Путешествие за смертью. Книга 2. Визитёр из Сан-Франциско Любенко Иван

– Так-то оно так, – Вацлав потупил голову, – но, знаете, ехал я как-то на седьмом трамвае от Бржевнова на Живков, через всю Прагу. И попалась мне в «Вестях» одна статейка. Пишут, что в Штатах набирают силу итальянские бандиты, или мафия. Эти парни особенно не церемонятся. Предпочитают сперва нажать на спусковой крючок, а потом шевелить мозгами, стоило ли это делать. Умеют лишь считать банкноты и палить из пистолетов. На большее не способны. Сицилийские недоумки. Неспокойно сейчас в этой Америке. Опасно.

– Поверьте, Вацлав, это не самые страшные убийцы, с которыми мне приходилось сталкиваться. С мафиози можно договориться, а вот с ликвидатором – невозможно.

– Кого вы подразумеваете под этим словом?

– Ликвидатор – палач, исполняющий приговоры, вынесенные заочно государством тому или иному человеку. Обычно его жертвами становятся бывшие военные, чиновники или политики, бежавшие за границу.

– Иностранный шпион?

– Можно сказать и так. А насчёт Америки… Не знаю. Я ещё не принял окончательного решения.

В кабинет вошла Мария. На серебряном подносе стояла чашка кофе и лежал конверт.

– Вам письмо, Клим Пантелеевич. И кофе.

– Ага, шефу, значит, кофе, а его доблестному и проницательному помощнику ничего? – Войта разобижено вытянул нижнюю губу.

– Вацлав, вы же только что выпили, а Клим Пантелеевич общался с посетителями, – оправдалась секретарь. Но, если хотите, я сварю ещё. Мне не трудно.

– Не откажите ему. А то этого он нам никогда не простит, – распечатывая конверт, улыбнулся Ардашев.

– Принести сюда?

Пробежав глазами текст письма, Клим Пантелеевич ответил:

– Пожалуй, нет. Мне надобно остаться одному.

– Вот так всегда, – поднимаясь вздохнул Вацлав. – Кофе не дают и босс из кабинета выгоняет.

Бывший полицейский взял секретаря под руку и прошептал:

– Пойдёмте, Мария, будем варить кофе вместе. Я поведаю вам душещипательную историю об убийстве в Ригровых садах.

– О! – взмолилась дама, – только не это! Я знаю наизусть все ваши расследования.

– Нет-нет, об этом дознании вам слышать ещё не доводилось, – прикрывая дверь, прошептал Войта.

Клим Пантелеевич остался один. Напечатанное на машинке письмо на первый взгляд было совсем невинным. Некий господин из Парижа просил Ардашева расследовать пропажу его старого друга, который вышел из дома и не вернулся. Полиция, занимающаяся его поисками целый месяц, до сих пор ничего определённого так и не сказала. Обстоятельства дела были изложены на двух листах.

Послание, и в самом деле, пришло из Парижа. Только вот автором его был никто иной, как Пётр Бернгардович Струве, возглавлявший управление иностранных дел при правительстве генерала Врангеля. В данный момент он находился во Франции с официальным визитом. Именно благодаря его усилиям, Франция де-факто признала правительство Врангеля. Но ключ к шифру мог знать только один человек – начальник контрразведки генерала Врангеля полковник Фаворский. «Стало быть, – размышлял Ардашев, – Владимир Карлович зашифровал текст ещё в России, либо он сопровождает Струве в зарубежной поездке». Текст письма гласил: «По нашим данным, для ведения подрывной революционной деятельности в США и планируемой закупки паровозов для Советской России в ближайшее время из Стокгольма готовится к отплытию пароход с российским золотом на сумму двадцать миллионов рублей для последующей торговли на бирже Нью-Йорка. Золото прошло через шведский банк «Экономиакциебулатен», акционерами, которого являются доверенные люди Кремля. Отправку грузов из Стокгольма осуществляет представитель шведского отделения английской фирмы «Акрос», фактически принадлежащей Москве. Руководит шведским отделением уже известный вам Альберт Крафт. Следует поставить под контроль не только транспортировку большевистского золота в США, но и попытаться перехватить вырученные от его продажи средства и передать их российскому послу Б. А. Бахметьеву, оказывающему помощь Белому движению через займы США, открытые ещё Временному Правительству. Учитывая важность задания, рекомендуем отправиться в США лично Вам. П.Б. Струве».

Клим Пантелеевич поднял телефонную трубку.

– Отель «Де сакс», пожалуйста.

– Сию минуту, – ответила телефонистка.

– Отель «Де сакс». Добрый день! Чем могу служить?

– Я хотел бы связаться с мистером Баркли из тринадцатого номера. Не могли бы вы пригласить его к телефону?

– К сожалению, это невозможно. Его только что отвезли в больницу на карете скорой помощи.

– А что с ним случилось?

– Вы можете осведомиться у его спутников. Но сейчас их допрашивает полиция.

– Благодарю.

Ардашев положил трубку на рычаг и покинул кабинет. Сняв с вешалки пальто и шляпу, он окликнул помощника и поспешил на улицу. Войта ринулся вслед за шефом.

Глава 3

Допрос

Сороконожка бежала по диагонали шершавой стены одиночной камеры. Достигнув верхней точки, она нырнула в щель, забитого досками окна, и оказалась на воле.

Послышались гулкие шаги по коридору, громыхание ключа на связке, лязганье замка, и деревянная дверь, обитая железом, со скрипом отворилась.

– Мяличкин, на выход! – гаркнул охранник.

Начальник сектора третьего отдела Региструпра поднялся с нар. Было бессмысленно спрашивать, надо ли брать с собой вещи, или нет, потому что «без вещей» – это на допрос, а «с вещами» могло означать только одно – расстрел. Собственно, и вещей у Мяличкина никаких не было. Его арестовали в рабочем кабинете три дня назад, тут же допросили и отвезли в тюрьму. В камере несколько раз появлялись два молчаливых амбала в красноармейских в гимнастёрках без ремней и с закатанными рукавами. Не произнося ни слова, они начинали избивать арестанта, точно месили тесто в булочной. Они ни о чём не спрашивали, а просто били, хрипя и посапывая, то ли от усталости, то ли от усердия, то ли от злости. Минут через десять издевательство прекращалось, и они уходили. И вот теперь вызвали к следователю.

В кабинете сидел следователь – невысокий, лысый человек с квадратиком усов, в пенсне и с брюшком. Он бы мог вполне сойти за счетовода или председателя рабочей артели. Его глаза суетливо бегали по сторонам. Он молча раскрыл папку, поправил перо и чернильницу непроливайку. Хитро улыбаясь, спросил:

– Ну что, голуба моя, говорят, вам досталось? – И, не дождавшись ответа, вымолвил: – Ничего не поделаешь, порядки такие. Не я их выдумал, а сама жизнь. Это для вашей же пользы. Так вы станете сговорчивее, и из вашей заблудшей души, уйдут в небытие буржуазные предрассудки, оставшиеся от старого мира. Не правда ли, господин царский полковник?

– Послушайте, господин следователь, – трогая пальцами разбитую губу, начал говорить Мяличкин, но его перебили.

– Бросьте эти свои дворянские привычки. Обращайтесь ко мне «гражданин следователь», а не господин. Господ мы выведем скоро, как клопов.

– Так вот велите своим извергам, гражданин следователь, перестать надо мной издеваться. Я уже многократно указывал в рапортах все обстоятельства моей последней командировки в Таллин. И делал это честно и откровенно, обосновав, почему не отдал приказ ликвидировать Клима Ардашева.

– Читал-читал, – усмехнулся визави и, сложив аккуратной стопочкой листы, добавил: – Вы лжёте, и потому вас бьют. И будут бить, пока не начнёте говорить правду. Кстати, если хотите, можете обращаться ко мне по имени отчеству, – Наум Моисеевич, а фамилия моя Райцесс.

– Хорошо, Наум Моисеевич, – кивнул Мяличкин. – Задавайте вопросы.

– Когда, где и при каких обстоятельствах вас завербовал резидент белогвардейской разведки Ардашев Клим Пантелеевич?

– Опять двадцать пять, – передёрнул плечами Мяличкин. – Ардашев – враг. И я пытался уговорить его перейти на нашу сторону и выдать Региструпру всю агентурную сеть, созданную им ещё до большевистского переворота 1917 года.

– Большевистского? Переворота? – недовольно вопросил следователь и поправил пенсне. – Это был не переворот, батенька мой, а восстание трудового народа, переросшего в великую октябрьскую социалистическую революцию. И, поверьте, придёт время, когда во всех словарях эти четыре слова будут писаться с большой буквы.

– Я и не сомневаюсь, – на лбу у арестанта собрались мучительные складки. – Только ведь в советских газетах события октября семнадцатого до сих пор называют то переворотом, то восстанием, а революцией – очень редко.

– И всё-таки, Константин Юрьевич, давайте вернёмся к моему вопросу относительно вашей вербовки белогвардейским резидентом.

– Наум Моисеевич, послушайте, раз вы ведёте моё дело, то должны понимать специфику агентурной работы. Главная задача оперативника – переманить врага на свою сторону. Именно это я и пытался сделать в Таллине, беседуя с Ардашевым.

– Но тогда объясните, почему после его отказа перейти на нашу сторону, он не был ликвидирован?

– Да просто потому, что его убийство могло насторожить эстонскую контрразведку, которая ожидала прибытия и ареста парохода «Парижская коммуна» в Таллинский порт. Из-за этих же опасений нам пришлось принять решение о перегрузке всех ящиков на шведское судно, и тотчас же отправить золото в Стокгольм.

– Детский лепет, голуба моя, детский лепет. Ликвидатор ждал вашего приказа об устранении Ардашева и был очень удивлён, когда вы приказали ему следовать за белогвардейским резидентом в Прагу. Труп Ардашева никто бы не нашёл. Балтийское море огромно. О нём вообще бы никто не вспомнил. Но нет, вы назначили с ним встречу, как раз перед отплытием его парохода. Сидели в ресторане, болтали. Небось вспоминали, как вместе служили во славу веры, царя и Отечества, правда? Наверное, лили крокодильи слёзы по прошлой жизни? Кстати, – следователь уставился на обвиняемого, – а почему вы скрыли, что в сентябре 1913 года вы лично приезжали в Ставрополь к Ардашеву и даже гостили у него?

– Перейдя в советскую военную разведку, я подробно описывал все, наиболее важные, оперативные дела, в которых ранее принимал участие, в том числе, упоминал и о поиске пергаментных манускриптов переписки аланского митрополита с Патриархом Византии в X веке. Ардашев тогда сыграл ключевую роль в той операции[4]. И нет ничего удивительного в том, что я оказался у него дома в Ставрополе.

Следователь достал из кармана пачку папирос «Комсомолка», спички и протянул Мяличкину.

– Угощайтесь, Константин Юрьевич, вы ведь давно не курили. Правда, табак не высшего сорта, и даже не первого, но сейчас в моей стране трудные времена. Тем не менее, он приятней махорки.

– Благодарю.

– Я, знаете ли, в партии эсеров с 1905 года. Старый революционер. Если хотите, – недоучившийся студент. За участие в митингах меня выгнали с третьего курса юридического факультета. А потом – тюрьма, ссылка, опять тюрьма. Я, знаете ли, большевиком стал всего год назад. И да – в своё время переоценивал Учредительное собрание и не сразу поддержал линию на вооружённое восстание. Но потом взглянул на происходящее с точки зрения диктатуры пролетариата, а не отсталого крестьянства. Поздновато одумался. Вот потому я до сих пор следователь, а не ответственный работник наркомата юстиции или ВЧК.

Мяличкин глубоко затянулся и спросил надтреснутым голосом:

– Что с моей семьёй? Где жена, дочь?

– Да-с, всё забываю вам об этом сказать. Ваша жена в безопасности, но под охраной. Дочь – под надёжным присмотром.

– То есть как? Вы их арестовали?

– А как вы думали? Это необходимость, а не блажь. Её камера здесь, на первом этаже.

– Ни она, ни дочь ничего не знают о моей службе. Отпустите их.

– Конечно-конечно! Можно и отпустить, если вы будете со мной честны и откровенны.

– Хорошо, Наум Моисеевич. Я готов признаться в преступной халатности, игнорировании указаний Центра и превышении полномочий во время командировки в Таллин. Вам этого хватит? Вы освободите жену и дочь?

– Вот и славно, батенька мой! Я дам вам карандаш, бумагу и копирку. Вас отведут в камеру. Пишите обо всём подробно, в двух экземплярах, а там разберёмся что к чему… И курите сколько хотите. Я распоряжусь, чтобы вам даже чаю принесли, а сахарок у меня с собой, – простодушно вымолвил следователь, вынул из портфеля тряпицу, в которой было завёрнуто несколько кусков колотого сахару. – Берите-берите, не стесняйтесь.

– Спасибо, – вымолвил арестант и взял один кусок сахару.

– Посидите, пораскиньте мозгами, вспомните все детали и подробно изложите. И помните: судьба вашей семьи – в ваших руках. И папиросы не забудьте. Все не дам. Мне ещё работать допоздна, а вот с двумя штучками я легко расстанусь. Извольте, – толстыми пальцами он с трудом извлёк из почти полной пачки две папиросы. – А завтра мы снова встретимся. Надеюсь, вы будете со мной искренни.

Следователь открыл дверь и окликнул конвойного, но ответа не последовало, и он зашагал по коридору.

Внимание Мяличкина вдруг привлёк кусочек стекла в углу кабинета. Это была половина линзы от очков. «Вероятно, били какого-то арестанта в очках», – подумал подследственный и сунул находку в карман.

Райцесс появился вместе с красноармейцем.

– Можете увести. Я разрешил подследственному взять курево, карандаш, копирку и бумагу. Передайте старшему по корпусу, чтобы ему дали чаю, или кипятку. Пусть пьёт сколько хочет. Скажите, что это указание следователя. Ясно?

– Так точно!

И опять железная лестница, переходы, коридор и лязг замка открываемой камеры.

Мяличкин остался один. Он сел за стол, придвинул лист и, глядя на серую поверхность бумаги, будто перенёсся в Таллин, в ресторан «Родной берег». В ушах раздавались слова Ардашева, сказанные ему во время их последней встречи: «Одного я не могу понять – вашей преданности большевизму. Вы для них – чужой. Да, пока такие как вы им ещё необходимы, потому что для победы над всем миром нужны профессионалы, а не дилетанты. Но потом, рано или поздно, они с вами расправятся. И сделают это с превеликим удовольствием. И знаете почему? Потому что вы образованнее, умнее, и, если хотите, удачливее. Вы были полковником императорской армии, да и сейчас занимаете должность, вероятно, вполне сравнимую с прежней. А к власти пришли неудачники, завистники, ненавидящие весь мир. Начиная от Ульянова, который мстит за казнь брата всему русскому народу, заканчивая последним босяком, боявшимся раньше даже взгляда городового, а теперь, нацепившим красный бант и получившим винтовку. Беда России в том, что у большевиков отрицательная мотивация поступков. Они хотят переделать мир с помощью насилия, войн и диктатуры. И вы, Константин Юрьевич, станете одной из жертв волны красного террора».

Мяличкин досадливо поморщился, и карандаш побежал по бумаге: «Я, Мяличкин Константин Юрьевич, являясь начальником сектора третьего отдела Региструпра, был отправлен в командировку в Таллин (Ревель) с целью…».

Глава 4

Бутылка виски

I

Отель «Де сакс» находился почти в центре Праги. Это была самая дорогая гостиница города. В былые времена здесь останавливались члены австрийской и саксонской династий.

Расплатившись с извозчиком, частные сыщики зашли внутрь.

Метрдотель, справившись о цели визита, поведал, что полиция, прибывшая на место после сообщения доктора, опрашивает подчинённых мистера Баркли в тринадцатом номере.

Комната под несчастливой для русских людей цифрой оказалась в самом конце коридора второго этажа. Ардашев постучал в дверь.

– Войдите! – пробурчал знакомый голос инспектора Яновица.

Войта улыбнулся и первым шагнул в номер, Клим Пантелеевич вошёл за ним.

Пятидесятиоднолетний Милош Яновиц как всегда, слушая свидетеля, по привычке гладил нафабренные усы и, облачённый в белую сорочку с галстуком и в костюме-тройке, при первом знакомстве всегда производил впечатление высокообразованного и вежливого человека, но это впечатление таяло, как снег, стоило ему приступить к допросу. Судя по всему, в данный момент полицейский опрашивал за столом последнего свидетеля, вернее, свидетельницу. Двое других – Эдгар Сноу и Алан Перкинс – сидели на диване во второй комнате, ожидая окончания неприятной процедуры.

– Ого! – вставая, воскликнул инспектор. – Сам господин Ардашев пожаловал! И, как всегда, в сопровождении верного Санчо Пансы – моего бывшего непутёвого подчинённого.

– Так уж и непутёвого? – огрызнулся Войта. – А разве не я раскрыл убийство на Ржетезовой улице, пока ваша светлость ковыляла в участок после изрядно принятого на грудь?

– Смотри мне, Вацлав! – погрозил пальцем инспектор. – Допросишься!

– Ладно-ладно, ваше вселенское величество, прошу не гневаться. Мы по делу. Переговорить бы.

Яновиц повернулся к свидетелям и сказал:

– Господа, прошу вас подождать в холле. Возможно, вы ещё понадобитесь.

Мисс Лилли Флетчер тотчас перевела слова инспектора и вместе с остальными покинула номер.

– Садитесь.

– И на том спасибо, – проронил Ардашев и расположился напротив.

– Итак, что же вас привело сюда? – осведомился полицейский, набивая трубку табаком из кожаного кисета.

– Наверное, то же, что и вас, господин инспектор, – ответствовал Клим Пантелеевич. – Всего несколько часов назад, к нам в контору заявился этот американец вместе со своими помощниками. Он сообщил нам, что будучи ещё в Америке получил несколько писем с угрозами. Вымогатель составил для него и его окружения, включая даже домашнего питомца, прейскурант жизни, в котором были указаны суммы, позволяющие мистеру Баркли здравствовать в течение августа, а потом и сентября месяца. Вот потому-то он с большим удовольствием пересёк океан, и, судя по всему, чувствовал себя здесь в безопасности.

– Прейскурант жизни? – прикуривая трубку, удивился инспектор. – Такого я ещё не слыхал.

– Да, представьте себе.

– И что же этот толстосум от вас хотел?

– Он просил меня отправиться вместе с ним в Америку и отыскать преступника.

– И поэтому вы здесь?

– Почти. Я протелефонировал в «Де сакс», чтобы с ним встретиться, а мне сообщили, что мистера Баркли увезли в карете скорой помощи. Приехав сюда, нам поведали и о вас. Вы не знаете, в какой он больнице?

– На Франтишку.

– Где прозекторская доктора Гольдберга?

– Да.

– Что с ним? – поинтересовался Войта.

– Не знаю, – пожал плечами полицейский. – Врачи обнаружили у него признаки то ли удара[5], то ли паралича сердца[6], то ли грудной жабы[7]. Шут их разберёт. Если судить по рассказу переводчицы и двух молодых людей, они всей компанией сидели здесь, в номере, и обсуждали дела. Баркли налил себе немного виски и закурил сигару. Потом явился коридорный и передал американцу письмо. Тот прошёл в другую комнату, судя по звукам, распечатал конверт. Вернулся злой. Снова налил виски и выпил. Покурил. Вдруг схватился за сердце и, начав задыхаться, осел в кресло. Его положили на диван, расстегнули сорочку и открыли окно. Срочно вызвали доктора. Американец этот, видно, большая шишка. Сам полицмейстер распорядился, чтобы я приехал и проверил – не было ли в отношении него какого-либо злоумышления. Но нет, всё чисто, если не считать вашего рассказа.

– А что в письме?

– Понятия не имею. Судя по всему, он сунул его себе в карман.

– А виски?

– На журнальном столике.

– Позволите мне взять с собой бутылку?

– Зачем она вам? Если бы в ней был, допустим, цианистый калий, у него бы пена на губах выступила. Но доктора говорят о болезни сердца. А впрочем, – он выпустил дым, – можете забирать. Мне не жалко. Виски там почти не осталось.

– Благодарю вас, инспектор, – проронил Ардашев и поднялся. Пожалуй, завтра мы наведаемся в больницу к мистеру Баркли.

– Дело ваше. Я доложу начальству, что никакой уголовщиной здесь не пахнет. В Америке у него, может, и есть проблемы, но не в Праге. Поэтому меня мало интересуют душещипательные истории этого миллионера.

– Откуда вы взяли, что он миллионер? – встрял в разговор Войта.

– Ворона прилетела со Староместской ратуши и накаркала! – полицейский повернулся к Климу Пантелеевичу и выговорил раздражённо: – Иногда ваш подопечный меня удивляет, задавая детские вопросы. Любому понятно, что Баркли богат как Крез, если остановился в самом дорогом отеле столицы Чехословакии. Но он и скряга знатный: поселил троих подчинённых в одной из самых дешёвых гостиниц Праги – в «Золотом Гусе», что в Кобылисах[8]. К тому же, переводчица проболталась, что у него золотой счёт в «Легиа-банке» и он у них почётный клиент.

– Ясно, – Ардашев улыбнулся и сказал: – Замечу лишь, что этот, как вы изволили выразиться, «мой подопечный», знаком со мною немногим более года. А всю сознательную жизнь сыскного агента он провёл с вами. И, как я понимаю, благодаря этому, многому от вас научился и даже кое-что перенял.

– Вот-вот, – поддакнул Войта, – всё плохое у меня от бывшего начальничка. Поэтому и не женюсь никак.

– Нет, просто дамы видят твою гнилую душонку, – съязвил инспектор.

Вацлав махнул рукой, как саблей, и сказал:

– Всё! В «Три дикаря» больше с вами не ногой!

– Ага! – хохотнул Яновиц. – Зарекался козёл в огород не ходить. Да кроме меня и господина Ардашева ни один порядочный человек с тобой в портерную не сунется. Только мы тебя и терпим.

Не обращая внимания на перепалку старых знакомых, Клим Пантелеевич изрёк:

– Сдаётся мне, что в деле мистера Баркли нам мы отыщем не один скелет в шкафу. Даст Бог, разберёмся. Честь имею, инспектор.

– Всего доброго.

Уже на улице Войта осведомился:

– Что же за письмецо получил Баркли? Неужто из Америки?

– Всё может быть. Если помните, он нам так и не показал четвёртое послание Морлока.

– Да, похоже, насчёт тёмных сторон жизни Баркли вы правы.

– Посмотрим. Ловите таксомотор или извозчика. Едем в контору. Я хочу проверить содержимое этой бутылки.

II

Когда Ардашев, скрипнув дверью, вышел из лаборатории. Войта, ожидавший начальника за своим столом, тотчас же подскочил и направился в его кабинет.

– И что там было?

– В бутылке содержится примесь сульфата морфия. Войдя в соединение с алкоголем, он образует симптомы, сходные с сердечной недостаточностью и может привести к смерти. Всё зависит от концентрации.

– Неужели Морлок – один из трёх его подчинённых? На эту смуглую лапочку даже думать не хочется, так уж она прелестна. Ну и помощник тоже не производит впечатление убийцы. А вот историк – сам себе на уме.

– Первое впечатление часто бывает обманчиво, друг мой. Вы это знаете не хуже меня. Давайте не будем гадать, а лучше с утра наведаемся к мистеру Баркли и хорошенько его расспросим.

– Не спорю.

– Тогда пора отдыхать.

– День был длинный, как хвост удава.

– Сегодняшних событий хватило бы и на неделю. До завтра, Вацлав.

– До завтра, шеф.

– Я закрою контору и подышу воздухом.

Войта кивнул и исчез за входной дверью. Клим Пантелеевич неторопливо замкнул кабинет, потом приёмную и, наконец, повернул ключ в замке входной двери.

На улице пахло сырой листвой. Ветер доносил издалека гудок паровоза. Витрины магазинов уже зажглись. Окрашенный ализарином чернил вечер опустился на Прагу, придав домам, крышам, и даже реке, сине-зелёный цвет, не свойственный наступившей осени.

В квартире Ардашевых горел свет, и в окне маячила головка Паши. «И всё-таки, я бы не стал жаловаться на судьбу, – мысленно рассудил частный сыщик, – она подарила мне Веронику и Пашу. Да и на хороших людей мне везло больше, чем на плохих. Хотя правильней было бы сказать, что плохих я нахожу сам. Охота на них – моя профессия».

Глава 5

Больница

На набережной Влтавы, в центре чехословацкой столицы, находилась та самая больница, куда и доставили американского банкира. Дорога от детективной сыскной конторы «1777» до дома 847/8 на Франтишку была короткой. Не прошло и четверти часа, как Ардашев и Войта, рассчитавшись с водителем таксомотора, стояли перед зданием больницы. Четырёхэтажное здание, фасадом выходящее на улицу У Милосердных, производило впечатление массивного и добротного строения.

– Смотрите, Вацлав, на фронтоне какие-то статуи.

– Это святые. Их установили в середине XVIII века. Тогда же здесь появился и анатомический театр. А вообще, условия нахождения в больнице в те времена мало напоминали сегодняшние. Пациенты платили за питание пять крейцеров в сутки, что всего на один крейцер больше, чем тюремное меню.

– А кто не мог оплатить?

– Их лишь трижды в день кормили скудной похлёбкой. И лежали они в коридоре, а не в палатах. Сёстры милосердия и доктора спали вместе с больными. В углу каждой палаты стояла дровяная печь. Как пишут в старых книгах, в коридоре был стол и два стула, на них лежали медицинские инструменты, препараты и вещи дежурного врача. С открытием этой больницы был сделан большой шаг в избавлении горожан от хворей. Не сравнить со средневековьем.

– А как было в те времена?

– Лежали дома. К богатым приходили доктора, а бедноту навещал кто придётся: банщики, цирюльники, пастухи, бабки-знахарки и даже кузнецы.

– А кузнецы, что лечили?

– Они были костоправами. Выправляли переломы конечностей и рвали зубы. Лучше них этого никто не делал.

– Со знахарками понятно, а пастухи от чего врачевали?

– От лёгочной бугорчатки[9], почечуя[10] и подагры. Применяли бараний жир, травяные настои, пчелиный воск, шерстяные пояса от болей в спине и суставах. Кстати, шеф, местные историки утверждают, что именно в этой больнице в 1847 году доктор Франтишек Селестин Опитц провел первую в Европе ампутацию конечности под общим наркозом с помощью хлороформа.

– Ладно, пойдём внутрь. Вы уж разузнайте, дружище, где нам отыскать американца.

– Не вопрос, шеф. Я тут многих знаю.

И действительно, стоило Войте обратиться к первому попавшему врачу, как их тут же провели в палату, откуда слышалась возмущённая американская речь, которую, как позже выяснилось, никто не понимал. Пахло лекарствами, йодом и карболкой.

Увидев частного детектива, Баркли, сидевший в исподнем на кровати, вскрикнул с радостью:

– Мистер Ардашев! Как хорошо, что вы пришли. Я прекрасно выспался, мне сделали укол, и стало лучше. Помогите отсюда выбраться. Объясните, пожалуйста, этому медикусу, что у меня много дел, – выпалил длинную тираду банкир, кивая в сторону высокого молодого врача в накрахмаленном белом халате. Из его правого кармана выглядывала слуховая трубка.

Ардашев перевёл.

– Мистер Баркли, ещё несколько часов назад вы находились между жизнью и смертью. Вам вкололи атропин. И потому я бы посоветовал вам получить всё необходимое лечение, – поправив пенсне, проговорил доктор.

Клим Пантелеевич вновь выполнил роль переводчика.

– Поверьте, господа, я себя прекрасно чувствую. Да, мне было плохо. Но теперь всё позади, – настаивал американец.

Ардашев перевёл его слова и, обратившись к врачу, сказал:

– Мне кажется, удержать мистера Баркли в больнице будет непросто.

– Возможно, но он ещё очень слаб, – засомневался эскулап.

– Тогда он сбежит. Вы же не будете удерживать пациента против его воли?

– Хорошо, – поправив очки, согласился врач. Одежда господина Баркли в шкафу № 3 при входе в палату. – Он протянул ключ. – Буду ждать его в комнате № 2. Выпишу сигнатуру.

Не успел частный детектив перевести фразу до конца, как американец, надев сорочку, уже натягивал брюки. Через минуту он уже почти бежал по коридору.

Заметив, что недавний больной миновал комнату под вторым номером, Ардашев сказал:

– Мистер Баркли, давайте зайдём к доктору. Он обещал выписать рецепты микстур.

Американец остановился и спросил:

– А вы приняли моё предложение?

– Да, но с небольшим условием.

– И с каким же именно?

– В Америку я отправлюсь не один. Вам придётся раскошелится на дополнительную каюту, гостиничный номер и прочие командировочные расходы для моего напарника.

– Это вообще не вопрос.

Клим Пантелеевич повернулся к помощнику и изрёк:

– Позвольте рекомендовать – Вацлав Войта.

Баркли протянул руку:

– Рад знакомству, сэр.

– Взаимно! – ответив на рукопожатие, вымолвил Войта на английском.

– Если я хоть немного разбираюсь в людях, то вы раньше наверняка служили в полиции, курите сигареты и иногда балуетесь алкоголем. Я прав? – прищурив по-охотничьи правый глаз, осведомился банкир.

– Абсолютно! И виски – один из любимых напитков.

– Прекрасно! Главное, нам с вами в нём не захлебнуться, когда поплывём через Атлантику, – сострил американец и вновь повернулся к выходу.

– Но сигнатуру взять всё равно надо, – напомнил Клим Пантелеевич.

– Ах да, простите, совсем забыл.

Не прошло и минуты, как Мистер Баркли, пряча бумажник в карман, вышел от доктора.

Уже на улице, протянув Войте полулист почтовой бумаги, он попросил:

– Не прочтёте ли, что мне начёркал этот высокомерный молодой медикус?

– Так-так, – замялся сыщик. – Тут названия лекарств на латыни. Думаю, в аптеке разберутся… Ага. Вот и на чешском: «Микстуры и порошки надобно принимать трижды в день, пять дней подряд, а также выпивать на ночь пол-литра молока. Курение и алкоголь во время приёма лекарств сугубо противопоказаны. Жирное, жареное, сладкое и солёное исключить на ближайшие два месяца. Ежедневные прогулки на свежем воздухе не менее часа.

– Позволите? – американец протянул руку.

Войта кивнул и вернул рецепт.

Страницы: «« 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

Месяц до нового года! Это же самое сказочное и романтическое время для всех! Но не для меня… Я вылет...
Мог ли предполагать столичный чародей Зорин, что, повстречав на своем пути красавицу-авантюристку, в...
Сапожник без сапог. Такое случается чаще, чем мы думаем. Блестящие учителя оказываются бессильны в о...
Влюбилась в негодяя и попала в лапы к еще худшему негодяю. Но ему мало получить меня, он хочет слома...
В мире более 350 миллионов человек страдают депрессией. Это число неуклонно растет, и, к сожалению, ...
Призрачный проклятый город Сатла окутан неизвестной магией мощного артефакта. Великие Драконы Пангеи...