Кольцов. Часть 1 Ланитова Лана

– Картошки положи, а котлету себе оставь, – улыбнулся Андрей, мягко перехватив повариху за руку.

Она удивленно захлопала длинными ресницами темных глаз.

– Як це? Треба исти, шоб поправиться.

– Я итак поправлюсь, без котлет, – рассмеялся он.

Когда все отдыхающие и больные поели и разбрелись по своим комнатам на послеобеденный сон, Кольцов скользнул в сторону кухни.

Повариха тихо напевала какую-то украинскую песню. Напевала ее чистым и красивым голосом. Она стояла спиной к Кольцову и мыла в тазу тарелки.

– Тебя как зовут? – вдруг спросил он.

Повариха вздрогнула от неожиданности и уронила на пол ложку.

– Оксана, – удивленно ответила она и покраснела.

– Ты тут одна или с мужем?

– Чоловик залишився в Одеси. А я тут на заробитках.

Андрей оглянулся по сторонам и запер дверь, ведущую в общую столовую.

– Ой, чого це ви? – пятилась она, смущенно улыбаясь и вытирая красные от горячей воды руки.

– Я чего? Это ты чего? Ходишь тут такая сдобная… Иди ко мне.

Он подошел к ней вплотную, крепко обнял за талию и весь прижался, врос в ее пышные бедра.

– Господи, да откуда же ты такая?

– Я з Полтави, – отвечала она.

Но он не дал ей говорить. Жадные губы впились в ее сочный рот. Неожиданно она ответила на поцелуй, обняв его крепко за шею.

– Гайда в пидсобку. Я там живу. Там топчанчик.

– Это далеко? – тяжело дыша, пробормотал Кольцов. Он будто озверел от страсти.

Его поцелуи теперь походили на поцелуи голодного. Он почти кусал женщину, стянув с полных плеч белый поварской халат. Её огромные груди казались мягкими и пахли молоком и сдобой. Полный живот… Он целовал его так, что на нем сразу оставались багровые засосы.

– Вона близько, – едва дыша, отвечала она. – Гайда… – она почти стонала.

Дверь в подсобку оказалась рядом. Они шагнули в полумрак маленькой комнатки. Кольцов с трудом соображал, куда бы и как можно скорее, положить Оксану. Она сама сделала шаг к широкому топчану и, быстро скинув халат и рубашку, предстала перед ним голой.

– Как повезло твоему мужу, Оксана, – шептал Андрей. – Такую булочку можно ебать с утра до ночи, сутками.

– Вин в мене не больно охочий до цього дила, – с грустью ответила она.

– Да, разве такое может быть? – Андрей подтолкнул ее к топчану. – Раздвинь шире ноги, – шептал он. – Какие у тебя сочные ляжки и красивая пизда.

Рука нырнула к темному мохнатому лобку. Пальцы ощутили привычную влагу. Пожалуй, ее было даже слишком много.

– Сладкая моя, Оксаночка, да какая же ты хорошая, – шептал он. – Ебучая…

Он вошел в нее резко, она застонала от боли, закусив губу. Она запрокинула темную голову. Черные волосы выбились из косы и тяжелыми прядями падали на сдобные белоснежные плечи. Он еще сильнее раздвигал ее ноги, стараясь ударить глубже, именно так, чтобы женщина вскрикнула. Порой он отодвигался, пальцы нежно водили по скользкому бутону распухшего клитора. Ее маленькие ладони крепко удерживали его за бедра.

– Який вин в тебе великий, – стонала она от наслаждения. – Господи, ликарю, яж не знаю як вас звати…

– Андрей, меня зовут Андрей, – прерывисто шептал он, целуя ее темные соски.

– Як моего брата, – улыбалась она.

– Ан-дрю-ша! – вдруг вскрикнула она и задрожала всем телом.

Он ощутил, как первая волна оргазма охватила ее крепкую матку.

– Какая ты, сладкая, – шептал он, вколачивая в нее член. – Как ты кончаешь… Кончай, девочка… На моем хую… Кончай… Еще.

Она кричала и мотала головой. Он перехватывал ее крики сильными поцелуями.

Спустя какое-то время он велел ей повернуться спиной и согнуться так, чтобы ему было удобнее вгонять в нее своего верного друга. Теперь его взору предстали два ровных, матовых полушария внушительной попы. И снова она кричала и сама насаживалась на крепкий ствол, пока он вколачивал в нее всю свою тоску, все желание последних дней.

– Какая у тебя сочная пизда, – радовался он. – Красивая пизда…

– Андрюша… Боже… Еще… Так… Ай!

– Айкай девонька, я разъебу тебя так, что ты сидеть не сможешь.

Через пару часов вся разомлевшая, растрепанная, счастливая и залюбленная до одури Оксана, вдруг вспомнила, что у нее не вымыта посуда, и ей пора готовить ужин для своих унылых курортников.

– Приходи сегодня ночью ко мне, – Андрей с трудом разомкнул объятия.

– Прийду, коханий мий, – пообещала черноокая Оксана, заплетая толстую косу.

Но, к сожалению, их ночному свиданию не суждено было состояться. К Оксане неожиданно нагрянул супруг из Одессы с полными сумками гостинцев от всей родни, а в комнату к Андрею подселили нового жильца.

Это был коренастый, бритый наголо, веселый парень, почти одногодка самого Андрея. Он служил лор-врачом в Серпухове.

– Ну, и как тут? – спросил он бодро. – Скука смертная, наверное?

– Да, я здесь ненадолго, – отвечал Кольцов. – Меня в Феодосию отправляют. До осени.

– О, и меня туда же! – радостно отозвался новый жилец. – Тогда давай знакомиться. Меня зовут Санькой, Александром Петровичем. Фамилия моя Миллер. Мне тоже к середине июня надо быть в Феодосии.

– А мне к началу июля.

– Тебе повезло больше. Можно отдохнуть, – подмигнул Александр. – Девчонки-то тут есть?

– Наверное, есть, – улыбнулся Кольцов, вспоминая свое недавнее рандеву с поварихой.

Рано утром они вдвоем пошли на море. И хоть Андрей любил совершать утренние прогулки в одиночестве и плавать нагишом, но в этот раз он отчего-то был вовсе не против компании веселого соседа. Сашка как-то сразу расположил Андрея к себе своим добрым нравом, неунывающим характером, жаждой жизни и добрым сердцем. Всю дорогу до пляжа они болтали о всяких глупостях, много смеялись и чувствовали себя необыкновенно хорошо. В небольшой холщовой котомке Андрей нес с собой лишь полотенце и свою любимую флейту.

– Ну, "ушной доктор", куда мы пойдем? – спросил его Андрей недалеко от одного из Ялтинских пляжей. – Прошлый раз я купался возле мола. Но, туда не пойдем…

– Как скажешь, хирург, – отозвался Сашка. – А пойдем на тот пляж, где галька поменьше.

Они вышли к пустому галечному пляжу. Рядом с морем находились огромные гранитные валуны. Сашка сразу разделся и трусцой, стараясь не поранить ноги, побежал в воду. Андрей же уселся на один из камней и достал свою любимую флейту.

– Ох, и холодная нынче водичка! – крикнул Сашка. – Аж, обжигает.

– Она еще толком не прогрелась. Днем немного теплее.

– Пошли купаться!

– Я сейчас. Вот только на флейте поиграю.

Тонкая мелодия разорвала утреннюю тишину туманного пляжного амфитеатра. Андрей играл самозабвенно, закрывая от наслаждения глаза. Когда он закончил, сзади раздался восхищенный шепот Александра:

– Ух ты, как здорово ты играешь. Что за инструмент такой?

– Это флейта Пана. Моя любимая…

– Покажи, – Саня протянул руку.

Андрей нехотя отдал свою любимицу. И в тот момент, когда она была уже в руках Миллера, флейта отчего-то выскользнула из мокрых пальцев нового знакомого и, ударившись о край валуна, треснула пополам. У Андрея перехватило дыхание – на гальке лежали теперь два обломка его любимой флейты. Одна из трубок раскололась пополам, образовав острый, неправильной формы обломок.

– О, господи! Что я наделал! – вскрикнул Санька. – Прости друг. Мы склеим ее, мы что-нибудь придумаем.

– Да, что тут придумаешь? – обреченно, глухим голосом отозвался убитый горем Кольцов. – Все одно к одному…

– Да нет же, Андрей. Не горюй! Я что-нибудь придумаю, – он сел рядом прямо на гальку и смотрел на Кольцова глазами, полными страдания.

– Что тут придумаешь? Кабы еще связка распалась, а тут ведущая трубка раскололась… – у Андрея увлажнились от досады глаза.

– Обожди, обожди… Знаешь, что я вспомнил! В Коктебеле живет Макс Волошин. Ты знаешь его?

– Нет, не знаю.

– Ой, я вас познакомлю. Это такой человечище. Он и художник, и поэт и… Да он – глыба! У него всегда много гостей.

– И что с того?

– А то, что в прошлый раз он меня знакомил с одним из своих соседей. Его зовут Быков Юрий Васильевич. Он бывший инженер.

– Зачем нам инженер? Нам же не спицу в колесе надобно исправить.

– Э, да погоди ты! Быков этот очень талантлив. Он уникум. Кроме металла он знает, как с деревом обращаться. Он – гитарный мастер. И скрипки делает и мандолины. У него там, в Коктебеле, мастерская. Он сам нам играл на своей гитаре. Звук потрясающий. Он склеит тебе флейту так, что и следа не останется.

– Ну, коли так, то едем прямо сейчас, – Андрей решительно встал.

– Поедем завтра, с утра. Мне сегодня надо родителей друга погибшего навестить. Они живут в Массандре. А потом я сбегаю в порт и узнаю расписание парохода в сторону Коктебеля, – тараторил Санька. – Здесь ходят три. И до Феодосии и до Алушты. Меньше чем за сутки будем на месте. Переночуем у Макса, а утром пойдем к Быкову.

Полдня Андрей таскался по полуразрушенной Ялте. Гулял по Ялтинской набережной. Побывал в нескольких скверах. Вечером, за ужином он вновь увидел грудастую повариху Оксану. Сегодня она казалась печальной – большие черные глаза влажнели от набегающих слез. Она то и дело отводила взгляд и утиралась маленьким платочком. Когда все поели, и Оксана убирала со стола посуду, Андрей оглянулся по сторонам и ухватил ее за пухлую ручку.

– Что ты, милая? Что с тобой?

– Ничого, чула, ви завтра, зьежаєте.

– Да, мы едем в Коктебель, а потом и в Феодосию надо. Меня же туда распределили в командировку.

– Вси кудись идуть, идуть. Наче помишани. Чого не сидиться на мисци?

Она вдруг отвернулась и заплакала навзрыд. Он обнял ее сзади, стараясь утешить.

– Чего ты, милая? К тебе же муж приехал.

– Приихав, а що толку-то? Життя моє пропаща… – она вырвалась из его объятий и быстрыми шагами покинула обеденный зал.

У Андрея заныло в паху. Ему так хотелось догнать ее и стиснуть в крепких объятиях "Наверное, в ее комнатенке сейчас спит муж", – обреченно подумал он и вышел в коридор.

К вечеру прибежал довольный Сашка и плюхнулся на соседнюю кровать, заправленную серым суконным одеялом.

– Уф, насилу договорился, – тараторил он, доставая из-за пазухи газетный сверток.

От свертка остро и пряно пахло сушеной рыбой.

– Смотри, что мне родители товарища дали. Это же вяленная барабуля и хамса. А в этом свертке – картошка, черный хлеб и ялтинский лук. Налегай, Андрей.

– Да, я вообще-то только из-за стола. На ужин кашу давали. Живем как короли, а в Москве всё еще голодают.

– Ничего, скоро все наладится. Ешь, давай. Нам силы нужны.

– Да я мясо вообще не ем…

– Вот же новости! То-то я смотрю, ты тощий такой. Ну, хоть рыбу-то ешь. Она же не мясо.

– Ладно, – усмехнулся Андрей. – Уговорил. Уж, больно вкусно пахнет.

Сашка достал еще бутылку крымского вина. И разлил его по бокалам.

– Ну, давай, выпьем за революцию и новую республику советов!

Андрей помолчал в нерешительности, а после махнул рукой и выпил виноградное вино большими жадными глотками. По телу разлилось приятное тепло. А в голове будто прояснилось.

"И в самом деле, чего это я? Строю из себя инвалида? Я еще молодой мужик. Вся жизнь впереди. И женщины меня любят…"

– Андрей, ты меня слышишь? – вырвал из грез радостный голос Сашки. – Я им и говорю: нам завтра надо позарез ехать в Коктебель. А они мне: пароход пойдет только через три дня. Я им: да не можем мы три дня ждать. Нам завтра надо ехать.

– Ну? И что? – оживился Кольцов.

– А то! Все одно: плывем!

– Да?!

– Твой Санька хоть с кем договорится, – хвастал молодой лор-врач. – Я им бумагу показал от реввоенсовета, командировку в Феодосию. Ха-ха, даже на дату не посмотрели. Они засуетились. Испугались. Говорят, мил человек, да мы бы и рады, только один пароход ушел у нас с утра в Севастополь. Другой в доке стоит на ремонте. А третий из Евпатории прибудет ровно через три дня. Но, говорят, есть у нас старинный парусный двухмачтовый баркас. Им, мол, заведует бывший капитан, а ныне инвалид Пасечников. Мы его к тебе приведем и попросим доставить вас через сутки в Коктебель. А может, и раньше даже доберетесь. Так что, завтра в семь утра, возле нашего пирса нас ждет пиратская шхуна, доктор Кольцов! Ура! Выпьем за это!

– Выпьем! – радостно отозвался Кольцов и с наслаждением выпил еще один большой стакан душистого крымского вина.

Засыпая, он вновь почему-то вспомнил Ирму, но чертыхнулся и крепко закрыл глаза.

Ему снилось, будто он плавает возле Ялтинского мола в густой синеватой воде и вдруг среди морского безмолвия он видит тут и там – мертвых людей. Это белые офицеры стоят прямо на дне, удерживаемые веревками за огромные валуны. У офицеров бледные лица, искаженные болью и страданиями. И волосы, развевающиеся в воде волосы. Андрей пытается выплыть наружу, но ему кажется, что он один из них, и его ноги тоже крепко привязаны к огромному камню. Он рвется изо всей силы, рвется так, что слышит хруст собственных костей в плечах, рвется так, что трещит кожа и лопаются вены. И вот он слышит над бездной тихий женский голос. Он зовет его. Это голос красавицы Ирмы.

– Андрей, иди ко мне! – шепчет Ирма.

Он делает последнее усилие и появляется над водой. На молу стоит Ирма в легком летнем платье. В том платье, каком он увидел ее впервые в Кашире, на берегу Оки.

– Ирма, любовь моя, – шепчет он, протягивая к ней руки.

Но она отступает назад. Он почти не видит ее, а только слышит ее недобрый смех. И только чайки кричат, носясь над холодным морем и зловещим молом. А после раздался стук. Сначала тихий, а потом более настойчивый. Ему приснился хмурый дворник Тихон с колотушкой, шагающий вдоль берега моря. Шарик от колотушки громко стучал о полую деревяшку: тук-тук-тук.

"Что это?» – подумал он во сне, но вместе с мыслями картинка странного кошмара стала таять, разбиваясь на неровные осколки.

Он с трудом разлепил глаза. Во рту было сухо, хотелось пить. Из противоположного конца комнаты раздавался богатырский храп Александра Миллера, лор-врача из Серпухова.

"Отчего мне показалось, что где-то стучат? – подумал Андрей и медленно поднялся с кровати. Кровать скрипнула. – Надо же, приснится же такая гадость…"

Он натянул на плечи полосатый санаторный халат и пошел к столу, чтобы налить себе воды из графина. И вдруг он снова отчетливо услышал стук. Стучали в дверь. Но, кто это мог быть?

Андрей подошел к двери, помедлил мгновение и тихо отворил щеколду. На пороге стояла Оксана. В свете слабой коридорной лампы он четко увидел ее высокую фигуру с распущенными по полным плечам, черными волосами. Оксана смотрела на него и дрожала. И даже в слабом свете было видно, что она ужасно смущена.

– Оксана, ты? – прошептал он и потянул ее за порог своей комнаты. Он сгреб ее в жаркие объятия и принялся осыпать поцелуями. – Пришла, моя девочка нежная. Ко мне, пришла… Сама… А как же муж?

– Вин спить крепко, – прошептала она. – Я пидсипала йому снодийного, – она смутилась еще сильнее.

Он потянул ее в сторону кровати.

– Тут не можна. Товаришу ваш почують.

– А куда же мы? Пойдем куда-нибудь?

– Пишли на вулицю. Я одияло армийське захватила. Там, на задньому двори, биля старого амбару, є магнолия рожева, дерево велике. Пишли пид нього.

Андрей натянул брюки и рубашку и пошел вслед за Оксаной. Она вела его во двор. Ее пухлая, мягкая ладошка, жутко горячая и такая странная в его худых пальцах, казалась нынче чем-то настолько потрясающим, что он невольно крепко сжал ее руку и тихо рассмеялся. Она оглянулась и удивленно посмотрела на него:

– Який ти сильний.

Они спустились со ступеней главного входа. Белые стены старинного особняка слегка люминесцировали в свете полной луны. Воздух казался сладким, словно напоенным всеми ароматами ялтинской весны. Где-то пели цикады.

– Тихо, тсс, – она приложила палец к губам. – Там сторож в будки сидить. Красноармиєць з рушницею.

– Кого он тут охраняет?

– Не знаю, так треба, – Оксана пожала полными плечами. – Я вчора йому вечерю носила. Суворий, вусища во! Не хочу, щоб вин бачив нас.

В темноте блестели ее огромные глазищи.

– Главное, чтобы здесь не было собак, – усмехнулся Андрей.

– Чого ти? Собак вже давно переловили.

– Зачем?

– Зьили, мабудь.

Андрей вздохнул.

– Пишли за вугол, там недалеко. За амбаром нас ни хто не побачить.

Они ступали тихо, под ногами стелилась мягкая трава. Через пару минут Оксана привела его к тому месту, где росла высокая магнолия. Вокруг и вправду не было ни души. С одной стороны их закрывал высокий забор, с другой старый амбар. Под цветущим деревом красовался ковер из опавших лепестков. Луна светила сквозь корявые, усыпанные цветами ветки. Андрей внутренне ахнул от всей этой красоты. Оксана, смущаясь, стала расстилать под деревом колючее шерстяное одеяло. Было видно, что она нервничает. Он подошел к ней и, ухватив со спины за бедра, притянул к себе. Она прижалась к нему внушительными ягодицами. Его рука скользнула в широкий ворот ее ситцевой рубахи. Пальцами он нащупал волнительную мягкость ее огромных грудей и сжал соски. Она застонала от наслаждения. Даже спиной он чувствовал, как стучит ее сердце. Губы ухватили влажные губы женщины. Поцелуй длился долго.

– Потрись попкой, – прошептал он. – Видишь, как он стоит, уже. Словно кол.

– Коханий мий, – отвечала она. – Як я тебе хочу. Зроби мени дитину.

– А муж?

– Я вже говорила тоби. Він не може. Я хочу такого, як ти – синьоокого.

– Ну, гляди, Оксана… Сейчас я тебя выебу, и ты понесешь.

Он развернул ее к себе и прижал в крепких объятиях. От Оксаны пахло свежей сдобой и яблоками. Он принялся осыпать ее лицо нежными и страстными поцелуями. Одной рукой Андрей стянул с нее рубашку, юбку она сняла сама. Та упала ей под полные ноги, словно опавший лепесток магнолии. В свете луны она стояла нагая, крепкая, налитая жизненной женской силой. И темный мысок ее лобка выпукло торчал под круглым мягким животом.

– Ляг, я хочу посмотреть на тебя всю.

Она послушно легла на одеяло. Он стоял и смотрел на нее сверху.

– Оксана, раздвинь ноги, я хочу полюбоваться на твою красивую пизду.

Она смущенно закрыла глаза, но исполнила его просьбу.

– Шире, разведи ноги шире и согни. Так… Ты просто божественна.

Он быстро стянул с себя брюки и лег прямо на нее. Без всяческих прелюдий и ласк он загнал своего толстого друга глубоко в ее распахнутое лоно. Она немного вскрикнула.

– Терпи. Я сейчас сильно буду всаживать. Чтобы у тебя родился хороший мальчик, я должен тебя выебать так, чтобы тебе было больно. Терпи…

Она кивнула, закусив нижнюю губу.

Он ухватил ее за бедра так, что его член упирался глубоко, ощущая плотную сердцевину ее женской сути.

Он вколачивал в нее всю свою силу, она принимала его с наслаждением, не сдерживаясь в стонах. Пока он мерными и широкими выпадами качался над податливым телом, его губы блуждали по мягкой груди женщины. Он по очереди целовал плотные темноватые соски. Пока они качались в любовном танце, его спины несколько раз коснулись легкие лепестки магнолии. Дерево отцветало, даря земле и двум любовникам свои розовые цветы.

А после он перевернул ее на живот и велел стать на колени.

– Оксана, я ебу всегда долго. Терпи… Ты уже вся течешь…

– Я вик готова бути з тобою, Андрію.

Когда на востоке просветлело небо, он кончил в нее со словами: "На!"

Кончил, больно ухватив руками ее бедра, словно нанизывая женщину на свой крепкий член.

– Перевернись на живот, – скомандовал он. – Семя так лучше попадет в матку.

Она послушно перевернулась. Черные волосы струились по молочной спине и плечам.

– Какая ты красивая, Оксана, – устало выдохнул он.

Она лежала и смотрела на него любящими глазами. По ее щекам струились слезы.

– Ну что ты, девочка… Не плачь. Я думаю, что у тебя родится славный мальчуган.

Она заплакала еще сильнее, утирая слезы прямо ладошкой.

Он прилег рядом и стал целовать ее плечи и спину.

– Пойдем на море, – предложил он. – Там хорошо с утра. Мы искупаемся. И я приласкаю тебе всю пиздочку и клитерок. Ты кончишь еще раз. И я еще раз возьму тебя.

Она огорченно покачала головой.

– Ни, Андрій. Незабаром ранок. Мени требе готувати сниданок. И чоловик може прокинутися. Може снодийне слабе.

Она встала. Он вновь поцеловал ее в губы долгим поцелуем.

– Ти заидеш до мене на зворотному шляху? – с надеждой спросила она.

– Постараюсь, – кивнул он.

Он больше никогда не видел эту женщину, но часто вспоминал о ней и гадал, зачала ли она той ночью синеглазого мальчика.

Утром вместе с Сашкой, подхватив немногочисленные пожитки, они уже бежали к знакомому пирсу, возле которого покачивался на волнах двухмачтовый баркас.