло, они присоединились к отряду охраны и выехали за ворота. Некоторое время они ехали в тишине, не разговаривая, и лишь топот копыт и свист ветра сопровождали их в пути. Сделали остановку они только возле ручья, чтобы дать коням напиться и самим размять ноги. А затем снова пустили коней рысью. Всем хотелось поскорее добраться до столицы.
– У нас преимущество, и мы должны его использовать, – сказала Зоя, не в силах больше сдерживаться. Николай знал, что так и будет. – Фьерда не ожидала, что мы дадим такой отпор. Мы должны продолжить наступление, пока их войска ослаблены.
– Ты так жаждешь отправить на смерть хороших людей?
– Если это спасет детей этих хороших людей и бесчисленное количество прочих, я сама возглавлю наступление.
– Дай мне шанс добиться мира, – попросил Николай. – У меня талант к безумствам – позволь применить его. Дозорные отряды летают вдоль всей границы, к тому же мы усилили местные войска. Несостоявшееся вторжение должно было стать наконечником стрелы для Фьерды. Теперь эта стрела сломана, и им придется выработать другой план.
У Фьерды было два огромных преимущества: размер армии и скорость, с которой они создавали танки. Николай не мог не признать и того, что танки отлично сконструированы. Они, правда, нередко взрывались из-за топлива, но были прочнее и быстрее, чем те, что собрали его инженеры в своих мастерских, пусть даже и при участии гришей-фабрикаторов.
– Мины Давида не смогут выиграть для нас много времени, – сказала Тамара. – Как только фьерданцы поймут, как отслеживать металлы в земле, они прочешут всю границу.
– Граница длинная, – заметил Толя.
– Точно, – согласился Николай. – И дыр в ней больше, чем в зубах моей тетушки Людмилы.
Зоя кинула на него недоверчивый взгляд.
– У тебя на самом деле была тетушка Людмила?
– Еще как была. Страшная женщина. Обожала читать нам мораль и считала лакричные леденцы угощением. – Он содрогнулся. – Да пребудут с ней святые.
– В общем, речь о том, что времени у нас совсем мало, – подытожил Толя.
Тамара щелкнула языком.
– Надеюсь, его хватит, чтобы заключить союз с шуханцами.
Николаю не хотелось думать о том, что в это время может пойти не так.
– Так вознесем же наши молитвы всем святым и духам наших усопших злобных тетушек.
– Если бы только нам удалось поднять в воздух побольше флайеров, все это было бы совсем неважно, – сказала Тамара.
Но, как и на все остальное, на это требовались деньги. А еще им не хватало обученных пилотов.
Зоя нахмурилась.
– Все вообще станет неважным, если нам придется вести войну на два фронта. Нам нужен мир с шуханцами.
– Механизм уже запущен, – сказала Тамара. – Но если принцесса Эри не согласится…
– Она согласится, – пообещал Николай с гораздо большей уверенностью, чем чувствовал на самом деле.
– Фьерданцы могут собраться намного быстрее, чем мы надеемся, – сказала Тамара. – И Западная Равка все еще может принять решение об отделении.
И она была права. Но, возможно, их успехи на границе помогут Западной Равке вспомнить, что нет востока или запада, есть одна страна – страна с друзьями и ресурсами.
Толя накинул поводья на луку седла, чтобы заплести свои длинные черные волосы.
– Если фьерданцы на самом деле решатся на опрометчивый шаг, поддержит ли их Керчия?
Все посмотрели на Зою.
– Думаю, Торговый совет разделится, – сказала она наконец. – Хайрем Шенк вовсю кичился тем, что Керчия стремится соблюдать нейтралитет, к тому же они всегда предпочитали тайные операции открытому противостоянию. Но когда перед ними во всей красе предстанет полная картина нашего предательства в истории с земенцами…
– Предательство кажется мне неподходящим словом, – заметил Николай.
– Двойная игра? – предложила Тамара. – Обман?
– Я не лгал Керчии. Они хотели технологию, которая сделала бы их владыками морей. Они ничего не говорили про небо. И вообще, требовать в единоличное пользование сразу две стихии – верх жадности.
Зоя вздернула брови.
– Ты забыл, что в Керчии жадность – добродетель.
Они перевалили через гребень, и вдали показались знаменитые двойные стены Ос Альты. Ее называли Городом мечты, и глядя на белоснежные башни издали, не видя переполненных улиц нижнего города и претенциозных кварталов верхнего, в это было легко поверить.
Тамара, потягиваясь, привстала в стременах.
– Керчийцы могут тайком предложить свою поддержку Вадику Демидову.
– Маленькому Ланцову, – пробормотала Зоя.
– Он, что, низкорослый? – спросил Николай.
Тамара рассмеялась.
– Никому прежде не приходило в голову спросить. Но он действительно молод. Недавно отметил двадцатилетие.
На самом деле Николаю стоило задать совсем другой вопрос.
– А он правда Ланцов?
– Мои источники не могут ни подтвердить это, ни опровергнуть, – ответила Тамара. Она создала разведывательную сеть Равки, вербуя шпионов среди потенциальных дезертиров и готовя солдат и гришей, которых потом перекраивали, чтобы отправить работать под прикрытием, но в их системе сбора информации все еще хватало дыр. – Надеюсь, Термиту с этим повезет больше.
Николай заметил, как Зоя при этих словах поджала губы. Она так до конца и не простила ему, что он позволил Нине остаться в Ледовом Дворе, но не могла оспорить ценность сведений, полученных из этого источника.
Они миновали ворота и начали неторопливо подниматься вверх по холму, через рынок, затем через мост, проехав по которому они оказались среди красивых домов и парков верхнего города. Люди махали Николаю и его спутникам, кричали:
– Победа за Равкой!
Новости об их успехах под Нежками и Уленском уже просочились. «Это только начало», – хотелось ему предостеречь полных надежды людей, высыпавших на улицы и высунувшихся из окон. Но он лишь улыбался и махал в ответ.
– Большую часть рода Ланцовых уничтожили на той злосчастной вечеринке по поводу моего дня рождения, – сказал Николай, не переставая махать. Он не любил вспоминать ту ночь, когда Дарклинг напал на столицу. Пусть ему не особо нравился его брат Василий, но увидеть его смерть он оказался совсем не готов. – Но, возможно, остались неизвестные родственники.
– И что, Демидов – один из них? – уточнил Толя.
Тамара пожала плечами.
– Он утверждает, что происходит из семейства князя Лимлова.
– Я, помнится, гостил у них, когда был ребенком, – сказал Николай.
– Там был мальчик по имени Вадик? – спросила Зоя.
– Да. Маленький паршивец, любивший мучить кошку.
Тамара фыркнула.
– Похоже, теперь у него планы на дичь покрупнее.
Может быть, этот парень и был из Ланцовых. А может, он был сыном камердинера. Возможно, он действительно имел право на трон, а возможно, был просто пешкой. Почему имя должно было дать ему какие-то права на престол Равки? И все же оно давало. То же самое можно было сказать о Николае. Он не был королем потому, что умел строить корабли или выигрывать битвы. Он был королем потому, что в нем, предположительно, текла кровь Ланцовых. Его мать была фьерданской принцессой, младшей дочерью, отосланной из дома, чтобы заключить очередной договор с Равкой, который никто не собирался соблюдать. А настоящий отец Николая? Что ж, если верить его матери, он был фьерданским корабельным магнатом из простого сословия по имени Магнус Опьер – тот самый человек, который не так давно отдал врагам Николая любовные письма его матери. Плохо было уже то, что Опьера ничуть не заботил незаконнорожденный сын, которого он породил, зачем же подливать масла в огонь, пытаясь лишить его отличного местечка на троне? Это говорило о полном отсутствии манер.
Николай отправил родителей в изгнание в южные колонии Керчии во время гражданской войны. Решение далось ему нелегко. Но его отец не был любим в народе, и солдаты были готовы дезертировать, лишь бы не вставать под его знамена. Когда стали известны все подробности его преступлений против Жени Сафиной, Николай дал отцу выбор: предстать перед судом по обвинению в насилии или сложить корону и отправиться в вечное изгнание. Совсем не так мечтал Николай стать королем, к тому же он понимал, что, скорее всего, никогда не сможет решить, прав был или нет.
Они миновали мост и выехали на Герский проспект, где в скверах прогуливались пары и няни катали коляски с малышами. Это место казалось невообразимо далеким от залитого грязью поля боя, которое они оставили позади. Но потерпи они поражение под Нежками и Уленском, прямо сейчас по этим красивым улицам и зеленым паркам катили бы фьерданские танки.
Дворцовые ворота, украшенные золотым двуглавым орлом, распахнулись перед ними, и только когда они лязгнули, закрываясь за из спинами, Николай смог облегченно выдохнуть. Бывали времена, когда он с трудом выносил все эти ухоженные клумбы, похожие на свадебный торт ярусы террас и повсеместную позолоту, украшавшую Большой дворец. Его смущала эта избыточная роскошь и приводила в ужас необходимость ее содержать. Но, в последний раз покидая дворец, он был совсем не уверен, что вернется. Он был рад, что остался в живых, рад, что самые близкие его друзья целы и невредимы, рад холодному зимнему ветру и похрустыванию гравия под копытами Изюмчика.
Когда они достигли ступеней дворца, появились слуги, готовые принять лошадей.
– Ростик, – поприветствовал он грума. – Как поживают мои любимые члены королевского семейства?
Грум улыбнулся.
– Игрунок повредил заднюю ногу на прошлой неделе, но мы его сразу же вылечили. Изюмчик вас порадовал?
Николай нежно похлопал коня по холке.
– Я считаю, что он великолепно проявил себя.
Читать бесплатно другие книги:
