Маг-новобранец Горбенко Людмила

Поздний вечер того же дня. Черная Башня

Лежа на кровати под мерный храп соучеников, Хендрик осторожно выудил из недр прикроватной тумбочки трубку, набил ее мелким, похожим на пыль табаком и задумчиво закурил. Рядышком, примостившись у окна, устроился Филипп. Высунув от усердия язык, слуга увлеченно водил карандашом по бумаге, время от времени судорожно вздыхая.

Хендрик усмехнулся и перевел взгляд на фигурные разводы сырости на потолке. Сказать или не сказать?

Племянник великого дипломата прекрасно отдавал себе отчет, что признание поставит его по отношению к слуге в совершенно иное положение. В его лице можно нажить друга и помощника, а можно заполучить смертельного врага. Проболтайся Филипп любому из Наставников – и скандал обеспечен.

С другой стороны, Филипп был не просто слугой. Он оказался седьмым сыном седьмого сына, не смирившимся со своей судьбой. И хотя попытка сбежать, нанявшись на работу в чужой город, была наивной, сам факт вселял в Хендрика некоторую надежду. Если парень так не хотел попадать в Башню, то вполне может согласиться помочь Хендрику.

А без помощи бежать отсюда никак нельзя.

Тем более что в качестве просто слуги Филипп оказался бесполезен. Он был неуклюж, нечистоплотен и временами так глубоко погружался в мечтания, что переставал слышать. Все свободное время парень проводил в компании с карандашом и бумагой, а рисование портретов – последнее, что может потребовать господин от своего работника. Особенно таких портретов.

– Ладно,– сдался Хендрик.– Не в моих правилах открывать карты раньше времени, но тут я вынужден спешить. Филя, брось свою бумагу, сядь рядом. Сейчас я скажу тебе нечто такое, о чем ты не должен говорить вслух даже наедине с собой. Приготовься. Подставь мне свое ухо – тьфу, Филька! От тебя несет мышами, как из старого сундука! Ты хоть когда-нибудь моешься? Ладно, просто сядь ближе.

Дождавшись, когда слуга выполнил приказание, Хендрик торжественно распрямил плечи и тревожным шепотом доложил:

– Я собираюсь бежать из Башни и предлагаю тебе составить мне компанию. Как слуге. И как товарищу по несчастью.

Реакция слуги и товарища по несчастью оказалась полным сюрпризом для Хендрика. Филипп молча кивнул, сгреб свои вещи из тумбочки в сумку и вернулся к рисованию какой-то геометрической фигуры с ушами, долженствующей изображать кувшин.

– Филька! – повысил шепот, насколько это было возможно, Хендрик.– Ты не понял меня, дурачина?

– Почему? Понял,– воодушевленно отозвался слуга.– Я готов. Только сначала надо луны дождаться. А то в темноте страшно.

– Сам ты темнота! – почти заорал Хендрик, успокаивающе сигналя подмигиваниями проснувшимся товарищам по курсам. Дескать, ничего страшного, воспитываю непонятливого слугу.

– Почему? – искренне удивился Филипп.– Я собрал вещи, а что еще делать?

Тут Хендрик не выдержал. Понизив голос до драматического шепота, он принялся костерить слугу, угрожающе размахивая перед его носом потухшей в пылу воспитательной беседы трубкой.

Под аккомпанемент брани Филипп быстро выгрузил вещи из сумки обратно и вытянулся перед хозяином в струнку, прижимая к груди то, что показалось ему наиболее подходящим для побега,– моток тонкого шелкового шнура и погнутую ложку.

– Да-а-а… – закончил свою пламенную речь Хендрик.– Я в тебе не ошибся, Филя. Еще минуту назад я колебался, но теперь ясно вижу – ты именно тот, кто мне нужен. С таким удивительно острым умом, направленным не в ту сторону, и природной смекалкой ты мне точно не навредишь. Вот поможешь или нет– еще бабка надвое сказала. Ну да ладно. Повторяю еще раз и по буквам: нам с тобой надо обойти всю Башню и найти слабые места в ее охране. При этом никто не должен догадаться, чего мы ищем. Понял?

– Да,– кивнул слуга и застенчиво спросил: – Сэр Хенрик, а где вы научились так красиво ругаться?

– У дяди,– остывая, признался красавец.– Только я по сравнению с ним – тьфу! Цыпленок. Эх, Филя! Провинциал ты мой дикий! Ничего-то ты не знаешь, нигде-то ты не был в своей жизни… Дядя мой, знаешь, сколько языков выучил? Десятки и десятки. А вот я не в него пошел – нет способностей. Кроме «фак ю вери матч» и «бон жирно синьор», ничего из иностранного в памяти не задержалось.– Хендрик лукаво подмигнул и дернул слугу за рукав казенной мантии.– Так, Филя, пригнись ко мне и слушай. Фу-у, Филька! Да от тебя несет не просто мышами! Ты где успел нажраться?

– На вечернем уроке по теории заклинаний,– сознался слуга, застенчиво прикрываясь рукавом.– Зря вы не пошли.

– А что давали? – заинтересовался Хендрик.

– Спиртовую настойку на мышиных хвостах. Наставник сказал, если плеснуть этим во врага и прочитать заклинание, то он превратится в безобидного грызуна.

– Я вижу,– хмыкнул Хендрик.– То-то у тебя рожа такая… Слушай меня внимательно, пьяный мыш. Придется немного нарушить правила, зачитанные комендантом. Сегодня же ночью…

Свеча в дрожащей руке Филиппа не помогала, а, наоборот, мешала смотреть по сторонам. В конце концов Хендрику это надоело, и он понес ее сам.

Хитросплетения коридоров Башни складывались в настоящий лабиринт.

Только что нарушители режима прошли по первым двум ярусам, но не только выход, а даже намек на него не был обнаружен. Зато выяснилось, что строители, не жалевшие камня, поскупились на приличные доски для полов. Чтобы не споткнуться, приходилось внимательно смотреть себе под ноги. Правда, Филиппу и это не помогало. Парень ухитрялся цепляться за каждую неровность и падал столько раз, что новая казенная мантия уже выглядела изношенной, словно одежда попрошайки.

– Здесь тоже ничего,– разочарованно сказал Хендрик.– Чувствую, придется изучать нижние ярусы.

– Говорят, там живет привидение! – дрожащим голосом шепнул Филипп, но Хендрик только пренебрежительно отмахнулся.

– И черт с ним. В крайнем случае, посмотрим, каким образом оно протискивается сквозь стены. Потому что, как я подозреваю, Филя, отсюда только сквозь стену и можно выйти. Никогда не видел такого жуткого дома!

– Башню строили специально,– грустно подтвердил слуга.– Сначала Наместник вообще не собирался делать окна, чтобы магия через них не просачивалась. Но потом их все-таки пробили. И закрыли решетками.

– Чтобы молодые маги сквозь окна не просочились,– понимающе кивнул Хендрик.– И что теперь прикажете делать? Я не собираюсь терять тут молодые годы!

– Я думаю, от судьбы не уйдешь,– обреченно вздохнул Филипп.– Все равно она вывернет по-своему. Вот, например, я: чем не пример неудачника? Пытался наняться на службу за границу, чтобы не оказаться в Башне,– и в результате сижу в Башне вместе со всеми.

– Но зато все сидят бесплатно, а ты за деньги! – назидательно сказал Хендрик, поднимаясь на следующий лестничный марш.– Что, напротив, говорит о твоем везении.

Откуда-то сверху донесся протяжный звук. По мере того как он усиливался, стало возможным различить тонкие всхлипы и раскаты.

– Комендант храпит,– шепнул Хендрик, тыча указательным пальцем в потолок.– Навестим?

– Зачем? – испугался Филипп.

– Посмотрим на ключики, что он прячет в кармане. К тому же это отличный повод узнать наконец, что именно налито в загадочные бутылки, которые он приматывает к поясу. Горячая вода? Чай? Джин? Средство от кашля?

Дверь коменданта оказалась приоткрытой. Даже во сне старичок продолжал бдительно выполнять обязанности, он крепко сжимал кольцо с надетыми на него ключами в кулаке. На цыпочках подойдя к кровати, Хендрик наклонился и прикрыл свечу ладонью, чтобы не слишком светить в лицо спящему.

– Холл, каминный зал, спальни первого курса, спальни второго курса, библиотека… Э, да здесь ничего нет от наружных ворот!

– Все равно там охрана,– тоскливо напомнил Филипп, переминаясь с ноги на ногу.

– Логично,– согласился Хендрик, вручая свечу слуге, чтобы освободить руки. Отодвинув край любимого пухового платка коменданта, он извлек из его недр бутыль, медленно вытащил зубами пробку и признался:

– С утра мечтал попробовать. Можно сказать, давным-давно. Мм! Вкуснотища, а не бальзам! Лечился бы и лечился! Будешь?

Слуга замотал головой. Его рыжие брови поползли на лоб, а желтые глаза наполнились таким ужасом, что Хендрик понял – тревога, хозяин комнаты просыпается.

Схватив Филиппа за рукав, он вытолкнул его в коридор и успел прикрыть за собой двери буквально за секунду до того, как комендант открыл глаза.

Рассеянно обведя взглядом комнату, старичок прижал к себе ключи, нащупал укрытые платком бутылки и снова уснул. Ночные посетители остались необнаруженными.

Необнаруженной осталась также мелкая пропажа. Маленький холщовый кошелек, который комендант специально завел для хранения выручки от доставки продуктов по заказу, с тихим звяканьем свалился с тумбочки на пол. Упав, он не остался лежать на досках, как положено порядочному кошельку, а бесследно растворился, просочившись сквозь дерево с такой легкостью, словно это был жидкий кисель.

Стремясь как можно быстрее оказаться подальше от комнаты коменданта, Филипп и Хендрик буквально взлетели вверх по аварийной лестнице с обломанными ступеньками и остановились только в неосвещенном коридоре, отдышаться. Здесь было так сыро, что свеча начала громко потрескивать и плеваться воском. Филипп беспокойно заерзал у стены и признался:

– Мне плохо, пан Хендрик!

– Господи, опять! С чего теперь?

– Не знаю. Голова кружится, какой-то туман перед глазами и тошнит немного…

Уже знакомый с последствиями недомоганий своего слуги Хендрик немедленно отодвинулся, и тут же рядом с ним тело Филиппа икнуло и тяжело осело на пол.

Хендрик досадливо сплюнул, оглянулся и встретился взглядом с прозрачными глазами существа, ранее никогда им не виденного.

Призрак Башни весело отсалютовал бестелесной рукой и сказал:

– Привет! А я все видел и расскажу про вас Ректору!

Единственное, что остановило Хендрика от громкого вопля,– весьма кстати всплывшие в памяти нудные наставления Оскара. Стараясь обучить племянника политесу, дипломат проел ему все мозги, повторяя одно и то же: нужно уметь находить с людьми общий язык. Даже если они ябеды, негодяи, трусы или дураки.

«Даже если их видно насквозь в буквальном смысле слова, так как они давно умерли или никогда не жили»,– мысленно продолжил Хендрик и не посрамил дядюшку.

Налаживание диалога с призраком оказалась делом непростым – очень уж жутко выглядели в темноте оскаленный рот и кровавые глаза. Поэтому Хендрик начал с малого: сначала встал с пола, отряхнул мантию, потом медленно перевел взгляд в сторону бледного колышущегося пятна, а потом…

Честно говоря, призрак сам был виноват.

Бросаться на человека, который как раз налаживает с тобой дипломатический контакт,– рискованный поступок. Особенно если он еще начинающий дипломат, которого учил другой дипломат, которого вообще никто не учил. Спрашивается: уместно ли в такой ситуации трясти перед носом собеседника кровавыми тряпками?

Хендрик сам не понял, как это у него получилось, но спустя секунду призрак был накрыт колпаком и надежно припечатан к полу весом мускулистого Хендрикового тела. Из-под шелкового обода бывшего колпака рискнул было выползти обрывок цепи, но был немедленно раздавлен носком сапога.

– Куда? – злорадно осведомился Хендрик.

– Пусти-и! – взвизгнули из-под ноги.

– Ни за что! – отрезал Хендрик, пытаясь поднять с пола бездыханного слугу и не сойти при этом с места.– Ты зачем нас пугал, пакость такая? Головной убор из-за тебя испортить пришлось!

– Ну пусти-и! – заныл призрак, жалобно скребясь в стенки раздавленного колпака.– Я же бестелесный, все равно просочусь!

– Я тебе просочусь! – погрозил Хендрик кулаком шевелящемуся черному блину.– Обморок Филиппа – твоих ручонок дело?

– Ну, да,– после небольшой заминки согласились снизу.– А что? Это была шутка.

– Считай, этими словами ты подписал себе смертный приговор,– тихо сообщил Хендрик, двумя пальцами поднимая остатки колпака и вытряхивая из его недр помятый кусок белесого тумана.

– Ой-ой-ой! – презрительно скривилась фигура, сворачиваясь штопором.– Я прямо таю от ужаса! Не пугай того, кто сам всех пугает! Мальчишка! Маг недоделанный!

Худшего оскорбления для Хендрика придумать было нельзя – он бросил тело слуги в угол и молча пошел на таран. Призрак слишком поздно осознал глубину своей ошибки – он был избит, истоптан, пришиблен и полностью деморализован. Ведь тот факт, что призраки есть существа бестелесные, не играет никакой роли, когда в бой идет разъяренное создание, именуемое «человек обиженный».

– Получи! Еще! И еще! Что же ты отворачиваешься? Зачем прячешь от меня свои прекрасные кровавые глазки? Получи в глазки! А это что у нас такое? Неужели носик? Получи в носик!

Плоская как блин тушка призрака тихо сползла вниз, оставляя в воздухе влажные туманные следы. Несчастная жертва отмщения хотела проскользнуть сквозь щербатые доски, но была остановлена грозным окриком:

– Стоять!

С перепугу призраку почти удалось принять первоначальный облик. Если не считать того, что синяки и кровоподтеки сейчас смотрелись гораздо реалистичнее.

– Вот что я тебе скажу, шутник,– рявкнул Хендрик, тыча свечой в то место, где предположительно находился заплывший глаз Призрака Башни.– Засучивай свои кровавые рукава и приводи моего слугу в сознание! Иначе я окончательно вытрясу твою бестелесную душонку! Я маг! Всесильный колдун! Понял?

– Да понял я, понял…

Призрак обиженно скривился и скрутил правую руку на манер прачки, выжимающей мокрую простыню. Прозрачные капли забарабанили по лицу бездыханного Филиппа, настойчиво метя в приоткрытый рот. Судя по тому, что спустя секунду тело слуги зашевелилось и предприняло попытку убежать, даже не встав на ноги, средство было сильным.

Открывший глаза Филипп первым делом стукнулся головой о стену. Потом потер ушибленную макушку, оглянулся по сторонам и спросил тревожно:

– Где он?

– Кто? – неестественно равнодушно переспросил Хендрик, провожая взглядом улепетывающего по дальнему коридору призрака.

– Такой синеватый парень с окровавленным ртом и костями.

– Успокойся, Филька, и больше не пей всякую гадость. Тебе почудилось. Давай в нашу комнату, а то уже поздно.

– Но я его своими глазами…

– Да-да. Своими залитыми мышиной настойкой глазами, я понимаю. Ты бы еще мухоморов нажрался, тогда еще не то увидишь. Мне один приятель рассказывал…

За кадром

Весь экран занимало черное звездное небо.

Я и Вторая летели над крышами. О положенном сроке доставки с земли тела мертвого чертенка речь уже не шла. Только перед полуночью автоматика смогла определить, что жетон все-таки находится в городе, следовательно, новорожденный исчез не бесследно. При этом дистанционный анализ температуры жетона свидетельствовал, что она значительно ниже температуры человеческого тела. По всему получалось, наш младенец не нашел донора. Где же он?

В наушнике бесстрастно вещал голос куратора:

– Прямо. Прямо. Стоп! Теперь поверните немного направо, так, так…

Следуя его указаниям, мы устало продолжали полет, уже не глядя вниз. Как приблизимся к телу, куратор скажет.

Однако с каждым поворотом уверенность в том, что тело, живое или мертвое, вообще будет найдено, таяла, как воск над огнем. Если верить автоматике (а не верить ей пока оснований не было), обреченный на немедленную гибель малыш умудрился самостоятельно проделать за несколько часов вояж, от которого у альбатроса согнулись бы крылья, а у гепарда отвалились ноги.

– Автоматика не могла напутать? – осторожно рискнула спросить Вторая, когда мы, полностью обессиленные, остановились передохнуть и перекусить над пустым работным рынком.

Выбрав из витающих в воздухе остатков человеческих эмоций облачко ярости, я с такой злостью вонзил в него свои зубы, что оно рассыпалось на составные фракции прямо у меня во рту, оставив после себя неприятно горький привкус.

– Сомневаться в непогрешимости системы недопустимо,– не слишком уверенно сказал я, отплевываясь.

– Как же могло получиться, что он в инкубаторе умирал, а здесь выжил? – подивилась напарница, по-кошачьи аккуратно слизывая язычком чью-то обиду.– Да еще и сбежал куда-то!

– Климат подошел,– буркнул я.– Или хороший человек вовремя под зубы подвернулся. Откуда я знаю? Поела? Тогда вперед!

Напарница горько вздохнула и, достав из внутреннего кармана листок план-задания, с явной неохотой проделала несколько вялых пассов, материализуя очередную группу мороков: прежнего задания никто не отменял. На этот раз монстры получились какие-то чахлые. Оно и понятно – их создательница была не в духе.

На сытый желудок летелось тяжело. Вид сонного города навевал умиротворение и желание немедленно преклонить голову на родную подушку, терпеливо ожидающую меня в скромной комнатке на базе. (Для особо любопытных сообщаю: никакой синтетики. Алая шелковая наволочка на костяных пуговках, набивка из натурального волоса грешников – я люблю классические, добротные вещи.)

Если бы не несколько раз пролетевшие под нами материализованные Второй стайки странных птиц, больше похожих на ожившие ночные кошмары шизофреника, я бы уже заснул прямо в воздухе, и будь что будет. По-моему, куратор тоже устал от бессмысленных поисков: его команды звучали тише и реже, а энтузиазм в голосе сменился вялой апатией. Наконец, когда надежда найти тело мертвого чертенка умерла окончательно и бесповоротно, в наушнике неожиданно раздался радостный вопль:

– Мы это сделали! Стоп! Стоп! Место найдено!

Я взглянул вниз – прямо под нами поднимала к небу свои зубчатые стены Черная Башня.

– Вот это склеп, я понимаю! – мгновенно прекратив зевать, воскликнула Вторая, от избытка чувств потрясая в воздухе каской.– Я готова расцеловать каменных гарпий! Снижаемся, Пятый!

– Снижаемся! – радостно отозвался я, очнувшись от дремоты.– Наручники готовы?

– Два комплекта!

– Вперед!

Наши мутные силуэты ударились об крышу Башни и раздробились на мельчайшие невидимые частицы. С ускорением пролетев сквозь этажи, мы притормозили на самом нижнем, и плавно восстановились, усевшись на весьма кстати подвернувшийся под хвосты диван.

Клянусь рогами, это было странное место. Не представляю, кому может понравиться такая обстановка, но мне после долгого изнурительного перелета было уже все равно, где находиться, лишь бы не в воздухе. Я с облегчением развалился между жестких подушек, задрав копыта на подлокотник дивана, а Вторая восторженно поковыряла пальцем пристроенный среди чесночных связок коровий череп и взвизгнула:

– Какая прелесть!

Я молча покивал, не вставая с места.

Все существа женского пола странные. Только что она буквально падала с ног от усталости, но стоило увидеть пару безделушек – и вот уже эти ноги скачут по комнате, а пальцы так и норовят ухватить всякую дрянь, именуемую в дамских кругах «прелестью». Напарница даже унизилась до того, чтобы стянуть со стола рогатую чернильницу, предварительно выплеснув ее содержимое в камин. Спрашивается: где столичное воспитание и на что ей чернильница? На чем, а на канцелярских принадлежностях у нас никогда не экономили.

Пока Вторая от души предавалась невинной клептомании, я еще раз связался с куратором. Не могу сказать, что он слишком помог с координатами, но в любом случае «где-то здесь» звучит лучше, чем «неизвестно где».

Беглый облет Башни показал, что всего на ее территории находятся дюжины три человек, большинство из которых охранники. Что плохо: внутри Башни не просто было много укромных местечек, в которых можно спрятаться,– Башня целиком из них состояла. Причем они так плавно и незаметно перетекали друг в друга, что немудрено было запутаться.

Механически прочесывая этаж за этажом, мы настолько утратили бдительность, что чуть не врезались в двух медленно бредущих по коридору людей в мантиях.

– Но я его видел своими глазами, сэр Хендрик!– кипятился тот, что повыше ростом, нервно тряся рыжей шевелюрой.

– Говорю, тебе почудилось! – Его собеседник был среднего роста, строен, очень красив и хорошо знаком нам обоим.

– Хендрик? – удивился я.– Вот это встреча! Вторая, что герой твоего эротического отчета делает в абсолютно закрытой Башне, где из женского пола только дюжина ворон, и те старые?

– Не знаю,– призналась Вторая.– Кстати, познакомься: с ним рядом идет художник Филипп, рисунки которого я использовала для материализации мороков. С того момента, как мальчишку забрали в Башню, семья Стульсов убивается и льет слезы. Любимый сын и брат.

– Вот это нескладное пугало? – хмыкнул я.

– Ogni scarafone e bello a mamma soja,– неожиданно тепло сказала она.

– Пардон, не понял?

– Каждый дебил матери мил,– со снисходительностью полиглота пояснила Вторая.– Народная мудрость. Не хочешь посмотреть поближе на художника? Интересная личность.

– Как-нибудь в другой раз,– сухо отказался я. Не перевариваю столичный снобизм, особенно у дам.– Где же тело чертенка?

Вторая пожала плечами.

– Думаю, достаточно мотаться по коридорам, его здесь нет. Да и светает уже. Возвращаемся?

– Ни в коем случае! – тут же заверещал куратор.– О возвращении и речи быть не может! Можете сделать короткий перерыв, поесть, отдохнуть, только не смейте покидать Башню. Работаем до победного конца!

– Работаем? – иронически переспросил я.– Мы пахали. Все, что от нас зависело, уже сделано: яйцо под реку заложено, паника посеяна, город в поисках чертенка прочесан вдоль и поперек. Как хотите, а я держу курс на базу. Да и капсулу стоит забрать из пещеры, пока ее подземные червяки не угнали.

– Приказ САМОГО!

Тут уж я не выдержал.

– Слушай, куратор! Я не понимаю, чего мы так зациклились на поисках этого доходяги? Подумаешь, еще один полевой работник, рядовая пчелка! Тело само разложится в течение шестидесяти шести суток до последнего атома. Можно не утилизировать.

В наушнике раздался типичный зубовный скрежет и еле слышный шепоток:

– Это не полевой работник.

– Административный? Ого. Мы с напарницей прониклись уважением по самые пятки. Да если даже боевой – все равно невелика потеря. 666 дней – и только мокрое ме…

– Пятый! Прими факс,– пролепетал куратор.

Мы с напарницей, не сговариваясь, встали и надели каски. Получение факса – это случай из ряда вон выходящий. На моей памяти ни разу не было.

Прямо перед нашими вытянувшимися от сопричастности великому событию лицами выпрыгнул из стены и развернулся стальной лист с сургучной печатью. В толще листа были насквозь прорезаны угловатые непонятные буквы, сквозь которые пробивался дым от коптящего настенного факела. Вторая тут же протянула мизинец и попыталась подковырнуть ногтем маленькую закорючку, за что и была немедленно наказана. Треск электрических искр слился с визгом напарницы.

– Ну почему надо сразу хватать руками? – укоризненно сказал куратор.– Вы должны уважительно относиться к секретной документации.

Вторая молча облизнула синим язычком пострадавший палец. На хорошеньком личике выразилось такое уважение к документации, что я поспешил оттащить ее от факса. Еще съест в порядке соблюдения секретности.

– Пятый, смотри на печать! – приказал куратор.

Я выполнил его указание. Сначала ничего не происходило. Потом лист прямо на моих глазах вдруг свернулся трубочкой, строчки наложились друг на друга, и я сумел прочесть короткое предложение. Всего несколько слов, но их хватило за глаза, чтобы остекленеть на месте.

Я ошарашенно прислонился к стене, чуть не провалившись сквозь нее.

– Один из запасных клонов САМО…

Стальная трубочка факс-сообщения с размаху заткнула мне рот.

– Теперь понимаешь, почему его нельзя оставлять без присмотра? – грустно сказал куратор.– Живого или мертвого, но найти обязательно! Тем более что мы получили точную наводку – он в Башне!

– Пофему зе пофлали наф, а не боефую группу?– Мне с немалым трудом удалось выплюнуть изо рта стальное послание. Чуть передних зубов не лишился.

– Хотели послать, но, увы, обе боевые группы все еще за городом на задании. Ликвидируют последствия крестного хода.

– А если он по нам…

– Клоны никогда не знают при рождении, кто они такие. Увидев боевую группу, он скорее догадается. К тому же вас двое, с хорошим временным запасом, а у него осталась последняя жизнь.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – Жизнерадостный голос вклинился в наш разговор с непринужденностью продавца бакалейной лавки. Мы синхронно вздрогнули, как застуканные в момент передачи государственных секретов шпионы. Прозрачный рот растянулся в приветливой улыбке, обнажая окровавленные зубы.

– Призрак! – удивилась Вторая.– Неужели настоящий? Я думала, они занесены в Черную Книгу…

– Брысь! – с досадой отмахнулся я от непрошеного гостя.– Пшел отсюда!

– Но почему-у никто меня не люби-ит? – Из глаз привидения полились мутные слезы.

Я сплюнул и щелкнул по болтающейся рядом с лицом прозрачной пятке.

– Изыди, нечисть!

Призрак переместился в конец коридора и заныл:

– Но почему-у? Все меня гонят, все меня бьют, у-у…

– Может, не прогонять? – пожалела Вторая.– Смотри, какие у него милые цепи…

– Как прилипнет, не отвяжешься потом. От его сырости, знаешь, как потом кожа чешется? Вся в прыщах будешь. А ну, брысь! Брысь, говорю! Сейчас ка-а-ак… То-то же. Полетели, Вторая. Нет, не по коридору, давай через стены, так быстрее. Где же наш малыш может оказаться?

– В этой комнате нет!

– Сам вижу, что нет. А здесь?

– Пусто!

– Стой! Слышишь, кто-то в соседнем помещении разговаривает? Подергай дверь!

– Ы-ы!

– Понятно, закрыта на четыре замка, лезем сквозь стену. Ого! Ты видела? Десять человек в черных мантиях! Куратор!

– Я слышу, не кричи,– хмыкнул куратор.– Это ученики из прошлого набора. Заперты в своей комнате до выявления среди них тайно колдующего мага, распускающего по городу страшных монстров. Еду и воду получают через окошко в двери, тем же путем передают для опорожнения и помывки переполненные ночные вазы. Смешно?

– Ухохотаться можно,– согласился я устало.– Согласен обменять десять магов на одного покойного чертенка. Где же шельмец прячется?!

После сотого прохождения сквозь каменную стену напарница вяло стекла на пол и обхватила виски руками. Теперь она выглядела не лучшим образом – краска с кудряшек слезла, обнажая их первоначальный чернильный цвет, форма запачкалась, на щеках полосы грязи, как у индейца на тропе войны.

– Я еще никогда в жизни столько не дробилась,– призналась она, ощупывая лицо.– Кажется, в этот раз мои бедные атомы встали не на свои места, очень уж голова трещит. И глаз дергается. И вообще… такое впечатление, что где-то чего-то не хватает, а где-то, наоборот, прилипло что-то лишнее.

По-моему, за исключением не до конца восстановившего целостность левого уха, все было на месте, но я, как настоящий товарищ, внимательно ощупал ее бока, талию, бедра… По-дружески. Кстати, проверяя целостность бедра, я наткнулся под комбинезоном на кружевную подвязку, припрятанную от всевидящего ока куратора. Вот ворюга!

Моя помощь оказала поистине целительное воздействие. Вторая взвизгнула и влепила мне пощечину.

– Убери руки! Нахал!