Серые камни. Часть 2 Цыпленкова Юлия

Глава I

– Грэйд!

Дверь открылась, но никто не вышел к лиору. Тайрад сузил глаза. Ноздри Перворожденного гневно раздувались, стиснутый кулак с силой впечатался в холодную стену, и Эли-Харт, издав невнятное восклицание, стремительно пересек расстояние от лестницы до входа в логово колдуна.

– Грэйд, пожри тебя твари Архона! – воскликнул лиор, врываясь в подземные покои.

Но вместо ответа он услышал громкое чавканье, а затем протяжный стон, почему-то живо напомнивший Тайраду о бродячих призраках. О них ему в детстве рассказывал кузен, бывший старше Тая на три года. Сейчас кузен нашел пристанище в семейном склепе. Он не справился с течением Быстрой, куда свалился во время посольства к Эли-Ториан. Это было еще в период сватовства лиора, и люди начали шептаться, что ничего хорошего из свадьбы Эли-Харта не выйдет.

Скрипнув зубами, Тайрад отогнал мысли о кузене и его глупых россказнях. Призраков лиор никогда не видел и не верил в них, что в детстве, что сейчас. Хотя, стоит признать, Эрхер тогда заставил его поволноваться, даже ночью приснилась какая-то гадость.

– Грэйд.

Лиор огляделся по сторонам, колдуна не было видно. Зато была приоткрыта дверь, где лежал мертвец. Смрад гниения заполнил обиталище Грэйда, но господина он больше не смущал. Тайрад так часто заходил сюда, что успел притерпеться к жуткому зловонию. Да и спускался под землю лиор, прежде смазав ноздри мазью, которую ему дал колдун, так что мерзкий запах стал почти неощутим. Но сейчас, слушая отвратительные звуки, доносившиеся из-за приоткрытой двери, Эли-Харту вновь стало не по себе.

Он сделал несколько осторожных шагов, приближаясь к месту черного колдовства, но становился, так и не решившись заглянуть внутрь.

– Грэйд, – понизив голос, позвал лиор. – Грэйд, ты там?

– Не заходи!

Опешив, Тайрад замер на месте. Этот рык не мог принадлежать тщедушному колдуну, никак не мог. Грэйд разговаривал тихо, с придыханием. Речь его была тягучей и неспешной. И потому рев, наполненный силой и животной яростью, не мог исходить из глотки обессиленного мужчины. Дверь с грохотом закрылась, однако шагов лиор не услышал, словно ее захлопнуло порывом ветра.

– Архон, – Эли-Харт передернул плечами.

Он попятился назад, потому что чавканье возобновилось. Закрытая дверь, казалось, не приглушила его ни на малую толику. Тайрад пятился еще какое-то время, наконец, опомнился и стремительно развернулся. Он уже дошел до выхода из подземных покоев, пальцы сжали ручку, когда в спину прилетел шорох:

– Господин.

Лиор развернулся на пятках и воззрился на Грэйда. Тот стоял всего в нескольких шагах от него и смотрел на лиора пустым взглядом белесых глаз. Кожа колдуна показалась Тайраду сегодня совсем белой, будто из него выпустили всю кровь. Хотя нет, кровь была. Она размазалась по лицу Грэйда, запеклась чернотой на губах, оставила алые пятна на светлом балахоне. Даже кончики волос покраснели.

– Боги, – сипло выдохнул Тайрад, вдруг поняв, кто чавкал всё это время. – Ты…

– Мне нужны силы, – бесстрастно произнес Грэйд.

– Сырое мясо…

Нет, не сырое! То, что пожирал колдун, дышало перед тем, как Грэйд вонзил в него свои зубы! Лиор в ужасе попятился, но уперся спиной в закрытую дверь.

– Чего ты опасаешься, господин? – по-прежнему равнодушно спросил колдун.

– Это… – Перворожденный указал подрагивающим пальцем на своего чародея. – Ж…живая плоть.

Тот промолчал, лишь склонил голову к плечу, слушая господина.

– Эт-то же не… не ч… – Тайрад гулко сглотнул. – Не человечина? Грэйд, ты ведь не пожирал плоть подобного себе?! – последнее вышло истерическим вскриком.

– Что мой господин хотел от меня?

– Эти стоны… Грэйд, кто стонал?!

– Зачем лиор спустился под землю? – колдун пропускал мимо ушей вопрос за вопросом, он желал говорить только о деле Перворожденного, и Эли-Харт это понял.

Он изо всех сил старался не смотреть на дверь, за которой, возможно…

– Боги, – просипел лиор. – Боги…

– Здесь царствуют не твои Боги, – произнес Грэйд. – Здесь повелевает Смерть, и я – Ее верный прислужник, исполняю твои пожелания. Так что ты хотел, господин?

– Зачем тебе свежая плоть? – Эли-Харт никак не мог отделаться от размышлений о том, что же ел колдун. Его мысли раз за разом возвращались именно к этому вопросу, и взгляд помимо воли метался между Грэйдом и закрытой дверью, за которой начинался сам Архон.

– Много сил уходит, – ответило чудовище в человеческом обличье. – Смерд силен духом, он упрям и совестлив. Но не только это. Что-то мешает мне. Чужая воля. Она появляется неожиданно и пытается изгнать меня. Тот, кто творит чародейство, слабей меня, но в этом противостоянии я теряю больше силы, чем должно.

– Чародей? – глаза лиора расширились. Он вдруг перестал думать о кровавой трапезе Грэйда и подался вперед: – Им помогает чародей? Но откуда?

Колдун промолчал. Тайрад потер переносицу, пытаясь осмыслить слова Грэйда.

– Может, Альвия? Ее родовой дар. Никто из лиоров не открывает, в чем его Сила…

– Нет, – покачал головой колдун. – Дар лиоров силен только на их земле. Вы – хранители своих риоратов, но не владеете колдовством.

– Это да, – кивнул Перворожденный. – Тогда это может быть только чародей Альвии. Как там его… Ферим, кажется.

Грэйд сложил на животе руки, слишком похожие на голые кости, переплел пальцы и раздвинул окровавленные губы в едва заметной улыбке.

– Он не станет мне помехой, я закончу дело, господин.

– Но когда?! – воскликнул Тайрад. – Пока ты сражаешься с Феримом и Савером, беглецы доберутся до Эли-Борга, и тогда всё – конец!

– Отвлеките их, господин, не дайте передвигаться слишком быстро, – равнодушно пожал плечами колдун.

– Как?! Ты не отправил гончих!

– Разве ваши гонцы не успели разнести весть об изменниках?

– Разнесли, конечно, – отмахнулся Перворожденный. – Но Райверн не дурак, он не поведет Альвию по широкому тракту.

– Я делаю свое дело, господин, вы займитесь своим – произнес Грэйд. Он склонил голову и отступил назад. – Вам пора, Перворожденный.

Лиор бросил на колдуна гневный взгляд, но тот, как обычно, даже не заметил этого. Грэйд развернулся и направился к страшной двери. Тайрад больше возражений не имел. Он отвернулся от хозяина подземных покоев, схватился за ручку двери и стремительно выскочил в узкий темный коридор.

– Когда всё закончится, нужно будет избавиться от этой белесой твари, – пробормотал лиор и поспешил подняться наверх, где был свет и свежий воздух.

Только оказавшись среди стражи, охранявшей вход в подземелье, и рассмотрев лица, полные красок жизни, Эли-Харт вздохнул с облегчением. Он втянул носом чистый воздух без тлетворной примеси смрада разложения, после передернул плечами и устремился дальше, сгорая от желания помыться и сменить одежду. С этой мыслью лиор промчался по замку, влетел в свои покои и закричал:

– Приготовьте умывальню и другую одежду!

Пока слуги сновали, спеша исполнить приказание господина, тот расхаживал по покоям, нервно оттирая руки платком, и думал. Мысли Перворожденного неслись вслед трем беглецам, местонахождение которых оставалось неизвестным. Конечно, их искали, но сразу было ясно, что мерзавец Райв увел лиори Эли-Борга по подземным тоннелям дайров. Где они вышли на поверхность? Куда направить погоню?! Проклятый Грэйд…

– Пожри этого упыря твари Архона, – проворчал лиор и передернулся: – Бр-р-р.

Подавив брезгливость и неприязнь, Тайрад вернулся к размышлениям. Так вот, проклятый Грэйд обещал, что сможет видеть глазами своего посланца, когда тот влезет в тело смерда, но так и оставался слеп, потому определить местоположение беглецов не представлялось возможным. Они всё еще были в Эли-Харте, в этом сомнений не было. Раз ублюдок Кейр еще жив, значит, они не покинули горный риорат. А он точно жив, иначе его шавка Савер не продолжал бы сопротивляться внушению колдуна. И из всего этого следует, что по дороге дайров они не пошли…

– Значит, не врал, – усмехнулся Тайрад.

Когда-то он просил Райверна открыть подземную тропу, но тот ответил, что это невозможно, «кроты» не выпустят нежеланных гостей. Не солгал, паршивец, иначе бы он потащил Альвию под землей. Но Кейр трясется над боржской сукой… Нет, он бы не подверг ее лишней опасности.

– Дурак!

Лиор ударил кулаком о ладонь. Конечно, дурак! Эта баба поклялась уничтожить его, а Райверн спас ее. Зачем? Чтобы самому сдохнуть? Так зачем же было портить такую восхитительную задумку? Попросил бы, и Тайрад сам перерезал бы мученику глотку. А он тащится в Эли-Борг, зная, что его там ждет!

– Хватит, – лиор мотнул головой, заставляя себя успокоиться.

Итак, под землей беглецы не пойдут, и это увеличивает их путь до соседнего риората во много раз. Дольше, дальше, тяжелей. Где бы они ни были, но им придется идти по горам. Разумеется, они избегают поселений и проложенных удобных дорог, а это еще сильней замедляет путников. На лошадях? Из Одела ушли пешими. Точно пешими. Успели купить скакунов? Для этого им надо войти хотя бы в глухую деревушку. Значит, оставят след. Хорошо…

Но если так никуда и не зашли, то продолжают свой поход пешими. Да, им удобней пешими, лошади не везде пройдут, где пролезет человек. Скакуны ускорят путь беглецов, но и выведут на проезжие дороги. Нет-нет, они так и будут идти пешком, по крайней мере, большую часть времени. А это уже шанс их поймать. Да, отличный шанс. Рано или поздно, но им придется приблизиться к какому-нибудь городу или замку, чей владелец успел получить послание лиора, потому не оставит без внимания слишком странную троицу.

– Я занимаюсь своим делом, ты займись своим, – перекривлял колдуна Перворожденный. – Поучи еще меня, мокрица. Тьфу.

Свое дело лиор знал, грамоты с указом уже разлетелись во все концы риората, и это дает надежду если не на поимку, то хотя бы на еще большее промедление путников, если они попадутся на глаза хоть кому-то из риоров. А за это время, дадут Боги, и колдун влезет в душу Савера. Вот тогда уже никакой поимки не понадобится, очередная маленькая незаметная мушка прогрызет дыру в сердце Кейра, уничтожив все его надежды одним ударом.

– Скорей бы, – протяжно вздохнул Тайрад.

Еще надо будет отыскать тело лиори, чтобы подкинуть его боржцам. Вот тогда они уже никуда не денутся. Маленькая поганка получит свой венец, а он, Тайрад, второй риорат. А потом Лотт или Дин-Мар обрюхатят мерзавку, и после родов можно будет от нее избавиться. Да, всё еще может оказаться совсем недурно.

– Дай-то Боги, – Эли-Харт потер ладони и, скинув одежду, приказал: – Сжечь.

После отправился в умывальню. Настроение лиора заметно поднялось, и в воду он забирался, предчувствуя небольшое удовольствие от возможности полежать в горячей купели, отрешившись от всех неприятностей. Однако уже через несколько минут нахмурился. Радоваться особо было нечему. Вообще нечему!

Тайрад протяжно вздохнул.

– Ничего, – прошептал он, глядя в потолок. – Ничего-ничего. Всё наладится. Должно наладиться. Не может быть иначе. Столько времени и усилий не могут пропасть в никуда. Скоро я всё исправлю. Избавлюсь от боржской суки и ее упертого кобеля, и всё пойдет, как было задумано. Да, именно так.

Из умывальни лиор выходил и вовсе в благодушном настроении. Он подождал, пока слуги оботрут его и подсушат волосы, после оденут, причешут и утвердят на голове венец его власти. Оглядев себя в зеркале, Перворожденный пришел к выводу, что выглядит недурно, улыбнулся своему отражению и, потрепав за щеку ближайшего прислужника, покинул покои, довольный собой и всем миром.

Уже стоя за дверью, Тайрад с милостивой улыбкой оглядел свои владения, умиротворенно вздохнул и направился на половину жены, решив, что настроение располагает для общения с семьей. В последнее время отношения супругов сильно разладились. Дурное расположение духа сказывалось на близких. Лиор стал заходить к Алларис каждый день. Он шел, чтобы помириться с ней, потому что разлад мог сказаться и на отношениях с самыми надежными его союзниками. Уж больно трепетно Эли-Ториан относились к своей крови. Но стоило Эли-Харту увидеть жену, как он вспомнил слова ободрения, сказанные ею в адрес предателя, и раздражался с новой силой. Да и подозрения в неверности отпускали с трудом, несмотря на все доводы, которые приводил себе Тайрад. Он привык строить козни, он привык к любовным связям и судил других по себе, меряя собственной мерой.

Однако сейчас Тайрад чувствовал себя спокойней, несмотря на то, что о беглецах не было вестей. Собственные соображения вселили в душу Перворожденного уверенность, что всё еще можно исправить. Он прошел мимо женских покоев, здесь жили дамы, служившие лейре Харт. На одной из дверей лиор задержал взор и криво усмехнулся. Здесь уже никого не было. Миалина покинула Харт еще два дня назад. Хотя это было слишком громкое слово. Обессиленную женщину, измученную извращенной страстью господина, вынес на руках один из стражников, согласившийся взять в жены благородную вдову. Это было еще одним наказанием. Тайрад унизил ее союзом со смердом, забрал земли и состояние, оставив супругам только ларчик с драгоценностями, которые он сам подарил своей любовнице. Однако и на них наложил запрет на продажу, пообещав, что каждый год его посланник будет проводить опись того, что лежит в ларце. Смотреть можно, трогать, надевать, вспоминая былую жизнь при дворе лиора тоже, а продать или обменять невозможно. Более того, за утрату драгоценностей супругам грозила смертная казнь. Тайрад обязал их трястись над ларцом, не имеющим для них никакой пользы. Впрочем, Миалина, кажется, готова была даже на блуждание по дорогам Эли-Харта, лишь бы подальше от замка его господина. Что до стража, то он, похоже, был даже рад неожиданному подарку – лейра Иглис пленяла своей красотой не только сердца знатных риоров. Что из всего этого выйдет, Перворожденному было даже любопытно.

– Не захотела ласки господина, получай любовь скотника, – сказал бывшей возлюбленной на прощание Тайрад.

Она открыла глаза и посмотрела на Эли-Харта затуманенным пеленой страданий взором. Красота ее померкла, лицо осунулось, под глазами залегли глубокие тени, на скуле чернел безобразный синяк. Лейра хрипло вздохнула, облизала потрескавшиеся пересохшие губы и тихо произнесла:

– Хвала Богам за их щедрый дар.

Лиор опалил женщину ненавидящим взглядом, после повернулся к ее мужу и зло велел:

– Убирайтесь!

В тот день Тайрад еле сдержался, чтобы не отправить преследователей и не расправиться со шлюхой, посмевшей даже в своем унижении возразить ему. И лишь спешные дела, отвлекшие кипевшего негодованием лиора, не дали ему воплотить задуманное. Постепенно Эли-Харт успокоился и решил, что еще накажет Миалину и за это, но потом, когда она познает всю глубину своего падения. А сегодня ему было и вовсе всё равно. Да, определенно неплохой день.

Лиор приблизился к покоям жены, кивнул стражам, приветствовавшим господина, и вошел в двери. Первым, что услышал Тайрад, были звуки вертая – пятиструнного музыкального инструмента. Нежный женский голос выводил знакомую Перворожденному песню, он ее слышал еще на землях Эли-Ториан, потом Алларис пела ее супругу, желая порадовать. Песня была приторной, и впечатлительным девицам нравилась, а вот Эли-Харт выслушал ее с милостивой улыбкой, поблагодарил жену за такое признание в любви коротким поцелуем и ушел, тихо фыркая.

Сегодня же он даже искренне улыбнулся, слушая слова. Если Алларис по-прежнему готова внимать этой песне, значит, не всё так плохо между супругами. Нужно быть с ней поласковей. Если лейра Харт начнет жаловаться своему отцу, то это только усложнит жизнь. Тайрад кивнул своим мыслям и прошел вглубь покоев, откуда неслась мелодия.

– Отец! – воскликнул Тайрэн.

Он сделал шаг в сторону лиора, однако тут же остановился, растерянно глядя на родителя. Эли-Харт почувствовал досаду – сын всегда спешил навстречу отцу, а сейчас переминался с ноги на ногу, не решаясь подойти. И виной тому был сам Тайрад. В последний раз, когда лиор в раздражении покидал покои супруги, он отмахнулся и от сына, рявкнув:

– Когда я пожелаю поговорить, то сам призову тебя.

Да, надо исправить и это. Между ними с Тайрэном должен быть мир. Надо бы побольше времени проводить с сыном. Бриар таскал за собой Альвию, и она смотрела на отца глазами преданной собачонки. «Чтобы сравниться с ним, тебе нужно родиться заново», – прозвучали в голове Эли-Харта слова лиори, сказанные на свадьбе в Фарисе. Тайрад фыркнул. Вот еще. Он и без того хорош, как есть. И уж точно не собирается равняться на дурака Эли-Борга, которому весь его хваленый ум не помог избежать смерти от руки убийцы.

– Тайрэн, дитя мое.

Лиор раскинул объятья, и мальчик все-таки сорвался с места. Тайрад подхватил сына, поднял его на руки и поцеловал в щеку. После подошел к супруге, уже поднявшейся на ноги и склонившей голову. Тоже неправильно. Она должна спешить вслед за сыном, чтобы приветствовать своего мужа и господина, но вместо этого ее губы подрагивают в нерешительной улыбке.

– Душа моя, что же ты не встречаешь своего супруга, – улыбнулся ей лиор. – Неужто не скучала?

– Мы всегда скучаем без вас, мой возлюбленный, – ответила Алларис, несмело заглядывая в глаза мужа. – Но в последнее время вы сердитесь на нас, и мы не понимаем, в чем провинились перед вами.

– Ни в чем, душа моя, – лиор опустил сына пол и сжал плечи жены. После коснулся ее лба губами, затем щеки и третьим поцелуем задел уголок рта.

Женщина охнула и покосилась на мальчика. Это позабавило Тайрада. Он провел тыльной стороной ладони по щеке жены, поймал ее восторженно удивленный взгляд и присел на кушетку, на которой до этого сидела лейра Харт. Служанка, исполнявшая любовную песню, всё еще стояла, замерев в поклоне, и господин ей милостиво кивнул. Затем поманил жену, указал ей на место рядом с собой, улыбнулся сыну, и когда тот подошел, поднял к себе на колени.

– Где Эймис? – спросил счастливый отец семейства.

– Эймис отдыхает, – ответила Алларис. – Ее ночь была неспокойной, выходит новый зубик.

– Хорошо, не будем тревожить дочь, – не стал спорить Тайрад. Он посмотрел на служанку и указал на скамеечку, на которой она сидела до этого: – Сыграй нам что-нибудь.

Девушка поклонилась и вновь взяла в руки вертай. Лицо лиора озарилось улыбкой, и он повернул голову к жене.

– Как проходит твой день, душа моя? Не желаешь ли прогуляться со мной?

– Да! – воскликнул Тайрэн.

– Это было бы чудесно, – искренне обрадовалась лейра Харт.

– Тогда не станем откладывать. Вели принести для Тайрэна одежду потеплей, и пусть спускается с нянькой к конюшням. Мы вскорости догоним их.

Алларис удивленно взглянула на мужа.

– У вас ко мне какое-то дело, возлюбленный?

– Возможно, – улыбнулся лиор.

Нет, он не собирался сейчас идти ни на какую прогулку, это решение появилось спонтанно. И сияние в глазах лейры Харт пробудило в Перворожденном еще одно неожиданное желание. Впрочем, почему неожиданное? Разве не собирался он быть с женой ласковей? Почему бы и не сейчас, когда на душе его легко, и тревоги не омрачают настроение? Да и пора бы уже превратить скромницу в настоящую женщину. Сколько можно искать на стороне то, чего не может дать ему супруга? Пришло время и Алларис познать прелести настоящей страсти.

С этими мыслями Тайрад наблюдал, как мечется его супруга по покоям, раздавая распоряжения. Бросил взгляд на сына, подпрыгивающего от нетерпения, и самодовольство лиора отразилось на его лице очередной покровительственной улыбкой. Мысли Эли-Харта уже умчались в иную сторону от прогулки, и предвкушение вызвало легкое возбуждение.

Вскоре Тайрэна увели. Алларис отправила прочь прислугу и развернулась к мужу, готовая внимать ему. Лиор дождался пока закроются двери и поднялся с кушетки. Он неспешно приблизился к супруге, рывком привлек ее к себе и впился в губы. Лейра Харт, ошеломленная напором, ненадолго застыла в руках Перворожденного, чутко прислушиваясь к тому, что он делает. И когда Тайрад потянул подол платья вверх, женщина… испугалась.

Она не привыкла к такому вниманию супруга, не видела радости в его страсти, не познала наслаждения. Всё, что имела за душой Алларис, – это правила и догмы, вбитые ей в голову строгими учителями. И никто из них не сказал, что близость супругов может происходить не только в спальне под покровом ночной темноты. И сам ее супруг не спешил что-то менять в мировоззрении своей жены. Напротив, он тщательно поддерживал и одобрял багаж знаний, привезенный его супругой из родного дома. А сейчас, когда губы лиора блуждали по шее женщины, оставляя дорожку влажных следов, в душе лейры родился бурный протест.

Она зажмурилась, пытаясь увернуться от страсти мужа, уперлась ему в грудь кулаками и вскрикнула:

– Что вы делаете?!

Тайрад отстранился. Дыхание стало тяжелым, и в глазах, затянутых поволокой возбуждения, отразилось непонимание. Наверное, впервые за все супружеские годы он по-настоящему хотел близости со своей женой. И сейчас не мог сообразить, отчего на ее лице застыл испуг, и сопротивление становится всё ожесточенней. Наконец, очнулся от собственных желаний и понял ошибку. Да, с Алларис нужно иначе…

– А что я, по-твоему, делаю, душа моя? – спросил он с улыбкой, взяв лицо жены в ладони.

– Вы… вы меня домогаетесь, – в голосе лейры проскочило возмущение.

– Я твой муж, ты – моя жена, разве это не лучший повод для… домогательств? – усмехнулся Тайрад.

– Но сейчас день! И мы не в опочивальне…

– Разве для любви возможны границы? – помимо воли и желания быть терпеливым, лиор ощутил первый укол раздражения. – Если дело в месте, мы можем перейти в опочивальню.

– Но сейчас день! И наш сын, он ведь дожидается нас…

– И ты сама затягиваешь время нашего отсутствия. Алларис, – Эли-Харт вновь обнял жену за талию и притянул к себе: – Дорогая, разве не долг жены доставлять радость мужу?

– Вы говорите о детях, возлюбленный? – настороженно спросила женщина. – Я готова родить вам еще десять детей и принять ночью, потому что иначе чрево мое останется пустым…

– Чрево? – переспросил Тайрад. – Чрево?! То есть ты готова терпеть мои притязания только для того, чтобы твое чрево наполнилось?

– Но ведь ради этого всё и происходит! – возмущенно воскликнула женщина. – Вы взяли меня в свой замок для того, чтобы я рожала вам детей! И я приняла ваше желание, потому что полюбила вас! Любовь соединяет мужчину и женщину для того, чтобы они создали союз, итогом которого станет продолжение мужчины, подаренное ему его женщиной. Только так и не иначе. Боги устроили нашу жизнь мудро. Они сводят живых тварей для того, чтобы жизнь на земле не угасла. И именно для этого пары всходят на ложе. В иное же время они наслаждаются иначе. Люди находят радость в обществе друг друга. А соитие ради соития – постыдно и грязно! Если бы вы возжелали другую женщину, кроме своей жены, вы были бы… преступником! Но вы ведь не такой, мой возлюбленный, – она накрыла грудь лиора ладонями и заглянула в глаза: – Вы чистый и честный. Я знаю это, потому что знаю вас, Тайрад. Иного я бы не смогла полюбить.

Эли-Харт поперхнулся. Он хмыкнул, попытался сдержаться, но уже через мгновение заходился от истерического хохота. Чистый и честный?! Она знает его? Его?! Да что знает эта клуша, живущая, словно цветок в оранжерее?! Что она знает о зимних вьюгах, о ливне, о граде, о палящем солнце? Что может знать о жизни цветок, распустившийся в оранжерее?! Это он, Тайрад, столько времени ухаживал за этим растением, удобряя его светлыми сказками и увлажняя иллюзиями. Он оберегал цветок от суровой правды, царящей за дверями ее покоев, а, оказывается, она знает своего мужа?!

– Отчего вы смеетесь? – обиженно произнесла Алларис. – Что так развеселило вас? Что я неверно сказала?

– Всё! – воскликнул Перворожденный. – Ты сказала неверно всё, кроме единственного – я действительно привел тебя в свой замок рожать детей. И ты с этим успешно справляешься, моя ненаглядная несушка. Только теперь я хочу видеть в тебе еще и женщину. Женщину, понимаешь? Ты мечтала о ласках, и я готов дать их тебе. Пора бы уже узнать, сколько радости может принести соитие ради соития.

Он подхватил жену на руки и отнес ее к кушетке.

– Именно днем, именно здесь, – зло усмехнулся лиор, уложив женщину.

– Нет! – лейра попыталась вывернуться. – Вы оскорбили меня, теперь хотите еще и унизить, Тай?! Вы этого не сделаете!

– Разумеется, не сделаю, – Эли-Харт перехватил руки Алларис и завел их ей за голову. Его колено протиснулось между сжатых ног женщины, разведя их в стороны: – Как муж может унизить жену своими притязаниями? Я беру то, что принадлежит мне по праву. Где хочу, когда хочу и как хочу. И даже если завтра мне взбредет в голову взять тебя на крепостной стене на глазах у стражи, я это сделаю, потому что в своем праве мужа, и никто не смеет оспорить его. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?

– А как же я? – глаза Алларис расширились. – Вам совсем неважно, что я чувствую?

– Важно. И сейчас я хочу, чтобы ты чувствовала покорность и желание доставить мне удовольствие…

– Вы хотите! – нервно воскликнула женщина, дернувшись, но так и не освободившись от хватки супруга. – Разве не была я покорной? Разве не блюла вашу честь и ваши интересы? Вы подолгу не вспоминали обо мне, но я никогда не пеняла вам на это, лишь слегка обнажая обиду. Когда вы просили меня дать согласие на наш союз, вы обещали, что я стану с вами счастливой. Я нашла свое счастье в служении вам. Я любила вас искренне и безответно! Да–да, я не так глупа и слепа, как вы думаете, и все-таки вы получили мою любовь и послушание. Никогда и ни у кого я не пыталась вызнать, как вы проводите ваши ночи, доверяла вам, почитала и продолжала хранить верность. Так за что вы сейчас наказываете меня нежеланием услышать моей мольбы?

Тайрад ощутил, как раздражение всё выше поднимает голову. Злость, едва мелькнувшая, начала распаляться с новой силой. В Архон! Что удумала эта женщина, чья жизнь отдана ему? Кто она, чтобы сметь перечить ему? И в чем?! В его законном праве! Та, кто должна задирать подол по первому требованию супруга, пытается отказать ему в праве мужа и господина!

– Я не простая лейра, Тай, я – дочь лиора! Вы не смеете пренебрегать моими желаниями! Если вы не прекратите ваших издевательств, я напишу отцу, и он будет иметь с вами разговор…

И вот тут Тайрад Эли-Харт взорвался. Дочь лиора! Что такое – дочь лиора? Никакой ценности для рода, всего лишь разменная монета, которую можно пустить в оборот, чтобы заключить необходимый союз с другим риоратом. И она, эта монета, вздумала угрожать? И кому! Глупая клуша возомнила, что имеет власть над своим господином? Вздумала пугать родственниками! Плевать ему на ее родственников, плевать на их разговоры и увещевания. Тайрад всегда мог провести их, проведет и сейчас, а дорогой супруге придется, наконец, принять, что она такое в его жизни. В Архон ласку, в Архон эти игры. Всё будет так, как скажет он.

Алларис всё еще боролась, пытаясь вывернуться из-под тела мужа. Она взывала к нему, но лиор уже был глух. Он сжал щеки женщины пальцами, склонился к ее лицу, заглянул в глаза, вдруг наполнившиеся страхом, и растянул губы в ухмылке.

– Тай, – потрясенно прошептала лейра. – Что с вами, Тай? Остановитесь…

– А он бы остановился? – вдруг спросил Эли-Харт. Злость всколыхнула всю ту муть, что покоилась на дне его души, и необоснованная ревность, которой, казалось, уже не осталось места, вновь высоко задрала свою уродливую голову. Она зашептала лиору в ухо, напоминая о том, что его доверие уже обманывали, и признание Алларис: «Да, он мне нравится», – нашло отклик в признании Миалины: «Только с ним и было хорошо». И пусть эти высказывания имели разный смысл, но сейчас Тайрад увидел схожесть в поведении изгнанной любовницы и жены. – Он бы остановился? Отвечай!

– Кто?! – сквозь слезы воскликнула лейра Харт. – Я не понимаю!

– Райверн Дин-Одел, – выплюнул ей в лицо Тайрад. – Твой обожаемый Райв! Как бы он обошелся с тобой?

– Почему вы говорите об этом риоре? Тай, я совсем ничего не понимаю…

– Зато я понимаю, – усмехнулся Эли-Харт. – Ты такая же шлюха, как и все остальные. Такая же лживая лицемерная тварь! Я тебе не угоден? Может, тогда угоден кто-то другой?

– Тай!

Он вновь сжал щеки жены, причиняя ей боль, и закричал:

– Заткнись, заткнись, заткнись!!!

После вскочил на ноги и дернул лейру с кушетки, рывком развернул и бросил обратно, теперь на живот. Женщина сильно ударилась коленями об пол. Она вскрикнула, заскулила, упрашивая мужа одуматься. Но тот задрал подол ей на голову, стянул исподнее и опустился на колени позади Алларис. Женщина снова дернулась, но муж придавил ее ладонью к кушетке. Ее сопротивление только еще больше раззадорило лиора, и, когда он приспустил штаны, его естество уже было налито силой.

Тайрад оглядел голый зад жены и криво усмехнулся:

– Что крестьянка, что лейра, что дочь лиора – сзади не поймешь. Что верная жена, что подлая шлюха – все одинаковые, – и толкнулся вперед, входя в сухое лоно перепуганной женщины. Она вскрикнула и получила увесистый шлепок по ягодице. Эли-Харт хохотнул, впился пальцами в нежную кожу ее бедер и задвигался, уже не слушая всхлипов и причитаний Алларис…

Когда Тайрад уходил, женщина, растоптанная произошедшим, горько рыдала на полу.

– Вы… вы не такой, как я думала, – разобрал лиор сквозь нечленораздельные подвывания. – Вы нехороший, злой… Вы – животное…

– Всего лишь твой возлюбленный муж, – усмехнулся Тайрад, поправляя одежду. – С этого дня я не желаю слышать возражений и угроз. Посчитаем уроком то, что случилось. Если продолжишь вести себя вызывающе, я продолжу учить тебя покорности. Станешь разумной, награжу ласками. Всё зависит от тебя, Алларис, как мы станем жить дальше. И еще, – он нагнулся, подцепил женщину за подбородок и вынудил смотреть на себя: – Не вздумай пугать меня родней. Ты – моя жена, и никто не посмеет указывать мне в моем доме. Надеюсь, ты все поняла с первого раза.

Эли-Харт прошел к дверям, обернулся, бросил еще один взгляд на жену и милостиво позволил:

– Можешь остаться в покоях и привести себя в порядок. С Тайрэном мы прогуляемся вдвоем, как и должно отцу и сыну.

– Я больше не буду любить вас, – услышал он за спиной ее сдавленный всхлип. – Не буду…

– А мне твоей любви и не надо. Достаточно покорности, – усмехнулся себе под нос лиор и покинул покои лейры Харт.

Раскаяние? Нет, его не было. И хоть разум нашептывал, что он допустил ошибку, самоуверенность и упрямство отказывались слышать этот слабый довод. Он в своем праве, на своей земле и со своей женой. Если Эли-Ториан что-то не понравится, то они могут катиться в Архон! Да и кто им расскажет? Алларис не осмелится, а если и отправит послание с жалобами, то ее письма проходят изначально через его руки. Огласки не будет.

– Господин!

Эли-Харт обернулся и вопросительно приподнял брови. К нему спешил приближенный риор.

– Известия, господин!

– Что там? – нахмурился Тайрад. Он уже привык к дурным новостям, и взволнованное лицо высокородного ему не понравилось.

– Их нашли, – понизив голос, сообщил приближенный. – Трое пеших путников: двое мужчин, на лице одного из которых шрамы, и одна черноволосая женщина – прошли через Хилип. Люди риора Дин-Брайса случайно услышали о них при въезде в город. Они провели расследование и удостоверились в том, что это именно те, кого вы разыскиваете, господин. После доложили своему хозяину, и риор Дин-Брайс снарядил погоню за предателями.

– Хилип?

– Они останавливались там на ночлег. Вошли в город по темноте и вышли утром.

– А в город пошли, чтобы избежать встречи с Брайсом, – кивнул Тайрад, и его взор стал задумчивым. – Но не избежали. Значит, ты ведешь ее по западному хребту, Райв. – Лицо лиора озарилось улыбкой. – Отличные новости, Нейр, просто замечательные!

Эли-Харт хлопнул приближенного по плечу и, заложив руки за спину, направился к конюшням, мурлыкая под нос легкую песенку. Да, определенно сегодня прекрасный день!

Глава II

Одинокий факел успел прогореть наполовину. Он давал еще достаточно света, но не рассеивал густых черных теней по углам. Казалось, они жили собственной жизнью, а может кто-то скрывался во тьме, только одинокому узнику не было дела до тайного соседа, шуршавшего где-то за пределами видимости. Риор лежал на узкой лежанке, вытянув руки вдоль тела, и смотрел в потолок равнодушным пустым взглядом. Ему был безразличен тихий крысиный писк, далекое бряцанье оружия стражи, переходившей с места на места, их приглушенные голоса и даже догорающий факел. И если бы прямо сейчас смоляной светлячок исчез, узник, скорей всего, этого не заметил.

Тиен медленно выдохнул, но положения тела не сменил. Он лежал словно мертвец в своем склепе. Впрочем, почему как? Это и был склеп. Темный, сырой, мрачный и молчаливый. И он, Тиен Дин-Таль, был обречен на существование в этом склепе, возможно, до своей смерти, когда заговорщики явятся, чтобы убрать единственную угрозу своему благополучию, или же когда советники придут к выводу, что он враг, и тогда явится палач, чтобы свершить правосудие, неправедное, но неотвратимое. В любом случае, выйти отсюда уже вряд ли удастся. Никто не придет помочь, никто не откроет дверь камеры, чтобы выпустить пленника на свободу. Друзей у риора не осталось.

Он был один, совсем один. Ему не верили. Но даже если и приняли его слова, то не спешили им доверять. Это было правильно, разумно. Тиен и сам бы не спешил поверить тому, кто остался невредим среди мясорубки. Особенно, когда в свое оправдание он рассказывает невероятные истории. Дин-Вар умен, и он сумеет разобраться, где ложь, а где чистая правда, но для этого нужно время. А еще, чтобы он оставался верен лиори.

Дин-Таль усмехнулся. Он тоже не верил тем, кто заточил его сюда. Среди них скрывался лжец, или все они были лжецами, кто знает? Кого успел опутать сладкими речами Эли-Харт? Кто затаил злобу на свою госпожу и ждал мгновения, когда ядовитое жало вонзится ей в спину? Мог каждый из них. Как мог и он сам лгать, глядя в глаза Совету, в желании спасти свою шкуру и довести замысел до конца.

Смутные времена… Времена неверия и подозрений. Кто друг, кто враг? Разве разберешь? Невозможно заглянуть в чужую душу, невозможно увидеть затаенных мыслей, невозможно узнать то, о чем молчат уста. Страшно… Тени заполнили Борг, расползлись по углам, расчертили высокие потолки, забились под пол и следят за людьми, потерявшими опору. Зазеваешься, и тебя захватят в ледяной плен, опутают по рукам и ногам, пролезут в душу, заморозят сердце и превратят в пустую оболочку, за которой больше не горит огонь. Только злоба и ненависть.

Живой горячий светоч покинул Эли-Борг. Он по-прежнему сияет где-то там, за пеленой холодной тьмы, но его лучи не дотягиваются до тех, кто в благоговении преклонял перед ним колени. Сама жизненная ось пошатнулась, лишив боржцев надежды и веры в будущее. И теперь только тени и недоверие царят на щедрой земле осиротевшего риората… Подумать только, исчез всего один человек, а будто выдернули камень из основания, казалось, крепкой башни, построенной на века. И теперь эта башня накренилась, угрожая упасть и рассыпаться.

Дин-Таль закрыл глаза. Он ничего не мог исправить. Не мог вернуться в злополучный день и увести свиту лиори на иную дорогу. Людям не дано управлять временем. Этот незримый колосс, до которого нельзя дотянуться, которого невозможно ощутить кожей, вот кто истинный бог и властелин человеческих судеб. Время дарует жизнь, а потом забирает ее минута за минутой, и вырвать для себя даже короткий миг невозможно. Безжалостный и жестокий бог Время. И хоть кричи навзрыд, хоть клянись всем святым, но путь назад уже не откроется: будь то вчера, или восемь лет назад.

А еще есть Память. Богиня, полная ядовитого сарказма и издевки. Человеку не дано управлять временем, и только глупец твердит обратное. Зато память не щадит, она легко отматывает годы назад и открывает то, чего ты не хотел видеть раньше, например, чужой боли и одиночества, несбывшихся надежд и веры в честь и совесть. А теперь, когда ты сам встал на ту же дорогу, когда даже друг готов отвернуться от тебя, Память и Время хохочут, склонившись над тобой.

Тиен не хотел думать о том, как доказать свою невиновность, не хотел искать оправданий. Он вообще не хотел ни о чем думать. Все его мысли становились похожи на комариный писк, едва слышимый за хохотом двух безжалостных богов. И Дин-Таль покорился им, позволив вновь унести себя в прошлое. Зеркало его души все еще было мутным. Достаточно высокородный риор наслаждался своим искаженным отражением. Пора было стереть последнюю муть и, наконец, увидеть настоящее лицо того, кто скрывается в туманной глубине. Пора взглянуть самому себе в душу, пора…

– Высокородный риор.

Тиен обернулся на звук скрипучего голоса, принадлежавшего древней старухе, замершей за его спиной. Она протянула риору сложенный лист грязной измятой бумаги.

– Возьмите, высокородный риор, – проскрипела старуха, – это вам.

– Что это? – нахмурившись, спросил Дин-Таль.

– Пришло время исполнить клятву, высокородный, – ответила женщина и сунула ему в ладонь записку.

Риор поднял руку и взглянул на ладонь, в которой был зажат клочок бумаги, а когда поднял голову, старухи уже не было рядом. Первой мыслью Тиена было выбросить это послание, но он не выбросил. Сердце отдалось гулким ударом под ребрами, щеки опалило огнем, и в горле пересохло. Он знал, от кого это послание. Понял сразу же, оттого принял, и поэтому же хотел сразу выбросить. «Пришло время исполнить клятву…».

– Райв, – хрипло произнес Дин-Таль и облизал губы.

«Клянусь стать защитой в черный день и поддержкой в минуту радости. Ни злой навет, ни острый клинок, ни лживый морок не отвратят мой взор от тебя. Верный меч и крепкая рука всегда будут принадлежать тебе. Я пролью свою кровь, я отдам свою жизнь, когда придет время, и Боги призовут меня к ответу. Кровь за кровь, душу за душу. Признаю в тебе брата, не по родству, но по крови. И пусть Высшие Силы станут мне свидетелями, ибо вверяю тебе честь свою по зову сердца и без сомнений».

Так говорили они, сжав окровавленные ладони. Так клялся Райверн, глядя в глаза Тиена чистым открытым взором, так клялся Тиен, отвечая другу тем же. Тогда они были честны, а теперь…

– Время пришло, – прошептал Дин-Таль и открыл послание.

Всего несколько строк с просьбой о встрече. Но даже в этих строках, написанных ослабевшей рукой, Тиен уловил, насколько растерян его побратим. Он ждал помощи, но… Тот единственный, на кого уповал Дин-Кейр, не готов был ему помочь.

– Что я могу?

Этот вопрос Тиен задавал себе, когда входил в ворота Борга, когда поднимался по лестнице, и когда спрятался в своих комнатах. И когда стоял у окна, нервно дергая костяную пуговицу на камзоле, тоже. Заступиться и подставить себя под удар? Быть обвиненным в предательстве вместе с Райверном?

– Ты сам виноват, – ожесточенно прошептал Дин-Таль. – Ты сам виноват, а теперь хочешь утянуть меня за собой.

Да! Только Райв виноват в своей беде и никто другой! Зачем он слушал Ройфа, зачем согласился поговорить с лиором? Он сам вырыл себе могилу, а теперь хочет утащить за собой и своего друга. Но разве это дружба?! Он, Дин-Таль, никогда бы так не поступил, он бы держался подальше, чтобы не навлечь беду на неповинную голову! Нет-нет, клятву предает не Тиен, а Райв! Он не защищает брата, а ведет его в пропасть. Да и кто знает, а вдруг Дин-Кейр и в самом деле виновен? Альвия увидела его с ножом в руке, так может он и есть настоящий предатель!

– Я не стану помогать убийце моего господина, – глухо произнес молодой риор и зажмурился, что есть силы, прячась от собственной совести, взывавшей к нему из глубины вдруг почерневшей души.

А потом пришла новая мысль: нужно донести, нужно рассказать, где скрывается предатель. Если он не виновен, то судьи разберутся и оправдают Кейра, если же нет, то не вина Тиена в том, что в сердце побратима завелась гниль.

– Это будет правильно, – убеждал себя риор, не открывая глаз. – Именно так и должен поступить верный слуга.

И на встречу он не пойдет. Зачем? Что это изменит? Ничего! Тогда какой смысл сотрясать воздух пустыми словами? Им нечего сказать друг другу.

– Нечего, – в отчаянии шептал Дин-Таль, цепляясь за все эти соображения. – Не пойду…

А в назначенный час он стоял, скрытый углом одной из лачуг, и смотрел на изможденного истощенного старца, сидевшего на почерневшем от времени и влаги бревне. Тиен смотрел на эту ссутулившуюся фигуру и думал, что Кейр не пришел. Капюшон простого серого плаща скрывал лицо старика, и Дин-Таль не мог разглядеть сидевшего. Но потом порыв ветра сорвал капюшон, и Тиен узрел знакомые волосы цвета темной меди. Они потускнели и обвисли унылыми прядями, но не узнать их было невозможно. Райв спешно натянул капюшон, но Дин-Таль успел увидеть его лицо, и он ужаснулся. Грубые красные рубцы изуродовали еще не так давно гладкое привлекательное лицо молодого мужчины.

Тиен отвернулся и прижался спиной к стене. Он закрыл глаза и задышал часто и прерывисто. Это не мог быть шальной весельчак Райверн Дин-Кейр, только не этот изможденный уродец. Не мог!

– Это он, – прошептал Тиен. – Это Райв… Боги.

И тогда Дин-Таль понял, что не донесет на него и никому не расскажет, что видел Кейра в получасе езды от Борга. Если он виновен, то уже получил свое наказание сполна. Риор оттолкнулся от стены и побрел прочь, больше ни разу не оглянувшись. Он посчитал, что сделал всё, что мог для своего побратима: он оставил ему жизнь…

Уже на выезде из Боргграда Тиен увидел прислужника из Борга. Хотел проехать мимо, но все-таки окликнул того, вручил кошель и велел отнести его к нищему, который сидит на бревне в бедняцком квартале.

– Не заговаривай с ним, просто пройди и брось к ногам кошель. Не надо говорить, от кого эти деньги. Пусть забирает и проваливает.

– Да, высокородный риор, – ответил прислужник…

То, что старик посчитал, что нищему хватит всего несколько монет из кошеля, Дин-Таль узнал позже, когда прислужник вернул ему деньги и укоризненно покачал головой:

– Зачем вы на дрань всякую тратитесь? Ему и пары медяков достаточно.

Дин-Таль растерянно посмотрел на кошель, после убрал его в стол и уже никогда не трогал тех денег, словно это могло стать воровством. А через некоторое время и вовсе успокоился, когда узнал, что Кейр объявился в Эли-Харте, и Тайрад принял его…