«...И ад следовал за ним» Хантер Стивен

Глава 11

Сэм ехал целый час, не смея пошевелиться. Он лежал на открытой платформе, среди сельскохозяйственного оборудования, закрепленного цепями. Толчки колес на стыках рельсов передавались вверх, и от этого у него звенело в голове. Никто его не преследовал, никто не совершал обход состава, на поезде не было охранников — лишь он один лежал распластавшись на платформе, между молотилкой и, судя по всему, комбайном, совершенно новыми, пахнущими свежей краской лучшими образцами техники производства компании «Маккормик», обещающими светлое будущее.

Сэм не испытывал никаких чувств. В нем не было радости. Он так и не увидел Эрла. Не узнал, что с ним случилось. Удалось ли Эрлу сесть на поезд? Последний раз, когда он видел Эрла, тот стоял на гребне холма и махал руками в сторону железнодорожного полотна, и Сэм тогда развернулся и побежал наперехват поезду.

Состав с грохотом несся мимо. Он был просто огромным. Глядя на поезд издалека, невозможно представить себе его истинные размеры. Что хуже, он распространял вокруг себя ужас. Под ним в прямом смысле слова содрогалась земля. Подбежав к рельсам, Сэм вдруг осознал огромность чугунных колес, с грохотом катящихся мимо него. К счастью, сзади последней платформы имелась небольшая лесенка, и Сэм вцепился в нее, больно ударившись обо что-то коленом. Он пережил мгновение страха, когда ему показалось, что он соскальзывает вниз. Однако ему удалось удержаться. Забравшись на платформу, Сэм рухнул без сил и затаился между двумя скрепленными цепью машинами, объятый ужасом.

Его рассудок был затуманен. Он не ожидал таких приключений на закате жизни, после пережитого безумства войны, когда ему наконец удалось обрести спокойствие в этом мире. Сэм никак не мог поверить в то, что ему действительно пришлось пройти через такое. Причем он с ужасом сознавал: все еще далеко не закончено. Эрл остался там, позади. От этой мысли в пищеварительном тракте Сэма образовалась большая дыра, причинявшая острую боль, словно гложущая язва.

Сэм попытался рассуждать трезво. Эрлу, вероятно, удалось оторваться от преследования. Оставшись в лесу один, он справится с десятерыми. Эрл остался в живых, ибо ничто на свете не способно погубить Эрла Суэггера, сержанта полиции штата, бывшего морского пехотинца, героя прошедшей войны и вообще самого способного человека на всей земле.

Однако это предположение верно в рациональной вселенной. Там, где правит рассудок, где господствует порядок, где существует справедливость. Но то место, где они только что побывали, рациональной вселенной назвать никак нельзя. Скорее, это какая-то потусторонняя область манихейской[14] дикости, вернувшаяся из древнего предания, где выживает не более достойный, а просто тот, кому повезет, где приходится иметь дело с противником, не связанным логикой цивилизованного мира и побуждениями человеческого сердца.

Сэм подумал о том, что именно он втянул Эрла во все это, и у него снова заболело сердце, как будто чувство вины захлестнуло его мерзостной слизью, скопившейся в душе. Он опять подумал о том, что сделал с Эрлом, во что его втянул, и ради чего?

Переполненный отвращением к самому себе, Сэм задумался, не следует ли ему соскочить с поезда и вернуться назад, чтобы помочь Эрлу. Но, хорошенько подумав, он пришел к выводу, что это невозможно. Это просто выше его сил. Он не сможет соскочить с идущего поезда (ему стоило огромного труда запрыгнуть на него) и вернуться назад к Леону Гаттису и его помощникам, к их дубинкам, которыми они так мастерски владеют, и свирепым псам. Сэм уже видел раскроенный череп несчастной пожилой негритянки. Кто расправился с ней, как не они? Он видел, как негров охватывал безотчетный ужас при виде наглых, самоуверенных полицейских, которые вели себя, словно оккупанты, убежденные в своем праве повелевать, опираясь на силу. Сэм понял, что не сможет снова видеть все это, тем более без рубашки, с подвернутой ногой, измученный сверх пределов человеческой выносливости, сверх того, что ему пришлось перенести на войне, когда он был гораздо моложе и сильнее и вера его была значительно крепче.

Только в половине девятого, когда состав подъезжал к товарной станции Хаттисберга, до Сэма вдруг дошла еще одна ужасающая реальность: он стал беглым преступником. Теперь его будет разыскивать полиция. Во все стороны будут разосланы бюллетени о поимке, возможно, даже по радио и телеграфу. Начнется охота на человека. А у него нет денег, нет здесь никаких знакомых, кто мог бы его поддержать.

В этот момент рука Сэма нащупала что-то круглое и твердое в левом кармане брезентовой охотничьей куртки Эрла. Вытащив это, он обнаружил у себя в руках свернутую пачку банкнотов. Сняв резинку, Сэм быстро пересчитал деньги, которых оказалось больше четырехсот долларов, в основном десятками и двадцатками. На это он сможет снять жилье, купить рубашку и новые ботинки. Но Сэм понимал, что ему придется быть крайне осторожным, поскольку полиция наверняка перекроет все транспортные пути. У него в голове родился план: Конни Лонгакр приедет за ним и отвезет его на машине. Он спрячется в багажнике и благополучно минует все дорожные посты. Конни пойдет на это. Конни всегда любила приключения, как будто супружеская жизнь с пустым, но богатым Рэнсом Лонгакром не была сама по себе достаточным приключением. Впрочем, возможно, это было чересчур захватывающее приключение.

План был никудышный. Эрл наверняка придумал бы что-нибудь гораздо лучше, поскольку Эрл по своей природе был человек действия, в то время как ум Сэма, настроенный на решение хитрых юридических заковырок, порой оставался безразличен к обыденности окружающего мира.

Одно Сэм знал точно: ему необходимо как можно быстрее покинуть товарную станцию. Это место будет первым, о котором подумает полиция. Больше того, он вдруг со страхом понял, что, вероятно, уже сейчас его здесь ищут.

Сэм огляделся по сторонам. Вокруг было темно. Он ничего не увидел. Запахнув охотничью куртку, он спрыгнул с платформы и снова поразился размерами железнодорожного состава. Разумеется, его не заметил никто, кроме трех сотрудников полиции, которые по воле случая проходили мимо именно в этот момент.

— Так-так, — сказал один из них. — Папаша, вам не кажется, что вы слишком стары для того, чтобы бродяжничать по железной дороге?

— А! Ну, понимаете...

Сэм, которому в обычной жизни никогда не приходилось лезть за словом в карман, который всегда говорил гладко, быстро, красноречиво, логично, убедительно, вдруг словно лишился дара речи. У него в голове не осталось ни одной мысли. Он поймал себя на том, что его рот беззвучно шевелится, легкие бесполезно наполнились воздухом, губы пересохли на ветру.

Он попался.

— Я... э... мм...

— Мистер, вы что, язык проглотили?

— Дело в том... а... э... понимаете...

— Готов поспорить, никаких документов у него с собой нет, — заговорил второй полицейский. — И ничего он ни о чем не знает. Все они такие.

Однако в их поведении не было враждебности. Ни один из них не положил руку на рукоятку револьвера, что, как знал по собственному опыту Сэм, сотрудник полиции делает в первую очередь, если его что-то беспокоит. А сейчас никто из полицейских не достал дубинку или кастет, ни у кого не побелели костяшки стиснутых в кулаки пальцев, никто не задышал учащенно, не прищурился, не расставил ноги и не напрягся, готовый вступить в схватку. В действиях полицейских не было никакой агрессивности.

— Что ж, приятель, пошли с нами, иначе, боюсь, нам придется упрятать тебя на всю ночь в вытрезвитель, чтобы ты смог хорошенько проспаться.

— Сэр, — наконец обрел дар речи Сэм, — я не нахожусь в состоянии алкогольного опьянения.

— Ого, вот он и заговорил, и, черт побери, он знает умные слова!

Сэм и сам удивился, насколько быстро ему удалось прийти в себя. Он лихорадочно решал: знают ли полицейские? Получили ли они сообщение о том, что он преступник, сбежавший из-под стражи? И если так, разве не выхватили бы они револьверы и дубинки, готовые начать охоту на человека, чему Сэм уже не раз был свидетелем? Но нет, эти ребята держались совершенно спокойно, принимая его за безобидного старого пьянчужку.

— Не сомневаюсь, сейчас мы услышим захватывающий рассказ о том, как он потерял свою рубашку, — усмехнулся один из полицейских. — С участием фермера, дочери фермера, ружья и горожанина, который знает слишком много умных слов.

Сэм утвердился в мысли: полицейские ничего не знают. В противном случае они бы себя так не вели.

Поэтому он осторожно сунул руку в карман и достал бумажник.

Один из полицейских раскрыл бумажник и посветил фонариком.

— Подумать только, перед нами адвокат из Арканзаса, мистер Сэмюэль М. Винсент, проживающий в городе Блу-Ай, штат Арканзас. Ну, этого точно никто не ожидал.

— Мистер Винсент, сэр, вы изрядно удалились от родных мест. Если я правильно помню. Блу-Ай находится на западе Арканзаса, не так ли?

— Вы совершенно правы, сэр.

— В таком случае, сэр, боюсь, нам придется спросить, как случилось так, что вы приехали в наш маленький городок по железной дороге? Без рубашки, в таком виде, как будто сам дьявол только что устроил в вашу честь небольшую вечеринку?

Сэм ни за что бы не смог ответить, откуда, почему и как пришло вдохновение, однако оно пришло, и через мгновение он сам уже начал верить своим словам.

— Господин офицер, я по делам находился в Новом Орлеане. Думаю, вы хорошо знаете этот город. Боюсь, я поддался определенным низменным искушениям после того, как в течение многих лет пытался убедить себя, что начисто их лишен. В определенном заведении я познакомился с одной молодой женщиной. Негритянкой. Мулаткой.

— «Кофе с молоком». Эти самые страшные. Порядочный мужчина глазом не успеет моргнуть, как вдруг начинает вести себя словно похотливый кобель.

— Да, сэр. Должен также признаться, что определенную роль в случившемся сыграл алкоголь. Так или иначе, на следующий день я возомнил, что влюбился, и отправился вызволять негритянку из заведения, чтобы отвезти ее к себе домой. Признаюсь, я даже не подумал о том, как объясню ее присутствие своей жене, с которой прожил вместе семнадцать лет и которая родила мне пятерых детей. Так или иначе, мне ясно дали понять, что я никому не нужен, но я выяснил, что зовут эту девушку Луиза Вонетта, что родом она из Паскагулы и именно туда и возвратилась. Я вообразил себе, будто причина этого в том, что девушку тронула моя любовь и ее собственное ответное чувство, так что она решила порвать с прошлым и начать новую жизнь.

— Ха! Такое я уже слышал! Я знавал многих белых парней, наивно считавших, что смогут помочь хорошенькой негритяночке перестать быть негритянкой.

— Из этого никогда не получается ничего хорошего. Сам Господь Бог следит за этим.

— Одним словом, прежде чем я успел опомниться, я нанял машину, приехал в Паскагулу и начал расспросы. Я отыскал Луизу Вонетту. А заодно нашел ее приятеля, его дружков, молодых задиристых негров, ее папашу, деда и, что самое страшное, ее бабку. Их нисколько не тронули ни мои заверения в любви, ни перегар виски в моем дыхании. Я с трудом вспоминаю какую-то склоку, переросшую в драку, после чего мне пришлось спасаться бегством. Придя в себя, я обнаружил, что нахожусь без рубашки на товарной станции, а за мной охотятся здоровенные негры, решительно настроенные совершить в отношении меня то, что они называли «хорошенько надрать задницу старому козлу». Подобная перспектива меня нисколько не обрадовала, и внезапно моя любовь к милой Луизе Вонетте как-то поблекла. Мне удалось незаметно забраться на платформу, где я и пролежал без движения целую вечность. Затем появились белые люди, и негры бежали, но у меня не было желания кому-либо объяснять свое присутствие. Вскоре поезд тронулся, и вот я здесь.

— Че-ерт побери, вот это история! — протянул один из полицейских.

Все трое получили огромное удовольствие от рассказа Сэма. В нем прозвучали отголоски того, о чем они слышали или что им пришлось пережить самим, и они были несказанно рады видеть такого культурного и образованного человека, как Сэм, который вляпался в приключение, поддавшись двойному соблазну — виски и смазливой негритяночки, — что нередко приводило к падению представителей самых видных семейств Нового Орлеана.

— Ниггеры преподали бы вам хороший урок, если бы поймали вас одного и поблизости не оказалось бы никого из белых. Так что считайте, сэр, вы еще легко отделались. В ваших краях вы с этим не встречаетесь. Вы видите только «Да, сэр» и «Нет, сэр», но смею вас заверить, сэр, ненависть к нам у ниггеров в крови, и это всегда будет так.

— Боюсь, мне пришлось усвоить этот урок на собственном горьком опыте. Понимаете, я не стеснен в средствах. У меня есть деньги. Мне нужно лишь устроиться где-нибудь на ночлег — предпочтительно не в вытрезвителе, поскольку я могу позволить себе оплатить гостиничный номер, — и купить рубашку и чистое нательное белье, и завтра же утром я сяду в автобус и отправлюсь домой.

Сэма усадили в патрульную машину и отвезли в лучшую гостиницу Хаттисберга, где благодаря короткому вмешательству полиции ему отвели лучший номер, хотя, разумеется, только после того, как он расплатился вперед наличными.

— Мы хотим, сэр, чтобы вы по полной вкусили знаменитое миссисипское гостеприимство. У вас ни в коем случае не должно сложиться мнение, что мы здесь только и делаем, что выбиваем из ниггеров повиновение. Здесь у нас прекрасное место для того, чтобы жить и воспитывать детей. А вам, наверное, следует позвонить жене и успокоить ее какой-нибудь историей, ибо наверняка старушка не находит себе места от тревоги.

Это был самый молодой, самый обходительный и вежливый из полицейских.

— Я непременно последую вашему совету, офицер.

— Дейв, мистер Сэм. Меня зовут Дейв.

Похоже, по какой-то совершенно непостижимой для Сэма причине Дейв проникся к нему симпатией. Возможно, все дело было в том, что Сэм, застигнутый врасплох не в самых благоприятных для себя обстоятельствах, не проявил в полной степени всех своих личностных качеств: не показал себя лучшим из лучших, самым умным, самым способным, могущественным прокурором, подавляющим всех вокруг. А может быть, свою роль сыграл осадок предыдущего горького опыта, разбившего веру в незыблемые понятия, впитанные с молоком матери. Сэм увидел, как быстро и бесповоротно расстается с этими понятиями мир, позволяя озверевшим молодым полицейским выбивать своими дубинками дробь по черепу законопослушного белого мужчины в летах. В любом случае, что бы это ни было, молодой полицейский на это купился.

Сэм позвонил домой; он поговорил со своим старшим сыном, который, похоже, даже не заметил, что его отец отсутствовал три недели вместо одной, а затем с женой, которая об этом упомянула, но только вскользь. Потом Сэм позвонил Конни Лонгакр, попал на пьяного Рэнса, но оставил ему номер телефона гостиницы. Конни перезвонила через полчаса, и они очень мило поговорили — как это бывало всегда. Сэм любил эту женщину; он понимал, что у него никогда не хватит решимости разрушить свою жизнь и жизнь Конни, чтобы начать все сначала, и что это чувство, теплое и глубокое, навсегда останется тем единственным, что существует между ними.

Горничная принесла ему в номер ужин; Сэм лег спать, думая об Эрле, убеждая себя, что с Эрлом все в порядке, что у Эрла все получится, что насчет Эрла можно не беспокоиться.

В восемь часов утра в дверь номера постучали, и Сэм, вообразив, что в полицию Хаттисберга все же пришла ориентировка на бежавшего из-под стражи преступника, пережил несколько ужасных мгновений. Однако, открыв дверь, он увидел перед собой лишь дородного господина из магазина модной мужской одежды, который принес образцы костюмов, рубашек и галстуков. Выбрав себе новый наряд, Сэм расплатился наличными.

После того как Сэм позавтракал в уютном ресторане при гостинице, за ним заехал полицейский Дейв и отвез его на автобусную станцию. Изучив расписание, молодой полицейский обнаружил, что если Сэм сядет на автобус, отправляющийся в десять утра до Меридиана, то он успеет в аэропорт на «ДС-3», вылетающий в три часа дня в Мемфис, где осталась его машина. Таким образом, проехав через весь штат, адвокат уже к ужину будет дома.

Дейв провез Сэма через весь Хаттисберг, оживленно рассказывая о своей жизни, о детях, о надеждах на будущее — молодой полицейский собирался поступить на вечернее отделение юридического факультета и задал Сэму несколько откровенных вопросов относительно будущей профессии, на которые тот дал честные, исчерпывающие ответы.

Наконец, воспользовавшись небольшой паузой в разговоре, Сэм предпринял осторожную попытку.

— Скажите, Дейв, вы что-нибудь знаете о месте, которое называется Фиванская исправительная колония для цветных? Я слышал, как о ней разговаривали чернокожие в Паскагуле, и мне стало любопытно.

— Знаете, сэр, лучше вам ничего не знать о Фивах. В Парчмене, в дельте Миссисипи, есть несколько исправительных колоний, но самых заблудших ниггеров отправляют в Фивы. И лучше не знать о том, что там происходит. Это страшное место, сэр.

— А, понимаю. Наверное, если условия там очень суровые, охране приходится беспокоиться по поводу побегов.

— Сэр, еще никому не удавалось бежать из Фив. Никогда. Это сущий ад, который очень быстро ломает дух тем, кто туда попал, так что заключенные даже не смеют мечтать о побеге. К тому же там вокруг непроходимые джунгли, худшее место на земле, и, насколько я слышал, в Фивах лучшие собаки в штате. Да и охранники способны идти по следу не хуже собак — здоровенные ребята, которые получают за работу в тюрьме неплохие деньги. Понимаете, государству так даже на руку: есть исправительное заведение для самых плохих ниггеров, одно название которого вселяет в них страх, и этот страх держит их в повиновении. Так лучше для всех. Лучше для нас, но и для ниггеров по-своему тоже лучше. Они не тешат себя призрачными надеждами и не возмущаются по поводу своего образа жизни, горького и беспросветного. Потому что всегда помнят, что где-то там есть Фивы.

Кивнув с умным видом, Сэм заметил:

— Да, очень любопытный подход.

Таким уклончивым ответом он вроде бы высказал одобрение, но в то же время не определил четко свою позицию.

Оставшаяся часть пути прошла достаточно гладко, и Сэм действительно ночью уже спал у себя дома, в одной кровати с равнодушной женой, по соседству с равнодушными детьми. Был момент, когда Сэм потерял надежду вернуться к домашнему уюту, и тем не менее это все же случилось.

А завтра он встретится с Конни, и они пообедают вместе.

И все же основные мысли Сэма были не об этом. У него из головы не выходил Эрл. Снова и снова Сэм наталкивался на категорическое требование Эрла: никому ничего не говорить, не поднимать шума, не справляться о его судьбе. Это лишь ускорит его гибель.

Сэм разбирал по слову приказ Эрла, такой, каким он его запомнил, пытаясь найти в нем какую-нибудь лазейку, какой-нибудь благовидный предлог, позволяющий нарушить или хотя бы обойти его, но в конце концов вынужден был признать, что приказание было сформулировано четко и он должен беспрекословно его выполнять. Сэм решил, что ему надо будет составить отчет для своего клиента. Он займется этим завтра же утром и отошлет отчет заказным письмом. Сэм надеялся отыскать в ультиматуме Эрла какие-нибудь обходные пути, которые позволили бы ему заняться этим вопросом. Но это все, что в его силах.

«Эрл, Эрл, что с тобой?» Эта мысль не выходила у Сэма из головы.

Глава 12

Эрлу здорово досталось от собак. Жестокость была у них в природе, но к этому еще добавился запах крови, который они учуяли: собственной крови Эрла, а также крови их сородичей. Они набросились на него одновременно, мощные молодые доберманы в расцвете сил. Злобно рыча, они молниями налетели на Эрла, и в следующую долю секунды он, отказавшись от всяческих надежд успеть на товарный поезд, сосредоточился лишь на том, чтобы защитить свои жизненно важные органы.

Эрл свернулся в клубок, как зародыш: подобрал ко лбу колени, прикрыл голову и горло руками, спрятал лицо. Этим он лишь распалил безумную злобу собак. Они знали, как его убить, и сейчас их переполняла бессильная ярость. Поскольку им никак не удавалось добраться острыми клыками до уязвимых мягких тканей, собаки набросились на руки и ноги Эрла, зная по своему опыту, что, если они причинят ему достаточно острую боль, он, подчиняясь инстинкту, переменит свою защищенную позу. Поэтому в следующие несколько минут все свелось к тому, что собаки рвали Эрла клыками, а он, превозмогая боль и ярость, всеми силами старался оставаться свернутым в клубок.

Но затем собак оттащили люди, и началось избиение ногами. Сперва Эрла били двое, затем к ним добавились еще трое; они били и топтали его, ругались, плевались и извергали проклятия. Это продолжалось еще несколько минут, пока наконец не подоспел последний полицейский, которому удалось навести некоторый порядок.

— Черт побери, ребята, оставьте его, давайте посмотрим, что за птица нам попалась.

Удары, сыпавшиеся градом на Эрла, прекратились.

— Мистер, вам лучше встать, а то я пристрелю вас лежащего.

Перекатившись на спину и распрямившись, Эрл увидел шестерых человек, то есть четверых помощников шерифа, псаря и самого шерифа, запыленных, мокрых от пота, разъяренных тем, через что им пришлось пройти.

— Пожалуйста, не бейте меня, — сказал Эрл. — Я не сделал ничего плохого!

Бах!

Удар ногой в ребра с видимым наслаждением нанес псарь.

— Убил трех моих замечательных собачек, черт бы побрал твою черную душу! Ничего, еще до того, как наступит вечер, ты будешь болтаться на суку!

Двое помощников, быстро нагнувшись, перевернули Эрла на живот, заломили ему руки за спину и защелкнули на них наручники.

— Тащите и ножные кандалы. Этот парень — опасный тип, я вам точно говорю!

На щиколотках Эрла захлопнулись тесные ножные кандалы.

— Ну вот, теперь он никуда не денется, сэр.