Девочка для генерала 2 Кистяева Марина

От Руслана едва ощутимо пахло алкоголем. Катя не учла, что он может выпить.

Алкоголь для разгневанного мужчины – плохой советчик. Есть небольшой процент мужчин, которых алкоголь делает более добрыми, так кто-то говорил. Но чаще всего обостряет самые негативные, худшие качества.

– Ни перед кем я жопой не виляла и…

– Я убью любого, кто тебя коснется, Воробушек, – он сжал её скулы сильнее, обдавая горчим дыханием с привкусом мяты и заглядывая в глаза. В самую душу. Кате не стоило встречаться с ним взглядом, ведь то, что она увидела на глубине его глаз, не просто шокировало её. Когда раньше она слышала или читала выражение, что тьма окутала человека, она воспринимала данную фразу, как красивый речевой оборот.

Пришло время удостовериться, что и в реальности подобное бывает.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, продолжить удушающий нелепостью диалог, но Катю хватило лишь на то, чтобы жадно хватануть воздух.

Слова Руслана только сейчас дошли до сознания.

Ужаснули.

– Убьешь?

Она едва выдавила.

– Убью. Лично. Не пожалею. Никого. Тебя могу касаться только я. Запомни это, Катя!

В кожу разом воткнулись сотни тысяч игл, в голове взорвался фейерверк, оглушив Катю.

Она поверила Руслану.

Не было причин, чтобы не поверить.

А он всё смотрел.

Так, что тело оплетала невидимая, но очень крепкая паутина. Не разорвать. Не разрезать.

Катя задышала сильнее. Медленно подняла руку и дотронулась до руки Руслана, которой он фиксировал её скулы. Вцепилась в неё. У Кати не было намерения ни оторвать её от себя, ни чего-то другого. Она действовала интуитивно.

– Меня никто не тронул…

– И не тронет! – он говорил, не повышая голоса, но лучше бы кричал. Орал на неё. Или просто орал. Тогда был бы шанс. Небольшой.

– Руслан…

– Воробушек, ты понимаешь, что я тебе говорю? Или мои слова ты воспринимаешь недостаточно ясно? Объяснить доходчивее? Наглядно?

Его голос понизился ещё. Катя сильнее впилась пальцами в его кисть, немного царапнув кожу. Его же пальцы, напротив, ослабили хватку. Не к добру. Откуда взялось подобное ощущение? Опять только интуитивно.

У Кати все рефлексы обострились. Каждая клеточка. В голове стоял гул.

– Ты выпил. И ты…

– Ты МОЯ! – он перебил её, зарычал, наклоняясь ещё сильнее, полностью загораживая собой весь мир.

Только его фигура в черном. И дьявольски сверкающие глаза.

– Не рычи…

– Что?! – он прищурился сильнее, и безумие, ярость в его глазах сдетонировала. – Не рычать? Ты ничего не попутала, девочка? Вижу, что попутала. Наверное, да, стоит объяснить… И с чего бы мне начать, а, маленькая? Может, с твоего ротика? – пальцы второй руки дотронулись до её губ.

Надавили. С силой, неприятной, уже забытой. Пальцы заставили приоткрыть рот. Разжали зубы. Скользнули внутрь, и к горлу.

Катя замерла.

Пальцы между тем скользнули вперед, назад и снова вперед.

Недвусмысленно показывая Кате, про что говорит Генерал.

Прошлое и настоящее сместилось. Будущее потерялось на задворках.

– Или с твоей очаровательно попы? Лишу тебя девственности и там! Чего глазки распахиваешь, Воробушек? Я сделаю это, маленькая. Сделаю. И скоро. Или сейчас.

И снова толчок в рот, прямо к горлу.

Время замерло.

Тик… тик…

Как и сердце.

Хотя нет… Сердце, наоборот, вспыхнуло, забилось сильнее.

Стальные глаза перестали быть человеческими. Абсолютно. Катя пожалела, что приглушила в комнате свет. Нельзя было создавать иллюзию интимности. Вон оно как вывернулось.

– В попу? – кое-как выдавила она, когда пальцы вернулись к губам, дав ей возможность говорить.

Её глаза распахнулись ещё шире. Хотя, казалось, куда уже.

Коваль недобро покачал головой.

– Анальный секс. Ты же слышала про такое. Или видео смотрела.

Вот теперь Катя захотела, чтобы он убрал руку от её лица.

– Ты… серьезно?

– Серьезнее некуда.

Катя закрыла глаза.

Волна за волной накатывали на неё.

Если он сделает то, что говорил…

А он сделает при желании. Даже если она будет его умолять, стоя на коленях.

Она замолчала. В груди клокотала обида. Нестерпимая. Жгучая.

– Посмотри на меня.

Очередной приказ Коваля ворвался в сознание.

Катя ослушалась его, мотая головой.

– Посмотри, Катя.

От его хриплого, властного голоса по коже побежали уже знакомые разряды искр. Они будоражили, обжигали. Пугали и приносили легкое волнение, то самое, которые последние недели трансформировали в обжигающую страсть.

Но что сейчас?.. Когда Коваль такой?

– Посмотри, я сказал! – он всё же заорал, и Катя испуганно распахнула глаза.

Лицо Руслана исказила яростная гримаса, говорившая, что он доведен.

– Сука! – прорычал он, сквозь сжатые зубы. – Я тебя ни ударить, ни наказать не могу! Вижу глаза твои и всё! Воробушек, я же тону в них! Долбанные океаны…

Её затрясло.

– Руслан…

– Что Руслан? Ты хотя бы представляешь, что со мной делаешь? Ты?!

Схватил, рванул на себя, вдолбил. Катя ощутимо больно врезалась в его грудь. Теперь они стояли. Сидушка кресла давила на ноги, подрезала. Катя вцепилась в плечи Руслана, чтобы не упасть.

Он – её опора.

– Не представляешь, чертова ты… – он осекся, его рука переместилась, собрала волосы Кати в пятерню, потянув назад, обнажая шею. – Я дурею от тебя, Ка-те-ри-на. Запомни это, маленькая. Запомни хорошо! Любого порву за тебя. И ты… Не буди во мне зверя. Тебе не понравится.

Катя, сверкнув глазами, подняла руку и толкнула Руслана в плечо. Толкнула сильно, желая, чтобы он её отпустил. Он даже не пошелохнулся.

Глыба мышц и силы.

– Ты что вообще говоришь, Генерал? С ума сошел… Я не могу… не могу даже мысли допустить, чтобы кто-то, кроме тебя… Мне ненавистна сама мысль о прикосновениях других, а ты… Я тебя ждала, я испугалась, я хотела, чтобы ты меня обнял! А ты рычишь и говоришь, что насиловать в попу будешь! Шикарно! Зашибись! Спасибо… Видимо, я только этого и заслуживаю – насилия.

Истерика застряла в горле, а перед глазами возникла пелена.

Руслан замер. Она, несмотря на собственное растрепанное состояние, это почувствовала. Её интуиция, женская сущность не могла не отреагировать.

Сама Катя оказалась на грани. Она вроде бы смотрела на Руслана, а его не видела.

– Кать…

– Не трогай парней, – глухо выдавила она из себя, по-прежнему не видя его лица. Смотрела куда-то в область шеи, так же не замечая и бешеной пульсации на загорелой коже, что открывалась в вороте черной рубашки.

– Кать…

– Не трогай. Прошу. Я же тебя ни о чем не просила… Ни за кого… За них прошу… Я…

Она не договорила, её остановили жесткие губы с привкусом мяты. Почему мяты, Руслан же, наверняка, виски или коньяк пил. Или что там пьют мужчины, когда обсуждают важные дела?

Губы прикасались к ней осторожно. Мягко. Мужской язык дотронулся до них, обвел контуры, выпивая её дыхание.

Успокаивая.

– Не проси за мужиков больше никогда, – он остановился, нагнулся. Их лбы соприкоснулись, и на мгновение Кате показалось, что лоб Руслана горячий. Или это нервное? – Ни за одного. Этих долб…ов не трону. Пусть живут… Но, Катя, я тебя прошу, услышь. Иначе… Из твоих губ любое мужское имя я воспринимаю неадекватно. Не могу иначе. Меня корежет, ломает. Никогда не корежило ни от одной бабы. Драл дур и отпускал. Ты же корни в меня пустила, маленькая.

Она дрожала.

Его маленькая…

В его руках.

А его уносило куда-то глубже, в собственную бездну.

Перед глазами кровавая пелена. Когда такое случалось с ним, и было обычно никак не связанно с женщинами, хотелось убивать. Медленно и много. Если он был не в горячих точках, значит, шел в спортзал или в бойцовский клуб к Ферзю, где выходил участником. По херу, с кем, против кого. Ему требовалась кровь. И боль. Своя, в том числе, чтобы выдрать из себя обжигающую потребность крушить и ломать.

Его тоже ломали. Ломал и он. Круговорот боли в мужских реалиях.

Встречаясь с гостями, приехавшими от деда, Руслан в какой-то момент насторожился. Зверь внутри него задрал морду. Руслан молча обвел взглядом комнату и нашёл Михаила. Тот понял его без лишних слов и покачал головой. Руслан должен был успокоиться. По факту – ни черта.

С будущими партнерами и союзниками они обо всем договорились. И разошлись.

Скоро состоится его представление. Месяц-два на раскачку. Руслан был не против. Он и так слишком долго уже бездействовал. Засиделся под арестом, мать его ети.

Как только проводил всех гостей, подозвал Миху и спросил:

– Катя выходила?

– Да.

– Куда?

– К океану.

– И?..

– Всё хорошо.

– Миха, бл…ть!

– Руслан, всё хорошо. Она у тебя в комнате.

Руслан прищурился.

Дальше его понесло.

От мысли, что кто-то мог тронуть его маленькую, он испугался. Потом придет ярость, удушающий гнев. Но сначала был страх. Как он есть. Что Катю могли обидеть, напугать.

Парни приезжали горячие, привыкшие, что их могут и угостить.

А Катя… Какого хрена её понесло гулять? Дура!

И он дурак, что не предупредил. Не очертил круг, куда можно совать свой маленький носик, а куда не следует носить свою аппетитную попу.

При мысли о попе Воробушка и о том, что девочку кто-то мог нагнуть и хорошенько приложить по этой самой попе, страх сменился необъяснимой, но от того не менее понятной и сильной злобой.

Какого?..

Коваль с гостями выпил немного. Догнался ещё одной рюмкой. План был прост – дать себе время остыть, не заявиться к Кате в раздраенном состоянии.

Ни хера…

Чем больше себя тормозил, тем сильнее внутри полыхал огонь, съедая всё здравомыслящее. Не имело смысла ждать, только сильнее накручивал себя.

Ему-надо-к-Воробушку!

Убедиться, что она всё ещё его! Что до неё пальцем никто не дотрагивался, иначе…

Михаил рассказал, как было дело.

– Они остановились в городе.

Руслан кивнул.

Поднимался по лестнице медленно. Каждый шаг отдавался эхом в голове. Катя не спала – он в этом был уверен. Открыл дверь, и как удар тарана в грудь.

Сидит его маленькая в кресле. Ждет. И мир меркнет от её красоты, невинности, чистоты.

Чистоты? Зверь задрал морду и оскалился.

Несмотря ни на что, сомнения продолжали съедать Генерала. Мало ли, что крутилось в её светловолосой головке. И глазки невинные почему-то смотрели на него немного виновато. А это жесть как настораживало.

Она до сих пор не его. Да, льнет. Улыбается. Кончает с ним.

Но, сука, не его! Не открывается, часто зажата.

А она ведь другая… Ему недавно доставили видео с утренника в детском саду, где она работала.

Генерал Коваль пересмотрел его несколько раз. Вот где его Катерина была собой. С детьми. Милая. Добрая. Улыбчивая. Что-то стрекотала, поправляла бантики девочкам, одергивала смокинги будущим парням. Выражение лица немного суетливое, но радостное.

С ним она была другой. Он видел изменения последних дней.

И всё же…

Что мешало в её умненькой головке зародиться плану попросить помощи у приезжих? Возможно, она ещё до конца не поняла, кто он. Руслан вроде бы доходчиво объяснил. Документов у неё на руках нет, куда собралась, милая? Или у него уже началась паранойя.

Тут впору было в голос захохотать.

Коваль бесится, что девочка не отвечает ему взаимностью! Ведь бесится! Иначе и не скажешь. Что иногда бывает напряженной, задумчивой, опасливой. Что не кидается к нему на шею, увидев.

А ведь он именно этого и хотел… Чтобы кидалась!

Твою ж мать!

Ни хера не отпустит. Посадит в клетку, к кровати прикует. Не отпустит. Ревность полоскала его изнутри, вытягивая наружу весь негатив. Всю жизнь пренебрегал женщинами, Руслан Анатольевич? Так получите, распишитесь. Вот такую лялечку тебе в женщины, чтобы за всех отыгралась. Чтобы не полюбила сразу, а нервы на свой нежный кулачок наматывала. Неосознанно.

Она не притворялась. Его Катя. Ни разу. Её ложь он считывал, и она это знала. Ей не было смысла.

У него сносило крышу. Хотелось сжать Воробушка с такой силой, чтобы кости затрещали. Встряхнуть. А ещё прижать к себе. Сильно.

И никуда… ни на сантиметр… от себя…

Тем, кто остановил её у океана, повезло. Несказанно.

Но когда Катя за них начала заступаться, его снова накрыло.

Сильно.

И неизвестно, как бы он отрекошетил, если бы не услышал негромкое:

– Поцелуй меня, Генерал… Согрей…

Всё. Пропасть под ногами. С запахом океана.

Где-то в голове мелькнула мысль, что Катя умело отвлекает его, берет огонь на себя. Умная девочка. И если бы Руслан хотя бы на мгновение усомнился бы в её искренности, он дал бы добро Михе.

Руслан снова дотронулся до губ Кати. Она вцепилась в полы его рубашки, и он не сразу понял, что она пытается их распахнуть. С её губ сорвался всхлип, а Руслан, как обдолбанный маньяк, впитал её рваное дыхание.

Никогда не чувствовал себя мудаком. Ни с одной… А было разное. И то, за что его могли вздернуть на веревке в прямом смысле. Слезы же Кати, её надвигающая истерика, её слабость били наотмашь. Ударяли так, что его начинало корежить.

И он готов был сделать всё, абсолютно всё, чтобы она больше никогда не плакала, не дрожала, доведенная им до истерики. Вместо того, чтобы оберегать, дарить ей заботу и необходимую защиту, он рычал, не сумев обуздать эмоции.

Она же хрупкая. Нежная. Что ему, такой сволочи, ещё надо?

Тело она отдала. Не всё, и ещё не так, как ему нужно. Но он своё возьмет. Потом, когда она окончательно признает себя его.

Ему же потребовалось всё. Всё, мать вашу!

Чтобы не ждала, замерев, с глазами-блюдцами, а как хотела, неслась к нему и падала на грудь, прижималась, забирая его скупую нежность себе. Чтобы не давила в себе порывы!

Он, опьяненный не столько алкоголем, сколько сладостью её тела, её восхитительно-нежным запахом, не сразу сообразил, что она его раздевает. Она! Сама! Всхлипывая ему в губы, пытается стянуть с него рубашку. Полы её халата немного распахнулись, грудь оголилась.

Руслан не видел – чувствовал.

Он остро реагировал на её тело. Каждый день, когда просыпался. И даже когда спал. Дело не в возбуждении, не в том огне, в котором он неизменно сгорал. Было что-то другое.

Её близость. Осознание того, что она рядом и полностью в его власти. Руслан просыпался по ночам или возвращался из кабинета, где просматривал документы, беседовал с ребятами по специально оборудованной спутниковой системе, подходил к кровати и некоторое время стоял, любуясь Катей. Иногда он запрещал ей одеваться. Сначала любил её и лишь потом уходил доделывать дела, привык спать мало. Она часто спала на животе, подоткнув ладони под подушку. Волосы светлые укрывали плечи, часть спины. Тонкое одеяло не скрывало очертаний тела. Руслан поправлял его. Чтобы не замерзла… чтобы спала крепко…

Катя часто просыпалась по ночам, вскрикивая. Если он был рядом, неловко прижималась, особенно первые дни. Руслан мгновенно просыпался с ней. Да, мать вашу, он именно чувствовал её, как зверь чует свою самку. Про то, что тревожит во сне, её не спрашивал. Тут всё понятно. Он обнимал её, укладывая к себе на грудь, пофыркивая иногда от того, что растрепавшиеся волосы лезли в рот и на лицо. Катя успокаивалась. Переставала дрожать и всхлипывать, ещё не отойдя от ночного кошмара. Эти минуты, когда она устраивалась у него на груди, обнимала за торс, а потом сразу же засыпала, проваливаясь в сновидения и уже не вздрагивая, он ценил особенно.

Он хотел дарить ей спокойствие!

Ну да, Генерал… ну да… особенно сейчас, вот в эти минуты, когда довел её до истерики, и она интуитивно тянется к тебе. А почему, сука? Потому что психорефлекс у нее! Им же выработанный.

Довел её… Снова.

А отказаться не мог. Вжал в себя, целуя и поглощая сладость её губ, её потребности в нем, даже если она искаженная, ненормальная.

Или у него у самого крыша ехала? И он видит подставу там, где её и быть не должно?

– Маленькая…

Он сначала избавился от своей рубашки, потом распахнул халат на Кате. Она дышала очень шумно.

Его добило другое – когда она подняла узкую ладошку и размазала слезы по щекам.

– Кать…

Девушка мотнула головой, щурясь и не глядя на него, тем самым без анестезии вырывая сердце с корнем. Она сжимала его в той самой узкой ладони и не понимала этого.

Зато он всё понимал.

Довел…

Снова.

Ревностью. Собственным испугом. Взрывным характером.

Теми чувствами, что у него бушевали внутри…

А с Катей так нельзя.

Она снова мотнула и хотела к нему прижаться, но он перехватил её. Сжал пальцами подбородок, вынуждая посмотреть на себя.

– Я не могу дать слово, что подобное с моей стороны не повторится, Воробушек, – Руслан говорил гулко, горло странным образом драло. – У меня тяжелый характер. Но я готов сказать, что постараюсь сдерживаться впредь. И я намеренно никогда не причиню тебе боли. Ты понимаешь, о чем я?

Она понимала. Из серо-голубых глаз медленно утекала обида, горечь, сменялась теплыми оттенками.

И всё равно…

Всё равно.

– И я не хочу, чтобы сдерживалась ты. Какого черта не встала и не бросилась ко мне? А? Воробушек, я хочу твоих эмоций тоже! Они мне нужны! Как и ты нужна сама…

Вот. Сказал.

Она облизнула пересохшие губы и негромко выдохнула:

– Не пугай меня больше.

– И ты меня не пугай. Я охренеть, как испугался, Кать.

Он впервые говорил женщине о своих чувствах. Не о похоти, не о том, как она должна встать. Он не договаривался, не предлагал условий.

Он стремился быть услышанным.

Катя снова мотнула головой и порывисто шагнула к нему, отчего её тяжелая грудь призывно качнулась. Этой женщине нельзя пребывать долго голой… Одетой – тоже.

– Я с тобой… – начала она говорить, но остановилась и улыбнулась, одновременно поджимая нижнюю губу. – Ты как… как твой любимый океан во время шторма. Стихия, которой противостоять нельзя. Но я попробую.

Она подняла руку и дотронулась до его обнаженной груди. У него имелось несколько шрамов от пуль и ножевых. Она дотронулась до одного и них, распластала пальцы и повела их ниже.

– Ты дрожишь. Иди ко мне.

В душе эмоции улеглись, теперь возникла потребность успокоить и Катю. У неё порозовели щеки, и в глазах появился огонь, но червоточина от своей вспыльчивости и грубости продолжала теребить Коваля.

– Я же сказала, что хочу попробовать…Ты тоже меня не слышишь, Генерал?

Она его легко толкнула в грудь. Он нахмурился.

– Воробушек?

– В кресло, Генерал!

Он мог поклясться, что в её голосе прорезались командные нотки. Мягкие и, между тем, требовательные. Руслана не по-детски тряхануло. Он не узнавал себя, но то, что намечалось, не могло не отразиться на его теле. Член затвердел сильнее, яйца заломило.

Он подчинился. Медленно обошёл и сел.

Катя развернулась и, не стесняясь собственной наготы, начала опускаться на колени.

– Помнишь, как я однажды попросила тебя приласкать меня? Я тоже хочу… Только разденься. И… Пожалуйста, ничего не говори. Не мешай мне. Потом скажешь, что я сделала не так. Я хочу… сама.

Руслан любил армию – она учит мужиков раздеваться за считанные секунды. Навыки с годами совершенствуются.

Брюки, трусы, носки.

Всё.

Катя на коленях между его разведенных ног – он хотел этого вида! Бредил им! Любую другую уже давно поставил бы и в самое горло засадил бы! Катя же… Это его Воробушек.

Она у его колен – осознание этого стоило ожидания и сдерживания сексуальной агрессии, что часто плескалась в нем через край. Ничего, пройдет ещё немного времени и…

Мысль потерялась в голове, потому что Катя положила ладони на его бедра и развела ноги сильнее. Сама приблизилась. Следующим шагом были её прикосновения к члену. Губами.