Чужие игры. Противостояние Панов Вадим

Двери, в том числе скрытые, о существовании которых пассажиры «Чайковского» и не подозревали, распахнулись после выхода из строя корабельной компьютерной системы. Сначала это обстоятельство не вызвало особого интереса – все были слишком напуганы, однако успокоившись, ребята стали проявлять интерес к открывшемуся проходу во внутренние отсеки корабля, что и побудило Райли выставить у ворот в коридор охрану.

– Как я уже сказал, мы привыкли выносить важные вопросы на всеобщее обсуждение.

– Всё равно решение принимал ты.

– Но мы обсуждали происходящее.

– Хочешь устроить общее собрание?

– Обязательно.

– Я не против.

– Тогда готовь выступление.

– Но решение мы с тобой примем здесь и сейчас.

– А разве мы ещё ничего не решили? – притворно удивился Линкольн.

– Старый проходимец, – расхохотался Райли. – И для чего ты выносил мне мозг столько времени?

– Для того чтобы ты понял, а главное – принял существующие здесь правила игры, – ответил капитан. – Я не хочу портить с ребятами отношения. И вовсе не потому, что некоторые из них – дети очень влиятельных родителей. А потому что они – молодцы. Действительно молодцы. Они прекрасно проявили себя за эти дни, и я… Я их уважаю, Аллан.

– Ладно, принято, что ещё?

– А ещё тебе придётся взять с собой кого-нибудь из них.

– Ты шутишь?

– Без вариантов, – покачал головой Линкольн.

– Если они погибнут, у нас будут проблемы с их родителями.

– Если мы вернёмся на Землю с инопланетным кораблём, нас никто ни о чём не будет спрашивать. А если ты не возьмёшь с собой представителей детей – они разбегутся сами, и охрана их не удержит.

– Не удержит? – скептически осведомился Коллинз.

– Солдаты будут стрелять на поражение? – поднял брови капитан.

– Нет. Конечно, нет.

– Вот и ответ.

Райли и Коллинз переглянулись.

– А если я возьму с собой пару малолеток, другие не разбегутся?

– Нет, – убеждённо ответил Линкольн.

– Почему?

– Потому что мы так договоримся. А они хорошие ребята и умеют держать слово.

– Понятно. – Райли вздохнул. – Тогда говори, кого имеет смысл взять.

Свет перестал моргать.

Сразу после аварии, после того, как Конфетка вырубила компьютерную систему инопланетного корабля, свет ненадолго погас, а затем принялся моргать, расшатывая и без того напряжённые нервы пассажиров «Чайковского». Прерывистое моргание стало отчётливым и очень зримым признаком катастрофы, нарушившей не очень приятный, но установленный и ставший привычным порядок. А ещё – отчётливым признаком того, что спасательная миссия сорвалась и что будет дальше – непонятно.

Моргающий свет стал признаком поглотившей их неизвестности, и многие не выдержали: кто-то закричал; кто-то заплакал; кто-то закрыл глаза и сжался в комочек, молясь или же не думая ни о чём. И всех, точнее, многих, продолжало потряхивать после того, как свет снова погас – секунд на тридцать, – а затем стал работать в прежнем режиме.

Убедившись, что нервное моргание прекратилось, многие решили, что всё вернулось на круги своя, но ошиблись: вернулось частично. Свет перестал моргать, роботы-уборщики, взбесившиеся во время аварии, выстроились в колонну и организованно уехали в свой закуток, в уборных возобновилась подача воды, однако ворота в коридор и дверцы грузового лифта, через шахту которого на их уровень поднялся Райли, оставались распахнутыми. Кто-то предложил «пойти прогуляться», но сначала, находясь под впечатлением от последних событий, предложение сочли глупой шуткой, а потом у ворот и лифта появились охранники из числа прибывших с директором «Vacoom Inc.» солдат, и призыв потерял актуальность.

До сегодняшнего дня ребят держали взаперти инопланетяне, теперь – спасатели.

– Кажется, мы здесь застряли, – вздохнул Вагнер, бросив очередной взгляд на перекрытые ворота.

– Раньше у тебя были сомнения? – прищурилась Тельма.

– Раньше у меня была надежда.

– А теперь?

– Теперь мне придётся чинить VacoomA – с неизвестными шансами на успех, а потом придумывать, как вытолкнуть его в космос.

– Тебе придётся чинить?

– Ну, не тебе же, – огрызнулся Вагнер.

Павел Вагнер был кадетом, на борту «Чайковского» набирался опыта, выполняя массу обязанностей, начиная от помощи пассажирам и заканчивая ответственностью за груз, и как любой слушатель Академии, прекрасно разбирался в устройстве клиперов – люди с узкой специализацией, не владеющие навыками в других профессиях, в космос не допускались. Поэтому ремонтировать повреждённый VacoomA действительно предстояло ему, а не биологу Тельме, которая летела по контракту на базу «Армстронг».

– Интересно, как ты его вытолкаешь?

– Я ведь сказал: придумаю.

– Давайте не будем ссориться? – попросила Наоми Амар, личная помощница Аллана Райли, сопровождавшая победителей «Фантастического Рождества» в путешествии на Луну. – Все на взводе и готовы устроить скандал, но это не то, что нам сейчас нужно.

– А что нам сейчас нужно? – поинтересовалась Тельма.

– Демонстрировать спокойствие и уверенность.

– И где их взять?

– Попробуй поискать в себе, – предложил Вагнер.

– Павел? – подняла брови Наоми.

Кадет отвернулся.

– Давайте просто согласимся, что мы чувствуем себя немного странно, и на этом успокоимся? – предложил доктор Нуцци. – А в нашем положении странность ощущений вполне естественна. И очевидна.

И он был прав.

С момента катастрофы и до сегодняшнего дня все они – взрослые – стали членами команды капитана Линкольна, но не только исполняли его распоряжения, но и принимали активное участие в их планировании. В условиях чрезвычайных обстоятельств Линкольн часто проводил совещания, во время которых всегда учитывал мнение большинства. Однако сейчас он заперся в «Чайковском» вместе с Райли и Коллинзом, и не было никаких сомнений в том, что, выйдя из клипера, они просто-напросто озвучат принятое решение. В приказном тоне.

Это смущало.

С другой стороны, все догадывались, что однажды это должно было случиться: что они вернутся на своё место, в то положение, которое занимали до аварии, поэтому упомянутую доктором Нуцци «странность» переживали хоть и болезненно, но без ярости, злости или обиды. А вот Чарльз Фрейзер Пятый и Арнольд Хиллари, двое наиболее авторитетных молодых ребят из числа участников «Фантастического Рождества», чувствовали себя глупо. Именно глупо. Они присоединились к взрослым, показав остальным, что ставят себя выше их, но теперь потеряли право голоса в новом сообществе и всё чаще ловили на себе косые взгляды старых друзей. Пренебрежение Линкольна нанесло по их позициям сильный удар.

– Почему нас не позвали?

– И не позовут, – ответила Тельма.

– Почему? – повторил Арнольд.

– Потому что теперь у капитана есть гораздо более важный собеседник – мистер Аллан Райли, – объяснила Наоми.

– И чем же он важнее нас?

– Тем, что мистер Аллан Райли – владелец и директор «Vacoom Inc.», а капитан Линкольн – его служащий.

Наоми держалась прекрасно, однако тоже чувствовала себя не в своей тарелке. Она была верным сотрудником, последовательно и неуклонно отстаивавшим интересы босса; больше всех обрадовалась его появлению; написала для Аллана речь; а её не позвали на совещание даже в качестве секретаря. И это при том, что вместе с руководителями в «Чайковском» заперся солдафон Коллинз.

– Но Райли не знает всех обстоятельств.

– Мистер Райли всё время находился на связи, принимал участие во всех мало-мальски важных совещаниях и прекрасно осведомлён о том, что у нас происходило. А детали капитан ему расскажет.

– Вы его защищаете? – угрюмо спросил Арнольд.

– Такова моя работа, мистер Хиллари, – вздохнула Наоми. – Я тоже не в восторге от того, что сижу здесь и ожидаю распоряжений вместо того, чтобы их разрабатывать, но такова жизнь.

– Рано или поздно это должно было случиться, – добавил доктор.

– Случиться что?

– Мы – сотрудники, наше дело – выполнять приказы.

– Я – не сотрудник, понятно?! – Арнольд сверкнул глазами, однако впечатления не произвёл.

Нуцци с лёгким удивлением посмотрел на покрасневшего здоровяка и предложил:

– Прекрасно, мистер Хиллари, немедленно отправляйтесь к капитану и сообщите ему об этом. А передо мной демонстрировать мужественность не стоит – мне на неё наплевать.

– Что?

– То, что слышали, мистер Хиллари. Вам повторить?

– Проблема – в завышенных ожиданиях, – подал голос Вагнер. – В нашей маленькой коммуне произошла смена руководства, и мы возвращаемся туда, где должны быть: я – чинить клипер, док – лечить людей. Ну а вам тоже найдут какое-нибудь занятие.

– Разве это правильно? – спросил молчавший до сих пор Фрейзер. – Что хорошего в том, что решения будут принимать два человека?

– Мистер Райли привёз с собой солдат, а значит, капитан больше не нуждается в коллегиальной системе управления.

– Они что, установят военную диктатуру?

– Скорее, военный порядок.

– И вам всё равно?

– Если я буду с чем-то не согласен, я выскажусь, – твёрдо пообещал доктор.

– Если вам позволят.

– Уверен, что-что, а высказаться мне точно позволят, – рассмеялся Нуцци.

– Так выскажитесь!

– Против чего? – удивился доктор. – Они ещё ничего не придумали и не предложили. Нужно подождать…

– Подождать чего?! – перебил доктора Арнольд.

Несколько мгновений Нуцци молчал, по очереди разглядывая недовольных парней, после чего покачал головой:

– Несмотря на то что в нашей маленькой коммуне, как выразился Павел, произошла смена руководства, принципиально ничего не поменялось: мы по-прежнему на инопланетном корабле и летим неизвестно куда. Нам нужно отсюда выбраться – тем или иным способом. А чтобы выбраться, мы должны быть лояльны друг к другу и к людям, которые нами командуют.

– Вы сами себе противоречите, док, – хмыкнул Арнольд. – Зачем им наша лояльность, если у них есть военные?

– Военные нужны на крайний случай, мистер Хиллари, – спокойно ответил Нуцци.

– На какой?

– Если вследствие непродуманных решений возникнет внутренняя напряжённость, которая выльется в беспорядки. Но я уверен, что мистер Райли, будучи опытным управленцем, сделает всё, чтобы взрыва не произошло. Он предпочитает принимать продуманные решения.

– А военные…

– Военные обеспечат быстрое исполнение продуманных решений. И пресекут неразумные действия.

– Например? – поинтересовался Пятый.

– Например, расползание пассажиров по инопланетному кораблю.

– Но ведь всем интересно, что находится за пределами ангара!

– Вот об этом я и говорю, мистер Фрейзер.

– Мне не нравится, что нас заперли! – добавил Арнольд.

Доктор несколько секунд смотрел на здоровяка, после чего кивнул и с лёгкой, едва заметной улыбкой повторил:

– И об этом я говорю тоже, мистер Хиллари.

Наоми отвернулась, скрывая широкую, а не лёгкую, как у Нуцци, улыбку, а Вагнер – с той же целью – опустил голову. Тельма осталась безучастной.

– Полагаю, мистер Райли планирует заняться изучением инопланетного корабля, – закончил Нуцци.

– Со своими людьми, – уточнил Пятый.

– Я не знаю.

– А я – догадываюсь.

– Я не могу оспаривать догадки, мистер Фрейзер.

– Так вы – лоялист, доктор Нуцци, – протянул Арнольд. – Не ожидал, если честно.

– Очень странно, что вы этого не ожидали, мистер Хиллари, – ровно ответил доктор. – Во-первых, я – служащий «Vacoom Inc.», и мистер Райли является для меня таким же начальником, как для капитана Линкольна, Наоми, Тельмы и всех, за исключением кадета Вагнера, который добровольно подчинился старшему по званию Линкольну, но не обязан выполнять распоряжения Райли. Во-вторых, я очень хочу домой, а для этого нужно плыть в одной лодке и грести в одну сторону.

– Под командованием Райли?

– Да, мистер Хиллари, под командованием мистера Райли и капитана Линкольна.

– У вас на всё есть ответ, доктор, – буркнул Пятый.

– Это результат вдумчивого анализа происходящего, мистер Фрейзер.

Вагнер снова усмехнулся.

– Я думал, вы другой.

– Нет, я старый.

– Хотите сказать, что наше поведение – признак молодости?

– Признак отсутствия опыта, мистер Фрейзер.

– Опыт в том, чтобы подчиняться? – удивился Пятый.

– Опыт в том, чтобы сохранять хладнокровие и выбирать путь, наиболее подходящий для достижения намеченной цели.

– А ваша цель…

– Вернуться домой, мистер Фрейзер, я только что об этом сказал, и с тех пор ничего не изменилось. А для того чтобы вернуться домой, мы должны действовать сообща. Вы же обиделись на то, что вас не позвали на совещание, и готовитесь сотворить здесь небольшую революцию.

– Я… нет, док, совсем нет. – Пятый сбился. – Просто…

– Мы привыкли к тому, что наше мнение имеет значение, – хмуро поддержал товарища Арнольд.

– Я уверен, что капитан Линкольн донесёт эту мысль до мистера Райли, – твёрдо произнёс Нуцци. – Но в свою очередь хочу заметить, что вам следует укрепить позиции среди друзей.

– Иначе ребята снова потянутся к Баррингтон? – догадался Фрейзер.

– Уверен, что потянутся. – И доктор Нуцци посмотрел на девушку, сидящую возле пребывающего в коме брата.

Состояние Артура не менялось.

После первого, самого кошмарного, жуткого приступа, едва не сведшего Анну с ума и вызванного, как понимала девушка, разработанным Сандрой вирусом, Артур затих и с тех пор не шевелился. Худенький. Бледный. Очень похожий на мертвеца. Младший Баррингтон едва дышал, а Анна… Анна давно перестала рыдать в голос, кричать, выплёскивая охватившее её горе. Теперь молчала. Безучастно сидела, прислонившись спиной к стене, и очень редко отрывала взгляд от брата. Иногда плакала, беззвучно, даже без слёз, но рыдать перестала. Она не прятала горе – она им стала. И совсем редко, даже не всякий раз, когда слышала её голос, поворачивалась и смотрела на Сандру. В глубине души Анна понимала, что Конфетка не хотела причинить вред брату, что разработанный ею вирус был направлен против компьютерной системы инопланетян и ударил по Артуру только потому, что младший Баррингтон оставался подключён к системе. Понимала. Но ничего не могла с собой поделать – видела в Конфетке врага. Не кривилась в её сторону, не подбегала с бессмысленной руганью.

Но видела в ней врага.

А Сандра, в свою очередь, прекрасно поняла, какие чувства испытывает к ней Анна, и не приближалась. Попросила Баджи перенести их вещи и спальные мешки подальше от Баррингтонов и старалась не смотреть в их сторону. Попросила, но ничего не объяснила, сказала, что «не может сейчас рассказывать», оставив подругу мучиться в неведении. Как и всех остальных пассажиров «Чайковского», которые знали только то, что Артур и Сандра работали против инопланетной компьютерной системы, потом Конфетка её вырубила, а младший Баррингтон впал в кому. Но как это произошло, осталось загадкой: кто знал – молчал, остальные фантазировали.

Поведение Сандры не осталось незамеченным и породило новую волну слухов, но прежде, чем глупые фантазии превратили Баррингтонов в отверженных, освободившееся рядом с ними место заняли Октавия и Август. Демонстративно заняли, показав всем, что ссора с Сандрой – не более чем личное дело и не выводит брата и сестру из общества.

Намёк поняли все.

А следующий удар по попытке выстроить невидимую стену отчуждения нанесла Диккенс. Выбрав момент, когда Октавия и Август ушли по делам – чтобы никто не подумал, что она явилась к ним, – художница подошла к Анне, уселась рядом и кивнула на Артура:

– Как он?

– Без изменений.

– Понятно. – Диккенс вздохнула и неожиданно спросила: – Ты спала?

Нет, в самом вопросе не было ничего неожиданного, но участливый тон обычно колючей художницы заставил Анну улыбнуться и покачать головой:

– Не уверена. Во всяком случае, не старалась заснуть специально, но, может, меня вырубало.

– Вырубало, я видела, – подтвердила Диккенс. – Но не сразу поняла, что ты отключаешься. Посмотрела на тебя – ты сидишь, потом снова посмотрела – сидишь, вроде так же, но голова под другим углом. А потом снова как обычно.

– Может быть, – не стала спорить Анна. – Но специально не хочу… не могу…

– Но надо.

– Наверное, надо, да. – Баррингтон вновь перевела взгляд на брата. – Я в какой-то момент почувствовала, что нужно отдохнуть, прилегла даже, но не получается. Даже заставить себя пыталась, но не получается.

– А если я скажу, что посижу с Артуром?

– Спасибо.

– Спасибо потом скажешь, – продолжила напирать Диккенс. – Ты ответ дай.

В её голосе вновь появились привычные жёсткие нотки, но именно нотки – художница стала требовательной для того, чтобы Баррингтон приняла её предложение.

– Я… я могу попробовать. Но не уверена, что сумею.

– Ты скажи себе, что Артур под присмотром, и это тебя успокоит. Уверена, что успокоит.

Несколько мгновений Анна размышляла над предложением подруги, поймала себя на мысли, что испытывает огромную благодарность за проявленную заботу, и тихо сказала:

– Я обещаю, но можно чуть позже? Хочу ещё немножко посидеть рядом с ним.

– Договорились, – кивнула Диккенс. – Но немножко.

– Хочу видеть, как он очнётся.

– Он обязательно очнётся.

Несколько мгновений Анна молчала, затем перевела взгляд на художницу, посмотрела в тёмные глаза самбо[1] и тихо сказала:

– Спасибо.

Вместо ответа Диккенс сжала руку Анны, выдержала короткую паузу и в тон ей, так же негромко, спросила:

– Ты ведь знаешь, что я умею рисовать не только на стенах?

Это была шутка. Диккенс умела рисовать чем угодно и на чём угодно, и рисовать блестяще. Оказавшись на инопланетном корабле с одним лишь альбомом и карандашами, она уговорила Вагнера дать ей машинное масло и нарисовала потрясающую картину для пришельцев, которой до сих пор ходили любоваться обитатели ангара. А затем задала им вопрос, на который инопланетяне ответили. Нельзя сказать, что завязалось бурное общение, но диалог хоть медленно, но развивался… Пока Сандра, спасая Райли, не вырубила компьютерную сеть.

– Да. – Анна вновь улыбнулась. – Конечно, знаю.

– И я… я просто подумала, что это тебя чуточку обрадует. – Диккенс вытащила из рюкзака альбом, вынула из него лист и протянула Баррингтон. – Подарок.

Это был карандашный портрет Артура, выполненный большим мастером. И выполненный от души: художница изобразила мальчика таким, каким он бывал очень редко – улыбающимся. Изобразила с такой теплотой, что на глазах Анны выступили слёзы.

– Диккенс…

– Только ничего не говори, хорошо?

– Можно сказать спасибо?

– Это можно.

– Спасибо.

Слёзы мешали разглядеть детали, но вытирать их Баррингтон не стала, почему-то подумала, что не нужно. Потом слёз стало так много, что перед глазами поплыло, а потом… А потом Анна нашла себя лежащей на спальном мешке и укрытой другим мешком – художницы. Увидела потолок, поняла, что заснула, вскочила, повернулась и наткнулась на ласковый взгляд Диккенс.

– Доброе утро.

– Доброе… Как Артур?

– Всё так же. Я ведь обещала за ним приглядеть.

– Да… – Визит художницы, участливый разговор и портрет сделали главное – успокоили Анну. Ненавязчиво успокоили душу и так позволили расслабиться. Нервное напряжение слетело, навалилась усталость, и всё это вылилось в мягкое, незаметное отключение. – Как долго я спала?

– Два часа.

Но даже эти минуты принесли облегчение: Анна почувствовала себя отлично отдохнувшей и скромно спросила:

– Можно я схожу в туалет?

– Ты ещё спрашиваешь!

– Спасибо.

Девушка вытащила из рюкзака полотенце, гигиенический набор, свежую футболку и отправилась приводить себя в порядок. А когда вернулась – нашла рядом с Диккенс Вагнера. И не удивилась, поскольку давно заметила, что кадет частенько оказывается рядом с самбо. Но на этот раз он явился к Анне.

– Как ваши дела, мисс Баррингтон? Как Артур?

– Я в порядке, Павел, спасибо. Артур…

– Да, извините… – Вагнер смущённо улыбнулся. – Глупые клише.

– Я понимаю. – Анна положила выстиранную футболку на рюкзак и уселась на свой спальный мешок. – А как ваши дела, Павел?

– Зашёл рассказать, что в ближайшее время мы будем видеться реже, мисс Баррингтон: принято решение ремонтировать VacoomA, и я отправляюсь на нижний уровень.

– Жаль.

– У меня есть служебные обязанности, мисс Баррингтон.

– Конечно, Павел, и я надеюсь, что вы с ними справитесь.

– Благодарю.

– У тебя получится починить VacoomA? – Художница вернулась к прежнему, колючему тону.

– У меня должно получиться, мисс Диккенс, – ровно ответил Вагнер. К тону он давно привык.

– Но как мы вытащим VacoomA из ангара?

Некоторое время кадет молчал, затем осторожно пожал плечами:

– Принято решение заниматься проблемами по мере их поступления, мисс Диккенс. И делить обязанности: я буду заниматься ремонтом клипера, а кто-то другой – ломать голову над тем, как вытащить его наружу. – Пауза. – Обо всём этом будет объявлено на собрании.

– Сегодня проведут собрание? – уточнила Анна.

– Обязательно, мисс Баррингтон. Вы удивлены?

– Не ожидала, если честно, – не стала скрывать девушка. А Диккенс поддержала её кивком головы.

– Как только мистер Райли и капитан Линкольн окончательно проработают ближайшие планы, они обязательно проведут общее собрание и доведут принятые решения до сведения всех. Официально.

– Они не очень демократичны, – заметила художница.

– Ситуация не располагает к демократии, мисс Диккенс.

– Ты с этим согласен?

– Кто-то должен взять на себя ответственность за происходящее, и я не имею ничего против того, чтобы этими кем-то стали капитан Линкольн и мистер Райли. Мы действительно находимся в сложном положении, а коллегиальная форма управления отнимает слишком много времени.