Путешествие за смертью. Книга 1. Mогильщик из Таллина Любенко Иван
– Куда мне до него! Он – гений, хоть и литературный персонаж.
Бывший присяжный поверенный вынул коробочку ландрина, открыл крышку и протянул даме:
– Прошу.
– Благодарю, вы очень любезны.
Тонкими, изящными пальцами, точно пинцетами, она взяла одну конфетку, которая тут же исчезла во рту.
– Вы расследуете убийства?
– В основном.
– Это, наверное, так интересно?
– Не очень. Я лишь стремлюсь к торжеству справедливости.
– Вот как? – задумчиво проговорила Варнавская и захлопала ресницами, точно обиженный ребёнок. – Я почему-то всегда считала, что следствие или суд устанавливают истину, то есть правду.
– Справедливость, Анастасия Павловна, поверьте, выше правды, потому что у каждого своя правда. Для этого и создан суд присяжных.
– Выше справедливости ничего нет?
– Милосердие – вершина человеческого благоразумия. Если бы все люди им обладали, то и преступников не было бы вовсе.
– А позволите, ещё один вопрос?
– Пожалуйста.
– Преступниками родятся, или становятся?
– И родятся, и становятся. Не секрет, что некоторые люди из-за врождённого слабоумия (душевнобольные к ним не относятся) просто не в состоянии понять, что хорошо, а что плохо. В их поведении превалирует не разумное, а животное начало. Инстинкты, то есть их собственные желания, у таких субъектов стоят на первом месте, а правила поведения в обществе либо на втором, либо вообще отсутствуют. Наиболее отпетые каторжане, как правило, способны на самые мерзкие и низкие поступки, о которых в приличном обществе даже стыдно говорить. А для них такое поведение – норма жизни. Другая категория преступников – образованные люди с чрезмерным эгоизмом. Они всегда одержимы мыслью о собственной выгоде и постановке личных интересов выше интересов окружающих. Помните, у Рылеева?
- Ужасно быть рабом страстей!
- Кто раз их предался стремленью,
- Тот с каждым днём летит быстрей
- От преступленья к преступленью.
– «Святополк»?
– Точно! Вы отлично образованны.
– Это всё мама, – произнесла Анастасия и погрустнела. – Простите, что перебила. Продолжайте, пожалуйста. Вас так интересно слушать!
– Благодарю. Так вот, ради ублажения собственных страстей такие люди готовы нарушить закон. В сущности, между первой и второй категорией правонарушителей разница заключается лишь в способах совершения преступлений. Образованные злодеи коварней. Однако, всё сказанное относится исключительно к умышленным преступлениям, совершаемым из корыстных побуждений. Преступления по неосторожности, или по мотиву ревности – другая область криминальной психологии. О ней можно говорить часами… Кстати о времени, – Ардашев щёлкнул крышкой золотого «Мозера» и проронил: – Интересно, сколько ещё мы здесь просидим.
Инспектор появился через два часа. Дежурно извинившись, он пригласил к себе Варнавскую. Её не было довольно долго. Наконец, она вышла. На её глазах были слёзы.
– Что случилось, Анастасия Павловна? – вставая, осведомился Клим Пантелеевич.
– Полицейский посмотрел мой документ о беженстве и сказал, что он фальшивый. И меня посадят в камеру с воровками, цыганками и проститутками. Я этого не вынесу.
– Не волнуйтесь, я всё устрою…
Ардашев не успел договорить. Из полуоткрытой двери послышался голос инспектора:
– Господин частный чехословацкий сыщик, мне что – телеграмму вам отбить? Сколько можно вас ждать? Прошу на допрос.
Клим Пантелеевич проследовал в кабинет.
Пепельница на столе полицейского была полна окурков, и дымное облако ещё не успело улетучиться через открытую форточку.
Допрос длился недолго. Ардашев подробно изложил все обстоятельства аварии и подписал протокол.
Инспектор был вежлив, но его дурное расположение духа нет-нет, да и выскакивало наружу через резкие фразы и недобрый взгляд из-под густых бровей. Он явно что-то знал, и это его угнетало. Но что? И как вывести на откровения эту хитрую бестию так, чтобы он ничего не заподозрил? Да и судьбу Варнавской надо как-то решать. «С чего начать? Ну уж точно не с неё. А то, пожалуй, выставит меня за дверь» – размышлял частный сыщик. – «Попробую сначала его заинтриговать, а уж потом, когда он покажет свой интерес, можно перейти и к участи этой несчастной красавицы».
Ардашев мысленно перебирал варианты начала разговора, и, ничего не придумав, уже уходя, бросил небрежно:
– Господин Саар, если вас интересует моё мнение, как частного детектива, то, принимая во внимания все обстоятельства происшествия, я могу с полной уверенностью сказать, что это было умышленное смертоубийство.
– Вы имеете в виду, отсутствие следа торможения?
– Не только. Шофёр, намеренно сдал назад, а потом переехал труп в области головы, то есть он смотрел на направление колёс.
– Почему вы не упомянули об этом при допросе?
– Только сейчас вспомнил. Но я готов подписать новый протокол. Я никуда не спешу. День всё равно закончился.
– Ладно, – махнул рукой инспектор, – не будем ничего переделывать. Он открыл ящик стола, вынул полулист почтовой бумаги, сложенный вчетверо и положил на стол. – Взгляните. Нашёл в рабочем столе этого Минора.
– Как же вам удалось оформить изъятие документа из здания дипломатической миссии?
– Никак. Справка случайно забралась в мой карман. Иногда приходится грешить, ради исполнения служебного долга.
Ардашев прочёл:
– «Складной церковный алтарь является собственностью Р.С.Ф.С.Р. и не представляет какой-либо исторической или художественной ценности, в связи с чем может быть вывезен за пределы государства».
– Что скажете?
– Думаете, покойный промышлял контрабандой? – вопросом на вопрос ответил Ардашев.
– А почему нет? Вы знаете, что творят эти советские дипломаты в ресторанах? На выпивку и проституток они спускают сотни марок, крон, долларов и фунтов стерлингов! А газеты утверждают, что у них в России голод.
– Простой народ голодает, это правда.
– Охотно верю, но люди Оржиха барыжничают. Агенты доносят, что они продают русским спекулянтам разные товары по двойной или тройной цене. И те не отказываются, берут, потому что уже в Петрограде их стоимость вырастет в десять, а иногда и в пятнадцать раз. Особенно это касается лекарств.
– Таковы большевики. Они понимают, что власть долго не удержат. Вот и пытаются взять от жизни всё, что можно.
– Да, препротивно всё это. Ещё недавно мы были гражданами одной страны. Но сейчас меня волнует другое: кому понадобилось убирать этого Минора? Вашим соотечественникам, которые ведут борьбу с большевизмом?
– Не стоит гадать. Надо расследовать. И я могу вам помочь. На добровольных, так сказать, началах. Останусь в Таллине, пока не укажу вам на убийцу этого большевика. Вы его и арестуете.
Полицейский задумался и спросил подозрительно:
– А что вы за это хотите?
– Сущую мелочь – новые документы для госпожи Варнавской. Скажем, она утеряла старые и обратилась в полицию. И вы выдадите ей временное удостоверение беженки. Но уже подлинное.
Сыщик улыбнулся и кивнул понимающе:
– Да-да, красавица. Хрупкий стан, нежные черты лица… Такие встречаются редко – одна на сто тысяч. – Он задумался. – В принципе, я могу на это пойти. Чего не сделаешь ради исполнения служебного долга. Но всё будет зависеть от результата вашего расследования.
– Договорились. Естественно, мне понадобится содействие полиции.
– Поможем, не сомневайтесь.
– Насколько я понимаю, угнанный таксомотор вы ещё не нашли?
– А откуда вы знаете, что он угнанный? Хозяин таксомотора заявил об этом только четверть часа назад.
– Догадался. Я бы хотел его осмотреть.
– Такую возможность я вам предоставлю, как только мы его отыщем. В какой гостинице вы остановились?
– В отеле «Рояль».
– Понятно. Пожалуй, у меня больше нет вопросов.
– Честь имею кланяться, – попрощался Клим Пантелеевич и вышел.
– До скорого свидания, – бросил вдогонку инспектор.
Варнавская сидела на стуле с заплаканными глазами. Она обречённо взглянула на Ардашева и спросила:
– Меня надолго посадят?
– Не волнуйтесь. Всё будет хорошо. Я отвезу вас домой.
– Как домой? Этот полицейский велел мне сидеть и ждать конвой. Пришлось во всём сознаться: документ я купила у незнакомого человека на рынке. Вернее, не купила, а отдала за него кольцо с брильянтом и золотые часы-кулон – последнее, что у меня оставалось.
– Анастасия Павловна, нам надобно идти. Не стоит здесь говорить о таких вещах. Стены тоже имеют уши. Прошу вас, пойдёмте.
Варнавская поднялась. Ардашев взял её за локоть и повёл по коридору.
Уже на улице он предложил:
– Как я понимаю, неприятности для нас закончились. Позвольте пригласить вас в ресторан. Надеюсь, мы оба сможем забыть о всех перипетиях сегодняшнего дня.
– А впрочем, почему бы и нет? Я согласна.
– Прекрасно. Вон и извозчик.
Ардашев остановил фаэтон, и, усадив даму, спросил у возницы:
– А скажи-ка, братец, какой в городе лучший ресторан?
– В гостинице «Золотой лев», на Новой улице.
– Так тому и быть. Трогай.
Коляска уже покатилась, как вдруг Варнавская вымолвила:
– Простите, Клим Пантелеевич, но по некоторым причинам я бы не хотела оказаться в ресторане этой гостиницы.
– Как скажете. Выберем другую.
Услышав разговор, кучер предложил:
– Можно и в «Европу». Тамошний ресторан все хвалят.
– Не возражаете, Анастасия Павловна?
– Нет.
– Тогда едем.
– Это совсем рядом. На этой же улице. Жаль, ничего теперь не заработаю, – со вздохом сожаления проронил возница.
– Не переживай.
Проехав два квартала, фаэтон остановился. Расплатившись, к радости извозчика, по-царски, частный сыщик помог даме сойти с коляски.
Глава 3. Вечер в «Европе»
Свободный столик найти оказалось не просто, но шелест купюры в пятьдесят эстонских марок сделал невозможное, и официант, убрав табличку «Заказан», услужливо предложил расположится в самом укромном месте – под пальмой, стоявшей в огромной деревянной кадушке.
Просматривая меню, Ардашев спросил:
– Анастасия Павловна, позвольте узнать, как вы относитесь к местной кухне? Я её совершенно не знаю.
– Она проста. Эстонцы любят рыбу, и неплохо её готовят. Обычно это лосось, сельдь, салака, угорь, лещ или щука. К гарниру чаще подают картофель. А из мясных блюд предпочитают нежирную свинину.
– А что заказать вам?
– Наверное, что-нибудь рыбное.
Оторвав взгляд от списка блюд, Варнавская спросила стоящего рядом официанта:
– Лосось с баклажанами на огне. Никогда не пробовала. Это вкусно?
– Это бесподобно! – ответил тот и, слегка склонившись, принялся живописать: – Лосось режется на куски, солится и перчится. Час-два отдыхает. Нарезанные кольцами баклажаны посыпают морской солью и тоже дают постоять один час. Баклажаны обмазывают оливковым маслом, перемешанным с мелконарезанным чесноком. Кусочки лосося и баклажаны кладутся на чугунную решётку, под которой горячие угли. Снимают по готовности.
– А салат Росолье из сельди с яблоками и свёклой?
– О! Вы не сможете от него оторваться! – воскликнул подавальщик, и, обойдя Анастасию с другой стороны, продолжил приоткрывать кулинарные премудрости: – Филе слабосолёной селёдочки нарезают кубиками небольшого размера. Такими же кусочками режут маринованные огурчики, крошат лук. Свёклу, морковь, картофель пекут в духовке. Варят яйца. По готовности чистят и овощи, и яйца. Всё нарезают кубиками. Яблоки очищают от кожуры нарезают квадратиками и сбрызгивают лимонным соком. Всё хорошенько перемешивается. Заправка простая и в то же время самая изысканная – сметана и зернистая горчица.
– Хорошо. Принесите мне такой салат.
– Что ещё?
– Мне хватит.
– А что, мадам, будет пить? Может, вино? Красное или белое? Сухое? Или шампанское?
– Сухое белое.
– Тогда возьмите бутылочку «Шато Латур».
– Но это много… – смутилась Анастасия, – и, наверное, дорого…
– Послушайте, любезный, – вмешался Ардашев. – Несите бутылку «Шато Латур» и «Смирновскую». Лосось и этот салат принесите и мне тоже. Кроме того, нам ещё понадобятся: грузди солёные, паюсная икра, рулеты из щуки, угорь маринованный, заливное из осетрины и свежие овощи – всё это для двоих.
– А десерт?
– Мороженное, пирожные – самые нежные и два кофе по-арабски.
– Простите, – смутился официант, – но мы не готовим по-арабски.
– Я так и думал, – рассмеялся Ардашев. – А по-турецки на молоке?
– К сожалению, тоже не подаём. Можем просто по-турецки.
– Ладно. Сделайте, хоть так.
Ресторанный слуга удалился.
За фортепьяно появился музыкант, и на сцену вышел невысокого роста певец. Прозвучало несколько вступительных аккордов и полилась песня:
- Как солнце закатилось,
- Умолк шум городской,
- Маруся отравилась,
- Вернувшися домой.
- В каморке полутемной,
- Ах, кто бы ожидал,
- Цветочек этот скромный
- Жизнь грустно покидал.
- Измена, буря злая,
- Яд в сердце ей влила.
- Душа ее младая
- Обиды не снесла.
- Её в больницу живо
- Решили отвезти,
- Врачи там терпеливо
- Старалися спасти.
- – К чему старанья эти!
- Ведь жизнь меня страшит,
- Я лишняя на свете,
- Пусть смерть свое свершит.
- И полный скорби муки
- Взор к небу подняла,
- Скрестив худые руки,
- Маруся умерла.
Видя, как загрустила Варнавская, Ардашев покачал головой и сказал:
– Ну да, нам сегодня не хватает только темы отравления.
– Нет-нет, эта песня, как раз, напоминает спокойные времена. Я слышала её в тринадцатом году. Папа принёс пластинку. Мы жили в доходном доме на Каменноостровском проспекте в Петербурге. У нас тогда был граммофон. Но то была совсем другая жизнь.
– Я не спрашиваю, что привело вас в Ревель. Вероятно, у всех нас одна общая трагедия.
– Папу и маму убили пьяные солдаты в восемнадцатом году. Они ворвались в нашу квартиру и начали проводить обыск. Папа потребовал у них мандат. Тогда один из них в него выстрелил, а маму, как нежелательного свидетеля, закололи штыками. Из квартиры вынесли всё, что было можно, а что нельзя – поломали. Меня не было дома. Я ходила на рынок менять вещи на крупу. А когда вернулась, то долго не могла прийти в себя. Часть ценностей осталась в тайнике. Похоронив родителей, я поняла, что надо бежать из России, и как можно скорее. Сосед по парадному – бывший чиновник акцизного ведомства – помог мне перебраться в Ямбурге через границу. А вот ему не удалось, был арестован чекистами. Когда я приехала в Ревель, то поняла, что у меня неважные документы и попалась на удочку мошенника.
Официант принёс заказанные блюда, откупорил и разлил вино, и водку.
– Позвольте выпить за ваше счастье, Анастасия Павловна. Вам много пришлось пережить, и хочется надеяться, что всем бедам должен наступить конец.
– Благодарю вас, Клим Пантелеевич.
За едой и напитками время текло незаметно. На смену певцу вышла певица. В ресторане собиралась преимущественно русская публика, и потому со сцены текли задушевные романсы на стихи Кольцова, Тютчева, Блока.
– А вы в Ревель надолго? – поинтересовалась Варнавская.
– Планировал на несколько дней, но теперь, судя по всему, придётся задержаться.
– Тогда я могла бы показать вам местные достопримечательности. До большевистского переворота я давала частные уроки живописи, потом окончила Педагогические курсы при Императорской Академии художеств. Я люблю искусство, и в Ревеле есть, что посмотреть. Но, как я поняла, из ваших слов, сказанных в полицейском автомобиле, вы довольно неплохо разбираетесь в его истории, коли упомянули об арабском путешественнике… забыла его имя.
– Аль-Идриси, – улыбнулся Ардашев. – Но это ни о чём не говорит. У меня есть привычка: перед поездкой в новую для меня страну, я стараюсь прочитать о ней как можно больше. Мои знания о городе исчерпываются сведениями о трагедии Шарля Леру в Ревельской бухте 12 сентября 1898 года.
– Простите, никогда не слыхала об этом французе.
– Нет, он родился в Северо-Американских Штатах, племянник американского президента Авраама Линкольна.
– А что с ним случилось?
– Вы знаете, что такое парашют?
– Нет.
– Парашют – это своеобразный огромный зонт из прочной шёлковой материи, только вместо ручки – стропы. Они соединяют парашютный купол и человека. С помощью парашюта можно безопасно спуститься на землю, спрыгнув с воздушного шара или аэроплана. Леру устроил платное турне по Европе. Выступал в Англии, Австро-Венгрии и Германии. Он наполнял шар газом, поднимался к облакам и на глазах изумлённой публики, открыв дверь корзины воздушного шара, ступал в бездну. Смельчак летел камнем вниз, зрители были в ужасе, но через некоторое время парашют благополучно раскрывался, и отважный воздухоплаватель вполне успешно опускался на землю. Посетители аттракциона рукоплескали. Деньги текли рекой. И когда поступило предложение от русского антрепренёра Георга Парадиза, он согласился, даже несмотря на невыгодные условия: шестьдесят пять процентов сборов отходили русскому импресарио – и только тридцать пять – Шарлю Леру. С успехом он выступил в Петербурге, Одессе, Харькове, Варшаве, Либаве, Риге… И осенью добрался до Ревеля. Двенадцатого сентября, в пять вечера на холме Старого города собралась публика. Шар с воздухоплавателем взмыл высоко в небо. Зрители видели, как его относило в сторону моря. Когда он поднялся, приблизительно, на шестьсот метров, Леру покинул шар. Парашют раскачивало, словно маятник и смельчак, освободившись от него, прыгнул в воду. Какое-то время пловец был на поверхности, но потом пропал. К нему направили катер и лодки. Леру нигде не было. Тело воздухоплавателя нашли местные жители только через два дня. Это был его двести тридцать девятый прыжок.
– Точно! Я вспомнила. Он похоронен с почётом на старом немецком кладбище. Там же и памятник ему установлен.
– Вероятно. Я этого точно не знаю. Говорят, что перед этим импресарио поселил Леру в гостинице «Золотой лев» в комнате под тринадцатым номером.
– В «Золотом льве»? – изумилась Варнавская.
– Да, а что?
– Нет, ничего.
– Постойте-постойте… Вы отказались от ресторана в этой гостинице, а сейчас вновь так удивились, услышав её название. Думаю, вам бы лучше объяснить мне, почему этот отель так вас беспокоит. Но, если не хотите, можете не говорить.
– Никакой тайны нет, – вздохнула Анастасия. – Мне было стыдно признаться, что там я работаю горничной. Под угрозой увольнения нам запрещено посещать ресторан нашего отеля. У меня два дня выходных. Сегодня и завтра.
– Давайте не будем говорить о грустном. Тем более, под десерт. Его нам уже несут.
Непринуждённый разговор, музыка и вино расслабили даму. Её щёки зажглись румянцем, и Анастасия смотрела на своего спутника так, как дети разглядывают новую игрушку – с интересом и восхищением.
Наконец, она сказала:
– Благодарю вас за моё спасение. Но мне пора. Я живу в противоположном конце города от «Золотого льва». Проводите меня?
– С радостью, Анастасия Павловна.
Клим Пантелеевич оплатил счёт и оставил официанту столь щедрые чаевые, что тот, причмокнув от удовольствия, семенил за гостями до самых дверей.
Чернильные сумерки уже опустились на улицы. Ветер с моря нёс прохладу, напоминая, что лето скоро закончится. Каменные стены домов приняли траурный цвет, будто зная, что ещё не все беды пришли в Старый город.
Извозчика не пришлось долго ждать. Каурая лошадка неторопливо бежала по мостовой.
За неспешным разговором Ардашев не заметил, как коляска добралась до дома Варнавской. Прощаясь, она вымолвила:
– Моя комната под номером шесть. И завтра я весь день буду дома. Я взяла несколько книг в библиотеке и собралась посвятить этот день чтению. Но, если вы решите отправиться со мной на прогулку – буду очень рада показать вам местные достопримечательности. Спасибо за чудесный вечер!
– Ну что вы! Человеку моего возраста находиться в компании столь обаятельной молодой особы – большая честь.
– Вы себя явно недооцениваете.
Ардашев склонил голову в почтительном поклоне.
– Завтра с утра у меня есть кой-какие дела. Но в два пополудни я буду ждать вас на этом самом месте. Доброй ночи, очаровательная Анастасия!
– Доброй ночи, замечательный Клим Пантелеевич!
Варнавская застучала каблуками по тротуару и скрылась за дверью доходного дома.
Ардашев вернулся в коляску и фаэтон покатил вверх по улице. До «Портретного ателье г-на Тамма» на Глиняной 12 было совсем недалеко.
Глава 4. Ночная поездка
Капитан Волков слушал Ардашева и курил длинными затяжками. Когда собеседник умолк, он потушил папиросу в пепельнице и проговорил:
– Если большевики узнали о вашей вербовке Минора, то, скорее всего, они бы уже затащили его в один из номеров «Петербургской гостиницы» и там бы пытали, пока он не выложил бы им всё до мельчайших подробностей. Не пойму, для какой цели им понадобилось его убивать?
Откинувшись в кресле, Клим Пантелеевич заметил:
– Вполне уместный вопрос. Ведь и в Москву могли бы отправить пароходом или на поезде. А уж там в подвалах Лубянки можно было бы не торопясь добиться от него любых признаний.
– Значит, это не красные, – заключил капитан.
– А что, если Минор действовал по заданию резидента большевиков? – предположил Клим Пантелеевич.
– Вы имеете ввиду его визит ко мне за фальшивым паспортом?
– Ну да. Вы согласились. Сообщили мне. И вот я прибыл в Ревель. Так не проще ли разделаться со мной? Зачем убивать Минора и прекращать операцию?
Волков потёр лоб и выговорил:
– Вторая гипотеза: его убили местные контрабандисты.
Ардашев не ответил. Он достал коробочку ландрина и угостил себя красной конфеткой.
Волков поднялся, подошёл к окну, поправил задёрнутую штору и спросил:
– А эта дама, Варнавская, не случайно ли она оказалась на месте происшествия?
– Полагаете, она выступала дублёром убийцы? Нет, вряд ли. В полиции выяснилось, что у неё фальшивые документы, да и оружия при ней не было.
– Её обыскивали?
– Нет.
– Она могла спрятать пистолет в одежде или сумочке.
– Но тогда красные выправили бы ей приличные бумаги.
– Но, если вернуться к первому предположению, что Минора сбили большевики, тогда её появление рядом с вами вполне объяснимо. Они ведь давно составили на вас досье и знают, что вы попытаетесь вытащить даму из беды.
– Хотите сказать, они пожертвовали предателем, чтобы приблизить её ко мне?
– Именно так. Она красивая?
– Очень.
– Вот! Что и требовалось доказать. Вполне умный ход большевиков. Устранить на ваших глазах предателя и, воспользовавшись происшествием, подвести к вам симпатичную особу из военной разведки большевиков. И операция продолжается. Следя за вами, они могли выйти и на меня.
– Не могли. За мной не было хвоста. Но в ваших словах есть определённый резон. Надобно всё тщательно проверить. Не люблю, знаете ли, озвучивать необоснованные предположения.
– Прекрасно вас понимаю.
– Скажите, а ваш человек в «Петербургской гостинице» сможет узнать, когда в Ревель придёт пароход с золотом?
– Возможно, хотя я в этом и не уверен. Красные держат в строжайшей тайне любые сведения, связанные с этой операцией. Цена слишком велика. Я сделаю всё возможное, чтобы выяснить дату и время прибытия золотого парохода.
– Я тоже постараюсь этим заняться.
– Вы? – удивился Волков. – Вы же здесь не надолго. Неужели надеетесь за столько короткое время успеть подобраться к постояльцам «Петербургской гостиницы»? Вы волшебник?
Ардашев усмехнулся:
– Нет, что вы. Просто пытаюсь в темноте нащупать потаённую дверцу.
– Не удивлюсь, если вам это удастся.
Клим Пантелеевич поднялся.
– Знаете, капитан, нам не стоит больше здесь встречаться. Я был у вас дважды. Это объяснимо. Первый раз фотографировался, а второй – забрал фотокарточки. Но вот третий раз я могу к вам прийти только в случае крайней необходимости. Поэтому давайте увидимся во вторник на старом немецком кладбище. У могилы Шарля Леру. В полдень.
– Вижу вы прекрасно осведомлены об этой трагедии.
– Да, читал перед поездкой. Не откажите в любезности, подскажите, какие ещё достопримечательности стоит посетить?
– Завтра в церкви Святого Олафа в три пополудни за органом будет великолепный Карл Бартелсен. Он виртуоз. Советую послушать.
– Как туда добраться?