«Линкольн» для адвоката Коннелли Майкл
– Фильм на дивиди. Старый фильм Копполы «Разговор».
– Итак, никого с вами не было и никто вас не видел. Вы просто посмотрели кино, а потом пошли спать?
– В общем, да.
– В общем, да. Хорошо. Переходим к воскресенью. Что вы делали вчера в течение дня?
– Играл в гольф в «Ривьере», в обычной своей компании из четырех человек. Потом пришел домой, принял душ и переоделся, пообедал в доме матери… Вы хотите знать, что мы ели?
– В этом нет необходимости. Но позднее мне, возможно, потребуются имена людей, с которыми вы играли в гольф. Что было после обеда?
– Я сказал матери, что иду к себе, но вместо этого вышел из дому.
Я заметил, что Левин уже начал делать пометки в маленькой записной книжке, которую достал из кармана.
– На какой машине вы ездите?
– У меня их две: «рейнджровер» две тысячи четвертого года, на нем я езжу с клиентами показывать недвижимость, и «порше-каррера» две тысячи первого – для меня лично.
– Значит, вчера вечером вы поехали на «порше»?
– Верно.
– Куда вы поехали?
– Я поехал за перевал. В долину.
Прозвучало это так, словно мальчик из Беверли-Хиллз сделал рискованный шаг и спустился в соседнюю долину Сан-Фернандо, в рабочие районы.
– Куда именно вы поехали?..
– На бульвар Вентура. Я пропустил стаканчик в «Нэтс-Норт», а затем немного проехал по улице до «Моргана», где тоже выпил.
– В этих заведениях легко кого-нибудь подцепить, вы согласны?
– Да. За тем я туда и поехал.
Он произнес это как нечто само собой разумеющееся, и я оценил его честность.
– То есть вы хотели кого-то найти. Женщину. Какую-то определенную, кого вы знали?
– Нет, ничего такого. Я искал, с кем перепихнуться, только и всего.
– Что произошло в «Нэтс-Норт»?
– Только то, что там было довольно уныло и скучно, никаких перспектив, поэтому я ушел. Я даже не допил свою порцию.
– Вы часто там бываете? Бармены вас знают?
– Да, они меня знают. Вчера работала девушка по имени Пола.
– Ясно, стало быть, там ничего не срослось и вы ушли. Вы поехали в бар «Морган». Почему именно туда?
– Просто еще одно заведение, где я бываю.
– Там вас знают?
– Должны знать. Я плачу хорошие чаевые. Вчера вечером за стойкой работали Дениз и Дженис. Они меня знают.
Я повернулся к Левину:
– Анхель, как зовут жертву?
Левин открыл досье и достал из него полицейский отчет, но ответил раньше, чем заглянул в него.
– Реджина Кампо. Друзья зовут ее Реджи. Двадцать шесть лет. Сообщила полиции, что она актриса, работает на телефоне в юридической консультации.
– И надеюсь, это ненадолго, – добавил Доббс.
Я проигнорировал его выпад.
– Льюис, вы знали Реджину Кампо до вчерашнего вечера? – обратился я к молодому человеку.
Руле пожал плечами:
– В каком-то смысле. Я видел ее, она часто крутилась в баре и в окрестностях. Но я не был с ней знаком. Даже никогда не заговаривал.
– А пытались?
– Нет, как-то не удавалось к ней подобраться. Она всегда была с кем-то еще, и даже не с одним. Не люблю продираться сквозь толпу, знаете ли. Я ищу свободных.
– Что изменилось вчера?
– Вчера она сама ко мне подошла – вот что изменилось.
– Расскажите нам об этом.
– Тут не о чем рассказывать. Я тихо-мирно сидел у стойки, прикидывал варианты, а она сидела на другом конце, причем с каким-то типом. Так что я даже не обратил на нее внимания, потому что, судя по всему, ее уже зарезервировали, понимаете?
– Угу… Так что же произошло?
– Ну, через некоторое время человек, с которым она разговаривала, встает – не знаю, отлить или покурить, – и как только он выходит за дверь, она снимается с места, проходит потихоньку вдоль стойки ко мне и спрашивает, не интересуюсь ли я. Я отвечаю, что да, интересуюсь, но как, мол, насчет того парня, который уже с ней? Она говорит, мол, не беспокойся, к десяти он уйдет и на остаток вечера она свободна. Написала мне свой адрес и велела подходить после десяти. Я сказал, что приду.
– На чем она написала адрес?
– На салфетке, но ответ на ваш следующий вопрос будет «нет» – я ее не сохранил. Адрес запомнил, а салфетку выбросил. Я работаю в сфере недвижимости. Я умею запоминать адреса.
– Примерно во сколько это произошло?
– Не знаю.
– Но ведь она сказала – подходить к десяти. Вы же наверняка посмотрели на часы, чтобы уточнить, сколько придется ждать?
– Я думаю, где-то между восьмью и девятью. Как только мужик вернулся, они ушли из бара.
– А когда вы покинули бар?
– Я пробыл несколько минут, а затем тоже ушел. Я заехал еще в одно заведение, прежде чем пошел к ней.
– Куда именно?
– Ну, она жила в Тарзане, так что я поехал на север, в «Фонарщик», он находился по пути.
– Зачем?
– Ну, понимаете, я хотел посмотреть, не подвернется ли что там. Нет ли чего получше, так чтобы не зря болтаться или…
– Или что?
Он так и не окончил своей мысли.
– Снять другую?
Он кивнул.
– Хорошо, и с кем вы разговаривали в «Фонарщике»? Где это, кстати?
Единственное питейное заведение из его рассказа, которое я не знал.
– На бульваре Вентура, рядом с Уайт-Оук. Там я фактически ни с кем не говорил. Было полно народу, но, ей-богу, никого, кто бы меня заинтересовал.
– Бармены вас знают?
– Нет, пожалуй. Нет. Я там не часто появляюсь.
– Обычно вам везет, прежде чем вы добираетесь до третьего бара?
– Не-а, обычно я просто сдаюсь после второй попытки.
Я глубокомысленно кивнул, только лишь затем, чтобы выиграть время и подумать, о чем еще спросить, перед тем как перейти к событиям в доме жертвы.
– Как долго вы пробыли в «Фонарщике»?
– Я бы сказал, около часа. Может, чуть меньше.
– У барной стойки? Сколько вы выпили?
– Две порции, у стойки.
– Сколько всего вы выпили вчера вечером, до того как отправились в квартиру Реджи Кампо?
– Мм… четыре, самое большее. За два… два с половиной часа. Один напиток остался нетронутым. «Морган».
– Что вы пили?
– Мартини.
– Вы расплачивались кредиткой в этих заведениях? – Левин задал свой первый вопрос с начала беседы.
– Нет, – покачал головой Руле. – Когда я хожу развлекаться, я плачу наличными.
Я посмотрел на Левина, молчаливо вопрошая, есть ли у него еще вопросы. На данный момент он знал о деле больше, чем я. Я хотел предоставить ему свободу действий. Тот согласно кивнул, готовый к бою.
– Ладно. Сколько было времени, когда вы добрались до жилища Реджи Кампо?
– Без двенадцати десять. Я специально посмотрел на часы. Хотел удостовериться, что не постучусь в дверь слишком рано.
– И чем вы занимались все это время?
– Ждал на стоянке. Она сказала в десять, поэтому я ждал до десяти.
– Вы видели, как от нее вышел тот человек, с которым она ушла из «Моргана»?
– Да, я его видел. Он вышел и уехал, а я пошел наверх.
– На чем он уехал? Что за машина? – спросил Левин.
– Желтый «корвет». Модель девяностых. Точно года не знаю.
На этом вопросы Левина исчерпались. Я понимал, что он просто пытается подобраться к человеку, что был в квартире Реджи Кампо до Руле. Я снова перехватил нить беседы:
– Итак, значит, он вышел, а вы вошли. Что было дальше?
– Я вхожу в здание, ее квартира на втором этаже, я поднимаюсь и стучу, она открывает, я вхожу.
– Погодите секунду. Мне не нужна стенография. Вы поднялись наверх. Как? По лестнице, на лифте? Расскажите подробности.
– На лифте.
– Кто-нибудь вас видел? Вы кого-нибудь?
Руле отрицательно покачал головой. Я сделал ему знак продолжать.
– Она чуть приоткрыла дверь, увидела, кто это, и пригласила войти. За дверью находился какой-то коридорчик, так что было довольно тесно. Я прошел вперед, чтобы она могла закрыть дверь. Вот почему она оказалась у меня за спиной. И поэтому я ничего не заметил. У нее в руке что-то было. Она меня этим ударила, я упал и сразу вырубился.
Я молчал, раздумывал над услышанным, стараясь нарисовать в голове эту картину.
– Выходит, она вас просто нокаутировала с самого начала? Она ничего не сказала, не выкрикнула, просто подошла сзади с чем-то тяжелым – и бабах?
– Верно.
– Ну и что потом? Что вы помните?
– Все до сих пор как в тумане. Помню, как очнулся и увидел, что на мне сидят те два типа. Прижимают меня к полу. Потом приехала полиция. И «скорая». Помню, сидел, прислоненный к стене, в наручниках, а санитар совал мне под нос нашатырный спирт; вот тогда я действительно очнулся.
– Вы по-прежнему находились в квартире?
– Да.
– А где была Реджи Кампо?
– Она сидела на кушетке, и, пока другой санитар занимался ее лицом, истерично вопила и заправляла копу, что я на нее напал. Всю эту брехню. Что я вдруг ворвался, застиг ее врасплох и ударил в дверях кулаком. Якобы сказал, что собираюсь ее изнасиловать и убить, – чушь, которой я не делал! Я изогнулся, чтобы посмотреть на скованные за спиной руки, и увидел, что одну руку обернули чем-то вроде пластикового пакета, а на руке кровь. И тогда я понял: все это нарочно подстроили.
– Что вы имеете в виду?
– Она измазала мне левую руку кровью, чтобы выглядело, будто я ее ударил. Но я не левша. Если бы я хотел кого-то ударить, я бы действовал правой.
Он изобразил в воздухе боксерское движение, чтобы проиллюстрировать на тот случай, если до меня не дошло. Я поднялся с места и прошел к окну. Солнце уже спустилось ниже уровня окна. Я смотрел сверху вниз на закат и чувствовал неясное беспокойство. Рассказ Руле был таким неправдоподобным, что мог, как ни странно, оказаться правдой. И это меня тревожило. Я всегда боялся, что не смогу распознать невиновного человека, если с ним столкнусь. Такая вероятность в моей работе являлась настолько малой, что я мог быть неготовым к подобной ситуации и ее проморгать.
– Хорошо, давайте еще немного поговорим об этом, – сказал я, любуясь великолепной панорамой. – Вы утверждаете, что, чтобы вас подставить, она измазала кровью вашу руку. Причем левую. Но если она намеревалась вас подставить, то почему не правую – ведь большинство людей правши? Разве она не стала бы ориентироваться на большинство? – Я повернулся к столу, но встретил от каждого из присутствующих лишь бесстрастный, ничего не выражающий взгляд. – Вы сказали, она лишь чуть приоткрыла дверь, перед тем как вас впустить. Вы видели ее лицо?
– Не полностью.
– Что именно вам было видно?
– Ее глаз. Ее левый глаз.
– А вы вообще видели правую сторону ее лица, когда входили в квартиру?
– Нет, ее заслонила дверь.
– Вот оно! – взволнованно произнес Левин. – Когда он пришел, у нее уже были все эти повреждения. Она прячет их от него, потом он входит, и она наносит удар. Ее лицо уже было разбито с правой стороны, поэтому ей пришлось вымазать кровью его левую руку.
Я кивал, размышляя над логикой услышанного. Аргумент казался разумным.
– Ясно, – сказал я, поворачиваясь спиной к окну, но продолжая мерить шагами комнату. – Думаю, это сработает. Пошли дальше. Льюис, вы упомянули, что и прежде видели эту женщину в том баре, но никогда не имели с ней дела. Значит, она вас тоже не знала. Тогда с какой стати ей вас подставлять? Зачем она все это проделала?
– Деньги! – последовал ответ.
Но принадлежал он не Руле, а Доббсу. Я повернулся и посмотрел на него. Он знал, что высказался вне очереди, но, похоже, его это не заботило.
– Это же очевидно, – продолжал семейный адвокат. – Она хочет содрать с него денег, с его семьи. Пока мы здесь беседуем, возможно, она уже лепит ему гражданский иск. Уголовные обвинения – это только прелюдия к гражданской тяжбе, чтобы его обчистить. Вот какова ее подлинная цель.
Я вернулся на свое место и обменялся взглядом с Левином.
– Сегодня в суде я видел фото этой женщины, – сказал я. – Пол-лица у нее превращено в сплошное месиво. Вы говорите, нам надо строить свою защиту на том, что она сама учинила над собой такое?
Левин вытащил из папки листок бумаги – черно-белую ксерокопию фотографии, представленной в суде, – той, что показала мне Мэгги Макферсон. Распухшее, в кровоподтеках лицо Реджи Кампо. Ксерокопия не производила должного впечатления. Источник Левина хорош, но не настолько, чтобы предоставить ему оригиналы. Детектив пододвинул изображение к Доббсу и его подопечному.
– При официальной передаче материалов дела мы получим от обвинения подлинные снимки, – сказал я. – Там ее лицо выглядит много хуже, и если отталкиваться от вашей версии, то нам придется попотеть, убеждая присяжных в своей правоте.
Я наблюдал, как Руле рассматривает фотографию. Может, он и нападал на Реджи Кампо, но на лице его никак не отразилось, что он изучает деяние собственных рук. На нем вообще ничего не отразилось.
– И знаете, что я вам скажу? Я хороший адвокат и умею убеждать в зале суда. Но даже мне с трудом верится в эту историю.
Глава 9
Теперь настала очередь Левина подключиться и вступить в беседу. Ранее мы с ним уже говорили на эту тему по телефону, пока я ехал в Сенчури-Сити, перекусывая бутербродом с ростбифом. Тогда я подключил свой сотовый к устройству громкой связи в машине и велел шоферу вставить в уши наушники. В первую же неделю работы Эрла я купил ему плеер айпад. Левин изложил мне основные моменты дела, в том минимальном объеме, чтобы подготовить к первоначальной беседе с клиентом. Сейчас Левин должен был взять у меня бразды правления и пройтись по материалам дела уже более детально – имея на руках полицейские донесения и отчеты о свидетельских показаниях. Ему предстояло, выступив в роли обвинения, камня на камне не оставить от версии Льюиса Руле. Я хотел, по крайней мере на начальной стадии, возложить эту неприятную задачу именно на Левина: пускай выступит в роли плохого полицейского – тогда я, наоборот, предстану хорошим. Тем, к кому Руле проникнется симпатией и доверием.
Левин, помимо копий полицейских отчетов, добытых через своего информатора, располагал собственными записями. В принципе все было совершенно законно: на эти материалы защита имела полное право, и они ей официально полагались в порядке представления документов по делу. Но, как правило, через судебные источники они поступали спустя недели – вместо нескольких часов, которые потребовались Левину.
– Вчера вечером, в десять часов одиннадцать минут, – начал он, устремив взгляд в свои документы, – в полицейское ведомство Лос-Анджелеса поступил экстренный вызов от Реджины Кампо, проживающей в доме семьдесят шесть по бульвару Уайт-Оук, квартира два-одиннадцать. Она сообщила, что в ее квартиру вломился неизвестный и напал на нее. Патрульные полицейские подъехали к зданию в десять семнадцать. Видимо, ночь выдалась спокойной, потому прибыли они на место довольно быстро. Обычно приезд по срочному вызову занимает больше времени. Так или иначе, на парковке перед домом патрульных встретила мисс Кампо, которая сказала, что сумела убежать из квартиры. Она сообщила полицейским, что в тот момент там находились двое ее соседей: Эдвард Тернер и Рональд Аткинс, – которые задержали нарушителя. Офицер Сантос поднялся в квартиру и обнаружил подозреваемого – им оказался мистер Руле – лежащим на полу, под полным контролем Тернера и Аткинса.
– Это те самые два гомика, что сидели на мне, – выпалил Руле.
Я бросил на него взгляд и заметил в глазах вспышку гнева, которая тут же погасла.
– Офицеры взяли подозреваемого под стражу, – продолжал Левин, словно не заметив реплики. – Мистер Аткинс…
– Погоди минуту, – сказал я. – Где именно на полу его нашли? В какой комнате?
– Не сказано.
Я вопросительно посмотрел на Руле.
– В гостиной. Недалеко от входной двери. Дальше мне так и не удалось пройти.
Прежде чем продолжить, Левин сделал для себя пометку.
– Мистер Аткинс предъявил раскрытый складной нож, который, по его словам, обнаружили на полу рядом с нарушителем. Полицейские надели наручники на подозреваемого, затем вызвали медиков, чтобы оказать первую помощь Кампо, а также Руле – у него имелись рваная рана и легкая контузия. Кампо отправили в медицинский центр «Холи-Кросс» для дальнейшего медицинского обследования и фотоосвидетельствования экспертом-криминалистом. Руле арестовали и определили в ван-найсский следственный изолятор. Квартиру мисс Кампо опечатали для обработки места преступления, а дело передали следователю Мартину Букеру из полицейского отделения долины Сан-Фернандо.
Левин разложил на столе фотокопии других полицейских снимков, запечатлевших телесные повреждения Реджины Кампо: фотографии лица анфас и в профиль и два крупных плана шеи – с синяками и маленьким следом точечного прокола слева под челюстью. Качество копий было плохое, и я понимал, что серьезного изучения они не заслуживают. Но все же заметил, что все повреждения находятся с правой стороны лица. Руле оказался прав на этот счет. Либо кто-то неоднократно ударил ее левой рукой, либо она сама ударила себя правой.
– Эти снимки сделаны в больнице, и там же мисс Кампо сделала заявление детективу Букеру. Суммируя ее показания, можно сказать, что она пришла домой вечером в субботу примерно в восемь тридцать и оставалась одна, пока около десяти не послышался стук в дверь. Мистер Руле представился ее знакомым, поэтому мисс Кампо открыла дверь. После чего незнакомец с ходу ударил ее кулаком в лицо, а затем поволок внутрь квартиры. При этом преступник, войдя, запер за собой дверь. Мисс Кампо сделала попытку защититься, но получила по меньшей мере еще два удара и упала на пол.
– Какая чушь! – завопил Руле.
Он стукнул обоими кулаками по столу и вскочил, при этом его стул откатился и громко врезался в широкое окно сзади.
– Эй-эй, полегче, – предостерег его Доббс. – Ты разобьешь мне окно, а тут как в самолете. Нас всех вытянет наружу, и мы полетим вниз.
Никто не улыбнулся в ответ на его попытку пошутить.
– Льюис, сядьте на место, – спокойно произнес я. – Это всего лишь полицейские отчеты, ни больше ни меньше. В них не обязательно должна содержаться правда. Здесь представлена точка зрения на случившееся одного человека. Наша задача сейчас – просто получить первое представление о деле, понять, с чем мы столкнулись, чему будем противостоять.
Руле прикатил свой стул обратно к столу и сел без дальнейших возражений. Я кивнул Левину, и тот продолжил. Я заметил, что Руле давно перестал вести себя как кроткая, смиренная жертва, которая предстала передо мной сегодня утром в камере.
– Мисс Кампо заявила, что у напавшего на нее человека, когда тот ее бил, кулак был обернут белой тряпкой.
Я бросил взгляд через стол на руки Руле и не увидел никаких опухлостей или ссадин на костяшках пальцев. Обертывание кулака тряпкой могло позволить ему избежать столь красноречивых примет.
– Тряпку приобщили к уликам? – спросил я.
– Да, – ответил Левин. – В описи вещественных доказательств она названа столовой салфеткой со следами крови. И кровь, и ткань сейчас находятся на экспертизе.
Я кивнул и обратился к Руле:
– Полицейские осмотрели ваши руки или сфотографировали?
– Детектив только осмотрел мои руки, – кивнул Руле. – Но снимков никто не делал.
Я кивнул и велел Левину продолжать.
– Нарушитель сел на лежащую на полу мисс Кампо и схватил ее одной рукой за шею. Он сообщил мисс Кампо, что собирается ее изнасиловать и ему не важно, будет она при этом жива или мертва. Женщина не могла отвечать, потому что подозреваемый душил ее. Когда он ослабил давление, она, по ее словам, сказала, что не будет сопротивляться.
Левин выложил на стол еще одну фотокопию – снимок складного ножа с черной рукояткой, заточенного до убийственной остроты. Это объясняло ранку под челюстью жертвы на предыдущем фото.
Руле подвинул фото к себе, чтобы взглянуть повнимательнее.
– Это не мой нож, – медленно покачал он головой.
Я не ответил, и Левин продолжил:
– Подозреваемый и жертва встали. Он велел ей идти вперед и вести его в спальню, занимая позицию позади и прижимая острие ножа к левой стороне горла женщины. Когда мисс Кампо вошла в короткий коридорчик, ведущий в две имеющиеся в квартире спальни, она резко повернулась в тесном пространстве и толкнула подозреваемого на большую напольную вазу. После того как он, споткнувшись, упал, она метнулась в направлении входной двери. Сообразив, что преступник вскочит и настигнет ее раньше, чем она успеет выскочить за дверь, она по пути нырнула в кухню и схватила со стойки бутылку водки. В то время как нарушитель, пытаясь догнать ее, проходил мимо кухни, мисс Кампо шагнула из засады и ударила его бутылкой по затылку, отчего он свалился на пол. Тогда мисс Кампо перешагнула через упавшего и отперла входную дверь. Она выбежала из квартиры и вызвала полицию из нижней квартиры, которую снимают Тернер и Аткинс. Сами они поднялись этажом выше, где нашли подозреваемого на полу, в бессознательном состоянии. Когда он начал приходить в себя, они обездвижили его и остались в квартире до прибытия полиции.
– Это немыслимо! – воскликнул Руле. – Сидеть здесь и выслушивать всякие бредни! Не могу поверить, что все это происходит со мной! Все это как сон. Я этого не делал. Она лжет! Она…
– Если все это ложь, тогда данное дело станет самым легким в моей практике, – сказал я. – Я порву ее в клочья и выкину потроха в море. Но нам необходимо знать версию, представленную ею для протокола, – с тем чтобы иметь возможность расставить свои силки и капканы и начать охоту. И если вам кажется очень трудным выдержать наше сегодняшнее заседание – погодите, пока мы дойдем до суда: тогда прения вместо минут будут тянуться дни. Вам надо научиться себя обуздывать, Льюис. Вы должны помнить, что ваш черед высказаться настанет.
Доббс похлопал Руле по руке пониже локтя – этакий славный отеческий жест. Тот отдернул руку.
– Чертовски правильно открыть на нее охоту, – сказал он, запальчиво нацелив палец через стол в мою сторону. – Я хочу, чтобы вы обрушились на нее всей мощью, какой мы располагаем.
– Именно за этим я здесь, и не сомневайтесь, я это сделаю. А теперь позвольте мне задать компаньону несколько вопросов, прежде чем мы завершим нашу сессию.
Я сделал паузу в ожидании, что Руле еще что-нибудь скажет. Но тот молчал. Он откинулся назад в кресле и стиснул кисти рук.
– У тебя все, Анхель? – спросил я.
– На данный момент да. Я пока еще работаю над отчетами. Завтра утром должен получить расшифровку телефонного вызова в Службу спасения, и тогда появится больше материала.
– Отлично.
– Что там в отношении изнасилования?
– Никаких экспертиз не проводилось. В отчете Букера говорится, она от них отказалась, поскольку до изнасилования дело не дошло.
– Что за экспертизы? – спросил Руле.
– При изнасиловании в условиях больничного стационара проводится следственная процедура, при которой с тела жертвы собирают жидкие выделения, частички волос и других тканей организма, – ответил Левин.
– Никакого изнасилования не было! – воскликнул Руле. – Я ее и пальцем не…
– Нам это известно, – перебил я. – Я спросил не поэтому. Я ищу слабые места в выстроенной штатом обвинительной версии. Жертва сказала, что ее не насиловали, но, согласно отчетам, преступление определенно носит сексуальный характер. Обычно полиция настаивает на проведении экспертиз, даже если жертва заявляет, что насилию не подвергалась. Они проводят их просто на тот случай, если жертва на самом деле была изнасилована, но ей слишком унизительно говорить об этом или же она пытается скрыть подробности преступления – например, от мужа или родственников. Вообще, это стандартная процедура, и тот факт, что она смогла уговорить следствие обойтись без нее, может оказаться для нас важным.
– Она не хотела, чтобы в ней обнаружили ДНК первого парня, – предположил Доббс.
– Допустим, – согласился я. – Это может вообще означать все, что угодно, а также стать слабым звеном в деле, трещиной, выгодной для нас. Идем дальше. Анхель, есть какое-либо упоминание о том человеке, которого Льюис видел с ней?
– Нет, никакого. Он в отчетах не фигурирует.
– А что обнаружили на месте преступления?
– Этого отчета у меня нет, но мне сказали, что во время тщательного обыска в квартире не нашли сколько-нибудь значимых улик.
– Хорошо. Никаких сюрпризов. Что с ножом?
– На ноже кровь и отпечатки пальцев. Но никаких следов, указывающих на владельца. Маловероятно, что удастся установить, кому он принадлежит. Каждый может купить такие складные ножи в любом магазине рыболовного и туристского снаряжения.
– Говорю вам, это не мой нож, – повторил Руле.
– Приходится предположить, что отпечатки на нем принадлежат тому, кто предъявил нож полиции, – сказал я.
– Аткинсу, – подсказал Левин.
– Да, Аткинсу. Но меня не удивит, – продолжил я, поворачиваясь к Руле, – если и ваши на нем тоже обнаружатся. Неизвестно, что там происходило, пока вы находились без сознания. Если она нарочно измазала вам руку кровью, то вполне вероятно, что и ваши пальцы прижала к ножу.
Руле кивнул в знак согласия и собрался что-то сказать, но я его опередил и обратился к Левину:
– Она делала какие-нибудь заявления по поводу пребывания в «Моргане» в тот самый вечер, еще до прихода Руле?
Левин покачал головой:
– Нет, допрос жертвы проводился в пункте оказания первой помощи. Он был неформальным, носил общий характер, и более ранние события того вечера не затрагивались. Она не упоминала другого парня и вообще не упоминала бар «Морган». Просто сказала, что была дома с половины девятого. Ее спрашивали о том, что случилось в десять. Я уверен, эти пробелы восполнятся в ходе вторичного этапа расследования, как говорится, «по холодным следам».
– Хорошо, если состоится официальный допрос относительно предшествовавших событий, я хочу иметь его распечатку.
– Само собой. Тогда допрос проведут по всем правилам, запишут на видео.
– И если место преступления тоже заснимут на видео, я хочу и его видеть.
Левин серьезно кивал. Он понимал, что сейчас я просто устраиваю шоу для клиента и досточтимого Доббса, давая им почувствовать, насколько хорошо владею ситуацией и что у меня задействованы все нужные рычаги. В действительности же мне вовсе не требовалось давать Анхелю Левину всех этих указаний. Он и без того знал, что надо делать и какие материалы для меня добыть.
– Так, что еще? – спросил я. – У вас есть какие-нибудь вопросы, Сесил?
Доббс, казалось, удивился, что фокус внимания неожиданно переместился на него. Он поспешно помотал головой:
– Нет-нет, меня все устраивает. Мы хорошо продвигаемся, делаем серьезные успехи.