Мститель. Лето надежд Шмаев Валерий
– В этом нет ничего сложного, господин главнокомандующий. Летом сорок третьего года в структуре наркомата внутренних дел было создано управление специальных операций. В это управление стекается вся разведывательная информация. Вообще вся, которая существует, – от информации агентурных разведчиков до сведений, полученных партизанскими отрядами. И если раньше какая-то часть информации из-за косности управленцев различных ведомств вообще не доходила до нужного адресата, то теперь даже самые неправдоподобные сведения изучаются грамотными аналитиками.
Ну и разумеется, мы читаем все ваши шифры. Все без исключения, в том числе и правительственные. Таким образом мы и получили информацию о подготовке секретного договора между Риббентропом и Ристо Рюти.
Радиолокационная разведка – это еще одно необычное направление военной мысли, максимально развитое в недрах нашего управления. Научный отдел управления создал, скажем так, некую дешифровальную машину, которая с легкостью ломает любые шифры противника.
Радиолокационные станции и разведгруппы нашего управления в течение нескольких недель работали на линии противостояния с вашими войсками и, собрав всю необходимую информацию, нанесли один-единственный удар. Повторить его нет никаких сложностей, но в этом случае потери ваших войск будут гигантскими.
Это не угроза, господин главнокомандующий. Это неприятная для вас правда, но нам не хотелось бы, чтобы среди ваших солдат крепла излишняя ненависть к нашему народу. У любого солдата есть семья, которая отправила его защищать свою Родину, но у этого же солдата есть и сослуживцы, которые могут остаться в живых после подобных налетов. Вы можете себе представить, что они напишут родственникам погибших? Зачем нам плодить излишнюю ненависть к себе?
– Но ведь немецких солдат… – произнес Маннергейм и тут же был невежливо прерван Лисовским:
– А немецких солдат мы будем уничтожать всеми доступными для нас способами. Солдаты, офицеры и генералы Вермахта, Люфтваффе, Панцерваффе, а особенно СС и полицейских карательных батальонов сильно задолжали нашей стране, но мы не любим оставаться в долгу.
Фантастически точные удары по правительственным зданиям в Берлине и Хельсинки были нанесены высокоточным оружием, тоже созданным научно-техническим отделом нашего управления. Планирующие бомбы и первые прототипы крылатых ракет большой мощности наводятся по радиолучу. Рядом с выбранным зданием ставится автомашина с радиопередатчиком, который включается в строго оговоренное время. Все остальное делает техника.
Ракеты буксируются за самолетами, как планеры, и отцепляются от них, захватив своими приборами зону действия радиопередатчика. Точность до метров в данном случае неважна, так как нами изобретена взрывчатка в несколько раз мощнее тротила, а строить такие планеры наша промышленность может сотнями. Более того, мы используем и английские, и американские планеры, устанавливая на них необходимую нам аппаратуру.
Технически ничего сложного нет, а практически невообразимо сложно повторить все технологии, доступные нам на данный момент. Для того чтобы хотя бы приблизиться к ним, потребуются гигантские усилия и достаточно длительное время, которого нет ни у Германии, ни тем более у ее союзников.
Двух-трехтонная ракета, начиненная недавно изобретенной нашими военными специалистами взрывчаткой, может взорваться и недалеко от здания, к примеру, Главного Управления Имперской Безопасности фашистской Германии. Зданию все равно хватило – разрушения были достаточные для демонстрации наших возможностей, но, чтобы не мелочиться, в следующем налете по нему запустили еще одну такую же ракету, полностью разрушившую его.
Впервые эту новинку опробовал на себе командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Эрнст Буш. Дело в том, что в качестве подарка командующему на банкет был доставлен грузовик, загруженный великолепным французским коньяком и русской водкой. Ну а в качестве дополнения в кузове был спрятан работающий радиопередатчик.
Говорят, генерал-фельдмаршала так и не смогли разыскать и достоверно опознать. Именно благодаря этому налету нам удались Оршанская и Витебская наступательные операции. Мы провели их сразу после гибели всего генералитета группы армий. Эти операции были именно локальными – долго наступать на многоэшелонированную оборону немцев зимой по лесам и болотам никто не собирался, но некоторые задачи войска Западного фронта выполнили.
Германия ответит за свои преступления в полной мере, а вот у Финляндии есть отличная возможность остаться, что называется, при своих. Разумеется, ваша страна потеряет небольшую часть своих территорий (это вполне обсуждаемый вопрос). Взаимные территориальные претензии мы обсудим более подробно по окончании боевых действий.
Видимо, некоторое количество финских солдат погибнет в противостоянии с Вермахтом, но это все же значительно лучше, чем Финская Советская Социалистическая Республика с уполовиненным населением, полностью уничтоженной промышленностью и до основания разваленным государственным институтом.
У Советского Союза просто нет таких сил, чтобы после войны восстанавливать еще и экономику Финляндии. Значительно проще и выгоднее взаимодействовать с союзником, способным прокормить себя самостоятельно, нежели с раздавленным и полностью деморализованным народом. Я доступно излагаю позицию товарища Сталина, господин президент?
– Да. Вы более чем убедительны, господин подполковник. – Густав Маннергейм был ошарашен ответами представителя Сталина.
Сомневаться в словах подполковника Лисовского не было никаких оснований. Все же это военно-техническое превосходство, а не предательство в рядах генералитета. Теперь контрразведка ищет не существующих в природе вещей врагов, а русские просто-напросто многократно превосходят их технически.
Наверняка это далеко не все новинки, которые они уже используют. На фронтах появились новые самолеты, танки, тяжелые артиллерийские системы и минометы, зенитные орудия невероятной скорострельности и системы залпового огня с новыми боеприпасами. «Термобарические боеприпасы» – так сказал подполковник Лисовский. Наверняка есть еще какое-то оружие, способное переломить ход этого великого противостояния.
Ну и разумеется, гигантские мобилизационные резервы – русских слишком много. Они в состоянии вести войну на нескольких фронтах.
Идея блицкрига провалилась еще зимой сорок первого, и именно с зимы сорок первого года войска Густава Маннергейма топчутся на месте. При этом русские войска очень сильно изменились. Появились новые уставы, форма, техника, стрелковое оружие и экипировка, и все это в условиях не прекращающихся боевых действий.
Вот уже около года Советы достаточно успешно наступают. Помимо вышеупомянутой Оршанской операции советские войска провели еще несколько небольших, но очень результативных наступательных операций, освободив сотни населенных пунктов.
В то же время германская группа армий «Юг» терпит поражение за поражением. Русские освободили Кавказ и полностью очистили от немецких войск Таманский полуостров, что значительно улучшило базирование Черноморского флота и создало благоприятные возможности для ударов по крымской группировке врага с моря и через Керченский пролив.
Форсировав реку Дон во множестве мест, освободили Киев, Харьков и множество других городов. Полностью очистили от гитлеровских войск Брянско-Бежицкий и Донбасский промышленные районы, что многократно усилило возможности их промышленности.
Теперь снята блокада Ленинграда, а «непобедимые» германские войска, прежде окружавшие город, либо уничтожены, либо попали в плен. Скоро может наступить очередь Крыма и Финляндии. Как только Советы выполнят свои стратегические задачи на центральных фронтах, они обрушатся на финские войска со всей накопленной за зимние месяцы силой. Это главнокомандующий понимал как никто другой.
– И что же вы предлагаете, господин подполковник? – в лоб спросил Маннергейм, но представитель Сталина был готов к этому вопросу.
– Сначала мы объявляем совместное прекращение огня сроком на, допустим, три недели для обмена военнопленными – некоторое количество ваших солдат у нас все же имеется. Можем и пленными солдатами Вермахта поделиться.
Так представителям немецкого командования и объясните: если русские готовы обменять доходяг из концентрационных лагерей на солдат Вермахта, то зачем же нам отказываться? Пусть забирают свои полутрупы и нянчатся с ними до посинения – изрядная толика цинизма в таких объяснениях совсем не лишняя.
Кроме этого, вы можете отправить в эти концлагеря порядком надоевших вам белоэмигрантов. Исключительно в качестве разведчиков-диверсантов. Эту информацию тоже доведите до немцев: «отправили русским некоторое количество ненавидящих Советы бывших белогвардейских офицеров».
Ведь именно белоэмигранты ратуют за продолжение войны до полного уничтожения финского народа. Отрезанному ломтю ничего не стоит после поражения Финляндии убежать на другой конец этого мира. А куда бежать вашим соотечественникам, да и вам самому, господин фельдмаршал?
Затем комиссия, которую пришлет советское правительство, выработает условия безоговорочной капитуляции либо сепаратного мира. Вы для этого заручитесь поддержкой Великобритании. На все это уйдет, я думаю, около двух месяцев, а дальше все зависит только от вас.
Своих представителей вы можете прислать в Советский Союз в любое время. Для прямой связи с управлением спецопераций и соответственно лично с товарищем Сталиным я оставлю вам своего радиста и его охрану. Начальник управления специальных операций генерал-майор Малышев такой же, как и я, личный представитель Иосифа Виссарионовича Сталина и вхож к нему в любое время дня и ночи.
Только у меня будет к вам личная просьба, господин фельдмаршал: мне необходимо срочно попасть в Норвегию. Если вы мне поможете, я буду вам крайне признателен. Это не ради каких-либо диверсий или иже с ними. Мне просто надо кое-что проверить – несколько месяцев назад я потерял своего друга. Этот город единственное место, где я смогу его отыскать.
Вы можете послать со мной своего человека или группу людей – мне нечего скрывать. Я не собираюсь вас подставлять – это нужно лично мне и… – Лисовский на мгновение запнулся. – …я бы хотел, чтобы эта моя поездка осталась строго между нами. Это моя личная просьба.
– Вот как? Любопытно, но ничего невозможного я не вижу. И куда же вам надо попасть? – Маннергейм был сама любезность.
Просьба подполковника была довольно необычна, и главнокомандующему было интересно, так ли это на самом деле.
– Я покажу вам на карте. Это небольшой городок на побережье Северного моря. Пожалуй, вы единственный человек, который может помочь мне добраться туда легально. Добраться и почти сразу же вернуться обратно. Я не собираюсь задерживаться в этом городе надолго – мне необходимо максимум двое суток.
Глава 8
«Лис»
Я даже и не думал, что мне удастся моя авантюра – имеется в виду поездка в Норвегию. Все остальное было сделано достаточно быстро. Но я совершенно не ожидал, что всего за четверо суток Маннергейм станет не только божественно везучим национальным героем, но еще и главой правительства Финляндии. Для некоторого количества, как говорили в нашем времени, электората спасшийся во время бомбежки Маннергейм стал божественным мессией и единственной надеждой если не на победу до последнего финна, то, по крайней мере, на скорое окончание порядком затянувшейся войны.
Густав Маннергейм, в свою очередь, не терял даром времени. Всего за несколько суток прекрасно понимающий, по какой причине он остался в живых, главнокомандующий расставил своих людей на все сколько-нибудь значимые должности страны. Видимо, чутье старого прожженного политика в очередной раз не подвело его, и к разговору со мной новоявленный исполняющий обязанности президента Республики Финляндия был уже всесторонне подготовлен.
На следующий день я связался с капитаном Гринкевичем и его бойцами и перевез всех в загородный особняк Маннергейма. Всюду во избежание недоразумений меня сопровождал капитан Микко Лихтонен. Он же еще с двумя финскими офицерами должны были сопроводить меня в Норвегию – у одного из офицеров в нужном мне городе обнаружились дальние родственники.
Разумеется, эта моя поездка не была моей личной инициативой – генерал-майор Малышев Александр Иванович санкционировал продолжение моей операции, но.… Как бы это поточнее сказать? Не совсем легально – ни по каким документам моя поездка в Норвегию не проходила и была абсолютно не согласованной в Кремле. Уж и не знаю, что сказал бы Сталин, узнав о такой инициативе собственного порученца. И совсем не стремлюсь это узнать.
Долетели мы в достаточно комфортабельных условиях – Маннергейм предоставил в распоряжение своих офицеров собственный пассажирский «Юнкерс». Летели мы не одни – в самолете находились еще семь человек. На аэродроме мы предъявили свои удостоверения личности и поменяли воздушное такси на четырехколесное. Все же Маннергейм жучара еще тот – связи в Норвегии у него потрясающие, а шикарный легковой «Мерседес» с грамотным и молчаливым водителем ждал нас прямо у ворот аэродрома.
Мы подъезжали к городу, в котором я никогда не был, и если мои спутники внешне выглядели бесстрастно спокойными, то я все же испытывал некоторое волнение. Сегодня все решится, но я до сих пор не верил в происходящее. Пожалуй, работа в Финляндии была для меня намного проще.
Наш приезд в мирный норвежский город, оккупированный немецкими войсками, постановка на учет в комендатуре, встреча дальних родственников и наше размещение почти в самом центре города прошли как бы мимо меня. От всей этой суеты у меня вдруг разболелась голова, и мы вдвоем с капитаном Лихтоненом направились в дом к местному эскулапу. Впрочем, сопровождавшие нас офицеры финской контрразведки (я совершенно не сомневался в их принадлежности к оной организации), уже переодевшиеся в штатскую одежду, сопровождали нас на некотором удалении.
До нужного дома мы добрались быстро – он находился на соседней улице. Что поделать? В подобных небольших припортовых городишках все находится в шаговой доступности. Вот и дом местного практикующего эскулапа оказался совсем недалеко от места нашего временного пристанища.
Переговоры с врачом, разумеется, вел разносторонне образованный капитан Лихтонен. Как оказалось, он знает не только русский, но еще и немецкий, шведский и норвежский языки. Всего пара фраз – и нас пригласили в дом. Вышколенная горничная была сама любезность.
Зайдя в просторную гостиную, я, абсолютно не скрывая ничего от Микко, произнес по-русски:
– Здравствуйте, Николай Евфграфович. Вам привет от Алексея Петровича Елагина. Помните такого? Впрочем, конечно же, помните.
А теперь второй вопрос: где те люди, которые добрались до вашего домав начале сентября прошлого года? – Конечно же, я этого не знал, но надежда умирает последней, и я надеялся сам не знаю на что.
Наверное, на чудо, и оно произошло. Выпученные глаза старого белогвардейца говорили сами за себя. Не держит Красницкий Николай Евфграфович удара. Совсем не держит, а вроде боевой офицер – всю Гражданскую прошел.
– Да здесь я, «Лис». Здесь. Везунчик ты. Хорошо, что сегодня я нашего гостеприимного хозяина контролирую, а не мои английские друзья. Ребята они резкие и таких шуток не понимают. Мог бы и пулю получить – обратно в концлагерь ребятам совсем не хочется, – раздался за моей спиной так запомнившийся в нашу последнюю встречу голос.
Капитан Егоров.
Позывной «Егерь»
Мы выжили. Наш самолет садился первым. Выполняя мой приказ, пилот ведущего «Юнкерса» гвардии капитан Алехин Владимир Николаевич, трижды орденоносец и отец двоих мальчишек, выкатился за взлетно-посадочную полосу немецкого аэродрома, снес все, что смог собрать на своем пути до предела загруженным самолетом, и врезался в самую опасную зенитку, наставившую на нас стволы автоматических орудий.
Вовка Алехин – душа любой компании, весельчак и человек отчаянной храбрости, – и его штурман Серега Привалов погибли на месте. Вернусь – лично Смирнову морду разобью. Перестраховщик энкавэдэшный – собрал в экипажи женатиков.
К пострадавшему самолету сбежался весь аэродром, даже расчеты «Эрликонов», как потом оказалось. Боковую дверь долго не могли открыть, задняя аппарель тоже не открывалась. Уже сел второй самолет, за ним тянулся третий, а двери так и не открывались. Из салона самолета слышались стоны, и кто-то протяжно кричал.
Мы там внутри чуть не задохнулись. М-мать его! Я ждал отмашки из второго самолета. Наконец обе двери распахнулись, и по скопившимся немцам в упор ударили очереди из автоматов с глушителями, сзади ошарашенной толпы тоже стреляли. Рванули две светошумовые гранаты. Всех скосили за пару минут.
Потом еще с десяток минут гонялись за разбегающейся аэродромной обслугой. Потеряли троих, но до автоматических пушек и крупнокалиберных пулеметов добежать никто из немцев так и не сумел. Затем чистили аэродром и загружали оружие в четыре грузовика и два «Ганомага», снимали пулеметы с самолетов.
По концлагерю мы ударили через два часа. Оказалось, слишком поздно. От гавани уже ехал усиленный взвод немецких парашютистов, что охранял базу торпедных катеров. Задержки не предусматривались, и, не дозвонившись на аэродром, немцы выслали подкрепление. Взвод мы, конечно же, уничтожили, пленные помогли, и до гавани дошли и захватили торпедные катера, но потери были слишком большие, а нашумели мы на всю округу.
Две с половиной тысячи взбешенных английских моряков и летчиков, вооруженных кирками и лопатами, – это страшно. У немцев не было ни единого шанса. Десятки порубленных и удавленных голыми руками трупов – это все, что осталось от охранников концлагеря, взвода немецких десантников, расчетов «Эрликонов» и крупнокалиберных пулеметов и экипажей самих катеров.
Все шесть торпедных катеров, стоявших в гавани, были забиты под завязку. Я отправил на них всех раненых и «пионеров». Жалко стало мальчишек. Уже вечерело, и они вполне могли прорваться, а мы, сбив заслон на дороге, ушли в горы.
Хорошие англичане вояки! В этом мире и времени, по крайней мере. Долго они с нами бегали. Группы я сразу разделил, всех вместе в первый же день перебили бы.
Сам ушел на аэродром, там оставался «Рубик» с «Кубиком» и один из пилотов со штурманом. Они должны были взорвать самолеты позже, чтобы не привлекать внимания. «Чук» и «Гек» были со мной, еще и полтора десятка англичан прицепились.
«Чук» погиб через шесть дней, когда нас в первый раз обнаружили. Мы уже почти пришли на место, как нарвались опять. Рядом с «Рубиком» взорвалась граната, ранен он был очень тяжело. Мы с «Кубиком», «Геком», летчиком Саней Волошиным, его штурманом Олегом Блинковым и тремя англичанами тащили его двое суток, почти не останавливаясь, и дотащили-таки до врача живым.
До какого врача? До Красницкого Николая Евфграфовича, подданного Российской империи и дворянина. Сейчас его зовут Петтер Нильсен. Он добропорядочный норвежский гражданин и врач с немаленькой практикой. Живет Петтер здесь не так давно, но уже пользуется уважением всех жителей этого небольшого городка.
Добрый доктор, верный муж и папочка трех белокурых дочурок по совместительству является секретным сотрудником гестапо, отправившим в концлагерь и на виселицу полторы сотни своих новых соотечественников. Ко всему прочему он личный агент Елагина Алексея Петровича – моего неожиданного, но такого своевременного приятеля.
Прорабатывая уход отряда через Норвегию, я перетряхнул всех знакомых Елагина и остановился на этом агенте. Именно Красницкий сделал все возможное и невозможное, чтобы «Рубик» выжил, а мы все не попали в гестапо. Знал о нем Елагин такую мерзость, что при обнародовании – только вешаться. Знаю и я.
«Рубик» выздоравливал очень долго. Я «шлифовал» немецкий язык и совершенствовал свой английский. Генри Эванс оказался изрядным полиглотом. Мальчишка, выросший в припортовых трущобах Дублина, дорос до суперкарго на американском торговом судне и за свою жизнь избороздил немало морей и океанов, а «Рубик» очень хороший учитель, да и ему не так было скучно. Генри был сиделкой у «Рубика», я запретил ему выходить с нами на боевые операции.
Что значит какие операции? А жрать мы что-то должны? Нас все-таки девять человек, а Петтер Нильсен не сын Рокфеллера и даже с его дочкой не знаком.
Платить золотом нашему хозяину я не собирался. Чревато. Он бы нас сдал с удовольствием, вот только жутко меня боялся, а потом стало поздно. Мы с «Кубиком» и «Геком» по его наводке вырезали отделение гестапо и забрали архив, в котором были доносы Петтера Нильсена.
Отделение гестапо. Смешно. Любой город в Норвегии – это не заполненные гитлеровцами и полицаями Рига с Даугавпилсом. В этом отделении служили всего полтора десятка обленившихся донельзя гестаповцев, с комфортом расположившихся в просторном особняке на тихой улочке.
Мы всемером спокойно зашли в дом среди бела дня, загрузили «Кюбельваген» и грузовик архивом и подарками от начальника местного гестапо и так же спокойно уехали.
Именно после этой операции Генри Эванс согласился с нами работать. Сразу после того, как Билли Кларк рассказал, что я с начальником гестапо сделал, – он с нами ездил и на шухере стоял.
Ронни Хилл у нас грузчиком работал. Здоровый он мужик – второй раз в жизни я увидел такую громадину. Наш «Старшина» вроде поменьше будет.
Ронни тоже все видел, но рассказывать не смог – впечатлительный слишком. Даже подаренная начальником гестапо бутылка потрясающего виски успокоению его нервов не помогла, а ведь в одно лицо ее выжрал и не поморщился. И ни с кем не поделился. Гаденыш шотландский!
К счастью, видели мои художества только свои. Сгорело это отделение гестапо сразу после того, как мы уехали. Не надо пить виски у камина.
Ну и что, что начальник гестапо не мог пить виски, потому что был прибит гвоздями к письменному столу? Это я про себя. Это я виски у камина разлил и уголек уронил. Случайно. В канистру с бензином.
От виски так весело не горело бы, но сначала горел прибитый начальник гестапо. Живьем. Канистра совершенно случайно оказалась прямо рядом со столом. Так что местный главупырь напоследок огреб самых разнообразных удовольствий – это было самое меньшее, что я ему был должен.
Зато как Петтер Нильсен впечатлился, когда Билли ему все рассказал, тоже случайно, между прочим. А как Петтер Нильсен расстраивался, когда ребята в конце февраля покидали этот тихий норвежский городок на аргентинском судне. Рыдал, руки заламывал, разве что на коленях не елозил.
Что значит – почему? Архив-то я себе оставил, со всеми его художествами. Нет, не с собой повез. Я что, с дуба рухнул? Он бы меня сразу сдал. Спрятал у гостеприимного хозяина в доме, пусть сам охраняет.
Вот такое я овно – «овен» я по гороскопу. Да и вообще, этот городишко нас не забудет. За зиму столько местных упырей без вести пропало – море рядом, горы, снег опять же. Ну а «подснежники»[21] – не наша забота, пусть их по весне гестаповцы собирают.
Петтеру Нельсону не повезло. Через три дня после нашего отъезда неизвестные убили почтенного доктора прямо во время приема больного.
Кошмар! И это тихий норвежский городок! Узенькие улочки, аккуратные дома, благопристойные люди. Вот только норвежцы, как и я, ненавидят предателей, а секретных сотрудников гестапо режут прямо на рабочем месте.
Архив гестапо такая удобная штука. В нем не только доносчики, но и родственники казненных обозначены. Норвежцы оказались ребятами суровыми, но справедливыми, и среди них у нас с Генри остались очень хорошие друзья. Перед своим отъездом я подарил им этот архив, там еще оставались живые местные гестаповские осведомители. Правда, немного и в других городишках и поселках, по месту мы всех вырезали, до кого дотянуться смогли. Мы старались. Зимой все равно делать было нечего.
Своим новым друзьям я оставил весь архив, кроме художеств Петтера Нельсона. Пусть его девчонки живут спокойно. Они же не виноваты, что Красницкий Николай Евфграфович наш русский профессиональный предатель. Так я суровым норвежским парням и объяснил: «С малолетними девчонками воевать – последнее дело, тем более что они гражданки вашей страны. Не дай бог, с их головы упадет хотя бы один волосок или ветерок холодный в их сторону дунет. Узнаю, принципиально вернусь и прибью живыми к любому дереву или забору, как начальника местного гестапо к его любимому письменному столу, на котором он так любил насиловать малолетних норвежских девчонок».
Мне поверили на слово. Иногда я бываю очень убедителен, да и фотография посаженного моими ребятами на металлический штырь штурмбаннфюрера СС Ранке в очередной раз пригодилась.
Единственное, чего я совсем не ожидал перед самым своим отплытием в солнечную Аргентину, так это появления своего современника – «Лиса». Лисовский Николай Валентинович теперь мало того что личный представитель Сталина, так еще и военный советник исполняющего обязанности президента Республики Финляндия Густава Маннергейма.
Вот пронырливый сукин сын-то! Приперся «Лис» с тремя финскими офицерами и сам в финской форме и с совершенно свежей «ксивой». Документы нулевые – не подкопаешься, а предложения старые: схватить в горсть собственную задницу и скакать на запад. Ну, в моем случае на юго-восток, но для меня разницы все равно никакой.
Как будто без меня они Гитлера с его кодлой не завалят. Да там одного Степаныча всем за глаза. Этот ухарь уже термобарические боеприпасы для установок залпового огня применил. Звездец полный! Содрал изобретение сумрачного армянского гения и за свое выдал.
Вот кроме шуток! Это армяне в начале девяностых годов изобрели термобарические боеприпасы для самопальных установок залпового огня. У них эти ракеты запускались с обычных грузовиков, а то и с простых направляющих прямо с земли и больше десяти с половиной тысяч метров не летели, но Степанычу с местными разработчиками этого оказалось более чем достаточно. Сейчас технологии производства техники такие – чем проще, тем лучше, а армянские самоделкины в свое время все упростили до дебилизма.
Теперь эти ракеты запускаются с «Ил-2», «Ту-2» и сверхтяжелых штурмовиков «Су-8». Довел все же Павлик Сухой этот штурмовик до ума к началу сорок четвертого года. Даром, что ли, мы ему всю техническую документацию по этому самолету притащили?
В нашем мире эта «сушка» появилась только в конце сорок четвертого года, да и то с таким количеством «детских» болезней, что она не летала, а ковыляла в воздухе. А здесь вон оно как! Финнов уже таким комплексным применением новой техники запугали до икоты.
Конечно! Припереть с собой все фотокопии из архива Министерства обороны до пятьдесят седьмого года, а в данном случае самые подробные карты Ленинградского, Волховского и Карельского фронтов этого периода.
Даже я до такого не додумался! (Правда, у меня и возможностей таких в нашем мире не было.)
Вот голова у Малышева! Встречу – в ноги поклонюсь. Сколько он этими картами жизней спас, даже подумать страшно. А сколько немцев и финнов из-за этих простых листков бумаги досрочно на тот свет отправились?
Еще бы нашим не знать расположение всех без исключения складов боеприпасов и штабов противника вплоть до полкового, а то и батальонного. В нашем-то мире это уже далекая история, и гриф «Совершенно секретно» с этих документов уже давным-давно сняли. Со всеми вытекающими от этого для местных немцев и финнов последствиями. Да и испанцам пару раз прилетело так, что ошметки испанской «Голубой» дивизии срочным порядком отвели на переформирование. Кого успели вывести – по дошедшим до нас слухам, немцам под Ленинградом устроили реальную кровавую баню.
Эх! Придется все же опять по немецким тылам побегать, а так хотелось в Аргентине на пляже поваляться! Вот что мне мешало неделей раньше на пароход сесть?
Впрочем, вопрос этот риторический, да и отвечать мне никто не собирается, а в Аргентину пусть Генри с «Рубиком» и «Геком» плывут. Ну, и пилотов обязательно прихватят, они там очень пригодятся, а инструкции я им подробнейшие распишу. Пусть мне ребята пока «запасной аэродром» готовят – лишним он однозначно не будет, а мы с «Кубиком» будем пока подвиги геройствовать.
А куда деваться? Родина-мать зовет. В смысле, евойный посланник – Лисовский Николай Валентинович. Ох, аукнутся мне мои выступления перед Малышевым летом сорок третьего. Чувствую, загонит он меня, куда Макар телят не гонял, потому что этот простодушный парень о таком адресе в те далекие времена даже не подозревал.
Глава 9
«Егерь»
– Ты что, «Лис», с дуба рухнул? Вы вообще с Малышевым нормальные? Как я тебе отсюда в Польшу попаду? Я тебе что, Бэтмен? Ты вообще в курсе, что сейчас война, или вам с «Чека» об этом сообщить забыли? Меня, как тебя, фельдмаршал на личном самолетике не катает и собственного начальника охраны в сопровождение не дает.
В кои-то веки решил отдохнуть на пляжах Южной Америки, и на тебе – обломайся, дорогой друг, – возмущался я, в общем-то, для проформы.
Доберусь я до Польши. Доберусь. Куда же я денусь? Сначала, правда, не до Польши, а до Германии, но особенной проблемы не вижу. Ибо попутная лошадь попрется сначала через пролив Фемарн-Бельт, в Киль или в рядом находящийся грузовой порт. Черт их знает, где там немцы стыренный в Норвегии железно-никелевый концентрат выгружают.
Впрочем, есть у меня еще один вариант. Позаковыристее. Жаль, конечно, палить такие «ксивы». Но что ж теперь поделать-то? Для дела надо.
– Да ладно тебе, «Егерь», не бухти! Сам же сказал, что у тебя связи в норвежском Сопротивлении есть. Пусть они тебя матросом на какую-нибудь посудину пристроят. – «Лис» глядел на меня с хитринкой, как знал, зараза, что у меня запасная «легенда» подготовлена.
– Щаз! Мне физический труд противопоказан – у меня тонкая организация души. Еще загонят меня куда-нибудь в трюм и поставят торпедоулавливателем работать – английские подлодки там все же шарятся, а в основном самолеты-торпедоносцы. Купаться в такую погоду для моей организмы противопоказано – можно смертельно простудиться.
Мы с «Кубиком» полетим в любимый фатерланд как офицеры гестапо. Выправили мне мои норвежские приятели документы – выглядят лучше настоящих, потому что они и есть настоящие. Они их в гестапо второго по величине города в Норвегии подрезали.
У этих документов даже живые прототипы есть. В смысле пока еще живые, но надолго зависшие в госпитале. Пришлось специально отстреливать этих двоих гестаповцев – уж больно эти уроды на нас с «Кубиком» похожи. Прямо родные братья. Причем сработали этих гестаповских проходимцев так филигранно, что их в Германию лечиться не отправили.
Как знал, что подобный финт пригодится. Готовил, правда, для другого дела. Хотел напоследок громко хлопнуть дверью и навесить на этих свежих покойничков все свои зимние художества, но пригодится здесь.
По этим документам меня ребята и на самолет посдят, и пропусками снабдят. Должны мне эти простые норвежские рыбаки, типа, отмороженные контрабандисты немного, но на наш с тобой век хватит.
Завтра я тебя с Улофом Ларссоном и его безбашенными братцами познакомлю. Не смотри, что выглядят они добропорядочными норвежскими гражданами – доносчиков режут, как цыплят, а знакомых у них полстраны.
Вот только есть одна любопытная штука. Когда мы с ребятами отделение гестапо этого городка обидели, заодно и сейф начальника гестапо вытрясли. И вот что особенно интересно: документы в этом сейфе были не только на сотрудников гестапо, что там трудились, но и еще на полтора десятка личностей.
Рожи все незнакомо-гражданские. Легенды у них слащаво-пафосные – адвокат, владелец ресторана, рантье и даже пастор. И ни одного немца: бельгийцы, голландцы, норвежцы, двое французов, австриец – видимо, никакого языка, кроме немецкого, не знает.
Мне они сразу систему «крысиных троп» напомнили, но по времени вроде рано. Неужели они уже сейчас начали готовить уход начальников отделений гестапо разных городов оккупированных стран? Или это ротация кадров? Причем уход, как и у нас, – в Южную Америку. Получается, что эти гражданские документы – документы реальных людей, которых гитлеровцы уморили в своих отделах гестапо или в рядом находящихся концлагерях. Другого объяснения у меня просто нет.
И вот еще что! Начало этой «тропы» начинается в Венесуэле, затем идет по всему побережью Бразилии в Уругвай и заканчивается в Аргентине, в Буэнос-Айресе. Расписано все с самыми мельчайшими подробностями: явки, пароли, ключевые контакты, условные слова. Контакты в основном в небольших отелях, кафе, меблированных домах или пансионатах.
– Погоди! Ты хочешь сказать, что ты ребят отправляешь для проверки этой «тропы»? – перебил меня «Лис».
Ответил я сразу же:
– Я что, больной на всю голову? Их там спалят на раз. Я знал, что выгляжу придурком, но не думал, что до такой степени. Нет, конечно. Пусть легализуются и смотрят.
«Рубик» совсем никакой – с костылями еле ходит. Странно, что он вообще на ногах стоит. Пусть подлечится и в себя придет. «Гек» за ним присмотрит, а заодно и мои задания выполнит. Летчик со штурманом на подхвате, а двое англичан «играющими тренерами» у всех поработают – языки все вместе поучат, поведение за границей им подтянут, в среду местную вживутся.
Один из англичан, хотя он больше ирландец, проживающий в Америке, реальный кладезь самой разнообразной информации. Работал суперкарго на американском торговом судне, но родился в Ирландии под Дублином. Мы с ним плотно сработались, и он не против скататься с нами в Южную Америку.
Помимо этого, кроме себя, пусть ребята еще с десяток человек легализируют пока «мертвыми душами». Может, и пригодится на что. Я им схемку легализации нарисовал. Стопудово прокатит.
Слушай! Ты говоришь, что с финнами обмен затеял и немцев хочешь вместо наших пленных спихнуть? Хорошая затея! Только вот что…
Сделайте это красиво – отправьте в Германию калек. – Я замялся, а «Лис» недоумевающе посмотрел на меня.
– Не понял? – переспросил я.
– Господи! Ну нельзя же быть настолько тупым! В смысле – недальновидным. Задумал гениальную комбинацию, чтобы вытащить наших людей из финских концлагерей, а подумать чуть дальше мозгов не хватило.
Сделай очень красочную рекламу перед обменом. Степанычу скажи. Он умеет – так пасть откроет, что вся Германия заслушается. Пригласи английских, американских и японских дипломатов и представителей Красного Креста и сгрузи немцам их же собственных инвалидов.
Ты мне не напомнишь, сколько под Сталинградом пленных взяли? Я вот и не знал никогда, помню только, что много. Равно как и до сих пор не знаю, сколько из них было наглухо обмороженных и тяжелораненых. Там же госпиталей немерено в плен угодило, да и в боевых частях обмороженных было до черта – их под занавес просто некуда было девать. Помнится, мне и под Москвой таких калечных хватало, и под Ленинградом, я думаю, немного собрали. Вот и отправьте их всех в «великую, но жидко обгадившуюся Германию».
Если тысяч пятнадцать-двадцать безногих и безруких немцев в фатерланд одновременно прибудет, это будет такая пощечина, что только держись. Деваться немцам будет некуда, а финны только руками разведут – кого русские прислали, того и приняли.
Только пусть они сразу этих немцев домой отправляют, хотя бы и собственным транспортом. Лишь бы они у Маннергейма не зависли, но простые финны их тоже увидят – психологический эффект гарантирую потрясающий. Да и японцам понравится – подобные зрелища здорово мозги прочищают.
А чего они хотели? Их к нам на Родину никто не звал. Какого рожна мы их на халяву кормить должны? Погостили, и будет. Пусть дальше их Гитлер кормит – они все же за него воевали. Целых оставляйте – пригодятся в народном хозяйстве, а калечных всех на родину – в фатерланд.
Заодно и Геббельсу сюрприз будет. Может, сболтнет что-нибудь веселое, но ему со Степанычем не тягаться. Наш практикующий юморист моментально помоями Геббельса обольет, но помочь своему другу мы обязаны.
У нас-то таких пленных домой отправили сразу после Победы, а здесь ты придумал нашей стране просто царский подарок – целый год такую ораву даром кормить не придется. Только фельдмаршала предупреди, чтобы рожу, соответствующую моменту, сделал, а то его от подобного зрелища хватанет «батюшка Кондратий» – будет обидно. – Я замолчал, глядя на «Лиса».
Лицо моего современника выражало целую гамму чувств – от торжества до дикого злорадства. Видимо, представил себе картинку.
Сначала взбудоражить Германию известием о беспрецедентной акции обмена военнопленными, а потом вылить на немецких обывателей ведро холодной грязной воды из нескольких пароходов со сталинградскими калеками. Они такого про Сталинград понарассказывают, что Гитлера свои завалят.
Это, конечно, вряд ли – этого долбанутого на всю бошку шизофреника охраняют особо проверенные ребятишки, фронта в глаза не видевшие. Но помечтать-то можно?
– Ну, ты… Ну, ты, «Егерь», и выдумщик! Силен! Что ж до меня-то не доперло? – «Лис» показал мне большой палец правой руки. Ответил я максимально честно.
– Ты просто за тяжелоранеными неделями не ухаживал, а я рядом с «Рубиком» два с лишним месяца безвылазно провел, да и до этого приходилось. В обычном госпитале все проще – врачи, медсестрички бегают, санитарки «утки» выносят, а здесь посиди в одной комнатушке рядом с покалеченным молодым парнем несколько недель да послушай его стоны. Я с «Рубиком» и на костылях ходить по новой учился, и задницу покалеченной рукой подтирать, и штаны натягивать, и смотрели мы на все это общими глазами. Вот и пришло сразу в голову. А не хрен баловать. Тут вам не там.
Ты мне вот что скажи. Что я в Польше позабыл? И можно ли мне в пути слегонца похулиганить?
– Можно. Для этого ты нам и нужен. Вернее, не только для этого. Мы с Малышевым документы кое-какие перед Берией и Сталиным не светили, а там целый пакет от «оружия возмездия» до программы «суперсолдат», что америкосы в пятидесятых годах запустили. Похоже, что это была немецкая разработка.
Тебе, кстати, отдельное «спасибо». Герхард Бремер, которого твои ребята притащили из Риги, такого про Саласпилс рассказал – у нас во всех мыслимых и немыслимых местах волосы шевелились. То, чем со следователями наркомата внутренних дел поделился этот гестаповский чиновник, у нас вылезло только после войны, а здесь на полтора года раньше. Поверь мне. Разница ощутима.
В общем, работать ты будешь и эту информацию тоже, но на начальном этапе основа – диверсии в чистом виде. Группу мы тебе с «Большой Земли» закинем. Это будет группа из нашего управления.
Ребята все из штрафбатов и колоний – так называемые «изменники Родины». Все уже искупившие. И все уже обучены и проверены. В тыл к немцам ходили. Кто с «Лето», кто с «Багги», а это своеобразная рекомендация. Они на своих учителей разве что не молятся.
Ни тебя, ни «Кубика» они не знают – для всех вы погибли в сорок третьем, и воскрешать вас никто не собирается. По легенде, для них вы разведчики из глубинной разведки нашего управления и не были в стране несколько лет. Расспрашивать вас никто не будет, а кто попробует, возьми на заметку или закопай. На твое усмотрение – слишком многое будет поставлено на карту.
Группу пришлем большую. Оружие и экипировку подберем и на вас с «Кубиком» тоже. Пойдете в рейд. Маршрут выбираешь сам. Задача простая – мочить всех, до кого дотянешься, и пару объектов разведать. Промежуточная точка маршрута в предгорьях Судетских гор. Там и получишь дополнительные документы, боеприпасы и следующее задание. – «Лис» замолчал.
– Дело ясное, что дело темное. Теперь и ты темнишь? Быстро ты правила местной игры усвоил. – Это действительно было непонятно и немного обидно.
Пойди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю что. На «Лиса» это не было похоже. Скорее, Малышев Александр Иванович подсуетился.
– Да не знаю я! – неожиданно для меня взорвался «Лис». – Не знаю, куда тебя Малышев отправит. Я вообще сюда спонтанно добирался – Малышев не верил, что ты в живых останешься. Я думал, что если ты жив, то у тебя и группа хоть какая-никакая осталась, а ты уже свою операцию запустил.
Что ты можешь вдвоем с «Кубиком»? Два десятка рядовых Вермахта вырезать? Значит, надо прислать тебе группу и запустить ее по маршруту.
Обкатывать этих бойцов ты будешь сам. Зашлешь несколько небольших групп в разные стороны по латвийской схеме, а сам пойдешь с основной группой на «мягких лапах».
Посылку для тебя с «Кубиком» мы пришлем с капитаном Байковым – командиром отряда до встречи с тобой. Там же будет справка по всем характеристикам бойцов группы и точки, мимо которых обязательно надо пробежаться. В основном это подземные хранилища и склады непонятного назначения, что немцы при отступлении взорвали, но это именно разведка по пути до контрольной точки. Туда тебе надо подойти максимально тихо.
Вот на последнем участке пути и решишь, нужен тебе кто-то еще или нет. Я в последние недели «Лето» на это задание примерял. Чуть ли не жил с ним – несколько заданий и командировок вместе провели, но ты жив, и расклад полностью поменялся. Значит, можно работать эту тему, не светя ее перед посторонними. Ни одна собака не пронюхает о твоей группе. Малышев твоих бойцов сразу после заброски похоронит, и работать ты будешь только на результат.
Для своей группы ты майор, позывной «Рейнджер». То есть тот же «Егерь», только в профиль. «Кубик» – капитан с позывным «Леший». Таких позывных в нашем управлении нет, а о тебе никто и не подумает – вы же все погибли.
Пароль для связи с группой у вас простой, но своеобразный. Тебе надо будет в произвольном порядке произнести слова «Егерь» и «Леший». Лучше всего по-немецки, а там сам смотри, по обстоятельствам.
По легенде, по нашему управлению ты немецкий офицер из седьмой горной дивизии Вермахта. До сорок второго года она воевала в Карелии. Потом год была на переподготовке в Австрии и с сорок третьего опять вернулась на Северный фронт. Они и сейчас недалеко от Мурманска сидят, но лично ты после ранения якобы был переведен в штаб сто второго тылового района группы армий «Центр».
Мы как раз думаем, как эту дивизию в Норвегию не отпустить, а похоронить там же на месте – не хочется, чтобы они к американцам прорвались. Да и гадить будут в Нарвике – мы хотим немцев на никелевых и железных рудниках хотя бы на полгода раньше подвинуть.
В сорок пятом уже будет все равно, а вот сейчас самое оно – все наступательные операции сорок четвертого года тормозились из-за немереного количества тяжелой немецкой техники. Очень хочется посмотреть, как они броневую сталь будут плавить без железа и никеля.
Мы с Малышевым планируем взять Нарвик вместе с финнами и запустить туда американцев. Эта операция согласована со Сталиным. Вроде и союзникам помогли, и огребать они там будут от гитлеровцев так, что только пыль столбом будет стоять, а финны примутся только патроны подавать да раненых в глубокий тыл оттаскивать. Я с Маннергеймом отдельно этот вопрос проработаю. Пусть «пиндосы» тоже своей войны хлебнут с горкой, а то расслабились у себя за океаном.
Кстати! По «Манхэттенскому» проекту твой «Малыш» работает. Сильно ты его разговором на болоте подстегнул! Он в Америке возглавляет одну из боевых групп, работающих под бандитов. Набрал отморозков в Мексике и вовсю светит ими, а по ученым и военным из «Манхэттенского» проекта работает сам со спецгруппой Судоплатова. Английский-то у «Малыша» – второй родной.
Догнать мы «пиндосов» по ядреной бомбе не догоним, но пакостей наделаем море. Кровь там ручьем течет. Пока ручьем, но твой «Малыш» над увеличением потока работает.
– Седьмая горная дивизия Вермахта, говоришь… – задумчиво протянул я.
Складывалась у меня комбинация, но как ее сплести, я пока не понимал. Ладно. Общую канву нарисую, а там пусть Малышев свою соображалку подключает.
– Тогда приблизительно так. Обо мне и «Кубике» знаете только вы с Малышевым. При встрече с генералом скажешь следующее. Вам нужно создать предателя, работающего в Союзе с середины тридцатых годов и до конца войны, а может, и после ее окончания. Стройте ему легенду от агентов Елагина и дальше по карьерной лестнице до высшего командного состава НКВД.
Обоснование простое. Сошлетесь на меня, но даже у меня была только разрозненная, непроверенная информация, а агентов Вальтера Нойманна и господина Елагина все равно никто проверить не сможет.
Работал этот предатель всю войну исключительно за идею. Из-за трагической гибели Вальтера Нойманна связи с немцами он так и не дождался, но создал свою сеть преданных только ему агентов.
На фронт его не пускайте, если только в самом начале – тогда при отступлении был такой бардак, что концов не найдешь. Обязательны несколько ранений, эвакуация и повышение по карьерной лестнице. Перечень своих ранений я тебе в процессе нарисую, а лучше завтра в баньку сходим – рассмотришь во всей красе.
Оставьте его служить где-нибудь в глубинке рядом с несколькими большими военными заводами, где он начнет гадить по-крупному. Лепите ему в подвиги все: от мелких диверсий и убийств военнослужащих до взрывов мостов и эшелонов. Обязательны грабежи сберкасс и похищение ценностей при эвакуации. Сами придумаете каких – не мне вас учить, но ценностей должно быть впечатлительно много.
Этого предателя создаете в недрах своего управления и никому его не светите, но приблизительно с сорок третьего года начинаете его активно разрабатывать. Документы по розыску подгоните – не маленькие.
Теперь второе. Прошерсти архивы и найди мне немецкое или финское разведывательно-диверсионное подразделение, погибшее или попавшее в плен в период с сорок второго по сорок четвертый год. Подойдут и сталинградские окруженцы. Если удавите седьмую горную дивизию, то можешь взять пяток человек оттуда, но так, чтобы никаких концов найти не смогли.
Либо подготовьте еще три-четыре легенды, пересекающиеся и работающие с основным фигурантом. Можешь привести их от финнов или еще лучше японцев, но тоже не позже сорок третьего года – надо, чтобы они до конца войны кроваво отметились в борьбе с большевиками.
И сделайте так, чтобы ни одна живая душа в стране не знала, что предатель, которого все в Стране Советов с собаками разыскивают, – фантом. Сам знаешь, в усиленном розыске есть свои плюсы – можно случайно и в дерьме конфетку отыскать. – Я замолчал.
– Зачем тебе это? – задал вполне логичный вопрос «Лис».
Я помолчал, вспоминая не такие далекие для меня события, а потом нехотя произнес:
– В памяти каждого из нас есть два своих кладбища. На первом лежат те, кого сам на тот свет отправил. Через определенный период времени ты их уже не воспринимаешь так остро.
На втором упокоились те, кого ты своей спиной прикрыть не смог. Вот они с тобой всегда, и чем их больше, тем чаще ты с ними разговариваешь, споришь, поздравляешь с праздниками. Во сне или наяву – разница у меня ощущается не всегда. Может быть, я все упрощаю, но не сильно.
В августе сорок второго я одному своему бойцу пообещал, что и после войны не остановлюсь. Он погиб через два месяца – при возвращении из рейда в Ригу. У меня таких слишком много.
К зиме соро третьего в отряде только четверть от первого состава осталась – самые везучие и те, кого я элементарно берег. И это не мои девчонки – они всегда первыми в драку лезли. Так что мне эти «приборзевшие арийцы» сильно задолжали.
Ты сам прекрасно понимаешь, что, как бы мы здесь ни напрягались, в Южную Америку все равно шестая часть Германии переберется, и, судя по последним захваченным документам, побегут туда совсем не невинные овечки. Практически все гестаповцы из Франции, Голландии, Дании, Норвегии, Югославии, Чехии, Польши сбегут в Африку и обе Америки. Плюс каратели, полицаи, полицейские осведомители и всевозможные добровольные доносчики, в том числе и из Страны Советов.
У нас после войны за границей этим никто не занимался, да и возможностей у местных гэбистов было не так уж и много, а здесь уже все иначе. Не меня, так кого другого по этой легенде отправите к «Геку» с «Рубиком». Они к тому времени уже в местные реалии вживутся и «подушку» подготовят.
Только не «свети» никого из ребят моей группы. Когда надо будет, они выйдут на связь сами. Инструкции «Рубик» получил от меня конкретные и нарушать их не будет. «Гек» упадет еще глубже и связываться будет только с «Рубиком».
Недавно мне пришла в голову одна интересная идея, и вы с Малышевым можете ее здорово развить. Гестаповцы ведь куролесили не только в нашей стране. Здесь, в Норвегии, в Дании, в Люксембурге, в Чехословакии, в Польше и прочих европейских государствах, найдется огромное количество «кровников» рядовых гестаповцев, начальников полиции и шталагов и прочих кровососов. К примеру, с одними такими «кровниками» прямо в этом городишке я тебя скоро познакомлю, а они потомственные рыбаки, и у них полно знакомых по всей Норвегии.
Вот если создать в нашей стране организацию по поиску нацистских преступников и задействовать в ней офицеров военной контрразведки, оставшихся в нашем времени после войны не у дел, то можно прилично расползтись по всему миру, используя в первую очередь связи тех самых «кровников». Прикинь, какие перспективы, в том числе и для разведки и поиска агентов влияния во всех странах мира. – Я действительно продумывал эту идею уже несколько недель.
Братья Ларссоны и их единомышленники, кроме архива начальника местного гестапо гауптштурмфюрера СС Альфреда Кристайллера, получили от меня идею развития своей ячейки сопротивления и создания организации по поиску нацистских преступников после войны. Создание подобной организации сразу после освобождения страны от гитлеровской оккупации выведет одного из братьев на приличный общественный уровень.
Чем черт не шутит? Может, и главой города кто-нибудь из братьев станет. За порт эти ушлые мужики уж точно зацепятся. Своих оппонентов они легко к ногтю прижмут – прожить шесть лет под немцами и не замазаться связями с нацистами смогут единицы, и первыми среди них будут братья Ларссоны. У них в загашниках заныкано теперь уже два личных архива высокопоставленных гестаповцев – есть с чем работать.
– А ты изменился, «Егерь». Мне о тебе «Стерх» рассказывал – раньше такой хитрож… продуманности не было. Действовал больше спонтанно. В бытовой обстановке, по крайней мере, – задумчиво протянул «Лис».
Ответил я максимально честно. Для меня это уже давным-давно было непреложной истиной:
– Раньше я еще был человеком, а теперь – лютый зверь, и в первую очередь прикидываю, куда и как собеседнику нож засунуть, чтобы его не убить, а как можно больнее ранить и при этом максимально обездвижить, чтобы потом допрашивать удобно было.
Знаешь, «Лис», я долгое время не мог понять, почему в нашей истории сразу после войны появилось такое огромное количество банд и беспредельных уголовников. И только совсем недавно до меня дошло, что большая часть бандитов – это не сумевшие вовремя остановиться фронтовики. В том числе и воевавшие в штрафбатах, а затем и в обычной пехоте уголовники. Понятно, что и «лесные братья», и обычные полицаи, и всевозможные расплодившиеся за годы войны дезертиры, и мародеры тоже в их числе.
В нашей с тобой войне было проще: полгода – и домой. В рейд сходил, в расположение вернулся – и вроде душой отдыхаешь. Можешь стакан принять, отоспаться, да и шальная мина в окоп не прилетит, и «Юнкерс» свою тонну бомб на блиндаж не вывалит.
Психологически проще – быстрее отходишь, а здесь все не так. Четыре года сплошного напряжения, крови, грязи, погибающих каждый день друзей. Не у всех психика выдержала, люди просто не смогли остановиться.
В самые первые дни моего появления здесь мне очень не хотелось воевать. Совсем. До икоты. Хотелось добраться туда, где не стреляют, да и просто вернуться обратно. Там, у нас, меня вполне устраивала та беззаботная комфортная жизнь за пазухой у своего приятеля. Необременительное зарабатывание приличных денег, девочки, рыбалка, путешествия. Жизнь без забот и проблем.
Попав сюда, я несколько дней находился в эмоциональном ступоре, не понимая, что мне делать. Можно было бы остаться в блиндаже до осени, но там были две рядом находящиеся деревни, и местные засекли бы меня сразу. Мальчишки, по крайней мере, а где мальчишки, там и взрослые.
Уходил я от блиндажа только по одной причине – там ловушка. Этакий глухой и неудобный карман, в котором зажать нас двоих – это как два пальца обмочить. Вот сразу и подумал, что проще перебраться на границу Белоруссии и Латвии, перетоптаться там до осени и на месте решить, что дальше делать.
Ну, а потом как снежный ком все событиями обросло. И знаешь, что в первый раз ударило сильнее всего? Люди, расстрелянные с самолетов и валяющиеся на поле, как ненужный хлам. Женщины, мужики, дети-подростки. Ни стариков, ни маленьких детей глазами не ухватил, а вот мальчонку лет двенадцати до сих пор вспоминаю. Он метрах в двадцати от дороги валялся. Выходное в спине от крупнокалиберной пули с два кулака, а лица не помню. Может, тогда и не видел.
Девочка Вера только добавила огонька своим появлением и последующим рассказом, а через трое суток после начала движения произошла Сарья, и планка у меня окончательно сдвинулась. Если б не Вера с Виталиком, в Сарье я обратно бы в этот мир не вернулся.
С того дня я не воспринимаю солдат и офицеров Вермахта, эсэсовцев, карателей и полицаев как людей. Причем национальность солдата или офицера для меня не важна. Мне их всяких довелось во всей красе лицезреть. Немцев, австрийцев, латышей, литовцев, украинцев, эстонцев, русских, белорусов. Даже с одним чехом удалось пообщаться, перед тем как его в расход пустили. Врачом, кстати, оказался. Спокойно служил в немецкой армии. Правда, о том, что он чех, только в самом конце раскололся, когда Генрих Карлович его на акценте поймал.
Живые они для меня только как источники необходимой для меня информации, и зверски пытать своего пока еще живого «собеседника» я буду не так, как в сорок первом. В тот день это было больше спонтанно, на надрыве эмоций.
В том крайнем доме я увидел такое, что готов был грызть полицаев зубами. С детьми так поступать нельзя. Не был я тогда к такому готов. Потому-то я и пленного полицая строгал, как кочан капусты, – вымещал на нем все, что тогда чувствовал. В себя пришел и смог анализировать информацию только тогда, когда меня водой облили.