Девочка, я тебя присвою. Книга 2 Безрукова Елена

9

Смотрел в ее спину и думал.

И было о чем.

Крис явно не шутила, и не лгала.

Она не хочет давать мне шанс по нескольким причинам.

Первая — наши родители.

Она права, отец не одобрит ее. Можно даже не спрашивать… Хотя, пожалуй, она права еще в одном: настала пора объяснить папе, что я не разменная монета в его бизнесе, и жениться, как он в свое время на моей матери, дочери богатых родителей, ради денег я не хочу.

Что он с этим сделает? Не знаю. Может, и сделает что-то, но я попытаюсь донести свою позицию.

Никакой свадьбы с Диной не будет ни через год, когда ей исполнится восемнадцать (скоро ей уже семнадцать), ни через два, ни через десять лет. Потому что я понял, что не люблю ее. Потому что я понял разницу. Как меня кроет из-за Крис, хотя она обычная девчонка, Динка вроде бы даже и не хуже в плане красоты и все такое, от Дины никогда не крыло. Лично для меня моя Снежинка — совершенно особенная. Самая лучшая, самая красивая, и по ней я тоскую словно верный пес ночами — до дрожи хочется ее глаз, губ, ее тепла.

Испытав подобное чувство на меньшее я не согласен. Даже не думал, что такое вообще возможно в мои восемнадцать… Я всегда считал, что любовь — сказочки, придуманные пришибленными дамочками, начитавшимися лавбургеров, но я ошибся.

Есть она, эта ваша любовь.

Есть тоска, которая разъедает душу, потому что ты вдали от нее, потому что она говорит тебе нет, пусть на то и есть объективные причины, которые я и сам понимаю, хоть и смириться не готов. Потому что говорит, что не верит тебе, и на то опять же есть причины, в которых ты сам и виновен. Потому что отталкивает, хоть и целует в ответ.

С этим тяжело жить.

И что делать я пока не знаю.

Подставлять Крис своей навязчивостью опасно.

Точно я не мог быть в курсе, что ей наговорил отец Динки, но зная его — он мог бы.

И запереть ее дома мог, если не вообще упечь куда-то подальше. Очевидно, мать за нее никак не заступается — я это еще на свадьбе понял. А значит, она даст отправить Кристину и в далекие дали.

Динка действительно наблюдает за мной и ходит по пятам. Она все еще надеется, что я перестану злиться на нее и вернусь.

Но я не злюсь. Я просто не люблю ее, но девушка меня не слышит. Она слишком привыкла ко мне и к мысли, что мы суженые друг для друга из-за навязывания этого брака с самого детства нашими отцами.

Пока не было в моей жизни Крис, пока я не достиг уже осознанного возраста и не испытал первое серьезное чувство к соверешенно другой девочке, я реагировал на это спокойнее.

Теперь же я готов был пожертвовать многим, чтобы иметь право любить того, кого выбрало мое сердце. Даже отказаться от благ, от денег отца.

У меня все в порядке с мозгами и руками, я смогу учиться и работать и сам себе на жизнь заработаю. Если цена благополучной жизни — моя поверженная голова и разрушенная судьба, то я — пас.

Но если я буду действовать напропалую, то Владимир в самом деле способен Кристине устроить несладкую жизнь.

Владимир — вторая причина, почему Крис открещивается от меня.

Он способен на многое. Он еще более жесткий и беспринципный, чем мой отец.

Отец Динки может заставить Кристину исчезнуть. И останется только надеяться, что не навсегда…

Этого нельзя допустить. Я сам себе этого не прощу.

Но отказаться от Крис?

Совсем?

Навсегда?

Никогда больше не посмеяться с ней и не услышать сарказма и подколок в мою сторону?

Никогда больше не смотреть в ее нереально красивые глаза с белыми ресницами?

Никогда больше не касаться шелка ее волос?

Никогда больше не чувствовать ее поцелуи и ласку?

Нет, это выше моих сил. Это сильнее меня.

Но что же нам делать?

Достал телефон и поискал в диалогах ее — все еще в черном списке.

Вырвал лист из тетради.

«Вынь меня из чс. Это важно! А то опять подойду так к тебе» — написал я, свернул листок и перекинул через плечо Кристины на ее парту.

Она обернулась на меня, а я указал головой на записку.

Она развернула лист, прочла. Потом скомкала его и сунула в рюкзак подальше.

А затем вынула свой смартфон и спустя еще минуту я увидел, что могу писать ей сообщения.

«Ну что опять?» — пришло от нее.

Я улыбнулся сам себе. Да, она опять ругается на меня, но все равно это маленький шанс наладить хоть какое-то общение. Пусть хотя бы так, по проводам… Совсем без нее я теперь просто не смогу.

«Ты помнишь про занятия химией? Мы обещали учителю выполненные упражнения. Я же тебе с алгеброй помог» — написал я, отправил и стал ждать ответа как приговора. Или помилования…

10

«Архип, ты дурак, что ли? Я тебе только что объяснила, что контакты нам следует ограничить. А ты про химию… Придется тебе найти себе другого учителя»— написала я ему и отправила.

Мне казалось, он понял меня. Ну за что меня так мучить-то?

«Я не дурак. Я не могу отказаться от тебя, Крис. Фигово мне от одной мысли об этом, понимаешь?»

Я прочла и не ответила ничего. Снова в горле встал противный ком.

Снова плакать захотелось.

Понимаю, конечно, мне точно также фигово, но делать-то что?

Насладимся парой поцелуев, а потом расстанемся навсегда, потому что Владмир меня упечет в закрытый монастырь? Так себе перспектива.

Но отказаться в самом деле непросто. Между нами ничего толком и не было, но выкинуть из памяти эти поцелуи, объятия и ощущение, что ты встретил кого-то родного уже не просто.

Я почувствовала, как слезы снова побежали по щекам.

— Эй, что с тобой? — негромко спросила Катя, увидев, что я плачу прямо на уроке, уткнувшись носом в парту.

— Ниче-го… — хлюпала я носом, ощущая, как на меня накатывает самая настоящая истерика.

Тихо встала и вышла из класса. Мне нужно успокоиться. Я не хочу плакать при всем классе.

Дошла до уборной и закрылась в одной из кабинок. Закрыла лицо руками и заплакала.

Ну за что мне это все? Почему я должна отталкивать его, когда он говорит такие слова, говорит о любви, о том, как я нужна ему. Он мне тоже! Но разве я могу сказать, что все взаимно? Это все равно закончится ничем… Нет у нас будущего, и не будет.

Как мне с ним учиться теперь?

Это будет боль и мука изо дня в день.

Видеть его, но не иметь возможности ни коснуться, ни поцеловать, не иметь на это право, заставлять себя отказываться.

Это пытка, хуже инквизиторских.

Я не знаю, где я возьму столько сил, чтобы просто пережить это время до выпускного…

Потом я уеду и все забуду. Но сейчас мне нужно как-то жить.

Но как ему донести, что все очень серьезно? Он словно не понимает, опять лезет.

Он нас раскроет, и мне тогда конец.

Может быть, стоит все же рассказать как есть на самом деле? Что если он продолжит за мной ходить, то меня отправят очень далеко отсюда, и тогда он вообще меня больше не увидит? Зря я, наверное, решила показать себя сильной и самодостаточной личностью… В этом вопросе мне в одиночку никак не справиться. И Архип, пожалуй, должен знать правду, чем мне грозит его внимание.

Только я не уверена, что он и тогда оставит меня в покое, а я очень боюсь.

О своих чувствах нельзя говорить ни в коем случае.

Он не должен знать о том, что его тяга ко мне взаимная, иначе никогда не отступится.

Упертый… Наглый, привыкший получать свое. Он очень хотел бы меня присвоить, я это ощущаю. И что уж там скрывать, мне становится жарко от мысли о том, что я могла бы стать его. А он стал бы моим первым…

Но это абсолютно точно нас погубит.

И его, и меня.

Нужно что-то срочно еще придумать, чтобы Архипа от себя отвадить.

Если он не верит, что я его не люблю, надо найти того, кто сыграет роль моего любимого.

Скажу, что у меня вообще-то есть парень, и поэтому для него места нет в моем сердце.

Задумчиво постучала ногтями по двери кабинки. Слезы высохли, я смогла немного успокоиться. Кажется, я нашла единственно верное здесь решение — внушить ему, что его место занято и он мне не нужен. Тогда он успокоится и переключится на кого-то другого.

Парень рядом в роли моего не даст возможности подойти Архипу. Динка, мама, Владимир успокоятся тоже, решив, что я не общаюсь с их дрожайшим сыном Ветровых.

Есть у меня один старый знакомый, который мог бы мне помочь в этом вопросе. Мой бывший одноклассник. Мы неплохо общались, когда я ходила в свою старую школу. Может, он не откажет мне, если я попрошу его подыграть мне какое-то время. А потом мы «расстанемся». В большей части времени я могу просто врать, что гуляю с ним, а с самим «парнем» просто появиться пару раз на глазах Архипа.

Я судорожно втянула воздуха в легкие.

Решение принято. Теперь надо где-то найти силы, чтобы отыграть этот спектакль так, чтобы Архип поверил. Не прогибаться. Не поддаваться его губам и словам.

Я должна быть твердой как кремень.

Прости, родной, я делаю это для тебя…

Вынула телефон из кармана джинсов, куда запихнула его по дороге в уборную и нашла контакт Вити Соколова. Он даже был онлайн.

«Привет! Как ты? У меня к тебе есть дело. Мне нужна твоя помощь, Вить» — набрала я сообщение и отправила ему.

Ну вот, пути назад не будет.

Открыла кабинку и угодила из нее прямо в объятия Ветрова…

— Архип? — вздрогнула я от неожиданности, ощущая его горячие руки у себя на талии. — Ты что в женском туалете забыл?!

— Тише, — шикнул он на меня и втолкнул меня в кабинку школьного туалета.

Он закрыл ее на шпингалет и повернулся ко мне.

— Ты обалдел, Ветров? Ты чего творишь?

— Сейчас ты расскажешь мне, Кристина, и расскажешь правду: почему ты плакала сейчас на уроке?

11

— Потому что ты меня задолбал, Ветров! — заявила я ему и толкнула. — Ты даже в туалет за мной пришел. Совсем рехнулся уже? Выходи отсюда.

— Просто скажи мне правду, Крис, — уперся он, загораживая проход собой. Да уж, в туалете я задушеных бесед еще не вела… — Ты плачешь, потому что тебе не все равно на мои слова? Ты меня любишь.

— Кто тебе это сказал? — рассмеялась я ему в лицо, а у самой руки дрожали. — Хочешь правды — так вот она. Мой отчим, отец Динки, грозился определить меня в закрытую школу при монастыре очень далеко отсюда, если снова поймает с тобой. А я туда не хочу. Это достаточно веская причина сказать тебе «нет»?

— Все-таки угрожал… — в шоке прошептал Архип. — Что же они делают с нами всеми?

— Они все за тебя уже решили. Так что прошу тебя: не ходи за мной. Мне не нужны проблемы. И вообще… Слушай, есть еще причина.

Я подняла на него глаза. Прости, сейчас тебе будет очень больно…

— Я встречаюсь с другим. Не знала, как тебе это, дураку, уже объяснить. Хотела мягко, но ты не понимаешь.

Глаза Архипа сузились. Он положил свои огромные лапы по обе стороны от меня, почти прижав к стене спиной.

— Чего?

— Того, — изогнула я бровь. — К бывшему я вернулась, ясно?

— И когда же?

— Вчера.

— Почему я первый раз о нем слышу?

— А почему я тебе должна была о нем рассказывать?

— И кто он?

— Одноклассник бывший.

— Как зовут?

— Витя, — улыбнулась я. — Ты не поймаешь меня на вранье своими вопросами. Потому что это не вранье. Извини, я с ним. Пожалуйста, оставь меня в покое.

Я попыталась убрать его руки. Парень смотрел на меня так, что мороз шел по коже. Я поняла, что вот теперь сумела его ранить. Но это нож с двумя лезвиями. Одной стороной раню его, а другой — собственную руку.

— Ты сегодня целовалась со мной, — сказал Архип севшим голосом. — Целовала меня так, как будто любишь. Ты плакала, когда я сказал тебе, что не могу без тебя. А вчера ты вернулась к бывшему? Я должен поверить в это дерьмо, Крис?

— Все, что ты должен — это наконец меня оставить в покое! — крикнула я ему в лицо. — Сколько можно? Я уже несколько раз тебе сказала, что ничего у нас не получится! Хватит меня преследовать.

— Да? — спросил он, убирая руки. — Уверена?

— Уверена.

— Знаешь, мне тоже надоело, что ты меня пинаешь как королева дворового пса.

— Так не бегай за мной, — изогнула я бровь, смотря на него с вызовом.

Архип опустил голову, тяжело дыша.

— Дура ты, — разочарованно сказал парень. — Самая обычная дура. А я с чего-то решил, что ты особенная. Но ты настолько трусливая и слабая, что даже правды сказать не можешь.

Мне нечего было ответить на это. Каждое его слово било словно наотмашь по лицу.

Всей правды я и не сказала ему. И он это чувствовал, его сейчас задело именно это.

— Открой дверь, Архип, — попросила я.

Он молча открыл щеколду кабинки туалета, и вышел.

Побрел молча вперед.

Прошел мимо класса.

Я смотрела ему в спину. Очень хотелось побежать за ним и спросить куда же он?

Но делать этого, я конечно не стала.

На душе было то самое дерьмо, в которое минуту назад не поверил Архип.

Не поверил, но оскорбился тем, что я лгу и не желаю за нас бороться.

Я добилась того, чего хотела — парень принял решение оставить меня в покое.

Только от этого выть на луну хочется…

На занятия Архип так и не вернулся.

Я разрывалась между желанием написать ему и узнать, где он и все ли с ним в порядке, и тем, что я не должна этого делать — ведь сама добивалась того, чтобы он оставил меня в покое.

Мой телефон завибрировал входящим сообщением.

«Привет. Я нормально. Ты как, Крис? Давно от тебя не слышно ничего. А насчет дела: для тебя все, что угодно» — прочитала я сообщение от Вити. Он ответил.

Нужно доиграть спектакль до конца, раз уж я его затеяла.

Хотя бы для родителей и Динки, чтобы не думали, что мне есть дело до Ветрова.

«Может, встретимся с тобой? Обсудим как раз детали» — написала я в ответ, и Витя согласился.

Что ж, этот вопрос, кажется решен тоже…

Весь день прошел как в тумане и на нервах. Я бы и сама с удовольствием бы не пошла завтра в школу. Просто не знаю как с ним учиться теперь в одном классе…

«Заболеть», что ли…

Домой как доехала даже и не помню. Компания Динки мне не добавила радости и веселья.

До самой темноты провалялась на своей кровати, обильно поливая подушку слезами и ощущая себя бесконечно несчастной.

От человека, с которым мне было тепло, я сегодня сама отказалась.

Мои грустные думы прервал стук в дверь.

— Кристин, — позвала меня Динка, и я резко обернулась. Чего она пришла? — Тебя отец зовет. Сказал, есть важный разговор.

— Хорошо, я сейчас буду, — ответила я и встала с кровати. — Иду.

Внизу меня действительно ждал Владимир. Его вид сразу же заставил мое сердце сжаться — что-то случилось. У него лицо было серое и потерянное. Никогда таким его не видела…

— Добрый вечер, — подошла я к нему, чувствуя внутри все больше нарастающую тревогу. Неужели нас с Архипом все-таки сегодня видели? — Вы хотели поговорить?

— Сядь, — указал он на диван, оставив все вежливости на потом.

Я присела на край дивана и ждала, что он скажет дальше.

— Кристина, беда случилась, — сказал он, вплетая пятерню себе в волосы. — Нины, твоей мама… Ее больше нет.

12

— Как это? — захлопала я глазами. На уши словно подушки положили, я слышала свой голос словно из банки.

Да нет, не может быть. Владимир, наверное, что-то другое хотел сказать, или я его не так поняла.

Не может быть, чтобы моей мамы не стала. Она же всегда была… Куда она вдруг делась?

— В перерыве она пошла в магазин. На переходе на полной скорости ее сбила машина. К сожалению, довезти до больницы скорой ее не удалось… Похороны послезавтра, — говорил мне отчим.

Он сам очень нервничал.

А я так и стояла и хлопала глазами, отказываясь принимать страшную правду.

Как же так? Как может быть, чтобы молодая женщина вдруг… Чтобы ее вдруг не стало.

— Похороны? — повторила я непослушными от нервов губами.

Это единственное слово, которое заставило меня вникнуть в сказанное Владимиром.

Он не шутит. Он говорит о смерти. Мама не уехала куда-то очень далеко и надолго, ее собираются предать земле…

— Да, — кивнул он смотря в палас. — Надо крепиться и готовиться. Но сил нет… Я поручу помощникам подготовку. Мы должны проводить ее достойно.

Понимание волной захлестнуло меня.

Мамы больше нет. Это не шутка и не розыгрыш. Это моя реальность.

Глаза закатились, я ощущала как обмякло мое тело и куда-то завалилось.

Наступила темнота.

Неделя прошла как в тумане.

Врачи, успокоительные…

Слезы, боль, бессонница…

Что ела в последний раз и когда — я не помнила.

В голове сидело лишь одно — что я виновата перед мамой.

Надо было ее в тот день никуда не отпускать.

Надо было уговорить ее не ходить в тот день на работу…

Глупые мысли, конечно.

Ни в чем перед мамой я виновата не была, но наверное любого человека, который потерял близкого, гложут такие мысли.

А еще на сердце был камень от того, что мы с мамой в последнее время так мало общались. Какая бы она ни была, даже с изменившимся поведением, она оставалась моей мамой, и вообще — просто была. А теперь…

Теперь я осталась совсем одна, и мне страшно жить в этом доме.

Спустя дней десять после того, как мы проводили маму, я все еще лежала часами и смотрела в стенку, но уже не плакала так много.

Я стала постепенно возвращаться к жизни.