Огненный перст Акунин Борис
«Нет, это не измена, – решил он. – Гекате не нужно мое тело. Наоборот: пока оно живо, мы не встретимся. Я волен распоряжаться плотью по своему усмотрению».
– Благодарю, – сказал он, поднимаясь. – Я воспользуюсь твоим предложением. Заодно проверю, какая из тебя наложница.
Ничего подобного он не испытывал ни с одной профессиональной блудницей – даже в «Саду Эпикура», где ночь с гетерой высшего разряда стоит четыре серебряных милиарисия. Будто на полчаса или на час (а действительно – на сколько?) перестал быть собой и стал кем-то другим: легким, беззаботным и счастливым.
После объятий Дамианос лежал на скамье, смежив веки, а Гелия легкими касаниями массировала его разнежившееся тело.
– Мы с тобой совсем непохожи, а родинка у тебя точно такая же, как у меня. Вот здесь, видишь?
Он открыл глаз. Женщина приподняла себе левую грудь, где действительно светлела продолговатая родинка.
– Хорошо хоть, у меня нет метки на лбу. Этой дряни от папаши я, слава Всевышнему, не унаследовала. Повезло. А то пришлось бы затирать мазью. То ли дело прелестная родинка в прелестном месте. – Она любовно погладила свою кожу и снисходительно заметила: – Твоя тоже ничего. Дай поцелую.
– У меня на груди родинка? – Он снова зажмурился. – Не замечал…
– Это потому что вы, мужчины, редко смотритесь в зеркало… Точь-в-точь такая же, как моя, только кажется темной. Потому что у тебя кожа белая. Белая, но грубая. А у меня темная, но потрогай, какая гладкая.
– Трогал уже. Перестань щекотать меня. Далась тебе эта родинка.
– Слушай, – вдруг оживилась Гелия. – А ведь это значит, что и у пирофилакса такая должна быть. Взялась ведь она у нас откуда-то? Вот мужчина, которого невозможно представить голым. Как только он детей делает? – Она фыркнула. – Наверно, стоит, завернутый в тогу. Женщину подвозят к нему на тележке, в предписанной инструкцией позе. Великий человек отложит секретный документ, исполнит свое дело и говорит: «Достаточно. Увезите».
– Прекрати! – рассердился он. – Я чту свою мать и не хочу слушать такое.
– А я свою не помню. Никогда не видела.
Наконец болтунья замолчала. Правда, ненадолго.
Задумчиво произнесла:
– Ты странный. Первый раз с таким спала. Обнимаю тебя, а ты будто не здесь. Где ты был?
Во время любви Дамианос воображал, что его ласкает Белая Дева. Никогда прежде себе такого не позволял. Теперь стыдился.
– Ты лучшая из женщин, кого я знаю, – сказал он вместо ответа. И уточнил: – На Земле.
Она польщенно рассмеялась.
– Знаю. По этой дисциплине я была лучшей в классе.
– Вас в Гимназионе обучают и этому? – заинтересовался он.
– А ты как думал? Без этого «инструментом» как следует не овладеешь.
– И что же в любовной науке главное?
– Две вещи. Внимательное наблюдение и холодная голова.
– Ты не была холодной, – усмехнулся Дамианос. – Твое истошное мяуканье, я думаю, распалило всю команду.
Гелия царапнула его ногтями и издала точно такой же звук, как во время любовных утех – страстный, кошачий, волнующий.
– Этому нас тоже учат. Но тебя обманывать я не хочу. Я не испытываю наслаждения. Во время учебы нас за это наказывали. Это вредно и опасно для женщины-аминтеса.
– Тебе не было приятно? Совсем? – поразился он.
– Мне было приятно, что тебе хорошо, – ответила Гелия, подумав. И покачала головой. – Удивительно. Такое со мной впервые. Пожалуй, я буду ждать следующего раза с удовольствием.
– Спасибо, но следующего раза не будет. – Он сел на скамье. Пора было возвращаться к прерванной работе. – В жизни и так много печального, а любовь без наслаждения, с холодной головой – это совсем грустно.
– Ты меня жалеешь, – догадалась Гелия. – Зря. Женщина, чей дух свободен от любви, свободнее всех на свете.
– Своих детей ты тоже любить не будешь?
– Ни у кого из нас не может быть детей. Они мешают службе.
– …Скоро мы приплывем в Кыев, – сказал Дамианос, чтобы закончить длинный и ненужный разговор.
«Так что больше все равно ничего не будет», – означали эти слова.
Гелия кивнула.
Дамианизация. Стадиум первый
К Кыеву, городу славянского царька, чье поведение вызывало тревогу у бдительного Оберегателя Огня, караван подошел в полдень, на двадцать пятые сутки пути.
Сначала вдали, слева, вырос большой холм, весь черно-серый от крыш и опоясанный бревенчатой стеной. Потом, за острым лесистым мысом – там в Данапр впадала какая-то речушка – показалась длинная пристань. Она была настоящая, с дощатым причалом, что изрядно удивило Дамианоса. Он никогда раньше не видел у славян так основательно устроенных корабельных стоянок.
И сам город оказался гораздо больше, чем ожидал аминтес. У Воислава в его Градце была сотня домов – даже не домов, а вырытых в глине полуземлянок, и только сам князь жил в приземистом, грубо срубленном тереме. Столицу северичей окружал вал с частоколом да ров.
Кыев же был защищен высокими дубовыми стенами. Дома, насколько можно было судить издалека, были настоящие, даже с окнами. Крыши тесаные, а самая высокая из них покрашена в алый цвет – для северных краев, куда краску привозят из Византии, неслыханная роскошь.
Передние суда уже давно причалили, а хвост каравана всё подтягивался. Это было кстати – Дамианосу хотелось получше приглядеться.
С холма и из пригородного посада (под стенами тоже теснились дома) к реке густо валили люди. Прибытие греческих купцов, конечно же, было для Кыева важным событием.
У пристани собралась толпа тысячи в полторы, если не в две народу.
Поразило Дамианоса не столько небывалое для лесного народа многолюдство, сколько поведение людей. Они стояли на берегу и на причал не входили – даже торговцы с мешками и лотками. Никто не лез к кораблям, не давился, не толкался, мальчишки не клянчили подачек. Кыевляне просто смотрели на всё прибывающие суда и переговаривались между собой.
Эта диковинная для варваров, да и для всякой толпы чинность очень Дамианосу не понравилась. «Всего необычного и неожиданного опасайся» – так учат в Гимназионе.
– Странно, что с передних кораблей никто не сходит, – сказал он одноглазому Лизиппу, бывшему кормщику, который после гибели Горгия стал временным капитаном «Святого Фомы». Они стояли на мостике бок о бок.
– Я уже бывал здесь прошлой осенью, господин, – почтительно объяснил Лизипп. – Архонт Кый установил твердые порядки. Пока он не позволит, торговля не начнется. Местные жители не смеют входить на пристань, и нам тоже спускаться нельзя.
– И слушаются? – удивился Дамианос, зная привольные нравы славян.
Здешние поляне тоже не выглядели забитыми или робкими. Это всегда заметно по поведению женщин. Кыевские держались еще бойчее и свободнее, чем северицкие. Правда, про полян говорят, что они своих баб держать не умеют, много воли дают. Так и есть. Мужики стояли смирно, толковали между собой негромко, зато женщины звонко перекрикивались, хохотали, показывали пальцем. И одеты были ярко, нарядно – ведь город торговый, богатый.
Какая-то глазастая разглядела Геру, нервно жавшуюся к хозяину.
– Гляньте, какая кошка! С телка! Желтая, в черное яблоко!
Поохали, похохотали. Потом обратили внимание и на Дамианоса.
Мощная бабища, похожая на каменного истукана, что торчат на степных курганах, крикнула:
– А грека-то при ней, грека! Мозглявенький! Я такого на руки возьму!
– Меня возьми, Красава! – предложил кто-то из мужчин. – На кой тебе грека?
Снова гогот.
Дамианос делал первые выводы.
Веселые. Сытые. Ведут себя свободно. Но при этом слушаются князя, даже когда его рядом нет. Пирофилакс, как всегда, прав. Всё это тревожно.
На монументальную Красаву, державшуюся царевной, аминтес посмотрел мрачно. Не из-за шутки, конечно, а из-за Гелии.
Вот что такое по-славянски настоящая красавица: высокая, толстая, грудастая, краснощекая. Ох, не понравится князю дар византийского купца. Пожалуй, не возьмет, отдаст обратно.
Еще неделю назад мысль, что Гелия может остаться при нем, привела бы Дамианоса в ужас. А сейчас подумалось без испуга. Не странно ли?
– Архонт пожаловал, – показал капитан.
С холма к первому судну чинно двигалась процессия. Впереди шел человек в алом плаще и такой же алой шапке. Это несомненно был Кый. У славян алый цвет считается самым главным – как у ромеев пурпурный.
– Пока все корабли не обойдет, каждого купца про товар не расспросит и что ему нужно в пошлину не заберет, на берег не сойдем… Это долго. Не угодно ли отобедать, господин?
Лизипп очень старался угодить. Видно, надеялся остаться капитаном. В отличие от покойного Горгия он не состоял на службе в Сколе, но о чем-то, конечно, догадывался.
Дамианос покачал головой. Он изучал местность.
Почти вплотную к городу подступал вековой сосновый бор. Зато противоположный берег Данапра, сколько хватало глаз, был почти безлесен, только кое-где темнели небольшие рощи.
Отсюда, с границы великого Леса и великой Степи, умный правитель может распространять свою власть и на восток, и на запад. Речная торговля даст средства, а люди придут сами – они всегда тянутся туда, где достаток и покой. Столица Воислава была расположена много хуже, а сам он при напористости и храбрости умом не блистал.
Поглядим, каков Кый.
…Лишь три часа спустя князь со свитой добрались до конца каравана. Пока Кый посещал соседнее судно, Дамианос сумел рассмотреть человека, ради которого проделал путь более чем в тысячу миль.
Владетель речного города был невысок, кряжист, с черной бородищей до середины груди. Из-за этого фигура казалась квадратной. В каждом движении ощущалась недюжинная сила. Но у варварских племен вождь всегда богатырь, иначе не удержаться у власти. Простые народы уважают только силу. Жрец может быть слабым или калекой, но не князь, которому водить в бой дружину.
Шапка алого сукна у Кыя была с собольей оторочкой, хотя день выдался жаркий – уже начиналось лето. На широком плаще-корзне сияла золотая пряжка. В торжественных случаях Воислав наряжался точно так же. Чтоб издали было видно: князь.
Кыя сопровождали воины с красными щитами – как на подбор, рослые и плечистые. Но на корабль они не поднялись. Славянские князья держат телохранителей не для защиты, а для почета. Считается, что настоящий витязь сумеет оборонить себя сам. Очень хорошо, что Кый придерживается этого обычая. Возможно, простейшим решением проблемы окажется убийство. В отсутствие охраны это будет нетрудно.
При Кые был только седой хромец, в белой рубахе с узорным поясом и меховой шапке попроще – куньей. Кто таков?
Дамианос заглянул в каюту к Гелии.
– Сейчас прибудут. Ты гото…
И поперхнулся.
Эфиопка сидела в углу, с головой замотанная в накидку тусклого серого цвета.
– С ума ты сошла! Немедленно наряжайся во всё лучшее! Ты должна варвару понравиться!
– Я стала к нему хорошо относиться. Думаю про него. А он хочет поскорей от меня избавиться, – с укором сказала Гелия. – Хоть бы взгрустнул.
– Будь ты проклята! – ахнул Дамианос. – У нас задание! В таком виде я не могу дарить тебя князю! Он оскорбится!
– Идут, господин! Пора! – позвал капитан.
Погрозив женщине кулаком, Дамианос прошипел:
– Приведи себя в надлежащий вид! Живо!
И выбежал на палубу. Доски трапа уже скрипели под тяжелыми шагами.
Аминтес встал на шаг впереди Лизиппа и согнулся в поклоне, исподлобья глядя на приближающегося князя.
Если с самого начала правильно определить склад личности, потом будет проще.
Опыта Дамианосу было не занимать. На своем веку он повидал немало славянских, да и всяких прочих вождей.
Немолод, за сорок. Нос большой, на конце сизый. Если от бражничества – хорошо бы. Нет, это след старого обморожения… Лицо широкое, полнокровное. Степенное. Но взгляд из-под густых черных бровей быстрый.
Приручить этого варвара будет труднее, чем Воислава.
– Ну, а здесь что? Кто купец? Этот? Что у него на корабле?
Фразы были короткие, как принято у славян, но голос не зычный, как можно было ожидать при такой внешности, а тихий. Так говорит человек, привыкший к тому, что его внимательно слушают и ни одного слова не упустят.
Хромец (а, вот кто это – толмач) повторил то же на греческом – ломано, но понятно.
– Я Дамиан из торгового дома «Евстахиос», – еще ниже склонился Дамианос, произнося свое имя так, чтобы оно проще звучало для славянского уха. – В трюме тысяча мешков отборной киликийской пшеницы. Размер пошлины мне известен: двадцатина, пятьдесят мешков.
Князь, как и предполагалось, скучным грузом не заинтересовался, лишь кивнул.
– Спроси, Хрив, куда этот Демьян путь держит. Не в варяги ли? Или дальше?
– Ты везешь зерно к вэрингам? Или на ту сторону Сарматского моря? – перевел седой.
В это время Гера, которую Дамианос усадил сзади, да еще заслонил плащом, высунула башку и фыркнула.
– Ишь ты! – Кый не шарахнулся, как это сделал бы всякий, а только изумился. Не робкого десятка. – Что за котище?
– Пардус, – объяснил Хрив – видимо, человек бывалый. – Греки держат для потехи.
– Спроси, зачем ему? Не продаст ли? Сторгуйся.
– Князь хочет пардуса, – перевел хромой. – Даст за него десять соболей. Или двадцать куниц. Если зверь обучен охоте.
– Леопарда нельзя обучить охоте. Он должен научиться сам. Эти звери дороги, потому что их нужно ловить взрослыми. Занятие трудное и опасное, – принялся рассказывать Дамианос. Нужно было завладеть вниманием князя, чтобы получше к нему приглядеться. – Позволь, архонт, я расскажу тебе, как ловят леопардов. Охотники наливают в источник, куда барсы ходят за водой, много кувшинов сладкого вина. Сами ложатся на землю, накрывшись козьими шкурами, которые заглушают запах человека. Зверь приходит, пьет и пьянеет. Сначала кружится на месте и танцует. Потом ложится и засыпает. Тогда его можно взять…
Он понятия не имел, как ловят леопардов, и выдумал эту историю на ходу. Важно было понаблюдать, как будет слушать Кый. На лице вождя попеременно отразились удивление, недоверие, потом веселость. Не поверил. Умный. Это осложнит задачу.
– Платы не нужно, – с поклоном закончил аминтес. – Барса я привез архонту в подарок. Сейчас покажу, что умеет дикая кошка. Я обучил ее многим вещам.
Дамианос цыкнул особенным образом, и Гера прижалась к палубе, готовая к прыжку.
– Фсссс!
Желто-черным зигзагом промчалась по палубе, развернулась.
– Шрррр!
Вернулась, легла у ног.
Зрители на берегу зашумели. Князь сказал:
– Знатно!
Но это была лишь разминка.
Дамианос велел Гере вскарабкаться на середину мачты и спрыгнуть вниз, потом пробежаться по кромке борта. Леопардиха не подвела. Она понимала, что ею любуются и восхищаются, поэтому старалась вовсю.
– Вот так пардус достает с дерева подстреленную птицу, если она застряла наверху. Может пробежать по ветке. А так он гонится за оленем… Ксссс! – Гера молнией пронеслась от носа до кормы. – Слушается только хозяина. Скажи: если подарок нравится архонту, я обучу его всей премудрости.
– Пусть обучит, – велел князь, любуясь кошкой. – Пока не научит, дальше не поплывет. Караван подождет, сколько надо.
Он говорит сложными предложениями, отметил Дамианос. Варвар, но не дикарь.
Пока всё шло в соответствии с планом. Первый подарок Кыю понравился, и появилась возможность общаться с князем напрямую.
Но насчет второго подарка имелись серьезные сомнения…
– У меня для архонта есть еще один дар. Не знаю только, придется ли по нраву… Я привез искусную в любви девку. Она не похожа на обычных женщин. Такие, как она – тонкие и черные – сейчас у нас в большой цене. У самого великого кесаря такая же наложница, – соврал он. – Гелия, выйди к архонту!
Из каюты появилась эфиопка.
Дамианос стиснул зубы.
Она так и осталась укутанной в серую тряпку, укрыв ею и волосы на манер платка. Худая, темнолицая, робко глядящая себе под ноги.
Это она нарочно, догадался Дамианос. Хочет, чтобы князь от нее отказался! Нельзя было с ней путаться! Женщины, как и кошки, привязчивы. Но Гелию, в отличие от Геры, за поводок к новому хозяину не отведешь и командам его не научишь…
Тут еще и Хрив, старый черт, сказал:
– Брешет грек. Царь Михаил еще отрок. Нет у него наложниц. И кто такую лядащую возьмет? Зазор тебе, княже. Дает, что самому негоже.
Вдруг Гелия сделала неуловимое движение – будто стряхнула с себя что-то. Покрывало сползло с головы, пышные волосы высвободились, распрямились, зазолотились на солнце нестерпимым сиянием. Дамианос увидел, что в них вплетены тончайшие золотые нити.
Толпа на берегу ахнула. Князь моргнул. Старый толмач сотворил знак, каким отгоняют морочное наваждение.
Женщина повела плечами – и тряпка медленно стала спускаться ниже, ниже.
На Гелии была только короткая туника из полупрозрачной и блестящей сетчатой камки. Точеное тело, очерченное льющимися из-за спины солнечными лучами, казалось, тоже сверкает.
Гул стал громче. Кый заморгал чаще. Да и Дамианос тоже смотрел – не мог оторваться.
Наконец покрывало соскользнуло на палубу, и Гелия перешагнула через него ножками в плетеных золотых сандалиях – невесомая и божественная, словно выходящая из морской пены Афродита.
– Вот мой подарок, архонт, – со скромным поклоном сказал Дамианос. И замер. Все-таки для славянина красавица была очень уж худосочна.
Бабы на берегу были того же мнения.
Первой высказалась громкоголосая Красава:
– Будто оса. Тьфу!
– А черная-то, черная! – подхватили другие. – Ножищи длинные, голые. Срам! И на башке не волосья – пакля смольная!
Но мужских голосов в этом хоре было не слышно, а князь, будто застыв, всё водил глазами по невиданной деве сверху вниз и снизу вверх. На леопардиху он больше не смотрел. Та зарычала, недовольная, что ею больше не любуются, и Дамианос успокаивающе почесал кошке загривок: я-то за тебя, не волнуйся.
Выждав немного, Гелия сделала еще один шажок к князю. Качнула бедрами, провела язычком по полным губам. Вождя варваров, отроду ничего подобного не видавшего, эти простенькие приемы поразили, как вспышка молнии. Он тоже облизнулся. Кашлянул. Осторожно протянул руки и пощупал просвечивающие через сетку груди – будто проверял, настоящие ли. Гелия мурлыкнула, наклонилась, пощекотала князю лицо своими благоуханными завитками.
Он отпрянул – чуть не споткнулся.
– Укусила? Змея! Руби ей голову с плеч! – закричали бабы. – Убей ее, княже! Заколдует!
Но Кый, не оборачиваясь, махнул рукой, и крики затихли.
– Спроси, Хрив, чего купец Демьян хочет за дары?
– Я прошу позволения остаться в городе. Хочу поставить склад и торговать. Из Константинополя мне будут привозить товары.
Толмач перевел, назвав ромейскую столицу на славянский лад «Царь-городом».
– Ладно. Вели дать ему место между Ёханом Жидятой и новым ляхом, как его, Бориславом.
«Вели»? Значит, старик не просто переводчик. Дамианос поглядел на хромого внимательней. Кто он? Где выучил греческий? Откуда знает про барсов?
– Этот чтоб утром на подворье был. С пардусом. Пусть покажет, как охотиться. А девку сейчас заберу.
Князь осторожно, словно не уверенный, понимает ли черная женщина человеческие жесты, показал рукой: иди на берег.
– Вели вынести мои вещи, – прошептала Гелия. – И да способствует тебе удача. Когда смогу, пришлю весточку.
Изящной походкой, словно танцуя, она сошла по трапу. Женщины смотрели на нее враждебно и ворчали. Мужчины молчали и сопели.
Что-то кольнуло у Дамианоса в сердце, когда он провожал Гелию взглядом. И пронеслась странная мысль: «Опять один».
Ну и что? Он всегда один. Разве бывает иначе?
Тряхнув головой, поздравил себя. Пока всё шло идеально: разрешение на жительство получено, прямая связь с вождем обеспечена, помощница внедрена.
И день еще не закончился.
До вечера Дамианос успел еще многое. Он любил первый стадиум работы, когда подготавливаешь площадку для последующих действий.
Прямо на пристани нанял собственного толмача – дунайского болгарина, который два года назад плыл на ромейском корабле от юга к северу, был высажен в Кыеве по болезни и прижился здесь. Болгарин был расторопен, жуликоват и болтлив – последнее Дамианосу особенно понравилось. Ему ведь требовался не переводчик, а посредник и поставщик сведений.
Дамианос узнал, какие в городе правила и обыкновения, да как устроено княжеское подворье. Выспросил, велика ли у Кыя дружина (полтораста конных и четыреста пеших); много ли жен и наложниц (с дюжину); сколько племен платит полянскому владыке дань (болгарин точно не знал, но сказал, что много). Объяснилось и про всезнающего Хрива. Он был старый конюх, то есть старшинствовал над конюшнями – одна из высших должностей во всяком княжестве. Пять лет провел в Херсонесе Таврическом, в плену у греков – отсюда знание языка и византийской жизни. Кый хромца ценит, во всем с ним советуется.
Значит, нужно будет подвергнуть дамианизации и Хрива.
Имя Дамианос означало «укрощающий» или «дрессирующий». Недаром говорится: какое у тебя имя, такая и судьба.
По роду службы аминтесу приходилось заниматься именно этим: дрессировать людей и подчинять их своей воле, да так чтоб сами этого не сознавали. Теорию он изучал в Гимназионе и Академии, практику осваивал сам.
Наука как наука. Со своими законами, подразделами, границами возможного. Не такая уж сложная, когда привыкнешь. Случаются, конечно, исключения из правил, бывают и осечки, но редко.
Носильщики, нанятые болгарином, сложили вещи и мешки с пшеницей на пустыре меж двух дворов – здесь «константинопольскому купцу» выделили место для поселения. Завтра плотники срубят навес и поставят забор, пока же имущество сторожил Магог. С ним было спокойно: не отойдет, не уснет.
Болгарин уговаривал сразу построить и дом, обещал срядиться занедорого, но Дамианос велел обождать. Если дамианизация пойдет успешно, свое жилье не понадобится. Склад – иное дело. Пшеницу можно понемногу продавать, чтобы всегда иметь свободные средства. А потом из Константинополя доставят еще товара, какого закажешь.
Ночевал Дамианос на мешках, в обнимку с Герой. Спал крепко и сладко. Во сне виделся с Белой Девой. Геката всегда посещала его в первый день на новом месте.
А наутро свежий, готовый к преодолению любых препятствий, отправился на княжий двор, ведя леопардиху на поводке. Сегодня должно стать ясно, легкой или трудной окажется дамианизация.
Княжий двор находился в самой середине огороженного частоколом холма и тоже представлял собой маленькую крепость. Несколько поставленных вплотную больших срубов были повернуты глухими бревенчатыми стенами вовне – только верхний ярус щурился подслеповатыми бойницеобразными окнами. В окаем был еще и прорыт ров. Узкий мост упирался в массивные ворота, правда, раскрытые нараспашку, но с нависающей сверху железной решеткой, которую, очевидно, можно было захлопнуть одним поворотом рычага.
Осторожен Кый. Даже если врагам удастся, незаметно подкравшись со стороны леса, ворваться в город, князь сумеет отсидеться в своем детинце.
Проходя мостом, Дамианос заметил, что из прорези над воротами зорко смотрит часовой. Тоже необычно – Воислав и другие славянские вожди, с которыми аминтесу доводилось иметь дело, выставляли дозорных только во время войны.
Двор был просторный, шириной шагов в сто. Сюда выходили окна и двери многочисленных построек, как жилых, так и хозяйственных: трехэтажный княжеский терем с высокой красной крышей и шатровым крыльцом, другой дом, поменьше (судя по прикрытым ставням – женский), две казармы-гридницы, длинная конюшня, псарня, амбары, закрома, птичник. Богато жил полянский князь. Прав пирофилакс: правитель, который построил себе такую резиденцию, глядит далеко, а метит высоко.
Людей на подворье почти не было. К Дамианосу, опасливо косясь на огромную кошку, подошел стражник. Кто таков и зачем пожаловал, не спросил – значит, был предупрежден. Сказал громко, как глухому:
– Князь с дружиной заутреннее кушают. Жди, грека. Понял?
И показал на середину двора, где торчал столб с изображением Перуна – поляне чтили этого бога выше других.
Что не позвали завтракать, Дамианоса не удивило. Право сидеть за княжьим столом еще надо было заслужить.
Ничего, дело привычное. На первом стадиуме нужно заставить себя уважать – создать репутацию. Для того существует немало проверенных способов.
– Поработаем, Гера?
Он отцепил цепь от ошейника, и барсиха потерлась ему о бедро, радостно ударила по земле хвостом. Бедняжка не знала, что они сегодня расстанутся.
Для начала Дамианос заставил ее просто побегать из конца в конец двора, чтоб разогрелась. Потом приступил к демонстрации. Подбрасывал тряпичный мяч, любимую Герину игрушку, и кошка в высоком прыжке цапала его зубами, приносила хозяину. По команде «вверх!» взбежала по отвесной стене конюшни, оттолкнулась задними лапами, перевернулась в воздухе и мягко приземлилась. На удачу глупый голубь вздумал напиться из лужи. «Добыча!» – показал Дамианос. Желтая стрела пронеслась по двору. Полетели перья.
На длинной лестнице, с двух сторон спускавшейся с крыльца, постепенно скапливались люди. Это выходили с завтрака дружинники и ближние княжьи люди. Во двор не спускались. Смотрели. Когда Гера выкидывала очередной фокус, восхищенно покрикивали. Дамианос не обращал на публику внимания. Даже когда краем глаза увидел на крыльце алое пятно – это вышел князь – сделал вид, будто не замечает.
Из второго жилья, с прикрытыми ставнями, доносились ахи и взвизги. Он правильно определил: там обитают жены и наложницы. С ними ли Гелия? Всё ли у нее в порядке? Смотрит она сейчас на представление или нет?
Спросить не у кого, да и нельзя. Право задавать вопросы еще нужно завоевать. То, что туземцы глазеют на невиданное зрелище и восторженно гудят, это не уважение, а просто любопытство.
– Эй, Демьян! – позвал по-гречески с крыльца надтреснутый старческий голос. – Поди, князь зовет.
Это был старый конюх Хрив, стоявший рядом с Кыем.
Сделав вид, будто только сейчас приметил князя, Дамианос сдернул шапку и поклонился.
– Князь хочет посмотреть, каков пардус в охоте. Сейчас поедем. Тебе дадут коня.
Аминтес снова поклонился.
…Ехать было недалеко. Только спуститься с холма, пересечь неширокое поле, а там уже начинался лес – и, как было хорошо известно Дамианосу, тянулся на сотни миль, прорежаемый разве что реками.
Конные загонщики углубились в чащу. Князь со свитой, а с ними и Дамианос остались на опушке, среди деревьев.
– Сейчас выгонят оленя, – пояснил Хрив то, что и так было понятно.
Дамианос сидел на корточках рядом с леопардихой. Шептал ей в ухо, почесывал. Кошка жмурилась.
Зрители зашевелились, стали показывать руками. От дальнего края леса на поле вылетели две стремительные тени – олень с оленихой. Следом, трубя и крича, скакали загонщики. Немного же времени им понадобилось, чтобы отыскать добычу. Должно быть, здешние леса кишат дичью.
Быстроногие животные неслись по открытому пространству, всё больше отрываясь от преследователей. Когда олень возьмет разгон, его не догонят даже гончие псы, достать можно только стрелой.
Уши у Геры встали торчком. Заметила. Тело, только что мягкое, напряглось и стало крепче стали.
Олени промчались в полусотне шагов от ждущих всадников.
– Скажи, пусть уберут луки, – сказал Дамианос хромому. – При охоте с пардусом они не нужны. Гера, ррррых! Добыча!
Олениху, подотставшую от самца, Гера опрокинула одним скачком, налетев сбоку. В свите одобрительно зашумели.
– Лучше б пардус рогатого взял, – сказал князь. – Уйдет теперь рогатый.
Дамианос только усмехнулся.
Гера задержалась, только чтоб перегрызть оленихе загривок. Это заняло не более стигмы. Потом кинулась за самцом, в полминуты догнала его, запрыгнула на спину, повалила.
Читать бесплатно другие книги:
