Банкир Катериничев Петр
– Подробную круговую съемку каюты. Затем – по секторам. Все до последней мелочи.
– Есть.
Вышел на палубу, плотно прикрыл дверь, чтобы не было видно вспышек блица, извлек мини-рацию, поднес к губам:
– Скат-два, я Корт, дай мне Базу. Человек на моторной лодке перевел тумблер рации-усилителя, включил кодированную защиту переговоров. Доложил:
– Корт, я Скат-два. База на вашей частоте.
– Корт вызывает Базу, прием.
– База слушает Корта.
– У нас осложнение. Уровень «экс».
– Докладывайте подробно – На борту три «двухсотых», один «трехсотый». Как поняли, прием?
– Что?!
– Повторяю: мы на борту. Кроме нас – три «двухсотых», один «трехсотый».
– Их всего не пять, вы уверены?!
Губы старшего скривило готовое сорваться с языка ругательство, но он сдержался:
– Уверен. Как поняли меня. База, прием?
– Вас понял. Корт… Кто-то управился раньше вас?
– Не похоже. Никто не стал бы оставлять «трехсотого».
– Яхта не была подготовлена к взрыву?
– Нет. Это первое, что мы прояснили.
– Вы нашли товар?
– Да. Он у меня.
– Вы его… проверили?
Старший снова чуть скривил губы, на этот раз презрительно: «проверка на вшивость», которую проводит этот в общем-то дилетант, оскорбительна для профессионала его класса…
– Нет.
– «Трехсотый» пригоден к транспортировке?
– Рискованно, но возможно.
– Приказываю: первое – полная съемка места происшествия. Детальная, вы поняли?
– Уже делается.
– Второе. Доставьте все необходимое для идентификации «двухсотых».
– Есть.
– Третье. Немедленно транспортируйте на Базу «товар» и «трехсотого».
Лично.
– Есть.
– Четвертое. Обеспечьте «чистоту».
– Подготовить яхту к полной ликвидации?
– Это лишнее. Барометр падает. Через два-три часа начнется сильный шторм.
Достаточно подготовить мотивированный пожар на судне, например из-за короткого замыкания. Трупы после обработки – на дно.
– Есть.
– И поторапливайтесь! На «Стреле» вы достигнете берега через пятьдесят минут максимум.
– Это невозможно.
– Почему?
– Невозможно так скоро. Четыре человека плюс «инвентарь» плюс «трехсотый».
Необходимо цеплять «лягушонка».
– Бросьте! Повторяю: мне нужны вы, товар, «трехсотый» и все необходимое для идентификации трупов и анализа происшедшего на яхте. Скатов оставите в «лягушонке». Мы заберем их через час «вертушкой».
– Не проще ли забрать всех прямо сейчас?
– Корт, вы забыли, кто принимает решения, а кто их выполняет! Вы меня хорошо слышите?
– Да.
– Выполняйте приказание. – Голос в трубке чуть смягчился. – Вертолет прибудет ровно через час двадцать. После того как вы мне все передадите.
Рисковать потерей товара мы не можем, а вертолет – слишком грохочущая штуковина… Не забывайте о пограничниках – давно не в Союзе живем…
Вот это верно… Граница России и Украины… Охраняемая… Произнеси кто-нибудь подобное предположение вслух лет пятнадцать назад, при «дорогом Леониде Ильиче», – быть ему в дурдоме с самым противным диагнозом!.. Мысли эти промелькнули у Корта мельком, оставив лишь ставшую привычной горечь…
– Есть выполнять приказание, – произнес он в микрофон. Это хоть как-то возвращало его в привычный мир… – Конец связи.
– Конец связи.
Пловец ориентировался на звезды. Ветер к утру свежел. С верхушек волн срывались колючие горькие капли. И еще – он чувствовал, что замерзает. Хуже всего, что начинало сводить спину. Он сворачивался в клубок и просто лежал на воде поплавком, давая мышцам отдых. Невероятно, но за это время он успевал даже спать – недолго, тридцать-сорок секунд, и даже видел сны. Сначала видел слепящий желтый свет… Вдох, выдох в воду… Медленно, очень медленно… Потом – бесконечно-длинные и безукоризненно-вылизанные коридоры, освещенные белым люминесцентным светом… Он еще подумал во сне, что такая идеальная чистота может быть только в морге… Или… Где же еще?.. Вдох, выдох… Теперь ему снилась новогодняя елка, и запах хвои, и теплые прикосновения ласковых пальцев…
И еще – он видел блестящую рождественскую звездочку, и ее свет наполнял радостью…
Пловец закашлялся, вода попала в дыхательные пути, он сделал резкое движение, выпрыгнув из воды почти до пояса, сумел набрать в легкие сколько возможно воздуха, ушел под воду, задержал дыхание и, уже появившись снова на поверхности, сумел выдохнуть остатки горькой, царапающей горло влаги… Спина казалась по-прежнему онемевшей, но пловец переживал свое ощущение совсем не как усталость; казалось, он действует, подчиняясь инстинкту или давно приобретенным и так же давно забытым навыкам… Он сориентировался по звездам и поплыл, размеренно раздвигая гребками толщу воды… И еще… Еще он почувствовал радость… Время от времени он находил на небе избранную звездочку, она словно подмигивала ему… Казалось, это мерцание придает его существованию какой-то смысл… Какой именно – он не знал, но очень хотел узнать. А пока нужно было просто выжить.
Моторка отошла, взметнув бурун за кормой. Некоторое время он был виден в темноте и походил на подсвеченный петергофский фонтанчик.
Бойцы «оформили» соответствующим образом помещение каюты; ровно через сорок пять минут произойдет «короткое замыкание», возникший пожар уничтожит следы схватки и всего, что произошло до этого. Несколько пустых ампул, светоустановка, проекционный аппарат. Ежу понятно: здесь кого-то основательно «потрошили». Естественно, не так, как это делают скорые на расправу уроды из новых бандитских группировок – эти садюги могут, даже применив все свое «искусство», узнать только «верхушечки»… Ведь многие люди даже не подозревают о том, что им известно на самом деле и известно ли им это «нечто» вообще…
Нет, этого парня (или парней?) потрошили по всем правилам «науки и техники»…
Чувствуются не совсем чистые, зато умелые руки профессионалов… Только что же они, эти профи, лежат теперь с дырками в башке?.. Или – на каждую косу – свой камень? Может, и так.
Оставленный за старшего на «лягушонке», небольшой надувной лодке, Саша Бойко размышлял недолго. К чему пустые мудрствования? У него и ребят есть работа, можно сказать, э-э-э… почти по специальности, чего еще? Ну а что и почему одни «новые русские» хотят от других «новых» и ради чего рвут друг другу глотки – их забота. Ему нужно как-то кормиться и сестренку с братишкой кормить.
Хотя – противно, мать их…
Время шло медленно, но бойцы были абсолютно спокойны. На Корта можно рассчитывать. Если они перестанут доверять друг другу, то как боевая единица будут потеряны. Навсегда. Оставалось только дождаться «вертушки». Самое приятное в том, что «работу» кто-то сделал за них, а гонорар от этого не уменьшится.
Моторка подошла к небольшому причалу. Корта ожидали трое парней; они помогли вытащить раненого, поместили в небольшой фургончик, оборудованный, как реанимобиль. Старший группы поднес к губам мини-рацию:
– Товар принят.
– Есть.
Молчаливый парень распахнул перед Кортом заднюю дверцу «БМВ»; двое сели по бокам. Если это и рассердило командира пловцов – вида он не подал. Товар у него, и эскорт или конвой обязателен. Многолетняя служба приучила его ко всему.
Одним из главных навыков было – не задавать вопросов.
Автомобиль следом за фургончиком помчался по городской окружной в сторону тихих, спрятанных в уютной зелени особняков.
Альбер сидел в полной темноте. И смотрел сквозь полураскрытые жалюзи в ночь. Свежий прохладный ветерок с моря был наполнен ароматами соли, морских и степных трав, но мужчина этого даже не замечал. Плотный сигаретный дым укрывал небольшую комнату словно портьера, слишком тяжелая для дуновения крепчающего морского бриза; воздух проникал сквозь едва приотворенное окно и будто застывал в этом тяжком искусственном мареве, не в силах вырваться на волю…
Огонек сигареты вспыхивал через равные промежутки времени; мужчина равнодушно ронял ее в пепельницу, прикуривая другую. На миг пламя зажигалки высвечивало словно вырубленное из единого куска камня лицо, прорезанное редкими глубокими морщинами и состоящее, как могло показаться, всего из двух тяжелых составляющих: массивного подбородка и мощного покатого лба. Губы были плотно сжаты; казалось, сидящий просто закрепляет сигарету в некую щель выше подбородка. Выступающие надбровные дуги, поросшие густыми светлыми волосами, почти совершенно скрывали близко посаженные маленькие глаза. Язычок пламени лишь на миг отразился в расширенных черных зрачках и угас. Мужчина не любил света.
То, что случилось, казалось совершенно невероятным. Время доклада – через два часа. Альбер понимал, что провала этой операции ему не простят. Слишком многое было поставлено на карту. И – многие…
Но два часа – это сто двадцать минут. Не так мало. Если действовать умно и скоро. Некоторые приказы нужно отдать уже сейчас. Ну а основное решение… Его он сможет принять непосредственно перед звонком в Москву. Дальше он станет действовать. Собственная жизнь – серьезная ставка, чтобы не стеснять себя ни в средствах, ни в поступках.
Огонек сигареты высветил тяжелый подбородок, две глубокие борозды от крыльев носа к губам, короткие тупорылые пальцы с коротко остриженными ногтями.
Альбер одним движением погасил сигарету в пепельнице и поднял трубку специального переговорного устройства.
Вертолет мчался низко над морем. В наушниках пилота звучал позывной, похожий на позывной первого советского спутника: пи-пи-пи… Время от времени он косился на двух стрелков, напряженно всматривающихся в несущуюся навстречу массу воды. Дверцы с обоих бортов сняты; пулеметы закреплены в турелях, и приникшие к ним боевики больше похожи на дополнение к оружию, чем на живых людей. Наверное, так оно и есть. Тогда он сам – просто дополнение к этой грохочущей «вертушке»… А что в этом плохого? Кто на что учился… Да и…
Думать надо меньше.
– Далеко еще? – спросил, пытаясь перекричать шум винтов, один из парней.
– Что?
– Далеко еще?
– Пять минут лету.
– Как только будем над местом – включай прожектор.
– Ага.
– И не агакай. Не у тещи на посиделках. Уяснил?
С какими уродами приходится работать! А что делать-то? Жить как-то надо…
Пилот сосредоточенно кивнул.
– Ну, смотри… Да… Скажи им пару ласковых, чтобы не дергались.
Пилот нашел нужную частоту:
– Скаты, Скаты, я – Птичка. Готовность – три минуты, как поняли, прием.
– Всегда готовы! Конец связи! – Боец опустил мини-рацию. – «Вертушка» идет.
– Крот сказал – через час двадцать. А прошло только сорок минут, – недовольно пробурчал Саша Бойко.
– Переиграли, – пожал плечами один из бойцов. – Погода – к шторму. Потому и переиграли.
– Не люблю я переигрышей, – хмыкнул Саша.
– Да брось ты… Времечко-то сейчас… Раньше даже конвейеры по секундам работали, а уж в нашей системе… А любители – они любители и есть.
Полыхнула дальняя зарница, а следом – белый слепящий свет прожектора залил утлую надувную лодчонку.
– Да что они, опупе…
Пулеметная очередь разорвала лодку надвое; пули ложились кучно, густо, превращая пространство внизу в кипящий, залитый светом котел…
Саша Бойко шел вниз, в глубину, быстро работая ногами. Он чувствовал, как разламываются виски, потом – дикая боль в ушах, но движения не прекратил. Еще он чувствовал боль в бедре, но сейчас было не до нее… Если пуля пробила баллон – крышка. С такой глубины ему уже не вернуться… На ощупь он нашел нагубник, сделал аккуратный вдох. Легкие словно пронзило сотней иголочек… Ну да это не смертельно. Слава Богу, с баллоном все в порядке… Саша зафиксировался на достигнутой глубине и замер.
Вертолет перевалился на другой борт, прожектор пошарил внизу… Ничего, кроме бурого месива на поверхности воды.
– Порядочек! – подытожил первый стрелок. – Там один вроде в воду кувыркнулся. Может, ушел? – произнес второй.
– Рыбам на корм. Я все перепахал метров на двадцать вглубь. От пули не уйдешь. Круто, скажи? – Стрелок панибратски ткнул в бок пилота.
– Круто, – равнодушно подтвердил тот.
– Ладно, хорош базлать. Пошли к берегу. Не люблю над водой болтаться, особливо по такой погоде! Так и кажется: молния шарах, и – покойнички.
– Свистун, ты бы заткнулся, а? – зло прервал второй стрелок. – Накаркаешь, ворона…
– Да ладно тебе… – Первый чувствительно ткнул пилота в бок:
– Ты чего, водила, не слышал? Рули к берегу!
Вертолет круто развернулся и ушел в сторону наплывающей низкой тучи.
Саша Бойко выбирался на поверхность не враз. На сколько же он занырнул?
Бог знает. «Ухи» порвал, с верхушками легких тоже не все ладно. Ничего. Это пройдет. Полыхнула зарница – боец мигом ушел под воду, слился с ней. Хотя…
Зарница его и спасла: он увидел «вертушку», вернее, ее очертания. Это была слишком легкая машина, четверых ей на борт просто не взять… И еще – он различил контуры замершего в проеме снятой дверцы человека. Поза была вполне понятной. Даже слишком. Ну а если их не собираются брать, значит…
Нет, тогда этих мыслей даже не было: все мелькнуло так же скоро, как вспышка зарницы; Саша даже и не говорил ничего – просто коснулся руки близсидящего, что означало – «делай как я», и кувыркнулся спиной назад…
Саша огляделся на поверхности. Из ребят успел он один. Остальные… Что ж… Боевые пловцы всегда должны быть готовы к тому, чтобы стать частью моря…
Только – не из-за предательства!
Кто предал? Корт? В это Саша не верил. С Кортом они «ныряли» с восемьдесят второго; это – срок. Не говоря уже о переделках, в которых пришлось побывать…
Остальные ребята «плавать» начали с девяносто второго, молодые… Обучались по спецпрограмме, а вот в настоящем деле, в таком, какие проводились у берегов Северной Африки, скажем, никогда не были. Суверенитеты, ходить им конем! Хотя и это стало давно привычным…
Если предал не Корт – значит, База. Только они знали частоту рации и позывного… И еще это значит, что самого Корта устранят… Или – уже устранили… Что ж… Остается пара мелочей: найти эту самую Базу и – уничтожить. На войне как на войне. Эти дилетанты не додумали самую малость: это для них война – средство, для него это – профессия.
Саша почувствовал тяжесть в правой ноге. Достала-таки излетная… Вынул тонкие длинные щипчики, зажег фонарик, скрылся под водой. Вынырнул. Осмотрел внимательно длинную, с тяжелым сердечником пулю. Аккуратно спрятал в отделении комбинезона. Понятное дело, не как вещдок, а из давнего суеверия: не выбрасывай пулю, не убившую тебя, не выпускай ее «на волю»: кто знает, может, в другой раз она не промахнется… При случае он «схоронит» ее. В земле, но не в море.
Из другого отделения Саша вынул клочок резины, освободил от оболочки и ловко заклеил разрыв комбинезона. Рана пустячная, ничего не задето, а морская вода, попавшая под комби, сама и продезинфицирует. Хуже с «ухами» – он не слышал, абсолютно.
Бойко посмотрел на небо. Штормяга будет нешуточный. Ну да не утонет. Этот участок моря он знает не хуже, чем солдат – котелок. В трех милях отсюда – затопленная еще в сорок втором баржа; и глубина там хорошая – как раз то, что нужно, чтобы пересидеть шторм. Ну а воздушно-азотной смеси в баллоне хватит, если дышать по-людски и не жадничать. Он снова глянул на небо, сориентировался по пока еще видимым звездам, сверился с закрепленным на запястье компасом.
Пора. Натянул маску, прихватил нагубник и исчез под водой.
Он шел скоро и уверенно, работая ногами. Задача проста, как яйцо: выжить самому и отправить к Харону этих ублюдков с Базы. И еще… Любопытно все же, кто тот парень, которого пытались «разговорить» на яхте? Тот, кто банкует, не стесняется в средствах… Так что парень этот – масть в колоде не случайная…
Козырная масть. В любом случае этому неизвестному хуже, чем ему, Саше Бойко.
После той дозы наркоты, что тот заполучил, еще и выжить?.. Зато – к звездам отлетаешь легко, как во сне. И утро уже не настанет. Никогда.
К утру погода испортилась. Небо закрыли тучи, и пловец не видел уже ни звезд, ни солнца. Шквальный ветер несся где-то там, в вышине; волны стали вязкими и темными, и все силы уходили теперь на то, чтобы просто держаться на воде. Теперь он видел море словно из вогнутой чаши и старался угадать удар очередной волны, развернуться лицом… И тогда – взлетал на самый гребень, и различал вокруг только бурые бугры валов, маслянисто переливающиеся под затянутым стальными тучами небом. Тело казалось совсем чужим, ледяная вода, поднятая штормом с глубин, плотно сковала мышцы, и порой мелькала мысль поддаться… Но пловец знал и любил море. Эта прекрасная дочь Ветра с ласковым и жестоким характером, как всякая женщина, была своенравна и своевольна; ей нельзя противиться, но нельзя и покоряться… И то и другое приводит ее в ярость. И еще – ее нельзя бояться; трусов море не прощает.
Пловец не боялся. И то, что конец его очень скор, ощущал просто – как данность. Сил не было. Его то и дело захлестывало с головой, вода попадала в горло, и, оказавшись на гребне волны, он старался вдохнуть как можно больше воздуха, чтобы хватило еще на одно падение и еще на один рывок. Остальное теперь было не важным. Совсем не важным.
Удар пришелся в лицо, перевернув пловца на спину и сделав беспомощным перед накатом новой волны; бревно-плавун, похожее на большую хищную рыбу, тяжело навалилось на грудь; пловец обхватил его руками, теряя сознание.
Огромный ледяной вал смешал все в стремительной водяной массе…
…А человек снова видел звезды. Они были совсем рядом, крупные, яркие, и Млечный Путь казался осколками Луны, рассыпавшейся в звездную пыль… Кого он вел и куда? С каким-то гибельным очарованием, словно в сонное снадобье, падал он в эту мерцающую лунность и чувствовал, как растворяется в ее бесконечности.
Глава 2
Машины миновали беззвучно открывшиеся ворота и оказались во дворе особняка.
– Товар прибыл, – доложил дежурный по внутреннему телефону.
– Пусть Корт поднимется. Сейчас! – приказал Альбер.
– Есть.
– Второе. Медики сообщили, что с «трехсотым»?
– Один из них – рядом, – Дайте ему трубку. – Есть. – Дежурный кивком подозвал врача.
– Докладывайте.
– Проникающее ранение в брюшную полость. Судя по всему, смертельное. Он вряд ли выживет.
– А вот на это мне наплевать – выживет он или сдохнет! Вы слышите – наплевать! – Альбер перевел дух. Кретины! – Отвечайте по существу: через какое время он будет готов для допроса и сколько конкретно ему жить?
– Это зависит от…
– Я не закончил. Сколько времени он будет активно жив, чтобы прояснить все, что случилось?
– Максимум час. Может – чуть больше. Переливание крови уже сделано, все необходимое для приведения в сознание – тоже. Полагаем, будет готов давать показания через десять – пятнадцать минут.
– Как только очухается – сразу ко мне, вы поняли? Немедленно! И еще: сделайте что-нибудь, чтобы он не догадался о степени своих повреждений. Чтобы был уверен, что проживет еще лет двести богатым, здоровым и счастливым! Это, надеюсь, в ваших силах? – произнес мужчина с издевкой.
– Да.
– Выполняйте! – Он со злостью бросил трубку.
Альбер нажал кнопку управления на панели, и на окно опустились бронированные металлические шторы. Только после этого закрыл жалюзи, включил подсветку – иллюзия, что он сидит спиной к окну, за которым уже ясный день, была почти полной. Вот только – света многовато; мужчина передал режим подсветки управляющему компьютеру – «за окном» наступили предрассветные темные сумерки ненастного дня. Включились белые люминесцентные лампы, расположенные позади стола; пучки света были отрегулированы так, что любой посетитель чувствовал себя рептилией на предоперационном столе хирурга-экспериментатора.
Тем не менее Альбер поморщился: света, особенно яркого, он не выносил. И хотя его изрезанное морщинами лицо казалось загорелым, как у человека, много бывающего на свежем воздухе и открытом солнце, – это было чистой иллюзией.
Оливковый «средиземноморский» загар мужчина приобрел в солярии на третьем этаже особняка: принятые правила должно соблюдать хотя бы внешне. Солнца, как и света, он терпеть не мог.
Раздался зуммер интеркома.
– Слушаю.
– Корт в приемной.
– Пусть войдет.
– Есть.
Хозяин поднял глаза на вошедшего, процедил, почти не разлепляя губ:
– Товар.
Корт выложил на столик кассеты. Хозяин придирчиво осмотрел их и спрятал в стол.
– Материалы.
Так же молча командир пловцов извлек из сумки несколько пакетов:
– Видео-и фотосъемка места происшествия и материалы для идентификации трупов.
– Что именно?
– Образцы крови, волос и «пальчики».
Альбер нажал кнопку. Появился молодой человек, скорее похожий на манекен серийного производства или новенький, с иголочки, сержантский китель: если он и имел какие-то индивидуальные черты, выделить их было невозможно.
– Пакет – в лабораторию. Результаты сразу по получении – немедленно ко мне на стол.
– Есть.
– Я хочу знать ваше мнение по поводу происшедшего инцидента, – обратился Альбер к Корту. – Что там произошло на самом деле? Нападение группы, подобной вашей?
– Нет. Это сделал один человек.
– Диверсант? Профессионал?
– Судя по результату, это именно так.
– Вот как? А точнее?
– Это был тот, с кем проводилась «работа». Вернее – «обработка».
– Итак: вы обнаружили ампулы. Догадаться, что это такое несложно профессионалу вашего уровня. И вы продолжаете настаивать, что после… обработки этот человек был способен расправиться с четырьмя вооруженными людьми, двое из которых – достаточно квалифицированные специалисты именно в смысле… э-э-э… действия?
– Были.
– Что?
– Были. Теперь это просто трупы.
– Вы настаиваете на своей версии?
– Вы спросили мое мнение, я ответил. Ну а что до версий или аналитики – это не мой предмет.
Снова зазвучал зуммер внутреннего телефона.
– Слушаю.
– Объект готов к разговору. Правда…
– Да!
– …он несколько перевозбужден от введенных препаратов. И еще – мы можем гарантировать его… активную деятельность только в течение тридцати – тридцати пяти минут.
– Немедленно ко мне.
– Есть.
– Корт, я попросил бы вас задержаться на некоторое время. – Хозяин нажал кнопку. Появившийся «китель» застыл бездушно в дверях, ожидая команды. – Проводите в бокс.
– Есть. – «Манекен» повернулся в полупрофиль, кивнул Корту, приглашая следовать впереди.
За окном хлестал плотный дождь. Вода стекала по стеклу, делая его похожим на отлитое мастером произведение; но очертания влажных узоров менялись прихотливо и скоро, можно было любоваться ими бесконечно долго и – думать.
Константин Кириллович Решетов, закутанный в махровый халат, с волосами, еще влажными после ванны, сидел в удобном низком кресле и курил первую за день папиросу. Аромат прекрасного табака наполнял комнату: папиросы он изготовлял всегда сам из смеси турецких, Каролинских и английского трубочного Табаков. В отдельной комнатке стояла и специальная машинка, принадлежавшая еще его деду, затем отцу. Мужчина перемешивал и измельчал табаки всегда вручную, толстым тесаком, и только затем набивал гильзы. Именно во время этого занятия к нему приходили самые светлые идеи.
Решетов позвонил в колокольчик. Через пять минут появилась горничная с подносом, на нем – чашка свежеприготовленного кофе. Оставив поднос на низком приставном столике, женщина удалилась; он взял толстостенную чашку и с удовольствием отхлебнул обжигающего напитка.
Просыпался Константин Кириллович не рывком и не сразу. Он всегда с иронией читал какие-то заметки, авторы которых предлагали читательской «пастве» буквально вытряхиваться из постелей, бежать немедля «от инфаркта», лезть под ледяной душ… Эти идиоты сами пытались когда-нибудь выполнить то, что предлагали? Беспросветная глупость!
Точно с таким же маниакальным самомнением многие сетовали на то, что сон отнимает у людей чуть не треть активной жизни, выдумывали способы кто – сократить, кто – вообще обойтись без сна, заменить его пятнадцати-двадцатиминутным «глубоким медитированием»… Эти же «ученые» вывели, что лучший сон – это крепкий и без сновидений… Словно в яму провалился – и продолжай активную жизнь! Будто человек – не живое, духовное существо, а механизм, функционирующий в заданном режиме, и ночь – просто досадное недоразумение, когда «машина» должна дозаправиться в некоем «боксе» и – вперед, к новым свершениям… Свершениям – чего?.. Все – суета сует…
Константин Кириллович Решетов всегда полагал, что сон есть иная ипостась работы и интеллекта, и души. И всегда пытался вспомнить сновидение, особенно если был чем-то удивлен или напуган… Люди, имевшие с ним дело, считали его человеком рациональным, и были бы крайне удивлены, если бы проведали об этой его привычке. Но сам он знал твердо: жизнь гораздо разнообразнее и мудрее, чем представляется, и, чтобы принять правильное решение, необходимо анализировать и сопоставлять все ее составляющие. Особенно, если от твоих решений зависят судьбы и жизни сотен тысяч, а скорее, миллионов людей.
Вода стекала по стеклу, делая его похожим на отлитое мастером произведение, влажно-изменчивое, делающее очертания за окном сказочными. В эти минуты, пока организм еще не перешел в режим полного бодрствования, Решетов думал о разном. Он вспоминал прошлое, людей, которые его любили и которых любил он сам, вспоминал пруд в деревне Сосновое, где ловил карасей мальчуганом, вспоминал, как едва не утонул в пятилетнем возрасте, бросившись вытаскивать упавшего в воду котенка, вспоминал запах сена и хвои, струганных досок и большие сильные руки отца, орудующего рубанком… Отец погиб в первый месяц войны, но похоронка на него затерялась, и мать продолжала ждать его до сорок шестого…
Вода стекала по стеклу… Вода… Ну да, ему снилась вода… Словно он нырнул, совсем неглубоко, вода была мутной и зеленоватой, водоросли стелились над головой, а он силился вдохнуть и не мог… Проснулся вдруг, сердце билось, словно пойманная рыбка в руке, и он не сразу понял, где находится… Повернул голову, увидел фосфоресцирующий циферблат часов – без пяти четыре… Катя спала рядом, свернувшись в клубочек… Стараясь не разбудить девушку неловким прикосновением, он обнял ее, тесно прильнув к худенькой загорелой спине… Он чувствовал исходящее от нее спокойное тепло, вдыхал запах волос… Сам не заметил, как снова уснул. На этот раз ему снилось что-то приятное, что – он не вспомнил… Осталось только ощущение – будто теленок-несмышленыш тыкался влажно ему в лицо и в ладони, словно ища защиты от всех страхов – и существующих, и мнимых…
Кофе выпит. Папироса выкурена. Мужчина встал, прошел в другую комнату, неторопливо и тщательно оделся, спустился на второй этаж и прошел в кабинет. На столе уже лежал список дел на сегодня.
Да и еще… Похоже, люди стали умнее за последний год… И политическое шоу забавляет их куда меньше, чем раньше… Если кто и играет в политику, то делает это как-то без прежнего азарта – публика заскучала. И дураков участвовать в массовках, как это было совсем недавно, уже не найти… Все понимают – помимо актеров, суфлеров, рабочих сцены и тех, кто за сценой, существуют еще сценарист и режиссер… Люди талантливые и незаметные, они могут преспокойно наблюдать за действом из зрительного зала, а то и поучаствовать в представлении статистами из чистого любопытства и остроты ощущений… Но есть еще и те, кто заказывает и сценарий, и музыку, кто оплачивает талант постановщиков и мастерство актеров… Кого они представляют? Себя. Только самих себя.
Решетов усмехнулся… Сколько восходящих звезд видел он на своем веку, звезд, возомнивших себя Солнцем… От них не осталось не только пыли, но и воспоминаний людских… А помнят лишь «актеров», «любимцев публики», особенно тех, кто умел вовлечь зрителей в кровавые шоу-массовки – будь то беспорядки или революции… Ни режиссеров, ни сценаристов, ни их заказчиков не знает никто.
Хватит философствований. Многовато для одного утра. Пора работать. Итак…
Первое. Биржевые сводки… Стоп!
Вода. Почему ему снилась вода?.. Мужчина нажал кнопку интеркома:
– Марина, от Дорохова есть что-нибудь?
– Пока нет, Константин Кириллович.
– Он еще не вернулся в Москву?
– Нет. Он в отпуске. Связать вас с Игорем Федоровичем?
Читать бесплатно другие книги:
