Темные предки светлой детки Донцова Дарья
– Почему вас заинтересовала книга Игоря?
– Там упомянута Бузурукинская Ксения Федоровна, она связана с делом, над которым мы сейчас работаем, – объяснила я, – но сведений о ней мало.
– Понятно, – протянул ученый. – Видите ли… м-да… я попытаюсь объяснить… Игорь мне не родной брат, он сын сестры моей матери и старше меня. Маменька моя после смерти сестры забрала мальчика к себе. Не сочтите за хвастовство, но я и он, как черное и белое. Игорь кое-как учился, еле-еле поступил в пятисортный вуз, потом всю жизнь работал в архиве. Там мало платили. А я золотой медалист, за моими плечами МГУ, я доктор наук, профессор, автор многих книг. Игорь иногда приезжал ко мне, просил денег. Потом вдруг привез брошюру, которую составил на основе изучения документов интерната в Юрасове. Душенька, я бы не доверял сведениям, которые опубликованы в сем произведении. Игорь накропал полную нелепицу! Соврал про приют! Вы читали его опус?
– Да, – храбро солгала я.
Ученый поморщился.
– Я весьма расстроился, когда изучил сей «труд». Почти ни слова правды. Интернат в Юрасове не принимал буйных или совсем неадекватных людей, там жил контингент э… э… с небольшими сдвигами. Режим не самый строгий, пациентов мало. Заведение юридически относилось к Москве, но располагалось в области, в здании бывшей летней резиденции посла одной из европейских стран. Большевики ее отобрали. Первое время там работал санаторий для членов партии, которые пострадали в гражданской войне. Затем открыли детский кардиологический центр, где реабилитировали школьников с проблемами сердечно-сосудистой системы, в конце концов, превратили его в дом призрения лиц, которым необходима постоянная забота. Заведение почти деревенское, охраны особой нет. Ну да, есть забор, но в нем простая калитка со щеколдой. При желании оттуда легко можно было уйти.
– Вот те на! – удивилась я. – Хороши порядки. А если кто-то убежит?
– Душенька, туда попадали совершенно одинокие люди, – продолжал объяснять профессор, – они были не сумасшедшие, но жить самостоятельно не могли, часто по интеллекту были как дети. Ну, например, сорокалетний мужчина с синдромом Дауна. Его любила мать, холила, лелеяла. Сын писал картины, был талантливым художником. И куда его деть после смерти родительницы? Милый, добрый человек, но даже хлеба сам себе не купит. Или женщина лет тридцати пяти с ранней стадией деменции. Замечательная, улыбчивая, постоянно с одной и той же книгой сказок в руках. Прочтет про Красную Шапочку, спать ляжет. Утром встанет – забыла, что вчера читала, и заново сказке радуется. Тихая, родни у нее нет. Куда ей бежать? Зачем? В интернате семейная обстановка была. Никого из подопечных в Москву не тянуло. Да и забыла основная часть из них про столицу. Для человека с такими проблемами мир часто ограничивается местом его пребывания, смена обстановки – огромный стресс.
– Вы так рассказываете, словно хорошо приют в Юрасове знаете, – улыбнулась я.
– Правильно, душенька, – согласился Аристов, – я в тех краях детство провел. Маменька моя в интернате поварихой служила. Отца своего я никогда не видел. Матушка мне в мои лет восемь сообщила страшную тайну, что ее муж служил разведчиком и пал от рук врагов. Я ей поверил. Мне в интернате нравилось, меня там любили, вкусно кормили. Игорь туда тоже частенько наезжал.
– Может, вы Бузурукинскую помните? – насторожилась я.
– Нет, – разочаровал меня профессор, – начисто забыл тамошних обитателей. Вот местная библиотека перед глазами стоит, там имелось много книг, они замечательно пахли. Тома старинные, сейчас бы букинисты им обрадовались. Постояльцы изданиями не интересовались. В комнате часто сидели двое: я и баба Наташа. Я пребывал в восторге от полки с энциклопедиями, иллюстрированными справочниками. Птицы. Млекопитающие. Змеи. Все книги с прекрасными рисунками. А баба Наташа переносила на кальку выкройки. Она шила на дому. Смешно называть Наталью Ивановну бабушкой, в те годы она была совсем молодой девушкой. Но из-за близорукости Королева носила очки. В моей детской голове жила уверенность: если у человека на носу очки, то он дряхлый старик. Наталья в то время – студентка медвуза, потом работала в интернате врачом, стала заведующей. Когда я, прочитав глупую книгу Игоря, понял, что речь в ней идет о пациентах интерната, где прошло мое детство, то очень расстроился. Что за глупость он сочинил? Я поехал на свою малую родину, не зная, кто там парадом командует. Удивился безмерно, когда увидел «бабу Наташу», сразу ее узнал. Она выглядела моей одногодкой, но этого же не могло быть, поэтому я решил, что женщина – дочь Наташи.
Аристов рассмеялся.
– Я спросил у нее: «Ваша матушка как поживает?» И открылась правда. Разница в возрасте у нас с ней всего девять лет. Я раскабанел, поседел, а Наташа сохранила фигуру, с помощью всяких женских хитростей выглядела значительно моложе своих лет.
Профессор говорил медленно, четко выговаривая каждое слово, делал паузы. Так ведут себя лекторы. Но мне, бывшей преподавательнице французского языка в третьесортном московском институте, захотелось его поторопить. Честное слово, мне неинтересно, как молодо выглядит сейчас госпожа Королева. Если одна подопечная интерната умерла и воскресла в образе другого человека, то лучше сосредоточиться на ее истории.
Я не удержалась и перебила Аристова.
– И что она вам сказала про Бузурукинскую?
– Про нее ничего, – ответил Аристов, – мы беседовали о книге Игоря. Он там ерунды понаписал, целый криминальный роман наваял. Наталья не сдержалась, выпалила: «Бред просто». Минуточку.
Аристов встал с кресла, открыл секретер, добыл оттуда толстую записную книжку и пробормотал:
– Я все собирался написать рецензию на опус Игоря. Он планировал выпустить его в двух томах. В первом завязка истории, так сказать, замануха для читателей: в интернате лишали людей жизни. Вторую часть он не успел написать, скончался. Игорь обвинил руководство в убийстве пациентов. Я собрал материал для опровержения. Но не опубликовал его.
Глава девятая
Профессор надел очки.
– В пасквиле Игоря упомянуты Валентин Петрович Коркин, Анна Игоревна Абакумова, Григорий Юрьевич Лебедев, Ксения Федоровна Бузурукинская.
– Они жили в интернате? – уточнила я.
– Верно, душенька, – кивнул Аристов, – все в разное время ушли из жизни, но по естественным причинам: инфаркт, инсульт. Ничего вроде пищевого отравления или «упал в ванной, шею сломал». Ни малейшего намека на криминал, никакого: «Съел несвежую сосиску и скончался»! Бедняги болели, они не раз попадали в местную больничку, потом умирали.
Михаил Петрович закрыл талмуд.
– Душенька, поймите меня правильно, я не принадлежу к категории людей, которые, не зная истины, делают далеко идущие выводы, поднимают лай в интернете: «У нас отвратительная медицина, российские лекарства ничего не лечат, вот в Америке все врачи прекрасные, они там одной таблеткой с раком любого органа справятся».
Аристов поморщился.
– Врачи везде разные, в каждой стране есть и плохие, и хорошие. Медикаменты тоже неодинаковы, везде попадаются «пустышки». Это я так долго собираюсь вам сказать, что больничка в те далекие времена в Юрасове была маленькая. Три или четыре врача, хирурга не было. Если требовалось оперативное вмешательство, пациента везли в Москву, благо она близко. А от инфарктов-инсультов в пятидесятые годы двадцатого века погибала большая часть больных. Массовых операций по удалению тромбов еще не делали, шунтирования, стентирования тоже. Статины и бета-блокаторы не изобрели, «умных» таблеток от гипертонии не было. Губил пациентов и постельный режим. Сейчас после инфаркта на второй день ставят на ноги, начинают ЛФК, а в середине двадцатого века человек лежал в кровати два, а то и три месяца. В результате пневмония и уютное место на погосте. Понимаете, душенька?
Я кивнула.
– Несчастные подопечные интерната умирали в местной больнице. А где их хоронили?
– Понятия не имею, – пожал плечами профессор.
Я встала.
– Огромное спасибо за помощь, поеду в приют.
– Хотите побеседовать с Натальей Ивановной? – уточнил Аристов.
– Верно, – подтвердила я.
– Душенька, – с легкой укоризной произнес профессор, – только зря скатаетесь. Игорь… э… уж простите, скажу честно, врун! Он хотел получать много денег, но не работать. Мама моя пыталась его образумить. Куда там! Братец всегда получал три копейки. В свое время я предложил ему работу у моих друзей. Оклад во много раз выше, чем он имел в архиве. Лентяй сначала загорелся, а когда узнал, что пахать предстоит с девяти утра до девяти вечера, обедать на ходу, заканючил: «Ну нет, пусть будет небольшая зарплата, но останется время на отдых». Опус свой он выпустил в то время, когда тема врачей-убийц активно муссировалась в прессе. Такую чушь писали газеты! Бездомного убили и вырезали у него печень для пересадки. Господи! Донорский орган подбирается с учетом многих параметров, проводят массу анализов, определяя, кому печень может подойти. И, уж простите, кому нужен орган алкоголика, наркомана, сифилитика? Просто слов нет. Игорь решил на этой волне в мутной воде рыбку поймать. Вот и состряпал сей пасквиль. Поверьте, никакой правды, кроме фамилий, в нем нет. И о Бузурукинской вы ничего в Юрасове не узнаете. Понятия не имею, как там сейчас идут дела. Возможно, Наталья по-прежнему приютом заведует.
Я сказала:
– Все же я съезжу в Юрасово.
Михаил Петрович поднялся.
– Душенька, не хочется вас отпускать одну, я давно хотел снова побывать в тех местах. Давайте я познакомлю вас с Натальей. Чем черт не шутит, вдруг она помнит Бузурукинскую? Вам она ничего не сообщит, а если меня увидит, то разговорится.
Я смутилась.
– Не хочется отвлекать вас от работы.
Аристов засмеялся.
– Душенька, я уже целую неделю не могу выжать из себя ни строчки связного текста. Творческий кризис. Среди моих знакомых есть писатель Плешаков. Он не очень известен, но у него есть своя аудитория. Когда у Плешакова стопорится рукопись, он начинает злиться, но трудно ведь ругать себя. Поэтому Александр налетает на жену за какую-нибудь, по его мнению, провинность: «Не смотри на меня так!» – кричит он на бедную Лидочку. Супруга у него терпеливая, но Саша знает, как довести ее до нужного состояния. В конце концов жена возмущается:
– Перестань кричать.
– Это ты виновата! – орет Александр. – Довела меня!
Найдя того, кто виновен в том, что ему не пишется, Саша хлопает дверью и убегает из дома. Все! Он получил статус супруга, которого глупая вздорная вторая половина довела до состояния ненаписания очередного шедевра, и сейчас он со спокойной совестью имеет право гулять на свежем воздухе. Его обидели, он страдает. Нет, он не лентяй, который вскочил из-за стола, не нацарапав ни строчки. Он жертва хамки-жены. Но у меня нет Лидочки, покорной, терпеливой, все прощающей дурно воспитанному мужу. Поэтому я должен честно признать: «Лень-матушка гонит меня из дома». Уж не отказывайте мне в услуге, разрешите изобразить доброго человека, который ради вас жертвует рабочим днем, готов сопроводить вас в места своего беззаботного детства.
Я подняла руку.
– Туше, как говорят фехтовальщики. Я ощутила укол и укор совести. Буду очень благодарна, если вы познакомите меня с Натальей Ивановной. Только у меня маленькая машина, а…
Я умолкла.
– …едведь моего размера туда не поместится, – договорил за меня Аристов, – отправлюсь на своей колымаге.
– Вы совсем не похожи на Топтыгина, – смутилась я.
– Согласен, больше на носорога, – развеселился Михаил, – и вы ни словом не обмолвились о косолапом. Отлично знаю, что я вовсе не стройный юноша. Перед вами толстый парниша, вроде так говаривала Эллочка-людоедка из романа Ильфа и Петрова. Поеду впереди, а вы за мной. Дорога займет примерно час. Не устанете?
Заверив заботливого профессора, что моей выносливости позавидует любой верблюд из тех, кто неутомимо пересекает пустыню Сахару, я села за руль.
По дороге мне не удалось отправить Сене сообщение о том, куда я поехала, на шоссе не было мобильной связи.
Минут через сорок дорогой джип профессора свернул на узкую проселочную колею и резво покатил вперед. Я же продвигалась с трудом, мой «Мини Купер» был не приспособлен для подобных приключений. Но в конце концов наша кавалькада выкатилась на простор. Слева виднелся покосившийся решетчатый забор, за ним одноэтажное здание, типичная усадебная постройка конца девятнадцатого – начала двадцатого века. Джип замер, Аристов вылез и помахал рукой, я открыла дверцу.
– Приехали? Дальше пешком?
– Проселок, надеюсь, приведет нас прямо в Юрасово, – с некоторым сомнением произнес Михаил, – в прошлый раз я добрался по этому, с позволения сказать, шоссе до дома Наташи.
– Давно вы ее посещали? – поинтересовалась я.
– Точно не скажу, – задумчиво протянул мой спутник, – книга Игоря вышла… э… лет десять назад, тогда я сюда в последний раз приезжал. Время неостановимо. Увы. Вы утомились?
Я подумала, что профессор уже немолод, вероятно, он выбился из сил, хочет отдохнуть, но не желает признаваться, что ему требуется передышка, и кивнула.
– Давайте немного здесь постоим!
Михаил Петрович подошел к калитке и открыл ее.
– Оказывается, приют не работает.
– А вы не знали? – удивилась я.
Аристов покачал головой.
– Когда я приезжал сюда для беседы с директором, в интернате жили люди. С Натальей Ивановной мы обменялись телефонами, но не созванивались. Я заверил ее, что, если у нее возникнет желание подать на Игоря в суд, я ее поддержу, и уехал, на этом наше общение завершилось. Интересно, библиотеку они увезли?
– Вы говорили, что там было много редких изданий, – напомнила я, – значит, их забрали на хранение.
Аристов грустно улыбнулся.
– Хорошо, если так, но я по своему опыту знаю, что часто бывает иначе. Неудобно хвастаться, но я обладаю уникальным собранием разных изданий. Основа его заложена в советские годы. Студент Миша, книголюб и книгочей, по ночам лазил по домам, которые выселили под снос. Люди забирали в новые квартиры мебель, ковры, кухонную утварь. А книги, в особенности старые, написанные плохо понятным языком, часто бросали. Я теперь обладаю старинной Библией с рисунками Доре, Евангелием, которое выпустили в год рождения Пушкина. Когда вернусь домой, покажу вам свои сокровища. Вы очень торопитесь?
– Нет, – улыбнулась я, – давайте посмотрим на местную библиотеку.
– Как мило с вашей стороны пойти на поводу у моего мшелоимства, – обрадовался Аристов и пошел ко входу в особняк.
– Категорически не согласна, – в тон ему ответила я, – мшелоимством наши предки называли собирательство ненужных предметов, болезненное вещелюбие. А вы охотник за книгами. Это другое.
– Душенька! – восхитился профессор. – Вам знакомо заковыристое слово?
– У меня высшее филологическое образование, – похвасталась я, – и мне повезло с преподавателями. «Мшелоимство» попалось мне в каком-то тексте. Я не поняла, при чем тут ловля мышей, о чем и сообщила педагогу. Тот объяснил, что в данном случае речь идет не о грызунах.
Продолжая разговор, мы вошли в дом и очутились в полукруглом холле. Профессор толкнул одну из дверей.
– Нам сюда, книги хранились здесь. О! На полках-то много чего!
Мне стало грустно.
– К сожалению, вы оказались правы! Мебели нет, а издания на месте.
Профессор взял с полки один том.
– Да уж! Возьму кое-что. Душенька, у вас в доме есть дети? Маленькие?
– Дунечка, – ответила я, – но она пока не умеет читать.
– У камина стояли изумительные издания сказок, гляньте, – посоветовал Аристов, – только идите осторожно, вдруг половица сломается. Или запнетесь обо что, раньше здесь ковер лежал, наверное, сейчас он в чьей-то квартире красуется.
Я пошла в сторону камина, и вдруг пол исчез, я рухнула вниз, в кромешную тьму.
Глава десятая
Крепкий сон прервал чей-то вопль:
– Душенька, душенька!
Я открыла глаза, поняла, что в спальне нет света, на дворе ночь, вытянула руку, чтобы включить лампу на прикроватной тумбочке. Но вместо привычной деревянной поверхности пальцы нащупали… пустоту. Я изумилась, попыталась сесть и охнула.
– Душенька! – закричал сверху мужской голос. – Душенька, вы живы?
Я подняла голову, увидела ровный квадрат света и ответила:
– Вроде да!
– Слава богу! – заликовал баритон. – Можете пошевелить ногами-руками?
Я попыталась.
– Да.
– Ура! Позвоночник цел! – радостно констатировали сверху. – А глубоко вдохнуть получится? Только не резко! Осторожно, плавно. Если почувствуете хоть малейший дискомфорт, не продолжайте вдох, очень аккуратно выдыхайте.
– Дышу нормально, – отрапортовала я.
– Боже! У вас невероятно сильный ангел-хранитель. Ребра целы.
Я оперлась рукой о пол и снова ойкнула. В ту же секунду вернулась память.
– Что, что, что? – опять испугался Аристов.
– Я захотела приподняться…
– О-о-о! Нет! – ахнул профессор. – Вас парализовало?!
– Оперлась на пол ладонью и укололась о битый кирпич, – договорила я.
– Фу! Как вы меня испугали, – признался Михаил Петрович. – Значит, совсем не ранены?
– Вроде нет, – ответила я, – колени болят, но они не сломаны, я стою. Вы знаете, что со мной случилось?
– Пол старый, гнилой, доски провалились, когда вы наступили на них, – на одном дыхании выпалил мой спутник.
– Пожалуйста, вытащите меня отсюда, – заныла я.
– Я думаю, как решить эту задачу, – ответил Михаил Петрович.
– Надо съездить к Наталье Ивановне, попросить у нее лестницу, – предложила я.
– Совсем из ума выжил! – расстроился профессор. – Следовало самому догадаться. Ах, я старая калоша! Но мне придется отправиться в поселок!
– Конечно, – согласилась я.
– Вы останетесь одна.
– Понимаю.
– Пока я до места доеду, Наталью найду, она лестницу отыщет, потом назад… Час как минимум потребуется.
– Хорошо, – не стала спорить я.
– Придется вам здесь потерпеть в одиночестве, – сказал профессор.
– Так альтернативы нет, – вздохнула я.
– Вам не страшно?
– Нет, – соврала я, – думаю, людоеды в здешних местах не водятся.
– Душенька, кабы не мой возраст, сразу предложил бы вам руку и сердце, – прокряхтел профессор, – у вас необыкновенный характер. Я за помощью. Очень надеюсь, что там, где вы оказались, нет мышей.
– Я не боюсь грызунов, – заверила я, – у нас дома кто только ни жил, даже удав.
– Невероятная Дашенька, – в очередной раз восхитился Аристов, – спешу изо всех сил! Жаль фонаря нет!
С этими словами голова ученого исчезла, наступила тишина.
Я постояла некоторое время, потом осторожно села на пол. Да, жаль, что нет фонарика. Погодите! А телефон?
Я засунула руку в задний карман джинсов и нащупала айфон. И чуть не зарыдала от радости. Дашутка, какая ты умница! По дороге полностью зарядила мобильный, кроме того, на трубке чехол со вторым аккумулятором! Да будет свет! Я постучала по экрану пальцем, и в темноте появилось голубое свечение. Через пару секунд вспыхнул фонарик.
– Ура! – завопила я. – Может, и связь есть?
Но зряшная надежда! Подключение к сети отсутствовало.
– Не следует требовать от судьбы слишком много подарков, – пробормотала я, рассматривая помещение, – дали тебе одну конфету, радуйся, не проси целую коробку. И куда я угодила?
Я огляделась по сторонам. Увидела старую железную кровать с одеялом, подушками и, наверное, ватным матрасом, тумбочку и шкаф. Под землей жили больные? Их держали без света? Или это карцер? Зачем оборудовать в подвале спальные места, если там никто не живет? Держать в таких условиях даже не очень сообразительных людей нельзя. Вероятно, я нахожусь в местной тюрьме, сюда помещали тех, кто нарушал режим. Правда, Аристов говорил, что в интернате царила хорошая семейная обстановка. Но он вспоминал, как обстояли дела во времена его детства. Потом климат в учреждении мог здорово измениться. К чему столь пространные рассуждения? А к тому, что вряд ли пациентов сбрасывали вниз, ломая пол в библиотеке. Да, я попала в карцер подобным образом, но полагаю, что нарушителей порядка сюда приводили. Понимаете? Приводили. Значит, здесь есть дверь, а за ней с большой долей вероятности скрывается лестница на первый этаж. Давай, Дашутка, хватит топтаться на одном месте, ищи выход.
Я начала обводить лучом света помещение. Окон нет. На потолке… Задрав голову, я почему-то ощутила беспокойство. Но разбираться в собственных ощущениях времени не было. И вообще крайне глупо думать, что дверь-выход около люстры.
Я обозрела кровать, подошла к ней, пощупала одеяло, подушку. Затем изучила тумбочку, открыла дверцу и расстроилась. Ничего. Обычно герои приключенческих романов и моих любимых компьютерных игр, попав в наглухо закрытое помещение, находят там разные спрятанные предметы, которые помогают им выбраться на свободу. Плохое настроение улетучилось. Чаще всего отмычки, веревка, складные лесенки лежат под матрасом. Я откинула одеяло, потом подстилку. Ничего!
Я вздохнула, еще раз осмотрела стены, не обнаружила никаких признаков двери, подошла к шкафу, распахнула створку и не удержалась от радостного вопля:
– Свобода!
Задней стенки у гардероба не имелось, вместо нее зияло квадратное отверстие в стене. Я посветила в него фонариком, увидела коридор и пошла по нему.
Путь привел меня в большую комнату, в ней под потолком были два узких длинных окна, через которые проникал свет. Я заликовала, выключила фонарик и огляделась.
Глава одиннадцатая
Здесь не было кровати, зато громоздился большой письменный стол, стояли два железных стула, шкаф со стеклянными дверцами, кушетка, какие ставят в кабинетах врачей, и… дверь!!!
Я бросилась к железной створке и стала дергать ее за ручку. Заперто! И нет замочной скважины. Вполне вероятно, что с наружной стороны задвинута щеколда. Деревянный засов можно было бы попытаться сломать, начать лупить дверь ногой, стулом. Но что делать с преградой, около которой я сейчас стою? Она-то стальная.
Слезы подступили к глазам, но я решила не опускать лапки. Если вы ткнулись носом в запертую дверь, то, вероятно, где-то есть форточка. Я подняла голову. А в моем случае их две! И это почти окна, правда, очень узкие. Ну и что? Предполагаемые выходы на свободу нешироки, но я вешу сорок пять килограммов, как-нибудь пропихнусь. Вот только они под самым потолком. Подумаешь, это не проблема. Стол, стул, на него еще один стул, и я у цели. Хотя… Пирамида из мебели может развалиться, и я свалюсь! Кроме того, вполне вероятно, что я не протиснусь в окошко. Но, если не откусишь от котлетки, то не узнаешь, вкусная она или гадкая. Нечего размышлять о неудаче! Проверим идею эмпирическим путем. Если я упаду, значит, упаду. Если застряну, то застряну. А вдруг все получится? В любом деле процент успеха и провала пятьдесят на пятьдесят. Вперед и с песней!
Я уперлась в стол руками и завела:
– Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает.
Стол медленно пополз вправо, и в конце концов очутился в нужном месте.
– Ага! – завопила я и вытерла лицо грязной ладонью. – Враг побежден!
Водрузить на столешницу стул, а на него второй оказалось плевым делом. Сопя от напряжения, я влезла на пирамиду и пришла в восторг. Высоты сооружения хватает, подтягиваться на руках не придется. Это прекрасно, потому что я со своими слабыми мышцами не способна подтянуться. Оценив ширину оконца, я спустилась на стол и сняла джинсы. Лишние сантиметры объема не нужны.
Нахваливая себя за ум и сообразительность, я с ловкостью старой осторожной обезьянки снова вскарабкалась на вершину импровизированной лестницы, и тут мне в голову пришла еще одна мысль.
Сегодня утром, одеваясь после душа, я хотела взять из стопки чистые трикотажные боксеры самого простого вида, но потом почему-то передумала и вытащила иной вариант. Похоже, у меня хорошо развита интуиция, она ненавязчиво подсказала мне: еще до вечера ты попадешь в непростую ситуацию, вспомни, что тебе говорила бабуля, когда ты маленькая собиралась идти во двор играть с подружками? Афанасия Константиновна всегда напоминала:
– Девочка, решив выйти на улицу, должна надеть красивое белье! Платье может быть копеечной цены, а трусики нет. Вдруг тебе во дворе плохо станет, вызовут врача, отвезут в больницу, там раздеться придется, и что все увидят? Застиранные, дырявые плавочки. Стыд-то какой!
Можно поспорить с методом, с помощью которого баба Фася воспитывала во мне аккуратность. Но в моем случае он сработал. Белье у меня всегда новое, идеально чистое. И вот надо же! Настал момент, о котором твердила бабуля. Правда, меня не везут в больницу, но я сейчас вылезу на свет божий в одних трусиках. А они хороши до умопомрачения. Бежевые боксеры, на которых вышиты кошечки. У каждой на шее бантик, они все разноцветные, а на поясе-резинке изображения собачек. Эту красоту я нашла в интернете, правда, там указывалось, что белье детское. Но меня это не смутило. Не только школьницы любят подобное, мне тоже нравится. Радостно улыбаясь, я уже хотела начать операцию под названием «Побег из подвала», как в голове, в который уж раз, появилась гениальная мысль. Дашута, ты выберешься в одних нижних кюлотах. Спору нет, они хороши до невозможности, но удобно ли предстать в подобном виде перед Михаилом Петровичем и Натальей Ивановной?
Я вздохнула, опять слезла на стол, схватила брошенные там джинсы, повесила их на шею, вскарабкалась наверх, выкинула брюки наружу, начала пропихивать голову в оконце и сумела ее высунуть. Ура! Свобода близко.
Я стала вылезать наружу и случайно толкнула ногой стул, он с грохотом свалился на пол.
– Обратной дороги нет, – прокряхтела я, – только вперед. С песней!
Продвигаясь по миллиметру наружу, я сумела выползти до талии и заликовала. Осталось протащить «нижний этаж». Слава богу, Господь не наградил меня большой попой. И вообще, если голова пролезла, то все остальное непременно пройдет. Эти слова бабушки Фаси я тоже отлично помнила с младых ногтей. До сих пор это правило меня не подводило. А сейчас не сработало, на уровне пупка движение застопорилось, некоторое время я пыталась пройти «мертвую точку», потом устала, замерла и сказала себе:
– В любом положении следует искать нечто хорошее. Сейчас я дышу свежим воздухом, светит солнце, поют птицы, прекрасный день. Скоро появятся Михаил Петрович, Наталья Ивановна, они меня выдернут. И…
Я увидела джинсы, в голове мигом родился очередной план.
– Господи, сделай так, чтобы у меня сейчас руки оказались длиннее хобота слона, – прошептала я и сумела схватить штаны.
Извлечь из кармана мобильный оказалось совсем легко. И что удивительно: здесь работала связь!
Я потыкала пальцем в экран.
– Привет, – сказал Кузя. – Как дела?
– Отлично, – ответила я, – есть маленькая проблемка.
– Говори, – велел парень.
Я вкратце описала ситуацию.
– Ну ваще! – заорал повелитель компьютеров. – Такое только с тобой могло случиться.
– Вовсе нет, – возразила я, – полковник, когда удирал из клиники, куда его поместили для потери веса, застрял между прутьями забора. Правда, мы его с Мариной живо выдернули. Но я тут одна. Профессор ушел за лестницей и пока не вернулся. Придумай что-нибудь.
– Вижу, где ты, – заявил Кузя.
– Да? – изумилась я. – Надеюсь, я выгляжу симпатично!
– Твою физиомордию не наблюдаю, – процедил Кузя, – я геолокацию определил. Так, Юрасово, пять минут, но там ничего нет. Буркино, девять минут. Жди.
– Чего? – спросила я.
– Сейчас приедут, вытащат тебя, – пообещал лучший друг.
– Кто? – не успокаивалась я.
– Жди! – повторил Кузя. – О! Они не в Буркине, а прямо рядом.
Я положила телефон на джинсы, сделала пару неудачных попыток вылезти, услышала вой сирены и поняла: кто-то мчится меня спасать.
Глава двенадцатая
Из машины с надписью «Полиция» вышли мужчина и женщина.
– И где она? – громко спросила дама.
– А фиг ее знает, Настюха, – пробасил мужчина.
– Здесь! – закричала я.
– Где? – завертел головой парень.
Более сообразительная и внимательная Настя толкнула его в бок.
– Жень! Гляди вниз!
Евгений опустил голову и уставился в землю под ногами, Настя быстро приблизилась ко мне.
– Мужчины такие странные, – хмыкнула она, – порой кажется, что они вообще соображать не умеют.
– Сама велела: гляди вниз, – прогудел Евгений, тоже подходя к окошку, в котором застряла я, – это бабы ненормальные. Скажут не по-человечески, а потом злятся. Мама вчера отругала меня за то, что я купил банку нарезанных оливок. Отправила за консервами, где они как с дерева снятые. Пришлось второй раз в магаз топать. И что в результате? Она целые оливки сама покромсала и в салат бросила. Где логика?
– Наверное, в банке были те, что кружочками настругали, – пояснила Настя.
– И что? – изумился Евгений.
– А для салата надо дольками, – прозвучало в ответ.
– Все женщины с поехавшей крышей, – сделал вывод парень. – А вы как сюда попали?
– Хотела вылезти из окна, – честно ответила я.
– Зачем лезть из окна? – заморгал Женя.
– Вопрос на миллион, – засмеялась Настя, – чтобы вылезти из него.
– Можно в дверь выйти, – пробурчал Евгений.
– Логично предположить, что ее или заперли, или еще что-то случилось, – прервала коллегу Настя.
Я вкратце рассказала полицейским о детективном агентстве и своих злоключениях, потом попросила:
– Вытащите меня поскорей. Очень неудобно.
– Надо принести инструмент, – пробормотал Женя и двинулся к машине.
Читать бесплатно другие книги:
