Серые камни. Часть 2 Цыпленкова Юлия
Адер снова открыл глаза, посмотрел в потолок и… расхохотался. Громко, долго, истерично, сотрясаясь всем телом. Он повернулся на бок, подтянул колени к груди и перешел на беззвучный хохот, подвывая время от времени, постанывая и обливаясь слезами. Наконец, смех его оборвался так же резко, как начался, рот искривился, и из груди вырвалось сдавленное рыдание.
– Прости меня, – простонал риор. – Прости… – И эта мольба была чистой и искренней, как и слезы, катившиеся из глаз взрослого мужчины.
Он закрыл лицо ладонями, и плечи его дрогнули, но теперь уже не от смеха. Воспоминания, так настойчиво терзавшие риора, наконец, свернули душу в тугой жгут и теперь выжимали из нее слепое лицемерие и многолетнюю ложь, вытаскивали наружу сочувствие и стыд, скрытые так глубоко, что уже успели зарасти толстым слоем пыли. Тиен столько лет не желал замечать их, гнал, изворачивался, находил тысячи отговорок, а они были! Жили в нем всё это время с первой минуты, когда ревность сомкнула уста Дин-Таля. Совесть, усыпленная собственными оправданиями, все-таки проснулась и подняла голову.
Боги! Он всегда почитал себя за честного человека, а оказывается, что не было безупречного риора Дин-Таля, заслужившего внимание госпожи своим бескорыстием и отвагой. А был тот самый уродец, скрывавший под плащом исковерканную суть! Это не Райверна он увидел в тот день, он увидел самое себя. Это его истинный лик обнажил ветер… Но риор испугался, сбежал и пытался откупиться…
– От себя! – воскликнул Тиен. – Я откупался от себя!
Потому не смог потратить ни единого медяка из того кошеля, потому что уже оплатил проклятыми деньгами собственную совесть и спокойное существование. Жил в свое удовольствие, пировал, ласкал случайных женщин, продолжал втайне любить лиори, когда она не замечала его, и обходил стороной стол, в ящике которого лежало его предательство. Кажется, даже этот стол потом приказал убрать, вместе с кошелем.
– Трус, – горько усмехнулся адер.
Он стер слезы, повернулся на спину и вновь уставился в потолок. Мути на зеркале его души больше не было, ее смыли слезы риора. Дин-Таль осмелился взглянуть на свое отражение и теперь рассматривал малодушного мальчишку. Да, мальчишку! Его поступки не были поступками взрослого мужчины. Напакостил и затаился. Помог разрушить чужую жизнь, а теперь и вовсе стал соучастником заговорщиков. Не Райверн, а он, именно он, стал пособником Тайрада, скрыв правду за своим молчанием.
Ведь всегда знал, что его побратим невиновен. Но он не только промолчал, но еще и сам уверился в том, что Кейр – предатель. И сейчас, обнажившись перед самим собой, Тиен неожиданно увидел, как истово он оскорблял бывшего друга, кидал в него словесные камни, подогревая ярость лиори. С какой искренней злобой просил дозволения на свершение мести Перворожденной. «Моя госпожа отнимет у меня честь преподнести ей голову предателя?». Какое лицемерие!
– Боги, я же попросту ревновал, – прошептал Дин-Таль, накрывая лицо ладонями. – Все эти годы я боялся его возвращения.
Какая простая истина! Почему он не понимал ее? Не видел столь очевидную правду! Как бы далеко ни жил изгнанник, как бы сильно его ни ненавидела Альвия, но Тиен никогда не переставал ревновать, никогда! Наверное, если бы лиори раньше приняла свое решение о свадьбе, и адер стал ее мужем, Дин-Таль ощутил бы не столько счастье, сколько ликование победы и торжество над поверженным противником. И весь ужас состоял в том, что это было правдой.
Тиен застыл, широко распахнув глаза. Мысль, мелькнувшая в его голове, по-настоящему испугала риора. Ему вдруг подумалось: насколько сильна была его любовь к Альвии? Сколько в ней было искренности, а сколько нежелания проиграть бывшему другу? Они ведь всегда соревновались, всегда! В ратном искусстве, в науках. И… в любви? Райверну всё давалось легко. Он шутя обращался с любым оружием, быстро схватывал знания, которые давали им учителя и наставники. А Тиен не хотел уступать, он тянулся за Кейром, стремился нагнать и обойти, чтобы заслужить похвалу самого лиора, который так часто и так щедро хвалил Райва. Правда, Райверн даже не догадывался об этом молчаливом состязании, напротив, охотно помогал Дин-Талю, на этом они и сошлись. С помощью нового друга или самостоятельно (Тиену хотелось думать, что самостоятельно), но они почти сравнялись. Почти… Будущему адеру не хватало сметливости и решительности.
И, наверное, можно считать перстом судьбы, что юноши влюбились в одну и ту же девицу. Только вновь повезло Райверну, а его друг остался не у дел. Опять второй, опять незаметный. Снова над Боргом сияло рыжее солнце весельчака и балагура Дин-Кейра, а Дин-Талю оставалось мечтать в тени о несбыточном.
– Архон, я же всю жизнь ему завидовал, – прошептал адер. – Всю свою жизнь…
Должно быть, поэтому было так легко предать все их клятвы, так легко отмахнуться от уколов совести. Предать… Да, всё верно. Сколько можно бежать от правды, прикрываясь щитом верности лиори? Он, Тиен Дин-Таль, верный пес госпожи и ее избранник – всего лишь завистливый и ревнивый предатель, который не смог пережить своего поражения. Как падальщик вонзил клыки в кровоточащую плоть павшего соперника. И это даже не был удар в спину, попросту швырнул из-за угла камень, малодушно оставшись незамеченным. А потом восемь лет, как брехливая шавка, тявкал вдаль, понося имя побратима, которого поклялся защищать до последнего вздоха.
И дотявкался до того, что поверил сам себе. Зато в глазах Альвии был молодец. Она ненавидела, и он тоже. Только их ненависть была разной. Лиори заставляла себя ненавидеть, потому что не могла забыть изгнанника, а ее любовник потому, что боялся, что Кейр вернется, и Альвия не устоит, и тогда он опять проиграет…
– Она и не устояла, – усмехнулся Дин-Таль и протяжно вздохнул.
Не могла устоять, потому что никогда не забывала свою первую и единственную любовь. И Тиен это знал, всегда знал, потому и ревновал, потому и трясся от страха, что однажды она отвернется. Сколько страстной ярости, сколько метаний, сколько проклятий и быстро меняющихся решений было за те два дня, что послы Эли-Харта провели в Борге! Никогда холодная и рассудительная Альвия не была такой. За один день она избавилась от любовника, вернула, решила выйти замуж и непременно объявить при послах. Только всё это представление было рассчитано на единственного зрителя. И если лиори не желала этого видеть, то Тиен прекрасно понимал, но тоже скрывал от себя правду за заботой о покое госпожи.
– Два лицемера, – проворчал адер.
Хотя Альвия не лицемерила, она искренне считала, что ненавидит, попросту подменив понятия. Любовь назвала презрением, боль – ненавистью. И уверилась в этом. Выходит, только Кейру и хватило силы быть честным с собой. С какими бы намерениями он ни ехал в Борг, в чем бы ни уверял себя, но быстро отбросил маску, обнажив свои истинные чувства. А вот Дин-Таль попросту опасался проиграть. А еще, кажется, боялся, что Альвия услышит обвинения Райверна, прислушается и поверит, потому что, в отличие от всех остальных, именно он, обвиненный во лжи и предательстве, не лгал. Единственный.
– Фу-у-ух, – протяжно выдохнул Дин-Таль. – Как же всё… грязно.
Адер сел на своем неудобном ложе, накрыл ладонями колени и воззрился в темноту за решетчатой дверью. Все-таки его устроили не как преступника. Кровать, факел, темница с решеткой вместо двери, да и стол в углу не пустовал, там поставили кувшин с чистой водой. Вина преступника не доказана, но пусть пока побудет в подземелье… Или же для того, чтобы убийце было проще подобраться к своей жертве?
– Прочь, – отмахнулся риор.
Его мало волновали мысли об убийце. Тиен встал на ноги и прошелся по своему узилищу. Приблизился к маленькому окошку под самым потолком и втянул носом влажный воздух – ночь выдалась дождливой… Дин-Таль отвернулся от окошка, привалился спиной к холодной стене и устремил взор себе под ноги. Мысли адера не хотели покидать неуютного прошлого. Дин-Таль провел по лицу ладонью и спросил себя: если бы он все-таки смог вернуться назад, чтобы он сделал? Крикнул бы Кейру, чтобы он отказал Ройфу, предупредил бы, что тот увязался следом еще до того, как Райверн дошел до покоев лиора, или же стоял бы также, глядя, как его друг идет навстречу судьбе, предвкушая гнев господина и немилость счастливого соперника? А потом? Рассказал бы Альвии, как было дело, или вновь молчал, опасаясь, что Кейр получит прощение и сможет вернуться? Подошел бы к нему, получив записку? Выслушал, заступился или вновь сбежал, решив откупиться от собственной совести? У Тиена не было ответов. Ему до зубовного скрежета хотелось произнести вслух правильные слова, но… Уста адера так и не разомкнулись, и внутренний голос не спешил озвучить то, что не сумел сказать язык. Он не знал…
Ведь если бы он поступил иначе, ничего бы не было! Ни ночей, наполненных жаркой истомой страсти лиори, не было бы четырех лет, проведенных вместе, не было бы оглашения его имени, как имени избранника, даже должности адера бы не было, потому что это место он получил только по одной причине – Альвия все-таки собиралась выйти за него замуж и потому возвысила.
– Только здравые соображения оказались слабей чувств, – негромко усмехнулся Тиен.
Адером он стал два года назад, а о намерении выйти за него замуж Перворожденная заявила только тогда, когда объявился ее бывший возлюбленный. И неизвестно, сколько бы еще тянула Альвия, если бы не обезумела от близости Райва. И все-таки она назвала Тиена Дин-Таля. Только вот суждено ли теперь сбыться чаяниям риора? Дождется ли он свою госпожу? Сможет ли она добраться до Эли-Борга? И главное, поверит ли ему, своему жениху? Райверну не поверила…
– О чем я?! – воскликнула Тиен, сердито мотнув головой. – Лишь бы вернулась живой, а там, как Боги решат. Только пусть вернется.
Он вернулся на свое узкое скрипучее ложе, уселся на него и тяжело вздохнул. Хотел снова лечь, но услышал, как звякнул засов решетки наверху, там, где стояла стража, и послышались шаги. Это не была твердая поступь, и сказать, что кто-то крался, тоже было невозможно. Неизвестный, скорей, был неуверен, шел осторожно, замирая время от времени. А потом снова скрипнула решетка наверху, и за первым посетителем поспешил второй. Дин-Таль услышал негромкий мужской голос, в ответ ему зашептали, и движение возобновилось. Адер прищурился, ожидая, когда до него, наконец, доберутся, а то, что идут по его душу, он не сомневался. За всё время, что он провел в темнице, других узников он не слышал. Борг не был тюрьмой, и темницы здесь заполнялись редко.
Шорох раздался совсем близко, и один из прутьев решетки сжала женская ручка. А через мгновение и сама хозяйки руки появилась перед узником. Лицо ее было бледно, глаза покраснели и нос опух – лейра явно успела наплакаться. Горло скрыл высокий ворот скромного платья, и следы, оставленные пальцами Дин-Таля, оказались недоступны случайному взгляду.
– Тиен, – жалобно позвала Ирэйн.
Адер подался вперед, вновь ощутив прилив жгучего гнева, но опомнился и остался сидеть, не сводя немигающего взгляда с ненавистного личика лейры Дорин.
– Тиен… – голос ее сорвался, и из глаз потянулись новые дорожки слез.
– Как ты вошла сюда? – резко спросил риор.
– Мне помогли, – начала Ирэйн и осеклась под взглядом адера. – Тиен… Я хотела… Мне нужно поговорить… объяснить…
Она искала слова, но никак не могла решиться заговорить о том, зачем пришла. Дин-Таль решил помочь. Он усмехнулся и махнул рукой:
– Я нынче не принимаю, – со злой усмешкой произнес он. – Проваливай прочь, гадюка, и не смей подползать ко мне.
– Тиен! – с надрывом воскликнула лейра, подавшись еще ближе к решетке.
Дин-Таль с ледяным равнодушием оценил расстояние. Успеет ли он удавить паршивку? Скорей всего – нет, она не одна, и невидимый защитник успеет отнять у адера его добычу. А если не бросаться, а просто приблизиться? Постепенно. Она явно не намерена уходить, значит, возможность все-таки есть. И пусть потом советники думают, что хотят, но он воздаст маленькой суке за предательство, а заодно лишит Тайрада надежды на престол Эли-Борга. Если удастся, то сожалеть будет уже не о чем…
– Что тебе надо? – сухо спросил риор, поднявшись с кровати.
Он сделал несколько шагов, но пока не спешил приблизиться к решетке.
– Я просто хотела объяснить, – женщина всхлипнула, стерла со щек слезы и вновь сжала прутья. – Мне жаль…
– Чего? Того, что ваш замысел с Эли-Хартом так и не воплотился? – он смотрел на лейру Дорин с нескрываемой насмешкой. – Или же жаль, что я узнал о том, что ты возжелала не только венец лиори, но и ее мужчину? Как ты хотела обставить мое спасение? Как собиралась втереться в доверие? Неужели ты возомнила, что сможешь утешить меня? Или ты считала, что достаточно венца на голове, чтобы я прибежал в твою постель?
Ирэйн слушала, впившись взглядом в мужчину, о котором мечтала столько лет, о ком грезила, отдаваясь мужу, к кому спешила всё это время, и ради любви которого захотела уничтожить свою соперницу. Слушала и не замечала, что слезы продолжают течь по ее щекам. Он хлестал ее издевкой и обвинениями, а она лишь всхлипывала и качала головой, словно пытаясь опровергнуть всё, о чем говорил Дин-Таль. Наконец, не выдержала и протянула к нему руки сквозь решетку:
– Я люблю тебя! – вскрикнула лейра и разрыдалась. – Я так давно люблю тебя, Тиен! – Ирэйн закрылась ладонями, и до адера долетели едва слышное: – Я просто хотела быть счастливой. Я просто хотела видеть рядом любимого мужчину. Я…
Риор стремительно приблизился к решетке, но тот, кто стоял, невидимый Дин-Талем, также стремительно оттащил лейру назад, оставляя ее вне досягаемости адера. Тиен сжал прутья и с яростью вопросил:
– Ты меня спросила?! Хотя бы задумалась, нужна ли мне твоя любовь?! Единственную женщину, о которой я мечтал, ты украла у меня! Лишила всего, что было мне дорого!
– Я дам тебе это снова…
– Тогда верни мне Альвию! – закричал адер. – Верни мою душу, маленькая дрянь! Верни мое сердце! – Он выдохнул и оттолкнулся от прутьев. Отошел к окошку и хрипло произнес: – Я любил ее. Всегда, всю свою жизнь. Я был с ней не ради милостей и наград, они мне были не нужны. Только она – моя госпожа… И ты никогда, – Тиен развернулся и увидел Ирэйн вновь рядом с решеткой. – Никогда ты не сможешь заменить ее.
– Но ты же совсем не знаешь меня! – в отчаянии воскликнула лейра Дорин. – Совсем не знаешь!
Дин-Таль вернулся к кровати, сел на нее и усмехнулся:
– Тут ты права. Я знал маленькую стыдливую лейру, нежную, как весенний цветок. Чистую непорочную девочку, в невинных глазах которой не было лжи… Эту девочку я вел к мужу, этой девочке искренне желал счастья. А потом я узнал лживую тварь, в груди которой билось черное сердце. Эта подлая сука украла у меня надежду на долгожданное счастье, разрушила жизнь, и почти уничтожила риорат, отняв нашу госпожу.
– Тиен…
– Моя лиори сильна духом, она восхищала своим умом и рассудительностью. Она вела за собой рать, и каждый воин в Эли-Борге легко расстанется с жизнью во имя ее славы. Чем ты можешь заменить ее? Что можешь противопоставить, игрушка Эли-Харта?
Лейра Дорин стерла кулаками слезы и мотнула головой:
– Я не буду его игрушкой, ты ошибаешься. Я не позволю ему управлять собой!
Дин-Таль весело рассмеялся, вынудив Ирэйн замолчать.
– Глупая! – воскликнул адер. – Не тягаться ягненку с гиеной! Он переиграет тебя еще до того, как ты воспротивишься его воле!
– Посмотрим! – ответила уязвленная женщина.
– Более того, – не слушая ее, продолжил риор: – Ты открываешь свой замысел, когда за твоей спиной слуга Эли-Харта. Где твой разум, Ирэйн? Или его хватает только на то, чтобы умело лгать? – Тиен усмехнулся и закончил: – Мне не нужна такая госпожа. Убирайся.
Лейра Дорин стиснула прутья решетки до побелевших костяшек, ее взгляд не отпускал адера, но он больше не желал разговаривать. Женщина кусала губы, отыскивая нужные слова, но так и не сумела найти.
– Если, – дрожащим голосом заговорила она, – если ты не передумаешь… – Дин-Таль, уже успевший вытянуться на кровати, повернул голову и изломил бровь, насмешливо глядя на Ирэйн. Она попыталась добавить в голос твердости, но у нее не вышло, голос так и продолжал подрагивать от волнения, злости и страха перед тем, что лейра собиралась сказать. – Если ты не передумаешь, я оговорю тебя. У меня будут свидетели, и они подтвердят, что это ты предал мою кузину.
– Свидетели у тебя будут, – равнодушно ответил Дин-Таль. – Пока ты нужна Эли-Харту, твою шкуру будут беречь. О моей шкуре позаботиться некому, и я жалею только об одном.
– О чем? – спросила Ирэйн, продолжая вглядываться в лицо риора.
– Что ты всё еще не сдохла.
– Тиен! – истерично выкрикнула лейра, но адер уже не смотрел на нее. – Я люблю тебя! Тиен, я люблю тебя!
Дин-Мар с силой дернул на себя Ирэйн, прижал лицом к своей груди, и она разрыдалась с новой силой. Хартий подхватил лейру на руки и понес прочь из подземелья, нашептывая ей на ухо слова успокоения.
– Не предам, – расслышала Ирэйн. – Не променяю… Не оставлю… Никогда. Моя любовь…
Она вскинула взгляд на риора и, словно хватаясь за руку, протянутую на помощь, прислушалась к словам. А Ирэйн тонула. Она захлебывалась в своем разочаровании и горе. Он ее ненавидит… Ненавидит! Все надежды исчезли, разлетелись, будто дым под порывом ветра. Ее любовь так и останется безответной. Не будет долгих счастливых дней, не будет ночей, наполненных страстью и стонами. Не будет признаний и совместного правления. Всё зря…
Лейра на мгновение задохнулась. Гнев закипел в ней, мгновенно высушив слезы. Обида всколыхнула кровь. Зря?! Что ж, венец всё еще ждет ее. Пусть без того, кто отверг ее любовь, но она переживет это. Тиен останется в темнице, у него еще будет время всё обдумать и понять, что лучше быть покорным. А пока, раз он отказался стать ее защитой и опорой, Ирэйн найдет себе защиту и опору в другом риоре!
Она посмотрела в глаза Дин-Мара твердым взглядом.
– Так значит, вы любите меня? – спросила женщина.
– Всей душой, – ответил хартий, преданно глядя на лейру.
– И станете мне помогать во всем?
– Что пожелает моя госпожа?
– Тогда поцелуйте меня.
Они уже покинули подземелье, у входа которого остался только один страж. Дин-Мар успел поднять лейру по лестнице, но так и не дошел до ее верхней ступени. Он поставил Ирэйн на ноги, притянул к себе и склонился к губам:
– С превеликим удовольствием, – искушающе произнес хартий и накрыл губы женщины поцелуем. И когда отстранился, лицо Ирэйн пылало – целовать Мар умел…
– Пора выпить зелье лиора, – задыхаясь, прошептала лейра Дорин. – Теперь меня не выгонят из Борга даже твари Архона.
– Моя отважная, – широко улыбнулся Дин-Мар и вновь завладел ее губами. Ирэйн оплела шею риора руками, и в голове ее мелькнуло короткое воспоминание: «Он переиграет тебя еще до того, как ты решишь воспротивиться…». Лейра мысленно усмехнулась и подумала: «Однажды ты узнаешь, как ошибался, Тиен. Ягненок обойдет гиену, и ты станешь свидетелем моего триумфа». Хартий сильней сжал руки, стиснув хрупкую женщину в крепком капкане…
Когда снова загремел засов, давая понять, что нежеланные гости покинули темницу, Дин-Таль снова сел и, сузив глаза, посмотрел на опустевшую решетку. Он покривился и сплюнул, вспоминая зареванное лицо Ирэйн и ее признание. Ни разу в жизни риору не были так отвратительны слова любви, сказанные ему женщиной. И самое обидное, что он мог дословно пересказать ночной разговор Совету, но у него опять не было ни свидетелей, ни доказательств того, что лейра Дорин с чьей-то помощью смогла проникнуть в подземелье в сопровождении своего хартия. Значит, снова пустые слова, которые могут принять, как оговор «невинной овечки».
– Я просто хотела быть счастливой, – перекривлял женщину Тиен и вдруг замер, слепо глядя перед собой. Ему вспомнилось, как он сам недавно говорил те же самые слова, оправдывая собственное предательство. – Я тоже просто хотел быть счастливым, – прошептал адер и ожесточенно мотнул головой: – Боги! Ну, хотя бы передышку, молю вас!
Мужчина поднялся на ноги и прошел к окошку, ловя лицом холодный ветер и брызги дождевых капель. Вот уж истинно, ему хотелось прочистить голову и теперь подумать о насущном, но каждое новое случайное слово вновь и вновь отбрасывало назад, заставляя и дальше осмысливать поступки, совершенные годы назад.
– Архон, – выругался Дин-Таль.
Он вернулся к кровати, ничком упал на нее, подложив под голову руки, и затих, заставляя себя думать о том, что он будет говорить Дин-Вару. И это действительно было важным. От того, как они поговорят, будет зависеть не только свобода адера, но и быстрота проведенного расследования, а значит, и разоблачение заговорщиков. Пока он, по-прежнему, оставался единственным, кто мог рассказать правду о том, как обстояло дело с нападением, хотя бы с его началом.
Однако мысли не спешили выстраиваться в стройный ряд. Взбудораженный появлением Ирэйн и собственными новыми открытиями, Дин-Таль метался между прошлым и настоящим, и уже сам перестал разбираться в том, над чем размышляет. Наконец, измученный бесконечным днем, самокопанием и хаосом в голове, адер провалился в тяжелый тревожный сон. Ему снился грохот засова и шаги нескольких ног, а потом он вдруг оказался на площади, привязанный к столбу, и лейра Дорин, вцепившись ему в плечи, кричала в лицо: «Тиен! Тиен! Тиен!».
– Тиен! – приглушенный возглас ворвался в сознание, и Дин-Таль с трудом разлепил глаза.
Над ним склонился худощавый мужчина. За плечом его стоял вооруженный воин. И первой мыслью было – это конец.
– Вы меня слышите? – спросил мужчина, образ которого всё еще плыл перед сонным взором адера.
Тиен протер глаза и уставился на… чародея.
– Хвала Богам, – буркнул Ферим. – Шевелитесь, у нас не так много времени. Я зачаровал стражу, но если их придут проверить, начнется переполох. Торопитесь.
И чародей метнулся к выходу из темницы. Дин-Таль перевел взгляд на вооруженного воина и узнал лита лиори. Конечно, она ведь брала с собой только шестерых, остальные ждали возвращение госпожи в Борге.
– Мы верим вам, адер, – коротко произнес лит.
Этого было достаточно, чтобы Тиен перестал сомневаться и искать подвох в словах чародея. Риор подскочил с лежанки, кивнул литу и устремился вслед за Феримом. Уже покинув подземелье, адер обернулся и увидел стража, охранявшего узника. Тот стоял с открытыми глазами. Казалось, воин бодрствует, честно исполняя свой долг, он даже повернул голову вслед удаляющемуся чародею, но взор стражника был пустым, словно ему в глазницы вставили стеклянные шарики с нарисованными точками зрачков, как тем куклам, с какими играли маленькие лейры.
– Он спит, – пояснил Ферим, заметив задержку Дин-Таля. – С первого взгляда может показаться, что страж в своем разуме, но любой вопрос, и обман вскроется. Поспешим. Литы – превосходные воины, но их слишком мало против гарнизона Борга.
– Вы правы, – кивнул Тиен и больше не задерживался.
Лит закрыл засов, помогая воссоздать иллюзию того, что узник всё еще в темнице, и страж охраняет его. После догнал чародея и адера и последовал за ними, привычно не произнося ни слова. Ферим шел впереди, держа наготове мешочек с одним из своих порошков, похоже, тем самым, которым были усыплены стражи – живые куклы провожали беглецов пустыми взглядами на всем протяжении их пути.
По мере продвижения, к адеру и чародею подходили литы. Они охраняли путь отхода, наблюдая за тем, чтобы случайный свидетель не нарушил намерения беглецов.
– Сюда, – донесся до риора приглушенный голос.
Тиен вгляделся в темноту лестницы для прислуги и узнал Дин-Вара. Советник кивнул Дин-Талю и первым шагнул на лестницу.
– Мы идем к тайному ходу, – тихо пояснял Дин-Вар. – Он выведет вас сразу за стены Борга. Это единственный путь, который я знаю. Расположение всех скрытых проходов известно только хозяевам замка. После того, как вы уйдете, я снова запечатаю вход и прошу хранить знание о нем в тайне.
– Почему не уйдешь с нами? – спросил Тиен, сжав плечо Вара.
– Я должен закончить расследование, – ответил советник.
– Значит, поверил мне?
– Я знал, что Ирэйн неравнодушна к тебе, видел много раз ее тоскливый взгляд. Я замечаю многое, что скрыто от других, такова моя служба. Я верю тебе, а не маленькой змее, и помогу уйти. Если останешься, вряд ли проживешь больше пары дней.
Тиен кивнул, понимая, почему Дин-Вар не спешил открывать свои наблюдения на Совете. Среди них был предатель, и его имя пока неизвестно.
– Не говори мне, куда направишься, я не должен знать слишком много, – предупредил советник.
– И не собирался, – улыбнулся Дин-Таль.
Дин-Вар остановился возле кладовой. Он открыл дверь и вошел внутрь. Здесь хранили крупы и муку. Советник, не останавливаясь, пересек кладовую и зашел за полки с глиняными сосудами. Тут стоял стопка пустых корзин. Сдвинув ее в сторону, Дин-Вар пошарил рукой по стене, нашел, что хотел, и повернул лепную завитушку: сначала направо, затем дважды налево и утопил в стену. Послышался тихий щелчок, и небольшой кусок стены отошел назад и съехал немного в сторону, открыв лаз, в который мог протиснуться только один человек.
– Этот проход можно открыть только изнутри, – снова пояснил советник. – Идите.
Первым в лаз вошел один из литов. Тиен уже успел заметить, что с ними шли не все оставшиеся воины из охраны лиори. Всего в переходах оказалось восемь литов. Трое из них уже исчезли в черноте прохода. За ними последовал Ферим. Адер задержался. Он сжал плечи Дин-Вара и заглянул ему в глаза:
– Спасибо.
– Найдите госпожу и верните ее нам, – ответил советник. – Другой благодарности мне не надо.
– Этим и займемся, – кивнул Дин-Таль. – А ты будь осторожен.
– Я осторожен, – улыбнулся Дин-Вар.
– До встречи, – Тиен хлопнул советника по плечу и исчез в проходе.
За ним последовали остальные литы, и плита встала на место. Однако темноты не было. Впереди горел факел, который держал в руках первый лит. Он дождался риора и своих товарищей, и они продолжили путь по узкому проходу. И когда в лицо ударил холодный ветер, и капли дождя в одно мгновение намочили лицо, Дин-Таль вздохнул полной грудью. Свобода! После огляделся и понял, что здесь его ждали остальные литы, они охраняли выход. Тиен обернулся, но лаза уже не было, он надежно скрылся за кладкой, вставшей на свое место.
На плечи Дин-Талю лег плащ. Он накинул капюшон и нашел взглядом Ферима. Тот закинул на плечо объемную сумку, которую подал лит, затем обернулся к риору.
– Куда вы поведете нас, адер?
Тот на мгновение задумался, а после уверено ответил:
– В замок риора Дин-Бьена.
Сомнений больше не было. Олафир Дин-Бьен уже давно удалился от двора лиори и вряд ли был замешан в интригах и заговорах, зато мог дать дельный совет. К тому же никто не сможет предугадать, что беглец отправится к другу покойного лиора, потому что никакого значения и веса тот уже не имел. Да, все-таки это был самый лучший выбор.
Уже сидя на лошади, адер поманил к себе чародея. Тот подъехал ближе и посмотрел на риора, ожидая, что тот скажет.
– Что-нибудь знаешь о лиори? – спросил Тиен.
– Она жива, – ответил Ферим. – На ней нет перстня власти, иначе я бы уже нашел место, где она находится. Когда-то госпожа позволила мне зачаровать свое кольцо. Перстень я почувствовал, но зов его слаб, значит, он не на пальце, и кровь госпожи не подпитывает чары. Тогда я обратился к своему духу-помощнику.
– И? – Дин-Таль подался вперед.
– Всё, что я могу сказать – лиори передвигается. Понемногу, но она всё ближе. Дух не может показать мне то, что видит сам, ему мешают. Я почуял черную силу, очень плохая сила. В первый раз, когда столкнулся с ней, я едва не задохнулся от зловония крови и тлена. Тот, кто использует ее, продал душу, точно говорю. Я слышал о таких колдунах. Их называют даркирами. Покровитель из Мира мертвых дает им всё, что они просят, но пьет жизнь каплю за каплей. Мне рассказывали, что такие колдуны выцветают.
– Выцветают? – удивленно переспросил Дин-Таль.
– Точно так. Теряют краски жизни. А чем слабей колдун, тем больше требуется подпитки. Говорят, они даже пожирают человечину. Покровитель высасывает их до капли, пока не остается только оболочка, и тогда Дух, помогавший даркиру, может занять опустевшее тело и выйти в наш мир. А кто-то рассказывал, что колдуны сами впускают в тело покровителя и существуют с ним вместе, чтобы ощутить небывалое могущество.
– И такая тварь охотится за Альвией? – помрачнел адер.
– Похоже на то, потому что чернота всегда рядом с ней. Я делаю, что могу, чтобы помешать, но я слабей даркира. Мне нужен другой чародей, чтобы объединить с ним силу, возможно, тогда нам удастся развеять черное колдовство.
– Возможно, у Дин-Бьена есть свой чародей, – задумчиво произнес Тиен. Он покачал головой и прошептал: – Ты выстоишь, Али. Я знаю, что выстоишь. Моя госпожа крепче камня. – Затем произнес уже громче: – Да помогут Боги нашей госпоже и нам, ибо мы стоим за правое дело.
– Да помогут нам Боги, – повторил чародей, и маленький отряд сорвался в галоп.
Глава III
– Ну?
Всадник в богатых доспехах воззрился на мужчину в неприметной серой одежде. Тот поклонился и указал на чахлую рощицу:
– Они прошли тут не более суток назад. Останавливались на отдых, но пробыли недолго, следов немного, по роще не бродили, держались все вместе. Поклажи тяжелой нет, значит, передвигаются быстро и останавливаются нечасто.
– Как думаешь, какой дорогой пойдут? – риор придержал гарцующего коня.
– Дальше камни, угадать тяжело…
– Без тебя знаю, – сердито отмахнулся высокородный. – Я спрашиваю, какую дорогу они выберут?
– Думаю, через Лисий распадок, хозяин, – почесав в затылке, ответил следопыт. – Так они могут не приближаться к поселениям. Там лес, много дичи, речка опять же, то есть и вода есть. Лес густой, дремучий. С одной стороны вроде и опасно – хищники, а с другой – конной погоне не легче. Лошади зверье чуют, нервничают, могут выдать своим ржанием. Опять же, переночевать можно на дереве, ни один хищник не достанет. Они пешие, им с этим проще, а конной погоне придется на земле ютиться, лошадей сторожить, отбиваться от зверья, если кинутся. Хотя…
– Что?
– Нет, по верху не пойдут, только растянут время, но зато на конях их там точно не догнать, всё равно через распадок придется, – уверенно ответил следопыт. – Но если они по Рыжему гребню пойдут, то спустятся аккурат к Сухому озеру, там можно засаду устроить, уже точно будет не разминуться. Но они впереди где-то на сутки, не больше. Если были еще задержки в пути, сейчас должны находиться где-то недалеко от распадка, ну или на подъеме на гребень.
– Если поспешим, то к ночи будем у распадка, – заметил второй всадник, слушавший разговор риора и следопыта.
– Коней загоните, – покачал головой смерд.
– Если поедем через Рив, то сможем там сменить лошадей, – задумчиво произнес риор Дин-Брайс. – На свежих лошадях нагоним потерянное на объезде время. Все равно к ночи уже будем у распадка. Даже если заночуем на его кромке, беглецов не упустим, им тоже придется остановиться на ночевку.
– Верно, хозяин, – кивнул второй всадник.
– Я не спрашивал твоего одобрения, Тьенер.
– Простите, хозяин.
Риор оглядел свой отряд и зычно крикнул:
– Отправляемся! – и погоня, прерванная на розыск следов, возобновилась…
Одинокий костерок не разбивал темноту, лишь скрадывал ее малую толику. Слишком малую, чтобы осветить расстояние больше, чем в два-три шага. За этой неверной подрагивающей гранью начиналась ночь. Трое путников жались ближе к огню и честно пытались уснуть. Опасаться им было нечего, на вершине Рыжего гребня не водились хищники, все они остались внизу, в Лисьем распадке. А здесь, где свободный ветер пел песни среди нагромождения серых камней, самым страшным было подхватить простуду. Однако высокородному риору и той, в чьих жилах текла кровь правителей, опасаться было нечего, разве что замерзнуть. А вот их спутнику холод мог навредить, поэтому ему достались плащи высокородных, и ближе к огню положили именно его, но все-таки Савер продолжал содрогаться всем телом, время от времени постанывая: то ли от холода, то ли от дурных снов.
– Савер плохо выглядит, – заметила Альвия, задумчиво рассматривая прислужника. – За этот переход он совсем сдал.
– Угу, – промычал Райверн и сел, скрестив ноги. – Ворчал больше обычного раз в десять. И взгляд… Заметила его взгляд?
– Злой, – произнесла лиори, подбросив в огонь сухую ветку (одну из тех, что путники прихватили еще внизу). – Он смотрит на меня с ненавистью.
– Разве? – Кейр перевел на нее удивленный взгляд. – Я не видел ненависти. Тоску видел. Он больше похож на приговоренного к смерти.
– Я пару раз оборачивалась к нему, – Альвия передернула плечами. – Если бы взглядом можно было убить, у меня бы в груди уже была дыра величиной с яблоко. Странная перемена. Еще два дня назад я бы сказала, что он измучен переходом, а сегодня, что его раздражает мое присутствие, и он бы с радостью избавился от меня.
– Глупости, – отмахнулся риор, но вдруг подобрался. – Подожди, Али, что ты хочешь сказать? Что я не знаю своего прислужника? Да Савер кроток, как котенок, честен и отзывчив. Языкаст и нагловат – это, да, ну так каков хозяин, таков и слуга.
– Я видела Савера раньше и вижу сейчас – это не тот человек, что вышел из Одела, – Перворожденная растянулась на своей жидкой лежанке. – Отец научил меня замечать перемены в поведении людей еще в отрочестве. Так я определяла, кому есть, что скрывать.
– И как же ты не заметила готовившегося заговора? – не без ехидства спросил Кейр.
Альвия усмехнулась, глядя в ночное небо.
– Сложно заметить то, что стало данностью, – ответила она и прикрыла глаза. – Заговор родился не год и не два назад, он процветает многие годы, и восемь лет – это самый маленький срок, который я ему отвожу. Но, уверена, всё началось намного раньше, еще когда отец отказал Эли-Харту в его сватовстве. Хотя, зная Тайрада, он мог особенно и не рассчитывать на согласие. И значит, подбирался к моему роду уже тогда. Тебе не кажется сейчас подозрительным, как быстро исчезли мои дяди и кузены? Последние погибли на войне уже при моем правлении. Меня защищали многие, но первыми пали именно они. Теперь мне это не кажется случайностью. Тайрад целенаправленно убирал всех, кто мог закрыть ему дорогу к трону. Но мы сейчас говорим не о заговоре и Эли-Харте, мы говорим о Савере. И его поведение сильно изменилось за то время, что мы в пути. Я понимаю, что он твой прислужник и доверенное лицо, потому сложно увидеть дурное, проще объяснить усталостью, и все-таки. – Альвия села и посмотрела в глаза риору. – Ты ведь должен был стать моей правой рукой. Не только мужчиной, чье семя породит жизнь в моем чреве, но и первым из советников. От своих советников я требую руководствоваться только рассудком и здравым смыслом, не допуская душевных терзаний и сомнений, вызванных добрым отношением к кому-то. Итак, риор Дин-Кейр, что вы можете мне сказать?
Райверн усмехнулся, но условия игры принял, не став язвить и вздыхать. Он отогнал горечь от слов Альвии, вызванную мыслью, что это уже утерянное прошлое.
– Я готов ответить, Перворожденная, – произнес он, склонив голову. После бросил взгляд на спящего Савера и поджал губы, собирая воедино все странности, ранее замеченные за прислужником, после заставил себя увидеть то, чего не желал замечать из-за привязанности к самому преданному человеку, который когда-либо был рядом. – Савер Рокен. Простодушным его не назовешь. Это умный человек, который может быть коварным. Впрочем, коварство – это не постоянная составляющая его натуры, скорей вынужденная, когда обстоятельства заставляют думать и изворачиваться. Но в большей степени он все-таки мягкий и добродушный. Имеет бойкий язык, но знает, где проходит грань, за которой веселье его хозяина заканчивается и начинается недовольство. Упорен в достижении цели. Несмотря на уже не юный возраст и худощавое сложение, достаточно вынослив, что доказал не один раз. Хороший исполнитель, хороший охранник, верный друг. Всё это я наблюдал за годы служения Савера мне. – Альвия величественно кивнула, принимая слова риора. И это не было игрой, но привычкой, устоявшейся за годы правления. Это была лиори Эли-Борга, и она действительно выслушивала новоявленного советника с вниманием и одобрением. Райверн невольно расправил плечи, но опомнился и усмехнулся, однако тут же продолжил с прежней серьезностью: – Что изменилось за время этого путешествия? Савер ослаб. Это первое. Кажется, будто он состарился разом лет на двадцать. Задыхается, часто отстает. Хотя последние пару дней идем мы неспешно, но он устает еще сильней. Стал замыкаться в себе. Раньше, если он имел какие-то соображения, то делился ими, теперь же из него слова не вытащишь. Побледнел, осунулся, часто хмурится и прикрывает нос рукой, словно чувствует дурной запах. Стал ворчлив, в последние дни сверх всякой меры. Да, пожалуй, его высказывания стали злыми, правда, они касаются случайных встречных, словно он изливает на них желчь, чтобы не сорваться на нас. Что еще?
– Мерзнет, – произнесла лиори. – Погоды еще не холодные, мы в постоянном движении, но Савер дрожит порой так, что его зубы выбивают дробь.
– Верно, – кивнул Райверн. – Мерзнет и вправду часто, последнее время почти постоянно.
– Есть кое-что еще, – с явным намеком произнесла Альвия. – Ты должен был это заметить.
Кейр нахмурился, потер лоб, пытаясь сообразить, о чем говорит Перворожденная, и вдруг понял:
– Приступы, – воскликнул он и прикрыл рот ладонью, но прислужник лишь пробормотал что-то непонятное и снова засопел. – Всё это происходит приступами. То он бодр и легко отвечает на шутки. Вновь услужлив и полон заботы, а то вдруг замыкается в себе, трясется и дышит через раз. Именно в эти приступы он становится ворчлив и раздражителен.
– Верно, – согласно кивнула Альвия. – Именно. Я тоже назвала бы это приступами, и чем дальше, тем чаще они происходят и дольше тянутся. И мне вот что подумалось – как гончие влияют на людей? На простых людей, в чьих жилах не течет кровь высоких родов? Мы можем не замечать с тобой этого влияния, а Савер ощущает их близость.
Кейр задумался. Он побарабанил пальцами по коленке, мотнул головой, откинув назад волосы, брошенные ему в лицо порывом ветра, и уверенно ответил:
– Нет. Гончие – это безвредные духи. Тайрад как-то рассказывал. Они просто тащатся позади, и чародей смотрит их глазами. Не знаю, может ли слушать, но Эли-Харт быстро находит тех, за кем посланы гончие. Если бы эти духи могли как-то изводить «дичь», Тай непременно бы похвастался. Да и погоня бы уже нагнала нас раз двадцать, я говорил тебе об этом. Я опасался, что мы и досюда не сможем добраться, однако Эли-Борг всё ближе, а погони так и нет. Хотя, зная насколько ему важно не подпустить тебя к границам твоего риората, на нас должна идти полноценная облава. Но… – он развел руками, и лиори вновь кивнула, соглашаясь.
Они замолчали и погрузились в размышления. Альвия поглядывала на Райверна, но не спешила заговорить, молчал и Кейр. Он не сводил взгляда с Савера, покусывал в задумчивости губы и хмурился.
– Гончих нет, иначе наш путь стал бы длинней и трудней, – наконец произнес риор. – Колдун не отправил их, это уже давно ясно. Но Тайрад не мог отпустить нас. Раскаяние и смирение никогда не были в числе добродетелей рода Эли-Харт. Как и все барышники, они ценят только выгоду и тяжело переживают ее утрату. Он бы скорей сожрал собственную руку, чем позволил жертве многолетних интриг вернуться домой и испортить ему всё дело. Значит, они с Грэйдом замыслили иную пакость. Меня им не достать, хоть я и остался без рода, но кровь от этого водой не стала. Я – потомок высокого рода, и чарам поддаюсь плохо. В тебе кровь не просто высокого рода, в тебе кровь властителей, и это делает тебя неуязвимой для колдовства.
– Да, – улыбнулась Альвия.
– Если исходить из того, что я узнал у дайр-имов, то наша устойчивость к чарам – это следствие отказа от собственной волшбы. Подземный народ так защитил себя, но с присущим ему благородством подарил защиту и от собственной силы. А Савер – смерд. Ему не дан такой дар, как риорам. Он подвержен чарам. И его приступы, не имеющие под собой основания, могут быть только наведенными. Если бы это была хворь, как мне думалось, она была бы постоянна. И ты права, чем больше времени проходит, тем сильней это заметно. Значит, немощь Савера – дело рук Грэйда, только какова цель? Измотать и лишить нас третьей пары рук?
– Пф, Райв, – фыркнула Альвия. – Не огорчай меня, ты так уверенно продвигался к верному итогу размышлений и вдруг решил свернуть на ложную тропу. Хватит прятаться от очевидного. В том, что происходит, нет вины Савера, значит, и тебе не зачем искать ему оправданий. У тебя достаточно частей в этой мозаике, и ты уже сделал правильный вывод, так озвучь его.
Риор протяжно вздохнул, взглянул на лиори и негромко произнес:
– Я не допущу этого, обещаю. Даже если это будет Савер. Они не доберутся до тебя.
– Ему нужна помощь, Райв, – произнесла Перворожденная, глядя на прислужника. – Сильный чародей, но я не знаю таких в Эли-Харте, только в Эли-Борге. Лучший из них служит мне, но до него еще нужно добраться. Ферим смог бы помочь Саверу. Но… – Она повернулась к Кейру. – Мы не знаем, каков итог преображения. Участь Савера незавидна и печальна. Чтобы с ним не происходило, но его лишают собственной сути. Однако это не всё, мы также не знаем, когда преображение будет закончено. За последние дни приступы участились, он всё больше сдает. Остается только надеяться, что бедняга дотянет до Эли-Борга, тогда я забрала бы его с собой. Но ведь без тебя он не пойдет, так? – Райверн молча смотрел на Перворожденную. – А тебя я с собой не зову, Райв. Мое желание осталось прежним, ты должен уйти, не пересекая границу моего риората. И я прошу тебя не сопротивляться и не перечить. Можешь договориться со своим прислужником о месте вашей встречи, и он отправится туда, как только будет исцелен. Обещаю, что по его следу не пойдут мои люди. Я дам ему уйти, не обнаружив твоего пристанища. После…
Райверн усмехнулся и покачал головой. Альвия болезненно поморщилась.
– Я ничего уже не могу изменить, Райв, ты это знаешь. Сейчас, после размышлений о заговоре и предателях, я могу признать и даже покаяться, что клятва была дана поспешно, в порыве гнева и отчаяния. Но она прозвучала и была услышана народом. Закон обязывает меня исполнить ее. И как бы там ни было, но вина на тебе есть, и этого тоже не изменить. Вольно или невольно, но ты стал проводником убийцы. Я накажу тех, кто помог устроить то покушение, но… Тебе стоит уйти раньше, чем я вернусь в Борг.
– А Дин-Таля? Его накажешь? Он ведь был свидетелем разговора и ничего не сделал, чтобы предотвратить мое посредничество. И он видел, как Ройф потащился за мной, я его обнаружил, только когда подходил к половине господина.
– Как можно было не услышать шагов? Он же не летел по воздуху, – сухо заметила Перворожденная.
Райверн хмыкнул и поднялся на ноги. Он потянулся, после передернул плечами и подошел к лиори. Опустился перед ней на колени и заглянул в глаза:
– А как ты думаешь, умная женщина, о чем думает юноша, сгоравший долгие годы от любви и вдруг узнавший, что любим и может верить в свое счастье? Я витал в облаках, думал только о нашей прогулке и млел от воспоминаний о поцелуях. Вот что занимало мои мысли, и согласие Ройфу я дал только для того, чтобы он побыстрей отвязался от меня. Я бы и с Талем не разговаривал, уединился и предался своим грезам, но я почитал его за брата, потому не хотел, чтобы промеж нас была неприязнь. Мы, конечно, давали клятву остаться друзьями, кого бы ты ни выбрала, и не лезть поперек, даже если счастливец будет в итоге отвергнут, чтобы не породить злобу в сердце. Еще одна юношеская блажь, но тогда мне это казалось правильным. Просто я верил в дружбу и готов был смириться со своим проигрышем. Я ведь не его вязал по рукам и ногам, а себя, чтобы не сорваться и не натворить бед. А вышло… – риор вновь невесело усмехнулся. После прищурился и повторил вопрос: – Так что ты скажешь Тиену? Если считать виновным меня, то его вина имеет ту же меру, что и моя. Не остановил, не воспротивился, не сообщил, что изменник в поместье и направляется к лиору.
– Но провел убийцу все-таки ты, – глухо ответила лиори.
Райверн откинул голову и негромко рассмеялся. Смех вышел издевательским, и Альвия поморщилась.
– Ты ведь просто не хочешь признать его вину, – язвительно воскликнул Кейр. – Каково это, осознать, что из двух виновных ты выбрала нелюбимого и обрекла на смерть того, к кому потянулось твое сердце? Скажи, Али! Таль – умница, он избавился от счастливого соперника, занял его место и остался чистым. Его трусость и подлость отправили меня в изгнание, лишили единственной возможности оправдаться. И теперь он – твой избранник, а я должен опять бежать.
Перворожденная вдруг зло сверкнула глазами, выставляя между собой и Райверном незримый щит.
– А что бы он мог сказать? Я стал свидетелем того, как Ройф попросил, а Кейр согласился? Что могло изменить его свидетельство? Сложно осуждать его за то, что не полез под горячую руку…
– Да брось, Али, ты, конечно, политик, и можешь выворачивать наизнанку то, что лежит на поверхности, лишь бы показать приглядным боком. Сейчас ты стоишь перед дилеммой: признать вину за Талем или закрыть на нее глаза. Ты спала с ним несколько лет, возвысила, выбрала и огласила имя принародно. Слово лиори неоспоримо. Это общеизвестно, и значит, Таль остается твоим избранником, если выжил, конечно. Но если ты посмотришь правде в глаза, то увидишь: он разделил со мной ответственность за то, что Ройф добрался до господина, его молчание повлекло намного больше бед, чем моя разрушенная жизнь. Я лишился дома, семьи и будущего. Но если бы он все-таки рассказал, как обстояло дело, ты бы знала, что Ройф был уже в поместье, когда подошел к нам. Значит, кто-то помог ему пройти мимо стражи. Это раз. Ройф пришел именно ко мне, то есть знал, что я уже обладаю доверием лиора, и меня он примет, несмотря на позднее время. То есть кто-то сообщил ему, что господин меня приблизил – это два. Ройф уговаривал меня долго. То есть я не был настроен слушать его. И первый вопрос, который я задал, был: «Что ты тут делаешь, и как прошел в поместье?». То есть я не откликнулся с готовностью, а добавив то, что я не звал с собой ублюдка, выходит, что я не ожидал его и дружеских чувств не питал – это три. Ну и еще: если бы я задумал предать господина, я бы не встречался с Ройфом при свидетеле. Это четыре. Но результатом его молчания стало то, что настоящий предатель не был найден, и Тайрад довел свою интригу до успешного завершения. Ты сама сказала, что корни заговора уходят в прошлое. И если бы не я, мерзкий предатель и убийца, ты бы сейчас уже покоилась в склепе, а Ирэйн могла натягивать твой венец. Молчание – какая мелочь! Но каков его итог. Так что ты скажешь Дин-Талю, своему любовнику и будущему мужу, от которого собираешься рожать детей?
– Если он выжил, – хрипло ответила Альвия и отвернулась.
– Очень надеюсь, что выжил, – завершил свою тираду Райверн и вдруг выругался: – Архон! Али…
Она не ответила. Смотрела в темноту и молчала. Грудь лиори часто вздымалась, она была далека от спокойствия, написанного на ее лице. Как бы она не старалась держаться, но сейчас ей было тяжело, и Кейр понял это. Он сжал пальцы Альвии в своих ладонях и потянул ее на себя. Перворожденная безвольной куклой упала в объятья риора.
– Прости, Али, – прошептал он, зарываясь пальцами ей в волосы на затылке. – Я не должен был давить. Не должен был требовать ответа. Это всё злость, ревность, обида – называй, как хочешь. Я понимаю, что тебе сложней, чем мне. Прости…
Лиори вновь промолчала, только уткнулась носом в плечо Райверна. Он провел ладонью по ее спине, после прижался щекой к волосам и заговорил снова:
– Я и вправду всё понимаю. Это мне просто рассуждать и требовать справедливости, ты же в капкане своей власти и законов, укоренявшихся многие столетия. Ты не можешь сломать устои, даже если захочешь. Оспоришь собственное решение, и это лишит тебя доверия подданных и союзников. Ты не простая лейра и не можешь позволить себе легкомысленных грез и поспешных заявлений. Я повел себя, как себялюбец, прости.
Альвия коротко вздохнула и отстранилась. Она заглянула в лицо Кейру, вдруг подняла руку и провела ладонью по его щеке. Риор прикрыл глаза и накрыл ее руку своей, не позволяя отодвинуться. Впрочем, Перворожденная и не спешила разорвать эту хрупкую связь. И все-таки продолжать разговор о том, что волновало Райверна, она сейчас не была готова, но и молчать не хотелось.
Чем больше проходило времени, тем больше вынужденное перемирие, соединившее беглецов вначале, переходило в дружескую связь. Они уже давно могли общаться, не срываясь на взаимные обвинения, даже прошлое стало вспоминаться менее болезненно. А думать о данной клятве стало тяжело. О ней невозможно было забыть, нельзя отступить, но и хладнокровно исполнить казалось таким же преступлением, как и не исполнить вовсе. Что до Тиена… Пока думать о нем Альвия не хотела. И не потому, что слепо верила в его невиновность. На то были иные причины, но и признавать их лиори тоже не спешила, это было слишком… больно.
Читать бесплатно другие книги:
