Лихорадка Герритсен Тесс

И снова кости, думала Клэр по дороге к своему последнему пациенту. Все хотят знать про кости. Кому они принадлежат, когда были захоронены. И вот сегодня возник новый вопрос, совершенно неожиданный для нее: почему их обнаружили во дворе дома Рейчел Соркин?

«Это их священная ночь. Черное Рождество».

На кухне у Мейрид Клэр рассмеялась. Но сейчас, ведя машину в сгущающихся сумерках, она не находила ничего смешного в этом разговоре. Рейчел Соркин определенно была здесь изгоем – женщина с черными волосами, отшельница, обитающая в доме у озера. Так было во все времена: одинокая молодая женщина всегда была объектом подозрений, сплетен. В маленьком городке она тем более казалась аномалией, требующей объяснения. Она – городская сирена, потенциальная соблазнительница, искушение для блудливых мужей. А может, мегера, на которой никто не хочет жениться, или особа нетрадиционной ориентации. А если она столь же привлекательна, как Рейчел, экзотична, отличается странным вкусом и причудами, тогда к подозрениям примешивается любопытство. Любопытство, которое гложет таких, как Мейрид Темпл, целый день сидящих на мрачной дымной кухне с неизменной сигаретой, обещавшей очарование, а принесшей лишь бронхит и желтые зубы. У Рейчел были белые зубы. Рейчел красива, свободна и немного эксцентрична.

Поэтому Рейчел может быть только ведьмой.

А поскольку Уоррен Эмерсон запалил костер на своем кукурузном поле в ночь на Хэллоуин, он тоже колдун.

Хотя окончательно еще не стемнело, Клэр включила фары, и с подсветкой на приборной доске стало уютнее. Это время года, подумала она, пробуждает во всех нас беспричинные страхи. А между тем зима еще не приблизилась к своей самой темной отметке. Вот когда ночи станут длиннее и начнутся первые серьезные снегопады, которые отрежут город от внешнего мира, этот унылый безлюдный пейзаж станет нашей вселенной. И она будет очень сурова – и судьей, и палачом будут служить темные участки льда да суровый холод ночи.

Клэр подъехала к придорожному столбу с почтовым ящиком, на котором висела табличка «Брэкстоны», и свернула на проселочную дорогу. Дом ее пациентки стоял в окружении заброшенных полей. Голые доски обшивки уже отливали седым налетом старости. На крыльце вязанка дров поддерживала покосившиеся перила. В один прекрасный день, причем в недалеком будущем, все это обещало рухнуть – и перила, и крыльцо, и сам дом. Разведенная сорокаоднолетняя Фэй Брэкстон, проживавшая в этом доме со своими двумя детьми, была такой же разбитой, как и ее жилище. Обе ее ноги были поражены ревматоидным артритом, и она не могла и шагу ступить без посторонней помощи.

Подхватив свой чемоданчик, Клэр поднялась на крыльцо. И сразу почувствовала неладное.

На дворе два градуса тепла, а входная дверь распахнута настежь. Она заглянула в дом и крикнула в темноту:

– Госпожа Брэкстон!

Она слышала, как на ветру хлопают ставни. И еще кое-что – еле различимый топот, удалявшийся вверх по лестнице. Кто-то из детей? Клэр зашла в дом и закрыла за собой дверь. Лампочки нигде не горели, только тусклый дневной свет струился сквозь тонкие шторы гостиной. Она на ощупь двинулась по коридору, шаря рукой по стене в поисках выключателя. Наконец она нашла его и зажгла свет.

Прямо у нее в ногах, на потертом половике, валялась голая кукла Барби. Клэр нагнулась, чтобы поднять ее.

– Госпожа Брэкстон! Это я, доктор Эллиот.

Ответом ей было молчание.

Клэр взглянула на куклу и заметила, что половина ее светлых волос срезана. Когда она в последний раз была в этом доме три недели назад, Китти, семилетняя дочка Фэй Брэкстон, прижимала к себе такую же куклу. Тогда на Барби было пышное розовое платье, а длинные светлые волосы были забраны в хвост зеленой тесьмой.

Холодок пробежал по спине Клэр.

Она снова услышала этот звук: кто-то протопал у нее над головой. Она посмотрела на лестницу, ведущую на второй этаж. Здесь определенно кто-то был, но батареи не работали, в доме было холодно и темно.

Она медленно попятилась назад, потом повернулась и выбежала за дверь.

Из машины она позвонила со своего сотового телефона в полицию. Ей ответил полицейский Марк Долан.

– Это доктор Эллиот. Я нахожусь возле дома Брэкстонов. Что-то здесь не так.

– Что вы имеете в виду, доктор Эллиот?

– Дверь нараспашку, нет ни отопления, ни света. Но я слышала, что наверху кто-то ходит.

– А кто-нибудь из членов семьи дома? Вы проверяли?

– Я предпочла не подниматься на второй этаж.

– Вам нужно только посмотреть. У нас полно вызовов, и я не знаю, когда смогу подослать человека.

– Послушайте, вы можете прислать кого-нибудь прямо сейчас? Я же говорю вам, здесь что-то не так.

Долан тяжело вздохнул. Она представила, как он сидит за рабочим столом и, ухмыляясь, закатывает глаза. Теперь, когда она озвучила свои страхи, ей самой они уже казались смехотворными. Может, она слышала вовсе не шаги, а стук ставней на ветру. Возможно, Брэкстоны куда-то уехали. Полиция прибудет и ничего не обнаружит, а завтра весь город будет подсмеиваться над трусливой докторшей. Ее репутация и так достаточно пострадала на этой неделе.

– Линкольн сейчас где-то в тех краях, – наконец произнес Долан. – Я попрошу его заехать, когда он освободится.

Клэр нажала отбой, уже пожалев о звонке. Выйдя из машины, она оглядела дом. Сумерки уже сгустились в ночь. Отменю вызов и избавлю себя от неловкости, подумала она. И вернулась в дом.

Остановившись у подножия лестницы, Клэр устремила взгляд на площадку второго этажа, но оттуда не доносилось ни звука. Она взялась за перила. Дубовые, крепкие и надежные. Она начала взбираться, подгоняемая гордостью и твердой решимостью не стать объектом насмешек со стороны горожан.

На лестничной площадке она щелкнула выключателем, и ей открылся узкий коридор, стены которого были запачканы отпечатками детских ручек. Она заглянула в первую дверь справа.

Это была спальня Китти. Маленькие балерины танцевали на шторах. На кровати были разбросаны девчачьи пожитки: пластмассовый обруч, красный свитер с орнаментом из снежинок, розовый детский рюкзачок. На полу валялись Барби из драгоценной коллекции Китти. Но они больше не походили на любимиц своей хозяйки. Над ними как будто надругались – одежда была порвана в клочья, конечности зверски вывернуты в разные стороны. Кукольная голова, оторванная от туловища, ярко-голубыми глазками смотрела на Клэр.

Ее опять зазнобило.

Она попятилась в коридор, и ее взгляд упал на соседнюю дверь, за которой открывалась другая комната. В темноте что-то мерцало, какой-то странный люминесцентный свет, похожий на зеленоватое свечение часового циферблата. Она вошла в комнату и зажгла свет. Зеленоватое свечение исчезло. Она находилась в неряшливой комнате мальчика; на кровати и на полу были разбросаны книжки и грязные носки. Мусорная корзина переполнена мятой бумагой и пустыми банками из-под колы. Типичный беспорядок, оставленный тринадцатилетним мальчишкой. Клэр погасила свет.

И снова увидела зеленоватое свечение. Оно исходило от кровати.

Доктор Эллиот посмотрела на подушку, сияющую люминесцентным светом, и коснулась наволочки, холодной и сухой. Теперь она заметила бледные люминесцентные полосы и на стене, прямо над кроватью, а еще одно изумрудное пятно растекалось по простыне.

Топ, топ, топ. Взгляд Клэр метнулся к потолку – до нее донеслось хныканье, тихий детский плач.

Чердак. Дети были на чердаке.

Она вышла из комнаты мальчика, споткнувшись о теннисную туфлю, валявшуюся у порога. Лестница на чердак была крутой и узкой, с хлипкими перилами. Поднявшись на самый верх, Клэр оказалась в кромешной тьме.

Она шагнула вперед и наткнулась на шнур выключателя. Клэр потянула за него, и под потолком зажглась голая лампочка, тускло осветившая лишь небольшой участок пола. По периметру помещения, оставшегося в тени, тянулось нагромождение старой мебели и картонных коробок. Старая вешалка с широкими плечиками, похожими на оленьи рога, отбрасывала устрашающую тень.

Рядом с одной из коробок что-то шевельнулось.

Клэр быстро отодвинула коробку в сторону. За ней, под ворохом старых пальто лежала, свернувшись калачиком, семилетняя Китти. Кожа девочки казалась ледяной на ощупь, но она была жива, и с каждым вздохом из ее горла вырывался слабый стон. Клэр нагнулась, чтобы поднять ребенка, и, дотронувшись до девочки, почувствовала, что ее одежда влажная. В ужасе она поднесла свою руку к свету.

«Кровь».

Вместо предупреждения раздался скрип половиц. «Кто-то стоит у меня за спиной».

Клэр обернулась как раз в тот момент, когда тень бросилась прямо на нее. Тяжелый удар в грудь свалил ее, и доктор Эллиот упала на спину, распластавшись под тяжестью навалившегося на нее тела. Чьи-то ногти вцепились ей в горло. Пытаясь отодрать их, она судорожно металась из стороны в сторону, и тени кружились у нее перед глазами. Вешалка грохнулась на пол. Наконец в островке света промелькнуло лицо противника. Мальчик.

Он сильнее сжал ее горло, и, прежде чем у нее потемнело в глазах, она успела разглядеть его плотно сжатые губы, глаза, сузившиеся до злобных щелочек.

Клэр запустила ногти ему в глаз. Закричав, мальчик отпустил ее. Она успела вскочить на ноги за мгновение до того, как он снова ринулся к ней. Она метнулась в сторону, и мальчик пролетел мимо, приземлившись на груду картонных коробок, из которых на пол посыпались книги и инструменты.

Они оба заметили отвертку.

И одновременно бросились к ней, но он оказался ближе. Схватив инструмент, он занес ее над головой. Клэр все-таки успела схватить мальчика за запястье в тот момент, когда он собирался нанести удар. Его сила поразила Клэр. Она не смогла устоять на ногах и рухнула на колени. Острие отвертки неумолимо приближалось к ее лицу, хотя она изо всех сил старалась держать его руки на расстоянии.

И тут, сквозь гулкое биение своего пульса, она расслышала голос, звавший ее по имени. И крикнула:

– Помогите!

Тяжелые шаги забарабанили по лестнице. И совершенно неожиданно подросток отвел от нее оружие. Мальчик развернулся, чтобы поразить новую цель, но Линкольн опередил его. Клэр видела, как мальчик упал. Проследила за неясными очертаниями их сцепившихся тел, которые катались по полу среди разбросанных коробок и мебели. Отвертка отлетела в сторону и затерялась в тени. Линкольн прижал мальчишку лицом к полу, и Клэр услышала, как щелкнули у него на запястьях металлические наручники. Но парнишка все равно продолжал бороться, вслепую взбрыкивая ногами. Линкольн подтащил его к опорной балке и крепко привязал своим ремнем.

А потом повернулся к Клэр – дышал он тяжело, а на его щеке виднелась большая ссадина. Только сейчас он заметил девочку, лежавшую среди коробок.

– Она истекает кровью! – воскликнула Клэр. – Помогите мне спустить ее вниз, к свету!

Келли подхватил девочку на руки.

Когда он разместил ее на кухонном столе, девочка перестала дышать. Клэр трижды вдохнула в ее рот воздух, потом попыталась нащупать пульс сонной артерии, но безуспешно.

– Немедленно вызовите «скорую»! – крикнула она Линкольну.

Положив руки на грудную клетку девочки, Клэр начала делать искусственное дыхание. Одежда ребенка намокла, и руки Клэр постоянно соскальзывали. Все больше и больше крови просачивалось сквозь ткань. «Ей ведь только семь лет. Сколько крови может потерять ребенок? Долго ли я смогу поддерживать жизнь клеток ее мозга?»

– «Скорая» едет! – сообщил Линкольн.

– Хорошо. Мне нужно, чтобы вы разрезали ей блузку. Я должна видеть раны. – Клэр замолчала и еще три раза вдохнула воздух в рот девочки.

Сначала она услышала звук разрываемой ткани, а потом увидела, что Линкольн освободил грудь ребенка.

– Боже, – пробормотал он.

Кровь сочилась из нескольких колотых ран.

Она снова положила руки на грудину и возобновила массаж сердца, но с каждым надавливанием из ран девочки сочилось все больше крови.

Сирена «скорой» завывала уже поблизости, и вскоре в окне кухни замелькали пульсирующие огни, которые исходили от остановившейся во дворе дома машины. Два фельдшера вбежали в дом и, бросив взгляд на стол, где лежала девочка, тут же распаковали свои наборы первой помощи. Пока они проводили интубацию, вводили внутривенную капельницу, подключали датчики электрокардиографа, Клэр продолжала надавливать на грудину.

– Что с сердечным ритмом? – спросила Клэр, не прекращая надавливания.

– Желудочковая тахикардия.

– Давление?

До Клэр донеслось жужжание надувавшейся манжеты тонометра, а потом и ответ:

– Едва прощупывается, около пятидесяти. Раствор Рингера поступает по полной. Вторую капельницу не могу подключить…

Со двора послышался вой еще одной сирены, и по дому снова застучали шаги. На пороге кухни показались полицейские Марк Долан и Пит Спаркс. Долан встретился взглядом с Клэр и тотчас отвернулся, прочитав в ее глазах упрек. «Я же говорила, здесь что-то не так».

– Там, на чердаке, мальчишка, – сообщил Линкольн. – Он уже в наручниках. Теперь нужно найти мать.

– Я осмотрю сарай, – сказал Долан.

– Фэй передвигается с помощью инвалидного кресла! – возразила Клэр. – Она не могла оказаться в сарае. Нужно искать в доме.

Не обратив внимания на ее слова, Долан развернулся и направился к двери.

Доктор Эллиот снова переключилась на девочку. Теперь, когда появился пульс, можно больше не надавливать на грудь. Клэр остро ощущала, что ее руки стали липкими от крови. Она слышала, как Линкольн и Пит бегали из комнаты в комнату в поисках Фэй и как трещала рация «скорой», из которой доносились вопросы от персонала больницы Нокс.

– Какая кровопотеря? – прозвучал по рации голос Макнелли.

– Ее одежда промокла насквозь, – рапортовал врач «скорой». – Как минимум шесть колотых ранений в грудь. Синусовая тахикардия, сто шестьдесят, сердечное давление около пятидесяти. Подключена одна капельница. Вторую пока не можем подключить.

– Дыхание?

– Дыхания нет. Мы ее интубировали и даем кислород. С нами доктор Эллиот.

– Гордон! – крикнула Клэр. – Ей нужна экстренная торакотомия! Срочно вызывайте хирурга, мы везем ее!

– Ждем вас.

На то, чтобы перенести девочку в карету «скорой», потребовалось всего несколько секунд, но Клэр показалось, будто время остановилось. Сквозь пелену ужаса она видела, как трогательное маленькое тельце, опутанное проводами ЭКГ и трубками капельницы, укладывают на носилки, спускают вниз с крыльца, заносят в машину. Клэр и один из фельдшеров забрались вслед за носилками, и двери кареты захлопнулись за ними. Доктор Эллиот стояла на коленях возле носилок, подавая кислород в легкие, и с трудом удерживала равновесие, пока машина громыхала по ухабистой подъездной аллее Брэкстонов и выруливала на шоссе.

На кардиомониторе обозначился неуверенный сердечный ритм девочки. Два преждевременных вентрикулярных сокращения. Потом еще три.

– Преждевременные вентрикулярные сокращения, – констатировал фельдшер.

– Вводите лидокаин.

Фельдшер начал было вводить препарат, но тут машина подпрыгнула на выбоине. Он отскочил назад, ухватившись рукой за трубку капельницы. Катетер выскользнул из вены девочки, и струя раствора Рингера ударила Клэр в лицо.

– Черт, я выдернул трубку! – воскликнул он.

Монитор запищал, подавая сигнал тревоги. Клэр подняла взгляд и увидела прыгающую по экрану цепочку вентрикулярных сокращений. Она тотчас приступила к массажу сердца.

– Подсоединяйте вторую капельницу!

Фельдшер уже вскрывал упаковку, доставая новый катетер. Он затянул жгут на руке Китти и похлопал по коже, пытаясь вызвать вздутие вены.

– Не могу найти вену! Она потеряла слишком много крови.

Девочка находилась в состоянии шока. И ее вены не просматривались.

Кардиомонитор продолжал надрываться сигналом тревоги. По экрану скакали ритмы вентрикулярной тахикардии.

Клэр в панике резко сдавила грудную клетку Китти. Никаких изменений.

До нее донесся жалобный вой дефибриллятора. Фельдшер уже включил зарядное устройство и теперь ловкими движениями устанавливал контакты на груди Китти. Клэр отстранилась, когда он подвел пластины и дал разряд.

На мониторе кривая резко рванула вверх, после чего вернулась к прежней синусовой тахикардии. Оба – и Клэр, и фельдшер – одновременно издали глубокий вздох облегчения.

– Этот ритм долго не продержится, – сказала Клэр. – Нам нужна капельница.

С трудом удерживая равновесие в трясущейся машине, фельдшер затянул жгут на другой руке девочки и снова попытался отыскать вену.

– Не могу найти.

– Что, даже на локтевом сгибе?

– Та уже лопнула. Еще в тот раз, когда мы пытались поставить первую капельницу.

Доктор Эллиот бросила взгляд на монитор. По нему снова бежали ритмы вентрикулярных сокращений. До больницы по-прежнему оставалось несколько километров, а сердечный ритм ухудшался. Срочно требовалась капельница.

– Займитесь реанимацией, – велела она. – А я подсоединю капельницу к подключичной вене.

Они осторожно поменялись местами.

С бешено бьющимся сердцем Клэр опустилась на колени и осмотрела ключицу девочки. Последний раз центральную венозную катетеризацию ребенка она делала много лет назад. Ей предстояло ввести иглу под ключицу и направить к подключичной вене, стараясь не задеть легкое. У нее уже дрожали руки, а в подпрыгивающей машине они вряд ли когда-нибудь перестанут трястись.

«У девочки шок, она умирает. У меня нет выбора».

Она вскрыла набор для центральной венозной катетеризации, протерла кожу бетадином и натянула стерильные перчатки. Потом судорожно вздохнула.

– Продолжайте надавливания, – велела она фельдшеру. Направив кончик иголки под ключицу, Клэр проколола кожу.

Ровным уверенным движением ввела иглу, не прекращая осторожно оттягивать поршень шприца.

Вдруг в нем показалась темная кровь.

– Я попала в вену.

Запищал сигнал тревоги.

– Скорее! У нее желудочковая тахикардия! – крикнул фельдшер.

«Господи, только бы яма на дороге не попалась. Только не сейчас».

Удерживая иглу в неподвижном состоянии, она сняла шприц и продела проводник для катетера в подключичную вену через полую иглу. Теперь, когда проводник зафиксирован, самая деликатная часть процедуры позади. Не теряя ни секунды, Клэр вставила катетер, извлекла проводник и подсоединила капельницу.

– Высший пилотаж, док!

– Лидокаин поступает. Рингер по полной. – Клэр взглянула на монитор.

Все та же желудочковая тахикардия. Она потянулась за пластинами дефибриллятора и уже приложила их к грудной клетке Китти, когда фельдшер предупредил:

– Постойте.

Она посмотрела на монитор. Лидокаин начал действовать: желудочковая тахикардия прекратилась.

Резкое торможение «скорой» возвестило о том, что они прибыли на место. Пока машина разворачивалась и пятилась к дверям приемника, Клэр собиралась с духом.

Задние двери распахнулись, показались знакомые лица Макнелли и его персонала. Несколько пар рук потянулось в салон, чтобы выкатить носилки.

В отделении неотложной помощи их ожидала куцая бригада медиков – только те, кого Макнелли смог мобилизовать за столь короткое время: анестезиолог, две акушерки и доктор Бирн, хирург общей практики.

Бирн тотчас приступил к делу. Скальпелем он надрезал кожу над ребрами Китти и почти силой втолкнул туда пластиковую трубку. Кровь хлынула по трубке в стеклянный резервуар. Мгновенно оценив интенсивность кровотока, хирург решил:

– Придется вскрыть грудную клетку.

Не было времени даже на ритуальную обработку рук перед операцией. Пока Макнелли делал веносекцию на руке девочки, чтобы подключить еще одну капельницу, пока поступала донорская кровь первой группы отрицательного резус-фактора, Клэр надела хирургический халат, натянула стерильные перчатки и заняла свое место напротив Бирна. По его бледному лицу она поняла, что он боится. Он не был торакальным хирургом и, похоже, понимал, что влип по полной программе. Но Китти умирала, а обратиться было больше не к кому.

– Святая Мария, благодати полная… – пробормотал он и взялся за пилу.

Морщась от визга инструмента и костной пыли, Клэр заглянула в расширяющееся отверстие грудной полости. Но увидела только кровь, блестевшую под лампами, словно алый шелк. Обширный гемоторакс. Когда Бирн вставил в отверстие ранорасширители, Клэр начала отсасывать кровь, временно расчищая полость.

– Откуда же она идет? – бормотал Бирн. – Сердце, похоже, не задето.

«Такая малышка, – с тоской подумала Клэр. – Бедная девочка, совсем еще ребенок…»

– Нужно убрать всю эту кровь.

Когда Клэр опустила отсос глубже, из поврежденного легкого вскинулся крохотный фонтанчик крови.

– Я вижу, – сказал хирург и вставил зажим.

Рядом забил другой фонтанчик, разбавляя темный бассейн крови ярко-красными струйками.

– Их два, – произнес он с торжествующей ноткой в голосе, перекрывая второй источник кровотечения.

– Есть пульс! – крикнула медсестра. – Систолическое семьдесят!

– Подвешиваю вторую упаковку с кровью.

– Вот еще, – заметила Клэр, и Бирн зажал третью фонтанирующую струйку.

Клэр снова произвела отсос крови. Некоторое время они просто смотрели в открытую грудную полость, с ужасом ожидая очередного накопления крови. В операционной стало тихо. Все молча отсчитывали секунды.

Бирн бросил взгляд на Клэр.

– Вы знаете эту молитву Деве Марии, которую я прочитал?

– Ну и?

– Кажется, она подействовала.

Когда доктор Эллиот наконец вышла из отделения неотложной помощи, ее встретил Пит Спаркс. Одежда Клэр была забрызгана кровью, но полицейский, казалось, не замечал этого; за сегодняшний вечер они насмотрелись ужасов, и видом крови их уже было не испугать.

– Как девочка? – осведомился он.

– Перенесла операцию. Как только стабилизируется давление, ее перевезут в больницу Бангора. – Клэр устало улыбнулась Спарксу. – Думаю, с ней все будет в порядке, Пит.

– Мы привезли сюда мальчика, – сообщил он.

– Скотти?

Он кивнул.

– Медсестры отвели его в смотровой кабинет. Линкольн подумал, что вам стоит взглянуть на него. С ним что-то не так.

С нарастающим ощущением тревоги Клэр прошла мимо реанимации и резко остановилась в дверях смотрового кабинета. Она молча глядела перед собой, и чувствовала, как у нее по спине бегут мурашки.

Она чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда Пит тихо проговорил:

– Понимаете, что я имею в виду?

– А что с его матерью? – спросила она. – Вы нашли Фэй?

– Да, мы ее нашли.

– Где?

– В подвале. Она так и сидела в инвалидном кресле. – Пит заглянул в кабинет и, будто содрогнувшись от увиденного, в ужасе попятился назад. – У нее была сломана шея. Он столкнул ее с лестницы.