Заклятые супруги. Золотая мгла Эльденберт Марина

7

Слова отказывались складываться в предложения, даже почерк выходил кривым, ногой и то симпатичнее написать можно.

«Вместо того, чтобы достойно принять ваш ответ, я на вас накричала».

Я недавно вернулась с конюшен после утренней прогулки: в ушах сквозь топот копыт все еще свистел ветер, перед глазами стояла грива, летящая черным пламенем, а напоенный весенними ароматами и прохладой воздух бил в разгоряченное лицо. Мимо проносились беседки, усыпанные гравием дорожки стелились серыми лентами, а чуть поодаль застыл большой пруд, в котором отражалось низкое темно-серое небо, готовое вот-вот обрушиться на Мортенхэйм проливным дождем. И оно обрушилось: какой это был ливень! Сплошная стена, врезавшая в зеркальную поверхность воды, вспоровшая ее хлесткими плетьми, и молнии, чертившие узоры от неба и до самой земли. Раскаты грома эхом разносились над землей, и, казалось, от них содрогается даже громада замка.

Когда я поднялась в комнаты, с меня лилось ручьем, выбившиеся из прически пряди липли к лицу. Мэри ахала, помогая мне раздеваться, но какой это был восторг! Летние ливни не похожи на трусливые осенние дождички, которые только и могут что забираться за воротник и превращать землю под ногами в размокшее грязное месиво.

«Пожалуй, это просто попытка оправдаться. Объяснить, почему я выставила вас, хотя должна была просить прощения за свои нелепые слова…»

Какое-то время я смотрела на листок, а потом девятнадцатая попытка объясниться в чувствах лорду Фраю рассыпалась прахом. В прямом смысле: одной серой горсткой на столе стало больше, и я смахнула пепел своей любви на ковер. Идиотская это затея – писать мужчине, собираясь в дом к… будь он трижды неладен, мужу. Сначала надо разобраться с проблемой по имени Анри Феро, а потом можно и любовью заняться.

Какой смысл об этом писать? Все равно ведь не смогу рассказать правду. То, что из меня вырастил отец – повод для очередного скандала: девиц в Энгерии учат лишь простейшим слабеньким заклинаниям, потому что на другое они не способны. Все закономерно и предсказуемо: поскольку женщине у нас отводится исключительно роль матери и покорной жены, сила ей вроде как без надобности. Вот и отмерла, как хвостик, в процессе эволюции. Правда сейчас, когда магия в мире стремительно угасает, даже среди мужчин все реже встречаются сильные маги.

Негромкий стук в дверь – и в спальню вплыла матушка. Она уже опомнилась после новостей и выглядела спокойной, если не сказать счастливой. Даже собиралась устроить в нашу с де Ларне честь прием, отбиться от которого удалось только совместными с Винсентом усилиями. Аханий и причитаний было на несколько дней – как же, Тереза Биго вышла замуж без бала и торта размером с дом, моду на которые ввела ее величество Брианна.

– Тереза, вы уже собрались?

Иногда мне кажется, что смысл великосветских вопросов в том, чтобы сказать что-нибудь, когда больше сказать просто нечего. Лично я в таком случае предпочитаю молчать. Мои вещи – собранные и упакованные, лежали в соседней комнате. Поскольку матушка вошла не через окно и не через каменную кладку, как призрак, она наверняка их видела.

– Вы уверены, что не хотите отпраздновать свадьбу?

– Если и есть что-то, в чем я сейчас уверена, то как раз в этом.

– Но это так невежливо! Многие хотят засвидетельствовать вам свои наилучшие пожелания.

Ну что тут скажешь? Я не нуждаюсь ни в поздравлениях, ни в утешениях. Когда она уже себе уяснит, что не выходила я замуж? Не выходила!

Поскольку молчание затянулось, матушка обошла столик и села на маленький круглый пуфик у окна.

– Дорогая, попробуйте взглянуть на случившееся с другой стороны.

Уже взглянула: снизу, сверху и даже по диагонали. Разницы никакой.

– Вы уже не так молоды, как… Лавиния.

В переводе на искренний: девица на выданье не первой свежести.

– Возможно, этот брак откроет вам новые горизонты.

Перевожу: ваш последний шанс устроить свою судьбу и перестать мозолить мне глаза.

– Я бы хотела вам кое-что рассказать.

А вот это уже интересно.

– Первая ночь между мужчиной и женщиной…

Беру свои слова обратно. Это не интересно. Ни капельки.

Для начала, я выросла за городом, у меня тут псарня под боком. И лошади: тот же Демон ни одного красивого хвоста с гривой не пропускал. Наше с ним утреннее прощание вышло не из легких – он чувствует меня так же, как Луни. Не представляю, как выдержу без них эти месяцы: доверять его в городские конюшни не хочется, а зомби в сундук не запихнешь. Точнее, запихнуть-то можно, но рано или поздно придется достать, и тогда у моего новоиспеченного муженька возникнут вопросы. Припугнуть его не помешало бы, но моя сила – не то, о чем стоит кричать на каждом углу.

– В целом, это не так уж и страшно, – подводит итог матушка.

Вижу: лицо у нее при этом такое, точно она проглотила палку. К счастью, я не слышала ни словечка из того, что она бормотала – умение уйти в себя на редкость полезная штука. Да я и не собираюсь становиться его женой по-настоящему. Нет-нет-нет, только не с этим мерзавцем, возомнившим, что какая-то бумажка и древний обряд, проведенный демоны знают когда, дает ему право распоряжаться мной, как своей собственностью.

– К тому же, граф де Ларне – весьма привлекательный мужчина.

Да я лучше голой по площади короля Витэйра пройдусь! Стоит только увидеть эту самоуверенную физиономию и насмешливую улыбочку на красивых губах, как хочется… Гм. Ладно, оставим тему его губ.

– И достаточно опытный, я уверена.

Нет, это выше моих сил.

Я вскочила, чудом не смахнув со стола чернильницу. Как-то Луиза тоже попыталась завести об этом беседу – в смысле, не об Анри, тогда его еще и в помине не было, о близости с мужчинами. Пришлось зажать уши и долго мычать до тех пор, пока она не поняла, что это бесполезно.

– Матушка, скоро приедет экипаж. И еще я обещала переговорить с Винсентом.

– Девочка моя!

Ее светлость протягивает ко мне руки. Не знаю, насколько искренни ее объятия, но сейчас мне это не важно. Я обнимаю ее, и запах духов, пикантно-терпкий: фрезия, ирис, полынь – на миг возвращает меня в детство. Во времена, когда я еще не боялась толпы и не представляла для отца ни малейшего интереса. Туда, где матушка чаще брала меня на руки и кажется, я даже помню ее улыбку – еще не такую горькую и ядовитую, как спустя несколько лет.

Мы вместе выходим из комнаты: я якобы иду «переговорить» с Винсентом, на деле же просто хочу избежать долгих прощаний. Чтобы случаем не наткнуться на Лавинию – она тоже считает, что я слишком остро все воспринимаю, или кого-нибудь еще, спускаюсь в подземелье. Здесь гораздо спокойнее – слуги сюда не заглядывают, потому что погреб находится в другой части замка. А еще здесь есть призраки. Бестелесные создания, которые обитают на грани, полупрозрачные и совершенно безвредные – если не влить в них силу. По сути, что такое призрак? Слепок с сильной эмоции – ужаса, боли или любви, это не человек и не его душа, как принято считать, просто память о нем. Тень.

Обычные люди их видеть не могут, поэтому все россказни о витающей над кроватью белой фигуре или полупрозрачной даме с перерезанным горлом – бульварные ужасы. Зато призраков можно почувствовать: они – часть неживого мира, поэтому приносят за собой холод. Вот и сейчас парочка шляется из угла в угол, а точнее, парит. На меня они не обращают никакого внимания. Поначалу еще пробовали мельтешить и бросаться, но довольно скоро поняли, что это бессмысленно. Некоторые уже совсем прозрачные. Ничего, растают когда-нибудь.

– Я скоро вернусь, – доверительно сообщаю я, и Луни недовольно ворчит. – И обязательно буду тебя навещать.

– Тереза.

Надо же, даже не заметила, как Винсент спустился. Позавчера у нас был нелегкий день: ему пришлось принимать газетчиков и всякую шушеру, которые требовали комментариев по поводу моей скоропалительной свадьбы. И здесь он принял удар на себя – отказался встречать их вместе с моим муженьком, заявил, что прием состоится позже, а ко мне не подпустил никого.

– Вы не передумали?

Качаю головой. К счастью для всех, я не привыкла сомневаться в своих решениях.

– Будьте осторожны с де Ларне, Тереза. Он не так прост, каким хочется казаться.

Ни капельки не сомневаюсь. Хитрый самовлюбленный мерзавец.

– Не показывайте ему силу.

– А если мне захочется развеять его по ветру?

Ох, наконец-то улыбнулся. Улыбка на лице брата – явление редкое, как солнечный день осенью.

– Тереза, я не шучу. Просто будьте с ним осторожны.

– Вечно вам какие-то заговоры мерещатся.

– Вы моя сестра. Не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось.

В тех кругах, где вращается Винсент, заговоры и впрямь на каждом шагу, но ко мне они не имеют никакого отношения. Скучнее моей жизни только история развития арнейского – четырехтомник авторства Моллена Тоне. Как бы ни хотелось верить в темное прошлое Анри, которое позволит шустро избавиться от супружества на законных основаниях, надежды эти напрасны. Граф де Ларне – такой же, как отец. От меня ему нужны дети, и ничего кроме. Здоровые дети с сильной магической кровью. Ну и еще имя моих предков – Биго, де Мортен, чтобы не стыдно было родословную составлять.

– Со мной ничего не случится, Винсент.

– Если вам понадобится помощь, только скажите. Если он оскорбит вас хотя бы словом…

Оскорбил, раз десять уже. В Энгерии это не считается: джентльмен должен быть учтив и галантен, мужу позволено все.

Я поправляю Луни манжеты и киваю ему в сторону дальних подвалов. Он послушно плетется туда, а мы с братом направляемся к лестнице. Факелы гаснут один за другим, тени прыгают по полу точно испуганные зайцы. Вообще-то можно тушить огонь, не прибегая к силе – но когда еще я смогу ей воспользоваться? Поэтому сейчас мягко ступаю сквозь холод и поблекшие краски, сминая белое пламя вязким, непригодным для дыхания воздухом.

В Лигенбург мы возвращаемся вместе. За окнами проплывают пейзажи: зеленые луга, лес и небо, раскрашенное закатным солнцем. Мэри уткнулась в пол – ей непривычно путешествовать со всеми нами, исходящее от нее напряжение невольно передается и мне. Лавиния непривычно молчалива, матушка непривычно добра, а Винсент непривычно мягок. Зачем делать такие лица? Честное слово, на похоронах и то веселее.

– Тереза, думаю прием лучше устроить за пару недель до Праздника лета… – начинает было матушка, но осекается под тяжелым взглядом Винсента. Да сколько же можно?! Раз десять обсудили, что не хочу я никакой шумихи по поводу моего замужества. Долго оно не продлится, так к чему устраивать цирк?

Дом, где остановился де Ларне, расположен в центре Лигенбурга – небольшой двухэтажный особнячок, стиснутый такими же небольшими уютными домиками. С одной стороны окна выходят на оживленную улицу, а что там с другой, интересно? Я бывала в этом районе, когда приезжала к Луизе в гости, здесь в основном живет средний класс – то есть люди, которые могут позволить себе немногим больше, чем квартиру.

Как ни странно, Анри встречает нас сам: дворецкого, поблизости не видно, слуги заносят мой багаж в дом. Пока я озираюсь по сторонам – холл здесь просто крохотный, не развернуться, а еще поразительно светлый из-за окна между этажами и витража под лестницей, брат и супруг застыли друг напротив друга.

– Если с головы моей сестры упадет хотя бы волос…

– Волосам свойственно выпадать, де Мортен, это природа. Не переживайте, я сумею позаботиться о своей жене.

На краткий миг мне кажется, что Винсент его ударит – и хорошо, если не магией армалов, но ярость брата отражается лишь в резче обозначившихся скулах да раздувшихся ноздрях.

– До встречи, де Ларне. Тереза.

Когда за ним закрывают двери, Анри подает мне руку, и в его глазах я вижу все то же выражение насмешливого превосходства. Да он действительно вылитый отец! Вот только в случае отца это было оправдано, а вы кто такой, милорд?

Я гордо вскидываю голову и отворачиваюсь.

Ничего, вскоре вы не захотите иметь со мной ничего общего: не только детей, но даже одну фамилию.

8

Теперь, когда ступор уже миновал и осознание того, что я здесь всерьез и надолго, навалилось на меня всей тяжестью, я могла спокойно рассмотреть свое временное жилище. Оно оказалось действительно… небольшое. Балы здесь вряд ли можно устраивать, по той причине, что бальной залы не найдется. Да и потолки низкие, даже если забыть о Мортенхэйме. Городской особняк брата по сравнению с этим – просто королевский дворец, даже у Луизы домик поаккуратнее и побольше. Как он там говорил – деньги ему не нужны? Судя по этой развалюхе, ему нужны не деньги, а деньжищи.

– Вы проводите меня в мою комнату?

– После ужина – разумеется, – ему нравилось за мной наблюдать, а мне не нравилось, что он за мной наблюдает, поэтому я отвернулась.

– Я не голодна.

– Замечательно, составишь мне компанию, – Анри кивнул невысокому, но крепкому и достаточно молодому мужчине, одетому не в пример вольно для прислуги: да на нем даже сюртука нет, только рубашка, а жилет расстегнут! – Жером, проследи, чтобы вещи графини отнесли в спальню.

Последнее было сказано на вэлейском, и сочетание этого языка с голосом Анри отозвалось странной дрожью. Графини? Брр! Нет, я не графиня, я леди Тереза Биго, и об этом стоит напоминать себе почаще. А еще мне не нравилось, как он держит мою руку – не так легко, как должно, а снова переплетая наши пальцы. Какое счастье, что я в перчатках!

Парень тем временем кивнул в ответ и вместе с помощником – худосочным брюнетом, одетым, впрочем, так же свободно, поволок мои сундуки наверх. Ничего, долго им подниматься не придется – лестница здесь малюсенькая, сколько на ней ступенек? Десять? Или целых двадцать?

– Почему ваша прислуга одета как портовые грузчики?

– А ты пробовала таскать тяжести в верхней одежде? – муженек посмотрел на меня насмешливо. – Советую попробовать, сразу все вопросы отпадут.

На миг я даже дар речи утратила.

– Это не повод одеваться как… как…

– Как портовые грузчики, я понял.

О чем я говорю! Анри сам не имеет ни малейшего представления о том, как должен выглядеть джентльмен. И он ни капельки ни похож на отца – тот со стыда бы сгорел, если бы позволил себе появиться перед мамой в таком виде: мало того, что длинные волосы рассыпались по плечам, так еще и рубашка снова не застегнута до конца. Он вообще в курсе, что на ней есть еще две пуговицы? А уж если бы кто-то из наших слуг так оделся, мигом получил бы расчет. И никаких рекомендаций.

Тут только я вспомнила про Мэри – она сцепила руки за спиной, и в глазах ее читался точно такой же вопрос: «Всевидящий, куда я попала?»

– Где я могу привести себя в порядок? – мой голос и так был ледяным, даже притворяться не пришлось.

– Прошу.

Мы поднялись наверх, Мэри последовала за нами. Я отметила простенькие обои на стенах – нежно-абрикосовые, и полупрозрачные газовые светильники с тонкими пузатыми плафонами. Коридор небольшой, но слуги нам навстречу не попались – должно быть, здесь есть еще одна лестница, поразительно! Анри толкнул дверь, и я оказалась в небольшой спальне, в которой из мебели было всего-ничего: ореховая, огромная для такой комнатушки кровать, массивный комод, над которым примостилось зеркало в позолоченной раме, один-единственный стул и… все! Ни столика, ни кресел, ни кушетки – впрочем, тут их даже впихнуть некуда.

Мне доводилось гостить у Луизы, но это был скорее интересный опыт. Здесь же мне предстоит жить!

– Приводи себя в порядок и спускайся. Я буду в столовой, попрошу Жерома тебя проводить.

Он наконец отпустил мою руку, я подошла к окну, отодвинула шторы, и… забыла обо всем. Золото весеннего заката расплескалось на Лигенбургом, солнце отражалось от крыш, огнем полыхало в окнах, заливало стены домов теплым светом. Справа сиял купол Миланейского собора, чуть подальше переливались красками своды Большого королевского театра. Площади короля Витейра отсюда не было видно, зато ведущая к нему улица, выложенная брусчаткой, петляла между домами. Дневная суета затихала, но внизу все равно сплошным потоком текли люди. Отгороженная от них стеклом и стенами, я все равно не чувствовала себя спокойно. Похоже, придется учиться справляться со своими страхами. Не могу же я целыми днями сидеть дома, а в центре постоянно много народа.

– Леди Тереза.

Мэри напомнила о себе, и я с явным сожалением отошла от окна, напоследок бросив взгляд на джентльмена в темно-серой одежде, застывшего в тени переулка аккурат напротив нашего дома – между пекарней и скобяной лавкой. Он курил сигару и крутил в руках часы на цепочке: наверное, ждал даму сердца.

Мэри то и дело приглаживала светлые волосы, хотя с прической у нее все было в порядке.

– Мне разобрать вещи, миледи?

– Разумеется.

Бежать уже поздно, да и не стоит. Я покину этот дом с достоинством – так же, как вошла в него. Через два месяца, возможно раньше, но не позже уж точно.

– Гардеробная, очевидно, там, – я кивнула в сторону полупрозрачных раздвижных дверей, справа от кровати.

– А где буду жить я?

Хороший вопрос. В Мортенхэйме и городском доме брата для камеристок были предусмотрены смежные комнаты, как с этим обстоят дела здесь, я пока не знаю. Возможно, вся прислуга живет внизу, здесь все с ног на голову. Ох, как же это неудобно!

– Скажу чуть позже.

Я сняла шляпку, положила ее на комод и быстро глянула на себя в зеркало: привычно строгое платье стального цвета и собранные на макушке волосы. Всего-то пришлось заправить несколько непокорных выбившихся из прически прядей за уши, разгладить воротник. А вот теперь можно идти.

Определенно, это самый странный ужин изо всех в моей жизни. В столовой не было никого, кроме нас. Даже лакеев, подающих блюда: все кушанья уже расставили по столу, включая десерт. Шторы были плотно задернуты, свет рассыпали дюжины свечей, расставленных по комнате в старинных подсвечниках. Стоило войти, как Анри поднялся, чтобы отодвинуть для меня стул. Он не переодевался, только волосы стянул лентой, темно-бордовая рубашка по-прежнему была расстегнута на две злосчастные пуговицы.

Я подавила желание их застегнуть, вздернула подбородок, устроилась за столом и стянула перчатки. Браслет в темноте тут же вспыхнул золотом, почти как глаза мужа. Никогда не боялась темноты – с моим-то даром, но этот полумрак меня отчего-то нервировал. Хотелось подняться и зажечь светильники, а еще лучше – распахнуть шторы, чтобы впустить в комнату внешний мир. Необычное чувство.

– Вам не кажется, что здесь слишком темно?

– Вовсе нет.

Он подвинул ко мне бокал вина, и как бы невзначай накрыл мою руку. Нож только чудом не вырвался на волю и не запрыгал по полу. От прикосновения пальцев к обнаженному запястью сначала полыхнуло оно, а следом и вся я. Вот теперь впору радоваться, что здесь только мы, темнота и свечи.

– Что вы делаете? – почему-то хрипло спросила я. Кусок жаркого неожиданно запросился назад.

– Ничего.

– Ничего? – Я упорно смотрела в тарелку, но он смотрел на меня, и взгляд этот обжигал.

– Пока ничего.

Его пальцы легко скользнули вдоль моего запястья, а потом он убрал руку, и я вздохнула свободно.

– Тереза… за тебя!

Я дотянулась до бокала, глядя на играющие в красном вине блики. Терпкое, сладкое, оно обжигало горло и горчило на губах.

– Как называется это блюдо? Очень вкусно.

Всевидящий, о чем я? Стоит поговорить с ним о вэлейских заклинаниях – мужчин это пугает, а когда он захрапит от скуки, быстро сбежать в спальню. Сбежать?! Тереза, ты ли это? Мысли взбунтовались и отказывались подчиняться, я судорожно пыталась вспомнить историю распространения, развития и угасания магии, но вместе этого вспоминала его пальцы на своей коже и разливающуюся в груди истому. Вино побежало по венам ленивым расслабляющим теплом. Оказывается, я осушила бокал до дна.

– Утка в апельсиновом соусе.

Я отпилила еще кусочек, искренне надеясь, что не подавлюсь. Не подавилась: утка в апельсиновом соусе и впрямь была восхитительна – мягкая, нежная, сочная. Не в пример мужу, хотя его я есть не собиралась. Мягкий, нежный и сочный Анри? Я с трудом сдержала сдавленный смешок.

Так, нужно срочно успокоиться. И не стоит пить больше вина, зачем он снова мне наливает?

– Вам знакома теория Эдуардо Ране?

Я торжествующе подняла на него глаза: вот оно! Главное – зацепиться за какую-нибудь тему, которой не учат в Университетах. Луиза говорит, что мужчины страсть как не любят чувствовать себя… гм, чего-то не знать, словом.

– Парня, который утверждает, что магия пришла к нам из других миров? Да, я читал книги его ученика. Малькольм Суинн умудрился написать десять томов о том, что уместилось бы в один: давным-давно все миры соприкасались и между ними можно было свободно путешествовать. Именно рядом с гранями рождались первые маги, основавшие империю армалов, которая вознеслась до небывалого величия. Впрочем, в истории армалов есть упоминания о путешествиях между мирами – правда, астральных, так что исключать такую возможность нельзя.

Минуточку. Это я должна была это сказать.

Я с силой вонзила вилку в утку – ей все равно не больно, она мертвая – и отправила очередной кусочек в рот. Мне нужно было подумать над случившимся.

– Ране путешествовал по местам, которые считал точками зарождения искры. – Бокал чудом не свалился со стола, когда я зацепила его локтем. К счастью, Анри подхватил его и вернул на место. – Он был одержим своей идеей, но в темные времена его сожгли вместе с работами за… как бы это выразиться, введение в заблуждение, ведь согласно этой теории, магия в нашем мире рано или поздно иссякнет. Теорию считают ошибочной, поэтому труды бедолаги Малькольма и по сей день в забвении.

Будем честны, добавить тут нечего.

– Попробуй еще мело, – он подвинул ко мне глубокую тарелку, в которой застыло что-то разноцветное и аппетитное, – запеченные овощи в мятном соусе.

Мело оказалось божественным. Пожалуй, еще немного, и я лопну, но все лучше, чем развлекать беседами супруга. Если бы он не пялился на меня так откровенно, я бы запихнула в себя еще и десерт, но поскольку забылась и раньше запихнула в себя полтарелки мело, сейчас только с сожалением посмотрела на разноцветные пирожные-шарики, наверняка потрясающе вкусные.

– Кто все это готовил?

– Жером.

– Камердинер?

– Жером – мой дворецкий, шеф-повар и друг. У парня вообще бездна талантов. Если скажу, что я ему помогал, ты упадешь в обморок?

– Не надейтесь.

Я смутно представляла себе, как мой муж и его дворецкий, засучив рукава, в передниках для прислуги и колпаках, готовят еду. Анри улыбался, а я снова смотрела на его губы. Определенно, я пьяна: целых два бокала, учитывая, что я не притрагивалась к хмельному уже несколько лет. Зачем я пила? Мне же нельзя расслабляться ни на минуту. Пожалуй, лучше пойти к себе.

– Почему ты такая напряженная?

Потому что вы на меня плохо влияете? Странно влияете? Потому что у меня от вас мурашки по коже?

Я вскинула голову и расправила плечи, вложив в ответ весь внутренний лед:

– Если вы о моей неловкости, то я устала. У меня был тяжелый день. А теперь прошу меня извинить.

Анри приподнял брови, я же успела отдернуть руку до того, как он снова сцапал бы мои пальцы, и поднялась. За ночь я придумаю, как быть с его просвещенностью: что-нибудь посерьезней теории магии, потому что с ним проверенный способ отпугивания джентльменов почему-то не работает. Возможно потому, что мой муж – не джентльмен.

Я не успела сделать и шага, как оказалась в его объятиях, недопустимо близко.

– Ты обещала мне еще один вальс, Тереза. Помнишь?

И снова его рука на талии, а прикосновение обжигает. Кончики пальцев слегка покалывает, а браслет словно раскаляется, когда он прикасается к нему.

– Но здесь нет музыки!

Завтра я буду вспоминать это как кошмар. Хуже того – как дурацкий сон наяву, но сейчас… Анри делает первый шаг, и я следую за ним. Мы действительно танцуем этот донельзя странный вальс после донельзя странного ужина под шуршание платья, дыхание кажется слишком громким, а сердце звучит так, словно я держу его на ладони. В такт движениям пляшут огни свечей, а тени повторяют нас. Это мельтешение напоминает калейдоскоп, в котором отчетливо складывается только лицо мужа. Хочется положить ладони ему на грудь, чтобы слышать и его сердце, а еще хочется его поцеловать – хочется так, что губы начинают гореть.

Это отрезвило: я вырвалась из его рук, быстро подхватила юбки и выбежала из гостиной. Не знаю, что со мной творилось, но мир вертелся перед глазами со всевозрастающей скоростью.

В спальне дожидалась Мэри – почему-то бледная, как полотно. Я вдруг поняла, что забыла справиться о ее комнате.

– Миледи…

Куда определить камеристку? Снова говорить с Анри? Нет уж! Сейчас я его почти ненавижу за этот танец, а может, ненавижу себя – за то, что снова поддалась. Или за то, что рядом с ним я вообще на себя не похожа.

Тут только я заметила, что вещи до сих пор не распакованы. Сундуки раскрыты, но все на местах. Не только книги, но и платья.

– Миледи, – голос Мэри дрожит, – здесь еще вещи…

– Здесь мои вещи, и ничего удивительного в этом нет, – Анри прошел в спальню, и остановился рядом со мной, обжигая холодом невыносимо теплых глаз, – потому что это и моя спальня тоже.

9

– Вы с ума сошли? – спросила я. Странное томительное оцепенение спало, на смену ему пришло желание придушить мужа подушкой.

– Мэри, ваша комната внизу, – Анри отступил в сторону. – Спускайтесь, вас проводят.

– Мэри, останьтесь.

– Мэри, брысь.

У девушки задрожали губы, а я сжала руки в кулаки.

– Мэри, вы свободны.

Она подхватила свою небольшую дорожную сумку и поспешно выскользнула за дверь, я же подскочила к Анри.

– Думаете, я стану делить с вами спальню?

– Станешь, конечно, – он стянул с кровати верхнее покрывало и пристроил его на стуле.

– Милорд, мы не в Вэлее!

Я невольно повысила голос, и он вспорол тишину, точно сорвавшаяся струна – воздух. Взгляд мужа полыхнул таким льдом, что стоило немалых трудов остаться на месте. Он бесцеремонно схватил меня за локоть и подтащил к окну, где в весенних сумерках Лигенбург расцветал огнями фонарей и светящихся окон.

– Энгерия – по ту сторону стен… миледи, – последнее прозвучало менее жестко, хотя и насмешливо. – Здесь, в этом доме, все иначе.

Иначе, говорите? Я почувствовала, как раздуваются ноздри – верный признак того, что кто-то перегнул палку. Отняла руку и сцепила пальцы за спиной: слишком велико было желание влепить пощечину. Ох, думаю это помогло бы снять напряжение, которое не оставляло со злополучной ночи в саду Уитморов.

– В таком случае, я пойду спать на улицу.

Лучше я всю ночь на крыльце просижу, чем лягу с ним в постель.

По всей видимости, никто меня останавливать не собирается? Вот и ладно! Я направилась к дверям, не забыв при этом наступить ему на ногу – маленькая женская месть, когда большую себе позволить нельзя.

– Тереза!

Я даже не обернулась, пускай себе орет. А может, и не стану сидеть на крыльце – прогуляюсь по Лигенбургу. На городское кладбище, например. Там склепы красивые, и много призраков, на которых приятнее смотреть, чем на некоторых живых!

Дверь передо мной захлопнулась с оглушительным треском, только чудом на части не развалилась. Никакой магии, исключительно мой проворный муж: спустя миг он уже нависал надо мной, опираясь о стену. Глаза его потемнели, сейчас в них особенно ярко выделялся сияющий золотой ободок.

– И что теперь? – язвительно поинтересовалась я. – Запрете меня в этой комнате? До тех пор, пока не научусь чтить нравы Вэлеи и исполнять все ваши прихоти?

– Если понадобится.

Анри не повысил голоса, даже в лице не изменился, но я почему-то поняла: посадит. И запрет. В груди разрастался ком жуткой, ледяной ярости – никто и никогда не смел со мной так обращаться! Никто, кроме отца. Я сжала кулаки, сосредоточившись на переливающемся огнями городе, краешек которого было видно из-под его руки. Нельзя позволить себе уйти за грань, нельзя выдавать свою силу. Даже если очень хочется обратить в прах все в этом доме. Даже если очень хочется показать, кто я на самом деле и увидеть, как самоуверенное выражение сползет с лица Анри, сменяясь страхом в демонически-притягательных глазах. Искушение было столь велико, что я оттолкнула его руку и подошла к окну. Пусть наслаждается своей маленькой победой. Пока.

– Вы отпустили мою камеристку. Мне нужна ее помощь, а у вас тут… – Я огляделась. – Даже колокольчика нет.

– Я сам могу раздеть свою жену.

Он… меня… Что?! Я вцепилась руками в застежки на груди, словно Анри уже пытался сорвать с меня одежду.

– Избавьте меня от своей помощи.

– Будешь спать в этом идиотском платье?

– Да у вас просто дар делать комплименты!

– Оно и впрямь идиотское. Если на блондинке смотрелось бы более-менее сносно, тебя просто уродует. Хотя немногим лучше мрачного кошмара, в котором ты вышла ко мне в Мортенхэйме.

Я не успела сказать, что его мнение меня совершенно не интересует – Анри приблизился и уже расстегивал пуговицы на платье. Слова негодования замерли на губах, потому что нежданно кончился воздух: прикосновение его пальцев к шее и к груди отзывались пугающим томительно-сладким теплом в самом низу живота. В этой комнате и отступать-то толком некуда – как в картонной коробке, сплошные стены и углы.

– Уберите руки! – вышло не так резко, как хотелось, и я закусила губу.

Убрал он, как же. Наоборот, положил на плечи – обжигая ладонями, платье медленно сползло вниз – насколько позволяли нижние юбки, а меня развернули лицом к окну. Отбиваться было поздно, тем более что без магии Анри справится со мной в два счета, в щеки ударила кровь. Я с силой вцепилась в занавеси, пульс бухал так, что казалось, сейчас вылетят барабанные перепонки. Ко мне никогда и никто так откровенно не прикасался!

Юбки и кринолин с мягким шуршанием скользнули на пол, я вздрогнула, когда его пальцы прошлись по спине, по кромке нижней рубашки. Шнуровка корсета ослабла, ладони вспотели, и я отдернула их от портьер: не хватало еще, чтобы остались пятна. А потом он вытащил шпильки, но даже сквозь рассыпавшуюся по плечам и спине завесу густых волос я чувствовала жар и тяжесть его рук.

– Скрывать такие волосы – преступление.