Доктор, дым и зеркала Ольховская Влада

От автора

«Доктор, дым и зеркала» – книга особенная. Она началась с вопроса: а как проходит обычная жизнь в необычном мире?

На фоне эпичной семейной саги о Великих Кланах (книга «Огненный король» и все последующие) мне захотелось написать камерный магический детектив, который смог бы не только увлечь вас сюжетом, но и показать, кто и как живет в Кластерных мирах.

Так и появился «Доктор» – история, произошедшая в одной волшебной больнице. Эта история не связана напрямую с сагой об Огненном короле, поэтому, хотя она и считается четвертой в серии, с нее вполне можно начинать знакомство с Кластерными мирами. А поскольку все это происходит в одной магической вселенной, в будущем вы наверняка узнаете знакомые имена и существ из «Доктора» в новых книгах серии.

Приятного чтения!

Глава 1

Нежить

Они смотрели на гроб моего брата с искренним сочувствием, некоторые даже плакали, и проблема заключалась лишь в одном: все они не были людьми.

Нежить. Они не любят это слово, а я не люблю их. И теперь, пожалуй, сильнее, чем раньше. До этого моя ненависть была отвлеченной, доставшейся мне в наследство, если уж называть вещи своими именами. Но теперь у меня появилась причина охотиться на них, вспомнить, кто я такая – и кем должна была стать, если бы не нелепый каприз моего отца.

Мы с братом были наследниками древнего рода охотников и истребителей нечисти. Наши прапрадедушки умели ставить силки на оборотней, расправляться с драконами и обращать в прах вампиров. Даже в глубину веков не нужно лезть: мой дед посвятил свою жизнь защите людей от чудовищ. Он был одним из лучших в своем деле, его уважали и друзья, и враги. Еще бы: он оставался одним из немногих чистокровных людей, владевших этим ремеслом. Проще говоря, он не умел наращивать дополнительную груду мышц, плеваться ядом, колдовать, а монстров все равно убивал, и это было круто. Он говорил, что охота у него в крови.

Но, очевидно, моему отцу досталась какая-то другая кровь, очищенная и витаминизированная, на основе березового сока. В шестнадцать лет в нем проснулся странный, неведомый клану ген хиппи – по крайней мере, так это вижу я. Папа заявил своему отцу, что охотиться никогда не будет, что среди нелюдей есть милые, хорошие и добрые существа. Да кто ж спорит? Разумных нелюдей хватает, с ними заключено перемирие, никто не собирался на них охотиться. Дед просто не доверял им, презирал – но не трогал же! А папе этого было мало. Он почему-то чувствовал вину перед нелюдями за все, что сделали его предки, и поклялся никогда не брать в руки оружие.

На этом его подростковый протест не закончился. Папа был весьма неплох собой, девушки сами за ним бегали, боролись за его внимание, но брак с обычной человеческой женщиной казался ему слишком банальным. То ли поэтому, то ли по какой другой причине он выбрал в жены самую настоящую ведьму. Дедушку чуть инфаркт не хватил, он за папой по улице с топором гонялся, пока его в психиатрическую лечебницу не забрали – мы ведь живем в мире людей, которые не знали про все эти охотничьи разборки. Когда дед одумался и выписался из больницы, молодоженов уже и след простыл.

Они скрывались по лугам и лесам, пока не родился Леон – мой старший брат. Нет, они не надеялись, что дед сменит гнев на милость. У них даже были опасения, что матерый охотник попытается закатать младенца в трехлитровую банку, просто на всякий случай. Но тут как раз несчастье помогло, как в той присказке: дедушка, уже не молодой, выбрал себе слишком сильного противника. Ту битву он все равно пережил, однако остался прикован к инвалидной коляске до конца дней. Естественно, ни о какой охоте больше речи не шло, о попытке оприходовать папеньку топором – тоже.

Молодое семейство вернулось в особняк деда, жить в маленькой хижине на берегу очень тихой реки им надоело до чертиков, это только в песне звучит романтично. Дед оказался не таким злобным тираном, как они воображали, внука он принял отлично и с нетерпением ждал рождения внучки – я как раз была на шестом месяце своего существования где-то в глубинах матери.

И вот тут маменька охладела. Видимо, она ввязалась во всю эту историю не от большой любви к папе, а чтобы насолить одному из самых известных кланов истребителей нечисти. Как бы то ни было, сразу после родов она собрала пожитки и ушла в закат, так ни с кем и не попрощавшись. Поэтому за свою жизнь я видела ее лишь пару минут, когда меня поднесли к ней сразу после рождения. Похоже, я ее не впечатлила, и она решила, что засиделась на одном месте. Плевать, я все равно ее не помню.

Мы остались в огромном доме вчетвером – я, Леон, папа и дедушка. Несмотря на маменькин фортель, папа продолжал ее любить, он так и не женился второй раз, хотя варианты были. Формально, кстати, он остался в браке с моей маменькой, потому что на развод она не подавала, ее никогда не интересовали человеческие законы.

С тех пор и началась война между папой и дедушкой. Папа пытался убедить нас с братом, что жизнь – сказка, люди – зайки, нелюди – белочки, миру мир, все мы братья. Дедушка, который сам охотиться не мог, жаждал получить наследников не только по крови, но и по духу. Он рассказывал нам правду о нелюдях, которой не было в папиных сказках, и тайно учил драться.

Чем закончилась эта война? В общем-то, ничьей. Мой брат проникся идеями папы и поверил, что мир соткан из радуги, просто не все это видят. Я… Я бы, если честно, и хотела быть такой же, как Леон, но не могла. Во мне жило что-то, чего я не могла понять. Будто огонь пылал в венах, я чувствовала в себе ярость, пока еще спящую, но готовую в любой момент проснуться.

Меня это пугало, я не была уверена, что справлюсь с собой, когда проявится моя истинная природа. А дедушка лишь улыбался:

– Нельзя повязать на волчицу бантик и надеяться, что от этого она превратится в пуделя. Ты другая, ты нашей породы, этого нет у твоего отца и брата.

– Я сомневаюсь, что это правильно.

– Правильно, детка. Это ведь не обязанность, не моя воля, это часть твоей души. Ты можешь уйти от наследия нашей семьи, пожалуйста, твой папочка уже показал, как это легко. Но ты не сумеешь убежать от себя. Хищник, который живет в тебе, сам проснется и погонит тебя в ночь, и ты поймешь, что это правильно. Со мной тоже так было.

А теперь он в инвалидной коляске, один, в постоянных контрах со своим сыном. Не нравилось мне будущее, которое приносил этот внутренний хищник!

И все же проигнорировать слова деда я не могла. Я чувствовала, что он прав: мне легко дышалось только в моменты тренировок, когда я представляла, что передо мной чудовище, и вгоняла серебряный нож прямо ему в грудь. Я по-настоящему жила лишь в те моменты.

Естественно, это беспокоило моих родных – отца и брата. Да и меня тоже! Дедушка, понятное дело, торжествовал и пил текилу за мои успехи. Но я все пыталась разобраться: а не становлюсь ли я сама чудовищем? В чем разница между мной и ими? Они хотят убивать, я хочу убивать. Так может, то, что живет в моей душе, не хищник, а монстр? Я никому не могла сказать об этих сомнениях, потому что заранее знала, что ответят дед и отец. Их мнение было мне известно, оставалось только найти свое собственное.

Время на размышления утекало, мы с братом становились старше, нам предстояло выбрать, какой дорогой мы пойдем. Леон сомнениями не терзался, он хотел помогать всему миру, поэтому, когда он поступил в медицинский университет, никто не удивился. Дед на него и не давил, он давно признал, что его внук ни на кого охотиться не будет, и сосредоточился на мне.

– Ты все равно не сможешь убежать от самой себя, – твердил он. – Ты не будешь счастливой, если позволишь другим делать выбор за тебя.

Агитатор из него был тот еще. Вот только он не понимал, что и сам давил на меня, выплескивал свою волю мне на голову, как ведро холодной воды, и ожидал, что я проникнусь и побегу выполнять его команду. Как будто это так легко – принять жизнь, в которой я буду убивать разумных существ!

Судьба устала ждать, пока я определюсь с профессией, и все решила сама. Незадолго до того, как я окончила школу, папа умер. Он, вечно улыбчивый на этой своей хиппи-волне, никогда ни на что не жаловался, и мы до последнего не знали, что у него рак. Он, может, тоже не знал, и когда болезнь обнаружили, она была на последней стадии.

Болезнь все равно пытались лечить, делали все возможное – вот только возможностей этих было не так много. Ирония в том, что мой отец, пацифист, который даже мух отгонял вежливой просьбой, а не тряпкой, получил худшую участь, чем мой дед, прожженный охотник, который на ценность жизни плевать хотел. Ну и где справедливость, где эта самая карма, которая должна вознаграждать достойных?

Мы с отцом были не слишком похожи, но я его любила. Он вырастил меня, иначе и быть не могло, а теперь он сгорал у меня на глазах. Он и сам знал, что ему осталось недолго, и до того, как все стало совсем плохо, он сказал мне:

– Знаешь, я от этих обезболивающих уже как пьяный. А дальше будет хуже… Я хочу попросить тебя кое о чем сейчас, пока я еще понимаю, что происходит.

– Все, что угодно!

Я и правда была готова на все, как будто так я могла задержать его на этом свете.

– Что угодно – не надо, – мягко улыбнулся он. – Я лишь хочу, чтобы ты не повторяла ошибок моей семьи. Мы веками устраивали праздники на крови и думали, что нам все позволено. То, что происходит со мной сейчас, – расплата за это. Грехи отцов… кто-то же должен был принять их! Но я рад, что это я, и я надеюсь, что этого будет достаточно. Не слушай всю эту болтовню про честь семьи и наследие рода. Живите мирно, дарите любовь и доброту, отрекитесь от насилия. Сначала – ради меня, а потом, когда у вас появятся свои дети, вы поймете, что это ради них тоже. Ты обещаешь мне, Дара?

– Конечно… я обещаю!

Вот так этим обещанием я и направила свою жизнь в то русло, которое моему отцу казалось единственно правильным. Дед, конечно, не одобрил мой выбор, но больше он на меня не давил. Охотники за нечистью всегда уважали свое слово.

Я была уверена, что обратного пути нет – нельзя нарушить клятву, данную умирающему! Поэтому я никому не говорила, что жизнь, выбранная папой, мне не нравится. Дед был прав: я не могла перековать саму себя. Меч создан для сражений, а не для того, чтобы крошить помидорки в салат. Я чувствовала, как хищник, живущий во мне, поднимает голову все чаще. Это сводило меня с ума, я ощущала себя наркоманкой, у которой зависимость появилась еще до первой дозы.

Чтобы не свихнуться окончательно, я сделала брата примером для подражания. Леону воля нашего отца давалась легко, он был счастлив. Может, и я привыкну, если пойду по его стопам? Поэтому я тоже поступила в медицинский. Правда, быть таким же солнечным лучиком, как братец, и улыбаться всему миру я не могла, поэтому выучилась на хирурга – у него пациенты чаще молчат, чем говорят. Но в остальном, врачебное дело далось мне неплохо, лучше, чем я ожидала. Я не боялась крови – однако и проливать ее не хотела.

Пока я училась, Леон умудрился найти такое воплощение мечты нашего отца, что папа, будь он еще жив, точно умер бы от радости. Мой брат стал межвидовым врачом: это такой специалист, который умеет лечить и людей, и нелюдей. Пробиться на этот уровень очень сложно, особенно чистокровному человеку, – и потомку охотников! – но Леон всегда был упрямым, он справился. Поэтому когда я закончила учиться, он получил работу в магическом госпитале.

Вот тогда между нами случилась первая крупная ссора – не только со смерти отца, но и за всю нашу жизнь, мы с ним никогда так не скандалили. Я считала, что его новая работа – это перебор. Да, мы должны уважать волю папы, но это не значит, что нам позволено позорить дедушку и всех наших предков. Леон заявлял, что мои убеждения безнадежно устарели, мы живем не в Средневековье и должны стыдиться того, что творили предыдущие поколения. Я никого стыдиться не собиралась, и оскорбления катились по кругу. В итоге мы пришли к выводу, что я – психопатка, Леон – тряпка, на том и расстались.

Я поселилась в доме дедушки и стала работать хирургом в обычной человеческой больнице. Леон уехал в кластерный мир Эпиона, где его приняли на должность терапевта – единственного человека на все отделение, насколько мне известно.

Кластерные миры – это, вообще-то, очень любопытная штука. Так называется маленький замкнутый мир, созданный с помощью магии. Колдовская пелена отделяет это пространство от внешнего мира, ограждает его от посторонних, и там нелюди могут быть собой, ни от кого не скрываясь. Технически, кластер все равно находится в пределах внешнего мира, но внутри он разительно отличается от своего окружения. Например, кластерный мир может быть расположен в пустыне, а в нем текут реки и суши совсем немного. Или он находится в воздухе, а внутри построены средневековые замки. Общая черта у кластеров была всего одна: все они находились в местах, куда обычные люди, не связанные с магией, не забредают.

Ну и конечно, раз они созданы магией, то и управляются магией. Кластерных миров сотни, если не тысячи, и все они принадлежат нелюдям. Поэтому и Леон поступил на службу к нелюдям; узнав об этом, дед заявил, что старший внук для него умер, и вычеркнул моего брата из завещания.

Я была не столь категорична. Прошло время, мой гнев улегся, и я заскучала по брату, но не настолько, чтобы принять его новую жизнь. Между нами установилось странное и хрупкое перемирие: мы созванивались раз в месяц, говорили минут пятнадцать, делали вид, что все нормально и никакой ссоры не было. Однако от того доверия, что объединяло нас в детстве, ничего не осталось. А что делать? Взрослый мир не знает жалости.

Леон не скрывал, что ему нравится Эпиона. Этот кластерный мир был полностью отдан под больницу, больше там ничего не было, кроме разве что общежития для персонала. Место, где установлено перемирие, где разные виды живут в согласии… в общем, для нового представителя хиппи нашего семейства это был рай.

Брат не делился со мной подробностями, как в детстве и юности, потому что знал – мы стали разными, слишком разными. Но по отдельным фразам и намекам я понимала, что у него все хорошо. Он нашел друзей, он прекрасно ладил с пациентами, он отлично зарабатывал, а еще я начала подозревать, что у него появилась девушка. И судя по основному населению Эпионы, его девушка вряд ли была человеком, так что дедуле лучше было не знать об этом, да и я не была уверена, что все пойму правильно. Поэтому я была даже благодарна Леону за его молчание.

Мой брат проработал в Эпионе два года, а потом мне сообщили о его смерти.

Когда мне впервые сказали об этом, я просто не могла поверить. О таких вещах не шутят ни люди, ни нелюди, однако я отказывалась принимать такую правду. Мой брат умер? Мой молодой, здоровый, сильный, жизнерадостный брат мертв? Как такое вообще возможно? Нет, не может быть!

Я спросила. Они ответили.

Леон покончил с собой. Никто не знал, почему, но он это сделал. Однажды он забрался на крышу главного корпуса больницы и бросился вниз. Это заметили из окон, поспешили ему на помощь, однако спасти не сумели – смерть была мгновенной, он расшиб голову о камни.

Его коллеги убеждали меня, что для них это тоже шок. Леон до последнего оставался дружелюбным и приветливым, он не был похож на того, кто готовится свести счеты с жизнью. Да и зачем? Причин не было, у него все шло хорошо! К тому же, в Эпионе раз в год всех сотрудников проверяли на психологическую устойчивость, и мой брат прошел эту проверку за четыре месяца до смерти. Получается, тогда он был здоров, а теперь вдруг поддался помешательству?

В это я поверить не могла. Даже когда я немного пришла в себя и снова начала мыслить здраво, я не готова была принять версию с самоубийством. Может, мы с братом и не общались два года, но до этого мы прожили вместе всю жизнь, я знала его! Такие люди, как Леон, сотканы из жизни, энергию смерти в нашем роду унаследовала я. Мне нужно было понять, что с ним случилось на самом деле.

Его хотели похоронить на Эпионе, там было собственное маленькое кладбище, но я настояла, чтобы тело вернули во внешний мир. Мне нужно было осмотреть его, разобраться, что с ним произошло. Да и потом, не должен потомок охотников, пусть и отказавшийся от оружия, покоиться в колдовском мире, неправильно это.

Помню, когда я впервые увидела мертвого отца, у меня в душе все замерло. Этот образ въелся в мою память, прожег ее насквозь, чтобы возвращаться ко мне в ночных кошмарах. С Леоном все было гораздо хуже, и не только потому, что я надеялась никогда не видеть брата мертвым. Если отца я видела спокойным, уже омытым, лежащим среди белых простыней, то моя встреча с братом, первая за два года, произошла в холодном морге. Он лежал передо мной на металлическом столе, уже вскрытый и зашитый, нагой, как будто искусственный, а я должна была изучать его.

Я не хотела. В какой-то момент желание развернуться и уйти стало настолько сильным, что я едва не поддалась, и мне лишь чудом удалось справиться с ним. Меня не было рядом с Леоном, когда он нуждался во мне. Я должна хоть как-то искупить свою вину перед ним, и не важно, насколько плохо мне будет.

Мне казалось, что все станет очевидным при первом же осмотре: я ведь врач, я сразу обнаружу то, что проклятые нелюди от меня скрыли! Вот только они ничего не скрывали. Тело моего брата было именно таким, каким и должно быть. Он умер от повреждений, полученных при падении с крыши, других травм я не обнаружила. Не похоже, что он боролся с кем-то перед смертью, что его заволокли на эту крышу. Нет, он просто шагнул вниз – и через пару секунд был мертв.

Но почему? Почему, Лео? Я смотрела на родное лицо до тех пор, пока слезы не застилали глаза, потом на пару секунд жмурилась, чтобы смахнуть их, и смотрела снова. Не знаю, какие ответы я надеялась так получить. Боль и отчаяние разрывали мне душу изнутри, а еще – ярость. Та самая ярость, которую я так упорно подавляла со смерти отца, рвалась наружу.

Леон доверял проклятой нежити. Он посвятил свою жизнь помощи существам, которые этого не достойны. Он считал их равными, он лечил их, а не людей. А чем они отплатили ему? Они или убили его, или довели до самоубийства, иначе и быть не могло. Они в этом виноваты, а еще – я.

Потому что я его сестра, единственная семья, что у него оставалась. Леон никогда не ладил с дедом и не мог поговорить с ним по душам, но со мной-то мог! Если бы я сама не отгородилась от него, не замкнулась в своей нелепой обиде. Возможно, если бы мы доверяли друг другу, как раньше, он бы не пошел на такой шаг, а обратился ко мне за помощью!

Теперь это все не важно. Вернуть его нельзя, можно только отомстить. Именно этим я и собиралась заняться.

Похороны моего брата проходили во внешнем мире, но его коллеги все равно явились. Они ничем не отличались от людей, они умели маскироваться, а значит, умели лить фальшивые слезы и изображать сочувствие. Я кивала, когда они подходили ко мне с соболезнованиями, но не верила ни единому слову. Они не уберегли моего брата, кто-то в Эпионе убил его – и кто-то ответит.

В тот же день я подала прошение о практике в Эпионе. Я не могла работать там, потому что никогда не изучала межвидовую медицину. Но ведь именно так ее и изучают, так начал свой путь Леон! Сначала человек или нелюдь получает высшее образование среди своих сородичей, а потом поступает в интернатуру какой-нибудь больницы, открытой для разных видов.

Правда, до этого все равно нужно пройти специальные курсы, чего мне не хватало. Однако для меня сделали исключение, уже на следующий день я получила приглашение в Эпиону. Это не удивило и не умилило меня. То, что нелюди пошли мне навстречу, казалось мне доказательством их вины: они знают, что убили Леона, и пытаются очиститься. Но этого недостаточно! Тот, кто довел его до самоубийства, должен умереть.

Кровь за кровь – так живут охотники за нечистью. Нет, я не собиралась нарушать слово, данное отцу, и отказываться от медицины. Но я должна была разобраться в смерти своего брата.

Я рассказала деду о своем скором отъезде. Он принял эту новость спокойно, словно по моим глазам понял, ради чего я еду туда на самом деле, хотя я ему не говорила, жалела старика.

– Они будут лгать тебе, – предупредил он. – Как лгали ему. Ложь – их сущность.

– Я знаю. Я помню все, чему ты меня учил.

Я и правда помнила: я не прекращала тренировки и после смерти отца. Я убеждала себя, что делаю это лишь для того, чтобы порадовать деда, и иногда почти верила в это. Я не думала, что его уроки пригодятся мне так скоро.

– Хорошо, – улыбнулся дед. Устало улыбнулся, без веселья или злорадства, по нему смерть Леона ударила даже больнее, чем по мне, насколько это вообще возможно. Он вдруг отчетливо понял, как мало осталось от его семьи и всего нашего клана: только я да он. – Тогда иди и отомсти за нашего мальчика.

Глава 2

Охотница

Ключ к удачной маскировке – это вера в собственную ложь. Когда входишь в стан врага, ты должна быть убедительной, ведь там хватает тех, кто хочет сожрать тебя, порвать тебя когтями, превратить тебя в безмозглого голема… принцип, думаю, понятен. Я отправлялась в Эпиону не как очередная дурочка-стажерка, которой хочется спасти весь мир, у меня была собственная миссия. Но если о ней узнают, меня в лучшем случае вышвырнут вон, а в худшем нам с Леоном достанется двойное надгробье.

Поэтому для того, чтобы выжить в кластерном мире, мне нужно было строго разделить себя на двух Дар, каждая из которых должна была искренне верить в то, что она говорит и делает.

Первая Дара Сотер – это сестра всем известного доктора Леонида Сотера, такая же милая, приветливая и дружелюбная, как он. Может, немного бледная и печальная от недавнего горя, но все равно готовая помогать всем живым существам. Эта Дара хотела любить весь мир, восхищаться им, и я собиралась позволить ей это.

Вторая Дара Сотер была внучкой своего деда, охотницей, презирающей нелюдей. Я не планировала убивать всех подряд, только тех, кто был виновен в смерти брата. Но это не значит, что я собиралась делить нелюдей на плохих и хороших. Я ни на секунду не забывала, насколько они опасны, поэтому я не собиралась заводить там друзей. К счастью, это и не требовалось: в общежитии все жили по одному, а с другими интернами мне достаточно было просто иногда здороваться. Я никогда раньше не вела двойную жизнь и не притворялась кем-то другим, но дед сказал, что для хорошего охотника это важное умение, так что я не могла его подвести.

Я знала, как проходят путешествия через магические порталы, но только в теории. Никакие книги не могли подготовить меня к моменту, когда передо мной открылись сияющие двери. Умом я понимала, что это простейшее заклинание, Леон пользовался такими десятки раз, но они никогда не вредили ему. Однако инстинкты били тревогу, мне не хотелось делать последний шаг в эту слепящую пустоту. Что, если я отличаюсь от своего брата? Ген охотника во мне сильнее, портал это не примет, и в пункт назначения я попаду грудой неаппетитного фарша… Не та судьба, на которую я рассчитывала!

Я понимала, что это бред, полный бред, но мне потребовалась вся сила воли, чтобы войти в этот проклятый портал.

Вопреки моим ожиданиям, не было ни падения, ни тряски, ни прочих ужасов, описанных в учебниках. Я будто прошла через очень густой туман, да еще и подсвеченный изнутри. Шла недолго, всего несколько шагов, и мое путешествие закончилось так же внезапно, как началось: очередное облако тумана исчезло с моего пути, и я оказалась на залитой солнцем площадке.

Свет был настолько ярким, что он ненадолго ослепил меня, и я инстинктивно закрыла глаза рукой. Хотя от чего я защищалась – непонятно: в лазурном небе надо мной не было солнечного диска, только сияние, такова особенность всех кластерных миров.

Скоро зрение вернулось ко мне, и я сумела осмотреться. Я стояла на просторной площадке, чем-то напоминающей вертолетную. Она была полностью засыпана мелким фиолетовым гравием, чуть поблескивающим в лучах несуществующего солнца. Прямо передо мной раскинулось новое здание, покрытое приглушенно-желтой штукатуркой, а у меня за спиной, где пару мгновений назад сиял портал, теперь мягко шелестело море. Путь во внешний мир был закрыт.

Мне и не хотелось убегать. Мир Эпиона оказался вовсе не пугающим – никаких черных облаков и всполохов между ними, никакого зловещего замка, в котором умирают несчастные пациенты. Не знаю, откуда взялся этот образ, потому что Леон мне ничего подобного не говорил. Напротив, он всегда хвалил Эпиону, и теперь я понимала, почему.

Это был солнечный, светлый мир, наполненный теплым морским ветром и ароматами цветов. Желтое здание не позволяло мне разглядеть, что находится за ним, зато я видела море, песчаный пляж, изумрудную траву и яркие цветочные клумбы. Здесь было хорошо и спокойно, и если не смотреть в небо, можно было подумать, что я не попала в кластерный мир, а приехала на юг, отдыхать.

Оглядевшись по сторонам, я обнаружила, что я на площадке не одна: меня встречали двое мужчин. Один из них не отличался от человека, хотя, конечно, обращал на себя внимание – он был огромен. Почти двухметрового роста, медвежьей комплекции; он бы напугал меня, если бы не добродушное выражение лица и очаровательная улыбка. Взгляд искристых голубых глаз был полон сочувствия и симпатии, и я не сомневалась, что он рад моему прибытию. Его волосы, в прошлом черные, теперь были почти выбелены сединой, хотя он не был стар – думаю, ему было не больше пятидесяти, а скорее всего, и того меньше.

А вот второй мужчина оказался настолько же отвратителен мне, насколько приятен был первый. Он был на две головы ниже того здоровяка, хотя это не делало его карликом, просто невысоким. Худой, но с выступающим животом, смуглый от солнца, кареглазый, темноволосый, уже заметно полысевший в относительно юном возрасте: ему было лет тридцать пять. Все это было не важно для меня, мой взгляд скользил от небольших козлиных рожек, венчавших его высокий лоб, к козлиным же ногам. Сатир, конечно. А по сути – козлина: пока я смотрела на него, он оценивающе разглядывал меня, и я прекрасно видела, где задерживаются его масляные глазки. Я читала о сатирах многое, и хорошего там почти не было.

К счастью, со мной заговорил не он. Первым ко мне подошел похожий на медведя дядька и осторожно пожал своими лапищами мою руку.

– Дара, здравствуйте! Примите еще раз мои соболезнования.

Я сразу же узнала его голос – и невольно вздрогнула. Именно этот голос пару недель назад сообщил мне о том, что моего брата больше нет. А значит, передо мной стоял Эрмин Тонанс, главный врач больницы.

Естественно, он тоже не человек – человеку бы не позволили возглавить Эпиону. Но, глядя на него, я никак не могла угадать, к какому виду он относится.

– Спасибо, но, если вы не против, я бы не хотела пока говорить о брате, – вздохнула я, отводя взгляд.

Это было чистой правдой. Мне было больно даже думать о Леоне, а говорить – тем более. Особенно с теми, кто, возможно, был виновен в его смерти. Пока я не разберусь, что с ним произошло, под подозрением остаются все.

– Конечно, я все понимаю, – смутился Эрмин. – Я не берусь даже представить, через что вы проходите. Но я все равно бесконечно рад, что вы с нами, нам всегда нужны молодые талантливые врачи. Это Флор Уинслоу, распорядитель общежития.

Сатир, обрадованный тем, что его представили, сделал шаг вперед. Судя по взгляду, он ожидал, что я протяну ему руку, которую он смог бы эффектно поцеловать. Да конечно! Я не собираюсь лишний раз дотрагиваться до того, кто воздействует на людей феромонами.

– Рада знакомству, – только и сказала я.

– Взаимно, – подмигнул мне Флор. Вот уж кто даже не собирался изображать траур!

– Путешествие вас не сильно утомило? – поинтересовался Эрмин.

– Нет, все в порядке.

– Приятно слышать. Тогда я предлагаю сделать вот что… Ваша интернатура начнется завтра, первый день мы всегда оставляем на адаптацию. Поэтому позвольте Флору отнести багаж в вашу комнату, а я пока покажу вам Эпиону. Это очень маленький мир, прогулка не займет много времени.

– Буду вам бесконечно признательна!

На самом деле, расклад был не такой уж идеальный: не хотелось мне отдавать свои вещи этому козлоногому типу. Он по всем параметрам походил на тех извращенцев, что натягивают на голову женские трусики или бегают голыми по парку! Но не могла же я сказать об этом… Да и потом, я понимала, что у главного врача не так много свободного времени. Возможно, это мой единственный шанс получить его в провожатые. Если бы я отказалась сейчас, потребовала время на отдых, завтрак и прочие удовольствия, он бы наверняка прислал вместо себя кого-нибудь другого.

Поэтому я позволила Флору утащить куда-то мои чемоданы, а сама отправилась с Эрмином. Мы вошли в желтое здание, но внутри не задержались, пересекли холл и вышли в другую дверь. По сути, эта постройка служила такими же вратами в Эпиону, как и фиолетовая площадка.

– Мы сейчас в общежитии, – пояснил Эрмин. – Почти все наши сотрудники живут здесь, у некоторых есть места для сна в больничных корпусах. Работа в Эпионе не позволяет путешествовать во внешний мир каждый день, но это нормально, почти со всеми кластерными мирами так.

Общежитие у них было роскошное – в классическом стиле, однако новое и современное. Здесь все оформили в теплых пастельных тонах, полы были выложены мрамором, на стенах я видела картины и подставки с магическими сферами – электричества в кластере не было, к этому мне еще предстояло привыкнуть.

Я знала, что комната, в которой жил мой брат, заперта и не тронута – меня заверили, что я смогу лично забрать его вещи. Там все было так, как он оставил, а значит, я могла получить ценнейшие улики в своем расследовании. Оставалось только набраться смелости и войти туда – а я пока не могла. Поэтому я и сосредоточилась на экскурсии, которую устроил для меня Эрмин.

Это был удивительно красивый мир, и я начинала понимать, почему Леон отзывался о нем с таким восхищением. За главными дверями общежития начиналась широкая дорога, вымощенная шоколадного цвета брусчаткой. По обе стороны от нее поднимались живые стены из розовых кустов, покрытых крупными цветами всех оттенков красного – я раньше не видела таких нежных бархатных лепестков, каждый из них был настолько совершенен, что без магии тут наверняка не обошлось, но такая магия не коробила даже меня. Их насыщенный аромат переплетался с соленым ветром, он парил над этим миром, совсем как небо, лишенное солнца.

Дорога вела к главному корпусу больницы, и если общежитие лишь стилизовали под старину, то больница была несомненно старой – огромный замок, выстроенный из серых и бежевых камней. Однако она поддерживалась в отличном состоянии, ни о какой ветхости и речи не шло.

Высокое здание с пятью этажами. Здание, убившее моего брата. Я перевела взгляд на покрытую черепицей крышу и невольно вздрогнула, подумав о том ужасе, который Леон испытал в последние секунды жизни. Говорят ведь, что большинство самоубийц, прыгающих с большой высоты, разочаровываются в своем решении во время полета, а исправить ничего не могут. Для моего брата все обстояло еще хуже: падая вниз, он понимал, что у него только что украли жизнь.

Да, я отказывалась верить, что Леон на самом деле покончил с собой.

Эрмин заметил мою реакцию и понял ее правильно.

– Вы познакомитесь с больницей завтра, – мягко сказал он. – Сейчас я просто покажу вам этот мир, нам не обязательно заходить внутрь.

– Спасибо…

Я и правда не готова была войти, только не сегодня. Но мы все равно подошли ближе, и я заметила, что главная дорога упирается в двери больницы, а до этого от нее ответвляется небольшая дорожка, тоже мощеная брусчаткой, скользит через розовые кусты и подводит к отдельному входу в башню, примыкающую к замку.

– А что там? – спросила я.

– Отделение доноров. Пациентам для прогулки нужно обязательное позволение врачей, мы очень внимательно за этим следим, а вот наши доноры здоровы, они не пленники, поэтому могут гулять когда им угодно.

Я слабо представляла, зачем тут живут доноры, но решила пока не спрашивать. Леон упоминал, что Эпиона во многом отличается от человеческих больниц, и теперь мне предстояло познакомиться с этими отличиями.

Как и обещал Эрмин, мы не стали заходить внутрь, вместо этого мы обошли замок по кругу. У этого места была удивительная атмосфера покоя, и хотя я ни на секунду не забывала о том, что здесь погиб мой брат, запах роз и шелест волн усмиряли мою ярость.

Со стороны башни больница почти вплотную примыкала к морю. Нужно было лишь пересечь ярко-зеленую лужайку – и ты уже на пляже.

– Внешняя граница кластерного мира находится в море, – предупредил меня Эрмин. – Поэтому не волнуйтесь, вы ее точно не пересечете.

Спорный момент, конечно, – хорошо это или плохо. С одной стороны, человек вроде меня, не умеющий использовать порталы, мог бы сбежать через эту границу во внешний мир. А с другой стороны, это мало помогло бы мне, если бы я упала прямиком в жерло вулкана. Я понятия не имела, где расположена Эпиона, поэтому предпочитала не рисковать.

За больницей обнаружился высокий сосновый лес, светлый, наполненный запахами хвои и смолы. Среди янтарных стволов стелились ковры из мягкого зеленого мха, дальше начинался пляж, и это напоминало мне балтийское побережье.

– Скажите, сколько людей сейчас работает в Эпионе? – полюбопытствовала я, когда мы прогуливались по песчаной тропинке, вившейся между сосен.

– Только вы, дорогая.

– В смысле? Как это возможно?

– Люди нечасто берутся лечить нелюдей, по многим причинам, – признал Эрмин. – Даже те, кто проходит соответствующее обучение, предпочитают остаться во внешнем мире, в кластерах им неуютно. Ваш брат стал первым штатным врачом-человеком, начавшим работать в Эпионе, и мы очень этим гордились. В основном же тут бывают люди-интерны, но сейчас их нет.

Да уж, Леон был единственным – а протянул всего два года. Вот поэтому мне нельзя расслабляться, поддаваясь красоте этого мира, я должна понять, что здесь не так.

С другой стороны больницы раскинулась роща цветущих акаций. Удивительное дело, но при таком обилии ароматов в этом небольшом мирке они не смешивались, не давили, не вызывали головокружение. Все было продумано так, что на розовой аллее ты дышишь розами, в лесу – соснами, а в этой роще правил бал тонкий и сладкий запах акаций, которым наполняли воздух белые облака цветов. Сами акации были почти такими же высокими, как сосны, и очень старыми. За их черными стволами и пушистыми кронами просматривалось здание – поменьше, чем больница, но такое же древнее. От главного корпуса к нему тянулась дорожка, вымощенная гладкими черно-серыми камнями. Она начиналась от бокового входа и была далеко от главной дороги, а значит, ходить здесь можно было не каждому. Я хотела идти по ней, но Эрмин мягко остановил меня, положив свою массивную ручищу мне на плечо.

– Не стоит, – сказал он. – Мы оба знаем, что вы пока не готовы даже к главному зданию, а туда вам и подавно не нужно заглядывать.

– А что там?

– Морг.

Вот так, значит… Оказалось, что у Эпионы, которую я уже представляла островом, были плохая и хорошая половины. На хорошей были построены общежитие и больница, где помогали остаться в живых. На плохой половине располагались морг, отделение для неизлечимо больных и кладбище. Конец игры.

Там мог остаться и мой брат, и хотя последний покой он нашел во внешнем мире, я и правда не желала смотреть на могилы. И снова Эрмин все понял правильно. Он просто рассказал мне, что находится на той стороне, и оставил за мной право идти туда, когда я буду готова.

Он не мог возиться со мной весь день, поэтому мы разошлись. Ему предстояло вернуться к работе, ну а я была свободна до завтрашнего дня. Дел у меня хватало: нужно было разобрать вещи, пообедать, возможно, заглянуть в комнату Леона, хотя я сомневалась, что решусь на это. Но пока я вообще не хотела встречаться с нелюдями.

Упоминание кладбища и морга заставило меня сосредоточиться на том, ради чего я прибыла сюда. Не на замки смотреть и не цветочки нюхать! Я на вражеской территории, никому нельзя доверять; Леон уже поверил им, и к чему это привело?

Проклятые слезы снова жгли глаза, слишком остро я почувствовала, как мне не хватает брата. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя, нужно было одиночество. Поэтому вместо того, чтобы вернуться во владения козлоногого Флора, я отправилась на побережье за сосновым лесом.

Сюда, похоже, мало кто приходил, из окон больницы этот участок пляжа не просматривался, и я была уверена, что мне не помешают. Я села на бело-желтый песок, скрестив ноги по-турецки, и глубоко вдохнула свежий морской воздух. Успокойся, Дара. Да, тебе тяжело сейчас, но ты справишься. Кто, если не ты? А что придется принять одиночество и жить с ним… привыкай, теперь всегда так будет. Леона больше нет, тебе никому нельзя доверять. Не важно, как страшно и сложно тебе будет, ты все выдержишь…

Мой депрессивный аутотренинг был прерван самым бесцеремонным образом.

– Тебе здесь не место, – заявил мужской голос, которого я прежде не слышала. – Так что хватай вещички, пока они не разобраны, и вали обратно к своим.

После елейных речей Эрмина это было настолько неожиданно, что удивление во мне пересилило злость. К тому же, я не слышала, как кто-то подошел ко мне, а это на меня не похоже! Оборачиваясь, я понятия не имела, кого увижу, не знала, что сказать. Когда я обнаружила моего неожиданного собеседника, легче не стало.

Неподалеку от меня стоял молодой мужчина – немногим старше тридцати, как мне показалось. Высокий и подтянутый, в черной кожаной одежде, он больше походил на какого-то солдата, а не на врача или пациента. Кожа золотистая, но не выгоревшая на солнце, как у Флора, а такая от природы, волосы черные и длинные, неровно подстриженные так, что несколько прядей падали на лицо, глаза светлые – серебристо-голубые, сложного оттенка, какого у людей, пожалуй, не бывает. Красивый, зараза! Но красота эта пропала даром, и не потому, что он агрессивный хам, а потому, что мужчина, стоявший передо мной, давно умер.

Нет, я не видела на нем никаких ран – зато я видела сосновый лес сквозь него. Мой собеседник был полупрозрачным, а мои не такие уж скромные познания о мире магии подсказывали, что это отличительная черта тех, чье тело уже покинуло этот грешный мир, а дух почему-то решил задержаться.

– Ты еще кто? – поинтересовалась я. Он первым начал хамить, вот и я не планировала изображать милую девочку.

– Какая разница? Ты все равно здесь не задержишься.

Он подошел ближе. На песке под его ногами не оставалось следов.

– С чего бы это?

– Потому что ты не врач, – пояснил он. – Ты охотница, это часть тебя, ты этого не изменишь.

Вот оно что… Я-то уже испугалась, что этот призрак умудрился прочитать мои мысли, разобрался в моей вендетте и теперь готов защитить Эпиону любой ценой. А он просто решил, что я не туда свернула в карьерном лабиринте!

– Почему ты считаешь, что я охотница?

– Потому что я и сам был воином когда-то, я таких за милю чую.

– Да? Ну так чуйку тебе придется унять, потому что я никуда отсюда не уйду.

Я демонстративно отвернулась к морю, давая понять, что наш разговор окончен. Я только-только отгородилась от мыслей о брате, и от присутствия рядом призрака мне было не по себе. Однако он не спешил уходить, он подошел ближе и тоже сел на песок.

– Так, я не знаю, кто ты и кто тебя грохнул, но это точно была не я, – нахмурилась я. – Или ты нашел цель для своей посмертной жизни: добиться моего увольнения?

– Сомнительная цель, – хмыкнул он. – Вообще-то, обращаясь к тебе, я был уверен, что ты меня не услышишь. Понимаешь ли, каждый призрак – это как отдельная радиоволна. Нас почти никто не видит, исключение составляют разве что медиумы, которые появляются в Эпионе крайне редко. Но иногда бывает, что две души просто существуют на одной волне, и тогда не важно, живые они или мертвые, они могут видеть друг друга. Смею предположить, что это наш случай. За минувший год ты – первый не-медиум, который сумел меня увидеть. А это дорогого стоит, когда ты месяцами говоришь с деревьями, камнями и трупами, потому что больше не с кем. Скажу прямо: ты не в моем вкусе, и не очень-то ты мне нравишься. Но поскольку выбора у меня все равно нет, я не отстану от тебя до тех пор, пока ты в Эпионе.

Елки… Какая-то я все же невезучая.

Глава 3

Болотное чудовище

Я никогда не думала о том, что во мне есть ведьминская кровь. Когда твой дед ненавидит любой вид нечисти, а ты наследуешь от него эту ненависть, признавать такое родство не хочется. Да и потом, я не собиралась колдовать, а в остальном между людьми и ведьмами нет отличий. По крайней мере, так я думала все двадцать семь лет своей жизни. Теперь же я начинала подозревать, что именно благодаря трем каплям ведьминской крови, доставшимся мне от моей беглой маменьки, я могла видеть этого доставучего призрака.

– Это нормально вообще – начинать знакомство с девушкой с признания, что она тебе не нравится? – поморщилась я.

– Я просто честный.

– Теперь понятно, за что тебя убили.

Он и бровью не повел:

– Вообще-то, не за это, но какая уже разница? Меня видишь только ты, так что будем привыкать друг к другу.

– Отстань.

Но избавиться от призрака оказалось сложнее, чем я думала – а думала я об этом ровно столько, сколько знала его. Ему не нужно было даже идти за мной, он просто появлялся на моем пути. При иных обстоятельствах я бы не отказалась от настойчивого внимания со стороны такого красавчика – если бы он был человеком и живым. Но на кой мне призрак нелюдя, да еще и хамоватый?

– В этом общении есть интерес для нас обоих, – заявил он.

– Это какой же? Твой интерес понятен: тебе больше не с кем поговорить, и ты будешь таскаться за мной, чтобы не сойти с ума от одиночества, хотя я вовсе не уверена, что это еще не случилось. Но в чем моя выгода? Зачем мне агрессивная версия Каспера?

– Не напоминай призраку, что он призрак, это неполиткорректно.

– Пожалуйся… хотя кому ты можешь пожаловаться, если тебя никто не видит? – Я уверенно прошла сквозь него, направляясь к общежитию. Мне казалось, что при этом я почувствую хоть что-то – холод или тепло, или влажное облако тумана. Но призрак был таким же неосязаемым, как голограмма.

– Я тебе нужен, потому что ты новенькая здесь и, похоже, мало что знаешь об этом мире. Ты бывала в кластерах раньше?

– Тебя это не касается.

– Значит, нет, – заключил он. – Я на своем веку больше сотни посетил, да и здесь уже несколько лет шатаюсь. Я могу быть тебе полезен.

Вот тут он попал в точку. С таким провожатым мне было бы проще разобраться в смерти Леона, я бы не тратила время на изучение Эпионы. Но для этого мне пришлось бы рассказать призраку, ради чего я здесь на самом деле, а на такое я пойти не могла.

У меня ведь не было никаких доказательств того, что он говорит правду. Ну представился он несчастной заблудшей душой, и что? Я вот вдохновенной стажеркой представляюсь, и прокатывает. Он может врать точно так же, как и я. Что если он вообще не призрак, а не в меру разговорчивое заклинание, которым меня пытаются испытать? Нет уж, спасибо, я не поддамся на такой примитивный трюк.

Мой дед не раз говорил, что люди не должны доверять нежити. А призрак – это самый классический вариант нежити, примера лучше и не найти.

Поэтому я продолжала игнорировать его, а он продолжал мелькать вокруг меня. У самого выхода из соснового леса я не выдержала.

– Слушай, как тебя зовут?

– То есть, ты решила принять мое предложение? – оживился он.

– Нет, я решила проверить, не удастся ли мне изгнать тебя, как демона, зная твое имя.

– Ты – сама доброта. А имени у меня больше нет.

– Что, тебя действительно можно изгнать?

– Нет, – посерьезнел он. – Тот, кому принадлежало это имя, был живым. Ему не приходилось унижаться, гоняясь за человеком, которому он даром не нужен.

Мне стало его почти жаль – но только почти. Я запретила себе эту жалость, равно как и попытки стать на его место. Во-первых, он сам виноват в том, что происходит, он наш разговор не с комплимента начал. Во-вторых, я ведь поклялась не заводить тут друзей, и воображаемых друзей это тоже касается.

– Но мне ведь нужно какое-то имя, чтобы ты точно понимал: я отсылаю вон именно тебя, – указала я.

– А вот мне оно не нужно. Так что тебе надо – ты и придумывай.

Он надеялся меня этим пристыдить или смутить? Размечтался! Я еще раз внимательно осмотрела его, прикидывая, как можно назвать призрака – это ж не собаке кличку дать!

В принципе, он был отдаленно похож на актера Тома Хиддлстона. Актер мне нравился, имя – нет, еще со времен «Тома и Джерри». Так что, учитывая его длинные волосы и общую болтливость, оставался лишь один вариант…

– Локи.

– Да ладно, – фыркнул он. – Ничего умнее не придумала?

– А какое имя, по-твоему, умное, Эйнштейн? Я выбираю то, что мне удобней. Не нравится – говори, как тебя зовут на самом деле.

– Никак.

– Тогда будешь Локи.

Он надулся, но от меня не отстал. Я видела, что это смирение дается ему нелегко, и мне оставалось лишь догадываться, как долго он был тут совсем один, прежде чем дошел до такого состояния. В моей душе снова мелькнула жалость – которую я снова погасила.

Локи – имя трикстера, бога, которому нельзя доверять. Хорошее напоминание для меня, между прочим.

– Тебе со мной просто будет спокойней, – рассуждал он. – Люди в Эпионе бывают редко, и не все отнесутся к этому с восторгом.

– И чем же ты мне поможешь, опытом поделишься? Учитывая, что ты мертв, – нет, спасибо!

– Я тебе подскажу, с кем можно общаться, а от кого лучше держаться подальше. Раз уж ты показательно забыла о вежливости, я тебе тоже скажу честно: человек слаб по сравнению с той публикой, что здесь обитает. Ты будешь смотреть на них и видеть перед собой обычных людей, милых соседей, а они тем временем будут прикидывать, удастся ли им тебя сожрать, когда ты заснешь.

– Локи, сгинь.

– О чем я и говорю: ты совершенно не готова к миру, в который попала!

Вот тут он был не прав: я была готова. Я просто не хотела говорить об этом ему.

Когда мы снова оказались в окружении нелюдей, я украдкой присматривалась к ним, пытаясь понять, видят они Локи или нет. Они и правда его не замечали, так что вряд ли меня хотели разыграть, и это плюс. А еще он вполне мог оказаться моей галлюцинацией, последствием травмы, полученной при пересечении портала, и это минус.

Не зная, что с ним делать, я решила не делать ничего. Он продолжал кружить вокруг меня и убеждать меня в чем-то, а я его просто игнорировала, как белый шум.