Ученье – свет, а богов – тьма Жукова Юлия
Пока я прикидываю, нужны ли мне ещё одни аметистовые серьги или всё-таки не жадничать и послать их Сашкиной жене, Азамат вылавливает из мешка зип-пакет с клубком чёрной пряжи.
– Гляди, кто-то прознал, что ты гобелен Учоку плетёшь, – говорит муж, протягивая мне пакет. – Это нитки для него.
– Откуда ты знаешь, что именно для гобелена? – удивляюсь я.
– А ты посмотри, на что намотаны.
Я разглаживаю пакет и присматриваюсь. Из клубка торчат деревянные голова, хвост и лапы какой-то птицы, похожей на ворону.
– Бормол, что ли? – спрашиваю.
– Ага, бормол, которым призывают благосклонность бога, – подтверждает Азамат. – Учок-хон вороном перекидывается, это его птица, вот тебе и чёрная пряжа – на гобелене воронов выплетать.
– Погоди, а откуда кто-то может знать про гобелен, если я его начала плести перед самым отъездом сюда, а эти мешки у нас лежат уже пару месяцев как минимум?
Азамат задумчиво пожимает плечами.
– Может, я и не прав и это просто совпадение, но мне легче поверить, что подарок от знающего или от духовника, который заглянул в будущее.
Я возвожу очи горе.
– Этого ещё не хватало, мало мне и так мистики вокруг. Ладно, если ты считаешь, что подарок безобидный, я его использую. А пока пошли спать, вон у нас дети уже дрыхнут в обнимку.
Кир с Алэком и правда являют собой элемент узора на ковре, поблескивая камушками.
Фотограф является через минуту после того, как часы в кухне кукукнули полдень. Он молодой, деловитый и нарядно одетый, только поверх меховых штанов с узорными вставками натянуты серые наколенники, видимо, на случай если придётся ползать по полу в поисках ракурса. На Азамата он смотрит с откровенным ужасом – тот вышел с кухни по локоть в крови, потому что занимался там разделыванием очередной туши, и почти сразу ушёл обратно. Ко мне у юноши в глазах читается интерес. А остальных он просто не замечает.
– Будьте здоровеньки, – здоровается он в несколько фамильярной манере, стряхивая снег с сапог притопыванием на коврике. – Что ж вы так дворников-то распустили? Я хотел дом поснимать, а вокруг него всё снегом завалено.
– И вам не болеть, – откликаюсь я и добавляю с покерфейсом: – Хорошо, что вы вокруг дома не пошли, там моя мама сад насадила, если б вы что-нибудь затоптали, она бы с вас скальп сняла.
– Мама? – переспрашивает он с опаской.
– Ну да, – пожимаю плечами я. Слухов о моём происхождении-то никто не отменял.
– Кхм, – прокашливается он. – Ну что ж… Давайте тогда в доме поснимаем, а там, может, вы мне покажете, где можно подойти?
– Кир, покажешь тропинку? – ласково прошу я.
Кир, которого фотограф полностью проигнорировал, кивает и улыбается так хищно, как будто у него там уже заготовлена ловушка на мамонта. Впрочем, я бы не удивилась. Кир не любит, когда его игнорируют.
Фотограф меж тем, не подозревая, какие опасности его подстерегают, раздевается, достаёт наладонник и принимается там что-то отмечать.
– Предлагаю начать с гардеробной, – наконец изрекает он.
– С чего? – моргаю я.
– Ну, где вы одежду храните?
– В шкафу.
Тут уже моргает фотограф.
– Вы основную часть в столице держите, да? – догадывается он.
Я прикидываю.
– Да нет, примерно пополам. Ну давайте я вам покажу, чего время тратить.
Фотограф боязливо следует за мной ко встроенному шкафу с шубами и куртками. Взгляд его примерзает к моему прекрасному элегантному лыжному костюму из серебристой термонепромокайки.
– Это… мальчика, да? – с надеждой спрашивает фотограф, кивая на Кира.
– Нет, это мой лыжный костюм, – с гордостью отвечаю я. Костюм и правда очень удачный.
– Может, мы его временно уберём, чтобы в кадр не попал? – робко предлагает фотограф.
– Ещё чего! – возмущаюсь я. – Я его надеваю чаще, чем любую из этих шуб, когда с ребёнком гуляю.
– С ребёнком… – упавшим голосом повторяет фотограф. Потом вздыхает и берёт себя в руки. – Ладно, как вам будет угодно.
После этого всё более-менее идёт как по маслу. Он расставляет треногу, укрепляет свою навороченную технику, лампы, отснимает это свидетельство моего морального падения, а потом и прочие, когда я демонстрирую содержимое остальных шкафов. Непоправимую психическую травму юноше наносит единственная спальня на двоих с мужем, а от вида моего кабинета ему становится всерьёз плохо. Выясняется, что целителей он боится с детства.
– Что же вы взялись за такую работу? – удивляюсь я, снаряжая лазерную пилу. – Знали ведь, что я целитель.
– Да я не думал, что у вас тут всё это хранится. А ч-что вы такое включаете?..
– То, чем я Ирлик-хону руки отпиливала. Будете щёлкать?
Фотограф бледнеет, зеленеет, но аппаратуру расставляет. Кир выглядывает у него из-за спины с любопытством: лазерной пилы он ещё не видал.
После испытания хирургическими инструментами я позволяю трепетному юноше обрести душевный покой, для чего выкладываю перед ним всякое вязанье и вышивание. Кир охотно приносит свою дублёнку и шарф. Гобелены производят на гостя самое неизгладимое впечатление, даже недоделанный с Учоком. Правда, я с утра ещё немножко его помучила, изобразила, как смогла, орнаментального ворона дарёными нитками. Ворон получился жирный и блестящий, несмотря что стилизованный.
Отсняв мою небольшую коллекцию косметики и широкий ассортимент детских игрушек, фотограф наконец-то набирается храбрости зайти на кухню, где Азамат с Ароном при поддержке мелкого и по уши перемазавшись в мясе разбирают остатки вчерашней добычи. Азамат, убрав с лица выбившуюся прядь и оставив на щеке кровавые разводы, басит:
– Прямо сейчас кастрюли поснимать не получится, видите, занято.
Юнош бледнеет так, что того гляди хлопнется в обморок.
– Идите, пока светло, дом снаружи поснимайте. Лошадей, мостки… Кир, проводи?
Кир выскакивает из дома с не меньшим энтузиазмом, чем несчастный гость, едва накинув дублёнку. Азамат посмеивается и качает головой.
– Я чувствую, слухи обо мне в ближайшее время обрастут подробностями.
– Ну ты сам постарался, – замечаю я. – Вам тут не помочь пока? А то мне бы не хотелось откачивать этого слабонервного.
– Да мы сейчас уже закончим. Можешь сунуть что-нибудь в духовку, надо этого мальчика хоть покормить, он ведь наверняка с утра не евши…
– Ты что, разве можно странников прикармливать?! – ужасается Арон. – Потом не отобьёшься.
– Этот ещё пока не странник, – отмахивается Азамат. – Так, личинка.
Фотографа Кир возвращает в виде глазированного печенья. Снег сегодня липкий и мгновенно образует ледышки на шубе.
– Ты чего, с горки на нём катался? – спрашиваю я шёпотом, пока гость развешивает свои меха на сушилке.
– Да нет, – невинно пожимает плечами Кир. – Я ему сказал, типа ты там поосторожней, наст хрупкий, а он как треногой опёрся…
– Ты особенно-то не усердствуй, – шепчу я. – Он тебе ничего плохого не сделал.
– Да я так… – Кир вздыхает и с явным сожалением добавляет: – Больше не буду.
Впрочем, гость недолго дуется. После ужина и горячего чая с перцем и бараньим жиром он совсем благорастворяется, перестаёт бояться Азамата и даже подбивает его на тур по дому – показать, где как балки скрещены, каким макаром канализация подведена и тому подобные инженерные тонкости. Количество галочек в его наладоннике неуклонно растёт.
– Так-с, что у нас тут осталось… – бормочет он, листая свои фотографии в камере. – А, вот что. Хотон-хон, давайте про мебель расскажите, что откуда?
– А я откуда знаю? – удивляюсь я. – Комод в гостиной с Гарнета, а про остальное мужа спрашивайте.
– Как это не знаете? – очухивается фотограф от блаженной неги. – А как же вы подругам хвастаетесь?
– Мебелью? – Я вытягиваю вперёд шею.
Фотограф тоже теряется, видимо, мой вопрос нелеп. К счастью, окончательно упасть в его глазах я не успеваю – на выручку приходит Азамат. Покровительственно кладёт мне руку на плечо и нравоучительно объясняет:
– Я оберегаю свою жену от таких будничных забот, как выбор мебели. Если вам интересно, я расскажу, у какого мастера я что заказывал, но они не брендовые.
– Значит, станут брендовые, – усмехается фотограф. – Рассказывайте.
Когда он наконец отбывает, унося в камере полный фотоотчёт о моём доме, я в шутку интересуюсь у Азамата, достойно ли я держалась и не запрезирают ли меня подданные.
– Вообще достойно, – ухмыляется он. – Вот только с мебелью чуть прокол не вышел. Это же как туфли или платья… Ты не замечала, что на всех ручках клеймо мастера?
– Я думала, это просто узорчик… – развожу руками. – Интервью вообще будет катастрофа.
– Ничего, я тебя в обиду не дам, – подмигивает Азамат и потягивается. – Эх, надо поработать немножко.
Он открывает бук, но вместо экрана продолжает смотреть на меня, а я выползаю из приличного диля, оставшись в лосинах и маечке, потому что дома у нас довольно жарко.
– Тебе эти штанишки очень идут, – замечает муж. – Ты сегодня рано спать ляжешь?
Я встречаю его взгляд.
– Да хоть прям щас!
– Это соблазнительно, но после я точно поработать не смогу, – вздыхает Азамат, отводя глаза. – Так что давай чуток попозже.
– Как скажешь, – пожимаю плечами и сажусь за гобелен.
И опять, как вчера, за этим занятием впадаю в такой ступор, что около полуночи Азамату практически приходится меня будить, а гобелен оказывается закончен.
Глава 4 В которой есть силы женские и человеческие
Алтонгирел является в ночи на казенном унгуце, который тут же отбывает обратно. Я узнаю об этом от Азамата, неохотно вылезшего из тёплой постели, чтобы впустить духовника в дом.
Утром моим глазам предстаёт премилая картина: Алтоша, которому было постелено на диване в гостиной, ночью скатился с дивана и подполз к камину, причем, поскольку у нас дома очень тепло, одеяло он скинул и спит теперь с ним в обнимку, обхватив его руками и ногами, как плюшевого мишку. А спит он, естественно, нагишом, кто бы сомневался.
Алэк у меня на руках очень радуется виду духовничьей попы, показывает на неё пальцем, вяньгает и пытается произнести её название. На звуки из кухни высовывает голову Кир с понимающей ухмылкой.
– Привет, – говорю я, огибая тело в гостиной. – Давно ты любуешься этой инсталляцией?
Кир уже привык, что не понимает половину моих слов, так что даже не переспрашивает, а так, догадывается из контекста. Только мимолётом хмурится.
– Я встал, когда солнце скалу осветило, это где-то час после рассвета. Ну и не стал его трогать, мало ли, может, духовникам так положено.
– А где Азамат-то? – усмехаюсь я.
– Снаряжает унгуц. Собирался после этого вас будить, у меня тут уже и завтрак готов.
– Тогда подержи-ка братца, пойду Алтошу тормошить.
Духовник, понятно, побудке не рад, а когда осознает, в каком виде я его застала, принимается шипеть и фыркать, и занимается этим до самого завтрака. Впрочем, Кирова стряпня его несколько утихомиривает, и, если бы Азамат с Киром весь завтрак не переглядывались и не обменивались намёками про щёчки и персики, Алтоша мог бы и совсем успокоиться.
Алэка мы решаем взять с собой: Арон так и не почтил нас своим присутствием, а мелкий настроен благодушно и не занимает много места, к тому же очень любит летать. Конечно, приют – не лучшее место, куда можно съездить с младенцем, но если его не вынимать из унгуца, то это не так важно.
Утречко выдалось безоблачное, и скоро мы уже парим над разверстыми красными пастями Короула, рассматривая шныряющих мимо птиц и щурясь от сверкающего внизу снега. Даже Алтонгирел временно перестаёт листать книжку и немножко смотрит в окно. Алэк радуется, ползает по сиденью и пытается стянуть у духовника жезл – ещё бы, такая погремушка! Алтоша, впрочем, к детям на удивление терпим и даже не ворчит, хотя жезл убирает.
– Мне-то не жалко, – объясняет он расстроенному Алэку, – но такие вещи никому нельзя трогать, кроме владельца. Даже такому очаровательному зайчику, как ты!
Я тщетно пытаюсь сохранить покерфейс, тем более что Кир на переднем сиденье давится смехом так, что заплевывает лобовое стекло. Азамат с ухмылкой достаёт из бардачка целлюлозную салфетку и протягивает ему.
– Вытирай.
А Алтоша продолжает громовое сюсюканье, не обращая ни на что внимания. О своей книжке он вспоминает, только когда Алэк начинает просить есть и спать, уже в видимости Сиримирна. Когда я приступаю к кормлению, духовник поворачивается всем телом так, чтобы по возможности сидеть ко мне спиной, сгибается в три погибели и утыкает нос в экран читалки, однако от моего взгляда не укрывается пунцовый цвет его ушей.
Мы снижаемся неподалёку от здания приюта. Азамату приходится тщательно маневрировать, потому что из дома высыпает орава детей, и все они под хриплые крики Гхана так и норовят залезть под брюхо садящемуся унгуцу. Я понимаю, конечно, что унгуц – это интересно, но и инстинкт самосохранения какой-то должен быть.
Сам Гхан тоже спешно ковыляет к нам на своей деревяшке, вытаращив глаза так, что иная сова позавидует. Азамат с Киром выпрыгивают за борт первыми, потом я, оставив крепко спящего Алэка в дорожной колыбельке, а следом – величественно – Алтонгирел.
– Что?! – в ужасе выкрикивает Гхан вместо приветствия, и я уже безо всякого дара предсказания знаю, что он скажет дальше. – Обратно привезли?!
Азамат хохочет и приобнимает смущённого Кира за плечи.
– Не-ет, ещё чего! Этого я, раз нашедши, не отдам. Нет, мы тут просто проведать вас решили, посмотреть, как вам живётся при новом порядке, гостинцев привезли…
Лицо Гхана меняется нарочито, как в мультике, из удивлённого в напуганное, и в итоге замирает с выражением едва примаскированной паники.
– В смысле, э-э, проверочку нам решили устроить?
– И это тоже, – невозмутимо басит Азамат. – Я же должен следить, на что уходит бюджетное финансирование.
Меж тем дети, обступившие нас, в отличие от Гхана, услышали про гостинцы и зашептались. Они более-менее всех возрастов, самых маленьких старшие держат на руках. Одеты они странно: поверх лохмотьев навроде тех, что были на Кире, напялены яркие новые куртки и утеплённые штаны, многие не застёгнутые и с болтающимися бирками. Обувь на всех старая, жуткая и залатанная. Кир, сам в своей кислотной куртке, обменивается с несколькими из старших кривыми улыбками. Ему явно неуютно среди бывших однокашников теперь, когда он чей-то, а остальные по-прежнему ничьи.
– Вот, видите, зимнюю одежду закупили, – поспешно отчитывается Гхан. – И провизию кое-какую… Изволите откушать? Вы уж простите, Ахмад-хон, прошлый раз-то я вас не признал…
– Откушать у нас с собой, – прерывает Азамат. – Да что мы тут на улице стоим, пойдёмте в дом побеседуем?
– Э-э, там… дымно… – мнется Гхан. – Печка топится…
– Отчего ж дымно-то? – удивляется Азамат.
Гхан нервно жуёт губу и молчит, так что Кир объясняет за него:
– Там пол просел, и у печки труба до потолка не достаёт, вот и дымит.
– Так вам надо ремонтников вызывать, – кивает Азамат.
– Да, обязательно, вот, найти бы только честных людей…
Гхан продолжает лепетать о сомнительности нравов худульских строителей, а я замечаю, что Алтонгирел как-то насторожённо вертит головой.
– Ты чего? – пихаю я его.
– Тут кто-то есть, – угрюмо шепчет он в ответ.
– Тут около сотни человек, – замечаю я.
Он только отмахивается и продолжает нервно рассматривать окружающий пейзаж, только что ушами не шевелит.
Кир тем временем решает проявить себя как организатор и обращается к старшим:
– Ребят, давайте хоть костерок разведём, там у кострища сесть можно, им же надо где-то поговорить… – Он кивает на Азамата с Гханом.
– Чё, самый главный тут теперь? – цедит невысокий мальчик с разбитой губой.
– Нет, – пожимает плечами Кир, – куда уж мне. А мясо мы можем и обратно увезти, раз тут жарить не на чем.
Его расчёт оправдывается – при слове «мясо» парень сглатывает и решает отложить выяснение отношений на потом.
– Слышь, Чубарый, давай костёр разводить! – кричит он в сторону сараев.
Из ближайшего высовывается рыжий веснушчатый и сильно раскосый парень, видимо, детёныш горца. Видуха та ещё, я понимаю, почему горцы считаются некрасивыми.
– Чой-то, – отзывается Чубарый, – дрова лишние завелись?
– Мясник мясо привёз, – ухмыляясь поясняет парень с разбитой губой. И оборачивается к Киру с победным видом.
Кир поджимает губы и явно сдерживается, чтобы не врезать.
– Ты, Мухортик, дыру-то прикрой, я ведь и приласкать могу, – шипит он.
– Ой-ой! – пугается Мухортик и отходит на два шага, оттаскивая за рукава хихикающих товарищей. – Вот щас обещанное-то и сбудется!
– Заткнись, баран! – шёпотом рявкает Кир, оглядываясь на Азамата. Тот в нескольких шагах от нас занят разговором с Гханом и смотрит в другую сторону, ничего не замечая.
Я чувствую себя довольно неловко: в чём суть конфликта – непонятно, и вроде надо бы ребёнка поддержать, но и чтобы его не задразнили потом маменькиным сынком.
– Давайте только без драк, – хмуро требую я наконец. – Лучше наоборот, если кто приболел или ушибся, вставайте в очередь к унгуцу, я целительница, всех полечу.
– Чур, я первый, у меня вот губа! – выкрикивает Мухортик (не знаю, правда, это имя или обзывательство), тыча пальцем в болячку.
– К унгуцу, – киваю я.
Мухортик только заносит ногу для спринта, как Кир хватает его за локоть.
– Стой. Первой пойдёт Зеленуха, мы ради неё сюда прилетели. Где она?
– О-о-о-о! – тянут несколько глоток. – Так ты любовницу свою спасать приехал?
Я морщусь, ожидая фонтан эмоций, но Кир реагирует на удивление спокойно: корчит рожу и переспрашивает:
– Так где?
– Не знаю, если до конюшни доползла, то там, а нет, так по дороге в снегу валяется, – пожимает плечами Мухортик.
– Все, кто лечиться, к унгуцу, – мрачно говорю я. – Младшие пойдут первыми.
Мой энтузиазм по поводу спасения несчастных сирот как-то улетучился.
Кир времени не теряет и уже скачет по глубокому снегу за угол, туда, где проходит кратчайший путь от дома к сараям. Я, неловко приподняв полы диля и шубы, хрупаю за ним. Исследовав дорожку, Кир исчезает за скрипучей дверью одного из сараев и тут же снова высовывается оттуда.
– Здесь!
Я без энтузиазма протаптываю траншею в том направлении.
В сарае чудовищно воняет навозом, аж глаза слезятся. Проморгавшись в темноте, я различаю двух небольших и очень мохнатых лошадёнок и стог сена, у подножия которого светится Кирова кислотная куртка. Попытка дышать в этой газовой камере приводит только к приступу кашля.
– Тащи её в унгуц, – выдавливаю я. – Тут ничего не видно.
И выскакиваю на улицу дышать.
Кир появляется через минуту. Как истинный джентльмен, он отдал свою куртку даме, но на большее его не хватило: даму он несёт через плечо, как мешок с картошкой. Ладно, дольше будет жонглировать, он-то по снегу бегает быстро, это я плетусь.
– Это та девочка? – спрашивает Азамат, когда я прохожу мимо. Они с Гханом движутся в ту сторону, где непоцарапанные дети разводят костёр.
– Она самая, пойду печальных осматривать.
– У нас печальных нету! – встревает Гхан. – У нас все здоровые! Если кто прикидывается, гоните в шею!
– Не волнуйтесь, я, как говорится, не первый раз зам… э-э, то есть не первый раз на таком выезде, с симулянтами обращаться умею.
Азамат поднимает на меня бровь и уводит Гхана, пока не разогнал мне весь контингент. К тому времени, как я добираюсь до унгуца, Кир уже расположил свою подружку на переднем сиденье, прибавил нагрев печки и закрыл спящего Алэка фильтрующим пологом, чтобы к нему никакая зараза не попала.
– Вот, знакомьтесь, – робко говорит Кир, когда я влезаю в унгуц. – Это Зеленуха. То есть, я хотел сказать, Айша.
Айша на совесть грязная и заметно попахивает. Даже Кир, когда мы его забирали, был чище. Она полулежит на сиденье, как кукла, в которой растянулись резинки, – вот-вот развалится.
– Здравствуйте, – говорит она хилым хриплым голоском. – Извините…
– Здравствуй, – говорю, берясь за сканер. – У тебя что-нибудь болит?
– Голова.
– Сильно?
– Сейчас не очень.
Я хмурюсь:
– Сейчас? А давно болит?
– Всегда.
Моргаю:
– Что, вообще всегда? Всю жизнь?
– В снах проходит… – мечтательно поясняет Айша.
Рассматриваю её голову во всех ракурсах под сканером. Нормальная голова – ни опухолей, ни воспалений, нормальное внутричерепное давление, никаких аутоиммунных симптомов, ну вообще всё в норме.
– Кружится? Мутит?
– Сейчас не мутит, – почти довольно отвечает девочка. – И никогда не кружится.
– Я так понимаю, ты ходишь с трудом, да? Почему?
– Ноги не держат, – сипит Айша со вздохом. – Сгибаются, и всё тут.
– Кир, подготовь мне для анализов всё, – говорю, наводя сканер на девочкины ноги.
Она, кстати, только в обносках, новой одежды не досталось, похоже. Ноги, однако, нормальные – тощие, конечно, но работать должны. Голодает она, что ли?
Через пятнадцать минут, когда готовы анализы, выясняется, что не так уж и голодает. Небольшой авитаминоз есть, конечно, но не сильнее, чем у был у Кира. А больше ничего. То есть совсем ничего. Ни инфекций, ни опухолей, ни отравлений, ни недостач, ни иммунных проблем, ни гормональных, ни нервных. Ещё через полчаса я изучаю её под лупой вдоль и поперек и выясняю, что все органы работают, как положено – ни повреждений, ни врождённых пороков. Гинекология ни при чём, девочка ещё не вошла в пубертат. Перебираю в уме все возможные психические отклонения, но и тут по нулям – ни единого малюсенького симптомчика, будь он неладен! Только слабость, головная боль, частая тошнота и, как мне удаётся вызнать, обмороки. Я бы и впрямь решила, что девочка – симулянтка, но Кир с ней прожил полжизни в одном доме и довольно тесно общался, и он твёрдо уверен, что она действительно больна. Да и, судя по его рассказам, никакой выгоды для неё в этом нет, только наоборот. Бессознательное самовнушение? Наследственное… Чушь какая-то. Наверняка я что-то пропустила. Или портативный сканер недостаточно хорошее разрешение даёт, отвезу её домой и там посмотрю в нормальных условиях. Решено.
– Вот что, Кир, перегрузи-ка её на заднее сиденье. Я пока посмотрю остальных, а её придётся с собой забрать, я так ничего не нахожу.
Кир озабоченно кивает и перетаскивает Айшу назад, где она тихо сидит, прислонив голову к стеклу. Сам Кир выбирается наружу и принимается командовать, кого из подмёрзших нетерпеливых малышей осматривать первыми. Дети оказываются вполне здоровыми – пара сопливых носов, набор ссадин и шишек, вывих, несколько лёгких ожогов, занозы, в общем, ничего катастрофического. Видимо, с более серьёзными заболеваниями тут не выживают… Рутинные диагнозы успокаивают, и только теперь я замечаю, насколько Айша вывела меня из душевного равновесия. Нет, ну если только Кир врёт и на самом деле она анорексичка, но ведь я всё равно бы нашла признаки… А она даже не безумно тощая. Худая, конечно, но не патологически, а так тут все не толстые.
Вместо очередного ребёнка в салон засовывается Азамат.
– У тебя печальные кончились, а мы там шашлыки жарим. Пойдём?
– Ага. Вот только… – оборачиваюсь назад, – Айша, ты пойдёшь есть?
– К кострищу? – грустно переспрашивает она. – Я бы пошла, но, боюсь, не дойду.
– Давай попробуем, – предлагаю я. Хоть посмотрю на неё в действии, как её ноги не держат.
Азамат открывает часть купола около заднего сиденья, а там уже Кир на подхвате – помогает Айше перекинуть ноги за борт и спрыгнуть, а вернее, сползти в снег. Вокруг унгуца притоптано, тут такая толпень была, укатали в асфальт. Я сигналю Киру, чтобы перестал поддерживать больную, хочу посмотреть, как она сама передвигается. Поначалу ничего, равновесие держит, набок не заваливается, но идёт ужасно медленно, как будто не сквозь воздух, а сквозь кисель, да ещё с неподъёмным грузом.
– Что с ней? – спрашивает меня Азамат, доставая из багажника домкрат.
– Не знаю! – в отчаянии развожу руками.
– То есть как? – моргает он.
– Да вот представь себе, – вздыхаю. – Не могу понять! Придётся везти её с собой, а то и вовсе отправлять в диагностический центр… в герметичном ящике, на опыты.
– Ты разберёшься, – уверенно говорит Азамат, похлопывая меня по плечу. – Пойду печку им подниму, а то видишь, приходится всем торчать на морозе, это не дело… Ты приходи потом к костру.
Он удаляется, а я наблюдаю за мучительной походкой Айши и не разделяю Азаматову уверенность. Девочка всё замедляется и замедляется и в конце концов всё-таки падает на колени, уперев руки в снег для устойчивости. Мы с Киром подбегаем поближе. Девочка тяжело дышит и вспотела, как будто и правда волокла на себе полтонны, и локти у неё дрожат, как если бы она спиной подпирала дом. Голова висит, как будто шея не выдерживает её вес. Что за чертовщина, у неё же нормально развитые мышцы, почему она так шевелится, словно живёт в иной гравитации?!
Я уже начинаю прикидывать, не может ли на этом безумном Муданге зияние возникнуть внутри человека, но тут меня окликают. Подняв голову, я вижу, что со стороны леса ко мне на хорошей скорости чешет Алтонгирел, то есть прям бежит, высоко задирая коленки, так что полы диля хлопают до ушей.
– Уйди оттуда! – орет он на бегу. – Лиза, отойди от неё!
Я резво отскакиваю и оттаскиваю Кира за рукав. Тут уж лучше перебдеть, чем недобдеть, тем более что у меня нет идей, с чем связано состояние девочки, а у Алтоши, кажется, есть.
– Шакальи потроха! – сплевывает духовник, тормозя около меня и переводя дух. – Я ищу источник по всему лесу, а ты, конечно, как всегда, в самом центре событий!
– Источник чего?
– Этого тебе знать не положено, – отрезает он и оборачивается к Айше, которая тем временем окончательно распласталась на снегу. Алтонгирел смотрит на неё с опаской и неприязнью, как на чумную крысу. Кир это тоже замечает и встаёт на защиту подружки.
– Она не заразная, – заявляет он. – Она тут много лет живёт, ни с кем ничего не случилось!
Алтонгирел вроде как заносит руку, чтобы отмахнуться, но передумывает.
– У вас тут сумасшедшие есть? – уточняет он у Кира.
– Не-ет! – удивлённо отвечает Кир.
Алтоша брезгливо поддёргивает полы диля и присаживается на корточки в головах у Айши. Хмурится. Проводит в воздухе рукой. Чертыхается, оттягивает отворот, достаёт из-за пазухи жезл, совершает им тот же жест. На лице его застывает напряжённое выражение, как будто Алтоше померещился какой-то судьбоносный звук. Потом он медленно оборачивается к Киру.
– Это она соткала для тебя молитву, – скорее сообщает, чем спрашивает он.
Кир неуверенно кивает. Оп-па.
Читать бесплатно другие книги:
