Селфи с судьбой Устинова Татьяна

Ну вот, а теперь пришёл черёд гостей Дома творчества. Кто здесь сценаристы, режиссёры, писатели, художники и поэты?

И тут же Илья столкнулся взглядом с мрачной девахой, облачённой в чёрные одежды. Деваха сидела напротив, что-то активно жевала, работала челюстями и смотрела на него, не отрываясь. На голове у неё были дреды, а голые по локоть руки все в наколках.

Профессор слегка усмехнулся, но Илья не дал ему сказать ни слова.

– Приятного аппетита, – пожелал он девахе.

Она проглотила то, что жевала, моргнула и произнесла низким отчётливым голосом:

– На редкость идиотское выражение.

Пожилой джентльмен выглянул из-за газеты и опять скрылся, какая-то девушка, сидевшая к ним спиной, оглянулась и сморщилась, будто от сдерживаемого смеха. В руке у неё был телефон.

Илья молчал, но глаз не отводил. Деваха скатала из хлеба шарик – у неё были длинные красивые пальцы, – кинула его в рот, опять с силой прожевала и продолжила:

– Желать приятного аппетита в нашей цивилизации – бред и враньё. Нужно желать мерзкого аппетита, чтобы не жрать! Сейчас жрать немодно. И потом – скоро на планете не хватит еды, и куда мы денемся с этим приятным аппетитом?

– Субботин Илья, – представился профессор вежливо.

Деваха махнула на него рукой. Зазвенели браслеты, брелоки и цепочки, намотанные на запястье. Так же колыхнулись цепи и кресты на бюсте. Бюст у неё был выдающийся, и Илья задержал на нём взгляд.

– Зачем мне ваше имя? Вы кто?

Илья осторожно уточнил, в каком смысле – кто?

– Вот именно, – заключила деваха. – И я об этом! Вам всем нужен смысл, и вы не можете понять, что никакого смысла нет. Есть только бессмыслица и скука.

– Ещё кофе? – тихонько спросила официантка, и деваха пробасила:

– Только нормального налейте, а не холодных помоев!

Пожилой джентльмен смял газету, подозвал официантку и что-то ей зашептал. Она зарделась, и джентльмен отечески потрепал её за локоток.

Вот как, подумал Илья.

Молодой человек, сидевший со смешливой девушкой, выглянул из-за её плеча, кивнул Илье и опять уставился в телефон, от которого не отрывался ни на минуту, ещё какой-то тип, очень лохматый, в болотного цвета свитере, тоже попросил кофе. А дама в самом углу так и не подняла глаз от планшета.

Илье принесли две тарелки с какой-то закуской, и деваха в дредах сказала на весь зал:

– Приятного аппетита желать не буду!..

– У нас всегда вкусно, – обиженно пробормотала официантка у его уха. – Правда вкусно!

– Я знаю. – Илья улыбнулся ей.

Он ел, стараясь не стрелять по сторонам глазами. Вчера вечером не удалось увидеться с директором, и это плохо! Он ничего не знает об этих людях, а следовало бы знать. Впрочем, он встретится с директором сразу после завтрака.

Омлет с сыром и зеленью был прекрасен, как молодая луна. Его полный, нежный край с тонкой корочкой возвышался над тарелкой, и весь омлет дышал и двигался, как живой. Илья некоторое время любовался им. На него имело смысл сначала полюбоваться, а только потом есть.

Девица в дредах вдруг захохотала, и Илья поднял на неё глаза.

– Вы любуетесь жратвой, как картиной, – сказала она и опять захохотала. – Или вы этот? Как его? Натюрмортщик? Натюрморты пишете?

– Натюрмортов я не пишу, – признался Илья и вилкой прикоснулся к огнедышащему омлету. Есть его было жалко.

В дверях зальцы произошло движение, кто-то провозгласил торжественно и даже отчасти празднично:

– Друзья мои!

Все завтракающие оглянулись. На пороге стояла невысокая худая замученная женщина со стянутыми в пучок гладкими волосами и в очках. Она изо всех сил улыбалась.

– Друзья! Доброе утро! Мы очень рады, что к нам присоединился ещё один гость! Здравствуйте, – она приложила руку к сердцу и поклонилась Илье. Он вскочил и тоже поклонился. – Сидите, сидите, что вы!.. Все позавтракали? Прекрасно! Напоминаю вам, что сегодня утром у нас экскурсия! Да-да, экскурсия! В Музей музыкальных феноменов! Это уникальный музей, единственный в России, где вы сможете увидеть всю эволюцию музыкальных инструментов! Допивайте кофе, я жду вас внизу! Да-да, внизу!.. Музей здесь рядом, экскурсия недолгая и очень приятная! Нам повезло, сегодня утром нет детских групп! Всё можно будет посмотреть, потрогать своими руками, сфотографироваться и сделать селфи с нашими уникальными экспонатами! – Тут она подмигнула игриво, словно сообщила некую тайну. – Жду! Всех жду внизу!..

И она исчезла так же внезапно, как и появилась. По лестнице протопали её резиновые боты.

Весёлая девушка тихонько рассмеялась ей вслед, поднялась, засовывая телефон в карман, и потянула своего соседа:

– Ванюш, мы же пойдём в музей? Давай, давай, вставай!..

– Подожди, я ещё один пост лайкну.

Джентльмен аккуратно сложил газету и пробормотал:

– Вот как тут откажешь? Нужно идти!

И деловито зашагал к выходу. Лохматый человек в болотном свитере поплёлся за ним следом. А дама в углу подняла глаза, оглядела зал и опять принялась читать. Теперь она читала какие-то бумаги, по виду похожие на договоры, планшет валялся на соседнем стуле.

Илья с удовольствием ел омлет.

– А вы чего? Не пойдёте феномены изучать?

Деваха в дредах качалась на стуле и ковыряла во рту зубочисткой.

– Я ещё не решил.

– Да, – согласилась деваха. – Неохота. Всем неохота!.. Но все пойдут. И знаете почему?

– Почему?

– Потому что притворяются.

Илья вопросительно смотрел на неё. Профессор Субботин отлично умел задавать своим студентам вопросы, не говоря ни слова. Эти безмолвные вопросы были гораздо труднее тех, что он произносил вслух.

Деваха сообразила, что от неё ждут продолжения, и послушно продолжила:

– Да, да, притворяются! Они все притворяются благородными людьми! И что жалеют Зою Семёновну, тоже притворяются! А как же! У неё в магазине кого-то там зарезали, она в истерике была.

– Зоя Семёновна? – уточнил Илья.

– Ага, – и деваха кивнула в сторону дверей, – вот эта, которая зазывала! Она ещё экскурсовод во всех местных музеях. Есть экскурсия – есть баблишко! Нет экскурсии – обломись! Все такие добрые, такие хорошие, и все врут!..

– Понятно.

Он доел омлет, одним глотком влил в себя кофе, нашарил на полу беленькие тапочки и поднялся.

Деваха, запрокинув голову, изучала его.

– Злитесь, – констатировала она с удовольствием. – А на меня все злятся. Я всех вывожу из себя! Вот и вас тоже! Вы теперь меня возненавидите?

Профессор Субботин помедлил, потом поманил её пальцем. Она – дурёха! – удивилась и поднялась.

– Даже не надейтесь, – сказал он ей на ухо.

На лестнице его догнала дама с договорами и планшетом. Он посторонился, пропуская её.

– Вы выиграли, – сказала дама и улыбнулась ему. – Наша поэтесса сидит там и строит планы мести. Не обращайте на неё внимания.

– Она поэтесса?

– Говорит, что да. В Сети сейчас множество поэтов и поэтесс.

– Ах, в Сети.

Дама улыбнулась ещё шире и подала руку. Рука была узкая, ухоженная, со сложным и тяжёлым кольцом на безымянном пальце.

– Екатерина. Можно Катя.

– Илья, больше никак нельзя.

– Ну что? В музей?

Он сказал, что ему непременно нужно повидать директора, и в нарядном вестибюле они разошлись в разные стороны.

Идти к неведомому Олегу Палычу в тапочках было как-то неловко, а с другой стороны – в чём тогда идти?..

Однако вчерашняя приветливая женщина за конторкой сказала, что директор ещё не приехал, он никогда в такое время не приезжает. Всё больше после двенадцати.

Илья Сергеевич вдруг разозлился.

В конце концов, он явился в Сокольничье только и исключительно потому, что Олег Павлович умолял его об этом – да-да, вот именно, умолял! И просил выкроить время, обещал заплатить! Вот именно, заплатить!.. Почему теперь, приехав, он, профессор Субботин, вынужден гоняться за ним, караулить, выяснять, когда директор объявится?!

Самым правильным было сию минуту пойти в музей, поговорить с Зоей Семёновной, под носом у которой произошло убийство, оглядеться по сторонам, познакомиться с обитателями Дома творчества, раз уж директор не удосужился ему о них рассказать, но… кеды? Он бросил их посреди номера «Николай Романов», и когда уходил завтракать, на паркетную розу натекла небольшая грязная лужица!

– У вас есть обувной магазин? – хмуро спросил он приветливую конторщицу.

– Обувного нет, – расстроилась она. – Хозяйственный – это да, есть, сразу за почтой.

– То есть башмаки негде купить? – продолжал приставать Илья, хотя всё было ясно.

– За площадью есть магазинчик, «Торговля Гороховых» называется. Они огурцами солёными торгуют, капусткой квашеной, мёдом. Иногда у них бывают… резиновые, кирзовые тоже… сапожки. Вам не подойдут, наверное.

– Наверное, – проскрежетал Илья Сергеевич.

…Не ехать же в Ярославль из-за того, что какой-то придурок на машине загнал его в лужу!..

В своих «апартаментах» он натянул мокрые и грязные кеды – ногам сразу стало противно и холодно, да ещё как-то местами, и нужно было ждать, когда противно и холодно станет везде, – куртку и вышел на улицу.

Зоя Семёновна притоптывала на месте и делала энергичные движения руками – грелась в ожидании экскурсантов. Молодая парочка на берегу пруда кормила уточек – молодой человек бросал хлеб, а девушка фотографировала себя на фоне молодого человека и уток; пожилой джентльмен прохаживался в отдалении, как будто маршировал на плацу; лохматый тип сидел на лавочке, свесив голову, и рассматривал букашку, ещё не впавшую в зимний сон. Букашка неторопливо ползла по жёлтой плитке.

– Ну вот, почти все в сборе! – возликовала Зоя Семёновна, когда позади Ильи хлопнула дверь и показалась Екатерина, закутанная в элегантные дымчатые меха. – Больше никого не ждём! Или ждём?..

Остренький носик экскурсоводши покраснел, она то и дело шмыгала им и поддёргивала сползающие очки. Ей бы решительно не помешали меха – хоть дымчатые, хоть недымчатые, любые.

– А где это «Торговля Гороховых», не знаете? – негромко спросил Илья у джентльмена. Тот сдёрнул перчатку и сунул ему холодную сухую руку:

– Николай Иванович.

– Илья Сергеевич. Можно просто Илья.

– Конкретно про Гороховых не знаю, а торговля здесь повсюду, – сообщил тот. – Вон магазин, и с той стороны пруда тоже магазин.

– Мне бы ботинки купить.

– Ботинки? – удивился джентльмен и скользнул взором по субботинским кедам. Сам он был в блестящих коричневых ботинках хорошей кожи и на солидной подошве. – Этого не знаю, не скажу. А огурцы солёные тут знатные!

– За мной, за мной! – призывала Зоя Семёновна. Она шла спиной вперёд и на ходу говорила: – Село наше на Ярославской земле было не просто знаменитым! Слава о нём неслась по всей России-матушке, и не только потому, что здесь выращивали знаменитые сокольничьи огурцы! Хотя и поэтому тоже! Сокольничье – огуречная столица России!

– А Луховицы что же? Не столица? – спросил Николай Иванович и погрозил Зое Семёновне пальцем. – Там даже памятник огурцу установлен!

– Памятник памятником, а наши огурцы к царскому столу подавали и за тыщу вёрст на подводах отправляли – вниз, в Астрахань, и вверх, в Кострому, хотя костромские огурчики тоже неплохие! Но, как мы знаем, на вкус и цвет…

– Все фломастеры разные, – пробормотал рядом лохматый, и Илья оглянулся на него. На лице у того отражалось страдание, глаза были красные и воспалённые, он поминутно облизывал обветренные губы.

– Водички нет с собой? – спросил лохматый, когда Илья оглянулся. – Я из ресторана чего-то… не догадался…

…Должно быть, вчера лохматый пил и остановился только под утро. Интересно, с кем он мог пить? Никто из экскурсантов не подходил ему в компанию! Один?..

– …Знаменитый кирпичный завод! Здесь неподалёку на берегу реки Ухтомки подрядчик Крапивин в первой трети девятнадцатого века основал небольшой кирпичный заводик. Он был очень удачно расположен, да и глины хватало, и она была хорошего качества, и дело у Крапивина пошло. Вот почему село Сокольничье стало быстро богатеть и развиваться. В некоторых документах того времени наше село именуется городом. Считается, что Сокольничье похоже на Санкт-Петербург!

Двигаясь в небольшой группе и стараясь не думать о мокрых носках, Илья смотрел по сторонам.

…Удивительно, что в одном месте сохранилось так много крепких, солидных купеческих домов и особнячков. Войны и революции, на дыбы поставившие весь мир, не наделали здесь особенных бед? Но почему? Как это получилось?

С правой стороны в ряд стояли домики, похожие на магазин «Народный промысел», возле которого Илья утром сидел на лавочке, – двускатные крыши, круглое чердачное оконце, невысокое крылечко. «Продуктовая лавка» – сообщала длинная жёлтая вывеска, устроенная на старинный манер. С левой стороны морщился от ветра пруд, загороженный широкой плотиной. По плотине неторопливой рысью бежала каурая лошадка, катила тележку, на которой боком сидел мужичок в телогрейке и картузе.

Илья вдруг подумал, что в тележке в соломе непременно должны быть яблоки, твёрдые, красные осенние яблоки, холодные и восковые на ощупь. Порыться в соломе, залезть поглубже, раскопать такое яблоко, крепко обтереть его ладонями и надкусить, чувствуя, как стынут в плотной холодной мякоти зубы!..

Лошадь с тележкой, аккуратные домики, колокольня на той стороне и ещё, кажется, баня с подпёртой дверью – всё было из другой жизни, о которой Илья Субботин читал и которой не могло быть в действительности, но странным образом действительность соответствовала нарисованной воображением картинке.

– …Российское предпринимательство шло своим, особенным путём, – надрывалась Зоя Семёновна. – Как нам известно из курса политической экономии, к концу восемнадцатого века в Европе уже вовсю развивалась промышленная революция…

– Ох, не могу я больше, – пробормотал рядом лохматый и скорым шагом двинул в сторону дома с жёлтой вывеской.

– Матвей! – закричала ему вслед несчастная Зоя Семёновна. – Матвей, вы куда? Нам дальше!

– Я догоню! – не останавливаясь, махнул рукой Матвей, и тяжёлая дверь на длинной скрипучей палке с пружинным звоном захлопнулась за ним.

– Болеет парень, – констатировал Николай Иванович. – По всей видимости, вчера злоупотребил!

– С кем не бывает! – радостно сказал Ванечка. – Я однажды тоже так набрался, наутро думал – помру. Помнишь, Лилечка?

Весёлая девушка махнула на него рукой:

– Ну тебя. Хорошо, что меня мама тогда домой забрала, а то бы я с тобой ещё возилась!

– А кому ещё со мной возиться?

– Ну-у, ты будешь в клубах зажигать, а я за тобой ухаживать, что ли? – И она бросила в него перчаткой. Он поймал перчатку, взял в зубы и стал ходить туда-сюда, изображая циркового пуделя.

Все засмеялись.

– Ждать нам Матвея Александровича или не ждать? – сама у себя спросила экскурсоводша. – Он же догонит! Как вы думаете, догонит?

В этот момент Матвей выскочил из продуктовой лавки. Карманы куртки у него с обеих сторон длинно и выпукло оттопыривались, а в руке он держал завязанный сверху полиэтиленовый пакет.

– Вот и ждать не пришлось! – возликовала Зоя Семёновна. – Итак! Кирпичный завод очень быстро стал известен не только за пределами Сокольничьего, но и за пределами Ярославля. Все кирпичи, которые завод выпускал, были именными, на них стояли такие специальные клейма, сейчас в музее я покажу вам, как они выглядели, и до сих пор в Петербурге, да и в Москве в старинных домах можно увидеть кирпичи именно с нашими клеймами.

Илья, двигая ногами в мокрых кедах, пошёл следом, но кто-то придержал его за руку. Он оглянулся.

– Слушайте, мужики, – сказал Матвей, обращаясь к Илье и Николаю Ивановичу, и облизнул губы. Николай Иванович смотрел на него полковничьим взором. – Я вот тут взял… что было. Тяпнем, а? Выручайте.

– Прямо здесь?! – спросил Николай Иванович и оглянулся.

– А закусить? – спросил Илья и тоже оглянулся.

– Закусить есть! – И лохматый Матвей потряс перед ними мокрым кульком. – Огурцы солёные. Говорят, здесь какие-то офигенные огурцы!..

Николай Иванович радостно прочистил горло и крикнул зычно:

– Зоя Семённа, куда следовать прикажете? Этот дом или соседний? Мы с товарищами отлучимся на минутку, вот… Илья Сергеевич ноги промочил! Переобуться бы! Да мы догоним!

– Где же это вы? Как же это вы? – захлопала крыльями курица Зоя Семёновна, но Николай Иванович уже удалялся бодрым пружинящим шагом, а за ним, как две большие собаки разных пород, трусили замёрзший Субботин и лохматый Матвей.

– Вон там за углом чудесная лавочка поставлена, – на ходу говорил Николай Иванович. – Мы там разместимся.

Моментально они домчались до «чудесной лавочки», и Матвей извлёк из одного кармана поллитровку, а из другого пузатую зелёную минеральную воду.

– Запивать будем? – усомнился Николай Иванович. – По-аглицки?

Илья ещё раз оглянулся. Пить с незнакомыми людьми в одиннадцатом часу утра на лавочке ему было внове.

– А разлить?

– Есть, всё есть!..

Появились пластмассовые стаканы, водка забулькала, и командир приказал:

– Ну, взяли!

Матвей маялся, морщился и отворачивался, Илье было интересно и весело, а Николай Иванович делал дело.

– За что пьём? А! За знакомство и за то, чтоб в другой раз без последствий!..

И опрокинул водку в себя. Илья тоже опрокинул, а Матвей глотнул, задышал ртом и припал к минеральной воде.

– Что такое?! – тоном врача, распекающего пациента, воскликнул Николай Иванович. – До дна, до дна!

– Не могу я, противно мне!

– А вчера было не противно?! Давай, давай, как лекарство!

Матвей с усилием проглотил водку и зашарил в уже развязанном пакете.

– Огурцы на самом деле первый сорт, – хрустя, сказал Николай Иванович. – Интересно, что такое они в маринад кладут?..

Илья тоже взял холодный и плотный огурец в налипших укропных семечках, откусил и стал жевать.

От водки в животе моментально сделалось горячо и просторно, а от огурца солоно и терпко – хорошо!

– Ну, ещё по одной и вперёд! К искусству!

– Водку пьёте? – спросили рядом, и все трое оглянулись. – А Зоя Семённа чего? Бросили?

Утренняя собеседница Ильи Субботина, глубоко засунув руки в карманы кожаного «бомбера», с интересом взирала на водку и пакет с огурцами.

– Мне нальёте?

Николай Иванович засомневался, и видно было, что он сомневается.

– Девушкам по утрам пить не полагается, – наконец сказал он.

– Да ладно! У нас уже сто лет равноправие!

– У вас, может быть, и равноправие, – отчеканил Николай Иванович, – а у нас нет.

– Да я водки выпила больше, чем вы за всю жизнь!

– Николай Иванович, – вмешался Илья. – Вы затягиваете эпизод. Налейте ей, и дело с концом.

– А я больше не буду, – испуганно сказал Матвей, сделал шаг назад, наступил Илье на ногу и не заметил. Илья поморщился и посмотрел. На мокром кеде отпечатался след чужой рифлёной подошвы. – Я вот лучше огурчика!..

Джентльмен пожал плечами – недовольно – и разлил по стаканам оставшуюся водку.

Илья дожевал свой огурец и вытащил из пакета ещё один.

– Как вас зовут?

– Ангел, – ответила деваха.

– Так я и знал, – сказал профессор Субботин. – Тост, Николай Иванович!

– Всем здоровья до ста лет, – четко объявил джентльмен.

Деваха фыркнула, широко разинула белозубую пасть и лихо выплеснула туда водку. Илья наблюдал с интересом. Выплеснув, деваха, ясное дело, начала надсадно кашлять, мотать головой и выпучивать глаза. Свалявшиеся, как войлок, хвосты её причёски мотались по сторонам.

Николай Иванович покачал головой с осуждением, отвернулся и захрустел огурцом. Илья аккуратно поставил пустой стакан на лавочку, подумал – деваха задыхалась и хрипела – и с силой постучал её по спине. Она сдавленно всхрюкнула и качнулась вперёд.

– Вы если чего-то не умеете, – поучительным тоном произнёс профессор Субботин, – так не делайте или сначала научитесь!

– По… шёл… ты! – пролаяла страдалица.

Она всё продолжала кашлять, профессор опять учтиво постучал. Из-за воротника её негнущейся и громоздкой, как стог, куртки вылезла наивная белая магазинная бирка. Илья заправил бирку – профессор терпеть не мог неаккуратности!..

Побросав в урну пластмассовые стаканчики и пустую поллитровку, они устремились за экскурсией и нагнали её в нижнем этаже красного кирпичного дома, на котором значилась вывеска, что это – музей.

– Ну, взглянем, что тут за феномены, – под нос себе говорил Николай Иванович, стягивая пальто, – в знаменитом селе Сокольничьем!..

Небольшая зала была уставлена разнообразными музыкальными ящиками, фисгармониями, механическими пианино, кабинетными органами с пупырчатыми латунными валиками – по валику двигалась металлическая пластина, и орган играл музыку, – а также граммофонами, патефонами и фонографами. Были ещё музыкальные шкатулки и какие-то громоздкие машины по извлечению звука из чего угодно – из струн, деревянных и железных штуковин, с педалями и колками, войлочными молоточками и рукоятками, похожими на колодезный ворот.

– В этом помещении, – говорила не видимая за спинами Зоя Семёновна, – у нас собраны многочисленные увеселительные устройства, бывшие в ходу у жителей Ярославской губернии в конце девятнадцатого и в начале двадцатого века. В те времена, представьте себе, не было телевизоров и мобильных телефонов, и люди развлекались совершенно не так, как сейчас.

Ванечка обнял свою спутницу, они оба, как по команде, состроили одинаковые улыбки, и девушка сделала селфи на фоне механического пианино. Потом они перебежали к столу с музыкальными шкатулками и там сделали селфи тоже. Затем переместились к окну и ещё несколько раз запечатлелись.

– А где же Матвей Александрович? – вдруг спросила Зоя Семёновна совершенно другим, не экскурсионным голосом. – Потерялся?

Илья оглянулся – и вправду никакого Матвея среди собравшихся в зале не было. Странное дело. Когда же он отстал?

– Продолжайте, Зоечка Семёновна, – ласково сказал Николай Иванович. – Он, должно быть, погулять решил!.. Зато мы вот… девушку к вам доставили.

Сетевая поэтесса по имени Ангел смотрела злыми глазами. Куртку она так и не сняла.

Илья голову мог дать на отсечение, что при известии о том, что Матвей «решил погулять», Зоя Семёновна огорчилась и утратила интерес к экскурсии.

Выходит, она ради него старалась?! Или дело в чём-то другом? Может, она… следит за Матвеем? Боится упустить его из виду?

– Здесь всё можно трогать руками, – продолжала увядшая Зоя Семёновна. – И фотографировать можно…

Видимо, это было сказано специально для парочки, которая только и делала, что фотографировалась.

– Вот такой музыкальный ящик можно было увидеть в гостиной зажиточного крестьянина или средней руки купчика. А такое развлечение могли позволить себе только люди побогаче. Инструменты покупались для жён и дочек, которые целыми днями сидели дома, и единственной отрадой для них были модные музыкальные пьески и гуляние по главным улицам. Таких в Сокольничьем было три – Ярославская, Середская и Давыдковская.

Сильные пальцы впились Илье в запястье.

– Я водку пить умею, – прошипела поэтесса. – Я поперхнулась просто!

Он скосил на неё глаза. Рукав куртки задрался, обнажив нечистую, как будто смазанную синеву татуировок.

– А ты пошляк! Водочка под огурчик, музыкальные феномены! Пальцем поманил и думаешь – умнее всех, да?

Профессор Субботин аккуратно вытащил руку из поэтессиных когтей. Такой бурной реакции он не ожидал. Нужно быть внимательнее, сказал он себе. Ссориться с ними и вообще как-то выделяться не стоит. Он ничего о них не знает, – насколько проще было бы, если б директор имел привычку приезжать на работу вовремя, а не после двенадцати! Сейчас можно только наблюдать и задавать ничего не значащие вопросы.

– Вы Матвея не видели? – примирительным шепотом спросил Илья у поэтессы. – Куда он делся, непонятно.

– Никого я не видела!..

– Да, насколько по-другому люди жили, – негромко сказала рядом Катя. – А времени-то прошло всего ничего.

Она подошла к окну, приподняла занавеску и посмотрела на улицу. Зою Семёновну никто не слушал.

– Скучно жили! – издалека поддержал Катю Ванечка. – Ведь на этой музыке далеко не уедешь! И улиц всего три! Лилечка, ты бы согласилась гулять взад-вперёд по трём улицам?

– Я?! По улицам гулять?!

– А что? Купчихи же гуляли!

– Я тебе не купчиха, – обиделась девушка.

– Нет, но если бы!..

– Я бы отсюда уехала в Париж, – объявила девушка. – В Париж ведь всегда можно уехать!

– Не всегда, – почему-то ответила Зоя Семёновна. – В Париж можно уехать не всегда. – И встрепенулась. – Пройдёмте в следующий зал, там продолжение экспозиции, и мы познакомимся с некоторыми подробностями быта жителей Сокольничьего, а также с уникальной технологией выращивания и хранения наших знаменитых огурцов.

– Лилечка, ты умеешь выращивать огурцы?

– Я умею их есть! Битые огурцы, помнишь, в китайском ресторане? Я забыла, как он называется! Вкусно было.

– Слушай, давай ещё на фоне вот этой штуки щёлкнемся!.. Ты выкладываешь?

– Да выкладываю, но здесь вай-фая нет! Только мобильный Интернет, и тот еле шевелится.

Поэтесса большими шагами пошла к выходу – музыкальные феномены задрожали и забренчали ей вслед, – хлопнула дверь.

– Отряд не заметил потери бойца! – провозгласил Николай Иванович. – Екатерина, если желаете, могу вас сфотографировать. Возле окна романтично.

– Нет, спасибо, – отказалась Катя. – Пойдёмте, там Зоя Семёновна одна.

Из музея Илья выходил самым последним. Он долго рассматривал фотографии, запечатлевшие бородатых мужчин в шапках пирожком, коротких пальто и сапогах и женщин в длинных юбках и блузках с широкими рукавами. Рядом с женщинами, как правило, было несколько перепуганных детей в белых рубахах и улыбчивая такса. Дальше следовали фотографии возов, в которых лежали огурцы – холмами, а потом фотография площади, судя по колокольне, той самой, на которую выходили окна Дома творчества.