Зимний сон малинки Логвин Янина

— И добрые?

— Очень добрые.

— Тогда я хочу рога! Я буду бодаться!

— Мам, а у Насти Коваленко такая кукла красивая, ей папа подарил. У нее есть платок, сумочка и даже кеды. А еще она умеет говорить. Ты мне купишь такую же?

— Э-э, нет, Даша.

— Почему? Потому что у нас нет папы?

Я коротко и с опаской покосилась на Гордеева. Он продолжал молча вести машину, сосредоточившись на дороге. Я обернулась и тихо шикнула на детей, чтобы вели себя тихо. Но какой там!

— Ма-ам?!

— Да куплю, Даш! Не такую, но куплю! Только зарплату получу, хорошо?

— А я хочу башенный кран. И гонку! Мам, а почему мне Мишка не дает играть? Он что, жадина?

Господи, поскорее бы приехать.

— Ма-ам, магазин! Ты обещала, что если мы будем у тети Наташи себя хорошо вести, ты купишь нам батончики Тедди! — вдруг дружно прокричали дети, и я попросила Димку:

— Э-м, Гордеев, ты бы мог здесь остановиться? На минуточку. Я быстро!

Гордеев ничего не ответил, но притормозил. Выскочив из машины, я галопом помчалась в магазин и таким же галопом обратно, топая каблучками по сколькому тротуару. Всучив детям в руки по батончику, сердито погрозила малинкам пальцем:

— И больше у меня ничего не просить! Поняли?

Замолчали. Но первой не выдержала Дашка. Она у меня любопытная, все ей надо знать. И так, бедняга, долго терпела. Пока ела батончик.

— Мама?

— Что?

— А кто этот дядя?

И ведь попробуй не ответь — сама у него спросит. Вон, с каким интересом незнакомца рассматривает, чтобы потом бабушке рассказать.

— Это с работы, Даша. Мой начальник.

Сказала, и тут же захотелось зажмуриться и вжаться в сиденье, потому что умница дочка распахнула глаза и довольно выдохнула:

— Это который важный, как гусь лапчатый, да?

А Лешка добавил:

— Нет, Дашка! Я слышал, мама говорила, он индюк павлинозадый! Правда, мам?

— Леша, ну как тебе не стыдно! За мной глупости повторять! — постаралась я сохранить лицо. — Это… это я про другого дядю говорила. Не про этого.

Ну и выдержка у Гордеева! Едет, даже взглядом не ведет.

Я честно две минуты терпела, затем минуту пыжилась, пока дети подозрительно тихо на него таращились (ведь догадались, что о нем, миленьком). А потом… А потом, не выдержав, расхохоталась до слез.

Так ему и надо! К черту, пусть высаживает. Не могу!

— Мам, а этот дядя еще приедет?

— Нет, Даша, не думаю. Скажите дяде спасибо!

Дети завозились, выползая из машины, а я стояла и улыбалась — ну, не отпустило меня, и все тут!

Спасибо Димке, не высадил. Довез до места, зыркнул темным взглядом на моих малинок, и уехал. Сорвался с места так, что снег под колесами заискрил!

— Маруська, я не поняла, что это было? Откуда Гордеев взялся? Точнее, откуда он взялся, я догадалась. А вот как в его машине оказалась ты — вопрос!

Наташка, словно высчитала момент, когда я войду в квартиру и хлопну дверью, тут же позвонила на сотовый. Я даже разуться не успела.

— Феечка, подожди, я хоть сапоги сниму.

— Да какие еще сапоги, Малина? — возмутилась подруга. — Издеваешься? Меня же сейчас от любопытства разорвет! На молекулы! Давай рассказывай, пока я к тебе сама не приехала за новостями с бутылкой текилы!

Здоровье подруги было мне дорого, собственный сон тоже, поэтому пришлось рассказать всё, как есть. И про свет, и про сумочку, и про рабочий аврал, в который мы попали всем отделом.

— Так что Гордеев для себя старается, Наташка. Нужен ему этот заказ — факт! Может, он мне так бонусы решил вернуть за сверхурочные. А может, за кофе извиниться. Да не знаю я, Феякина, зачем!

— Все равно, могла и предупредить, Машка! Я бы хоть ресницы накрасила! Чуть в обморок не грохнулась, когда его увидела. Я же по нему пять лет сохла! А тут стою на морозе в шлепанцах, с крендебобелем на голове — звезда районного гламура, и тут бац — он, Гордеев! Блин, Малина, такой красавчик, так и съела бы! А как от него пахнет! Ты помнишь, как за ним наши девчонки бегали? А он хоть бы одну в кино пригласил! Я его как обняла, прямо школу и вспомнила!

— Ну… а может, он приглашал, Наташка, — я все-таки стащила сапоги сначала с себя, а затем с деток. Сняла комбинезоны и шапки. Малинки тут же помчались в комнату. — Ты же не можешь обо всем знать. И потом, выдохни, Феечка. У него сегодня было рандеву с горячей блондинкой, сама видела. Димка перед ней так хвост распушил, так старался произвести впечатление, что чуть мне в глаз локтем не заехал. А еще ему брюнетка проходу не дает. Я уже молчу о невесте, которая по слухам где-то есть.

— А я и не спорю, что он гад, но аппетитный до не могу! — согласилась подруга.

— Кстати, как там Жорик? Не объявлялся? — перевела я тему. Жора Либерман был нашей общей болью. За Феечку я переживала, как за себя.

— Ой, не береди рану, — сразу огорчилась Наташка. — Объявлялся. Пришел сегодня с чемоданом, но я его домой к Крокодиловне отправила. И тапочки отдала — подмышку сунула! Сколько можно? Надоело. Я замуж хочу, детей. Я же их люблю, Машка! А он — «мама, видите ли, не переживет». Да почему я из-за какой-то старой ревнивой стервы должна травиться контрацептивами? Значит, о маме он подумал, а обо мне нет? Вот возьму и выйду замуж за первого встречного, я так ему и сказала! И рожу!

Наташку я знала, у нее ума хватит и не на такой поступок. А потом будем вместе реветь.

— Но ты же Жорика любишь, Наташ. А он тебя.

— Люблю, — грустно вздохнула подруга, признавая мою правоту. — Любовь зла, полюбишь и козла. Знала бы ты, какие у меня мужики в клиентах водятся, презентами задаривают, а меня заклинило на этом дрыще тонконогом. Тьфу!

Ну, тьфу или не тьфу, а ссора на этот раз у Феечки с Жориком вышла серьезная и долговременная. А тут еще и у меня работы привалило через край. Совершенно не осталось времени на подругу.

— Наташ, а давай Новый год у меня встретим, а? Я торт испеку твой любимый. А хочешь, в деревню к моим съездим? Ты же бабулю знаешь, она кому хочешь мозги быстро на место вправит.

— Что, Малина, напьемся и в лес? Зверье пугать?

— А почему бы и нет? Чем мы с тобой не Снегурочки?

Феякина вздохнула, помолчала, и согласилась:

— Вот-вот. Такие же дурочки и есть!

А ночью мне снова снился сон. Золотой туман расступился, облака поднялись, и я оказалась в заснеженном зимнем лесу. Рыхлый снег теплым пухом стелился под ноги, распущенные волосы лежали на плечах, а вокруг стояла такая чистая красота, что словами не описать — сказочная! Захотелось набрать в легкие студеный воздух, обернуться и крикнуть: «Эй, где же ты?». Тот, по чьей воле я сюда пришла. И так жаль, что имени не назвать.

И вдруг увидела. Да вот же он! Тот, который сильный и красивый, как Бог! Стоит спиной между изумрудными елями, вокруг снег, а он, вы только подумайте, в одном полотенце на бедрах и босиком! Ну, чисто тебе Тарзан-Иванушка! На широких плечах блестят капли влаги, сильные, красивые руки опущены, и волосы закрутились на затылке влажными колечками. А вокруг тела пар.

В проруби он купался, что ли? Или после баньки решил остудиться? А может, он по жизни такой горячий?!

Посмотрела на себя и ахнула. Да я же и сама обнажена! Стою среди леса, в чем мама родила, и не краснею. И тут же руками себя прикрыла. Ой!

А потом подумала и руки-то убрала: я же вроде как хочу его? Разве нет? Да и не стыдно ни капельки. Это же он, мужчина моей мечты! Вот сейчас как обнимет, и я пропаду!

— Маша, ты пришла!

— Да!

И от этого тихого, проникновенного «Маша» грудь потяжелела, в животе вспыхнул жар, и все вокруг подернулось дымкой. О-ох…

Мужчина мечты повернулся и протянул руки. О, Боже! Колени подкосились…

Что-то в его лице показалось знакомым, но не успела я понять, «что», как взгляд заволокло то ли туманом, а то ли густым паром.

Эй, я не поняла! Что за гадство! Пожар, что ли, в лесу? Откуда так валит-то?

— Маша! — растворилось в белом мареве, и я возмущенно замахала руками, разгоняя досадную помеху.

— Стой! Подожди, я тебя не вижу! Э-э-эй, ты где, Тарзан Иванович?!

Ну вот, так всегда. Исчез вместе с лесом в придачу. И ни снега тебе, ни изумрудных елей, ни облаков.

На сотовом сработал будильник, я проснулась и всхлипнула: а мечта была так близко!

Утром Гордеев меня не замечал. Ходил по офису важный, как жук, аккуратный до хруста, едва ли не поскрипывал на поворотах от собственной значимости. Время от времени задерживаясь у стола Валечки, он заглядывал в ее компьютер и что-то объяснял, доводя девушку до полуобморочного состояния. У Галаниной сегодня не сходился расчет, и она заметно нервничала, скрывая за милой растерянностью панику, грозящую вылиться в слезы. Мы с Юркой и рады были бы ей помочь, но у самих в рабочих моментах подгорало, и времени не хватало даже на то, чтобы по-дружески похлопать подругу по плечу.

М-да, на старой работе в «СНиПТехПромГазе» мы бы уже раза три успели выпить чай и обменяться домашними новостями, а тут даже подумать о еде некогда.

Я схватила из сумки сухарик и бросила в рот. Захрустела всухомятку, набирая текст. Зато маячившая премия окрыляла и добавляла работоспособности, что заметно грело душу и поднимало настроение мечтой о телевизоре и новогодних подарках.

Прибежала Леночка и уставилась на пару Гордеев плюс Галанина, как коршун на зябликов. Закружила вокруг, одергивая на тощих плечах жакетик.

Все же странные создания женщины. От близости начальника у Валечки покраснело лицо, а от взгляда Петуховой — грудь. Как всегда, декольте Валентины соблазняло глубиной и томной ложбинкой, а дыхание от паники частило. Я посмеялась про себя, заметив, как худосочная Леночка скрипит зубами, заметив, в какой опасной близости от этого декольте оказался Гордеев.

И сама тоже скрипнула: Упс, опечатка в расчете! Теперь исправлять!

— Малинкина! — обернувшись, строго бросил Димка поверх плеча. — Вы забрали сметы в экономическом отделе?

Неужели я хихикнула?

— Да, Дмитрий Александрович, — послушно выглянула из-за компьютера.

— Вам всё подписали?

— Да.

— Пожалуйста, сделайте копию и передайте Елене оригинал. И проследите, чтобы завтра уже подписанная смета была у меня на столе.

— Хорошо, Дмитрий Александрович. Как скажете!

— Дима, — вскинулась Петухова (после сцены с кофе мы с дочерью технического старательно обходили друг друга стороной; быть покусанной не хотелось ни ей, ни мне), — я и сама могу сделать копию и завтра тебе все принести. Не отрывай сотрудников от работы.

— Что значит, не отрывай? Маша непосредственно занимается этим заказом. Она в курсе дела и я ей доверяю.

— Маша? — брюнетка обернулась. Я, как ни в чем не бывало, продолжала вносить правки в документ, делая вид, что ничего не заметила.

О-фи-геть! Он сказал Маша?! Если честно, если бы не сухарик за щекой, у меня бы тоже челюсть отпала.

А у Леночки сначала дернулись ноздри, а затем глаз. Слово «доверяю» ей не понравилось. Как, собственно, и моя грудь, на которую рухнул ее взгляд, как только я встала из-за стола и вышла из своей конторки. Завистливые глаза скользнули по волосам, спустились на талию… И брюнетка, фыркнув, успокоилась, споткнувшись о мое платье.

М-да, не Италия. Такое точно не могло понравиться ее снобу Димочке. Так чего переживать?

1:0 в пользу Валечки. Я пожала плечами и пошла делать копию, переглянувшись с Гордеевым. Доверяет он мне, надо же!

А на другой день от заказчика пришло одобрение и приглашение на встречу с представителем фирмы, и озадаченный Игорь бодро бегал из кабинета Гордеева ко мне в конторку за рабочими сводками.

— Ну что там, Игорь? — меня распирало от любопытства. Как начальник группы, Буряк был в курсе моих стараний. Сейчас я владела информацией по заказу едва ли не лучше его самого и очень переживала.

— Если встреча пройдет нормально и заказчику подойдут условия, он готов заключить с нами контракт на полную комплектацию рабочего объекта. А это сумма, Маша, ого-го! — поднял палец блондин. — Весь следующий год будем завалены работой под завязку!

От озвученного количества денежных знаков я присвистнула. А вот насчет «если» не поняла. Фирма наша гремела именем. Как это при ее авторитете «не подойдут?»

— Ну и? Чего так все суетятся-то, Игорь? Не считая космических перспектив?

Парень вздохнул.

— У нас нарисовался конкурент. Из местных. Его коммерческое предложение выгоднее нашего, и заказчика это смущает. «ГБГ-проект», конечно, сила и гарантия, но деньги все умеют считают. И тендер пока не закрыт.

— Но этого не может быть! — усомнилась я. — Я списки поставщиков самолично составляла! Эти насосные установки и прессы нигде не найти дешевле!

— Вот это-то и интересно, — подтвердил блондин. — Фирму-конкурента мы знаем и, честно говоря, репутация у них не ахти. Но перебить заказ они могут. «Реформ-строй» — может, слышала?

— Что-то припоминаю, но лично ни с кем не знакома.

— В общем, нам необходимо попасть на встречу и убедить заказчика подписать договор именно с нами. Завтра вечером мы с Дмитрием Санычем уезжаем в командировку, так что держи за нас кулаки!

Буду держать! Еще как буду держать! До хруста в пальцах и звезд в глазах! Я же сама проект готовила!

Нет, ну что за дела!

Утро субботы ни о чем думать не могла, только о контракте. Вот что значит жить работой! Все прокручивала в уме детали заказа и сметы. Списки оборудования и ведомости. А в три часа дня позвонил Игорь и грустным голосом сообщил:

— Малинкина, я упал и сломал ногу, представляешь? Вот сижу со снимком в травматологии и жду врача. Ступня так опухла, что еле снял сапог.

Я даже сначала не поняла, о чем он. Какая травматология? Какой перелом?

Как отстирывала пятно от шоколада на белой рубашке Лешки, прижав мокрыми пальцами телефон к уху, да так и застыла с выражением на лице «Ась?».

— Ты чего сделал, Буряк?

— Ногу сломал, — извиняющимся тоном повторил Игорь. — И, кажется, не смогу никуда поехать. Маша, выручай! — взмолился. — Заказ и так на волоске! Дмитрий Александрович у нас, конечно, умница, но даже ему нужна опора и плечо. А у тебя вся информация!

— А?

— Поезд, говорю, номер «178-А», отправление в семь часов вечера. Сейчас билет переоформлю на твое имя и пришлю по электронке! Скинь данные паспорта. И смотри не подведи, я на тебя надеюсь!

— Да ты с ума сошел, Буряк! Какая командировка, у меня же дети! — возмутилась я… но тут же сдулась, понимая, что выхода нет. — Но… но как быть с бухгалтерией, Игорь? Все ведь оформлено на тебя?

— Я сейчас Гордееву позвоню и все ему объясню. Пусть решает. Ты видела сумму заказа? Потеряем контракт — потеряем работу, а он — отдел. И опомниться не успеем!

Работу потерять было никак нельзя. И отдел тоже. Как бы я лично не относилась к Гордееву, а с ним и его командой в фирме считались — не зря Димку приглашали на все крупные совещания и планерки, и выписывали сотрудникам премии. Да и работалось мне на новом месте хоть и не просто, зато интересно.

В общем, с Игорем я распрощалась и тут же позвонила маме. Та, как и положено бабушке в выходной день, возилась дома с пирожками для любимых внуков, ожидая нас в гости к ужину. Я как смогла все объяснила родительнице и, едва она появилась на пороге нашей квартиры, схватила наспех собранный чемоданчик, запрыгнула в машину к отчиму и взмолилась:

— Николай Иванович, миленький, гоните! Осталось полчаса до отправления поезда! Если опоздаю, мне крышка! Миллионы из-под носа уведут!

Конечно, прозвучало несколько опрометчиво, но дядю Колю сумма впечатлила, и он послушно рванул с места. Запетлял на легковушке по дороге не хуже гонщика.

— Пристегнись, Маруся! Ни пуха тебе, ни пера! — пожелал уже на вокзале, и дальше я помчалась сама.

— Пропустите! Посторонитесь! Вы не подскажете, где здесь выход на вторую платформу? Мне нужен третий путь. Как мимо прошла? Поняла, спасибо!

Я торопилась и все равно на поезд едва не опоздала. Когда на сборы отводят ерунду времени, а у тебя в процессе стирка, тушатся тефтели, варится суп, а дети снова и снова просят нарисовать Губку Боба, потому что у них он похож на миньона, надо обладать талантом заклинателя времени или шестью руками, чтобы все успеть.

Хорошо, хоть душ успела принять и не забыла утюжок прихватить с косметичкой. Ну и все необходимое тоже, включая зубную щетку, распечатку документов и мамины пирожки — ни пообедать, ни поужинать я так и не успела.

Димку я увидела сразу. Уж слишком он выделялся в толпе темным взглядом, непокрытой головой и дорогим пальто на широких плечах. Гордеев стоял на перроне, поглядывал в сторону выхода из подземки и нервно курил, вскидывая к глазам руку с часами на запястье. И только заметив меня, натянул на скулах желваки и важно шагнул в вагон.

— Быстрее, девушка! Через минуту отправление! Давайте ваши документы и билет!

Я показала симпатичной проводнице билет и забежала в вагон. И только очутившись внутри поезда, поняла, что нахожусь в СВ и… растерялась, заподозрив неладное.

Не знаю, о чем я думала, когда говорила с Игорем, когда спешила на вокзал и представляла себе командировку, но уж точно не о том, что окажусь с Гордеевым на пути в другой город в одном купе. Честное слово!

Ведь в одном? Или все же есть удача на земле?

Я посмотрела на билет и осторожно подошла к купе под номером шесть. Распахнув раздвижную дверь, уставилась в середину. Точно, двухместное, повышенной комфортности — мягкое и чистое, совсем не привычный народу плацкарт.

Ну, кто бы сомневался — это же Гордеев! Ноздрей коснулся знакомый запах морозной свежести с ноткой тепла и особый аромат мужского присутствия.

Гордеев снял пальто и оглянулся. Взглянул мрачно. Сам он наверняка пришел к посадке вовремя и уже успел расположиться. На вешалке в полупрозрачном чехле висел костюм. Туда же отправилось и пальто. На столе стояла бутылка минеральной воды и лежала пачка сигарет.

Я посмотрела на нее и сказала невпопад — как будто мне сказать больше было нечего.

— Не знала, что ты куришь.

— Иногда. Редко, — Димка повернулся, протянул руку и вкатил в купе мой чемоданчик, который от волнения все никак не удавалось втащить. — Здравствуй, Малинкина. Ты бы еще завтра приехала, тогда бы точно на встречу успела. Сначала Буряк с ногой, потом ты. Я тут поседею с вами, никакой организованности!

Что? И это он мне говорит? Той, кто, можно сказать, старается на приделе своих возможностей?

Я втиснулась в купе за чемоданчиком, все еще тяжело дыша от спешки — плечи Гордеева загораживали проход. Следом заглянул какой-то мужик, назвав меня Аней, и Димка с холодным раздражением закрыл перед ним дверь.

— Вы ошиблись девушкой, уважаемый. Всего доброго!

Вот хотелось вспыхнуть от его слов о неорганизованности, но, стиснув зубы, промолчала — нам еще вместе ночь ехать. И так друг друга терпеть не можем, зачем и без того накалять обстановку? В какой-то мере он прав: причины не всегда оправдывают следствие. Но я же не виновата, что об этих причинах узнала всего несколько часов назад!

А поздороваться все же придется, как ни крути. Хорошо, что можно вспомнить о субординации.

— Здравствуйте, Дмитрий Александрович. Но ведь успела же. Я, в отличие от вас, поездку не планировала. Как и визит к парикмахеру. У меня на вечер были совершенно другие планы.

— Да? И какие же? Хочется узнать, чем живут мои сотрудники, когда решается судьба отдела.

Метко. Можно сказать, в яблочко.

Димкина бровь поднялась, глаза сверкнули, и я отвернулась. Переставив чемоданчик, сняла шапку, пуховик и убрала одежду на вешалку.

— Не думаю, что вам на самом деле это интересно. И, если честно, я удивлена, что мы едем в одном купе. Мог бы хоть предупредить! — буркнула. Да уж, субординации надолго не хватило.

— А что бы это изменило? Я собирался ехать с Игорем, а не с тобой, — услышала справедливое в ответ. — Могла сама позвонить и спросить!

Да очень надо! Но удивлена или нет, а поезд тронулся, и мы с Гордеевым сели. Мимо помчались дома. Вопросов на языке вертелось множество, и все рабочего характера, которые желательно было бы обсудить. Я по-прежнему ничего не знала о личности заказчика, о месте встречи и о том, будут ли на этой встрече конкуренты. Вот только с чего начать разговор с начальником, когда он сидит и смущает своего инженера прямым взглядом, придумать не могла. Сегодня Гордеев меня явно замечал.

Вошла проводница и попросила билеты. Заулыбалась Димке, предлагая привлекательному пассажиру, у которого в соседках оказалась не жена (как она в первую очередь успела подумать), кофе, чай и меню из вагона-ресторана.

Я чай тоже ужас как хотела, и даже собралась было спросить, почем стаканчик? Но вспомнив, что нахожусь в вагоне СВ, а наличность в кошельке скудная, решила разжиться кипятком самостоятельно. Благо, додумалась чашку прихватить с собой.

Додуматься-то я додумалась, но вот пойти так и не решилась. Прошел час, а странная пауза в разговоре затянулась. Так и сидели мы с Гордеевым молча, пока вдруг не отозвался звонком его сотовый.

Голос из телефона послышался женский, и Димка тут же вышел из купе. Закрыл за собой дверь, а я вздохнула. Без его темного взгляда, пришпилившего меня к месту, почувствовала, что будто из полыньи вынырнула, и захотелось оглядеться.

Оставшись одна, расстегнула чемодан и достала еду. Сняла сапоги и переобулась в тапочки. В поездах мне приходилось ездить не раз, так что об удобстве передвижения на отечественных железных дорогах я знала не понаслышке и не собиралась истязать себя дискомфортом.

Я так быстро собиралась в дорогу, что не успела дома как следует просушить волосы. Лишь обмахнула феном и в косу заплела, спрятав под шапку. Сейчас же расплела их и перебросила на плечо. Достала футболку и спортивные брюки. Есть хотелось ужасно, и, покусившись на мамин пирожок, выглянувший из пакета, я уже ухватила его за кончик и приготовилась надкусить… как вдруг Гордеев вернулся.

Не знаю, о чем он там говорил с неизвестной девушкой, но, войдя в купе, телефон он совсем отключил и спрятал в карман пальто. Снова сел, весь из себя лощеный и дорогой даже в тонком джемпере и джинсах, и то ли от его холодного лоска, а то ли от прямого карего взгляда, есть пирожок я передумала. Так и вернула нетронутым на место.

В купе стало тихо, лишь мерно стучали колеса и покачивался вагон. Шелестел под моей рукой пакет.

Я знала Гордеева большую часть своей жизни, помнила его по школе и университету, пока он не уехал. Видела на работе в компании важных ГИПов и директоров, интересных женщин. Я должна была догадаться, чем именно его смутит мое присутствие. Почему, откинувшись плечами на мягкую спинку сидения, он будет смотреть на меня так, словно не верит, что это я нахожусь рядом с ним.

М-да уж, в двухместном купе надо ездить либо супружеским парам, либо незнакомцам, иначе о личном комфорте можно забыть. Димка посмотрел на мою юбку, на сброшенные с ног сапоги, скользнул взглядом по кофточке и моему ужину… И если бы мы находились в офисе, я бы стерпела. А тут вдруг увидела себя его глазами, и пространство вокруг стало слишком тесным.

— Слушай, Гордеев, хватит на меня смотреть так, как будто от меня чесноком разит. Я не напрашивалась ехать с тобой в командировку, и в вашу компанию «Гарант» попала случайно. Да, я мать-одиночка и у меня есть дети — это что, преступление? Да, мне нужна эта работа, и я, как могу, стараюсь быть полезной. Ну, давай, скажи уже мне в лицо, что я тебе не нравлюсь, и забудем! Как-нибудь переживу. Или переведи из отдела. Только я такая, какая есть, и другой не буду.

— Я знаю, Малинкина.

— А если знаешь, тогда почему Петухову с собой не взял вместо Игоря? Было бы, с кем поболтать и разделить светский ужин в вагоне-ресторане.

— А ты почему не пойдешь?

— А мне не по карману! У меня вон, — кивнула головой, — все с собой. И не косись на мои пирожки, хочу и ем, понял? — взяла, наконец, пирожок, и откусила. — У меня нет папы директора. Что заработала, то и мое!

В пакете лежали яблоки, я достала одно и захрустела уже без стеснения, отвернувшись к окну. Надоело. То видит он меня в первый раз, видите ли, то я, оказывается, неорганизованная. Да чихать я хотела на всяких снобов!

За окном уже стемнело, и ничего нельзя было разглядеть. В купе горел свет и, чтобы не смотреть в отражении на Димку, пришлось смотреть на себя — такую гордую и неприступную.

— Он что, никогда тебя не искал? Не помогал?

Ну и вопросец. Я чуть не поперхнулась.

— Кто? — обернулась с открытым ртом.

— Кирилл.

Я напряглась, отложив яблоко в сторону. Взглянула подозрительно, сощурив глаза.

— А тебе-то что до этого, Гордеев? Как будто ты сам не знаешь.

— Не знаю. Мы с Кириллом давно не общаемся.

— Вот и мы не общаемся. Понятия не имею, о ком ты говоришь. Это мои дети, были и будут.

Гордеев смотрел мне в лицо, я тоже. Так и сидели оба, разделенные маленьким столиком, словно два лука с натянутой тетивой.

А глаза у него все-таки красивые — у Димки. Лицо вроде бы холодное, гордое, а глаза — как теплый чай снежной зимой, если подпустит к себе — согреют. Не зря Леночка так старается к ним подобраться поближе. И губы точно прорисованные, права Наташка.

Хоть и заносчивый гордец, а привлекательный, с этим не поспоришь.

— Почему ты мне отказала, Малина?

— Что? К-когда? — я даже растерялась от такого вопроса. Это он сейчас о чем говорит?

— В десятом классе. До того, как стала встречаться с Мамлеевым. Я пригласил тебя в кино, но ты не пошла.

Вот ведь вспомнил, нашел момент.

— Не помню уже. Это давно было.

— А если правду?

Правду? Я замялась. Времени прошло немало, пожалуй, можно и признаться.

— Ты Феякиной очень нравился. Не могла я пойти, она бы месяц ревела.

— Ну и дура.

— Кто, Наташка?

Димка сидел, сложив руки на груди, и смотрел на меня.

— Причем тут Феякина. Ты.

Я не сразу поняла, что он сказал. А когда поняла, задохнулась от возмущения, не найдя слов. Вскочила, глядя на парня сверху вниз.

— Знаешь что, Гордеев?!

— Что?

— Пошел ты в задницу, умник! Дуру он нашел. Потому что ты мне не нравился, ясно? Каким был в школе гусем, таким и остался! Даже в кино пригласить нормально не мог — билеты он купил, идем. А ты меня спросил? Как ты вообще до Малинкиной снизошел?

Сказав все это, фыркнула, сбросила с ног тапочки и легла на свое место. Отвернулась к стене, сунув руки под подушку.

Поезд набирал ход, я покачивалась под перестук колес, когда вдруг поняла, что не укрыта, а юбка обтянула оттопыренную пятую точку. Как глупо! Наверняка Гордеев сейчас на нее таращится.

Я нахмурилась и быстро оглянулась, собираясь сказать парню что-то не очень умное… но Димка смотрел на мои щиколотки и ступни в тонких колготках. И я не нашлась, что сказать.

Встала, взяла футболку и брюки, и пошла в уборную переодеваться.

Нет, вы только подумайте, какой злопамятный, вспомнил он! Дуру нашел. Общество мое ему не нравится. Когда за одной партой четыре года сидели — не возмущался. Списывать не давал, но остальным делился, помню. Малиной обзывал, за что получал. Десять лет проучились в одном классе, а он нашел, о ком спросить. О Мамлееве. Как будто слухи, которые обо мне ходят — самые интересные на свете. Еще бы пожалеть вздумал, я бы ему и не так ответила. Слава богу, здоровье есть, а детки так вообще — ягодки, в меня удались. Да мы живем лучше всех! Вот заработаю командировочные и куплю себе брендовую юбку!

Хотя насчет Кирилла странно. Неужели Димка не соврал, и они совсем не общаются? Все-таки родственники. Ладно в школе не дружили, не сошлись характерами, но мы все уже давно из школы выросли, а тут как-никак двоюродные братья.

«Он что, никогда тебя не искал? Не помогал?» — а чего меня искать-то? Две сотни километров на север, и вот она — деревня Гваздюкино. Почти первозданная красота. На карте, конечно, найти сложно, но если постараться, то можно. Только я Кирилла предупредила: появишься, дед старое любимое ружье в сенях хранит — от всяких проходимцев добро бережет. Так солью между ног пальнет, вообще никогда не женишься!

Правда, он тогда лишь на телефонный разговор и решился. Просил понять и подождать.

А теперь помощь нам не нужна. Так и сказала Мамлееву в лицо, когда он год назад нарисовался — мы как раз с детьми только из деревни вернулись. В квартиру побоялся прийти, поджидал у остановки. Трус!

Уф, сколько я до этой встречи разных дум передумала! И как буду выглядеть? И что скажу, когда увижу? А что он скажет? А когда встретились, так противно стало! А еще обидно, что не мой человек оказался совсем. И не ёкает сердечко, и не трогает ничего в груди, и даже не болит. Неужели эту дерганную худосочную жердь я когда-то любила? Тьфу! Ведь смотреть-то не на что, одно позерство. Правду говорит поговорка: любовь зла. А вот почему Димка дурой обозвал — не поняла.

Я вошла в уборную и закрыла дверь. Посмотрела на свое лицо. После разговора с Гордеевым щеки просто горели. Вот ведь, и не нравится он мне, а смутил так, что чуть язык не проглотила. Тоже мне — устроил гляделки.

Умывшись, переоделась, взяла одежду и вышла в тамбур. Не успела открыть дверь в спальную зону, как проход загородил незнакомец. Мужчина был лет на десять старше, и килограммов на сорок тяжелее. Он явно меня с кем-то спутал, потому что вдруг схватил за плечи и выдохнул в лицо, счастливо ощерившись:

— Анюта, привет! Помнишь меня? Это же я — Жека! Ну!

Жеку я видела первый раз в жизни и совершенно точно знать не знала.