Кукловоды. Дверь в Лето (сборник) Хайнлайн Роберт
– Да это всего пятнадцать минут! – Он, похоже, злился и с трудом держал себя в руках, как будто не привык, чтобы с ним спорили. – Вам, сэр, следовало бы знать правила пользования такси в наше время всеобщего дефицита. Вы не имеете права необоснованно забирать общественный транспорт в единоличное пользование! – Он повернулся к таксисту и потребовал: – Водитель! Объясните этому человеку правила!
Водитель вытащил изо рта зубочистку – лишь для того, чтобы заявить:
– А мне все равно. Взял, отвез, привез. Сами разбирайтесь между собой, или я попрошу у диспетчера, чтобы дал мне другого пассажира.
Секунду я стоял в нерешительности, не получая никаких инструкций, затем осознал, что забрасываю свой багаж внутрь и лезу в такси.
– В Новый Орлеан. С остановкой в Мемфисе.
Водитель пожал плечами и просигналил в диспетчерскую. Второй пассажир фыркнул и перестал обращать на меня внимание.
Когда мы поднялись в воздух, он открыл портфель и разложил на коленях бумаги. Я без всякого интереса наблюдал за ним, затем чуть изменил позу, чтобы легче было достать пистолет. И тут этот старикашка мгновенно протянул руку и схватил меня за запястье.
– Не так быстро, сынок, – сказал он, черты лица его изменились, и я вдруг узнал сатанинский оскал самого Старика.
У меня хорошая реакция, но я был в невыгодном положении, вся поступающая информация сначала шла от меня к хозяину, там она осмысливалась, и лишь затем ко мне поступала команда действовать. Насколько велика была задержка – миллисекунда? Две? Не знаю. Но, пытаясь вытащить оружие, я уже почувствовал, как в ребра мне ткнулся широкий ствол лучемета.
– Спокойно.
Другой рукой он прижал что-то к моему боку. Я почувствовал укол, и по всему телу разлилось знакомое теплое оцепенение – «морфей» действует быстро. Меня двжды вырубали этим препаратом, да и давали мне его много раз, так что я знал, как он работает.
Я сделал еще одну попытку достать пистолет и рухнул лицом вперед.
Очень смутно я осознал, что слышу голоса. Они звучали, кружились надо мной какое-то время, прежде чем я начал понимать, о чем они говорят. Меня грубо перевернули, потом кто-то сказал: «Эй, осторожней! А то эта обезьяна тебя цапнет!» Другой голос: «Не беспокойся. У нее перерезаны сухожилия». Снова первый: «Да, но зубы-то у нее остались».
Да, промелькнуло у меня в голове, если кто-то из вас окажется рядом, я непременно укушу. Насчет сухожилий тоже казалось все верно: ни руки, ни ноги меня не слушались. Хотя больше всего раздражало, что меня назвали обезьяной. Это просто непорядочно – обзывать человека, когда он не в состоянии за себя постоять.
Потом я почему-то вдруг всплакнул и снова впал в оцепенение.
– Ну как, сынок, тебе уже лучше?
Старик задумчиво разглядывал меня, облокотившись на спинку кровати. Он стоял по пояс голый, на груди его курчавились седые волосы, а снизу выпирало небольшое брюшко.
– Э-э-э… да, пожалуй. – Я попытался сесть и обнаружил, что не могу двигаться.
Старик зашел сбоку.
– Видимо, можно снять ремни, – сказал он, копаясь с застежками. – Очень не хотелось, чтобы ты поранился или еще что… Вот так.
Я сел, растирая затекшие мышцы.
– А теперь – что ты помнишь? Докладывай.
– Что я помню?..
– Ты был с ними – помнишь? Тебя поймали. Ты помнишь, что происходило после того, как на тебя попал паразит?
Мне вдруг стало страшно, безумно страшно, и я вцепился в постель.
– Босс! Они знают об этом месте! Я сам им сообщил.
– Нет, об этом не знают, – спокойно ответил он, – потому что это не та база, которую ты помнишь. Старую я эвакуировал, когда понял, что ты ушел в самоволку. А об этом местечке, я надеюсь, им ничего не известно. Значит, ты что-то помнишь?
– Конечно помню. Я выбрался отсюда – в смысле, со старой базы – через… – Мысли понеслись вперед, обгоняя слова, и неожиданно я отчетливо увидел, как держу в руке живого влажного хозяина, собираясь пересадить его на спину агенту по аренде.
Меня стошнило прямо на простыню. Старик взял ее уголок, вытер мне губы и мягко сказал:
– Продолжай.
Я с трудом сглотнул и выдохнул:
– Босс, они – повсюду! Город у них в руках.
– Знаю. То же, что в Де-Мойне. И еще в Миннеаполисе, Сент-Поле, Новом Орлеане и Канзас-Сити. Может быть, где-то еще. Я не знаю, я не могу быть везде сразу. – Он поморщился и добавил: – Это как бег в мешках. Мы проигрываем, и очень быстро. Даже в тех городах, о которых нам известно, мы ничего не можем сделать. Это очень…
– Боже! Почему нет?
– Сам сообрази. Потому что «более опытные и мудрые» по-прежнему не убеждены. Потому что, когда паразиты захватывают город, там все остается по-прежнему.
Я уставился на него в недоумении, и Старик поспешил меня успокоить:
– Не бери в голову. Ты – наша первая удача. Первый, кого нам удалось вернуть живым. И теперь выясняется, что ты помнишь, что с тобой происходило. Это очень важно. И твой паразит тоже первый, которого нам удалось поймать и сохранить в живых. У нас появился шанс уз…
Он осекся. Должно быть, у меня на лице читался неприкрытый ужас. Мысль, что мой хозяин жив и может снова мной завладеть, была просто невыносима.
Старик встряхнул меня за плечи.
– Успокойся, сынок, – мягко произнес он. – Ты еще слишком слаб.
– Где он?
– А? Паразит-то? Не беспокойся о нем. Можешь увидеть его, когда захочешь. Он на твоем дублере, орангутанге. Кличка – Наполеон. Под надежной охраной.
– Убейте его!
– Бог с тобой. Он нужен нам живым, для изучения.
Видимо, со мной приключилось что-то вроде истерики, потому что Старик пару раз ударил меня по щекам.
– Соберись! Чертовски неприятно беспокоить тебя, пока ты не выздоровел, но обстоятельства вынуждают. Нам нужно записать все, что ты помнишь, на пленку. Так что соберись и начинай.
Я взял себя в руки и начал диктовать тщательный, подробный отчет обо всем, что мог припомнить. Описал, как снял помещение на складе, как «завербовал» свою первую жертву, затем как мы перебрались оттуда в Конституционный клуб. Старик кивнул:
– Логично. Ты и для них оказался хорошим агентом.
– Ты не понимаешь, – возразил я. – Сам я вообще ни о чем не думал. Знал, что происходит в данный момент, но это все. Будто… ну, будто… – Я замолчал, мне не хватало слов.
– Не важно. Дальше.
– После «вербовки» администратора клуба все пошло гораздо легче. Мы брали их прямо у входа и…
– Имена?
– Да, конечно. Я сам, Гринберг – M. К. Гринберг, Тор Хансен, Дж. Хардвик Поттер, его шофер Джим Уэйкли, служитель в туалетной комнате, коротышка по имени Джейк, но от него пришлось избавиться: хозяин просто не отпускал ему времени позаботиться о самом необходимом. Потом был администратор – я так и не узнал его имени… – Я сделал паузу, перебирая в памяти события того напряженного дня и вечера в клубе, стараясь припомнить всех «рекрутов». – О боже!
– Что такое?
– Заместитель министра финансов!
– Хочешь сказать, вы взяли и его?
– Да. В первый же день. Когда это было? Сколько прошло времени? Боже, шеф, ведь Министерство финансов охраняет президента!
Но я разговаривал с пустотой. На том месте, где сидел Старик, уже никого не было.
Я без сил откинулся на спину. Заплакал, уткнувшись в подушку, и вскоре уснул.
9
Проснулся я с жутким привкусом во рту, с больной головой и смутным предчувствием надвигающейся катастрофы. Но по сравнению с тем, что было раньше, можно сказать, я чувствовал себя отлично.
– Как, уже лучше? – спросил чей-то веселый голос.
Надо мной склонилась миниатюрная брюнетка. Очень даже симпатичная, – видимо, я и в самом деле чувствовал себя лучше, поскольку сразу это отметил. Но одета она была довольно странно: белые шорты, клочок почти прозрачной ткани, чтобы поддерживать грудь, и металлический панцирь, закрывающий шею, плечи и позвоночник.
– Ага, лучше, – согласился я, скривившись.
– Неприятный вкус во рту?
– Как после встречи Балканского кабинета министров.
– Держи-ка. – Она вручила мне стакан с каким-то лекарством. Оно было пряным и слегка обжигало, но неприятный привкус сразу пропал. – Нет-нет, не глотай. Выплюнь бяку, а я дам тебе воды.
Я послушался.
– Меня зовут Дорис Марсден, – продолжала она. – Я твоя дневная сиделка.
– Рад познакомиться, Дорис, – ответил я и снова окинул ее взглядом. – Слушай, а что это за странный наряд? Нет, мне нравится, конечно, но ты выглядишь так, будто из комикса сбежала.
Она посмотрела на свои шорты и хихикнула:
– Я и сама чувствую себя словно девица из кордебалета. Но ты привыкнешь. Я, во всяком случае, привыкла.
– Я уже привык. Это здорово и все такое – но зачем?
– Приказ Старика.
Я вдруг понял, в чем дело, и мне сразу стало хуже.
– А теперь будем ужинать. – Дорис взяла поднос и присела ко мне на кровать.
– Я совсем не хочу ничего есть.
– Открывай рот, – твердо сказала она, – а то я вывалю все это тебе на голову. Вот хороший мальчик!
В перерыве между ложками – пришлось-таки есть в порядке самообороны – я успел выдохнуть;
– Я, вообще-то, ничего. Одна доза «Гиро» – и я встану на ноги.
– Никаких стимуляторов, – категорично ответила она, запихивая в меня следующую ложку. – Специальная диета и отдых, а под конец дня – снотворное. Распоряжение доктора.
– А что со мной?
– Крайнее истощение, длительное голодание и первый случай цинги на моей памяти. А, ну и еще чесотка и вши – но с ними мы уже справились. Теперь ты все знаешь, но если скажешь доктору, что это я проболталась, то я скажу, что ты врешь. А теперь перевернемся на животик.
Я перевернулся на живот, и она стала менять повязки. Похоже, у меня вся спина была в болячках. Мазь поначалу немного жгла, но потом ощущалась прохлада. Обдумав слова Дорис, я попытался вспомнить, как жил при хозяине.
– Не дрожи, – сказала она. – Тебе нездоровится?
– Нет, все в порядке, – ответил я.
Мне действительно удалось унять дрожь и начать все обдумывать спокойно. Насколько я помнил, есть за эти дни мне доводилось не чаще чем раз в два или три дня. Мыться? Попытаюсь вспомнить… черт, за это время я вообще не мылся! Брился, правда, каждый день и надевал свежую сорочку: хозяин понимал, что это необходимое условие маскарада.
Но зато ботинки, насколько я помнил, я ни разу не снимал с тех самых пор, как украл их на старой базе, а они еще вдобавок и малы были.
– Что у меня с ногами? – спросил я.
– Много будешь знать, скоро состаришься, – ответила Дорис. – А теперь перевернись на спинку.
Мне нравятся медсестры: они всегда спокойные, практичные и очень терпеливые. Ночной сестре, мисс Бриггс, с ее вечно недовольной лошадиной физиономией, до малышки Дорис было, конечно, далеко. Впрочем, у нее была прекрасная для женщины ее возраста фигура, крепкая и хорошо ухоженная. Она носила такой же мюзик-холльный наряд, в каком щеголяла Дорис, но никаких шуточек по этому поводу себе не позволяла, и походка у нее была как у гренадера. У Дорис, слава богу, при ходьбе все очаровательно подпрыгивало.
Ночью я проснулся от какого-то кошмара. Мисс Бриггс отказалась дать мне вторую таблетку снотворного, но согласилась сыграть со мной в покер и обчистила меня на половину месячного жалованья. Я пытался вытянуть из нее что-нибудь о президенте, потому что полагал, что к этому времени Старик должен был либо выиграть, либо проиграть. Но это оказалось невозможно. Она делала вид, будто вообще ничего не знает о паразитах, летающих тарелках и тому подобном, и при этом сидела передо мной в наряде, который могла надеть только по одной причине!
Тогда я спросил, о чем говорят в новостях. Она ответила, что в последнее время ей некогда было следить за передачами. А когда я попросил поставить мне в палату стерео-ящик, чтобы я мог ловить последние известия, сказала, что это нужно спрашивать у доктора, который прописал мне «полный покой». Я поинтересовался: и когда же, черт возьми, я смогу увидеть этого самого доктора; а она сказала, что не знает: доктор в последнее время очень занят. Я спросил, как много других пациентов сейчас в лазарете, она ответила, что не помнит. Тут раздался сигнал вызова, и она ушла к другому пациенту.
Пока она ходила, я подтасовал колоду, положил ей на следующую сдачу хорошие карты, не требующие прикупа, – с тем чтобы мне не делать ставку при торге.
Я уснул поздно и проснулся, лишь когда мисс Бриггс хлопнула меня по лицу холодной мокрой мочалкой. Затем она помогла мне приготовиться к завтраку, который принесла сменившая ее Дорис. На этот раз я ел самостоятельно, а за едой попытался выведать у нее какие-нибудь новости, но так же, как и с мисс Бриггс, ничего не добился. Сиделки порой ведут себя так, будто работают не в больнице, а в яслях для умственно отсталых детей.
После завтрака заглянул Дэвидсон.
– Мне сказали, что ты здесь. – На нем были только шорты, и ничего больше, если не считать бинтов на левой руке.
– Это уже больше, чем сказали мне, – пожаловался я. – Что у тебя с рукой?
– Пчела ужалила.
Я не стал развивать тему, раз он не хотел говорить, при каких обстоятельствах его зацепило, – это его личное дело.
– Вчера здесь был Старик. Он выслушал мой отчет и вылетел отсюда пулей. Ты его после этого видел?
– Видел.
– И что? – спросил я.
– Да все нормально. Сам-то как? Психологи уже допустили тебя к секретным материалам?
– А что, кто-то во мне сомневается?
– Да, черт возьми, еще как! Бедняга Джарвис так и не оклемался.
– Серьезно? – Я и думать забыл о Джарвисе. – И как он сейчас?
– Никак. Никто в его голове не копался. Он впал в кому и умер на следующий день после того, как ты сбежал. В смысле – после того, как тебя захватили. Не было никаких видимых причин, просто взял и умер. – Дэвидсон смерил меня взглядом. – Должно быть, ты оказался покрепче.
Я не чувствовал себя «покрепче». Я чувствовал, что вот-вот опять разрыдаюсь, и заморгал глазами, отгоняя подступившие слезы. Дэвидсон сделал вид, будто ничего не заметил, и продолжал говорить:
– Видел бы ты, что тут поднялось, когда ты смылся! Старик рванул за тобой, если можно так выразиться, в одном пистолете и насупленных бровях. Он бы тебя поймал, но его загребла полиция, и пришлось его самого выручать. – Дэвидсон ухмыльнулся.
Я слабо улыбнулся в ответ. Было в этой сцене что-то одновременно возвышенное и комичное: Старик в чем мать родила несется спасать мир от смертельной опасности.
– Жаль, я это пропустил. А что еще случилось в последнее время?
Дэвидсон пристально посмотрел на меня и сказал:
– Подожди минуту.
Он вышел из палаты, но вскоре вернулся.
– Старик сказал, что можно рассказывать. Что тебя интересует?
– Все! Что вчера произошло?
– Вот вчера-то меня как раз и прижгли. – Он повел забинтованной рукой. – Повезло еще, потому что троих других агентов убили. В общем, шороху много было.
– Но как это случилось? А президент? У него…
Тут в палату ворвалась Дорис.
– Вот ты где! – накинулась она на Дэвидсона. – Я же сказала тебе оставаться в постели! Тебя должны оперировать в больнице Милосердия прямо сейчас! «Скорая» ждет тебя уже десять минут!
Дэвидсон встал, улыбнулся ей и ущипнул за щечку здоровой рукой.
– Без меня все равно не начнут.
– Ну же, скорее!
– Иду.
Они пошли к двери.
– Эй! – выкрикнул я. – А что с президентом?
Дэвидсон оглянулся через плечо:
– С ним-то? С ним все в порядке, ни единой царапины.
И он ушел.
Через несколько минут вернулась рассерженная Дорис.
– Пациенты! – произнесла она так, будто это бранное слово. – Я ему должна была двадцать минут назад укол сделать, чтоб подействовал еще до больницы. А сделала, когда он в машину садился.
– Что за укол?
– А он не сказал?
– Нет.
– Мм… В общем-то, никакого секрета тут нет. Ему левую кисть ампутируют и пересаживают новую.
– Ого!
Теперь он, подумал я, уже не расскажет, чем кончилось, потому что увидимся мы не скоро: когда руку пересаживают, это не шутка; его дней десять под наркозом продержат. Я вдруг вспомнил о Старике: а он-то выжил в этой передряге? Да конечно выжил, напомнил я себе, Дэвидсон переговорил с ним, прежде чем хоть что-то мне рассказать.
Но это вовсе не значит, что он, например, не ранен. Я снова решил попытать Дорис:
– А что со Стариком? Он тоже в больнице? Или раскрыть эту тайну будет против ваших священных правил?
– Слишком много разговариваем, – ответила она. – У вас по расписанию второй завтрак и сон.
С ловкостью профессионального фокусника она извлекла откуда-то стакан молочно-белой жижи.
– Рассказывай, девчонка, не то я выплюну эту гадость тебе в лицо.
– Старик? Ты имеешь в виду шефа Отдела?
– Кого же еще?
– Он не в больнице, по крайней мере не в этой. – Она передернула плечиками и поморщилась. – Не приведи господь такого пациента.
В этом я с ней не мог не согласиться.
10
Еще дня два или три меня держали в постели и обращались со мной как с ребенком. Впрочем, я не возражал: последние несколько лет мне просто не доводилось отдыхать по-настоящему. Вероятно, меня держали на транквилизаторах; я заметил, что каждый раз после еды меня клонило в сон. Болячки заживали, и вскоре Дорис мне позволила – точнее, приказала – выполнять легкие упражнения, не покидая палаты.
Потом как-то заглянул Старик.
– Ну-ну, симулируешь, значит?
Я вспыхнул:
– Какая неблагодарность, черт побери! Достань мне штаны, и я тебе покажу, кто симулирует.
– Остынь. – Старик посмотрел мою больничную карту, потом сказал Дорис: – Сестра, принесите этому человеку шорты. Я возвращаю его на действительную службу.
Дорис набросилась на него, как рассерженная наседка:
– А теперь слушайте меня! Вы, может, и большая шишка, но здесь ваши приказы не имеют силы. Если лечащий врач…
– Хватит! И выдайте ему какие-нибудь подштанники. Когда придет доктор, отправьте его ко мне.
– Но…
Старик подхватил ее на руки, поставил лицом к двери и, хлопнув по попке, сказал:
– Быстро!
Она вышла, шипя и фыркая, как рассерженная кошка, и вскоре вернулась – но не с моей одеждой, а с доктором. Старик оглядел их и мягко заметил:
– Док, я послал ее за штанами, а не за врачом.
Тот ответил довольно сухо:
– Я был бы вам признателен, если бы вы не беспокоили моих пациентов.
– Он уже не ваш пациент. Он мне нужен, и я возвращаю его на службу.
– Да? Сэр, если вам не нравится, как я справляюсь со своими обязанностями, я могу подать в отставку немедленно.
Старик упрям, но знает, когда нужно отступить. Он тут же сдал назад:
– Прошу прощения, сэр. Иногда я слишком занят своими проблемами и забываю следовать стандартным процедурам. Не будете ли вы так любезны обследовать этого пациента? Если его можно вернуть на службу, он нужен мне как можно скорей.
У доктора на щеках заиграли желваки, однако он лишь коротко ответил:
– Разумеется, сэр.
Он демонстративно изучил мою карту, затем заставил меня сесть на кровати и проверил мои рефлексы. Лично мне показалось, что они были довольно вялыми. Потом он задрал мне веко, посветил в глаз фонариком и заявил:
– Ему еще потребуется время, чтобы восстановить силы… Но можете его забирать. Сестра, принесите пациенту одежду.
«Одежда» состояла из шорт и ботинок. Я был одет куда основательней, когда носил больничный халат. Но окружающие были одеты точно так же, и, признаться, при виде людей с голыми плечами, без паразитов, у меня на душе становилось спокойнее. О чем я сразу сказал Старику.
– Лучшая защита, которая у нас есть, – проворчал он. – Хотя контора теперь смахивает на пляж, полный курортников. Если мы не справимся с этой нечистью до зимы, нам конец.
Старик остановился у двери со свежей надписью: «БИОЛОГИЧЕСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ. НЕ ВХОДИТЬ!»
Он распахнул дверь.
Я попятился:
– Куда это мы идем?
– Взглянуть на твоего дублера, на обезьяну с твоим паразитом.
– Так я и думал. Мне это ни к чему, да и смысла никакого… Нет, спасибо! – Я почувствовал, что меня трясет.
Старик остановился на пороге.
– Послушай, сынок, – терпеливо сказал он, – тебе нужно преодолеть свой страх. И лучший способ – это встретиться с ним лицом к лицу. Знаю, тебе нелегко. Я сам тут провел несколько часов, просто глядя на эту тварь и пытаясь привыкнуть к ее виду.
– Ты ничего не знаешь, откуда тебе знать! – Меня колотило так, что пришлось опереться о дверной косяк.
Он посмотрел на меня:
– Да, видимо, когда поносишь на спине паразита, это все воспринимается по-другому. Джарвис… – Он вдруг оборвал себя.
– Ты чертовски прав, именно по-другому! И ты меня туда не затащишь.
– Нет, я не стану этого делать. Что ж, очевидно, врач был прав. Возвращайся, сынок, и ложись обратно.
Я понял, что Старик на меня не злится. Его голос звучал скорее печально. Он отвернулся и переступил порог лаборатории.
И сделал еще три или четыре шага, прежде чем я позвал:
– Босс!
Старик остановился и повернулся ко мне с непроницаемым лицом.
– Я иду, – добавил я.
– Может быть, не стоит?
– Справлюсь. Просто это трудно… вот так сразу… Нервы…
Старик участливо взял меня под локоть и повел, будто девушку на прогулке. Мы прошли еще одну запертую дверь и очутились в помещении с влажным теплым воздухом. Там в клетке сидела обезьяна.
Ее тело удерживал на месте металлический каркас. Руки и ноги безвольно висели, словно она не могла ими управлять, – так оно и было, как я узнал позднее.
Когда мы вошли, обезьяна вскинула голову и поглядела на нас. На мгновение в ее глазах вспыхнули ум и ненависть. Затем огонь угас, и они стали просто глазами бессловесного животного. Животному было больно.
– С другой стороны, – тихо сказал Старик.
Я бы не пошел, но он все еще держал меня под руку. Мы двинулись в обход клетки. Обезьяна следовала за нами взглядом, но ее тело надежно удерживал каркас. Зайдя сзади, я увидел…
Хозяин. Тварь, которая бог знает сколько времени ездила у меня на спине, говорила моим языком, думала моим мозгом. Мой хозяин.
Читать бесплатно другие книги:
