Жена моего босса Карпович Ольга

Глава 8

Поздняя осень стояла в горах. Пахло прелой листвой, холодом, первым недавно выпавшим снегом. Он, Руслан, и трое его сводных братьев – Адлан, Мовлади и Муса – стояли у выхода из ущелья, выслеживали волка. Братьев отец уже брал с собой на охоту, а он, недавно приехавший в Чечню, впервые выслеживал серого, повадившегося таскать овец из дядькиного стада.

Отец поставил их у выхода, дал трещотки, а костер они разожгли сами. Сидели на корточках, ждали – когда волк покажется, нужно напугать его шумом, треском, жарким огнем. И вот волк появился, пришел из темноты на бесшумных, мягких лапах. Остановился в отдалении, принюхался настороженно. И тогда двенадцатилетний Муса не выдержал. Вскочив на ноги, заорал отчаянно, закрутил трещоткой. А волк прыгнул. Молча, без разбега, перелетел линию костра и опустился на пружинистые лапы, резко и зло рванул за горло Мусу клыками, вырвал в момент его глотку, и, весь в крови, обернулся к ним, трем помертвевшим от страха мальчишкам, так и не успевшим встать от костра. Он отчетливо видел глаза зверя – цвета глубокого, черного золота. И вдруг показалось, что волк улыбнулся ему. Одной пастью, окровавленной и грязной.

Руслан вздрогнул, проснулся, досадливо поморщился. Вечером он валился с ног от усталости, а долгожданный сон не приносил отдыха и покоя, мучил старыми кошмарами.

Вот уже неделю он работал на Мишу Чернецкого. Нанял новых людей – лично провел собеседования, отобрав самых лучших, сформировал команду. По утрам, когда в Мишиной вотчине еще спали, проводил сбор ребят, инструктаж и краткую тренировку. Отрабатывали порядок действий в случае неожиданного нападения, проникновения на территорию посторонних, обнаружения в автомобиле взрывного устройства.

Личных телохранителей для Чернецкого Руслан отобрал, учитывая особенности характера босса, его поведения в стрессовой ситуации. Все эти дни он внимательно присматривался к Чернецкому, старался запомнить малейшие его привычки. Любая мелочь могла иметь значение и сыграть в случае покушения роковую роль.

Утро начиналось с кросса. Руслан выводил своих ребят в ближайший лесок и безжалостно гонял по едва освободившимся от снега тропинкам. Сам бежал последним, жадно глотая свежий весенний воздух, покрикивал:

– Серега, не отставай! Федор, поднажми!

Затем ставил ребят на спарринг, отрабатывал с ними приемы. Сам тоже становился в пару с кем-нибудь, снова и снова убеждаясь, что еще не сдал, способен скрутить парня лет на десять моложе.

Он тщательно изучил дом, сверяясь с планом, обошел всю территорию. Отдал приказание спилить деревья, мешающие обзору, подстричь покороче кусты у забора. Систему видеонаблюдения заменил на ультрасовременную, увеличил количество камер, установил микрофоны. Сигналы от всех устройств выводились на экраны компьютеров, установленных на центральном пункте наблюдения, в комнате охраны, находившейся в подвале дома, рядом с подземным гаражом. Была возможность смотреть видео с камер в онлайн-режиме и с его личного ноутбука.

График дня у Миши был очень насыщенным. Из дома – в офис, оттуда куда-нибудь на один из принадлежавших Мише заводов; встречи с партнерами, инвесторами, заемщиками – бесконечные сделки, покупки, продажи, кредиты, инвестиции. Руслан не слишком хорошо разбирался в том, чем именно занимается Миша, понимал только, что ежедневно через руки Чернецкого проходят такие суммы, которые он в своем дальневосточном гарнизоне и во сне увидеть не мог.

Тем не менее работать с Чернецким было приятно. Держался он просто, без высокомерия и спеси. Всех ребят сразу же запомнил по именам, по утрам, спускаясь в гостиную, открыто улыбался ожидающему его Руслану и двум телохранителям:

– Здорово, орлы! Как настроение? Федор, че хмурый, не выспался? Или жена плешь проела, шубу просит? Так ты мне скажи, я тебе премию выпишу ко Дню взятия Бастилии.

Руслан сопровождал Мишу не каждый день. Для обычных поездок хватало пары телохранителей, Руслан выезжал вместе с боссом только на особо важные встречи и мероприятия, где предполагалось большое количество людей.

Отношения с Мишей у них сформировались почти приятельские. Руслану импонировала его спокойная, с ленцой, манера держаться – не снисходительная, не заискивающая; его то ли искренняя, то ли превосходно разыгранная доброжелательность ко всем. Разговаривать с Мишей тоже было всегда крайне интересно.

– Как тебе удалось так быстро имена всех ребят запомнить? – удивился как-то Руслан.

Они сидели на заднем сиденье Мишиного черного, блестящего «Мерседеса». Шофер – тоже из тех, кого нанимал Руслан, – уверенно вел автомобиль по подмосковному шоссе. Впереди в джипе сопровождения ехали парни из охраны. Миша, откинувшись на кожаную спинку сиденья, отхлебнул виски из серебряной фляжки, кивнул Руслану – будешь? Тот отрицательно качнул головой.

– А как же? – усмехнулся Чернецкий, убирая флягу в карман пиджака. – Они ж мою задницу прикрывают. Я заинтересован, чтоб каждый любил меня, как родного. К людям подход нужен, они ценят внимание. Так назовешь какого-нибудь амбала Колей, а не Васей, он обидится, а я в итоге пулю словлю.

– Слушай, – Руслан посмотрел в окно. За начищенным стеклом мелькали подернутые легким зеленым пухом деревья, серый в трещинах асфальт, потемневшие от сырости, скособочившиеся деревенские домики вдоль шоссе. – А тебе правда нравится такая жизнь? Я имею в виду, ну вот все это – деньги, дома, крутые тачки – действительно стоит того, чтобы тебя в любой момент могли убрать?

– Да ты че, Руслан, реально думаешь, что все это ради денег? – изумился Миша, его черные, резким углом изогнутые брови поползли вверх. – Эх, не видел ты меня в былые времена, когда я с утра мог быть миллионером, а к вечеру все потерять.

– А зачем тогда? – искренне не понимал Руслан.

– Зачем? – Губы Чернецкого сложились в скептическую ухмылку. – Ты, Руслан, будто не в этой стране живешь. Затем, что на нашей с тобой Родине жить по закону может только законченный терпила. Потому что правила игры каждую минуту меняются, вот только тебя об этом забывают предупредить. Папаша мой, комсомолец, партиец, всю жизнь положил во славу родной страны, и че? Подох, как клоп, в коммуналке с копеечной пенсией. Не, ты не думай, я ему, козлу старому, предлагал дом купить, где захочет, но ему, понимаешь, западло было от такого сына деньги принимать. Мать вот жалко, это факт, за то, что она хрыча этого идейного до конца жизни терпела… Или вот возьми меня. Я в восемьдесят четвертом загремел за мошенничество, четыре года отмотал, как цуцик, светило-то все восемь. А когда вышел, такие, как я, уже назывались не барыгами и фарцой, а «частными предпринимателями». Спрашивается, за что я шконку нюхал? Не, брат, у нас так: либо Родина тебя поимеет, либо ты ее. Ты вон тоже доблестной Советской армии лучшие годы отдал, а она тебя под зад коленом…

– Я сам ушел, – хмуро возразил Руслан.

– Правильно, сам. А почему?

Руслан нетерпеливо дернул плечами, он уже жалел о том, что ввязался в этот опасный разговор. То, что говорил Миша, звучало логично и справедливо, и все же он смутно чувствовал, что где-то в его словах таилась неправда.

– Потому что перестал считать то, чем занимается наша армия, честным и справедливым, – буркнул он. – Потому что не хотел иметь отношения к тому, что творилось в Чечне. К этой наскоро сфабрикованной войне, ко всей этой грязи…

– Принципиальный, значит, слишком? – поддел его Миша.

– Принципиальный, – с вызовом подтвердил Руслан. – Я офицер и в этих разборках участвовать не желаю. Если я иду воевать, я должен понимать, что поступаю правильно. А тут? Тьфу! В начале девяностых нашему полковнику, командиру гарнизона, какой-то хрен с горы, богатый сильно, предложил устроить на территории части базу подготовки для левых людей – профессиональных убийц, солдат удачи. За хорошее бабло, конечно. Тот и согласился, государство-то платить давно перестало. А меня поставили их тренировать. А они все как на подбор… Я же чеченец, что я, своих земляков не узнаю? Вот я их натаскиваю, а сам думаю: куда они после обучения поедут? Моих же товарищей стрелять? А я, офицер Российской армии, их обучаю? А с другой стороны, может, они мне и ближе, чем свои же сослуживцы. Все-таки мы одной крови, с одной земли. Так мне это все мозг взорвало, что плюнул и подал в отставку.

– Ага, вот видишь! – удовлетворенно кивнул Чернецкий. – Сам-то, значит, тоже просек, что к чему, и подставляться не захотел. Так что дело, братуха, не в принципах. Это Родина, сынок. Я и говорю: или ты ее, или она тебя. Ладно, хорош трепаться, приехали!

В общем, можно сказать, все складывалось достаточно удачно. Повторного покушения пока не было, и никакой подозрительной возни рядом с домом Руслан не замечал. Чернецкий распорядился никаких разведывательных действий относительно заказчика на данный момент не предпринимать, намеревался для начала что-то разузнать через нужных людей. И Руслан просто выполнял свою работу, в чем-то новую для него, а в чем-то привычную: проверял посты, натаскивал группу, ежедневно тренировался сам, учил шофера уходить от преследования, просматривал записи с видеокамер.

Дней через десять, после того как он приступил к работе, Миша попросил его встретить вечером в аэропорту прилетающую из Лондона жену.

– Я смотрю, ты развернулся уже как надо. В дом теперь сам Дэвид Копперфильд не пролезет. Так что Оленьке моей ничего больше не угрожает.

– Я бы так не сказал, – осторожно заметил Руслан. – Какие меры ни принимай, у преступника всегда есть шанс.

– Ну так а ты мне на что? – белозубо улыбнулся Миша. – Вот и заслонишь ее своим телом, если придется. В общем, Руслан, доверяю тебе мою Людмилу. Встретишь ее завтра вечером в аэропорту.

Вечером, в день отъезда в Россию, Ольга заехала в частную школу, где учились ее сыновья. Ждала их на заднем дворе в школьном саду, уже зазеленевшем, цветущем, осыпающем на волосы белые лепестки с веток. Мальчишки выбежали к ней, одетые в одинаковую школьную форму – серые брюки, белые рубашки и вязаные жилетки с малиновыми и серыми ромбами.

Пашка, как обычно жуя шоколадный батончик, опустился рядом с матерью на скамейку, потерся лбом о ее плечо. Сашка же нетерпеливо топтался на одном месте – должно быть, несвоевременный визит матери отвлек его от каких-то важных мальчишечьих дел.

– Ну что, братцы-кролики, папа меня домой вызывает, в Москву, – с напускной бодростью объявила Ольга. – Как вы, справитесь тут без меня?

– Справимся, мамми, не волнуйся, – заверил Сашка.

– А я не справлюсь, я скучать буду, – заныл Пашка.

– Угу, он не справится. Он без твоего присмотра сразу пойдет по кривой дорожке, – хохотнул Сашка, унаследовавший от отца страсть к балагурству и шутовству.

– Ну, этого мисс Клэр не допустит, – возразила Ольга, – быстро вернет на правильный путь.

– Это точно, – с досадой подтвердил Пашка. – От этого терминатора не скроешься.

– Вот и хорошо, – улыбнулась Ольга. – Должен же хоть кто-то держать вас в строгости, раз мы с отцом только балуем. Ладно, давайте прощаться, а то я на самолет опоздаю.

Расцеловав Пашку, она поднялась со скамейки, встала на цыпочки, чтобы поцеловать долговязого Сашку. С ума сойти, как вымахали ее мальчишки! Уже не дотянешься так просто, чтобы поцеловать или, наоборот, влепить подзатыльник. Скоро станут совсем взрослыми, мужчинами, заживут какой-то отдельной от нее жизнью. Она же станет для них лишь надоедливой, вечно тревожащейся, докучливой мамашей. Ольга с грустной улыбкой подавила вздох, прижимаясь губами к прохладной, еще гладкой, не знавшей бритвы щеке Сашки.

Попрощавшись с сыновьями, Ольга отвернулась и быстро пошла к воротам. Черт знает почему, каждый раз, расставаясь с ними, она с трудом сглатывала ком в горле. Смутная тревога поселялась в душе, казалось, будто за время ее отсутствия случится что-то непоправимое, и ей уже не суждено будет больше увидеть мальчишек. «Глупости! – отчитывала она себя. – Ты просто сумасшедшая мамашка!»

– Мам, – окликнул ее вдруг Сашка.

– Что? – Она обернулась.

Весеннее солнце уже клонилось за горизонт, окрашивая рыжие волосы сыновей в совсем уж какой-то багровый, пламенеющий оттенок. Ее мальчишки – длинные, нескладные, длиннорукие – стояли в густой зелени ветвей. Ольга сощурилась: солнце било прямо в глаза, и под веками, наверное от этого яркого света, вскипали слезы.

– Мам, когда у Фухтели жеребенок родится, фотку пришлешь, а? – попросил Сашка.

– Конечно, – отозвалась она. – Обязательно пришлю. Ну, не скучайте. Скоро увидимся!

Руслан гнал по МКАДу в аэропорт Шереметьево. Миша, вдоволь отсмеявшись над его проржавевшей «пятеркой», распорядился поставить ее в гараж и хранить бережно, как раритет. Ему же выдал для служебных нужд новенький джип «Гранд Чероки». Сквозь высокие окна машины Руслану был виден раскинувшийся за бетонным отбойником огромный, сияющий огнями город. Высотки, автомобильные развязки, многоэтажные торговые центры, красочные рекламные щиты. В сгущавшихся сумерках сквозь мелкую морось дождя рябили и дрожали, дробясь, яркие вспышки огней, свет фонарей, теплое, уютное сияние освещенных окон. Город будущего, удивительный, гремящий, вечно несущийся куда-то ноев ковчег.

В аэропорту царила обычная суета. Люди, задрав головы, замирали у табло, беззвучно шевелили губами, волоча чемоданы, спешили на паспортный контроль, сверяли время по часам, топтались в кафе и магазинах. Руслан быстро нашел нужный выход из зала ВИП Голд и замер в толпе других встречающих. Одни держали в руках таблички с именем человека или названием фирмы. Другие приподнимались на носках, почти подпрыгивали, стараясь через головы впередистоящих разглядеть родных или друзей. Чуть поодаль вертели в руках автомобильные брелоки таксисты и частники.

Руслан уверен был, что узнает Чернецкую – столько раз видел ее на фотографиях в Мишином доме – и спокойно всматривался в проходивших через пластиковые воротца людей. Вдруг кто-то тронул его за рукав куртки, глубокий женский голос с чуть заметной хрипотцой произнес вопросительно:

– Руслан?..

Он обернулся и увидел рядом с собой девушку, которая прошла мимо несколько минут назад. Теперь понятно было, почему он не сразу узнал ее. На фотографиях тщательно причесанная, элегантно одетая Ольга выглядела старше, как-то солиднее, что ли. Сейчас же перед ним стояла совсем девчонка: тоненькая, светлая, «солнечная» – почему-то подумалось Руслану. В простых голубых джинсах, в наброшенной на плечи куртке, светлые волосы небрежно сколоты на затылке, зеленые глаза такие лучистые и прозрачные, словно она только что умылась холодной водой из родника. Ни следа усталости после перелета, ни тени недовольства за то, что он заставил себя разыскивать.

– Здравствуйте, – смущенно поздоровался Руслан. – Вы Ольга? Извините, я сразу не узнал…

– Ничего. Зато я сразу узнала, – она улыбнулась как-то странно, качнула головой, и ему вдруг отчего-то представилось, что волосы ее сейчас распадутся на две золотистые косы и Ольга, задумчиво нахмурившись, сожмет кончик одной из них зубами.

Глава 9

Горячие солнечные пятна на старом, растрескавшемся асфальте, дырчатая тень акации, лениво журчащая вода в арыке. Воздух разогрет, растоплен солнцем так сильно, что кажется осязаемым, облепляет тебя с ног до головы вязкой горячей массой. Откуда-то издалека, из пустыни, тянет раскаленным песком, с моря – солью и йодом.

Жарко, сонно, лениво. Скакалки, надоевшие, забытые, валяются на ступеньках. Маринка Буркова не дочертила мелком смешную рожицу на асфальте – и душно, и надоело.

– Оль, расскажи что-нибудь, а? – попросил кто-то из девчонок.

Как обычно, стайкой собрались вокруг подружки, расселись кружком: кто на корточках, кто на перевернутом ведре, кто прямо на земле. Оля, задумавшись, потрепала кончик косы и начала:

– Один французский моряк полюбил одну девушку, ее звали Мерседес.

– Ха-ха, как машину! – прыснула Маринка.

– Дура! Это машину назвали женским именем, – оборвала Оля. – Будете перебивать, я рассказывать не стану.

– Ну ладно, Оль, – загудели девчонки, – не обращай внимания. Давай дальше!

– Ну вот, и они решили пожениться. А в нее еще был влюблен один там рыбак, Фернан Мондего.

За Олей давно закрепилось звание главной дворовой рассказчицы. Благодаря маме-библиотекарше, научившей дочь читать чуть ли не в двухлетнем возрасте и таскавшей домой самые интересные книжки, Олина золотистая голова была под самую маковку набита захватывающими историями. Все девчонки слышали ее рассказы про роковую красавицу королеву Марго, про приключения отважного Зверобоя, про всадника без головы…

В самые жаркие часы, когда всех одолевала сонная лень и скакалки, резинки и мячи валялись без дела, Оля, словно местная Шехерезада, начинала очередную сказку. Но сегодня, едва она успела описать, как счастливо спасшийся из замка Иф и немыслимо разбогатевший Эдмон Дантес снова встретился с неверной Мерседес, дремотное спокойствие двора внезапно нарушилось – в подворотню вбежала стайка подростков.

Один из них – Абай – тащил в руках расписную деревяшку с прибитыми снизу колесиками. Скейт! Настоящий скейт, заграничный! Наверное, ему папа, матрос торгового судна, привез откуда-нибудь. Мальчишки принялись выделываться друг перед другом, пробуя новую игрушку. Вскакивали на скейт, отчаянно балансировали руками, шлепались в мягкую пыль, вставали, отряхивая шорты.

– Руслан! – заорал Абай, задрав голову вверх. – Руслан, выходи! Глянь, че у меня есть!

Хлопнула форточка, и через минуту из дома во двор сбежал по лестнице Руслан Логинов.

Руслан, высокий, гибкий и ловкий, безнадежно взрослый, четырнадцатилетний прекрасный принц с вечными ссадинами на дочерна загорелых ногах. У Руслана синие смеющиеся глаза на опаленном солнцем лице и веснушки, мелкие, едва заметные, на носу и скулах, как будто горячий ветер из пустыни осыпал его лицо песком. Руслан похож на всех книжных героев одновременно: на Тома Сойера, на Тимура, на Робин Гуда. Он сильный, ловкий и смелый. Он самый красивый из всех дворовых мальчишек. Он, конечно, не обращает на Олю ни малейшего внимания, не помнит даже, как ее зовут. Иногда заходит передать маме библиотечные книги, смотрит куда-то мимо, говорит:

– Привет… ты… в общем, передай маме книжки, пожалуйста!

И Оля потом часами листает прочитанную им книгу, продирается через взрослый сложный текст, ищет, не оставил ли он где рисунка на полях, не забыл ли случайно какой-нибудь записки. Но Руслан читает книги аккуратно, ей только раз посчастливилось найти между страницами деревянную школьную линейку, подписанную «Логинов Руслан 8 «Б».

Руслан сбежал по стершимся до блеска ступеням каменной лестницы и, не сбавляя темпа, лихо запрыгнул на скейт. Деревянная дощечка тут же пришла в движение, Руслан покачнулся, но быстро поймал равновесие, раскинул в сторону руки, чуть согнул в коленях ноги и покатился под уклон, в сторону подворотни. Ловкий, уверенный, смеющийся. Мальчишки восхищенно цокали языками:

– Во дает!

Оля, забыв о рассказе, зачарованно смотрела на удаляющегося паренька. Маринка толкнула ее в бок:

– Оль, ну че-то дальше-то? Оля! Ты че на него таращишься, влюбилась, что ли?

Девчонки тут же подхватили:

– Втюрилась! Олька втюрилась, ха-ха!

Оля, насупившись, поднялась на ноги, бросила сквозь зубы:

– Чего развыступались? Сами вы втюрились, дебилки!

Руслан, набирая скорость, летел к выезду из двора, не замечая разгоревшихся из-за него страстей. С улицы в подворотню, сверкая черным боком, въехала новенькая «шестерка». Руслан едва успел сориентироваться, резко наклониться вправо, оттолкнуться ногой и увернуться от автомобиля. Еще секунда, и машина зацепила бы его крылом.

– Вы че, пацаны, охренели, что ли, от жары – под колеса кидаетесь? – лениво бросил, выходя из машины, дядя Миша с третьего этажа. Он покрутил пальцем у виска, хлопнул дверцей и быстро пошел к дому.

Абай вздохнул завистливо:

– Вот это тачка!

– Да уж, покруче твоей доски, – весело отозвался Руслан. – Ну че, пацаны, погнали купаться?

И шумная ватага мальчишек, возбужденно гомоня, пронеслась через подворотню, убежала прочь.

Через два года, спрятавшись в той же подворотне, Оля провожала Руслана, навсегда уезжавшего из родного города. Была зима. Над разновысокими скатами крыш тяжело провисали ватными клочьями серые облака. Снежная замять крутилась между пристройками и амбарами, завивалась серебристой змеей. Оля терла покрасневшими руками озябшие на ветру щеки.

Во двор въехала светло-желтая «Волга» с черными шашечками, остановилась как раз на том месте, где раньше всегда поблескивала дяди-Мишина «девятка». Теперь завидного автомобиля там давно уже не было. Миша не появлялся в городе уже пару лет, исчез как-то ночью, когда к ним во двор наведалась милиция. А вскоре его отец продал замечательную машину.

Водитель такси не стал глушить двигатель, засигналил пронзительно. Хлопнула дверь подъезда, во двор вышел высокий горбоносый мужчина в черном пальто и меховой шапке. Теплый пар, поднимавшийся от его дыхания, тут же осел белыми звездочками на черных усах. Мужчина опустил в багажник старый, потертый чемодан с примотанной изолентой ручкой, обернулся на дом. Вскоре из дверей показался Руслан – в надвинутой на самые глаза вязаной шапке, обмотанный шарфом. Он шел чуть согнувшись под весом висевшего на спине тяжелого рюкзака. А все же помедлил перед машиной, обернулся, в последний раз окинул синим взглядом двор, старые дома, нелепые галерейки и пристройки, проржавевший велосипед у стены сарая.

«Уезжает, навсегда уезжает…» – рассеянно думала Оля. Она знала уже, что тетя Галя Логинова умерла и Руслан переезжает жить к отцу. В голове крутились бессвязные обрывки мыслей: «Никогда больше… а как же?.. А книжки?» Она прижалась к стене подворотни, даже сквозь пальто ощутив морозную стылость камня. Руслан качнул головой, повернулся к машине и вдруг увидел Олю, спросил безразлично:

– Ты что тут?

И она еле выдавила из себя:

– Варежку потеряла… Ищу…

– Варежку? – Он усмехнулся как-то не так, как обычно, невесело, стянул с рук вязаные рукавицы и протянул ей: – На вот, держи! Смотри, не теряй больше. Ну, счастливо!

Он нырнул в приоткрытую дверцу машины, автомобиль тронулся, свернул в подворотню и исчез, оставив за собой облачко морозного пара. Оля натянула варежки, еще теплые от ладоней Руслана, уткнулась в них лицом и отчаянно заревела.

Миша сказал ей по телефону: «Тебя встретит новый начальник охраны, Умаров. Наш земляк, кстати. Но ты его вряд ли помнишь, он уехал из города еще в середине восьмидесятых». Фамилия была ей незнакома, и Оля не обратила на слова мужа никакого внимания. Выходя в зал ожидания аэропорта, равнодушно скользнула взглядом по толпе встречающих, пытаясь сообразить, кто ее ожидает. И вдруг словно струя свежего ветра ударила в лицо в душном, затхлом помещении. Будто бы вокруг вдруг запахло не пресным кондиционированным воздухом, химическим кофе из автомата и множеством посторонних людей, а – солью, морем, горячим песком, цветущими акациями, инжиром, ветром.

Позже она удивлялась самой себе: как это возможно, с первого взгляда узнать человека, которого не видела двадцать лет, которого помнила подростком. А все-таки сразу поняла – он. Конечно, Руслан стал выше ростом, раздался в плечах. В фигуре не было больше юношеской тонкости, гибкости, она налилась силой, сделалась массивнее и мужественнее. Черты лица стали резче, без мальчишеской мягкости: высокие скулы, твердый, чуть тяжелый подбородок, решительно сжатый рот. А глаза, глаза остались прежними – изменчивыми, – то светло-голубыми, то пронзительно-синими на бронзовом, бронзово-загорелом лице.

Может быть, Оля так быстро узнала его потому, что тогда, в детстве, много лет носила в себе его образ – веселого бесшабашного мальчишки с какими-то несовременными рыцарскими идеалами. Этот образ сидел в голове как некий знак качества, мерка, которой она мерила всех окружавших ее особей мужского пола. И ни один не дотягивал до идеала – никто. Даже посмеивалась над собой: ну сколько можно, ты ведь взрослая уже, а до сих пор помнишь какого-то дворового героя с разбитыми коленками. Чуть ли не в ночь перед замужеством о нем вспоминала. А потом взяла себя в руки – ну хватит, все это детские глупости. И вдруг теперь, через столько лет, увидеть его снова…

Она подошла, поздоровалась. Он, конечно, не узнал ее: он и в те годы не обращал на нее, девчонку, младше на целых пять лет, ровно никакого внимания. И Ольга не стала напоминать, что они были когда-то знакомы – зачем?

Он отобрал у нее сумку, повел к машине. Ольга шла следом, разглядывая его каштановые, коротко остриженные густые волосы, гадала, что он делал все эти годы и как так случилось, что попал в охрану к ее мужу.

– Садитесь, – он распахнул перед ней заднюю дверцу машины.

– Если вы не возражаете… – она прошла вперед и взялась за ручку передней дверцы. – Я люблю сидеть впереди.

– Мне было бы спокойнее, если бы вы сели сзади, – бросил он почти враждебно, отчего-то не глядя на нее, уставившись в землю.

Ольга вспыхнула, упрямо качнула головой:

– Нет уж, я сяду там, где мне удобно. Простите за беспокойство.

Руслан пожал плечами, и Ольга опустилась на сиденье, захлопнула за собой дверцу. Он сел за руль, вставил ключ в зажигание, случайно задел локтем ее колени – и электрический разряд выстрелил в тело, снизу вверх. Оля вздрогнула и тут же разозлилась на себя и – еще больше – на Руслана.

Он вел машину молча, смотрел прямо на дорогу, но Ольга чувствовала, что краем глаза он наблюдает за ней неотрывно. Почему это, интересно, он так упрямо молчит? Обычно служившие у мужа телохранители в большинстве своем считали своим долгом развлекать ее беседой, ненавязчиво выпячивая в задушевном разговоре все свои сомнительные доблести. Этот же словно воды в рот набрал. Она рискнула нарушить тишину первой, стараясь не выдать голосом напряжения, поинтересовалась:

– Значит, теперь вы у нас главный по части безопасности?

– Да, с прошлого понедельника, – кивнул он.

– Миша поселил вас в домике охраны? – предположила она. – Это тяжело, наверное, когда приходится в прямом смысле слова жить на работе, вдали от близких.

Он отрицательно покачал головой:

– Это удобно. Я всегда могу контролировать ситуацию. А по близким мне скучать не приходится – за неимением таковых.

– Значит, вы отшельник? – пошутила она. – Волк-одиночка?

– Можно сказать и так, – он медленно повел своей крупной, царственной, гордой головой.

Оля почувствовала, как внутри закипает раздражение. В конце концов, мог бы хоть как-то поддержать беседу, просто из вежливости, чурбан угрюмый. Он ведь должен быть заинтересован в том, чтобы понравиться жене босса, от этого не в последнюю очередь зависит, например, его зарплата.

– О’кей, если вы не расположены разговаривать, я надоедать не буду, – бросила она.

– Знаете, мой отец чеченец научил меня такой пословице: «Не знаю, нет – одно слово; знаю, видел – тысяча слов», – ответил он, глядя на дорогу.

– Хм, в этом есть своя правда, – согласилась она. – Не болтать попусту, а если уж заговорил, отвечать за свои слова… Мне нравится такая позиция. Но как же тогда быть с общепринятой вежливостью?

– Вы спрашивайте, что хотите, если вам интересно. Если мне не понравится ваш вопрос, я не отвечу.

Оля хмыкнула. Забавно, то есть он счел ее слишком назойливой, любопытной? Миша, наоборот, часто упрекал ее в излишней сдержанности. Она знала, что многие их знакомые, новоиспеченные властители мира, считают ее высокомерной, неприветливой, оттого что при встрече Ольга не спешила интересоваться их делами. Ей же всегда казалось, что одолевать человека подобными вопросами означает проявлять бестактное любопытство, лезть не в свое дело. Захочется – расскажет сам. С этим же каменным гостем она сама вдруг оказалась в роли не в меру болтливого попутчика. Интересное ощущение, необычное.

– Остановите вон на той заправке, пожалуйста, – Ольга указала рукой на ярко белевшие в опустившихся сумерках стойки бензоколонки. – Мне нужно купить сигарет.

Он молча кивнул, припарковал автомобиль у заправочной станции.

Оля вышла из машины и, пройдя несколько шагов, заметила, что Руслан на небольшом расстоянии движется за ней следом. Да, видимо, сильно пообтрепала его судьба. Был таким веселым, бесшабашным, лихим мальчишкой – и вдруг молчаливый, сдержанный, сухой человек в футляре.

Она купила пачку «Мальборо», обернулась к Руслану:

– Давайте тогда уж выпьем кофе, раз все равно остановились?

Через несколько минут они стояли на улице возле высокого круглого металлического столика, пили обжигающе горячий кофе из бумажных стаканчиков. У края мощенной плитками площадки пахли удушливо и сладко окутанные пенной дымкой кусты. Впереди ревела никогда не спящая Кольцевая автодорога. Проносились мимо автомобили, трещали мотоциклы, пронзительно вереща, проскочила «Скорая помощь». За дорогой вырисовывался в прохладных фиолетовых весенних сумерках огромный город. Белыми громадами маячили многоэтажки спальных районов. Разноцветными теплыми квадратами светились окна. За спиной же равнодушно шумел едва подернутый зеленью лес. Налетавший ветер доносил запахи сырой, напоенной недавним дождем земли, молодой пробивающейся травы. Сквозь рев автомобилей можно было расслышать тонкую трель какой-то ночной птицы. Там, в лесу, шла совсем другая жизнь – неспешная, естественная, живая.

Руслан молча пил кофе. Левая его рука сжимала стаканчик, правая – крупная, красивого рисунка – спокойно лежала на столе. Он все так же избегал смотреть на Ольгу. И она гадала: почему? Неужели жена босса показалась ему такой отвратительной, надоедливой занудой?

– Раз уж вы разрешили спрашивать, – осторожно начала она, – мне показалось, вы не очень-то любите людей. Как же тогда вы выбрали такую профессию – быть всегда с кем-то рядом, охранять, защищать? Ведь такая работа предполагает тесный контакт…

– Я ее не выбирал, – усмехнулся он. – Так жизнь сложилась. У отставного военного не так много способов заработка.

«Вот этого раньше не было, – поняла она, вглядываясь в его лицо. – Вот этих морщин у рта, придающих усмешке горькое выражение. Тогда, в детстве, он хохотал заливисто и легко, во весь рот».

– А вы кем хотели стать в детстве? – спросила она.

– Хм, вы меня поймали, – невольно улыбнулся Руслан. – Я об этом уже лет пятнадцать не вспоминал. Вообще-то я хотел стать археологом, ездить на раскопки, находить какие-нибудь доисторические глиняные амфоры. Глупость, конечно.

– Почему глупость? – возразила Ольга. – Мне кажется, из вас получился бы хороший археолог: вы такой спокойный, сдержанный, у вас бы хватило терпения… А почему не стали?

– Сначала забрали в армию, попал в Афган. А потом уже как-то само собой вышло, что пошел в военное училище.

– Погодите, – помотала головой Ольга. – Вы хотите сказать, вам так понравилось на войне, что вы решили остаться в армии?

– Нет, на войне мне не понравилось, – возразил он. – Для этого нужно быть человеком особого склада, получать удовольствие, стреляя в людей. Хотя у нас в группе были и такие. Просто, когда поймешь, чего стоит, по сути, человеческая жизнь, все остальные занятия, вроде разбирания глиняных черепков, уже кажутся бессмысленными, идиотской потерей времени.

Они помолчали. Оля пыталась представить себе Руслана таким, каким она его помнила – легким, смешливым, ловким мальчишкой, облаченным в военную форму. Тяжелые берцы на ногах, потемневшее от пота кепи на остриженной голове. Вот он лежит на горячей растрескавшейся земле, сжимая побелевшими на суставах руками автомат, а вокруг все грохочет и взрывается. Что должно было произойти с ним там? Каким оружием выбило из его встрепанной головы романтические мальчишечьи мечты?

– Ну а вы? – Он вдруг обернулся к ней и, кажется, впервые заглянул прямо в глаза. И Оле стало отчего-то жарко от этого прямого синего взгляда. – Вы сами кем хотели стать в детстве?

– Вы ни за что не поверите, – засмеялась она. – Я хотела стать ветеринаром, лечить животных.

– Почему же не стали?

– Замуж вышла, – пожала Оля плечами.

– Ну, одно другому не мешает.

– В моем случае помешало. Как, думаете, Миша реагировал бы на благоухающую навозом супругу?

Оба рассмеялись. Слева вдруг надсадно металлически скрежетнуло. Руслан среагировал в долю секунды, схватив Олю за плечи, легко оттащил в сторону, загородил спиной от возможной опасности. Щекой она коснулась коротко остриженного, жесткого «ежика» его волос, почти уткнулась лицом в его холодную, пахнущую дождем куртку, ощутила крепкие, сильные руки на плечах. Руслан, не отпуская ее, обернулся. У бензоколонки недавно подъехавшая «Шкода» боком задела заправлявшуюся «Газель». Выскочивший из «Газели» в рабочем комбинезоне мужик, возмущенно жестикулируя, орал на водителя «Шкоды».

– Все хорошо, – тихо произнесла Ольга. – Это не по мою душу.

– Да. Извините, – хмуро бросил Руслан, отпуская ее. – Давайте все же поедем.

Остаток дороги прошел в молчании. Ольга, сжав губы, смотрела на убегавшую под колеса дорогу, на оранжевые огни фонарей. Уже у самого дома Ольга потерла ладони, подышала на пальцы, пожаловалась:

– Руки замерзли.

– Извините, варежек у меня с собой нет, – бросил Руслан, не глядя на нее.

И только в эту минуту она поняла, что он тоже ее узнал.

Глава 10

Дни проходили за днями. Весна вступала в свои права, звенела птичьими голосами, одурманивала запахами цветущих садов. Руслана все это великолепие, торжество юности и жизни, раздражало. Нужно было сосредоточить все мысли, все внимание на работе, а как тут отрешиться от всего внешнего, когда в раскрытое окно так и лезут весенние звуки и запахи. И рыжее задиристое солнце ломится через крыши прямо на улицы Москвы. И Москва-река, вскрывшаяся из-подо льда, вся уже в мокрых мурашках. И липы на бульварах густо пахнут медом, и ветер поднимает над березами золотисто-зеленые облака пыльцы. И люди бродят, как ошалелые от всего этого буйства, писка и восторга. Сколько раз уже приходилось ему при виде какого-нибудь продирающегося сквозь толпу типа молниеносно оттеснять Мишу за спину, только в последнюю минуту соображая, что придурок стремительно несется навстречу ожидающей его у фонтана девушке.

Руслан старался с головой уйти в работу. Составил аккуратную табличку, что-то вроде мини-картотеки на перемещения Чернецкого, вместе с ребятами из группы несколько раз прочесал все его основные маршруты, запоминая все: попадавшиеся на пути перекрестки, развязки, повороты, разъезды. Все подворотни, откуда мог вывернуть неожиданный злоумышленник. Разработал наиболее безопасные маршруты передвижения, стараясь по возможности подогнать Мишино расписание под часы минимальной загруженности автодорог. Руслан тщательно проверил офис Чернецкого, наладил новую современную систему видеонаблюдения, расставил охрану. Разговаривал с Мишей, пытался убедить того временно, пока не раскрыта история с покушением, ограничить перемещения по Москве, выезжать, по возможности, только в офис. Но Миша лишь скалил зубы:

– Чтобы я из-за какого-то ублюдка по подвалам ховался? Да никогда! Ты пойми, Руслан, этот шакал только того и ждет, чтобы я в штаны наложил и затаился, как крыса. Тут-то горло мне и перегрызет. А на матерого волчару тявкать, может, и перебздит.

Руслан хмурился, раздражался, а все же не мог не признать, что ему импонирует веселый азарт босса, его бесстрашие, не имевшее ничего общего с безрассудством. Миша не пытался нарочно провоцировать недоброжелателя, принимал все возможные меры безопасности, но и менять привычный уклад жизни, прятаться и дрожать от страха считал ниже своего достоинства. Изучив склад характера и повадки Чернецкого, Руслан удостоверился, что в критической ситуации работать с Мишей будет легко. Он не впадет в истерику или ступор, сориентируется быстро, мешать телохранителям не станет, если будет нужно, легко, не артачась, беспрекословно подчинится указаниям. Да, завалить такого человека наемнику будет и впрямь непросто.

Руслан был бы абсолютно удовлетворен своим нынешним положением, если бы не жена Чернецкого.

Он узнал ее тогда. Не сразу, правда. Сначала не мог понять, отчего при взгляде на нее перед глазами начинают мелькать солнечные блики и будто бы слышатся крики чаек, и стоны волн, и шепот песка. Почему в голове возникают вдруг полуистертые образы: изломанные плоскости крыш, рваная тень от шелковицы, растрескавшийся асфальт, загорелые девчоночьи ноги – левая над щиколоткой перечеркнута тонким белым шрамом – лихо взлетают над скакалкой. А потом вспомнил. Конечно же, она тоже была из их двора. Дочка библиотекарши, он еще часто передавал через нее книги. А потом, навсегда уезжая из Казахстана, отдал ей варежки. Почему-то думал, что в Грозном они ему не пригодятся.

Значит, Миша женился на землячке, остался верен сентиментальным воспоминаниям детства? Никогда бы не подумал!

Руслан привез Ольгу из аэропорта, и в один вечер все переменилось. Темный каменный дом, до сих пор воспринимавшийся крепостью, которой предстоит выдержать нападение, сделался вдруг мирным, уютным пристанищем. Казалось бы, все осталось прежним, появились только какие-то мелочи: свежие цветы на столе в столовой, запах женских духов, приятный грудной голос, иногда напевавший что-то за окном спальни. Но эти перемены почувствовали все. Ребята из группы сами собой стали вдруг более собранными, подтянутыми и меньше матерились. Денис, которому Руслан, не слишком доверяя парню, назначил смотреть за помещениями обслуживающего персонала, не так откровенно приставал к поварихе Светлане. Да и сам Чернецкий как будто чуть ослабил внутри туго натянутую пружину, чаще и охотнее улыбался, и глаза его уже меньше напоминали глаза затаившегося в осаде волка.

Руслан нисколько не радовался тому, что общее напряжение немного спало, наоборот – обстановка стала нерабочей. Ольга раздражала его, когда находилась так близко. Путала мысли, вызывала смутные, отрывочные воспоминания о жизни, которую он давно забыл. Разговаривая с ней, бросая коротко, отрывисто «Добрый день!» или «До свидания!», он не мог избавиться от ощущения фальши, неестественности своего поведения.

Тогда, в аэропорту, она тронула его за плечо, смотрела своими ясными, прозрачными, с прозеленью глазами, поднимала изогнутые летящие брови, трогала пальцем уголок влажного рта, на выступающих скулах играл первый весенний румянец. Потом, в машине, сидела рядом совсем, коленями своими дотрагивалась. И пахло от нее нежно и горько, цветами какими-то. Он не мог вспомнить, что это за запах, и почему-то это мучило, не давало покоя. Этот дурацкий разговор в кафе на заправке, смех, воспоминания о детстве, о юности, о каких-то идиотских мальчишеских мечтах. Руслан давным-давно вычеркнул все это из памяти, заставил себя не поддаваться пустым сожалениям – жизнь сложилась так, как сложилась, и нечего ныть, иначе разнюнишься, начнешь жалеть себя и скатишься на обочину. А Ольга в два счета, парой простых, незамысловатых фраз заставила его сбросить маску сурового, немногословного бойца, без мыслей, без чувств.

Когда они подъехали к дому, он вздохнул с облегчением. И тут же снова уловил этот проклятый, не поддающийся усилиям памяти запах. До вечера еще в машине пахло ею, потом запах выветрился…

Теперь Руслану приходилось сталкиваться с Ольгой по нескольку раз в день. По утрам она спускалась по лестнице, в тонком домашнем платье, под которым было видно ее всю, как голую. Зачем только Миша позволяет ей его носить? И потом постоянно мелькала то в окне второго этажа, то на дорожке сада, то у ворот. Вечером Миша прощался с ним, взбегал по лестнице на второй этаж, и воображение немедленно рисовало, как он входит спальню, опускается на кровать, обнимает жену. Руслан придушенно мычал, бросался на пол и принимался отжиматься.

В конце концов пришлось признаться себе, что жена босса неодолимо его волнует, вызывает бешеную пульсацию крови во всем теле, и это началось с той самой первой встречи, когда увидел ее в аэропорту. Глядя на нее, он не мог отделаться от желания: схватить ее, опрокинуть, смять, прижаться губами к пульсирующей на шее синей жилке. Усилием воли Руслан отгонял эти видения, но с телом так запросто справиться не мог, оно не подчинялось рассудку, требовало эту женщину властно и горячо. Он даже удивлялся такой бурной реакции своего мужского естества – что в ней было такого особенного, если разобраться? Красивая, конечно, тонкая, хрупкая, золотая – но ведь таких много.

Женщины… Сколько у него их было? После нескольких лет, проведенных в доме отца, во время учебы в Москве он оторвался за годы вынужденного целибата. И потом уже, во время несения службы в гарнизоне, какие только бабы не приходили к нему, чтобы разделить с ним постель! Вероятно, была в Руслане какая-то особая для них мужская привлекательность.

Воспитанный на приключенческих книгах, затем попавший в среду, где свободное поведение женщины приравнивалось к распущенности, он так и не смог до конца определиться в своем отношении к подобным связям. Он знал, что в современном мире секс – это достаточно просто, как необходимое и приятное физическое упражнение в спортзале, но все равно никак не мог побороть некое смутное чувство брезгливости. Эта проклятая двойственность восприятия изводила и мучила Руслана.

По его внутреннему, сформировавшемуся за годы кодексу чести чужая жена была совершенно запретна, табу. Тем более жена босса, к которому он к тому же относился почти дружески. Нельзя было даже и помыслить о том, чтобы завести с Ольгой какие бы то ни было личные отношения. Руслан гнал от себя опасные мысли и почти с ненавистью оглядывался на нее, когда она появлялась в поле зрения. Ситуация осложнялась еще и тем, что не замечать Ольгу он не мог, так как и за ее безопасность отвечал тоже.

В тот вечер Ольге удалось выбраться из дома без сопровождения. Миша настаивал, чтобы она выезжала только с телохранителем, ее же раздражала постоянно маячившая позади молчаливая фигура одного из охранников, нанятых Русланом. Отчего-то казалось, что муж, воспользовавшись предлогом мнимой опасности для ее жизни, приставил к ней соглядатаев, шпионящих за каждым ее шагом. Конечно, ничего тайного, запретного она и не делала, но ощущение собственной свободы и независимости, ради которого она и открыла филиал конноспортивного клуба в Москве, безнадежно терялось.

Сегодня же наконец-то ей удалось улизнуть от бдительного ока и поехать в клуб одной. Собственно, ехать было недалеко, комплекс находился поблизости от дома.

Навстречу ей тут же бросилась Ленка – девчонка лет четырнадцати, из местных, поселковых. Лошадей она обожала с детства, вот и прибилась к клубу. Приходила каждый день, помогала на конюшне. Денег не просила, только смотрела преданно, как щенок, чтобы не прогоняли. Оля выделила ей официальную ставку, не полную, конечно, а ровно столько, сколько позволялось по Трудовому кодексу на рабочий день подростка.

– Ольга Николавна, – зачастила Ленка, – такая радость! У Фухтели жеребенок родился. Такой хорошенький, серый, в яблоках!

– Пополнение в рядах? Замечательно! – улыбнулась Ольга.

– А эта новая лошадь, Гейша, что-то нервничает, – озабоченно сообщила Ленка.

– Дурит? Ну, сейчас я ее навещу.

Оля решила, что жеребенка посмотрит позже, и направилась в конюшню, сразу к стойлу Гейши. Гнедая лошадь с белым пятном на лбу, поджарая, длинноногая, и в самом деле нервничала: фыркала, выворачивала шею, косилась на хозяйку вишневым, сверкающим затаенным бешенством глазом. Привезли лошадь только два дня назад, она еще не привыкла к новым условиям, не желала признавать ни конюхов, ни хозяйку.

– Ну что ты, что ты, милая? – Оля осторожно похлопала ее по шее, погладила ладонью морду. Лошадь оскалилась, и Ольга едва успела отдернуть руку – еще немного и укусила бы. – Шшш… Не балуй! Все хорошо! Сейчас выездим тебя.

Она набросила повод, попыталась застегнуть уздечку. Гейша упрямилась, но Ольга действовала уверенно, вставила трензель и подтянула уздечку вверх. Оседлав лошадь, она вывела ее из конюшни и вскочила в седло. Гейша поначалу артачилась, поворачивала к Оле голову с прижатыми ушами, явно угрожая тяпнуть за колено. Оля продолжала успокаивать ее голосом, и в конце концов Гейша, кажется, образумилась, спокойно порысила к воротам.

Ольга поехала через поле. Покрытая свежей, недавно пробившейся травой земля тянулась почти до самого горизонта, даря ощущение простора, воли, почти полета. Далеко впереди белели в сумерках низкие домики поселка, располагавшегося по ту сторону шоссе, тускло блестели купола недавно отстроенной церквушки. Над куполом, галдя, кружились галки. За церковью медленно текла меж высоких берегов тихая речка. На небе разгорался поздний майский закат – рваные розовые полосы чередовались с серо-сиреневыми.

Вдруг впереди, на кромке поля, рядом с первыми домами что-то тяжело разорвалось, в небо взлетела яркая изумрудно-зеленая ракета, рассыпавшая вокруг светящиеся брызги. «Мать твою! Как же задрали со своими фейерверками. Ни один урод не может жениться, не оповестив об этом всю округу», – выругалась про себя Ольга и погладила лошадь по холке, чтобы успокоить, показать, что все в порядке. Но было уже поздно. Гейша рванула в сторону, дернулась и понесла. Ольга едва успела откинуть корпус назад и упереться в стремена. «Спокойно! Спокойно! Не паниковать!» – командовала она себе, пытаясь натянуть повод. Ветер, еще недавно нежно гладивший виски, теперь бешено летел в лицо, сдавливая дыхание, трепал волосы.

Оля пыталась завернуть лошадь на круг, но та не слушалась. Дернувшись, кобыла встала на дыбы, и Ольга едва успела прижаться к горячей, мокрой от пота, нервно вздрагивающей спине животного. «Сбросит!» – поняла она. Но всаднице все же удалось удержаться в седле. Гейша пригнулась к самой траве и снова галопом понеслась вперед. Комья земли, вылетавшие из-под копыт лошади, хлестали Ольгу по ногам, по бедрам. Ольга тянула повод то вправо, то влево – Гейша не унималась, мчалась к краю поля. Впереди пролегало шоссе, уже отчетливо видны были пролетающие на полной скорости машины.

– Стой! Гейша, стоять! – отчаянно закричала Ольга, не справившись с голосом.

Неожиданно, словно из ниоткуда, рядом появился какой-то мужчина. Минутой раньше Оля никого не видела поблизости. Откуда он взялся?! Из-под земли выскочил? Куда он лезет, идиот конченый! Сейчас прямо под копыта угодит.

– В сторону! – крикнула ему Ольга. – С дороги!

Но мужчина, не слушая ее, бросился наперерез понесшей зверюге; прыгнул, казалось, под самые копыта, ухватился за повод и повис на нем всей своей тяжестью. Оля разглядела синие яростные глаза, побелевшие от напряжения высокие скулы, сжатый в полосу рот – и узнала Руслана.

Гейша замотала головой из стороны в сторону, дернулась вперед, протащив Руслана несколько метров по земле. Но тот не отпускал поводьев – вцепился намертво. Ольга видела очень близко его крупные, сильные, крепко сжатые кулаки.

Гейша взбрыкнула, заржала и остановилась так резко, что Ольга едва не вылетела из седла. Руслан поднялся, отряхиваясь от прилипших к брюкам комьев земли.

– Зачем вы это сделали? Кто вас просил сигать под копыта лошади? – спешившись, спросила Оля. Она не успела еще отдышаться, опомниться после бешеной скачки, и голос прозвучал резко, пожалуй даже гневно. – Она бы покалечила вас!

Руслан, услышав ее отповедь, иронично усмехнулся в ответ:

– Простите, что вмешался. Нужно было дать вам сломать себе шею.

Голос у него был низким, бархатным, невыносимо приятным. От его звука у Ольги захолонуло сердце, и, сердясь на себя, она отрезала:

– Я бы справилась, я в седле пятнадцать лет.

Руслан развел раскрытые ладони, словно сдаваясь перед ее натиском. Бог знает почему, но каждый раз, когда им доводилось пересекаться, у нее возникало ощущение, что он сторонится ее, что она вызывает у него снисходительную неприязнь. Это коробило, оставляло неприятный осадок. И Ольга злилась: в конце концов, он всего лишь начальник охраны, какое ей дело до его настроений? Она взрослый человек со сложившейся жизнью – неужели же ее до сих пор волнуют какие-то давно похороненные детские мечты? Все еще важно заслужить внимание и одобрение надменного красавчика-мальчишки? Чушь какая то!