Слишком много привидений Забирко Виталий
Я полез в карман и достал золотую монету.
— Если решка — ничего не получится, а орел — начнется колдовство.
— Каким образом?
— Домоправительница из-под земли появится и организует и хлеб, и тент.
Владик понимающе улыбался. Думал, вероятно, что все припрятано в машине.
— Ты бы лучше загадал, чтобы ребром встала, — подначил он. — Вернее будет.
Я внимательно посмотрел ему в глаза. Парень не из трусливых, но как он воспримет появление Рыжей Хари?
— Пусть будет по-твоему, — пожал я плечами и щелчком подбросил монету в воздух.
С мелодичным звоном она описала красивую дугу и упала в баночку с красной икрой, встряв ребром. Над поляной разнесся гомерический хохот.
— Умеешь… — перебарывая смех, выдавил из себя Владик. — Колдуй…
Не знаю почему, но я обиделся и запретил Рыжей Харе показываться на глаза.
— Не веришь, что монета на самом деле ребром встанет?
— Да ну тебя, — отмахнулся Владик.
— Она вправду золотая? — попыталась сгладить неловкость Светлана, извлекая монету из баночки.
— На зуб попробуй, только не сломай, это не язык прикусывать, — предложил я. Светлана насупилась.
— Роман, зачем ты так? — возмутилась Люся.
— Извини, Света, — сказал я, поняв, что перегнул палку. — Действительно золотая и самой высшей пробы.
Я взял коробку конфет, положил на землю, где поровнее, и отобрал у Светы монету.
— Присаживайтесь. Все сели на траву.
— Смертельный номер! — провозгласил я голосом циркового конферансье. — Исполняет… Владислав Ступин. — Я протянул монету Владику. — Бросай. Если ребром на коробке встанет, значит, так и должно быть, и я имею право на чудеса.
Владик с сомнением повертел монету в руках, поморщился.
— Давай не будем, — сказал он. — Уже не смешно.
— Бросай! Насчет смертельного номера я пошутил. Владик пожал плечами и легонько подбросил монету над коробкой. С глухим стуком монета ударилась в картон и неподвижно застыла на ребре, будто опять встряла. Наверное, появление Рыжей Хари из-под земли не вызвало бы у Владика со Светой такого ступора, как положение монеты.
И тогда я понял, что никакого «колдовства» не будет. Света с Владиком обыкновенные люди и не воспримут джинна из бутылки в образе Рыжей Хари как само собой разумеющееся. На что Серебро, полжизни изучающий трансцендентные явления, и тот относится ко мне с опаской, а они если и не испугаются, то будут затем всю жизнь сторониться. Пример Люси не в счет, она меня и в образе лукавого с рогами и копытами любить будет… Так что придется всю жизнь таиться, если хочу, чтобы меня принимали за нормального человека.
Я щелчком сбил монету с коробки в траву и встал.
— Будет вам сейчас и хлеб, и тень, — сказал я и направился вверх по склону к машине.
Рыжая Харя так и не появилась, но на капоте лежало аккуратно свернутое полотнище тента с длинными кольями, авоська с хлебом, стоял магнитофон. Похоже, Рыжая Харя лучше меня разбиралась в пикниках.
— Свершилось чудо! — громогласно объявил я, спускаясь по склону к полянке и потрясая над головой авоськой.
— Могло бы и пораньше, — промолвила Светлана, отбирая хлеб.
Владик сидел на траве возле коробки с конфетами и упорно пытался установить на нее монету ребром. Ничего у него не получалось.
— Как это тебе удалось? — заинтригованно спросил он.
— Ты когда-нибудь слышал, чтобы факир раскрывал суть фокуса? Чудо должно быть чудом, а не ловкостью пальцев, — отшутился я. — Давай тент ставить.
Пока мы ставили тент, девушки приготовили бутерброды. Наконец все расселись вокруг расстеленной скатерти. Люся протянула мне бутылку шампанского.
— Открывай.
— Нет уж, — отказался я и передал бутылку Владику. — Среди нас есть профессионал в этой области. Заодно и проверим, не утратил ли он свои навыки.
Владик усмехнулся, поискал вокруг глазами, не найдя ничего лучшего, набросил на сгиб руки вместо полотенца авоську, ловко сорвал пробку и стал разливать шампанское по пластиковым стаканчикам. А я вдруг понял, что не хочу шампанского. Мне бы чего-нибудь покрепче… Понимание, что я не такой, как все, и практически никому не могу открыться, горьким осадком лежало на душе.
Украдкой я перевел руку за спину и почувствовал, как в ладонь скользнула пузатенькая бутылка.
— А мужчинам — вот этого, — сказал я, протягивая Владику бутылку.
— Нет-нет! — запротестовала Светлана. — Владику нельзя! Чуть-чуть шампанского и все. Врач запретил.
— И тебе лучше не надо, — поддакнула Люся. — Ты за рулем.
— Надо, — непреклонным тоном сказал я. — От одной рюмки ничего не будет.
—Владик взял бутылку, посмотрел на этикетку.
— «Hennessy»? — Он бросил на меня лукавый взгляд. — Что, понравился?
— Как видишь, — пожал я плечами. Понятия не имел, что там Рыжая Харя сунула в руку.
Мы выпили за здоровье Владика, немного поговорили о том злополучном дне, когда все произошло. Люся сказала, что очень рада, что для Владика все так хорошо закончилось, к тому же не случись несчастье, мы бы с ней не познакомились. Владик невесело рассмеялся, а Люся сконфузилась. Затем поговорили о работе, вспомнили Есю, его погребок, где все еще шел ремонт… В общем, трепались ни о чем, о разных пустяках, которых в моей теперешней жизни ох как не хватало.
Вначале я еще пытался поддерживать беседу, затем больше слушал, да и то, честно сказать, вполуха. А потом и полностью выключился из разговора, лег на спину, закинул руки за голову и уставился в безоблачную синь над головой. Правильно мы сделали, что выехали на природу.
Небо над головой было пронзительно голубым и настолько бездонным, что кружилась голова и захватывало дух. Почему древние народы думали, будто над ними небесная твердь? Я попытался поставить себя на место предков и увидеть небо их глазами, но не смог. Слишком много материалистических истин засело в голове, чтобы мне удалось хотя бы в воображении поменять толщу азотно-кислородной атмосферы, отделяющую нас от бесконечного космоса, на твердокаменный хрустальный купол. Возможно, в далеком-далеком будущем люди так же не смогут понять, почему мы пугались трансцендентных явлений, элементарно объяснимых с точки зрения их знаний, как мы не понимаем наших предков с их мистическими представлениями о громе и молнии.
Из магнитофона лилась приглушенная музыка, и певица с затаенной болью пыталась кого-то убедить:
— Давай оставим все, как есть,
— Счастливых бог не судит!
Давай оставим все, как есть,
— И будь что будет…
Милая наивная девочка, многое я бы дал, чтобы вернуть то, что было… «Nevermore».
Пытаясь стать на точку зрения потомков, я «проник» взглядом за пределы атмосферы и вообразил в открытом космосе инопланетный корабль, барражирующий неподалеку от Земли. И вроде бы «увидел», но представить, что контингент корабля полностью состоит из соплеменников Рыжей Хари, не получилось. То ли фантазия у меня бедная, то ли чересчур крепко въелся в сознание антропоцентризм. Почему-то экипаж корабля состоял сплошь из «ксенологов» под руководством следователя Серебро. Чушь какая-то. Очередной выверт подсознания, бред наяву.
Бездонное небо заслонило лицо Люси.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
— Да так… ни о чем.
Я приподнялся на локтях и посмотрел вокруг. Света с Владиком уединились под тентом; вытянув ноги, она сидела на траве, а Владик лежал на спине, положив голову ей на колени. Они тихо разговаривали, и никто им не был нужен. Света сняла с Владика шапочку и осторожно гладила его по стриженой голове.
— Давай выпьем, — предложил я Люсе.
— Не надо, Роман… Тебе еще машину вести.
— Уговорила, — легко согласился я и сел. — Налей мне, пожалуйста, фанты.
Фанта уже нагрелась на солнце и стала противной. Надо было сходить за бутылкой к роднику. Я снова бросил взгляд на Свету с Владиком, и мне стало завидно.
Повернувшись к Люсе, я привлек ее к себе за талию и зашептал на ухо:
— Посмотри, там, слева, видишь кустики?
— Вижу.
— Пойдем туда.
— Ты. что, Ромка? — испуганно зашептала Люся, оглядываясь на сестру. — Ребята же здесь…
— Им не до нас. — Я крепко поцеловал ее в губы, и она растаяла, обмякла в моих руках. — Пойдем. Только тихонько…
Я помог подняться Люсе и повел ее к зарослям желтой акации внизу склона.
— Рома, не надо… Пожалуйста… — просительно шептала Люся, но шла не сопротивляясь и руку не выдергивала.
Сучок под ногой треснул, как выстрел. Мы замерли, и я вдруг «увидел» заросли, к которым мы направлялись, как бы изнутри. Между крученых стволов кустарника лежал человек в камуфлированной форме и рассматривал нас в бинокль.
— Куда это вы? — окликнул нас Владик с полянки.
— Не лезь ты к ним… — запоздало шикнула на него Света.
— Куда, куда… К роднику, за холодным шампанским.
— А… А мы было подумали…
Света прыснула, закрываясь ладонью.
— Каждый думает в меру своей распущенности, — ответил я. — Голодной куме — одно на уме.
Изменив направление, я повел Люсю к роднику. Мы напились ледяной воды, затем извлекли из родника бутылки и вернулись на полянку.
— Женщинам — шампанское, мужчинам, увы, фанту, — провозгласил я, передавая бутылки Владику.
Владик принялся разливать шампанское, и в этот момент в моем кармане запиликал мобильный телефон. Я уже и забыл о его существовании, но Серебро не собирался оставлять меня в покое.
— Слушаю, — буркнул я в трубку.
— Напрасно вы, Роман Анатольевич, выехали на Карьер, — вкрадчиво произнес Серебро. Ни тебе «здрасте», ни «привет»…
— А вам какое дело? — раздраженно повысил я голос.
— За пределами города мы не сможем должным образом обеспечить вашу безопасность.
— Я уже говорил, что не нуждаюсь в ваших услугах. Неужели непонятно? Примеров недостаточно?
— Вы — да, согласен, действительно не нуждаетесь, — все тем же вкрадчивым голосом продолжал Серебро. — А ваши друзья?
Здесь он попал в точку. Я отнюдь не был уверен, что «мелкие бесы» будут защищать ребят наравне со мной. Тем не менее отступать от своей линии не собирался. «И будь что будет…» — кажется, так пела певичка.
— Оставьте нас в покое, — сказал я. — Рекомендую. И отзовите отсюда своего наблюдателя.
— Какого наблюдателя? — В голосе Серебро прозвучала неподдельная тревога. — Где — в Карьере?
Я посмотрел на заросли желтой акации в низине, куда вел Люсю и где «увидел» прячущегося человека в камуфлированной форме с биноклем. Там уже никого не было.
Николай Иванович продолжал что-то быстро говорить, но я его не слышал. Кто же лежал в кустах? Серебро от него открещивается, а боевики Грызлова церемониться бы не стали, Нечего им за мной наблюдать, когда стрелять надо. Выходит, мной заинтересовалась некая третья сила… Или четвертая, если учесть «мелких бесов»? Ох, что-то много вокруг меня стало вертеться привидений, скоро со счета собьюсь.
Я отвел руку с телефоном от уха и посмотрел на аппарат. Только теперь стала понятна суть подарка «ксенологов». Переговоры со мной — дело второстепенное; благодаря мобильнику «ксенологи» всегда были в курсе моего местонахождения и передвижения. Что за «жучок» стоял в мобильнике, я не знал, но в том, что он помогал пеленговать мое местопребывание, был уверен на сто процентов.
— И днем и ночью от вас покоя нет, — сказал я в трубку. — Прощайте.
Наконец я сделал то, что собирался сделать еще в кафе «Баюн», когда Серебро вручил мне «подарок». Взялся за антенну и, не обращая внимания на скороговорку Николая Ивановича из динамика, изо всей силы врезал мобильником по стволу сосны. Брызги пластмассы полетели во все стороны. Сбылась мечта идиота.
— Какой пикник испортили… — огорченно произнес я. Ребята смотрели на меня с нескрываемой тревогой;
— Серьезные неприятности? — спросил Владик.
— Не очень. — Я улыбнулся. — Небольшие неувязки по работе, касающиеся только меня. Продолжаем отдыхать. Разливай.
Никто мне не поверил.
— В общем-то нам домой пора, — озабоченно сказала Светлана, отводя взгляд в сторону. — Врач не рекомендовал Владику долго находиться на открытом воздухе.
— Но шампанское-то допить нужно? Еще минут пятнадцать посидим и поедем.
На пятнадцать минут все согласились, но былого удовольствия от пикника уже никто не испытывал.
Глава 17
Напрасно я разбил мобильный телефон. Надо было выключить его и оставить на полянке, чтобы Серебро думал, будто мы еще там. Либо уезжать сразу, а не сидеть злополучные «пятнадцать минут». Силен я задним умом… Это я понял, когда, выезжая из-под сосен, увидел знакомую серую «Волгу», пылящую по пустынной разбитой дороге к Карьеру. Серебро, похоже, самолично пожаловал; стоило верить, что соглядатай в кустах не его человек.
Заметив нашу машину, водитель «Волги» сбросил скорость и прижался на обочине. Проезжая мимо, я увидел, что рядом с водителем сидит Серебро и поверх приспущенного стекла пытается рассмотреть, кто находится в «Тойоте». Останавливать нас никто не собирался, но стоило проехать мимо, как «Волга» развернулась и двинулась следом.
Обнаружив преследование, мои пассажиры забеспокоились.
— Это твои «небольшие неувязки»? — натянуто спросил Владик.
— Можно сказать и так. Не переживайте, перестрелки не будет. Это государственная служба.
— Что-то ты в погребке не производил впечатление крутого бизнесмена, — недоверчиво проговорил Владик. — В честь чего государственной службе тобой интересоваться?
— В честь моих парапсихологических способностей, — честно признался я.
— Свежо предание, да верится с трудом. Наши государственные службы ничем, кроме взяток, не заинтересуешь.
— Слова не мужа, но бармена, на которого постоянно наезжает налоговая инспекция, — процедил я, глядя на Владика в зеркальце заднего вида. Разозлил он меня до крайней степени. Благие намерения, не знакомить их с «мелкими бесами», испарились. Рано или поздно Владик со Светой о них узнают. Либо Люся расскажет, либо сами догадаются. Пусть уж сейчас увидят и… «и будь, что будет».
И все равно я решил их подготовить.
— Помнишь сказку об Аладдине и волшебной лампе? — спросил я.
— Ну?
— Баранки гну! Так вот, эта сказка имеет под собой реальную основу… Есть у меня такой джинн из бутылки.
Владик досадливо передернул плечами и оглянулся. Вероятно, думал, заговариваю зубы, чтобы отвлечь внимание от преследователей и немного разрядить обстановку. «Волга» от нас не отставала, шла, переваливаясь на ухабах, метрах в пятнадцати позади как привязанная.
— Раздвиньтесь на заднем сиденье, — сказал я.
— Зачем?
— Джинна к вам подсажу.
Света хихикнула, отодвинулась к окну, и тотчас между ними, ввинчиваясь задом, начала умащиваться Рыжая Харя.
Владик онемел. Света испуганно ойкнула и сжалась в комочек.
— Не бойтесь, — сказала Люся, поворачиваясь к ним с переднего сиденья. — Это Ромкина домоправительница.
Наверное, Рыжая Харя покопалась в их сознании, как в свое время поступила с Люсей, потому что первый испуг на заднем сиденье сменился осторожной заинтересованностью.
— А… а он наст-тоящий? — чуть заикаясь, спросила Света.
— Не он, а она, — назидательно заявила Рыжая Харя. — Самая что ни на есть всамделишная. Потрогай. Она подставила Свете плечо.
— Ага… — Света осторожно погладила жесткую шерсть.
— М-да… — оторопело протянул Владик. — Это не монету на ребро ставить… Блохи есть? — неожиданно брякнул он.
— Обижаете, господин хороший, — надула губы Рыжая Харя. — Мы стерильны. Но ежели вам так необходимы, парочку можем организовать.
Владик икнул.
— Предлагаю шампанского на брудершафт за знакомство! — торжественно провозгласила Рыжая Харя.
В ее лапах из ниоткуда возникла бутылка шампанского, а у нас — по хрустальному бокалу. Из-за бокала я не успел вовремя вывернуть руль, и машину тряхнуло на выбоине.
— Без меня! — гаркнул я, вышвыривая бокал в открытое окно. — Пейте, а мне не мешайте.
Как там они умудрились выпить при такой тряске, не знаю; мое внимание занимала дорога, но выпили успешно, никто не облился. Рыжая Харя благоразумно не стала приставать с поцелуями и бутылку глотать тоже. Телекинезом извлекла из багажника коробку конфет, угостила всех и вновь наполнила бокалы.
Не доезжая до города, я свернул на проселок и выехал на объездную дорогу.
— Куда мы едем? — спросил Владик.
— К Сивцевой Балке, — сказал я, покосившись в боковое зеркальце. — Так ближе и проще.
На ровной трассе серая «Волга» увеличила расстояние между нами до сорока метров — видимо, водитель опасался моего резкого торможения и столкновения. Что ж, правильно он мыслил — будь я один, обязательно попытался бы таким образом отделаться от непрошеного сопровождения.
Машин на дороге было немного, «Топота» шла на приличной скорости, и я прикинул, что минут через десять довезу ребят до дома. И гора с плеч. Однако моему прогнозу не суждено было сбыться.
Свернув с объездной трассы на шоссе к Сивцевой Балке, я с удивлением обнаружил, что шоссе передо мной пустынно. Машинально глянул в боковое зеркальце и обомлел: двое дорожных рабочих споро устанавливали на перекрестке запретительный знак. Серая «Волга» лихо обогнула знак, рабочие что-то негодующе закричали вслед, но Серебро и не подумал остановиться. Нехорошее предчувствие закралось в сердце, и тогда я увидел на дороге милицейскую «Газель», стоящую на обочине метрах в трехстах впереди, возле крайних домов пригорода. Как молнией снизошло озарение, и я все понял.
В охоту за мной включились главные силы. Ираклий Колубай, мэр Алычевска, человек с партийным прошлым, криминально-государственным настоящим и большим политическим будущим, заказавший устранение в погребке «У Еси» своих партнеров по бизнесу — полуизраильтянина Ураловича и сирийца Шерези, — наконец-то прослышал о существовании этакого «непослушного винтика» по имени Роман Челышев. Очень ему не понравилось, как Грызлов попытался решить возникшую проблему, и мэр взялся за нее сам. Надо отдать ему должное — операция по моему устранению была спланирована просто до гениальности, и исполнять ее поручили бойцам ОМОНа… Известно ведь, что милиция — самая криминализированная из государственных структур. Стражам правопорядка ничего не стоило выяснить, где я был сегодня утром, кого забрал из больницы, и вычислить со стопроцентной вероятностью, куда направился. Здесь, на двух основных дорогах к Сивцевой Балке, и выставили посты, которым приказали взять особо опасного преступника живым или мертвым. Лучше мертвым, так как он-де от суда откупится и справедливость не восторжествует. То-то Серебро забеспокоился — план операции явно не прошел мимо его глаз и ушей.
— Видишь, пост впереди? — спросил я Рыжую Харю.
— А как же!
— Поручаю ребят тебе. Чтобы ни один волосок с головы не упал.
— А нам все едино. Что шампанское глотать, что пули хватать — фривольно ответила Рыжая Харя.
— Какие пули? — насторожился Владик. Он перегнулся через спинку переднего сиденья и внимательно посмотрел в ветровое стекло. — Это же ГИБДД, — с облегчением выдохнул он.
— Такая же ГИБДД, как ты — папа римский, — процедил я сквозь зубы, сбрасывая скорость.
От милицейской «Газели» отделился гибэдэдэшник в каске, бронежилете, с автоматом на груди и небрежно помахал жезлом, предлагая съехать на обочину. В «Газели» сидело четыре полностью экипированных для боевого захвата омоновца и ждали, когда наша машина остановится.
«Газель» стояла поперек дороги, передними колесами на полотне, задними в кювете, и готова была в любой момент сорваться с места, чтобы ехать в любую сторону. Не очень удачный для меня вариант…
Я стал притормаживать, прижимаясь к обочине, почти остановился метрах в десяти от «Газели», но когда липовый гибэдэдэшник не спеша направился ко мне, дал полный газ и бросил машину прямо на него.
Омоновец отскочил, но «Тойота» все же зацепила его крылом, и он покатился по асфальту. Зато водитель «Газели» среагировал мгновенно и четко, как его и учили в спецшколе. Наращивая скорость, я уже почти проскочил мимо «Газели», но в этот момент ее бампер врезался в багажник «Тойоты», нашу машину закрутило и вынесло с шоссе на пахоту.
Все остальное длилось считаные секунды. Из «Газели» посыпались омоновцы в бронежилетах, затрещали автоматные очереди. Рыжая Харя в мгновение ока оказалась на дороге и словно расплылась в воздухе, превратившись в рыжеватую дымку, в которой лишь мельком удавалось разглядеть мельтешение лап. Почти одновременно с омоновцами из притормозившей «Волги» выскочил Серебро с двумя «ксенологами» и тоже открыли огонь.
А затем все прекратилось так же внезапно, как началось. На асфальте распласталось пять трупов омоновцев в оказавшихся бесполезными для них бронежилетах. Между «Тойотой» и «Газелью» сконденсировалась из дымки Рыжая Харя; как всегда, бравируя и играя на публику, она с ухмылкой пересыпала с ладони на ладонь пойманные пули. А от «Волги» к нам широким полукольцом неторопливо подходили трое с пистолетами на изготовку. По центру шел Серебро, а по бокам и чуть впереди — Махмуд и какой-то незнакомый мужчина средних лет. Кажется, я видел его вчера во время перестрелки в кафе «Баюн». Махмуд чуть прихрамывал, но по его застывшему, суровому лицу я понял, что вчерашнее, ранение никак не отразилось на его боевых качествах.
Я оглянулся на своих спутников. Они сидели бледные, ни живы ни мертвы. Черт попутал связаться со мной, читалось на лицах Владика и Светы.
— Все целы? — спросил я.
— А ты?.. — пролепетала Люся. — Рома, тебя не зацепило?
Я рывком распахнул дверцу и выпрыгнул на землю.
— Ну что вам от меня надо?! — запальчиво выкрикнул я. Трое «ксенологов» остановились метрах в двадцати.
— Ты знаешь, что нам надо, — спокойно сказал Николай Иванович, не отводя глаз от Рыжей Хари.
— Может быть, угостить их этим? — предложила Рыжая Харя, продолжая пересыпать пули с ладони на ладонь. — Горяченькие, с пылу с жару.
Я вспомнил, как «домоправительница» «угостила» столичных киллеров позапрошлой ночью, и меня передернуло.
— Выбрось! Выбрось на землю!!! — вне себя гаркнул я. Рыжая Харя послушно повернула ладони, и пули со звоном посыпались на асфальт.
— Уходите! — продолжал я неистовствовать. — Уходите прочь, если не хотите стать такими же трупами!
Я указал на мертвых омоновцев.
— Нет, — покачал головой Серебро. — Теперь мы никуда не уйдем.
В голове у меня совсем помутилось.
— Да как же вы не понимаете… — Я захлебнулся от ярости. — От вас мокрого места не останется, и я буду бессилен что-то сделать!
Глазами я поискал, но не нашел под ногами булыжника, чтобы швырнуть в них. Конечно, это был крайний жест отчаяния, почти детский, но рассудком я этого уже не понимал.
— Да уходите же, оставьте меня в покое!
Я зашарил по карманам, нащупал золотую монету и швырнул ее в Серебро.
Махмуд среагировал мгновенно и выстрелил. Нет, не в меня, в монету. Не знаю, где его обучали стрельбе, но стрелок он был высококлассный и в монету попал.
Ослепительный, как вспышка ядерного взрыва, свет полыхнул в глаза и мгновенно сменился кромешным мраком.
Глава 18
Среди ночи разразилась гроза, с ливнем, градом, шквалистым ветром. Ветвистые молнии с оглушительным грохотом раздирали небо, шальной ветер, хлопая незакрытой форточкой, швырял на подоконник пригоршни града, стучал по стеклам ветками канадской рябины.
Третья гроза за неделю — редкость в середине августа для нашего засушливого края, где лето, как правило, затягивается до конца сентября, и лишь тогда начинаются монотонные, надоедливые дожди, навевающие скуку и уныние. Никогда прежде не боялся гроз, теперь же удары грома и неожиданные вспышки ослепительного света бередили душу неясной тревогой, перерастающей в безотчетный, атавистический страх. Серьезная болезнь не только подрывает здоровье, но и сказывается на психическом состоянии.
Неделю назад, когда я вышел из коматозного состояния во время первой грозы, мне показалось, что я очнулся на полу загородного дома господина Популенкова. Увы, дела обстояли значительно хуже — весь временной промежуток между той, майской сухой грозой и первой августовской полностью выпал из памяти. Я помнил, как очнулся на вилле Популенкова от почти нечувствительных пощечин и открыл глаза.
Надо мной склонилось встревоженное широкоскулое лицо незнакомого человека; он что-то говорил, но я не слышал. На этом давнее воспоминание обрывалось, я снова открывал глаза и снова видел озабоченное лицо все того же человека, но теперь на нем была не клетчатая рубашка с высоко закатанными рукавами, а белый медицинский халат. И комната была совсем иная — та, в которой я лежал сейчас, вздрагивая от раскатов грома…
Речь у меня отнялась, правую половину тела парализовало, левой только-только начинал учиться двигать, поэтому ни позвать на помощь, ни добраться до окна, чтобы наглухо закрыть форточку, был не в состоянии. Единственное, что смог — непослушной левой рукой натянуть на голову одеяло. Психика была расшатана совершенно, я лежал, безуспешно пытаясь сжаться в комочек, дрожал и чувствовал, как по левой щеке непрерывно сбегают слезы. Возможно, слезы катились и из правого глаза, но я этого не ощущал. Чувство полной беспомощности, помноженное на общую слабость, вызывали глубокую, почти детскую, обиду на весь мир, и хотя где-то на периферии сознания брезжила рассудочная мысль, что такое отношение к происходящему находится за гранью нормального состояния, перебороть страх перед грозой и взять себя в руки я не мог.
Только когда гроза стала удаляться, я начал понемногу успокаиваться. Ветер стих, шум ливня сменился шорохом редкого дождя. Не знаю, гроза ли, мой страх, либо подействовали время и лекарства, но туман, окутывавший до сих пор рассудок, начал рассеиваться. И я решил с завтрашнего дня активно включиться в борьбу с недугом, психологически настраивая себя на выздоровление. Если этого страстно не захочу, говорил доктор, то навсегда останусь прикованным к постели. Правда, говорил он не мне, будучи уверенным, что я еще ничего не способен воспринимать.
Утвердившись в этом решении, я окончательно успокоился и, наконец, уснул.
С утра начались ежедневные утомительные процедуры. Первой у койки появилась медсестра, строгая женщина средних лет, с постным лицом манекена. Она никогда не разговаривала со мной и обходилась с моим телом так, будто оно не живое, а муляж для обучения медперсонала. Сделала пару уколов, накормила с ложечки жидкой сладковатой кашицей и ушла. Следующим меня посетил массажист — белокурый улыбчивый парень. В отличие от медсестры, болтал он без умолку: обрабатывая мое тело, как отбивную, парень вел бесконечный монолог почему-то по большей части на тему конного спорта. Рассказчик он был умелый, говорил увлекательно, с юмором, и мне, ранее равнодушно относившемуся к лошадям, было интересно. При этом чем больше я узнавал о конном спорте, тем крепче становилась уверенность, что имею к нему какое-то отношение. Быть может, я жокей, получивший травму при падении с лошади во время скачек, а воспоминания о себе как о программисте являются ложной памятью, и массажист пытается своими рассказами пробудить настоящую? Через полчаса, закончив практически нечувствительную для меня экзекуцию, массажист пожелал скорейшего выздоровления и ушел.
Затем у койки появился лечащий врач — коренастый мужчина мощного телосложения. Как всегда, его сопровождал сухопарый, подтянутый человек с седым ежиком коротких волос и в неизменных, закрывавших половину лица зеркальных очках-консервах. На враче был не очень свежий, мятый халат, зато его спутник всегда щеголял в безукоризненно выглаженной рубашке цвета хаки и таких же брюках с идеальными стрелками. Пока врач опутывал меня проводами, прикрепляя к телу датчики, где на присосках, а где лейкопластырем, включал диагностическую аппаратуру, стоящую в углу комнаты, седовласый, по своему обыкновению, приступил к вопросам.
— Добрый день, Роман Анатольевич, — сказал он. — Вы меня узнаете?
Я медленно закрыл и открыл левый глаз.
— Вы помните меня по предыдущим посещениям?
Я опять медленно мигнул.
— А до полученной вами травмы мы нигде не встречались?
Смотреть не мигая в зеркальные очки, в которых, уродливо искажаясь, в двух экземплярах отражалось мое лицо, было неприятно. К тому же, как всегда, когда я пытался напрячь работу мозга, меня начинало клонить в сон. Однако, стараясь следовать своему ночному решению, я пересилил обволакивающую сонливость и не опустил веко.
— Вы помните, что с вами произошло?
«Да», — мигнул я.
— Вы пострадали во время изотопного взрыва на загородном шоссе?
«Что за изотопный взрыв? — вяло проплыло в голове. — Каждый раз он о нем спрашивает…» Голова начала кружиться, но я стоически, не опуская веко, смотрел в зеркальные очки.
— Вы считаете, что очутились здесь после взрыва шаровой молнии?
«Да».
Глаз устало закрылся, но я, преодолевая слабость, вновь открыл его. Склоненное надо мной лицо в громадных зеркальных очках подернулось легким туманом, голос седовласого начал отдаляться.
— Вы помните перестрелку в погребке «У Еси»?
«Нет», — ответил я, с трудом удерживая веко.
— Вы были когда-нибудь на ипподроме?
«Нет».
Веко все сильнее наливалось свинцовой тяжестью, и удерживать его не было никакой возможности.
— Вы знакомы с Людмилой Карташовой?