Мой сводный кошмар Ручей Наталья

Пролог

Застыв у закрытой двери, я в последний раз оглядываюсь, опасаясь, что меня кто-то застанет.

Сердце стучит, словно сошло с ума вместе со мной, но отступать слишком поздно.

Я знаю, что если не сделаю этого, если сейчас не войду, больше уже не решусь. Не решусь, а медлить нельзя, не смогу, я просто не выдержу…

Пальцы дрожат так, что мне далеко не с первой попытки удается опустить ручку вниз и открыть эту чертову дверь.

Делаю шаг в темную комнату, а на самом деле падаю в глубокую пропасть.

Страшно, так страшно, но я не могу отступить.

Тихо, чтобы никто не проснулся, закрываю за собой дверь и, прислонившись к ней, позволяю себе секундную передышку, чтобы хоть чуть успокоиться, чтобы я могла хотя бы что-то внятно сказать, хоть как-то объяснить хозяину комнаты свое внезапное вторжение ночью.

Конечно, он все поймет. Поймет и без слов. Но бессмысленно надеяться, что он упустит такую возможность поиздеваться надо мной лишний раз.

Пусть…

Пусть говорит что угодно, главное, чтобы не выгнал, чтобы он согласился. И потом, то, что я хочу ему предложить, – еще один повод унизить меня, разве не так? Поэтому он не должен мне отказать.

Прикрыв глаза, медленно выдыхаю.

Сейчас…

Сейчас я решусь и добровольно приближусь нему…

Но когда открываю глаза, вижу напротив себя темный силуэт и понимаю, что он снова настиг меня сам.

– Маленькая Алиса заблудилась в своем зазеркалье? – слышу насмешливый голос.

Молчу, чтобы не сорваться в ответ.

Нельзя.

И его это настораживает куда больше, чем мое появление.

– Что ты надеялась найти в моей комнате? – спрашивает уже без тени усмешки.

От его голоса холодно.

Так холодно, что страх отступает.

И, сделав шаг, я прикасаюсь руками к горячему обнаженному торсу мужчины, которого ненавижу, и откровенному ему признаюсь:

– Тебя.

И тут же, чтобы не передумать, поднимаюсь на носочках и прикасаюсь своими губами к его.

Он медлит.

Не отвечает и не отталкивает, и я обнимаю его за шею, заставляя склониться, чтобы он стал чуточку ближе ко мне, чтобы ответил, потому что я все равно никуда не уйду.

Не уйду.

И когда его пальцы зарываются в мои волосы, я понимаю, что выиграла, что у меня получилось.

И моим первым мужчиной станет именно он – мой самый страшный кошмар.

Глава 1. Алиса, настоящее

– Может быть, лучше жемчуг? Более благородно, да и к этому платью подходит. Или все же сапфиры? Оттенят глаза, подчеркнут новый статус. Невеста – уже не просто любовница, верно?

Пожалуй, так сильно мама не волновалась еще ни перед одной своей свадьбой. Крутится перед зеркалом, примеряет драгоценности, которыми ее щедро снабжает жених, и уже часа полтора не может определиться.

– Что бы ты ни выбрала, – обнимаю ее за плечи, – ты все равно будешь самой красивой.

Мама расцветает такой счастливой улыбкой, как будто для нее мои слова стали откровением. Она на самом деле красавица, и мало кто угадает, что ей почти сорок лет. Стройная, со вкусом, мягкая, женственная, знающая себе цену. Она прекрасно умеет себя преподнести в любом обществе, даже среди состоятельных снобов, которыми окружен ее будущий муж.

– И смею напомнить, – добавляю я, осторожно поправляя светлый локон, выбившийся из ее безупречной прически, – статус невесты у тебя не только последнюю неделю, а уже несколько лет. Ты сама не торопилась принимать предложение Федора Ивановича.

– Конечно, – соглашается с лучезарной улыбкой мама. – Я же должна была к нему присмотреться. А главное – убедиться, что он готов позаботиться не только обо мне, но и о моих дочерях.

– Мам… – выдыхаю я, но не успеваю продолжить.

Она оборачивается, приподнимает пальцем мой подбородок и, когда мы встречаемся взглядами, заверяет.

– Не переживай и не накручивай себя, солнышко. Естественно, главная причина, почему я выхожу замуж, – это чувства, а не холодный расчет.

Очень хочу в это верить.

Федор Иванович – прекрасный мужчина, он так тепло относится к моей матери, что это не заметит только слепой. Но три предыдущих брака у мамы были именно по расчету. Первый – чтобы у моей младшей сестры в свидетельстве о рождении не стоял прочерк в графе «отец» и ее не дразнили подкидышем, как это было со мной.

Второй брак оставил маме коммуналку на окраине города. А после третьего в ее собственность перешла трехкомнатная квартира в одной из элитных новостроек.

Самое удивительное, что бывшие мужья делились имуществом без судебной суеты и скандалов. Подозреваю, даже после развода они продолжали любить мою маму и все еще на что-то надеялись. Хотя она уходила решительно, не оглядываясь и с каждым разом выбирая все более перспективного спутника.

Возможно, она бы и вовсе забыла о том, что в ее биографии было столько мужей, если бы я не дружила со своими сводными братьями. Но я не представляла себя без Луки и Егора, маме они тоже всегда нравились, поэтому она мирилась с этим невольным напоминанием о своих прошлых ошибках.

Но с этим браком вроде бы и правда все по-другому.

И мама просто сияет, хотя они с Федором Ивановичем состоят в отношениях уже несколько лет. И Федор Иванович не только весьма и весьма состоятелен и способен потакать ее маленьким капризам, но и без ума от нее.

На мой взгляд, это лучший кандидат в мужья для моей мамы. Он внимательный, серьезный, заботливый, сумел так поставить своих приятелей и знакомых, что ни один из них не решится в открытую упрекнуть в чем-либо мою мать или двух ее дочерей.

На мой взгляд, у него только один недостаток.

Это Кирилл – его единственный сын. И единственный человек, который делал все возможное, чтобы превратить мою жизнь в настоящий кошмар.

Он с полным безразличием принял появление в жизни своего отца моей матери. Его не раздражала моя сестра, которая носилась за ним по пятам. Но один мой вид выводил его из себя.

Последние три года он живет и работает за границей. Все это время я стараюсь вычеркнуть из памяти пять месяцев, которые мы прожили под одной крышей. Но сегодня придется взглянуть своим страхам в глаза, потому что по случаю помолвки отца Кирилл возвращается.

– О чем задумалась, солнышко? – интересуется мама, заметив перемены в моем настроении.

– Просто немного волнуюсь, – отмахиваюсь я, не желая портить ей настроение в такой день, да и вообще загружать пустяками.

– Понимаю, – кивает она и начинает уговаривать, как маленькую: – Ты не слишком любишь новых людей, но тебе и не придется их развлекать. Поверь, они хорошо позаботятся о себе сами и найдут, обо что почесать языки. Но, возможно, ты так волнуешься не напрасно. Это женская интуиция, потому что кое с кем интересным я тебя все-таки познакомлю. И хочу, чтобы ты не отталкивала его с ходу, как остальных, а чуть-чуть пообщалась. Хотя бы полчасика, хорошо? Для меня.

С подозрением смотрю на маму, но она просто подмигивает. И я знаю: если она не хочет, можно упрашивать, пытать – все равно не расскажет.

Но я не успеваю даже попробовать ее «раскрутить», потому что дверь открывается и в комнату заходит Полина.

– Мам, – говорит она, стараясь не смотреть на меня, – спускайся, гости уже подъезжают.

Не медля более, мама выбирает нитку жемчуга и, последний раз бросив взгляд на свое безупречное отражение, решительно объявляет:

– Мы готовы!

И вот как-то умеет она заразить своим настроением.

Спускаясь следом за ней по винтовой лестнице, невольно проникаюсь ее оптимизмом и надеюсь, что эта встреча с Кириллом не в пример предыдущим пройдет мирно-спокойно.

Все-таки три года прошло. Ему уже двадцать пять. Он – взрослый мужчина. Должен же он измениться?

Мама с Федором Ивановичем встречают гостей у лестницы дома. Много лоска и мишуры, пресса, фальшивые поздравления, не более искренние улыбки.

Многие женщины бросают на мою маму оценивающие взгляды, пытаясь понять, что в ней нашел такой завидный мужчина. Несколько лет у них теплилась надежда, что все не всерьез, но теперь она исчезает.

Мама делает вид, что верит их пожеланиям, она легко и быстро привыкла к новым реалиям своей жизни. А я радуюсь тому, что могу стоять последней в семейном ряду и не участвовать в пустых разговорах.

Максимум, что мне перепадает, – цепкие взгляды. Честно говоря, я бы предпочла отсидеться в комнате или заночевать у друзей, но мама так гордится нами с Полиной и так хочет уколоть гостей слаженностью в нашей семье, что приходится терпеть этот цирк.

Партнеры Федора Ивановича с супругами, их дочери, соседи по коттеджному городку – посторонних нет.

И людей, которым бы хотелось искренне улыбнуться, тоже не наблюдается.

Конечно, со многими соседями плюс-минус своего возраста я знакома. Но они очень сильно любят Кирилла и потому так же сильно не любят меня. Можно сказать, что, уехав, он оставил свои «зеркала», которые транслировали его ко мне отношение и мешали забыть о нем напрочь.

Неприятный момент, но терпимый. Я не горела желанием им понравиться, влиться в их общество. Поэтому полный игнор со стороны его приятелей и подружек меня более чем устраивал.

Чем меньше напоминаний о Кирилле, тем лучше.

Три года относительного покоя…

Я бы многое отдала, чтобы сегодня избежать встречи с ним, а вот они его ждут.

Поздоровавшись с хозяином дома и новой хозяйкой, отходят на лужайку с расставленными столами, кучкуются, посматривают на распахнутые ворота.

Момента, когда Кирилл появился, я не вижу, но чувствую остро. Спину начинает жечь от множества взглядов – ну да, им любопытно, как мой названый братец отреагирует на новую встречу.

Несколько минут, пока он подходит к дому, кажутся секундой и вечностью одновременно.

Глядя прямо перед собой, я делаю глубокие вдохи и выдохи и по-прежнему пытаюсь убедить себя, что он изменился, он изменился, а значит, все будет иначе…

Я слышу, как он сухо поздравляет отца, боковым зрением вижу, как целует моей матери руку, слышу ее смех – ей всегда нравился сын Федора Ивановича, всегда. Он всегда и всем нравился. В том числе и Полине, которая зарделась при его появлении и глупо хихикает, когда он осыпает ее комплиментами.

Я незаметно делаю пару шагов в сторону и надеюсь, что он обойдет меня, сделает вид, что не заметил, не узнал, пусть даже – не захотел подойти.

Но, оставив мою сестренку в полном блаженстве, он делает шаг ко мне и замирает напротив.

Ни единого слова.

Ни с его стороны.

Ни с моей.

Но он не уходит. Не уходит, понимая, что он слишком близко, и я не могу и дальше рассматривать дорожку у себя под ногами. Не могу и дальше его игнорировать.

Он заставляет меня взглянуть на себя.

И если я не хочу «ярких» сцен, которые с жадностью начнут обговаривать… если не хочу испортить такой важный день для мамы, которую сильно люблю…

Я уже не маленькая Алиса, напоминаю себе.

Я тоже выросла, изменилась.

Медленно скольжу взглядом по модным кроссовкам – он любил носить их и с джинсами, и с классическими брюками, и ему всегда это шло. Сейчас на нем темно-синий строгий костюм, и все равно кроссовки смотрятся модно, уместно. Как и рубашка черного цвета, не застегнутая наглухо, а позволяющая увидеть часть длинного тату, которое – я помню – располагается на груди, тянется к ключицам и опускается в виде длинного рукава на левой руке.

Набравшись храбрости, поднимаю взгляд вверх и смотрю в сапфировые глаза – любимый цвет моей матери.

Лицо стало суровей, теперь он еще больше походит на своего отца. Светлые волосы еще сильнее выгорели на солнце, кожа стала заметно смуглее. Фигура раздалась, и, увы, не за счет количества жира. Даже строгий костюм не может спрятать свидетельство того, как много времени он отдает тренировкам. Ну и постельным утехам – наверняка, он ведь сам говорил, что это позволяет любому держать себя в форме.

Он изменился, да.

Неизменным осталось одно – жгучая, затаенная неприязнь, которую выдает его взгляд.

И я убеждаюсь, что не ошибаюсь и не преувеличиваю, когда он склоняется ко мне, делая вид для других, для тех, кто наблюдает за нами, что радостно обнимает меня, а сам шепчет мне в ухо:

– Ну что, Алиса, так и пишешь в своих маленьких грязных историях ложь или тебя хоть раз уже трахнули?

Глава 2. Алиса, прошлое, три года назад

Я ухаю в прошлое так резко, что стираются грани реальности…

Мой день рождения, мне снова шестнадцать. Наконец-то чинные посиделки в ресторане окончены, и, едва машина останавливается у дома, я подхватываю подарки и спешу зайти в дом.

– А я? – доносится вслед голос Полины.

– Пусть побудет одна, – слышу веселый голос мамы, – ей же интересно опробовать новый гаджет.

И это правда.

Я уже представляю, сколько музыки закачаю на этот смартфон, какими красивыми будут новые фотографии, а еще я смогу писать прямо в нем. Не ждать момента, когда доберусь до ноутбука, – иногда, пока дождешься, и вдохновение схлынет, и сидишь потом над буквами, но видишь не историю, а именно буквы. Мучительно пытаешься складывать буквы в слова, слова – в предложения и бросаешь.

Ждешь новой волны вдохновения.

И мучаешься оттого, что вроде бы слышишь и видишь героев, а все, настроения нет, все упущено.

Счастливая, окрыленная, я мчусь по лестнице, которая впервые кажется не красивой и величавой, а всего-навсего нескончаемой. Распахиваю дверь в комнату и застываю, ошеломленная, на пороге.

Не могу поверить в увиденное.

Не могу поверить, что это на самом деле, но…

Моя крепость, мое убежище, куда никто не входит без стука, подверглось жестокому взлому.

На моей кровати лежит Кирилл – сын хозяина дома. Но меня злит не то, что он ворвался на мою территорию без моего приглашения, и не то, что он в обуви поверх белого покрывала. А то, что в его руках ноутбук.

Мой ноутбук.

И он не просто слушает музыку или копается в интернете. Он читает то, что я прячу от мамы, от любопытной Полины, от подружек по школе – от всех.

Заметив меня в дверях, Кирилл ничуть не смущается. Наоборот, словно только и ждал этого, начинает громко зачитывать:

– …И тогда он взял меня за руку, нежно погладил костяшки моих пальцев, стал покрывать их поцелуями, а потом вопросительно посмотрел мне в глаза и поцеловал меня в губы…

Его поцелуй – как крылья раненой бабочки, обжег мои губы. Так нежно, что я…

– Замолчи! – шиплю я.

Закрываю дверь, чтобы никто не услышал, потому что это стыдно, так стыдно, а он…

А он хохочет, бросает на меня насмешливый взгляд и продолжает зачитывать:

– …Я затрепетала и качнулась навстречу к нему. Эта нежность просто сводила с ума. Не думала, что поцелуи такие…

Бросаюсь к нему, пытаюсь отвоевать ноутбук, но куда там!

Он старше, сильнее, и его не лихорадит от эмоций так, как меня. Он берет ноутбук правой рукой и отводит ее в сторону.

Тянусь за ним – но достать не могу.

Есть только один вариант – лечь на Кирилла, но мне это и в страшном сне не приснится. Не хочется, как и он, напрочь провонять духами его очередной пассии-однодневки. Не знаю, как он терпит на себе такой сильный запах – первое время я думала, что у него вечно заложен нос, даже присматривалась к нему, чтобы понять, как он дышит.

– Не берись строить глазки, – сказал он как-то, приняв мой интерес к нему за совершенно иной. – У тебя скверно выходит – толку не будет, только глаза окосеют.

Заметив, что он дышит нормально, я от него отстала. Он даже похвалил меня за понятливость.

Если исключить его грубость при этом, можно сказать, что это был невероятно трогательный момент между нами: мы позаботились о здоровье друг друга.

Но так как проблема с насморком не подтвердилась, я пришла к выводу, что у него, как и у его девушек, просто отсутствуют чувство меры и вкус.

А еще чувство такта, потому что ни один воспитанный человек не будет вести себя так, как Кирилл. И упиваться тем, как страдает другой.

Чувствую, что к глазам подступают бесполезные слезы, продолжаю пытаться вернуть себе ноутбук. Но тщетно: Кирилл отмахивается от меня, как от невесомого мотылька, а потом, видимо, ему наскучивает это занятие, потому что он неожиданно предлагает:

– Отдам ноутбук, если честно ответишь на два вопроса.

Смотрю на него в упор и молчу.

Молчу, чтобы позорно не разрыдаться и не допустить слабости, попросив помощи у других.

Это моя проблема, и я справлюсь сама.

– Честно ответишь, – повторяет с нажимом он. – Поняла?

Не отвечаю, но, видимо, он понимает, что я у него на крючке и выполню это простое условие, потому что удовлетворенно кивает и наконец озвучивает цену выкупа:

– Ты уже целовалась? И если да – назови имена.

В ушах начинает звенеть, лицо покрывается пятнами – чувствую это. И, кажется, вижу свое нелепое отражение в синих глазах, которые внимательно за мной наблюдают.

Имена…

Он думает, что я встречалась уже не с одним…

Я настолько теряюсь и от этого предположения, и от вопроса, но больше – от требовательности, которая звучит в его голосе. Как будто он вправе знать обо мне все. Даже то, что не знают другие.

Поэтому пропускаю момент, когда ноутбук остается лежать на кровати, а Кирилл оказывается напротив меня.

Высокий…

Какой же высокий…

Наверное, поэтому у всех его подружек такие огромные каблуки, потому что иначе они до него не дотянутся…

Испуганным ворохом проносятся мысли и застывают подобно желе, когда он вдруг обхватывает пальцами мой подбородок, заставляя смотреть на себя, заставляя не прятаться. И, видимо, от испуга я не могу вспомнить ни одного мужского имени, кроме…

– Лука и Егор, – произношу едва слышно.

И едва не глохну от его нового приступа смеха.

Мое лицо просто горит из-за глупости, которую ляпнула. Ну да, назвать в качестве своих парней сразу двух сводных братьев – это провал.

Перестав хохотать, Кирилл берет меня за руку, легко преодолев мое сопротивление, подносит к своим губам, и я уже думаю, что он… что он…

Он проникновенно смотрит в мои глаза, поглаживает мою ладонь подушечкой большого пальца, отчего я впадаю в странное оцепенение, и душевно так говорит:

– Внесу вклад в твой будущий опыт. Если хочешь, чтобы хоть один мужчина когда-нибудь поцеловал костяшки твоих пальцев, сделай так, чтобы у тебя появились эти костяшки. Пока их даже руками трудно нащупать. У меня вот не вышло.

Он отпускает мою ладонь.

Сзади что-то оглушительно хлопает…

Вздрогнув, выныриваю из ватного кокона воспоминаний, оборачиваюсь на звук и понимаю, что это приятели Кирилла, не вытерпев, сами открывают шампанское.

Кстати, Полина уже среди них. Смеется, ничуть не расстроившись, что игристое вино попадает на ее новое платье. У нее много нарядов, она в любой момент может подняться в комнату и сменить один на другой, так что меня смущает не это. А то, что она тоже тянется за бокалом.

Может, сделает для вида пару глотков?

Заметив мой взгляд, сестра специально становится так, чтобы повернуться спиной. Ладно, она знает, что делает. По крайней мере, она в настроении, что в последнее время редкость.

Отвернувшись, недоуменно смотрю на Кирилла, удивляясь, что он еще здесь. Его компания уже подает ему знаки, торопит, чтобы присоединился к ним, а он так и стоит напротив меня.

– Ну так как? – интересуется он.

С трудом вспоминаю, о чем он. А когда меня осеняет, не могу отказать себе в удовольствии и смеюсь.

Смеюсь так громко, что кое-кто из важных гостей оборачивается, но это не имеет значения. Для меня уже нет.

Куда больше меня занимает то, как хмурится мужчина напротив меня. Не может понять, что смешного. А это ведь просто.

Делаю шаг к нему, так же, как и он до этого, притворяясь, что собираюсь обнять от излишка трепетных чувств. Провожу пальцами по вороту его пиджака. Он опускает голову, загипнотизированно следя за моими движениями, и так даже лучше, пусть мой ответ останется между нами.

– Интересно, почему я должна отвечать? Шантажировать меня больше нечем. Я не на исповеди. Ты мало похож на человека, перед которым мне хочется упасть на колени и покаяться в своих прегрешениях, – перечисляю я, старательно стряхивая с его пиджака несуществующую пылинку. – С другой стороны, именно ты внес первую лепту в мой опыт в подобных вопросах…

Его дыхание настолько тяжелое, что шевелит мои волосы на макушке. Но когда я делаю паузу, оно обрывается, словно он боится, что из-за гула гостей меня не услышит.

Не доводя его до кислородного голодания и себя до проблем – не уверена, что первую помощь умеет оказывать кто-то, кроме меня, – продолжаю с улыбкой:

– Я уже довольно давно сделала так, чтобы костяшки моих пальцев были видны.

После чего еще раз, но уже куда медленней, чтобы это заметил и он, провожу пальцами по его пиджаку и решаю, что с пылинкой покончено.

Как и с душевными разговорами.

Хочу отойти, затеряться среди гостей, но не успеваю.

– Алиса! – зовет меня мама.

Бросив взгляд в ее сторону, замечаю рядом с ней и Федором Ивановичем незнакомого мужчину.

Федор Иванович что-то говорит этому гостю, мама нетерпеливо машет рукой и подмигивает, незаметно кивая на незнакомца.

Несмотря на то, что на вид ему около сорока, может даже чуть больше, выглядит он хорошо. Подтянутый, довольно интересная внешность, хотя черты жестковаты.

Вспомнив ее просьбу, с трудом давлю вздох, понимая, к чему это все.

Но праздник, вежливость, да и Кирилл все еще рядом…

Изображаю сияющую улыбку наивной девушки, которая ни о чем не догадывается, и направляюсь к своему новому потенциальному ухажеру.

Но делаю только шаг, и…

Кирилл хватает меня за запястье. Довольно сильно, приходится остановиться и развернуться к нему, чтобы вырваться. Улыбнувшись родственникам – мол, извините, на секунду еще задержу, не виделись столько лет, – он пронизывает меня тяжелым взглядом, от которого хочется спрятаться, и буквально цедит каждое слово:

– Не торопись с выводами. Возможно, однажды ты сама захочешь опуститься передо мной на колени.

Его предположение настолько смешно, что хочется рассмеяться.

Но я не могу.

Отчетливо понимаю, что он имеет в виду, но главное ведь не в этом. Главное в том, что он абсолютно не шутит и действительно допускает мысль, что я могу…

Кивает, сминая мое недоверие.

Склоняет голову набок, проходится по мне придирчивым взглядом.

– Только запомни: тебе придется очень… – Подушечка его большого пальца начинает скользить по моим костяшкам, словно проверяя, что они действительно есть. – Очень постараться, чтобы я принял твое покаяние.

Глава 3. Кирилл, настоящее

Хрен знает, с чего меня так заносит.

И почему вместо того, чтобы дать ей уйти, мелькает сумасшедшая мысль затащить ее в дом, прижать к стене и искусать до беспамятства ее губы, чтобы она сама опустилась передо мной на колени.

Наверное, выводит из себя ее дерзость.

Раньше она всегда, даже в ущерб себе, предпочитала конфликту мир. А сейчас откровенно нарывается.

Вряд ли соображая – на что.

Иначе не улыбалась бы, а уже бежала к мамочке, теряя по пути тапки.

Хотя сегодня она изменила любимой обуви на плоской подошве и даже умело держится на довольно высоких каблуках.

Но выбор плохой.

Неудачный.

Потому что ее пухлый рот слишком близко. Так близко, что я с трудом давлю в себе желание стереть эту лицемерную улыбку своими пальцами.

Интересно, если и правда к ней прикоснусь – закричит или молча вытерпит, сделает вид, что ничего страшного не происходит, а потом бросится к защитникам, разукрасив свои обвинения?

Когда-то я был уверен, что знаю ее. И знаю глубже, чем кто-либо другой. Но даже если бы я не ошибся, человека может изменить даже день, не то что три года.

Уже не шестнадцатилетняя девчонка.