Кукловоды. Дверь в Лето (сборник) Хайнлайн Роберт
– Спокойно, – тихо сказал Старик. – Спокойно. Ты привыкнешь к нему. – Он сжал мою руку. – Отвернись ненадолго, это помогает.
Я так и сделал, и это действительно помогло. Не так чтобы сильно, слегка. Я несколько раз глубоко вздохнул и задержал дыхание. Сердцебиение немного успокоилось, и я заставил себя повернуться и взглянуть на паразита.
Ужас, собственно, вызывает не сам его вид. Да, они мерзкие и уродливые, но не больше, чем слизь в пруду, и не такие отвратительные, как личинки, копошащиеся в мусоре.
И дело не в том, что ты знаешь о способностях паразитов: то же самое чувство я испытал и в первый раз, еще до того, как узнал, что это за твари. Я попытался объяснить свои мысли Старику, и он кивнул, не отрывая взгляда от паразита.
– Да, – сказал он, – у других то же самое. Безотчетный страх, как у птицы перед змеей. Возможно, это их основное оружие. – Он отвел взгляд в сторону, словно даже его железные нервы не выдерживали такого зрелища.
Я тоже не трогался с места, заставляя себя привыкать и пытаясь удержать завтрак внутри. Говорил себе, что теперь хозяин уже не страшен, что он ничего не может мне сделать. Затем отвел глаза и обнаружил, что Старик за мной наблюдает.
– Ну как? Уже легче?
Я посмотрел на хозяина.
– Немного, – сказал я и с ненавистью добавил: – Но больше всего на свете я хочу его убить. Хочу убить их всех! Я бы всю свою жизнь убивал и убивал этих тварей. – Меня опять затрясло.
Старик серьезно посмотрел на меня, затем протянул свой пистолет:
– Держи.
Я не сразу понял, в чем дело. Своего оружия у меня не было, поскольку мы пришли сюда прямо из больничной палаты. Я взял пистолет и бросил на Старика вопросительный взгляд.
– Э-э-э… зачем?
– Ты же хочешь ее убить. Если тебе это нужно, вперед. Убей. Прямо сейчас.
– Ха! Но ты же говорил, что тварь нужна для изучения.
– Нужна. Но если ты считаешь, что должен ее убить, убей. Это ведь твой хозяин. Если для того, чтобы вновь стать человеком, ты должен ее убить, не стесняйся.
Вновь стать человеком. Мысль звучала в мозгу как набат. Старик знал, какое мне нужно лекарство. Я уже не дрожал. Оружие, готовое извергать огонь и убивать, лежало в ладони как влитое. Мой хозяин…
Я убью его и вновь стану свободным человеком. Если хозяин останется в живых, этого никогда не произойдет. Мне хотелось уничтожить их всех, отыскать и выжечь всех до единого, но первым делом – этого.
Мой хозяин… останется моим хозяином, пока я его не убью. У меня было жуткое и кристально ясное ощущение, что, если нас оставят с ним наедине, я не смогу даже пошевелить пальцем, что я замру и буду покорно ждать, пока он заползает ко мне на спину, снова устраивается между лопатками, нащупывает мой позвоночник и овладевает моим мозгом и всем моим естеством – до самой последней капли.
Но теперь я мог его убить!
Уже без страха, с переполняющим меня ликованием я прицелился.
Старик по-прежнему смотрел на меня.
Я опустил оружие и неуверенно спросил:
– Босс, положим, я убью этого паразита. А другой есть?
– Нет.
– Но ведь он нужен.
– Да.
– Тогда… Черт, зачем ты дал мне пистолет?
– Ты сам знаешь. Если тебе нужно, убей. Если сумеешь обойтись, тогда им займется Отдел.
Я должен был выстрелить. Даже если мы убьем всех остальных, пока будет жив этот, я так и не перестану трястись в темноте от страха… А что касается других, то в одном только Конституционном клубе можно взять сразу дюжину. Убью этого – и мне уже ничего не страшно: я сам поведу туда группу захвата. Учащенно дыша, я снова поднял пистолет.
Затем отвернулся и кинул его Старику. Тот поймал оружие на лету и спросил:
– В чем дело?
– А? Не знаю. Когда я уже совсем собрался нажать на спуск, мне стало достаточно просто знать, что я могу это сделать.
– Я тоже так решил.
На душе у меня стало тепло и спокойно, словно я только что убил мужчину или переспал с женщиной – словно я действительно прикончил эту тварь. Я смог повернуться к ней спиной и даже не злился на Старика за то, что он тут устроил; вместо этого я чувствовал признательность.
– Я же понял, что ты все подстроил, черт бы тебя побрал! Ну и как тебе роль кукловода?
Но Старик не принял шутки. Вместо этого он очень серьезно сказал:
– Это не про меня. Самое большее, что я когда-либо делал, – это выводил человека на ту дорогу, по которой он сам хотел бы идти. А настоящий кукловод – вот он. – И Старик ткнул пальцем в паразита.
Я обернулся.
– Да… – согласился я, – это настоящий кукловод. И ты даже не представляешь, насколько точно угадал. И, босс… надеюсь, ты никогда об этом не узнаешь.
– Я тоже на это надеюсь, – ответил он серьезно.
Теперь я мог смотреть на хозяина без содрогания. Мне даже захотелось с независимым видом засунуть руки в карманы, вот только у шорт никаких карманов не было.
– Босс, – сказал я, по-прежнему не отводя взгляда от паразита, – если от него что-нибудь останется, когда вы с ним закончите, – я его убью.
– Заметано, – сказал он.
Нас прервал человек, который неожиданно влетел в лабораторию. В шортах и в белом лабораторном халате, он выглядел довольно по-дурацки. Это был не Грейвс, я этого парня не знал. Кстати, Грейвса я больше никогда не видел: наверно, Старик его просто съел.
– Прошу прощения, шеф, – выпалил он, подбегая, – я не знал, что вы здесь! Я…
– Да, я здесь, – перебил его Старик. – Почему в халате? – Его пистолет выскочил из кобуры и нацелился парню прямо в грудь.
Тот уставился на пистолет с таким выражением, будто происходящее показалось ему неудачной шуткой.
– Э-э-э… Так я же работал. Не ровен час, обольешься чем, а там у нас растворы бывают…
– Снять!
– Что?
Старик повел пистолетом и скомандовал мне:
– Приготовься.
Парень торопливо скинул халат и стиснул его в руках, нервно кусая губы. На плечах ничего не было, красной сыпи на спине тоже.
– Теперь ты возьмешь этот халат и к чертовой матери сожжешь, – приказал Старик. – А затем вернешься к работе.
Залившись краской, парень шмыгнул к двери, но у порога остановился, зыркнул на меня и спросил Старика:
– Шеф, вы уже готовы к этой… э-э-э… процедуре?
– Скоро буду. Я дам знать.
Парень открыл было рот, потом закрыл его и вышел. Старик, тяжело вздохнув, убрал пистолет и проворчал:
– Вот так всегда. Отдаешь приказ. Зачитываешь вслух. Заставляешь каждого под ним расписаться. И что толку? Можно даже вытатуировать приказ на их хиленьких цыплячьих грудках, и все равно найдется какой-нибудь умник, который считает, что его это не касается. Ученые!
Последнее слово он сказал с той же интонацией, с какой Дорис говорила свое «Пациенты!».
Я снова повернулся к своему бывшему хозяину. Вид его по-прежнему вызывал у меня отвращение, но теперь оно сопровождалось обостренным ощущением опасности. И не совсем, по правде говоря, неприятным – словно стоишь на краю пропасти.
– Босс, – спросил я, – что вы собираетесь с ним делать?
Он посмотрел на меня, а не на слизня:
– Я собираюсь его допросить.
– Допросить? Но как вы… То есть обезьяна же не…
– Да, обезьяна говорить не может. Нам придется найти добровольца. Человека.
Когда смысл его слов наконец дошел до меня и я представил себе эту картину, ужас охватил меня почти с прежней силой.
– Ты сошел с ума. Ты не имеешь права так поступать – даже с добровольцами!
– У меня есть это право, и я это сделаю. Мы сделаем все, что потребуется.
– Вы не найдете добровольцев!
– Одного уже нашли…
– Да ну! И кто же это?
– …но я не хотел бы использовать того человека. Мне нужен другой.
Сама мысль об этом казалась мне отвратительной, и я не стал скрывать своих чувств.
– Доброволец он или нет, это все равно грязное дело. Ладно, один у вас есть, но второго такого психа вы долго искать будете.
– Возможно, – согласился Старик. – Но я все же не хотел бы использовать первого добровольца. А допрос нам необходим, сынок: мы ведем войну при полном отсутствии разведданных. Мы в действительности ничего не знаем о нашем враге, не можем вести с ним переговоры, не знаем, откуда он и что им движет. Мы должны это выяснить, потому что на кону существование человечества. Говорить с паразитом можно только через человека. Значит, так мы и сделаем. Но мне по-прежнему нужен доброволец.
– Ладно, только меня от этого увольте!
– Я не могу тебя уволить.
Я сказал это наполовину шутя, но он ответил таким тоном, что я чуть заикаться не начал.
– Ты… да ты с ума сошел! Нужно было убить эту заразу, когда ты дал мне свой пистолет. Знал бы заранее, что ты задумал, так бы и сделал. Но чтобы я добровольно позволил снова посадить паразита себе на спину – нет уж, спасибо, натаскался!
Он продолжал гнуть свое, словно меня и не слышал:
– Кто угодно тут не подойдет. Нужен человек, который сможет это выдержать. Джарвис, как оказалось, был недостаточно крепок, сломался. А про тебя мы знаем, что ты на это способен.
– Я? Да вы ни черта не знаете! Все, что вы знаете, – это то, что один раз я после этого выжил. Я… Еще одного раза мне не выдержать.
– Возможно, это тебя убьет, – спокойно сказал Старик. – Но у тебя больше шансов остаться в живых, чем у кого-либо еще. Ты вошел в эту дверь и вышел из нее, теперь ты обязан уметь повторить этот фокус, стоя на голове. Если взять кого-то другого, я рискую потерять агента.
– С каких пор это начало тебя беспокоить? – усмехнулся я.
– Я даю тебе последнюю возможность решить: согласен ли ты на эксперимент, зная, что это необходимо, что у тебя больше всех шансов и что пользы от тебя будет больше, чем от других, потому что у тебя уже есть опыт? Или ты предпочитаешь, чтобы вместо тебя рисковал своей психикой и своей жизнью какой-то другой агент?
Я попытался объяснить ему, что у меня на душе. Что я не боюсь умереть – в смысле, боюсь не больше обычного. Но мысль о том, что я умру, находясь во власти паразита, была просто невыносима. Почему-то мне казалось, что такой смертью я заранее обрекаю себя на бесконечные муки в аду. Еще хуже была перспектива ощутить прикосновение слизняка – и не сдохнуть тут же на месте. Однако я не мог выразить это словами – не существовало слов, описывающих то, с чем человечество раньше не сталкивалось. И поэтому я просто пожал плечами:
– Можешь меня уволить, но есть какие-то пределы тому, что человек в силах вынести. Я не соглашусь.
Он повернулся к интеркому на стене.
– Лаборатория, – сказал он, – мы начинаем эксперимент прямо сейчас. Поторопитесь!
– А кто объект? – донеслось из динамика, и я узнал голос парня, который только что тут был. – От этого зависит размер сбруи.
– Первый доброволец.
– Это для которого станок поменьше? – с сомнением спросил голос.
– Да. Тащите сюда.
Я двинулся к двери.
– Куда это ты собрался? – резко спросил Старик.
– Куда подальше! – огрызнулся я. – Я в этом не участвую.
Он сграбастал меня и одним движением развернул обратно – словно был на голову выше и на пару лет моложе, чем я.
– Нет, ты никуда не идешь. Ты знаешь об этих тварях больше всех, и твои советы могут быть полезны.
– Отпусти меня.
– Ты останешься – либо по своей воле, либо я прикажу тебя связать, – раздраженно сказал Старик. – Я сделал скидку на болезнь, но твои фокусы мне надоели!
У меня уже не осталось сил спорить.
– Валяй, ты здесь главный.
Лаборанты вкатили в комнату кресло на колесиках, хотя, по правде сказать, этот предмет обстановки больше напоминал электрический стул: ремни для запястий, локтей, лодыжек и колен, крепления у пояса и груди, но спинка была срезана, чтобы плечи жертвы оставались открытыми.
Кресло установили рядом с клеткой обезьяны, затем убрали заднюю стенку клетки и ближнюю к нему боковую панель. Обезьяна наблюдала за приготовлениями внимательным, настороженным взглядом, но ее конечности по-прежнему безвольно свисали. Тем не менее, когда открыли клетку, мне снова стало не по себе, и я остался на месте только из опасения, что Старик действительно прикажет меня связать.
Лаборанты отошли в сторону и стали ждать, очевидно готовые начать работу. Открылась дверь, и в комнату вошли еще несколько человек, среди них Мэри.
Я растерялся. Мне очень хотелось ее увидеть, и я пытался отыскать ее через медсестер, но они или действительно не знали, кто она, или получили на этот счет какие-то распоряжения. Теперь мы наконец встретились, но при таких обстоятельствах… Черт бы побрал Старика! Ну зачем приглашать на такое «представление» женщину, пусть даже женщину-агента? Должны же быть какие-то рамки!
Мэри бросила на меня удивленный взгляд, затем кивнула. Я ответил таким же кивком – время было не для светских бесед. Выглядела она отлично, как всегда, только очень серьезно. На ней был такой же наряд, как у сиделок, – шорты и полоска ткани на груди, но без этого нелепого шлема и без панциря на спине.
Остальные в этой компании были мужчины в таких же шортах, как на мне и Старике. Они принесли записывающую и стереоаппаратуру и еще какие-то приборы.
– Готовы? – спросил начальник лаборатории.
– Да, поехали, – ответил Старик.
Мэри подошла к металлическому креслу и села. Двое лаборантов опустились на колени и занялись зажимами на ногах. Мэри завела руки за спину и расстегнула крючки, позволив своей ленточке упасть, оставив ее спину голой. Я смотрел на происходящее в морозном оцепенении, словно угодил в кошмар. Потом схватил Старика за плечи, отшвырнул в сторону и, подскочив к креслу, раскидал лаборантов.
– Мэри! – крикнул я. – Вставай! Скорее!
Старик выхватил пистолет и навел на меня.
– Прочь от нее! – приказал он. – Вы трое, взять его и связать!
Я посмотрел на пистолет, потом на Мэри. Она ничего не говорила и не двигалась – ноги у нее уже были пристегнуты, – просто смотрела на меня полным сочувствия взглядом.
– Ладно, Мэри, вставай, – сказал я внезапно севшим голосом. – Мне захотелось посидеть.
Они убрали кресло, в котором сидела Мэри, и прикатили другое, побольше. Ее кресло мне не подходило: их сделали точно по фигуре. С застегнутыми ремнями ощущение было такое, будто меня залили в бетон. И сразу же начала нестерпимо чесаться спина, хотя к ней пока еще ничто не прикасалось.
К этому времени Мэри в комнате уже не было. Я не заметил, сама она ушла или ей приказал уйти Старик, да это, похоже, и не имело значения. Когда приготовления закончились, Старик подошел, положил руку мне на плечо и тихо сказал:
– Спасибо, сынок.
Я промолчал.
Я не видел, что они делали с паразитом, потому что это происходило у меня за спиной. Я видел, что они принесли с собой устройство, сделанное, похоже, из дистанционного манипулятора для работы с радиоактивными материалами. Не сомневаюсь, они задействовали именно эту штуку. Мне это было не настолько интересно, чтобы пытаться посмотреть, даже если бы я мог повернуть голову.
Обезьяна только один раз взревела, а потом завизжала, и кто-то крикнул: «Осторожней!»
Затем наступила мертвая тишина, словно все затаили дыхание…
Потом что-то влажное коснулось моей шеи – и я потерял сознание.
Очнулся я со знакомым ощущением звенящей во мне энергии. Я понимал, что здорово влип, но с осторожностью начал просчитывать варианты спасения. Страха не было. К существам, собравшимся вокруг меня, я испытывал презрение и не сомневался, что в конечном счете как-нибудь их перехитрю.
– Ты меня слышишь? – громко спросил Старик.
– Разумеется, – ответил я. – Незачем орать.
– Ты помнишь, зачем ты здесь?
– Разумеется, помню. Вы хотели задать какие-то вопросы. Чего же вы ждете?
– Что ты такое?
– Ну, это совсем глупый вопрос. Просто посмотри на меня: во мне шесть футов и один дюйм, мышц больше, чем мозга, вес…
– Это не ты. Ты знаешь, к кому я сейчас обращаюсь – к тебе!
– В угадайку играем?
Старик ответил не сразу.
– Ты ничего не выиграешь, притворяясь, будто я не знаю, кто ты такой…
– Увы, но ты и в самом деле не знаешь.
– …или, точнее, будто я не знаю, что ты – паразит и сейчас разговариваешь, используя тело человека. Я изучал тебя все то время, что ты жил на теле обезьяны. И то, что я узнал, дает мне преимущество перед тобой. Во-первых, – он принялся загибать пальцы, – тебя можно убить. Во-вторых, ты чувствуешь боль. Тебе не нравятся удары электрическим током, и ты не выносишь температур, которые способен вынести даже человек. В-третьих, ты беспомощен без своего носителя. Я могу снять тебя с этого человека, и ты умрешь. В-четвертых, ты ничего не можешь сделать без своего носителя, а он сейчас бесполезен. Проверь-ка ремни на прочность и не делай глупостей. Так что ты или будешь отвечать на наши вопросы, или умрешь.
Я слушал вполуха. Я уже проверил ремни, без особой надежды, но и без особого страха, и обнаружил, как я и ожидал, что порвать их действительно невозможно. Но это меня нисколько не тревожило, я не чувствовал ни беспокойства, ни страха, только какое-то отстраненное удовлетворение оттого, что вернулся к хозяину, что свободен от проблем и внутренних конфликтов. Мое дело было служить ему – и только, а дальше будь что будет. А пока я должен был следить за ситуацией, готовый в любой момент выполнить свою работу.
Один ремень на лодыжке вроде был затянут слабее остальных: возможно, мне удастся вытащить ногу… Затем я проверил еще раз ремни на руках. Может, если полностью расслабиться…
Сразу последовали указания – или я сам принял решение: в такой ситуации это одно и то же. Никаких разногласий между мной и хозяином не было: мы думали и действовали как одно целое. Короче, инструкции это были или собственное решение, но я знал, что побег сейчас не удастся. Обводя комнату взглядом, я пытался определить, кто из присутствующих вооружен. Возможно, только Старик: значит, уже легче.
Где-то в глубине души затаилось ноющее чувство вины и отчаяния, знакомое лишь слуге, действующему по воле инопланетного паразита, но я был слишком занят, чтобы переживать.
– Итак, – продолжал Старик, – ты будешь отвечать на мои вопросы или придется тебя заставить?
– Какие вопросы? – спросил я. – До сих пор я не слышал ни одного вразумительного вопроса.
Старик повернулся к лаборанту:
– Дай мне щекоталку.
Я не почувствовал тревоги, хотя и не понял, что именно он попросил. Я все еще был поглощен проверкой ремней. Если удастся как-то подманить его поближе, чтобы пистолет оказался в пределах досягаемости, и если при этом я сумею высвободить одну руку, тогда я смогу…
Он сунул прут куда-то мне за спину, и я почувствовал дикую боль. Свет в комнате погас, словно кто-то щелкнул выключателем, и на один бесконечный миг меня скрутила адская судорога. Боль расколола меня на кусочки, и на мгновение я потерял связь с хозяином.
Затем боль схлынула, оставив после себя только обжигающее воспоминание. Но не успел я собраться с мыслями, как связь между нами восстановилась, и я снова оказался в безопасности во власти моего хозяина. Но в первый и единственный раз за всю мою службу меня охватило беспокойство: его дикий страх и боль отчасти передались и мне.
Я посмотрел вниз и увидел алую струйку, бьющую из моего левого запястья. В пылу борьбы я порезался о зажим. Это не имело значения: я оторвал бы себе руки и ноги и убежал бы оттуда на истекающих кровью культях, если бы мог таким образом спасти своего хозяина.
– Ну как, понравилось? – спросил Старик.
Паника, овладевшая было мной, схлынула, я снова наполнился беззаботным ощущением благополучия, но по-прежнему не терял бдительности. Запястья и лодыжки тоже уже не болели.
– Зачем ты это сделал? – спросил я. – Разумеется, ты можешь причинить мне боль, но зачем?
– Отвечай на мои вопросы.
– Задай их.
– Что ты такое?
Ответ появился у меня не сразу. Старик уже потянулся за разрядником, когда я услышал свой собственный голос:
– Мы – народ.
– Народ? Какой народ?
– Единственный народ. Мы изучили вас и знаем вашу жизнь. Мы… – Внезапно я замолчал.
– Продолжай, – мрачно приказал Старик и повел в мою сторону разрядником.
– Мы пришли, – продолжил я, – чтобы принести вам…
– Принести что?
Я хотел говорить: стержень разрядника покачивался ужасающе близко. Но мне не хватало слов.
– Чтобы принести вам мир, – вырвалось у меня.
Старик фыркнул.
– Мир, – продолжал я, – и удовлетворение… и радость… радость подчинения… – Я снова запнулся: «подчинение» было неправильным словом, я мучился, словно пытался говорить на скверно выученном иностранном языке. – Радость, – повторил я, – радость… нирваны.
Это было правильное слово. Я почувствовал себя собакой, которую погладили по голове за то, что она принесла палку, – весь извивался от удовольствия.
– Давай уточним, – задумчиво сказал Старик. – Вы обещаете, что, если человечество капитулирует перед вашим видом, вы будете заботиться о нас и сделаете нас счастливыми. Правильно?
– В точку!
Старик смерил меня долгим взглядом, но смотрел не в лицо, а куда-то поверх моего плеча, а затем сплюнул на пол.
– Знаешь, – произнес он медленно, – нам, человечеству, уже не раз предлагали такую сделку, хотя, наверное, не в таком грандиозном масштабе. Из этого никогда ни черта не выходило.
Я наклонился вперед, насколько позволяла сбруя.
– Попробуй сам, – посоветовал я. – Это очень быстро, и тогда ты поймешь.
На этот раз он взглянул мне в глаза:
– Может, мне так и следовало поступить. Может, я обязан испытать это не на… испытать это на себе. Не исключено, что когда-нибудь испытаю. Позже. А сейчас, – Старик вновь заговорил быстро и деловито, – сейчас ты будешь отвечать на мои вопросы. Если будешь отвечать сразу и правильно, ничего с тобой не случится. Будешь медлить, я увеличу ток. – И он помахал разрядником.
Я съежился, почувствовав поражение. На какое-то мгновение мне показалось, что он согласится, и я уже начал планировать побег.
– А теперь, – продолжал он, – откуда ты прибыл?
Ответа не было… Я не испытывал желания отвечать.
Разрядник придвинулся ближе.
– Издалека! – выпалил я.
– Это не новость. Говори откуда? Где ваша основная база, ваша родная планета?
У меня не было никакого ответа. Старик подождал немного, затем сказал:
– Видимо, придется подстегнуть твою память.
Я тупо следил за ним; в голове – ни единой мысли. Но тут к нему обратился один из помощников.
– Что? – переспросил Старик.
– Возможно, здесь какая-то семантическая проблема, – повторил тот. – Различия в астрономических понятиях.
– Откуда? Паразит знает столько же, сколько знает его носитель. Это мы уже доказали. – Однако он опустил разрядник и задал вопрос по-другому. – Ладно. Солнечная система-то уж тебе точно знакома. Ваша планета внутри или вне Солнечной системы?
Я помедлил, потом ответил:
– Все планеты – наши.
Старик выпятил губу и задумчиво произнес:
– Интересно, что ты имеешь в виду… Впрочем, ладно. Пусть хоть Вселенная целиком. Но где ваше гнездо? Откуда прилетели корабли?
Мне нечего было ему ответить, и я не отвечал. Сидел молча.
Тут Старик неожиданно сунул мне за спину электрод – и я ощутил короткий сокрушительный удар боли.
– А теперь говори, черт бы тебя побрал! С какой вы планеты? С Марса? Венеры? Юпитера? Сатурна? Урана? Нептуна? Плутона? Калки?[12]
Когда он называл очередную планету, я видел их воочию – а ведь я ни разу не бывал вне Земли дальше космических станций. И когда он назвал правильный ответ, я мгновенно это понял, но мысль будто выдернули из меня, едва она возникла.
– Говори! – продолжал он. – Или отведаешь кнута.
– Ни с одной из них, – услышал я свой собственный голос. – Наш дом находится гораздо дальше. Вам никогда его не найти.
Он посмотрел поверх моего плеча, потом заглянул мне в глаза: