Трогать нельзя Зайцева Мария

Глава 5

Мне было семнадцать, когда отец привел ее мать в наш дом. Строго говоря, тот дом уже не был нашим. Моим – уж точно.

Я жил отдельно, в общаге, учился на первом курсе нашего машиностроительного, развлекался вовсю, как мог.

Отец, насколько я знаю, тоже времени не терял. Когда я приходил к нему в гости, всегда ржал конем. Потому что баб каждый раз у него заставал разных. А то и не одну.

Короче, седина в бороду там во всей красе была.

И нет, я не собирался осуждать.

Мы с ним достаточно пережили после смерти мамы, и я считал, что он явно заслуживает счастья.

Поэтому мы с ним встречались где-то раз в неделю, выпивали, ели шашлыки, которые он умел очень даже круто готовить, болтали. Часто в компании его друзей, таких же серьезных дядек, как и он сам.

Отец был бывшим спортсменом, тоже боксером, как и я, после завершения карьеры ушел в тренерство, организовал самый лучший в городе клуб смешанных единоборств. И туда ездили все – от бандитов до ментов.

Поэтому связи он имел самые обширные.

И мужская компания, по субботам собиравшаяся у нас в доме, тоже была разношёрстной. Где-то в нормальном мире это покажется странным, но у нас не нормальный мир. У нас Россия. Средняя полоса. От Москвы так же далеко, как и от нормального мира.

Поэтому в доме у нас общались запросто прокуроры и законники, генералы спецслужб и полицейские чины. Врачи и юристы. Единственное, кого не водилось, это приблатненной дряни. Отец не любил с ними связываться, особенно с теми, что в последние годы повылезали. Те, что были раньше, те, что чтили хоть какие-то законы, вообще часто были неплохими в общении людьми. Но их с каждым годом становилось все меньше и меньше.

Мужики пили, разговаривали разговоры, иногда смотрели матчи по огромной плазме, тогда еще бывшей охеренно роскошной вещью, которую мог себе позволить далеко не каждый.

Я с ними. Слушал. Солидно отвечал и кивал головой.

А потом, позже, сваливал к себе. Обычно это в тот момент происходило, когда приезжали бабы.

Отец терпеть не мог блядства и не собирался меня посвящать во взрослую жизнь таким образом.

Даже учитывая, что у меня, здоровенного активного парня, с бьющим в голову и ниже гормоном, который даже изнурительным треням не удавалось усмирить, все с бабами было в порядке и давно налажено.

Как и у многих спортсменов. До соревнований – ни-ни. Копим тестостерон, злость и азарт.

А потом, после боев, только вперед.

Те девчонки, что терлись вокруг нас на тренировках и соревнованиях, эти моменты прекрасно знали, и нас отлавливали. К ним, само собой, никто серьезно не относился, но им и не надо было серьезности.

Бешеный трах, азарт, адреналин… На это не только парни подсаживаются.

Однажды я уехал на соревнования, на Россию, а, вернувшись вице-чемпионом, офигел, когда в отцовском доме меня встретила миловидная девушка.

Отец, немного смущаясь, что для него вообще не было характерным, обнял ее за плечи, пробасил:

– Вот, Сергей, моя невеста, Оксана.

Я оглядел Оксану, поздоровался.

Ничего в душе не ворохнулось.

Оксана как Оксана. Обычная. Светлая, невысокая.

Улыбается приветливо.

Лапа отца на ее плече смотрелась внушительно. И сам он выглядел таким… Большим добродушным медведем рядом с принцессой.

Когда позади них раздался задорный детский голосок, я даже не удивился.

Темненькая девчонка, мелкая совсем.

Сидит на игрушечном велике, смотрит на меня, раскрыв рот. Чумазая до охерения.

Оксана, заметив дочь, только охнула и рванула исправлять оплошность.

Я поржал. Мелкая, судя по всему, влезла то ли в клумбу, то ли в песок. А, может, и в оба места по очереди.

– Вот, Серег, женюсь…

– Ну отлично, бать, я рад.

Я ответил искренне, не собираясь вдаваться в сентиментальность.

Женится – ну и круто. Молодец. А то уже пять лет развлекается. Погулял на славу, ничего не скажешь.

– А где папаша девчонки?

– Свалил, тварь, когда Оксанка беременная была. Я ее удочеряю. И фамилию ей свою даю. И отчество.

А вот тут я слегка прифигел, если честно. И потом смотрел на счастливую Оксанку внимательно. И не мог ни к чему прицепиться. Она выглядела настолько гармоничной рядом с отцом, настолько довольной, настолько естественной…

Даже если она и охотница за деньгами, достаточно было на счастливое лицо отца посмотреть, чтоб простить ей это все. Пусть.

Главное, чтоб отцу нравилось.

А сестра…

Ну, пусть будет сестра. Мне от этого ни холодно, ни жарко.

Знал бы я в тот момент, как сильно, как сильно, сука, ошибаюсь!!!

Потом меня слегка закрутило.

Институт я бросил, чтоб вплотную заняться спортом.

Пришла повестка.

Я не стал отмазываться.

Отец тоже всегда считал, что армия в жизни мужика должна быть.

Я из-за спортивных успехов сразу попал в ВДВ, и там нормально оттрубил полтора года, да еще и остался на сверхсрок. Не скажу, что сильно понравилось, но как-то привык. Выступал за войска на соревнованиях. Завел друзей, поездил по стране.

Все это время с отцом я виделся пару раз, знал только, что все хорошо у них с Оксанкой. Живут, растят Татку. Она, кстати, знала, что не родная дочь ему, они не стали скрывать и делать из этого тайны мадридского двора, но отца называет папой.

В тот момент у меня все было бурно, активно, в потому жизнь отца осталась вне пределов моих интересов.

В родной город я вернулся через десять лет.

Поумневшим, повзрослевшим, серьезным уже мужиком.

Отец к тому времени открыл второй клуб, бизнес пер в гору, Оксанка и Татка радовались каждый раз, как я приезжал в гости.

В целом, вполне нормальная жизнь нормального человека.

Я скопил стартовый капитал, решил заняться автомастерскими. У нас в городе это было актуально.

Отец предлагал помощь деньгами и связями. От денег я отказался, а связи… У меня и самого кое-какие были уже связи, да и фамилия на меня играла. Город, хоть и большой, но все знали Бойцовых. И меня все знали.

Особенно, когда стал тренироваться в клубе у отца и драться. Без особого напряга, только легальные бои, все по-честному. Но репутацию заработал.

Открыл одну автомастерскую, крутился, погрузился в бизнес.

На одной из тематических автомобильных выставок увидел харли. И все. Пропал. Выкупил тогда его за бешеные бабки, прямо тот, выставочный вариант, который подмигнул мне с подиума.

Начал гонять.

Узнал новую сферу жизни. Байки.

Другая тусовка, для которой я уже староват был.

Но все равно влился.

Здесь уже репутация на меня работала.

Первый байк-клуб в городе тоже я организовал. Просто как сообщество тех, кому интересно все, что связано с этой культурой, с гонками, мотоциклами.

Под это дело взял отдельное помещение и организовал там бар. Небольшой, только для своих.

Короче говоря, дел у меня было под горло всегда.

Времени на общение с отцом и его семьей было все меньше. Потом я пожалею об этом.

Но в тот момент все казалось правильным. У отца своя жизнь, новая семья, бизнес.

У меня – своя, от него никак не зависящая.

На бабки я его не претендовал, своих хватало, а, если не хватало, находил, где взять. Поэтому вопрос наследства не стоял вообще никак. Даже если бы он завещание составил и отписал все Татке – пусть. Это – его дело. Он сам решает, кому и что завещать.

Но отец не успел написать завещание.

Они с Оксанкой поехали в отпуск. На Мальдивы. Типа, второй медовый месяц.

Перед отъездом отец меня обрадовал, что скоро, похоже, у меня еще родственник будет. Или родственница.

Я поздравил. И, в самом деле, порадовался.

Отвез их в аэропорт, потом закинул Татку обратно в дом, и уехал к себе.

А на следующий день позвонила сестра.

Трансфер, перевозящий туристов до отеля, влетел в отбойник, слетел с трассы и несколько раз перевернулся. Погибли все, кто не был в тот момент пристегнут.

Отец и Оксана в их числе.

Я был настолько оглушен, что даже не верил в случившееся. На автомате организовывал похороны, делал какие-то обычные дела.

И не понимал, до самого конца не понимал случившегося.

Накрыло меня после похорон.

В пустом доме, куда мы с Таткой вернулись и молча разошлись по комнатам.

Я зашел в свою бывшую комнату, которая так и осталась нетронутой с тех пор, как я съехал.

Вспомнил, что отец, кажется, планировал здесь сделать детскую.

И неожиданно затрясло. Посмотрел удивленно на пальцы, сжал в кулак. Сглотнул ком в горле.

А потом услышал тонкий писк откуда-то.

Вышел на звук.

Таткина комната.

Постоял перед дверью.

Я не был с ней близок, так, на семейных посиделках общались. Но никогда по душам. Она была закрытой, спокойной девочкой, отец что-то говорил про любовь к музыке, к танцам. Она и выглядела такой девочкой-девочкой, в платьях, с косами, с огромными, немного раскосыми глазами.

Симпатичная и приятная на внешность.

Я, поглощенный своими переживаниями, совершенно упустил из виду то, что она осталась сиротой. Как и я.

Но я-то – взрослый мужик, а она – девочка пятнадцатилетняя.

Я постучал, и, не дожидаясь приглашения, зашел.

Татка лежала на кровати, одетая, и тихонько скулила в подушку.

Я присел рядом, погладил по плечу.

Черт… Ну вот не умею я говорить утешительные слова! Меня бы самого сейчас кто утешил!

А она, резко вскинувшись, порывисто прижалась ко мне. Словно только и ждала моей инициативы, моего прикосновения.

И зарыдала.

Я просто обнял.

Больше я для нее ничего сделать не мог.

Так и просидели с ней, обнявшись, примерно полчаса.

А потом так же молча спустились вниз, я приготовил бутерброды и чай.

– Ты уедешь? – тихо спросила Татка, отвернувшись. И так тоскливо мне стало, хотя куда уж тоскливее!

Она выглядела потерянной, испуганной, раздавленной. Наверно, я и сам не лучше, но я все же держался. Приходилось.

– Нет. Я здесь останусь. А потом решим.

– Что решим? – глаза ее, заплаканные и печальные, буквально сердце вспороли. Черт… Ну вот что делать?

– Как дальше быть.

– Хорошо.

Она встала и вышла из-за стола.

А ночью я опять услышал этот писк, надрывающий сердце, пошел к ней, постучался.

Она не спала. Лежала, смотрела в одну точку. Маленькая, хрупкая такая. Потерянная.

– Тат… Может, успокоительного тебе?

– Нет… Побудь со мной, пожалуйста. Мне страшно так.

На последних словах ее голос дрогнул, и, хоть и было первое желание ее все же накачать успокоительным и уложить спать, то после этого… Черт…

Я сел рядом, потом прилег поверх одеяла.

Она обняла меня, уткнулась в плечо. Пару раз всхлипнула и потом уснула.

А я лежал, как дурак, стерег ее сон и пошевелиться боялся.

И думал, что же делать дальше.

Что мне делать с внезапно свалившейся на меня ответственностью.

Глава 6

После того, как я оформил опеку над Таткой и продал дом, она переехала ко мне.

И вот это было непросто, скажу я вам!

Когда ты свободный, ни в чем себе не отказывающий парень, и в твоей жизни вдруг появляется нагрузка в виде несовершеннолетней девчонки, у которой переходный возраст во всей красе, это, бл*, испытание.

Начать с того, что я вообще был не в курсе, что такое переходный возраст и как с ним бороться. Кроме этого, я никогда за свои тридцать с хвостом лет не жил с женщиной. Спать – спал. В отпуск ездил. На их территории тусил по неделям, если вдруг сильно нравился секс. Но к себе жить не пускал. И одно жизненное пространство не делил. А тут…

Нет, Татка была аккуратисткой. И хорошей хозяйкой. Оксанка ее приучила готовить, прибираться, и она все это с удовольствием (или, может, без удовольствия, фиг ее знает, я к ней в душу не лез) делала.

Но бляха муха…

У меня была хорошая большая двушка.

Для меня одного – самое оно. Для нас двоих – мало.

Я купил нам квартиры в одном доме, но на разных этажах, специально, чтоб, когда Татке стукнет восемнадцать, выселить ее на свою территорию.

И брал себе квартиру с тем расчетом, что я все же скоро буду жить в ней один.

Смысл брать большую площадь? Чтоб потом морочиться и ее продавать? Как-нибудь переживем эти два с половиной года, что оставались до Таткиного совершеннолетия.

Но кто же знал, что все так обернется?

Нет, она мне не надоедала. Не спрашивала, куда ухожу, не задавала дурацких вопросов, вообще не отсвечивала. Поначалу.

Сидела себе тихонько в своей комнате, ходила в школу, в музыкалку, на танцы, еще куда-то, я не особо вникал, просто счета оплачивал и все. Кидал ей на карту бабки на карманные расходы, утром, если вдруг сталкивались, здоровался и спрашивал, как дела, перебрасывался парой фраз по вечерам. И на этом все.

Вроде ничего такого.

Были, конечно, свои неудобства. Например, пришлось быть аккуратнее с бабами. Не сказать, что я их часто к себе таскал, но случалось периодически. А тут все, только на их территории или в отеле. Потому что дома – пятнадцатилетняя сестра, с нежной ранимой психикой, как писали про этот возраст в разных интернетных статейках, и ей крики и вопли моих женщин могли сильно открыть глаза на особые стороны этого мира.

Рановато, короче, знать ей про это.

И вообще… Постоянное присутствие другого человека, девушки, напрягало.

Мы, несмотря на то, что тогда, в доме, проспали вместе всю ночь, а потом еще одну и еще, особо не стали близки.

Тата жалась ко мне тогда, как маленький бездомный котенок, искала тепла, и, наверно, реально видела во мне единственного родного человека на всем белом свете.

И я не мог ей в этом отказать. Не мог разрушить иллюзию.

Но сам отошел довольно быстро.

Помогло то, что отца и Оксану привезли хоронить в закрытых гробах. И я их мертвыми не видел.

А, учитывая, что последние годы я общался не то чтоб плотно с ними, мозг как-то защитился, установив, что они просто уехали. И где-то им явно хорошо вместе.

Я искренне в это верил. Старался.

Ну и дела, конечно, сильно отвлекали.

А вот Татка осталась по сути один на один со своим горем. Со мной поговорить она не могла, а я думал, что все нормально, и она приходит в себя.

Однажды, примерно через полгода после нашего совместного проживания, ко мне завалились друзья. Колян, Даня и Серега.

Мы сидели в гостиной, соединённой с кухней, смотрели по телеку финал чемпионата по футболу, пили пиво. Короче говоря, обычный отдых парней.

Татка вернулась с танцев, забежала в дверь, чему-то улыбаясь, видно, хорошо позанималась, настроение было приподнятым.

И застыла на пороге, растерянно разглядывая нашу компашку.

И мы тоже замерли.

– Эээ… Привет… – нерешительно поздоровалась она, парни нестройно ответили, продолжая разглядывать ее.

И я тоже. Почему-то с раздражением.

Татка, видно, не переодевалась после занятий, была в обтягивающих лосинах и маечке на голое тело. И в тот момент очень даже явственно было заметно, что лифчика под маечкой нет.

И вообще, вся она была такая… Тонкая, изящная, замерла в проеме двери, словно картина в раме, волосы убраны вверх в небрежную гульку, и глаза раскосые притягивают взгляды. Она, покраснев от разглядываний парней, наклонила голову и прошла к себе.

Пауза, которая возникла после ее ухода, длилась неприлично долго.

– Это, бл*, кто? – выдохнул, наконец, Серега, продолжая пристально разглядывать дверь, за которой скрылась Татка.

– Сестра.

– Охереть…

– Слушай, я думал, она маленькая совсем… – Колян развернулся ко мне, глотнул пива, приходя в себя.

– Она и есть маленькая, – я неожиданно почувствовал еще большее раздражение, даже злость. Совсем не понравились взгляды парней и их вопросы. – Ей шестнадцать.

– Возраст согласия… – булькнул пивом Серега, а я повернувшись к нему, нехорошо прищурился.

– Здесь только одно согласие имеет значение. Мое. Понятно?

– Эммм…

– Понятно???

– Да понятно, все понятно, чего ты? – сдал назад Серега, который знал меня примерно полгода, но за это время убедился, что к моим словам стоит прислушиваться со всей внимательностью.

Я развернулся к Коляну. Тот пожал плечами, демонстративно равнодушно дуя пиво.

Даня лишь усмехнулся. Его к малолеткам никогда не тянуло.

Мы продолжили смотреть матч, но все мои мысли уже были далеки от игры. Я почему-то вспоминал, как Татка стояла под перекрестными взглядами друзей и краснела, и злился. На нее, на парней. И на себя тоже. В конце концов, классифицировав мои эмоции, как приступ братской любви и эгоизма, я успокоился.

Татка в этот вечер не выходила больше, даже в душ, словно чувствовала, что маячить не стоит, затаилась. И я постепенно пришел в себя.

Но потом, много позже, вспоминая этот вечер, я понял, что именно тогда все и изменилось.

И жизнь моя, нормальная, налаженная жизнь, полетела в ебеня со скоростью курьерского.

Глава 7

– Татка, не зли меня, а? Я ведь реально по жопе настучу! – раздражаюсь я на эту козу, вовремя вспоминая, что она, вообще-то, за свой ночной демарш еще нихера не получила, и собираясь этот момент исправить.

Ну и напряг свой перенаправить в более спокойное русло.

Вот вызверюсь на нее сейчас за гулянку с непонятными придурками среди ночи и купание в озере голышом, и стояк утихнет. Извращенец, ага.

Ну, я в курсе, если что.

– Ой, да пошел ты! – она, жопкой своей чувствуя неприятности и мою внезапную злость, тут же вспархивает и быстренько топает к подъезду. – И не вздумай больше за мной следить! Надоел уже!

– Вот только тебя не спросил, чего мне делать! – ругаюсь я, но ответом мне служит только хлопанье двери. Показательное. Потому что там доводчик, и, чтоб хлопнуть, надо усилия приложить. Нехилые такие.

Я выдыхаю. Прикуриваю еще одну.

Опять выдыхаю.

Ну все, Серег, все.

Она ушла. Успокойся.

Она дома, в безопасности, в своей постели.

И вот не успокаивает это!

Как представлю, что она приходит домой, раздевается, идет в душ… А потом ложится в кровать. Голая. Она любит спать голая. Как думаете, откуда я это знаю?

А вот оттуда.

И не я это начал.

Будь моя воля, отмотать все назад, я бы не допустил такого. Но в тот момент я даже и не понял сначала ничего.

Да я и сейчас, если честно, не особо понимаю.

Когда это началось? Когда это реально началось?