Морпех. Большая земля Таругин Олег

© Таругин О., 2021

© ООО «Издательство «Яуза», 2021

© ООО «Издательство «Эксмо», 2021

От автора

Описанные в книге события могут частично или полностью не совпадать с событиями реальной истории времен обороны плацдарма «Малая земля» и боев за Новороссийск. Имена большинства бойцов и командиров РККА и РККФ изменены или вымышлены.

Автор выражает глубокую признательность за помощь в написании романа постоянным участникам форума «В Вихре Времен» (forum.amahrov.ru) Александру Оськину и Игорю Черепнову и читателям литературного портала «Author.Today» (https://author.today).

Спасибо большое, друзья!

Пролог. Параллельный мир. Версия

Новороссийск, наши дни

С сомнением взглянув на чашку с чаем в своей руке, Виктор Егорович добавил:

– Кстати, коль чаю не желаете, у меня и чего покрепче найдется, как раз под наш будущий разговор…

Поскольку в ответ на последний вопрос поисковики дружно промолчали, обменявшись быстрыми понимающими взглядами, командир отряда лишь смущенно крякнул:

– Ну, на нет и суда нет, как говорится! А вообще правильно, товарищи бойцы! Горжусь! В вашем возрасте на крепкий алкоголь налегать категорически противопоказано, тем более по утрам. Молодцы, хорошую смену вырастил! Врачи говорят, на все внутренние органы плохо влияет, от головного мозга до, так сказать, гм, репродуктивной, понимаешь ли, системы. А врачам верить нужно, как без этого. Хоть и не всем.

Военные археологи молчали, с трудом сдерживая улыбки и прекрасно зная, что последует за этим.

Ароматно парящая свежезаваренным чайком чашка практически бесшумно – с координацией движений и мелкой моторикой у бывшего сапера, несмотря на возраст и оторванные душманской миной пальцы, все было в полном порядке, – опустилась на поверхность стола, словно военный вертолет на бетонку Баграмского аэродрома.

– Ну, а я, так уж выходит, пожалуй, не удержусь – ввиду особой значимости момента, так сказать.

Покопавшись в тумбочке, Егорыч выставил на стол початую бутылку коньяка. Рядом звякнули… нет, не банальные рюмки и тем более не пошлые коньячные снифтеры, а самые обычные советские граненые стопки, вмещающие ровно семьдесят пять граммов высокоградусного напитка, какого бы происхождения тот ни был.

Стопок, как ни странно, оказалось ровно три штуки.

Набулькав свою по самый край, Виктор Егорович, поколебавшись пару мгновений, повторил деликатную операцию с двумя остальными. Вот только на сей раз уровень янтарной жидкости оказался куда ниже – стопки наполнились едва наполовину.

– Дык не одному ж пить-то, – смущенно пояснил поисковик. – Так, чисто символически, на полглоточка. Вон, певцы, поговаривают, перед выступлением тоже горло промачивают, чтобы, значится, связки нормально работали, да. А говорить нам, подозреваю, долгонько придется. Ну, вздрогнули, что ль?

Снова переглянувшись с товарищем, Лешка Семенов первым взял стопку. Серега Ерасов последовал примеру друга.

– За будущий разговор, так сказать! – конкретизировал командир отряда, лихо опрокидывая в рот емкость. Удовлетворенно крякнув, помолчал несколько секунд, собираясь с мыслями:

– Короче, так, бойцы. Как уже говорил, вы у меня люди продвинутые, книжки всякие фантастические читаете, потому вам и карты в руки. Имеются предположения, куда этот самый ножик испариться мог и почему так произошло?

– То есть… вы на самом деле считаете, что тот пропавший во время маневров старший лейтенант… попал в прошлое, что ли?! Вместе со своим перочинным ножиком? – осторожно осведомился Ерасов, с трудом скрывая… да какое там, на фиг, удивление?! Откровенное обалдение, скорее…

– Типа того, – покладисто согласился Виктор Егорович. – Скажем так, с некоторых пор я допускаю подобную возможность. Крайне нехотя – но допускаю. Хоть лично мне подобная постановка вопроса активно не нравится.

– Так вы ж сами говорили, что он в том раскопе никак оказаться не может, поскольку по комплекции не подходит?

– Говорил, помню. И от слов своих не отказываюсь. Ножик этот Степка мог потерять или подарить кому-нибудь, не в том суть. Вопрос-то мой совсем про другое: ежели он взял, да вдруг буквально в воздухе растаял – что это означать может? Ну, хотя бы с точки зрения той самой фантастики, что вы оба читать любите.

– Сложно вот так сразу ответить… – задумчиво пробормотал Семенов. – Хотя… может, и не сложно, смотря с какой стороны посмотреть. Или нож был уничтожен в прошлом, потому и в будущем исчез, или… Короче, Виктор Егорыч, вы про параллельные миры слыхали?

– Да как тебе сказать, Леша… – неопределенно пожал плечами командир отряда, бросив на бутылку оценивающий взгляд. Однако наливать по второй не стал. – Считай, что не слыхал. Так что рассказывай, что там товарищи писатели в своих книжках понапридумывали.

– Так тут все просто! – воодушевился Алексей, и на самом деле являющийся большим любителем «попаданческой» фантастики. – Существует теория, что человек, попавший в прошлое и сумевший всерьез изменить ход истории, становится отправной точкой, от которой «ответвляется» новая ветвь развития всех последующих событий. Ну, не сам человек, собственно, а именно что вызванные ним изменения. Непонятно? Ладно, объясню проще. – Парень взял лист бумаги, провел маркером прямую линию от края до края. – Смотрите, вот это наша родная историческая реальность, от создания мира, как говорится, и до сегодняшнего дня. А вот тут, – Семенов поставил примерно посередине жирную точку, – в прошлое каким-то образом попадает наш старший лейтенант. Временная привязка – с февраля по сентябрь сорок третьего года, поскольку нож мы на плацдарме нашли, а Малая земля именно в эти сроки и держала оборону. Степан что-то там делает, причем настолько значимое, что это меняет всю привычную историю. – Маркер, словно ушедшая в занос автомашина, резко вильнул в сторону и выпрямился, рисуя еще одну линию, параллельную первой. – И возникает новый мир, берущий свое начало в сорок третьем. Иначе говоря, до момента попадания Алексеева в прошлое наши миры ничем не отличались. А затем разошлись, словно железнодорожные пути после прохождения стрелки, понимаете? Разделились на две абсолютно независимые друг от друга колеи. Основной поезд, НАШ, попер по основной колее – 9 мая 1945 года, смерть Сталина, Хрущев, Брежнев, Горбачев, распад Союза, девяностые, Путин, наши раскопки на плацдарме, все дела. А второй – двинул по новому пути. Вот в этом и суть теории параллельных миров.

– А в этом самом параллельном мире-то что происходит? – задал вполне ожидаемый вопрос Виктор Егорович.

– Так то же самое, что и в нашем, только как-то немножечко по-другому, – с готовностью пояснил Леха. – Ну, допустим, фашистов удалось чуток раньше разгромить, и День Победы у них не девятого мая сорок пятого, а, предположим, седьмого ноября сорок четвертого. Или рассказал старлей про Хрущева, и того вовремя от власти отодвинули. Может, и товарищ Сталин подольше пожил, и Лаврентия Палыча не расстреляли. Глядишь, и СССР не развалился – или развалился, но на более выгодных условиях, чем в нашем мире произошло. Мы этого в любом случае никогда не узнаем, поскольку никакой связи между мирами нет. Если, конечно, у них наука до таких высот не поднимется, что они к нам лазейку не отыщут. Только лично я в последнем как-то сильно сомневаюсь…

– Добро, про это я понял, – задумчиво нахмурившись, медленно кивнул командир отряда. – Звучит, к слову, вполне правдоподобно и где-то даже логично. А пропавший нож-то тут каким боком?

– То есть как это каким?! – вскинулся Семенов. – Откуда ему в нашем мире взяться, если он вместе со Степаном во втором «поезде» в будущее поехал?

– Так ведь вы с Серегой сперва здесь его обнаружили, у нас? И исчез он вовсе даже не сразу, вон, сколько времени у меня в столе провалялся, – ухмыльнулся Виктор Егорович, подмигнув поисковикам. – Нестыковочка, ага? Меня в свое время ох как серьезно учили на всякие разные нестыковки внимание обращать. В саперном ремесле подобная внимательность порой жизнь могла спасти – и спасала, кстати!

– Нестыковочка, – упавшим голосом согласился молодой поисковик, переглянувшись с товарищем. Ерасов не подвел:

– А вот и ничего подобного! С чего б вдруг сразу нестыковочка? Не мгновенно же Алексеев новую реальность-то создал? Сначала с предками познакомился, обстановку там оценил, что делать прикинул, да мало ли? А вот когда создал, тогда и нож с ним тоже туда отправился. Ну, а здесь, у нас, соответственно, исчез на фиг.

– В смысле?

– Да просто ж все, сами подумайте! Мы находим перочинный нож, который Степан, допустим, потерял в сорок третьем году, так? Вот только потерял он его до того, как совершил нечто важное. А как совершил, и возникла новая версия будущего, ножик-то у нас и того, тю-тю – и испарился! Логично же, а?

– Вроде да, – с уважением взглянул на друга Семенов. – Молодца, Серый, а то я как-то сразу и не допер.

– Да ладно, все ж на поверхности лежало, – чуть самодовольно хмыкнул Ерасов. – Кстати, и другой вариант тоже имеется, ты о нем сам упоминал. «Викторинокс» этот поддельный мог быть тупо уничтожен. Опять же, выронил его наш старлей, а точнехонько в то место немецкая бомба или мина ударила. Бабах – и все, кому какая-то погнутая железка нужна? Так где-то и сгнил за семьдесят лет… хотя, если честно, в этом случае будет посложнее объяснить, отчего мы его сначала нашли, а уж потом он испарился… я, по-крайней мере, не смогу…

По столу решительно ударила широкая ладонь бывшего сапера:

– Так, все, бойцы, достаточно! На вопрос свой я однозначно ответ получил и даже практически успокоился. Да и вообще вон сколько всего нового да интересного узнал.

Скрипнув пробковой крышечкой, командир поискового отряда откупорил бутылку, решительно наполнив свою стопку:

– Вам, уж извиняйте, больше не предлагаю. Поскольку, как уже сказал, в вашем возрасте по утрам пить вредно, особенно коньяк.

– А вам? – не сдержавшись, фыркнул Лешка.

– А мне уже все можно, – отмахнулся Егорыч. – Да и не в том дело. Ежели все так, как вы мне порассказали, значит, имеется серьезный шанс, что Степка жив и здоров. Вот я и думаю, что мне теперь его бате рассказывать, и про нож этот – и вообще…

Глава 1. Воспоминания о будущем

Борт катера МО-054, 10 февраля 1943 года

– Ты про это вот все… серьезно сейчас сказал? – На контрразведчика было больно смотреть, в чем Степан его, как ни странно, очень даже хорошо понимал. Нет, кроме шуток, понимал. Не ожидал мужик… ну, а кто бы ожидал, собственно?

Вот обратился бы к нему – там, в родном двадцать первом веке, разумеется, – кто-то из бойцов десантно-штурмовой роты, сообщив, что прибыл из далекого будущего, года эдак 2190, к примеру. И рассказал, что Земля подверглась нападению каких-нибудь там квазиразумных супер-пупер-мегароботов из соседней галактики. Победу над коварными захватчиками люди, понятно, одержали, к хренам собачьим расфигачив этих самых робокопотерминаторов. Вместе с собственной планетой, на которой после войны можно смело ставить крест, поскольку раздолбали ее термоядерными – ну, или какие там еще боеголовки в будущем изобретут? – зарядами в полный хлам. Но ежели сейчас сделать то-то и то-то, подобного сценария можно избежать, переписав историю заново и не допустив вторжения. Правда, с доказательствами у этого самого попаданца как-то не срослось, так что придется тупо верить на слово.

И что бы подумал старший лейтенант Степан Алексеев? Прислушался бы, поверил? Или отправил «пришельца», от греха подальше, в санчасть или сразу к местному особисту? Вопрос, если уж начистоту, риторический…

Одно радует: старлей, в отличие от гипотетического борца с инопланетными оккупантами, кое-что доказать все ж таки может. И дело тут вовсе не в штык-ноже (обычная железяка, что уж тут, в этом времени и получше делали), а в знании еще не случившихся событий, так что проверить его слова окажется не столь уж и сложно. Вот только, как он уже прикидывал, не сразу, увы. Вон хотя бы ту же Курскую битву взять: знаменитый стратегический выступ в западном направлении, который фашисты попытаются всеми силами срезать сходящимися ударами, окончательно сформируется только весной, а главные боевые действия начнутся в июле-августе. А сейчас, если кто вдруг запамятовал, еще только февраль! Ждать, пока все свершится? Ага, вот прямо счас! Ему воевать нужно, а не отсиживаться где-нибудь в Москве, дожидаясь подтверждения собственных слов и, соответственно, изменения отношения предков к переданной информации. Чтобы вспомнить все, что Степан знает о будущем, и нескольких дней с лихвой хватит.

Разумеется, в либеральные страшилки, что по прибытии в столицу его немедленно запрут в сырых и кишащих гигантскими крысами-мутантами из московского метро лубянских подвалах, где станут каленым железом и прочими пудовыми кулаками выбивать признание в работе на румынско-уругвайскую разведку, он не верил. Не совсем же идиот, чесслово! Но и в том, что от него не отвяжутся как минимум до подтверждения хоть какой-то из переданной информации, увы, не сомневался. Да и потом, скорее всего, тоже не отвяжутся. В лучшем случае отправят инструктором в какой-нибудь подготовительный лагерь местного ОСНАЗа, обучать будущих спецназовцев тому, что понапридумывали потомки за семь с лишним десятилетий. И то далеко не факт, что боевая подготовка обычного российского морпеха превосходит все то, что УЖЕ знают и умеют эти ребята. Вон как с горными егерями управились – и, заметьте, безо всяких технологичных приблуд вроде ПНВ, коллиматоров, подствольных гранатометов, портативных радиостанций и прочих планок Пикатинни. Они и без всяких будущанских знаний те еще волкодавы. Так что скорее наоборот, это ему у этих ребят нужно учиться, как без навороченного снаряжения и технических средств, с не самым совершенным оружием бить врага в любых, даже самых сложных условиях! И не просто бить, но и неминуемо побеждать! Ведь все те знания тактики, которым его обучали в будущем, с одной стороны, основаны на опыте этой и последующих войн, а с другой – как раз таки и определяются наличием соответствующих приспособлений и техники, под которые и адаптируются боевые уставы. А без всего этого его знания практически ничего не стоят.

Собственно, к чему далеко ходить? Простой пример – установка гранаты на растяжку. С имеющимися на вооружении боеприпасами, прежде всего «эфкой» и только-только начинающей массово поступать в войска РГ-42, предки и без него прекрасно ловушки устраивают. И не только с ними – сумел же он недавно заминировать бронетранспортер и барак с фрицами парочкой РПГ, хоть и видел «ворошиловский килограмм» во второй раз в жизни? Сумел. Так неужели предки, прошедшие с подобными гранатами всю войну, этому не обучены? Даже не смешно. Или, допустим, ту же «монку»[1] (или ее заокеанский аналог «Клэймор») взять – конструкцию с прочими ТТХ он отлично помнит, ничего там особенно сложного и нет. Вот только для ее снаряжения нужно пластичное взрывчатое вещество типа отечественного ПВВ-5А, которого в этом времени, понятно, еще не изобрели. Опять же, ничего сложного, всего лишь хорошо известный гексоген с полимерными пластификаторами, но старлей отнюдь не химик, и технологии пропитки взрывчатки оным пластификатором, равно как и его подбора, не опишет. Хотя про пластичное ВВ нужно будет обязательно упомянуть, пусть экспериментируют, штука полезная. Глядишь, и опередят тех чехов, что свой «Семтекс» в пятидесятых годах придумали.

Вот и выходит, что единственное, чем старлей реально может помочь, – знание истории Великой Отечественной. Ну, и приятным дополнением к этому – истории современного ему стрелкового оружия. Возможно, это позволит, пусть и ненамного, сдвинуть сроки принятия на вооружение подходящих образцов.

И все же сейчас, в феврале 1943 года, главным приоритетом все-таки остается грядущая Курская дуга, которой, насколько он понимает, не избежать, несмотря ни на какие привнесенные им (во как сказанул!) изменения истории. Нет, оно, конечно, понятно, что по итогам мы победили; что панцерваффе до самого конца войны так и не сумело восполнить потери в бронетехнике и опытных экипажах, но какой ценой досталась эта победа? Сколько наших танкистов полегло в самоубийственных атаках на непробиваемые для семидесятишестимиллиметровых пушек с дистанции более полукилометра «Тигры» и «Пантеры»? А ведь все еще можно исправить! Нет, новых тридцатьчетверок с «ЗИС-С-53» и тяжелых «Иосифов Сталиных», взять, понятно, неоткуда, а легендарных «Зверобоев» СУ-152, способных одним снарядом разобрать на запчасти любой немецкий панцер, на весь фронт не хватит, поскольку мало их. Но вот изменить тактику сражения – вполне можно. Насколько Степан помнил, наши и без того достаточно успешно использовали минные поля, артиллерийские и авиационные налеты и фланговые засады орудий ПТО – вот и нужно это дело довести до совершенства. Загнали же советские гаубицы те непробиваемые «Фердинанды» на минные поля, где они и остались! А что для этого необходимо? Правильно, разведка и еще раз разведка. Чтобы знать каждый шаг противника, чтобы успевать заранее подготовиться: на каких железнодорожных станциях танки выгружают, где собираются применять, какими путями подвозятся ГСМ и боеприпасы – и так далее, и тому подобное…

– Ну, и чего молчишь? – угрюмо буркнул Шохин, мужественно борясь с тошнотой: «морской охотник» оседлал волну, сначала задрав нос, а затем всем корпусом резко просев вниз. Рулевой откорректировал курс, отчего катер снова качнуло, на сей раз с борта на борт. Судорожно вцепившийся рукой в край койки контрразведчик страдальчески поморщился.

– Не молчу, Серега, просто что уж тут еще говорить? А сказал я серьезно, да. Вот как хочешь, так и понимай, но серьезно, серьезнее некуда. Даже и добавить, в принципе, нечего.

Покопавшись в полевой сумке, капитан госбезопасности вытащил обычную солдатскую флягу без чехла, открутил крышечку. Глотнул, ожидаемо задохнувшись и шумно занюхав рукавом. По крохотной каюте поплыл запах неразведенного спирта.

– Будешь? От морской болезни, понятно, не сильно поможет, но как тут не выпить?

– Давай, – не стал упираться старлей, принимая фляжку. Привычно задержал дыхание, сделал небольшой глоток, выждал и запил остывшим чаем. Скользнувшая по пищеводу обжигающая жидкость опалила практически пустой желудок беззвучным взрывом, спустя несколько секунд разлившимся по всему телу приятным теплом. – Спасибо.

– Не за что, – невесело усмехнулся Шохин, кладя емкость рядом с собой. – Добро, я тебя услышал. Не могу сказать, что поверил, сам должен понимать, но услышал. Ну, а доказательства этих слов у тебя имеются? Хоть какие-нибудь?

– Доказательства? – хмыкнул Степан, несмотря на определенно не предрасполагающую к юмору ситуацию, с трудом сдержав улыбку. Поскольку, по уже сложившейся традиции, появляющийся в самый неподходящий момент внутренний голос внезапно напомнил ему ставшую популярной в интернете фразу из амерского боевика восьмидесятых годов с молодым Шварцем в роли капитана советской милиции: «Какьие вашьи доказатьельства?» Дальше Железный Арни отрывает одному из русских мафиози ногу, оказавшуюся наполненным кокаином протезом, после чего звучит вторая легендарная фраза, произнесенная уже самим Шварценеггером с вовсе уж жутким акцентом: «кокаинум»[2].

– В том-то и проблема, Серега, что нет у меня никаких серьезных доказательств, одни только слова. Точнее, информация о тех сражениях, которые пока еще не произошли. А из того, что можно, так сказать, руками потрогать, разве только это, – старлей протянул контрразведчику снятые с пояса ножны со штыком. – Ну, еще камуфляжные брюки с берц… ботинками, но это уж вовсе на доказательство не тянет.

– И штаны твои необычные, и нож я сразу заприметил, да и бойцы их подробно описывали, сам ведь читал. Правда, им ты говорил, что, мол, новый образец, проходит полевые испытания в боевых условиях, а автомат, для которого этот самый штык предназначался, утонул во время высадки.

Шохин повертел штык-нож в руках, однако вытаскивать его из ножен отчего-то не стал, вернув Степану.

– А еще там упоминалось, что им можно колючку или провода резать. Покажешь, каким образом?

Старлей, разумеется, показал. Хоть и не сомневался, что капитан бы и сам справился – Левчук с Аникеевым описывали процесс достаточно подробно. С другой стороны, понятно, почему так: хочет поглядеть, насколько уверенно морпех с ним обращается. Ладно, не станем разочаровывать: Степан на ощупь соединил штык-нож с ножнами, пару раз клацнул получившимися кусачками, будто перерубая невидимую проволоку, повторил операцию в обратном порядке и лихо вогнал клинок назад в ножны. Про остальные достаточно специфические возможности «6Х4» он решил пока умолчать – да и ненужно оно.

Рукояткой вперед возвратил штык-нож особисту, наблюдавшему за его действиями профессионально-цепким взглядом, судя по которому очередную проверку морпех тоже прошел без нареканий.

– Вот так это и работает, ничего сложного, как видишь. Можно перекусывать, можно пилить. А в качестве оружия – или резать, используя как финку, или колоть в штыковой атаке: вот это кольцо надевается на ствол, а паз с подпружиненным фиксатором – на специальный упор под ним… примерно как на самозарядной винтовке Токарева. Прорезь в рукоятке – чтобы шомпол не мешал.

– Лихо ты с ним управляешься, старлей, – одобрил контрразведчик, медленно, но достаточно уверенно повторив все манипуляции. Отложил штык на койку рядом с флягой. – Вот только верно ты сказал, никакое это не доказательство. Да, сразу видно, что не самоделка, а на заводе изготовлен, и серийный номер я тоже разглядел. Но – не доказательство, извини. Вот ежели б автомат к нему имелся, тогда совсем даже другое дело…

– Так я и не спорю, – устало пожал плечами старший лейтенант. – Только нету моего автомата, утонул вместе с бушлатом, в кармане которого и все мои документы находились.

– Бушлат скинул, чтобы на дно не утянул? – понимающе кивнул Сергей, припомнив совет матроса, прогнавшего его с палубы «морского охотника» во время первого перехода на плацдарм. – Потому и автомат выбросил?

– В общем и целом да. Хотя на самом деле немного не так все произошло.

– Вот и расскажи, а я послушаю, – с деланым равнодушием в голосе «согласился» контрразведчик. – Про то, как тебя в одних штанах да тельняшке на берег вытащили, я и слышал, и читал, так что можешь не повторяться. Про спасательный круг и близкий взрыв – тоже. А вот насчет всего того, что перед этим происходило, я как-то не в курсе. Да и товарищам своим ты об этом тоже отчего-то не шибко распространялся, всего-то один раз мельком упомянул[3], что высаживался на бронетранспортере с борта десантного корабля. Кстати, что еще за корабль такой? Или это ты те баржи-«болиндеры» в виду имел? Ежели да, тогда у меня сразу еще один вопрос возникает: что ж за броневик такой удивительный, который самостоятельно по морю плавать умеет? Пояснишь?

«Точно, упоминал, – припомнил Степан. – Еще в блиндаже, где в себя пришел. Вот только в бумагах, что он только что просмотрел, об этом ни слова не говорилось. Видать, кто-то из ребят, Левчук или Аникеев, в разговоре обмолвился, а капитан и запомнил. А вот в рапорте они об этом писать не стали, чтобы командира лишний раз не подставлять. Эх, простота! Неужели в самом деле надеялись, что особист ничего не заметит? Да и какая, в принципе, разница? Все равно собирался рассказывать все как есть».

– Поясню, понятно, мне скрывать нечего. Слушай, как дело было…

На то, чтобы во всех подробностях описать неудачную высадку с борта «Новочеркасска», Алексееву хватило десяти минут. Еще примерно столько же потратил на объяснение, что из себя представляет большой десантный корабль проекта 775 и утонувший бронетранспортер. Заодно и представился по всей форме, упомянув про родной 382-й ОБМП Краснознаменного Черноморского флота, поскольку, как уже говорилось, несуществующий в реальности «командир погибшей при высадке разведгруппы особого назначения» закончился раз и навсегда. Даже как-то сразу и полегчало…

Слушал контрразведчик молча, не перебивая и не задавая вопросов: как откинулся на мелко подрагивающую в такт работе судовых машин стену каюты, так и просидел, чуть прикрыв глаза, пока старлей не замолчал. Никаких записей Шохин тоже не вел: судя по всему, по приходу в базу Степану предстояло изложить все сказанное на бумаге, что ни разу не радовало. Вообще не радовало. Отписываться старший лейтенант, как и любой другой боевой офицер, терпеть не мог, хоть порой и приходилось. Вот только ему, если начистоту, даже банальные школьные сочинения давались… трудно, короче говоря, давались. Может, в контрразведке бобинный магнитофон найдется, их в этом времени уже точно изобрели. Угу, вот прямо счас, размечтался! Изобрести-то их, понятно, изобрели и даже весьма активно используют, вот только не по нему честь, скорее всего…

– Все? – осведомился капитан госбезопасности, когда Степан замолчал.

– Так точно. Ну, в смысле, да, все рассказал.

– А отчего корабль-то этот поляки строили?

Неужели своих верфей не имеется?

Заданный вопрос откровенно поставил Алексеева в тупик – о подобном он как-то не думал. Да и с чего бы простому морпеху всерьез интересоваться сугубо флотскими вопросами? Но не молчать же, вон как Серега напрягся. Смешно, кстати: на стометровый корпус и способность принять на борт десяток танков и три с лишним сотни морпехов он никак не отреагировал, а вот на то, что построен в Гданьске, – очень даже.

– Да нет, имеются, конечно, как без этого… – судорожно выуживая из памяти нужную информацию, ответил Степан. – Просто, как я понимаю, нужно было союзничков работой загрузить, чтоб дурные мысли в башку не лезли. Собственно, они ж не только себе и нам корабли строили, но и другим соцстранам – Болгарии, там, Восточной Германии, еще кому-то, югославам, кажется. Хотя как по мне, с такими союзничками, как пшеки, никаких врагов не нужно.

– А ну-ка притормози чуток, – внезапно остановил его контрразведчик. – Соцстраны – это вот что такое? Понимаю, что сокращение, но расшифруй!

– Социалистические страны, – пожал плечами Алексеев. – Ну, те, что после войны решили вместе с нами социализм строить.

– И немцы?!

– Так не все немцы, половина только. Остальные под американцев легли и вместе с ними всеми силами к новой войне готовились, к Третьей мировой. Зато те фрицы, что к нам примкнули, самыми надежными союзниками оказались. Особенно когда чехи в конце шестидесятых взбунтовались и пришлось войска вводить…

Старлей осекся, напоровшись на яростный взгляд Шохина. И мысленно тяжело вздохнул. Ну, понятно, теперь придется пересказывать товарищу капитану краткий курс истории разделенной на два противоборствующих лагеря послевоенной Европы, блин! Одно радует – возможно, он и ошибается, но отчего-то ему кажется, что вот теперь контрразведчик окончательно поверит. Вон как беднягу нахлобучило…

– Объясни, только коротко, – потребовал Сергей, возясь с фляжкой. – Спирту хочешь?

– Не, спасибо. Про что именно объяснять-то?

– Да про все то, о чем сказал! – рявкнул тот, с трудом сдерживаясь. – Про соцстраны, про немцев-союзников, про чехов взбунтовавшихся!

Дождавшись, пока Шохин отложит флягу и отдышится после солидного глотка огненной жидкости, Степан мягко предложил:

– Слушай, Серега… тут больно долго рассказывать, честно! Может потом, как в Геленджик придем? Мне, я так соображаю, все одно придется все это на бумаге описывать, верно ведь?

– Рассказывай, но только самую суть, – закаменев лицом, отрезал контрразведчик. – Но сперва ответь – когда мы фрицев окончательно разгромим? Следующей весной? Или только к осени?

– В моем времени фашистская Германия безоговорочно капитулировала девятого мая сорок пятого года. Ну, а Берлин мы взяли еще второго числа.

– Дальше, – хрипло – то ли горло спиртом обжег, то ли от волнения – потребовал особист. На столь старательно интонированную Степаном фразу «в моем времени», он никакого внимания не обратил. Или, скорее всего, просто сделал вид, что не обратил. Последнее оптимизма как-то не добавляло. Это Левчуку хватило простейшего объяснения, а капитану госбезопасности придется все подробненько по полочкам раскладывать. Проблема в том, что старлей ни разу не писатель-фантаст и оттого как-то не шибко представляет, как именно объяснить Сергею сущность изменений исторического процесса в результате, гм, его собственного воздействия на оный процесс.

– Дальше? Ну, слушай…

Следующие минут двадцать Степан старательно озвучивал все то, что помнил о послевоенном разделе Европы между союзниками, равно как и других событиях весны-лета победного сорок пятого. Самоубийство Гитлера и Геббельса, подписание безоговорочной капитуляции, советская и англо-американская зоны оккупации, Потсдамская конференция, репарации и изменения границ, подготовка к войне с Японией, легендарный сорокатысячный Парад Победы и брошенные под барабанную дробь к подножию Мавзолея знамена и штандарты поверженной Германии (последнее, судя по выражению лица, контрразведчика впечатлило особо)…

– А с чехами-то что было? – помолчав, переваривая информацию, осведомился Шохин. – С чего взбунтовались-то?

Алексеев тяжело вздохнул:

– Давай я про это все-таки попозже расскажу? Если честно, не настолько оно и важно. Тем более в пятьдесят шестом еще и венгры в Будапеште взбрыкнули, там, насколько помню, вообще все жестко было, самые настоящие боевые действия в городе с кучей пожженных танков и множеством погибших с обеих сторон. Просто сейчас есть куда как более важные темы.

– Например? – мгновенно собрался собеседник, смерив морпеха острым взглядом.

– Например? – хмыкнул Степан. – Вообще-то у нас как бы война идет, не забыл? В июле на Курской дуге состоится крупнейшее в истории танковое сражение, исход которого окончательно переломит весь дальнейший ход Великой Отечественной. В нашу пользу переломит, понятно.

– Так, погоди-ка… – нахмурился Шохин. – А что это за дуга-то такая? Не понимаю.

– И не можешь понимать, поскольку нет ее еще пока, дуги этой. Точнее, стратегического выступа линии фронта в направлении противника, то бишь на запад. Только к весне окончательно сформируется, после чего фрицы его всеми силами срубить и захотят. Короче, на словах сложно объяснить, была б карта – показал.

– А ты нарисуй, – предложил Сергей, торопливо вытащив из полевой сумки помявшийся от резкого движения лист бумаги и карандаш. – Хотя бы в общих чертах? Сумеешь?

– Ну, в принципе… Планшетку дай, не на коленке ж рисовать? – Припомнив в уме карту, старлей коснулся грифелем бумаги. – Вот, гляди, тут Орел, тут Белгород, ниже – Харьков. Курск примерно посередине. В результате боев зимы-весны образовалась, ну, в смысле, еще образуется, вот такая здоровенная загогулина. Фрицев это, понятно, сильно разозлило, и они решили ее срезать сходящимися ударами, вот отсюда и отсюда. Бойня была жуткая, но ничего у них не вышло, ясное дело. Правда, и потери у нас тоже были жуткие, и в людях, и в технике. Понимаешь теперь, о чем я? Если довести эту информацию до Верховного командования, все еще можно переиграть в нашу пользу, время пока имеется. Как и что будет происходить в июле, я приблизительно помню, на нормальной карте покажу и распишу. А чехи с венграми? Да и хрен с ними, потом разберемся…

– Если ты сейчас не соврал и ничего не перепутал, старлей, – с трудом подбирая слова, ответил контрразведчик, – то тебе и на самом деле цены нет! Как доберемся, найду карту, все подробненько на ней и отметишь. И на бумаге опишешь, само собой. Добро?

– Куда ж я денусь? – криво усмехнулся морпех. – Только сперва я б все ж таки перекусил.

– Накормлю от пуза, обещал же, – отмахнулся Шохин, занятый своими мыслями. – И насчет баньки договорюсь, косточки погреешь. Слушай, а вот насчет…

Внезапно пронзительно взвыл ревун боевой тревоги. Катер, словно отзываясь на этот зов, резко изменил курс, ложась на правый борт. Контрразведчика с морпехом швырнуло друг на друга, раскидало, впечатало в переборки. Обшивка загудела от попаданий, причем стреляли определенно из чего-то достаточно крупнокалиберного, уж точно не пулемета пехотного калибра. Торопливо зачастил палубный ДШК, звонко захлопали сорокапятимиллиметровые пушки. «Морской охотник» подпрыгнул на волне, ухнул вниз. Еще одна серия звонких ударов, дробно простучавших по борту от носа к корме. Потолочная лампочка мигнула, на миг погаснув, затем снова загорелась неярким, моргающим светом.

С кем именно воюет катерная команда, никакой ясности не было, но Степан ни секунды не сомневался, что произошло что-то достаточно серьезное…

Глава 2. Бомба

Борт катера МО-054, 10 февраля 1943 года

С трудом удерживаясь на ногах – активно маневрирующий катер нещадно валяло с борта на борт, – Степан огляделся в поисках автомата, сброшенного с койки еще первым толчком. Подобрав оружие, запахнул недокуртку – обзавестись нормальной одежкой он так и не успел, по-прежнему щеголяя в кастрированной румынской шинели, после лесных приключений превратившейся в нечто уж вовсе неописуемое.

– Далеко собрался? – мучительно морщась от накатывающей тошноты, осведомился контрразведчик.

– Нужно наверх подняться, разузнать, что происходит, – возясь с поясным ремнем и подсумками с запасными магазинами, пояснил старлей… внезапно наткнувшись взглядом на невесть откуда взявшийся в руке Шохина пистолет.

– Сидеть, – с металлом в голосе приказал тот. – Морячки сами разберутся, без нас.

– Серега, ты чего? – опешил Алексеев, от неожиданности (и очередного резкого маневра катера, снова изменившего курс) плюхаясь обратно на койку. – Сдурел?

– Рисковать категорически запрещаю! – отрезал тот, перекидывая через голову ремешок драгоценной полевой сумки. – С этой секунды от меня ни на шаг! И это приказ!

Очередная волна ударила «морской охотник» в борт, прокатилась по палубе, сбивая с ног расчеты полуавтоматических пушек и зенитного пулемета. Повезло, что на этот раз катер не принимал на борт раненых, по настоянию контрразведчика возвращаясь порожняком.

– А, вон ты о чем, – едва не сверзившись с узкой койки, мотнул головой морпех. – Мне ж теперь цены нет, потому и нужно пистолетом угрожать.

– Да кто ж тебе угрожает?! – искренне возмутился товарищ. – Забочусь просто. Оберегаю, можно сказать. Ну, вылезешь ты на палубу, а там прилетит осколок – и амба, как морячки выражаются. Или за борт смоет. Мне что, снова тебя по всему побережью искать?

Степан фыркнул:

– Ну, во-первых, мы в открытом море, так что искать меня уже смысла не будет. Ихтиандр я тебе, что ли? Да и он, подозреваю, в такой водичке долго б не протянул. А во-вторых, если катер начнет тонуть, выбраться отсюда окажется куда труднее. Логично?

– Логично, – согласился контрразведчик, опуская оружие. – Но все равно, от меня ни на шаг! Я не шучу!

– Договорились. – Старший лейтенант нагнулся, нащупывая улетевшую под койку флягу. Открутив крышечку, сделал пару глотков – если и на самом деле придется искупаться в ледяной февральской водичке, пусть лучше в крови окажется энное количество алкоголя – глядишь, немного дольше протянет. В зимнем море человек может продержаться от десяти-пятнадцати минут до трех-четырех часов, в зависимости от температуры воды. Знать бы еще, сколько сейчас за бортом. Если градуса три-четыре – это одно, а если около восьми – совершенно другое…

Протянул фляжку Шохину, однако тот решительно мотнул головой, отказываясь. Ну, была бы честь предложена; хозяйски запихнув емкость в карман многострадальной шинели, морпех мотнул головой:

– Пошли, что ли? Сам же говорил, что тебя наверху не так укачивает. Вот и проветришься.

– А у тебя в будущем, выходит, научно-фантастические романы товарища Беляева тоже читают? – неожиданно осведомился контрразведчик, запихнув «ТТ» в кобуру. – Это я насчет Ихтиандра.

– Читают, – не стал спорить (равно как и развивать тему) старший лейтенант, переступая высокий комингс и первым выбираясь в узкий коридорчик. Катер снова вальнуло с борта на борт, и чтобы не упасть, товарищам пришлось хвататься за переборки. – Вон туда давай, там трап наверх будет.

Трап обнаружился в точности там, где и запомнил Степан. Над головой лязгнула крышка палубного люка, вниз обильно плеснуло забортной водой. По решетчатым ступеням пробарабанили прогары торопливо спускающегося, практически съезжающего на каблуках матроса. На последних ступенях подошвы все-таки сорвались с влажного металла, и краснофлотец с мучительным стоном приложился об палубу, успев прижать к груди раненую левую руку. Торчащая из изодранного рукава кисть в свете неяркой аварийной лампы казалась черной от крови. Алексеев подхватил его, не позволяя завалиться на бок, оттащил в сторону, прислонив спиной к переборке:

– Сильно ранило, братишка?

– Прилично, – сипло выдохнул тот сквозь сжатые зубы. – Все плечо разворотило. Помоги перевязаться, сам не смогу. Бинт в сумке. И люк в обратку задрай, волна высокая, захлестывает.

– Момент, – морпех кивнул контрразведчику. – Серега, найди индпакет. Я быстро, только огляжусь и люк закрою.

– Наружу – ни ногой.

– Исключительно по пояс, – фыркнул Степан. – Чтобы ничего важного не отстрелили.

– Трепло, – беззлобно буркнул Шохин, копаясь в противогазной сумке на боку раненого.

Поднявшись по узким ступенькам – или как там они у флотских правильно называются? – старлей осторожно высунулся над обрезом люка, пытаясь понять, с кем они, собственно говоря, сражаются. По ушам били звонкие выстрелы сорокапяток и размеренный рокот крупнокалиберного ДШК. Стреляные гильзы, приглушенно шипя, катались по палубе, остывая в потоках морской воды. Разглядеть что-либо было сложно, привыкшее к электрическому освещению зрение еще не успело адаптироваться к темноте. Однако Степан все же заметил хищно вытянутый силуэт, над палубой которого пульсировали частые вспышки выстрелов. Вдоль бортов, позади или впереди по курсу поднимались фонтаны ответных попаданий – пока, к сожалению, без накрытия, хотя на корме определенно что-то горело, растягивая следом рваный дымный шлейф. Интересно, сколько до него кабельтов, полтора? Ну, да, где-то примерно так и есть – метров с двести-триста, ежели переводить в привычные сухопутные величины. Немецкий эсминец? Так вроде не было их на Черном море, отложилось в памяти что-то такое. Да и обводами никак не соответствует, маловат больно, в нем от силы-то метров тридцать, и надстройки с дымовыми трубами и прочими мачтами не видно, только приплюснутая, едва выступающая над корпусом рубка. Однозначно катер, просто размерами побольше их «Мошки».

Кстати, а где же остальные «морские охотники»? Не одни ведь они шли, как минимум три катера было? Ага, вон еще один из наших, скользит между волнами, благодаря низкому борту практически незаметный – только ходовые огни да вспышки выстрелов и выдают. А ведь фриц, полное впечатление, уходит, то ли признав неудачу, то ли спасаясь от преследования. Отбились они, получается? Или гитлеровский капитан видит то, чего не может разглядеть торчащий из палубного люка морпех? Например, тот самый эсминец сопровождения, про который упоминал контрразведчик? Кто-то же по нему лупит, вон какие фонтаны высокие, явно не от катерных сорокапяток. Да и какая разница? Нужно помочь особисту раненого перевязать, это сейчас куда важнее, а со всем остальным морячки и сами разберутся, тут Серега однозначно прав…

С лязгом захлопнув люк, морпех ссыпался вниз по трапу, фыркая и отряхиваясь, словно угодивший под струю из поливального шланга дворовой кот, – в последний момент через палубу хлестнула очередная волна, опередив его буквально на каких-то пару секунд. Глупо вышло, теперь обсыхать придется.

– Давай вместе, одному несподручно, – прокомментировал возвращение Степана особист, уже распоровший финкой пропитанный кровью рукав бушлата. – Нужно верхнюю одежку стянуть. Придержи его, только руку раненую не дергай.

Совместными усилиями товарищи освободили краснофлотца от мокрого бушлата. Раненый сдавленно шипел от боли, но сознания пока не терял, лишь по пергаментно-бледному, с нездоровой желтизной лицу скатывались крупные капли пота. В этот момент Алексеев его и узнал – это оказался тот самый матрос, что недавно приносил им чай. Пока контрразведчик, разодрав зубами прорезиненную оболочку, распаковывал перевязочный пакет, Степан заставил матроса сделать пару глотков спирта из фляжки – никакого другого обезболивающего и противошокового в наличии не имелось.

– Может, жгут наложить? Вон сколько крови.

– Не нужно, – отмахнулся Шохин, вполне профессионально накладывая тугую повязку. – Кость цела и крупные сосуды не затронуты. А что крови много, так и рана серьезная – бицепс, считай, напополам перерубило. Еще б сантиметр влево – и от плечевой кости одни осколочки остались. Повезло, что до Геленджика близко, госпиталя там отличные, лучшие на всем побережье, глядишь, и сохранят руку.

– Точно руку не отнимут? – слабым голосом спросил раненый, мазнув по лицу особиста мутным взглядом. – Куда ж мне с одной-то?

– Наверняка, – отрезал тот, быстро переглянувшись с морпехом. – Готово. Давай, Степа, потащили в каюту, поскольку лазарета на этом линкоре, как я подозреваю, конструкцией не предусмотрено. Кстати, слышишь? Кончился бой, похоже, не стреляют больше.

– Кончился, – согласился старший лейтенант, со всей осторожностью – катер по-прежнему прилично болтало, хоть и меньше, чем в начале боя, – поднимая раненого на ноги. – Слышь, браток, а с кем мы только что воевали-то? Я там разглядел один кораблик, навроде нашего, только подлиннее. С этим, что ли?

– С ним, – согласился краснофлотец, обвиснув на плече морпеха и едва перебирая ногами. – Точнее, с ними, две штуки их было, они обычно парами ходят. Немецкий торпедный катер, «шнелльбот» по-ихнему. Серьезный корабль, водоизмещением поболе нашего, потому и на волне устойчивей, и стреляет прицельнее. Они уж не впервой в этих местах засады устраивают. Ждут, когда мы с ранеными возвращаться станем, и нападают неожиданно. Сначала торпеды пускают, затем из скорострелок по палубам лупят, знают, что раненые в основном наверху размещаются. Не ожидали только, сволочи, что сегодня всего три «охотника» обратно пойдут, да еще и с эскортом – думали, как обычно, на сейнера с мотоботами поохотиться. Вот и получили ответочку.

– А до базы далеко?

– Да не, рядом уже, минут сорок ходу. Эти гады потому дальше и не суются, понимают, что еще с милю – и могут береговыми батареями со стороны Туапсе достать. Хоть и не попадут, понятно, ночью-то. Да и днем тоже не попадут, «шнелльботы» эти пошустрее нас по морю идут. Ты там не видал, браток, накрыли их наши?

– Может, и накрыли, кто ж его разберет? – без особой уверенности ответил Алексеев. – У одного на корме точно что-то горело, видать, куда-то попали. А второго я так и не разглядел.

С трудом протиснувшись в кубрик, Степан уложил краснофлотца на узкую койку, по-братски разделив соседнюю с контрразведчиком. Едва коснувшись горизонтальной поверхности, раненый вполне ожидаемо отрубился.

Стянув намокшую недокуртку, морпех зябко поежился, иронично сообщив:

– Ну, хоть помылся, а то пока обещанной тобой баньки дождешься…

– Очень смешно, – буркнул Шохин, ожесточенно оттирая перемазанные кровью руки куском найденной в коридоре ветошки. – Уж сколько лет на фронте, а к крови так и не привык.

– Брезгуешь? – осведомился старлей, привалившись к переборке и устало прикрыв глаза. Ответ товарища его, если начистоту, не особо и интересовал, но не молчать же?

– Да не в этом дело. Просто неприятно. Не противно, нет, а именно неприятно.

– Ну, значит, ты настоящий чекист, – хмыкнул Алексеев, не открывая глаз. – Про горячее сердце, холодную голову и чистые руки еще сам товарищ Дзержинский, помнится, говорил.

– Болтаешь много, – поморщился Сергей, тем не менее усмехнувшись самыми краешками губ. – Когда в базу придем, за языком следи, хорошо? Не нужно лишнего говорить. И вообще не по делу ничего говорить не нужно. Исключительно со мной и наедине.

– Договорились. Слушай, Серега, я вот чего заметил: ты и в анатомии, похоже, неплохо разбираешься – это-то откуда? Вас что, учат подобному?

– Да ну, глупости… – поколебавшись пару секунд, ответил капитан госбезопасности, видимо, решив, что никаких секретов не раскрывает. – Мать анатомию в мединституте преподавала, потому и в доме и книжки соответствующие водились. А я интересовался, понятно дело. Надеялась, врачом стану…

– Но ты избрал иную стезю, – понимающе кивнул Алексеев. – Ясненько. Вот, кстати, когда ты меня пистолетиком пугал, неужели реально стрелять бы стал? Нет, не хочешь – не отвечай, просто любопытно.

На сей раз Шохин задумался всерьез – неожиданный вопрос, похоже, поставил его в тупик:

– Скорее всего, не стал, конечно. Поскольку глупо. На нервах был – уж больно много ты всякого-разного порассказал. Да и куда ты с этой коробки денешься? Разве что и на самом деле за борт смоет. Правда, в этом случае и мне следом сигать придется.

Степан, не сдержавшись, фыркнул:

– Ну, ежели по твоей логике судить, когда я все остальное расскажу, ты меня сразу же пристрелить должен будешь!

– Так, все! – окончательно пришел в себя контрразведчик, покосившись на пребывающего без сознания раненого. – С этой минуты и покуда на сушу не сойдем, больше ни слова!

– Вообще?

– Не юродствуй, прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ну, согласен?

– Да согласен я, согласен. Ну, а поскольку нам еще как минимум с полчаса до этой самой суши морем топать… Короче, спирта хочешь? От нервов, как говорится…

Геленджик, 10 февраля 1943 года

До Геленджика добрались перед самым рассветом, когда на море опустился плотный февральский туман. Сопровождавший переход эсминец догнал катера на подходе к бухте, вход в которую с севера и юга запирался двумя мысами, Тонким и Толстым, но внутрь заходить не стал, оставшись на рейде. Расправиться с обоими «шнелльботами» ему не удалось, но один из них, тот, на корме которого Степан заметил огонь, на дно все-таки отправил. Второй ушел, воспользовавшись преимуществом в скорости. Гоняться за ним никакого смысла не имелось – ни малейших шансов догнать катер, способный выдавать почти сорок узлов, не имелось в принципе. Да и оставить без прикрытия «морских охотников» капитан эсминца, имевший на этот счет не терпящий двоякого толкования приказ, понятное дело, никак не мог.

С прифронтовым (до Новороссийска отсюда меньше сорока километров по прямой) городом-госпиталем, по совместительству являющимся главной базой обеспечения всей Новороссийской группы войск, откуда и уходило большинство морских десантов, Степан познакомиться не успел.

Сначала торчал, выполняя строжайший приказ «даже носа на берег не казать» убежавшего по неотложным делам Шохина, на катере. Не один торчал – вместе с тремя осназовцами, столь выручившими в бою с егерями. Пока дожидался возвращения особиста, успел поближе познакомиться с местной «спецурой», пересидевшей морской переход в одном из носовых кубриков. Старший группы, лейтенант Лапкин, оказался отличным парнем, как и остальные его бойцы. Морпех, понятно, особенно не откровенничал (иди знай, кем там его представил Шохин? Еще сболтнет что-нибудь не соответствующее легенде, потом хлопот не оберешься, да еще и Серегу подставит), но потрепались достаточно душевно. Степан вкратце рассказал про высадку под Южной Озерейкой, прорыв к Мысхако и закончившийся стычкой с горными стрелками разведывательный рейд по немецким тылам. Осназовцы в ответ поделились подробностями «спасательной операции», поведав, как засекли и ликвидировали вражескую засаду, после чего ударили егерям в спину. При этом старлей отлично осознавал, что бойцы задержались на борту отнюдь не из внезапно воспылавшего интереса к внутреннему устройству «малого охотника за подводными лодками проекта «МО-4», а исключительно по его душу. Ненавязчиво присмотреть, так сказать. Но расстались, как принято говорить, друзьями…

Затем, когда контрразведчик вернулся на легковой автомашине, Алексеев с добрых полчаса трясся в тесном салоне легендарной «эмки», кружившей по улицам темного, со следами многочисленных бомбежек города. Наглухо задрапированные светомаскировкой окна жилых домов, оплывшие руины разрушенных бомбами зданий, проносящиеся мимо редкие огоньки – большего рассмотреть просто не удавалось. Обидно, кстати: там, в своем времени, старший лейтенант в Геленджике ни разу не бывал, а теперь, так уж выходит, и в прошлом его не увидит. Ну, разве что попросить особиста устроить ему небольшую обзорную экскурсию – так ведь не согласится, перестраховщик, сошлется на секретность и прочий ненужный риск.

В том, что насчет этого самого риска контрразведчик вполне может оказаться прав, морпех убедился уже спустя пару минут. Внезапно завыли сирены воздушной тревоги, торопливо захлопали зенитные автоматы и пушки ПВО более крупного калибра, расцвечивая занавешенное низкими облаками небо короткими вспышками разрывов и рваными нитками трассеров.

Сидевший на переднем сиденье Шохин заковыристо выматерился, однако шофер со знаками различия сержанта ГБ лишь меланхолично пожал плечами, ни на миг не отвлекаясь от управления транспортным средством.

– Что-то рановато сегодня прилетели… Да вы не волнуйтесь, тарщ капитан, сейчас отгонят! Сперва зенитками шуганут, а уж после и истребители подключатся, у нас тут аэродромов хватает. Да и ехать нам всего ничего осталось, с пару минут буквально.

– Часто бомбят? – подал голос Степан, ощущая неприятную легкость под ложечкой. Что еще за… Неужто предчувствует какую-то пакость, как уже случалось раньше? Снова чуйка проснулась? Самое время, блин…

Где-то на окраинах гулко бумкнули первые разрывы; в ответ с новой силой заработали зенитки. Расслышать сквозь частую канонаду, до боли напоминающую первые минуты наступившего Нового года из его мира, гул немецких самолетов и свист падающих авиабомб, понятно, не удавалось. Вот только в том, что эти самые бомбы существуют и ложатся все ближе, старлей даже не сомневался. И лично под бомбежкой побывал, и хронику в интернете видел.

– Так практически каждый день, иногда и не по одному разу. Их в основном порт интересует, но и по госпиталям со всем старанием фугаски кидают, и по жилым кварталам. Фашисты же. Только мы уж привыкшие, бьем их в хвост и гриву, вон, все побережье обломками самолетов усеяно. Где крыло оторванное, где фюзеляж или хвост, есть даже парочка почти целых. Морячки гарнизонные с ними фотографироваться любят, на память. Хорошие карточки получаются, правильные.

«Эмка», заложив крутой вираж, влетела в распахнутые ворота, притормозив возле двухэтажного каменного дома.

– Вот и добрались. Спускайтесь в бомбоубежище, вход вон там, где часовой стоит. Я только машину под навес загоню и следом.

– Вперед! – рявкнул Шохин, первым распахивая дверцу. – Да не телись ты, старшой, живее давай! Ну?!

– Да бегу я, бегу, аж вспотел весь, – буркнул Степан, подхватывая с сиденья трофейный автомат – а больше у него никакой поклажи и не имелось – и торопливо выбираясь наружу.

Рвануло где-то совсем неподалеку, буквально в квартале отсюда.

И практически сразу еще раз, гораздо ближе – настолько, что даже земля под ногами вздрогнула, упруго ударив в подошвы ботинок. А вот это уже плохо, хреново даже: по городу определенно работают не пикировщики, а обычные бомберы, кидающие свои фугасные подарки с приличной высоты. И не прицельно, а вываливая их целыми сериями. И если первые бомбы легли позади, ударив вдоль улицы, то следующие… да твою ж мать! Быстрее!

Шохин споткнулся, когда до входа в подвал оставалось буквально метров десять. Попытался удержать равновесие, но не преуспел, плашмя растянувшись на изборожденном трещинами асфальте двора и выронив пистолет-пулемет, с лязгом отлетевший куда-то в сторону.

Дальнейшие события, не занявшие и нескольких секунд, отложились в памяти Алексеева нарезкой отдельных кадров, никак не связанных друг с другом: крутнувшись на месте, он в три прыжка оказывается возле товарища, подхватывая того за топорщащиеся над бушлатом ремни портупеи. Рывок – и контрразведчик снова на ногах. Еще один – и они сокращают расстояние до спасительного спуска вдвое. Метров пять, даже меньше. Сергей что-то кричит, кажется, требует бросить его и прятаться. Часовой у входа кидается навстречу, намереваясь помочь – дурак, неужели не слышит пронзительного воя падающей бомбы?! Или нет никакого воя и никакой бомбы, а все это – просто морок обостренного опасностью подсознания? Три метра. Все, похоже, успел: впихнув особиста в темный проем (хоть бы ноги на лестнице не переломал, не может же там лестницы-то не быть, подвал ведь?), Степан посторонился, пропуская ошалевшего от всего происходящего часового. Потеряв при этом еще полторы секунды.

ДУ-ДУМММ!

Поршень спрессованного взрывной волной воздуха ударил в спину, внося старлея в проем подвального входа и обрушивая на спину спускающегося часового. Следом стегануло каменным крошевом, ворвался мощный клуб мутного дыма, ноздри забила едкая вонь сгоревшей взрывчатки. Сорванную с петель створку двери впечатало в боковую стену, круша штукатурку и кирпичи дореволюционной кладки.

«А ничего так полетал, – скользнула самым краешком сознания мысль. – Ни хрена ж себе у меня везение, даже в родном тылу сразу же в проблемы вляпаться ухитрился. Не, точно, неправильный я попаданец, однозначно…»

Глава 3. Сочинение на заданную тему

Геленджик, 10 февраля 1943 года

Сознания Степан на этот раз не терял.

Да и часовой смягчил падение, поэтому больше всего досталось контрразведчику, на которого они навалились уже вдвоем. Так что куча-мала из трех человек внизу небольшой, ступеней в десять лестницы, вышла что надо.