Неизбежное зло Мукерджи Абир

Десять

Ко входу на платформу я добрался следом за военными. Наш кули уже дожидался там, препираясь с железнодорожным контролером. Кули показал на меня, и контролер наконец-то соизволил его пропустить.

Диван обсуждал что-то с офицером, руководившим переноской гроба. Затем он отдал короткое распоряжение помощнику, тот кивнул, и кортеж направился по платформе к вагону номер пять.

– Господин министр Даве, – окликнул я.

Он обернулся и застыл в ошеломлении, как будто мое появление здесь стало для него пощечиной.

– Капитан Уиндем? Мне не сообщили, что вы сопровождаете нас. У меня сложилось впечатление, что представлять Имперскую полицию будет ваш коллега, сержант Банерджи.

– Совершенно верно, сэр, – сказал я. – Я здесь как частное лицо. Хотел бы выразить свое почтение, присутствуя на похоронах ювраджа.

Он с подозрением сверлил меня взглядом.

– Хорошо, – произнес он наконец. – Полагаю, это вполне уместно. Я знаю, это вы с сержантом Банерджи сумели схватить убийцу ювраджа. Махараджа может пожелать встретиться с вами.

– Ну, мы, во всяком случае, выследили убийцу, – ответил я. – Он предпочел застрелиться, но не быть схваченным.

Даве выдавил кривую улыбку.

– Мне доложили, что это был какой-то религиозный фанатик. Кто знает, что может прийти в голову таким людям?

Я мог бы ответить, что в данном случае этому несчастному пришла в голову пуля из старомодного револьвера, но министр не казался человеком, способным оценить мою догадку.

Даве подозвал полковника Арору, который беседовал с каким-то туземцем в форме, вышедшим из вагона поезда. Полковник прервал разговор и бравым шагом подошел к нам.

– Капитан Уиндем, – приветствовал он. – Рад видеть вас вновь.

– Капитан поедет вместе с нами, – сообщил Даве. – Организуйте для него спальное место, пожалуйста.

– Как прикажете, диван-сахиб. Капитан, прошу вас, пройдемте со мной.

– Итак, вы решили посетить Самбалпур, – сказал полковник Арора, когда мы с ним двинулись дальше вдоль платформы.

– Подумал, будет любопытно увидеть настоящего индийского махараджу в естественной среде обитания, так сказать.

– Да неужели, капитан? – улыбнулся он. – Не мог и предположить, что вы антрополог.

– Я – нет, хотя, признаюсь, в последнее время обнаружил интерес к южноиндийским языкам, чего не подозревал в себе ранее. Так что можно сказать, что я еду в Самбалпур ради удовлетворения любопытства к письменному слову.

– Что ж, надеюсь, вы проведете время максимально продуктивно, – произнес Арора, глядя прямо перед собой.

Полковник остановился у входа в вагон и жестом предложил мне войти.

Я взобрался по стальным ступенькам в тамбур, отделанный панелями из орехового дерева и устланный толстым ковром, что делало его похожим скорее на вестибюль роскошного кинозала.

Безупречно вышколенный проводник в зеленой с золотом ливрее приветствовал нас, сложив ладони в пранаам[39].

– Давайте найдем вам место, – предложил полковник.

Он обменялся парой фраз с проводником, который после секундного замешательства обернулся ко мне:

– Прошу вас, следуйте за мной, сахиб.

Мы двинулись по коридору мимо отполированных до блеска дверей купе.

– Вам нравится наш поезд, сахиб?

– Ну, он определенно лучше того, что отходит в восемь пятнадцать с Паддингтона, – пошутил я.

Проводник оставил свое мнение при себе.

– Это купе свободно, сахиб. – Он остановился перед очередной дверью и открыл ее. – Вам нужно что-нибудь еще?

– Полагаю, у моего коллеги, сержанта Банерджи, купе тоже в этом вагоне.

– Да, сахиб. Офицер в соседнем купе.

– С нами может быть еще один человек, дама. Ей тоже нужно отдельное купе.

– Я все организую, сахиб.

– И, пожалуйста, попросите сержанта зайти ко мне, когда он сядет в поезд.

Я закрыл за собой дверь. В купе пахло розовым маслом. У одной стены стояла кровать – настоящая кровать, не вагонная полка. Рядом темно-бордовое бархатное кресло и письменный стол в стиле рококо, со всяческими завитушками, из-за которых казалось, что он слегка подтаял на жаре. Напротив кровати – полированный ореховый платяной шкаф и дверь, которая вела в туалет, укомплектованный мраморной раковиной и таким количеством золотых финтифлюшек, что «Восточный экспресс» на этом фоне выглядел теплушкой для перевозки скота.

А за окном бурлил иной мир. На соседней платформе индийское семейство обустраивало себе временное пристанище. Старший ребенок, девочка лет пяти с волосами, заплетенными в косички, завороженно слушала, как лоточник наигрывает мелодию на свистульке. Младший, полуголый двухлетний мальчишка в черной набедренной повязке и с подведенными кайал[40] глазами, сначала таращился на меня, потом спрятал лицо в складках материнского сари. Я наблюдал, как женщина расстилает циновки и подстилки, на которых будут спать дети. Ее муж тем временем с отчаянием смотрел, как дождь льет с крыши над платформой прямо на затопленные пути.

Я сбросил пиджак на кровать и пошел в ванную комнату умыться. Вода оказалась холодной, по-настоящему холодной, подлинное чудо в Калькутте, а полотенце напоминало облако из аромата сандала.

В дверь постучали, и после приличествующей паузы на пороге появился Несокрушим, выглядевший так, словно продержался три раунда с Джеком Демпси. Щека уже начала распухать, а проволочные очки сидели на лице как-то криво.

– Вы в порядке, сержант? – обеспокоился я, усаживая его в кресло.

– Кажется, да, сэр.

– Прекрасный ход, кстати. Твой отвлекающий маневр отлично сработал. Доусон сорвался, как ошпаренный пес, когда понял, что его засекли. Думаю, он сбежал сразу, как только эти амбалы к тебе привязались.

– Да, сэр, – печально вздохнул сержант. – Очень крупные парни.

Да, таковы местные оперативники подразделения «Эйч». Как правило, это солдаты в штатском, бывшие армейцы, соблазнившиеся обещаниями хорошего жалованья и быстрого продвижения по службе. Проблема в том, что здоровяки шести футов ростом из Чандигарха и Лахора не в состоянии незаметно раствориться среди бенгальского населения. Это все равно что внедрять профессиональных кулачных бойцов в компанию жокеев.

Несокрушим снял очки и принялся выпрямлять погнутую оправу. Без очков глаза его казались странно маленькими.

– Судя по комплекции его телохранителей, сэр, думаю, вы не ошиблись, предположив, что майор направляется вовсе не в отпуск.

– Вряд ли у Доусона бывает отпуск, – хмыкнул я. – Сомневаюсь, что он вообще спит.

– Считаете, его появление здесь имеет отношение к убийству ювраджа?

– Возможно, хотя если он здесь официально, то почему в гражданском? И почему смылся так стремительно?

– Может, он тут по другому поводу. Может, выслеживает террористов?

Я взвесил такую вероятность. Вокзал Ховрах – главные ворота города. Большинство прибывающих в Калькутту неизбежно проходят через него.

– Не исключено, что и так, – согласился я. – Тогда должна быть очень веская причина переодеться в муфти[41]. Он все же не простой оперативник.

Снаружи донесся паровозный свисток. Я посмотрел на часы. Ровно десять ноль-ноль. Несокрушим надел очки.

– Ты случайно не видел там мисс Грант? – спросил я.

Вопрос поставил его в тупик.

– Вообще-то я не присматривался, сэр.

– Да, конечно, – небрежно бросил я, но живот свело, когда я понял, что Энни не пришла. Я сказал себе, что так оно, пожалуй, и к лучшему, я смогу сосредоточиться на деле и не буду отвлекаться, но все равно пилюля оказалась горькой.

С мягким толчком поезд тронулся, выполз со станции и скользнул в ночь мимо грузовых терминалов и мокнущих под дождем домишек Ховраха.

– Если это все, сэр… – нерешительно заерзал Несокрушим, – я бы пошел к себе.

Меня это устраивало. Нужно было подумать, осмыслить появление Доусона, впрочем, остаться одному мне хотелось не только поэтому. Договорившись встретиться через час и раздобыть какой-нибудь ужин, мы попрощались с сержантом, и я запер дверь купе.

Сразу стало очень тихо. Я достал чемодан, положил его на кровать. Щелкнув замками, отодвинул рубашки, прикрывавшие лакированную деревянную шкатулку, инкрустированную слоновой костью. Выточенная из красного дерева, она запиралась на серебряный замок в форме головы дракона. Серебряная ручка была выполнена в том же стиле. Изящная вещь, и я с минуту любовался ею. Но красота – ничто по сравнению с ее содержимым.

Выудив из кармана маленький серебряный ключ, я вставил его в замок и повернул. Механизм тихонько щелкнул, и вдоль позвоночника у меня пробежал холодок. Я поднял крышку: лампа, глиняная трубка, набор тонких игл и инструментов и, конечно, короткая бамбуковая опиумная трубка с резным фарфоровым мундштуком. Все плотно уложено на красной бархатной подкладке. Дорожный опиумный набор, я влюбился в него, едва увидев в антикварной лавке возле Парк-стрит. Я сразу понял, что мне это нужно, просто потому что никогда раньше такого не видел. И никогда не задумывался, как буду использовать – вплоть до того момента, пока не нашел шарик сырого опиума среди вещей мертвого ассасина. Даже сейчас я не до конца понимал, зачем потащил эту штуку с собой. Я ведь никогда сам не готовил опиумную трубку. Это сложное дело, требующее специальных умений и практики, а уж в поезде, на полном ходу, я точно с ним не справлюсь. Да и вообще тащить это с собой было рискованной затеей. Что, если чемодан сломается и содержимое случайно вывалится наружу? Компрометирующая деталь для офицера полиции, даже если формально он в отпуске.

Я признался себе, что сунул шкатулку в чемодан, потому что не мог смириться с мыслью о расставании с ней. Признание ошеломило меня, как удар в лицо. Я стремительно захлопнул шкатулку, прикрыл ее одеждой, достал свежую рубашку, брюки и полупустую бутылку «Гленфарклас», которую прихватил на всякий случай.

Сменив промокшую одежду, я налил виски в хрустальный стакан. Устроился в кресле, сделал глоток. За окном все так же хлестал дождь, временами мелькали огоньки селений, мимо которых проплывал поезд.

Это мое первое посещение настоящего индийского княжества. Да вообще первое настоящее путешествие по Индии. Начало оказалось вполне пристойным, и, если судить по поезду, Самбалпур представлялся местом, к которому я вполне мог бы привыкнуть. И все же мне было не по себе. Отсутствие Энни испортило настроение, и, что важнее, меня нервировало появление на сцене майора Доусона. Я не мог отделаться от чувства, что оно каким-то образом связано с убийством ювраджа. С тех пор как мы получили предупреждающие послания, адресованные Адиру, я уверился, что след ведет в Самбалпур. Но присутствие Доусона предполагало и другой вариант: что в деле как-то замешано подразделение «Эйч». В конце концов, вступление Самбалпура в Палату князей было центральной частью планов вице-короля. Возможно ли, чтобы некто в Индийском офисе[42] санкционировал устранение принца, рассчитывая, что его преемник окажется более покладистым и уступит пожеланиям вице-короля?

Когда эта идея улеглась в голове, внутри у меня все сжалось. Политическое убийство принца – не такое дело, которое совершается наобум. Если за ним стоит подразделение «Эйч», попытка добиться правды станет не только опасной затеей, но и практически обреченной на провал. Хуже того, если здесь замешано «Эйч», то, направляясь в этом поезде в Самбалпур, я скорее удаляюсь от ответов на вопросы, чем приближаюсь к ним.

Я отхлебнул еще виски и смотрел, как ночь за окном проносится мимо. Мысли вернулись к предупреждающим запискам. Они написаны на ория и доставлены принцу прямиком во дворец. Даже если заговор организован британцами, некто, знающий местный язык, был осведомлен достаточно, чтобы попытаться предупредить Адира, и есть вероятность, что этот некто все еще в Самбалпуре. И разыскать его – задача номер один.

Час спустя ко мне постучался Несокрушим. В смокинге и лакированных туфлях, сиявших так, что вполне могли затмить огонь маяка.

– Собрался в оперу? – поинтересовался я.

– Я думал, вы хотели наведаться в вагон-ресторан, сэр, – удивился он.

– Ну да, но мы же не на правительственный обед приглашены.

– Это правительственный поезд, – пожал плечами Несокрушим. – Прикажете переодеться?

– Не надо, – вздохнул я. – Пойдем уже. Я проголодался.

Сержант открыл дверь в конце коридора. Дождь лил стеной, и с крыши срывался поток прямо на площадку между вагонами. Я быстро перепрыгнул опасное пространство и влетел в следующую дверь.

Центральное место в вагоне-гостиной занимал бар с зеркальной стеной и большой черный «Стейнвей», на котором никто не играл. Перед ним тут и там стояли с дюжину кресел зеленой кожи и полированные столики с инкрустацией слоновой костью. За одним из таких столов сидели Даве и седовласый европеец – судя по покрою смокинга, англичанин. На вид ему было около шестидесяти; лицо фельдмаршала и манеры банкира. Он окинул меня ледяным взором, так, наверное, доктор смотрит на язвы прокаженного, и вернулся к беседе, не обращая более внимания, как мы с Несокрушимом проходим по салону.

Стены в вагоне-ресторане были обшиты панелями темного дерева, а тяжелые бархатные занавеси на окнах удерживались золотыми шнурами. В зале было пусто, если не считать официанта, раскладывавшего приборы, и полковника Ароры, который сидел за одним из полудюжины столов, застеленных белоснежной скатертью, в компании такой же одинокой орхидеи. Арора с застывшим лицом смотрел в окно, в непроницаемую тьму за стеклом. Похоже, мысли его были не из приятных. По моему опыту, это совсем неплохо. Многое можно узнать о человеке, захватив его врасплох, когда он погружен в самокопания.

– Полковник, – окликнул я его.

Он резко обернулся, и на миг в глазах его отчетливо вспыхнула злоба. Я не отвел взгляда, стараясь уловить смысл этой эмоции. Он, должно быть, понял это, и лицо тут же разгладилось – взнуздал чувства.

– Капитан, сержант, – учтиво кивнул он.

– Не возражаете, если мы составим вам компанию?

– Ну конечно, прошу вас.

Приборы деликатно звякнули, когда поезд чуть качнуло на стрелке. Официант оторвался от полирования серебра, подошел к нам.

– Могу я предложить аперитив?

Отказаться было бы невежливо.

Официант вернулся с двумя бокалами шампанского на серебряном подносе.

– Думаю, пришло время ужина, – взглянул на часы Арора. Обернулся к официанту: – Что у нас сегодня?

– Суп из зеленого горошка с мятой, жаркое из дикого кабана и на десерт – итон месс[43].

– Отлично, отлично.

Для специального поезда индийского королевского семейства меню звучало откровенно по-английски.

Официант отошел, и я обратился к полковнику:

– Кто этот англичанин, разговаривающий с Даве в салоне?

– Это сэр Эрнест Фитцморис, член совета директоров Англо-Индийской алмазной компании и, как он утверждает, верный друг королевства Самбалпур. У нас долгие и плодотворные отношения с Англо-Индийской компанией, – продолжал он. – Они покупают почти девяносто процентов производимых нами бриллиантов. Когда Ост-Индская компания пыталась задушить нас экономически и подчинить себе, именно Англо-Индийская алмазная нарушила эмбарго, вывозя контрабандой наш товар, в то время как прочие компании отказывались иметь с нами дело. Именно Англо-Индийскими деньгами оплачены школы и больницы Самбалпура, не говоря уже об автомобилях махараджи.

И вино, вероятно, тоже, подумал я, оценив отличное «Гран каберне фран», которое подали к мясу, и бархатистый «Жюрансон» к десерту. Беседа получилась сердечной, полковник сыпал рассказами из истории Самбалпура и борьбы его правителей с вторжением Моголов. Наконец мы встали, намереваясь вернуться к себе.

– Не рассчитывайте на долгий сон, капитан, – предупредил Арора. – Скоро Джарсугудах, где нам придется делать пересадку.

– Королевский поезд Самбалпура не идет до Самбалпура? – изумился я.

– Это невозможно, – ответил полковник. – Вы, британцы, не позволяете прокладывать широкую железнодорожную колею в национальных княжествах. Индийский офис боится, что мы сможем перебрасывать по железной дороге войска и тяжелое вооружение, которое будет использовано против вас.

– Какая глупость.

– Совершенно верно. Но тем не менее это факт. Поэтому в Джарсугудахе мы пересядем в другой королевский поезд, идущий по узкоколейке, и он-то преодолеет последние пятьдесят миль до Самбалпура.

И точно, два часа спустя поезд затормозил у огороженного перрона на станции Джарсугудах, я вышел в удушливую влажную ночь. Дождя, впрочем, не было, и рельсы выглядели сухими. Похоже, мы обогнали муссон.

Поезд, который вез нас до Самбалпура, оказался миниатюрной копией того, что мы только что покинули; и садились мы в него без всяких церемоний и фанфар. Гвардейцы выгрузили гроб с телом ювраджа, пронесли по перрону и поместили в головной вагон, подготовив принца к финальному этапу возвращения домой.

Одиннадцать

Я оставил попытки уснуть в тот момент, когда рассветные лучи пробились сквозь жалюзи на окне моего купе. Я видел карту и знал, что наш игрушечный поезд пыхтит по Декану, плоскогорью, которое начиналось от долины Ганга и занимало большую часть Южной Индии. Вагон мягко покачивался, и соблазн лениво валяться в постели одолел бы меня, если бы в дверь не постучал Несокрушим.

– Сэр? Вы проснулись?

Я сполз с банкетки, отщелкнул задвижку и отворил дверь.

– Вот ты где, – вздохнул я.

– А где я, по-вашему, должен быть?

– Что случилось, сержант? – Я взъерошил волосы.

– Полковник Арора говорит, мы прибываем в Самбалпур через час. Я подумал, что заблаговременное уведомление будет к месту.

– Который час? – зевнул я.

– Почти половина шестого.

Я подошел к окну и поднял жалюзи. В утреннем солнечном свете открывался пейзаж, совсем не похожий на Бенгалию. На пространстве в несколько сотен миль изумрудные джунгли уступили место инопланетному ландшафту из высохшего кустарника и пыльной коричневой земли. Чахлые деревья, пролетавшие мимо в утреннем полумраке, корявые и голые, не имели ничего общего с роскошными тропическими пальмами Калькутты.

– Встретимся в вагоне-ресторане? – радостно спросил сержант. – Шеф приготовил традиционный южноиндийский завтрак, идлис[44], и всякую всячину.

Живот у меня свело. У индийцев считается смертным грехом подавать любую еду, даже завтрак, без полуфунта специй. Это все, конечно, замечательно, но бывают моменты, когда англичанину хочется поутру только ломтик поджаренного хлеба и чашку чаю.

– Ты иди, – сказал я. – Я, наверное, пропущу завтрак.

Закрыв дверь, я оделся. Снаружи посветлело, отчетливо было видно, как растрескалась высохшая земля. До Калькутты муссон, может, и добрался, но в Ориссе по-прежнему стояла сушь, как в Багдаде летом.

В четверть седьмого поезд прибыл в Самбалпур, на станцию, которая выглядела так, словно ее перенесли откуда-то из Котсуолда, – стены из золотистого песчаника, шиферные крыши и тишина захолустья. Даже облака были достаточно серыми, чтобы сойти за английские. Только жара индийская.

Поезд вздрогнул и замер. За окном выстроилась шеренга угрюмых военных и суровых официальных лиц. Подхватив чемодан, я двинулся по узкому коридору, встретившись по пути с Несокрушимом в полной парадной форме. Мы спустились на платформу как раз вовремя, чтобы увидеть, как строй гвардейцев входит в вагон, в котором перевозили гроб.

Рядом стоял Даве, с ним тот англичанин, Фитцморис. Оба наблюдали, как гроб водрузили на плечи гвардейцев. Полковник Арора держался в стороне и отсалютовал, когда тело его бывшего шефа понесли по платформе к зданию вокзала. Там, за деревянным барьером, в толпе местных жителей стоял бледный темноволосый человек, пристально изучавший лица всех, выходивших из поезда. По комплекции и по одежде в нем легко было определить британца: визитка, галстук и брюки в полоску – практически униформа Форин-офиса[45]. Заприметив форму Несокрушима, он оживился и ринулся к нему.

– Вы, должно быть, сержант Банерджи, – довольно сухо произнес он, протягивая руку.

– Верно, – пожал руку Несокрушим. – И позвольте представить капитана Уиндема, он тоже служит в королевской полиции.

Облачко смущения скользнуло по лицу человека в визитке.

– Простите? В телеграмме сообщалось только о вашем прибытии. О британском офицере не было никаких упоминаний. Должно быть, произошла какая-то ошибка.

– Никакой ошибки, – вмешался я. – Я здесь как частное лицо. Прибыл отдать дань уважения. Это создает какие-то проблемы?

Он оглядел меня с головы до ног, провел рукой по волосам.

– Нет-нет. Вовсе нет, – ответил он с поспешностью, предполагавшей обратное. – Очень приятно. Меня зовут Кармайкл. Я здешний дипломатический представитель. Представитель Его Величества при дворе Самбалпура.

– Вы посол? – уточнил Несокрушим.

– О, не так солидно.

– Тем не менее, – продолжал сержант, – очень любезно с вашей стороны лично встретить нас.

– Не особенно. На самом деле больше никого нет.

Толпа в здании вокзала молча расступилась, и гроб с телом ювраджа пронесли к катафалку. Громкий стон – такой звук издает раненое животное – донесся с улицы. Казалось, половина Самбалпура явилась сюда встречать мертвого принца.

– Нам лучше подождать, пока все уляжется, – сказал Кармайкл. – До резиденции недалеко, но дороги запружены. Движение здесь чудовищное. Если сегодня творится такое, боюсь представить, сколько народу явится завтра на похороны.

– Значит, он был популярен? – спросил я.

– О боже, да. Как и все члены королевской семьи. Их почитают как богов. Весь город сейчас потрясен. – Он огляделся. – Послушайте, вон там чайный прилавок. Как насчет чашечки чая, пока ждем?

Он начал пробираться сквозь толчею. Прилавок представлял собой деревянную доску, установленную поверх чего-то, похожего на два приваренных друг к другу велосипеда и задрапированного оранжевыми гирляндами календулы. Прилавок был выкрашен в голубой цвет, на нем стояла стопка маленьких глиняных чашек и валялись несколько металлических ложечек. Сбоку на импровизированной кирпичной печке нагревался помятый медный чайник с длинным изогнутым носиком, рядом стоял чай-валла[46], морщинистый старик-индус в красном тюрбане. Он держал в руках почти такой же по размеру горшок и деловито переливал кипящий карамельного цвета напиток из одного сосуда в другой.

– Тиин чай[47], – громко заказал Кармайкл, для наглядности подняв вверх три пальца.

Старик кивнул, извлек из стопки глиняных чашек три штуки, аккуратно расставил в ряд и наполнил идеально ровно.

Кармайкл заплатил чай-валла, и тот бережно, будто Святой Грааль, протянул нам чашки. Я осторожно отхлебнул, одновременно отметив, что Даве и Фитцморис вышли со станции и сели в ожидавший их «роллс-ройс».

– Этот тип, Фитцморис, – спросил я резидента, – вы его знаете?

– Да, конечно, – кивнул Кармайкл, торопливо проглотив свой чай. – Встречался с ним несколько раз. Сэр Эрнест очень приятный джентльмен.

– Он живет не в резиденции?

– Сейчас нет, – ответил Кармайкл. – Последние несколько раз он останавливался во дворце в качестве гостя махараджи.

– То есть он часто сюда приезжает? – уточнил Банерджи.

– О да, довольно часто. По крайней мере, в последнее время. Прежде являлся раз в год на традиционную охоту махараджи. Грандиозное событие, надо сказать. Сам вице-король иногда посещает ее. В прошлом году добыли полдюжины тигров, пару черных леопардов и бог весть сколько газелей.

– А в последнее время?

– В каком смысле?

– Вы сказали, что в последнее время сэр Эрнест приезжает чаще?

– Верно. За последние полгода был здесь уже несколько раз.

– Не догадываетесь почему?

Кармайкл задумался.

– Боюсь, я не вправе об этом говорить. Конфиденциальная информация, понимаете?

– Ну, если он наведывается сюда не просто проветриться, – сказал я, – тогда, полагаю, это имеет отношение к алмазам.

– Вы весьма проницательны, – усмехнулся Кармайкл.

Для таких выводов не нужно быть Шерлоком Холмсом. Он директор алмазной компании, а в королевстве Самбалпур алмазов больше, чем в пещере Али-Бабы и его сорока разбойников.