Виконт, который любил меня Куин Джулия

– Не знаю, – покачала она головой.

– Помните, как пришли в библиотеку?

Кейт кивнула.

– Помните грозу?

Она на мгновение прикрыла глаза, словно старания держать их открытыми требовали больше энергии, чем у нее осталось.

– Гроза все еще не кончилась.

– Верно, – согласился Энтони.

Дождь по-прежнему бил по стеклу с такой же яростью, как и раньше, но прошло несколько минут с последнего громового раската.

Кейт посмотрела на него полным отчаяния взглядом:

– Я не могу… я не…

Энтони снова сжал ее руку:

– Ничего не говорите. Говорить буду я.

Он увидел, как Кейт содрогнулась и тут же расслабилась:

– Спасибо.

Он улыбнулся, хотя знал, что в темноте она ничего не увидит. Но может, почувствует? Может, расслышит улыбку в его голосе?

– Посмотрим, – вслух размышлял он, – о чем бы мне вам рассказать…

– Расскажите о доме.

– Об этом доме? – уточнил он.

– Да.

– Хорошо, – согласился Энтони, довольный тем, что она интересуется грудой камней и извести, так много для него значившей. – Как вам известно, я здесь вырос.

– Да, ваша матушка говорила.

При этих словах что-то теплое и мощное загорелось в его груди. Он сказал, что ей совсем не обязательно говорить, и она, очевидно, была благодарна за это, но теперь, как могла, участвовала в беседе!

Это, несомненно, означает, что ей уже лучше. Открой она глаза… не сиди они под столом, все казалось бы почти нормальным.

Его поражало собственное стремление сделать все, чтобы она пришла в себя.

– Рассказать вам о том случае, когда мой брат утопил любимую куклу сестры? – спросил он.

Кейт покачала головой и снова съежилась, когда поднявшийся ветер с новой яростью стал бросать пригоршни воды на стекла. Но тут же вскинула подбородок и попросила:

– Лучше расскажите о себе.

– Хорошо, – медленно протянул Энтони, пытаясь проигнорировать смутное неловкое чувство, разливавшееся в душе. Насколько легче повествовать о братьях и сестрах, чем о себе!

– Расскажите о своем отце.

– Об отце? – едва выговорил Энтони.

Кейт улыбнулась, но он был слишком шокирован ее просьбой, чтобы заметить это.

– У вас же был отец, верно?

Горло Энтони перехватило судорогой. Он не часто говорил об отце даже со своими родными. И твердил себе, что это потому, что все в прошлом: Эдмунд мертв уже больше десяти лет. Но, по правде сказать, некоторые вещи слишком сильно бередили старые раны.

А есть раны, которые не заживают даже через столько лет!

– Он… он был великим человеком, – тихо начал Энтони. – И прекрасным отцом. Я очень его любил.

Кейт повернулась, чтобы взглянуть на него.

– Ваша мать с такой любовью говорит о нем. Поэтому я и спросила.

– Мы все любили его, – просто ответил он, глядя в пустоту. Сейчас он не видел ничего, кроме отцовского лица, каким оно было в последние минуты жизни. – Он был лучшим отцом, которого может пожелать себе любой мальчишка.

– Когда он умер?

– Одиннадцать лет назад. Летом. Мне только исполнилось восемнадцать. Как раз перед моим отъездом в Оксфорд.

– Молодому человеку трудно потерять отца, особенно в такое время.

Энтони резко обернулся к ней.

– Отца потерять тяжело в любое время.

– Разумеется, – поспешно согласилась Кейт, – но, думаю, бывают особенно тяжкие времена. И для мальчиков и девочек все бывает по-разному. Мой отец скончался пять лет назад, и мне ужасно его недостает, но, думаю, это не одно и то же.

Он вопросительно посмотрел на нее.

– Мой отец был чудесным человеком, – объяснила Кейт. Глаза ее сразу потеплели. – Добрый и мягкий, однако при необходимости бывал и суровым. Но для мальчика отец значит очень много: именно он должен научить его быть мужчиной. А потерять отца в восемнадцать лет, когда только начинаешь понимать, какая ужасная это потеря… – Она громко вздохнула. – Возможно, я не имею права это обсуждать, тем более что не могу представить себя на месте мужчины, но считаю… – Она помедлила, поджав губы, словно пыталась подобрать слова. – Считаю, что это очень тяжело.

– Моим братьям было шестнадцать, двенадцать и два года, – тихо сказал Энтони.

– Полагаю, им тоже пришлось нелегко, хотя самый младший мальчик, должно быть, совсем его не помнит.

– Верно, – кивнул Энтони. Кейт грустно улыбнулась:

– Я тоже не помню свою мать. И от этого так странно на душе!

– Сколько вам было, когда она умерла?

– Это произошло в мой третий день рождения. Всего несколько месяцев спустя отец женился на Мэри, даже не удосужившись соблюсти общепринятого периода траура. Это весьма шокировало ближайших соседей, хотя, думаю, что нуждалась в матери больше, чем он в соблюдении этикета.

Энтони впервые задался вопросом, что случилось бы, умри его мать молодой, оставив на отца восьмерых детей, среди которых были совсем малыши, а один еще в пеленках. Эдмунду наверняка пришлось бы нелегко. Да им всем пришлось бы нелегко. Что же тогда испытала Вайолет?

Но по крайней мере у нее остался Энтони, который всеми силами старался заменить детям отца. А если бы скончалась Вайолет, в семье не осталось бы женщины, способной заменить детям мать. Когда Эдмунд погиб от укуса пчелы, Дафне, старшей из сестер, было всего десять лет. И Энтони был уверен, что его отец не женился бы во второй раз. Как бы он ни хотел, чтобы у детей была мать, все же не смог бы видеть в доме другую женщину.

– Как умерла ваша мать? – неожиданно для себя спросил Энтони, втайне поражаясь собственному любопытству.

– Инфлюэнца. Во всяком случае, так считали врачи. Впрочем, это могла быть какая-то другая легочная инфекция. Все произошло очень быстро. Отец говорил, что я тоже заболела, но быстро поправилась.

Энтони вдруг подумал о сыне, которого надеялся иметь. Он и жениться решил по этой причине.

– И вы тоскуете по матери, которую даже не знали? – прошептал он.

Кейт долго молчала. Хриплые нотки в его голосе подсказывали, что от ее ответа зависит очень многое. Она не могла понять почему, но что-то в ее детстве, несомненно, находило отклик в его сердце.

– Да, – ответила наконец Кейт, – но это не то, что вы подумали. Нельзя тосковать о том, кого не помнишь, однако в жизни остается пустота, огромная пустота, и ты отчетливо сознаешь, кто должен ее заполнить, но совсем забыла, какая она, твоя мать, и каким образом она могла бы заполнить эту пустоту. – Ее губы сложились в печальную усмешку. – Это имеет какой-то смысл?

– И очень большой, – кивнул Энтони.

– Наверное, гораздо мучительнее терять родителей, которых знаешь и любишь, – добавила Кейт. – И мне довелось это пережить, потому что потеряла обоих.

– Мне очень жаль, – тихо ответил Энтони.

– Нет, все в порядке, – заверила она. – Старое изречение о том, что время исцеляет все раны, на редкость правдиво.

Энтони пристально уставился на нее. Судя по его лицу, он с ней не согласен.

– И чем ты старше, тем тебе труднее приходится. Счастье, что у тебя была возможность узнать их, но боль потери становится сильнее.

– У меня словно руку отняли, – прошептал Энтони.

Кейт серьезно кивнула, почему-то ощущая, что он крайне редко и далеко не со всеми говорит о своей скорби. И нервно облизнула пересохшие губы. Забавно, как все бывает в жизни. За окном бушуют гроза и ливень, а у нее губы потрескались!

– Может, для меня лучше, – тихо заметила Кейт, – что я лишилась матери так рано. И Мэри прекрасно со мной обращалась. Любила, как дочь. Честно говоря… – Она неожиданно осеклась, ощутив, как повлажнели глаза. А когда вновь обрела дар речи, горячо прошептала: – Честно говоря, она никогда не относилась ко мне иначе, чем к Эдвине. Не думаю, что свою родную мать я любила бы больше.

Взгляд Энтони положительно обжигал.

– Я очень рад, – улыбнулся он.

И от этой улыбки у Кейт перехватило дыхание.

– Иногда Мэри бывает такой смешной, – продолжала она, обретя дар речи. – Приходит на могилу к моей матери и рассказывает обо всех событиях в моей жизни. Так мило с ее стороны. В детстве она брала меня с собой, и я рассказывала о Мэри все, что знала.

– И вы всегда ее хвалили?

– Всегда.

Несколько минут они провели в дружелюбном молчании, глядя на пламя свечи. Наблюдая, как воск медленно стекает на подсвечник. Когда по свече покатилась четвертая капля воска, Кейт повернулась к Энтони:

– Конечно, я покажусь вам неисправимой оптимисткой, однако думаю, ничего в мире не происходит случайно.

Он вздернул бровь.

– Рано или поздно, но все хорошо кончается, – пояснила Кейт. – Я потеряла мать, но обрела Мэри и сестру, которую горячо люблю. – Кейт немного помолчала. – Думаю, мне пора подняться наверх, – пролепетала Кейт.

Губы Энтони дернулись в мальчишеской улыбке.

– Хотите сказать, что наконец набрались мужества вылезти из-под стола?

– О Господи! – охнула она, смущенно прижимая руку к заалевшей щеке. – Простите меня. Боюсь, я совсем забыла, где мы сидим. Какой трусихой вы, должно быть, меня считаете!

Энтони, все еще улыбаясь, покачал головой:

– Только не трусихой, Кейт! Даже когда я думал о вас, как о самой невыносимой женщине в мире, не сомневался в вашем уме и храбрости!

Кейт, находившаяся в процессе высвобождения из-под стола, остановилась.

– Не знаю, считать ли это комплиментом или оскорблением.

– Скорее всего и тем, и другим, – признался он, – но во имя дружбы решим, что это комплимент.

Она повернула голову в его сторону, прекрасно представляя, какой нелепой кажется сейчас, стоя на четвереньках. Однако теперь было не до приличий: слишком значительным казался этот момент.

– Значит, мы друзья? – прошептала она. Энтони поднялся и кивнул:

– В это трудно поверить, но, думаю, это так.

Кейт с улыбкой оперлась на протянутую руку и встала.

– Я очень рада. Вы… на самом деле, вы не тот дьявол, каким я вас всегда считала.

Выражение его лица внезапно показалось Кейт очень коварным.

– Впрочем, может быть, я ошибалась, – немедленно поправилась она.

Энтони улыбнулся. Искренне и открыто. Не просто скривил губы, как делал на балах, стараясь изобразить улыбку. Горло Кейт вдруг перехватила невидимая тугая петля.

– Боюсь, что не смогу проводить вас в вашу комнату, – извинился он. – Если кто-то наткнется на нас посреди ночи…

Кейт кивнула.

Между ними завязалась странная дружба, но ей вовсе не хотелось попасть в ловушку брака с этим человеком. И без лишних слов ясно, что он не хотел жениться на ней.

– …особенно когда вы так одеты, – продолжал. Энтони.

Кейт опустила глаза и, ахнув, потуже завязала халат. Она совершенно забыла о своем наряде!

– Вы больше не боитесь? – спросил Энтони. – Дождь все еще идет.

Кейт замерла, прислушиваясь к дождю, превратившемуся к этому времени, в легкую морось.

– Думаю, гроза закончилась.

Энтони кивнул и выглянул в холл:

– Никого нет.

– Мне нужно идти.

Он отступил и дал ей пройти.

Кейт шагнула к двери, но на пороге остановилась и обернулась:

– Лорд Бриджертон!

– Энтони. Зовите меня Энтони. По-моему, я уже звал вас по имени.

– Разве?

– Когда нашел вас. Впрочем, вряд ли вы меня слышали.

– Вы, конечно, правы, – нерешительно улыбнулась она. – …Энтони. – Как непривычно прозвучало его имя в ее устах! – Я только хотела поблагодарить вас, – добавила Кейт. – За то, что помогли мне сегодня вечером. – Она неловко откашлялась. – Без вас мне пришлось бы туго.

– Я ничего не сделал, – проворчал он.

– Вы сделали для меня все, что могли, – возразила она и, преодолевая искушение остаться еще ненадолго, поспешила к лестнице.