(Не)Чаянная дочь для магната Крынская Юлия

Глава 26

Рита

Фрол исполнил Никитин посыл, и я с трудом отлепляю себя от постели. Ума не приложу, где взял силы мой ненасытный медвежонок с раннего утра подорваться и уехать на тренировку. На этой неделе у него ответственный матч. Я теперь женщина от работы свободная, можно будет съездить посмотреть, что за игра такая и почему по ней сходят с ума миллионы. Игроки, конечно, обалденные мяч по полю гоняют, но смотрят-то футбол преимущественно мужики. Себя что ли на их месте представляют?

Напевая, я принимаю душ, смущаясь от воспоминаний. Удивительно, как мы с Фролом ночью не разнесли душевую кабину, и на нас не осыпался кафель. Ревность и разлука нормально так подлили вчера масла в неугасаемый костерок нашей любви.

Выключаю воду, заворачиваюсь в полотенце и прохожусь массажной расчёской по мокрым волосам. Выдавливаю на ладошку масло из пластикового флакона и распределяю по кончикам. Вдруг в голове что-то щёлкает, и флакон летит в раковину. Маруся! Вот что я за мать такая? Дочь всегда с утра прибегает к нам в спальню поздороваться, когда мы с Фролом дома. Заболела? Похитили?! В ушах закладывает, сердце проваливается в живот. Как есть, в полотенце, босиком выбегаю из спальни и стремглав несусь в комнату дочери.

— Маруся! — дёргаю на себя дверь.

Постель не застлана, но дочери здесь нет. Выхожу в коридор и, шлёпая босыми пятками, несусь к лестнице. Внизу не слышно Марусиного голосочка. Лишь звяканье посуды, и нос щекочет аромат яблочного пирога. Анна Ивановна накрывает на стол. Комната Руслана за моей спиной. Стучусь.

— Да!

Вхожу и застываю. Микки, поедая яблоко, развалился в постели и смотрит мультики. Руслан стоит на полу в планке, а у него на спине с видом магистра Йоды восседает Маруся. Судя по раскрасневшемуся лицу Руслана и подрагивающим мускулам на руках это уже не зарядка. Скорее утренние репрессии. Мне, конечно, жаль парня, но я выдыхаю с облегчением. Дочь жива и здорова.

— Привет, Рус, — вхожу в комнату, полыхая праведным гневом. — Марусь, а ты ничего не забыла?

— Я никогда и ничего не забываю, — вскинув подбородок, заявляет Маруся. — Этот человек обещал утром гарелеи показать, пусть показывает. Если десять минут простоит, дам срок до обеда. Не в сказке живёт!

— Галереи! — поправляю, с негодованием глядя на Марусю. — И давно уже бедолага стоит?

Руслан окидывает меня взглядом. В его голубых глазах разгораются озорные огоньки.

— Бедолага только встал, — цокает он языком. — А я в планке уже семь минут.

— Не разговаривай там! — шлёпает его ладошкой между взмокших лопаток Маруся.

Оглядываю свой наряд и пячусь к дверям.

— Ой, Рус, прости!

— Да нет… — пыхтит Руслан, поджимая губы. — Самое то с утра. После обчищенных галерей этой макакой.

— Маруся, за мной! — командую я. — И оставь телефон Руслана в покое.

— Ладно, — бурчит Маруся, неохотно слезая с Руслана.

Он ложится на пол, опираясь подбородком поверх ладоней и мурчит.

— Я твой должник, Рит! Ты сделала моё утро.

Маруся оборачивается на пороге и заявляет:

— Твоё утро могу делать только я.

— Пошли, — подхватываю маленького тирана на руки, и один конец полотенца предательски слетает с груди, как фейкин плащ. Кровь жарит щёки, я быстро подхватываю край махры и возвращаю на место.

— Дважды, Рита! — несётся мне вслед довольное хрюканье Руслана.

Я спускаюсь к завтраку в белом хлопковом джемпере и длинной синей юбке до пят. После утреннего приветствия в стиле Мулен Руж, ощущаю себя неловко перед Русланом. Телефон у Маруси изъят и обжигает руку в кармане. Дочь вышагивает по ступеням рядом с невинным лицом ангела:

— Рита, ну что ты бука такая? — щебечет она.

— Не Рита, а мама!

— Родная мать не забрала бы у ребёнка любимую игрушку! — прижимает Маруся руки к груди.

— Я у тебя Руслана и не отбираю, — не могу сдержать улыбки из-за такой милой спекуляции.

— Он для меня давно не игрушка, — вздыхает Маруся.

— А кто? — округляю глаза от удивления.

— Тихо ты, — сжимает мою ладонь дочь.

Руслан сидит за столом перед пустой тарелкой.

— Дамы, я уже вас заждался, — он берет в руки кастрюльку и накладывает Марусе кашу. — Анна Ивановна поехала в город за продуктами. Так что позвольте мне за вами поухаживать.

— Без работы даже не знаю, чем себя занять, — кладу на тарелку варёное яйцо, сыр «бри», горсточку орехов и салат. — Хоть крестиком начинай вышивать.

— Kinder, Kьche, Kirche[1], — вздыхает Руслан. — Думаю тебе недолго осталось грустить.

— По тебе не скажешь, что ты адепт идеи слюнявчиков, борща и молитвы, — вспоминаю его зажигательные танцы на Новый год. — И на что ты намекаешь вообще?

— На детей, Рита, я намекаю. Фрол Матвеевич с Марусей тебе весёлую пятилетку набросали.

— Эти могут, — хмурюсь я. — Кстати, у меня кое-что есть на одного из заговорщиков.

Я достаю телефон Маруси из кармана и верчу в руке.

— Опочки! — вскидывается Руслан. — Ну что, Фроловна, настал час расплаты.

— Рита! — Маруся отодвигает от себя тарелку с кашей. — Ты не мать!

— Волчица. Повторяй, повторяй за Люськой! — усмехаюсь я. — Пока не выясню, кого и где ты в трико разглядываешь, обратно телефон не получишь.

— Утренние казни бодрят? Не правда ли, — поддевает Руслан Марусю, берёт её ложку и цепляет немного каши. — Открывай рот, птичка моя.

— Я думала ты меня любишь, Большой брат. — Крупная слеза скатывается по щеке Маруси и шлёпается в тарелку. Мне кажется, я даже слышу звон.

Руслан меняется в лице. Этот обладатель груды мышц сейчас сам расплачется.

— Маруся, родная! Ты что?..

— А-аа! — слёзы горным потоком вырываются из глаз.

Руслан вскакивает, сгребает её в охапку и баюкает, как младенца:

— Малыш, ну прости старого дурака!

Подвигаю к себе чашку и наливаю кофе. За Марусю я могу не беспокоиться.

Фрол

Не думал, что выбор телохранителя для Риты станет для меня такой проблемой. Уже час сидим с Русланом, перебирая присланные кандидатуры, у ноутбука в моём кабинете.

— Брат, — откидываюсь я на спинку стула. — Может всё-таки своими силами справимся? С работой разобрались. Марго скоро забеременеет и будет дома сидеть малышам носки да шляпы вязать.

— Ха! Рита и чепчики — ты сам-то веришь в то, что говоришь? — Руслан загадочно улыбается и открывает одиннадцатого красавчика на вакантное место. — Вот, лицензия на оружие, мастер спорта по боксу, рекомендации от Палыча. Он пишет, жена его очень довольна им была.

— Чем, мои легионы, Палычева баба довольная была? — уже ору, стуча кулаком по столу. — Тем что залетела на пятом году семейной жизни? Спасибо, я сам ещё справляюсь.

— Да, там действительно странная история, — чешет Руслан в затылке.

Кто-то скребётся в дверь, дёргает ручку и не может войти. Кайла здесь, а Микки ввалился бы без стука. Открываю. На пороге стоит Маруся и прижимает к груди два шейкера.

— Что вы закрываетесь? Вот, принесла вам.

— Заходи, дочь! Что это у тебя?

— Коктейль для силушки богатырской! У тебя же чимпонат! И Рус пусть попьёт.

Я забираю у Маруси шейкеры:

— Какая красота! Что ты там намешала?

— Вода, порошок ваш из чёрной банки, банан, клубника, сироп касарао. Но я его много, наверное, ливанула.

— Кюрасао, — поправляю я. — Ты настоящий друг, Маруськин.

— Нормальную такую углеводную бомбу сваяла, — подходит Руслан и забирает у меня свой коктейль. — Спасибо, Марусь. Я на массе сейчас, мне можно.

Руслан встряхивает шейкер и пьёт. Я тоже. Вкусно! Вот умеет дочка взбодрить нас.

— Пей, пей Большой брат, — приговаривает Маруся и хлопает Руслана по животу. — А то вон как кубиками своими дрожал утром. Риты испугался. Прибежала в полотенце, будто кошка с пожара.

Синхронно с Русланом замираем, встречаемся взглядами. У меня коктейль не в то горло затекает, и я захожусь в кашле. Руслан хлопает меня по спине. Слёзы на глаза, прихожу в себя.

— Куда, говоришь, мама прибежала в полотенце?

— К Руслану, — разводит руками Маруся. — Я ему казню делала. Он уже почти сдался! Мама взяла, всё испортила. Давайте стаканы.

— Спасибо, доча, держи, — забираю шейкер у Руслана из рук, передаю Марусе и выпроваживаю её за дверь.

— Я что-то не знаю? — скребу подбородок, и ищу причины, по которым Руслан мне мог не рассказать о том, что моя женщина в полотенце по дому разгуливает.

— Да за Марусю Рита испугалась. Бегала по этажу, дверями хлопала, — Руслан кладёт мне руки на плечи, и мы упираемся друг в друга лбами — кто кого победит.

— И? — сбрасываю его руки.

— И вломилась ко мне, как была в полотенце.

— И?

— Я в планке стоял уже восьмую минуту. С Фроловной на десять минут забились. Макака маленькая еще сверху уселась. Телефон всё мой покоя ей не давал.

Топчемся по кругу. Вот башка у Руслана крепкая.

— А задрожал-то чего?

Руслан сдаётся, и мы расходимся.

— Задрожал чего? — заводится Руслан. — Да я тебе и кузнец, и жнец, и на дуде игрец! Ты вчера чуть терем не обрушил, а я не помню, когда в город последний раз мотался. Да, среагировал! И что?

— Прикольно, — улыбаюсь сам не знаю чему.

— Прикольно ему. Я тебе втащу сейчас, как следует, по бороде! — толкает Руслан меня плечом к столу. — Садись и выбирай охранника для своей прекрасной дивы. С Китом мы разобрались, а с Дамиром нет. И сколько еще у тебя доброжелателей, сам знаешь.

— Надаю сегодня кому-то по мягким местам, — пытаюсь представить себе бегущую Марго по коридору. Полотенце, конечно, падает…

— Ты слышишь меня, мин херц? — щёлкает Руслан пальцами перед моим носом.

— Рус, да! Я понял. Телохранитель нужен, но не из этого списка. — Захлопываю крышку ноутбука. — Там у тебя хор няшных мальчиков-туберкулёзников, а не охранников. Запоминай параметры человека, которому я доверю свою жену: мужик старше сорока, спецназ за спиной. Да, и чтобы страшный, как смертный грех.

[1] Kinder, Kьche, Kirche — Дети, кухня, церковь — устойчивое немецкое выражение, описывающее основные представления о социальной роли женщины в германской консервативной системе ценностей.

Глава 27

Рита

Стадион «ГП Арена» поражает меня своими размерами. Это город в городе, живой организм. Болельщики с раскрашенными лицами, как у викингов, нараспев повторяют кричалки, размахивают флагами и после первого часа пребывания на матче сливаются для меня в бурлящую массу. Я с восторгом наблюдаю за Фролом и начинаю понимать женщин, охочих до футболистов. Фрол не играет, нет. Он работает с мячом, гонит его к воротам, красиво обходит соперников, пасует другому игроку, принимает обратно и бьёт по воротам. Гол! Фрол несётся по полю, подпрыгивает и словно стреляет из пальцев в небо. Это танец огня и страсти. Я вспоминаю, как сама подобно мячу, не могу сопротивляться Фролу в постели. Вся в его руках. Вспоминаю тепло его ладоней, жар тела, признания от которых краснею по утрам. Дыхание моё учащается, я облизываю губы и подаюсь вперёд.

— Водички дать, Ритуль? Во рту небось пересохло, — подкалывает Руслан. Развалившись на соседнем кресле, он поедает фисташки, и с упоением наблюдает, как я проигрываю в нашем споре зайдёт мне футбол или нет. Маруся, как на коне, сидит на колене Руслана. Иногда она срывает шапочку болельщика, размахивает ей и верещит от удовольствия, когда Фрол несётся к воротам.

Тяжёлая рука ложится мне на плечо, я оборачиваюсь и сдерживаю порыв перекреститься.

— Да не упадёт волос с твоей головы, Рита Сергеевна, — улыбается одной половиной обожжённого лица Егор и показывает мне волосину, снятую по всей видимости с моего пальто. 

Моя тень, мой жутковатый сон, мой телохранитель, приставленный любимым, но ревнивым Фролушкой, обладает певучим голосом Джигурды и внешностью покусанного динозавра. Говорит он как из писания. За две недели я ещё не успела привыкнуть к Егору. Он отчаялся найти себе работу, когда сам Бог столкнул его с моим женихом. Фрол задался целью помочь отстроить батюшке Варлааму храм за рекой. Там-то и произошла знаменательная встреча мецената и духовного чада местного пастыря. В тот же вечер мне представили нового телохранителя. У Егора добрая, чистая душа и несколько контузий после войны. Как эту двухметровую каланчу не убили на поле боя, для меня загадка. Тут промахнуться сложно. Марусе Егор нравится. Она посвятила его в рыцари с именем Годзя. Чтобы не смотреть на Егора я всё-таки обзавелась спицами и клубками ангорки. Не знаю, кто сказал, что вязание успокаивает. Меня от слетевших и пропущенных петель успокаивает голос Егора. Нужно будет взять его вместе с Фролом на роды. Когда мой телохранитель говорит, кажется всё туфта кроме войны. А поёт так, что заслушаешься. Хороший, правильный дядька, и ему действительно нужна работа. С лица воду не пить.

Никита вчера улетел на операцию в Германию. Он так меня разозлил за эти пару месяцев, что я попросила Фрола сжечь его кровать вместе с чучелом на Масленицу. Мы даже немного повздорили. На наши голоса, будто из ниоткуда, в дверном проёме возник Егор.

— Муж и жена да будут едины, — изрёк он своим волшебным голосом, и мы забыли о чём спорили.

В моей сумочке лежит подарок для Фрола. Белая бумажка с двумя красными полосками. Если честно, я хотела подождать с беременностью. Всё-таки переболела в декабре тяжело. Но с моим медвежонком спорить бесполезно. Купленные в начале января таблетки полетели в мусорную корзину, а клубничные, пупырчатые полузащитники, как обозвал их Фрол, были предварительно сложены в стопку на разделочной доске и цинично проткнуты одним ударом ножа для стейков. Как результат — задержка в начале февраля. Скажу дома Фролу.

Гул на стадионе замирает, я выныриваю из воспоминаний и вижу, как Фрол в прыжке бьёт по мячу. Комментатор обрывает репортаж на полуслове и несётся громогласное:

— Гол! 

— Гол! —ревёт толпа.

— Гол! — Вскакивает Руслан и подкидывает Маруську в воздух. — Красава твой папка! Гол!

— Гол! — кричит дочка, приземляясь на руки Руслану и нахлобучивает ему на голову свою шапку.

— Гол, — шепчу я, втягивая голову в плечи от раскатистого крика телохранителя за моей спиной.

На большом экране идёт повтор кадров забитого гола, но я не могу отвести взгляда от Фролушки.

Рита

После ресторана мы возвращаемся домой. Егор за рулём внедорожника. Я утопаю в объятьях Фрола на заднем сиденье. Маруся, с видом Наполеона, сосланного на остров Святой Елены, сидит в автокресле и время от времени пинает ногой сиденье Руслана, сидящего впереди. Дочка случайно прознала после матча, что её ненаглядный друг решил свалить на несколько дней к некой Ольге.

Пинок.

— Маруся, я еду на трёхдневные курсы по новому программному обеспечению.

Пинок.

— Доча! — строжит её Фрол. — Побудешь со мной и мамулечкой. Кайлу возьмём, по лесу погуляем. Егору горку покажем!.

— Годзя, — окликает его Маруся.

— Да, маленькая принцесса? — рокочет Егор.

— А как на войне с предателями поступают? — хмурит она брови.

— Жёстко.

— Фроловна! Давай без прессинга, а? — потягивается Руслан, не иначе как мысленно уже новые технологии внедряет. 

Пинок. Маруся по слогам повторяет вопрос:

— Как поступают на войне с предателями?

— Мала ты ещё про войну знать, — вздыхает Егор, — А вот святое писание гласит так: предательство есть квинтэссенция греха. Оно было всегда. И во всех нас есть тьма греховная, и всегда существует покаяние, пока не станет слишком поздно. Всё зависит от нашего выбора. 

— Егор, тебе бы с кафедры в соборе выступать, — дивлюсь я его складной речи.

— Годзя, а что такое квитанция греха? Это как за квартиру бумажка такая? 

— Какая бумажка за квартиру? — впервые слышу растерянность в голосе Егора.

— Мам, ты её ещё счёт называла! Да? — Маруся достаёт из кармана ручку-указку, растягивает её на всю длину и постукивает Руслана по голове. — Предатель, слышишь? Я тебе к приезду квитанцию напишу. 

— Любой каприз, принцесса! — мурлычет Руслан. — Любой каприз.

Фрол

— Маруся, почему ты не в постели? — я вхожу в спальню дочери. — Мама ведь почитала тебе уже.

Маруся, уставившись в окно, сидит по-турецки на подоконнике рядом с Микки. Я знаю кого они оба ждут.

— Чего не отвечаешь? — подхожу и зарываюсь всей пятернёй в её шелковистых волосах.

— Я лягу. Не бойся, — обычно звонкий голосок дочери дрожит. Куда девалась вся её бравада?

Я подхватываю Марусю на руки, и медленно кружу с ней по комнате. 

— Как маленьких баюкают? — заглядываю я в серые, как у матери, бездонные глаза. В тёмных ресницах запуталась слезинка.

— Почему Руслан всё время куда-то уходит? 

— У него работа, учёба, — я кладу дочку в постель и вытягиваюсь рядом на одеяле. — А ещё он общается с друзьями.

Беру дочку за руку:

— А это что у тебя? — хотя я и так уже вижу, что это.

Маруся теребит в пальцах часы Руслана.

— Когда в этом маленьком окошечке будет цифра тринадцать, — повторяет она как заклинание, — а большая и маленькая стрелка ткнуться вверх, вернётся Большой брат.

Я пришёл сюда полный благих намерений поговорить с дочерью о её наездах на Руслана. Так сказать, повоспитывать зарвавшееся дитя. Но я боюсь даже вымолвить слово. Комок слёз подкатил к горлу. Я становлюсь сентиментальным или неподдельное детское горе так тронуло струны моей очерствевшей души. Также как тогда в декабре меня очаровала её непосредственность и вера в добро. Я доверяю Руслану на все сто. Он управляется с Марусей лучше меня и ни разу мне не пожаловался. Какое право я имею вторгаться в их дружбу? 

— Конечно, вернётся, — укладываю я дочку к себе на плечо. — Хотел сделать сюрприз, ну да ладно. Только маме не говори, хорошо?

— Могила.

— Мои легионы, это из какой сказки?

— Годзя так говорит.

— А ты и его уже во что-то втянула?

Маруся примеряет часы Руслана на руку, и едва успевает поймать их на локте.

— Нет. Это он истории всякие рассказывал нам с мамой.

— Успокоила, — мне порой кажется, что Егор не от мира сего, и тем не менее он идеально вписывается в роль телохранителя для моих девочек.

Маруся вновь зажимает часы в кулаке, когда Микки усаживается ко мне на живот.

— Пап, что за сюрприз?

— Мы летим на Мальдивы! Острова такие в Индийском океане. 

— И Руслан? — подпрыгивает Маруся, и Микки, недовольно урча скатывается с меня.

— И Руслан, и Анна Ивановна. На десять дней! В честь сегодняшней победы! — я обиженно надуваю щёки.

— Папочка, ты чего? — теперь уже Маруся утешает меня.

— Я сегодня выиграл такой матч, а ты всё Руслан, Руслан.

Маруся снова укладывается на моём плече.

— Я люблю тебя, пап! И ты лучший!

Глава 28

Рита

Я расставляю по всей спальне красные чайные свечи. Дрожащие язычки пламени трепещут в полумраке комнаты. В высокие бокалы со льдом я наливаю апельсиновый сок. Кладу рядом новогоднюю хлопушку. Белую бумажку с двумя красными полосками я укладываю дрожащими пальцами в бархатную длинную коробочку от жемчужного колье. Надеваю белые туфли на шпильках и новые шёлковые майку и шортики. Встаю такой Белоснежкой у зеркала и замираю, втягивая носом аромат клубники, источаемый плавящимся воском.

Фрол ушёл пожелать Марусе спокойной ночи и пропал. Прохожусь по комнате, поправляю метровые алые розы в напольной вазе. Сажусь. Вспоминаю, как Фрол красиво играл сегодня. Какая шла от него энергетика, когда он обнял меня после матча… Мой медвежонок, похоже, уснул там с Маруськой. Меня саму клонит уже в сон. Дойти что ли до них. Я выглядываю из спальни. Руслана сегодня нет, можно и в таком виде до Маруськиной комнаты добежать. Снизу слышится голос Анны Ивановны, слов не разобрать. По телефону, наверное, болтает. Я выскальзываю за дверь, и меня пригвождает к стене рокочущий голос Егора:

— Воздержание, Анна, воздержание! Пойду проверю, тихо ли наверху.

Пулей я влетаю в спальню, зацепляюсь каблуком о край ковра, лечу вперёд белым лебедем и падаю на кровать. Вот здесь и лежи, мать! Воздерживайся. Хотя бы от резких движений. Сердце испуганно колотится.

Стук в дверь! Это не Фрол. Медвежонок входит в спальню с ноги.

— Рита Сергеевна, простите, я слышал шум! Всё в порядке, — огнедышит Егор возле двери.

— Да, спасибо! Спокойной ночи.

Как хорошо, что у нас теперь есть Егор. С такой охраной ничего не страшно. Главное самой на него в темноте не наткнуться.

Дую на выбившуюся прядку из причёски и слышу голос Фрола в коридоре. А вот и сам Горюшко:

— Ты чего каблуками стучишь… О, Марго!

Я лежу на животе с улетучившимся романтическим настроением и пытаюсь вернуть нужную волну. Ну-ка живо! Изящный поворот головы в сторону любимого, загадочный взгляд, улыбка, ноги в коленках согнула, каблучки вверх.

— Мур, футболист Горин! У меня для вас сюрприз, — глаз не могу отвести от Фролушки. Такой парень в момент в нужный тонус возвращает.

— Это я сейчас! — он стягивает футболку и треники. Разминочная ходьба на месте перед прыжком.

— Стоп, стоп, стоп, — соскребаю как можно элегантнее себя с постели, иначе сейчас всё пойдёт совсем не так, как надо. Не думала, что я в шортиках и майке на постели — всё ещё сюрприз для Горюшка. — Я немного про другое.

Подхожу к импровизированному алтарю любви и беру в руки свой бокал. Фрол подхватывает мою игру и взбалтывает подтаявшие льдинки в своём. Глаза его сияют от удовольствия.

— Фрол Матвеевич, вы не только любовь всей моей жизни, но и гениальный футболист! Сегодня на стадионе со мной случилось то, что происходит, когда мы с вами… Мы с тобой… Не умею говорить тосты, — смущаюсь я. — За твою фееричную победу!

Звон бокалов. Фрол одним глотком выпивает сок и обнимает меня:

— Марго, родная! Ради такой прекрасной болельщицы я теперь столько голов забью.

Он натягивает бретельку моей майки, и я снова могу упустить момент. Когда она порвётся, ураган «Торнадо» будет жалким ветерком по сравнению с тем, что произойдёт здесь дальше.

— Стоп, стоп, стоп! — упираюсь ладонями в грудь Фролу.

— Что не так?

— Я забыла надеть жемчужное колье.

Фрол с трудом сдерживается, но отступает:

— Да ты затейница, мать! Я ж его зубами порву, — улыбается он. — Будешь потом спать, как принцесса на горошинах.

— Рви, — пожимаю плечами. — Только помоги мне с ним для начала. Там застёжка тугая.

— Это мы сейчас, — Фрол хватает коробочку и открывает крышку. — А где оно? А это что?

Закатываю глаза. Как-то я даже не подумала, что он понятия не имеет, как выглядит тест на беременность. Фрол с удивлением разглядывает бумажку.

— Это и есть сюрприз, медвежонок! ­Я беременна! — Хватаю хлопушку и стреляю в потолок. Грохот, искры, я испуганно ору. Серпантин и конфетти осыпаются нам на головы и повисают у Фрола на ушах. Завороженно смотрю на упаковку хлопушки и, прищурив глаза, читаю мелкий шрифт:

— Взрывать на улице.