Ангел для сестры Пиколт Джоди
Глаза доктора Шанса стали красными.
– Не благодари меня.
Он поднялся так тяжело, словно был сделан из камня, и вышел, не говоря больше ни слова.
Мама будто скукожилась, только так можно это описать. Как брошенная в огонь бумага, которая, вместо того чтобы гореть, исчезает.
Кейт посмотрела на меня. Потом на все эти трубки, которыми она была прикована к кровати. Я встала, подошла к маме и положила ей руку на плечо.
– Мам, – сказала я, – перестань.
Она подняла голову и посмотрела на меня страшными глазами.
– Нет, Анна. Это ты перестань.
Это было непросто, но я выдержала.
– Анна, – пробормотала я.
Мама обернулась.
– Что?
– Сосуд из четырех букв, – произнесла я и вышла из палаты.
В тот же день после обеда я сидела, ерзая, в кресле папиного офиса на станции, а напротив меня расположилась Джулия.
На столе лежало несколько фотографий моей семьи. На одной Кейт была еще совсем маленькой, в вязаной шапочке, похожей на клубнику. На другой – мы с Джесси, наши улыбки были такого же размера, как рыба, которую мы держали в руках. Я подумала о тех фальшивых фотографиях в рамках, которые выставляют в магазинах: женщины с блестящими каштановыми волосами и ослепительными улыбками, круглоголовые младенцы на коленях у старших братьев или сестер – люди, которые были чужими, но талантливый фотограф собрал их в фальшивую семью.
Возможно, такие фотографии не очень и отличаются от настоящих.
Я взяла ту, на которой были изображены молодые, загорелые мама и папа.
– У вас есть парень? – спросила я у Джулии.
– Нет! – ответила она слишком быстро. Когда я посмотрела на нее, она пожала плечами. – А у тебя?
– Есть один парень, Кайл Макфи. Я думала, что он мне нравится, но теперь не уверена.
Я взяла ручку и начала разбирать ее. Глядя на стержень с синими чернилами, я подумала, что было бы классно иметь что-то подобное внутри. Тогда можно было бы оставлять след на всем, к чему притронешься пальцем.
– Что случилось?
– Мы пошли с ним в кино, вроде как на свидание. Когда фильм закончился, мы встали, и он… – Я покраснела. – Ну, вы понимаете. – Я провела рукой по бедрам.
– Ах это, – улыбнулась Джулия.
– Он спросил, учили ли нас в школе играть на духовых инструментах. Боже! Я ответила, что нет, и тут раз – я смотрю прямо на это. – Я положила разобранную ручку на папин стол. – Когда я встречаю его в городе, то могу думать только об этом. – Я посмотрела на нее, и вдруг мне в голову пришла неожиданная мысль. – Я извращенка?
– Нет, просто тебе тринадцать. Не забывай, что Кайлу столько же. С ним происходит то же, когда вы видитесь. Мой брат говорил, что ребята возбуждаются в двух случаях: днем и ночью.
– Вы разговаривали с братом о таких вещах?
Она рассмеялась.
– Ну да. А что, вы с Джесси не разговариваете?
Я фыркнула.
– Если бы я задала Джесси вопрос о сексе, он смеялся бы до колик, а потом дал бы мне пачку журналов «Плейбой» и сказал бы, что там все есть.
– А родители?
Я покачала головой. О папе и говорить нечего, потому что это папа. Мама слишком занята, а Кейт ориентируется в этом так же, как и я.
– Вы с сестрой когда-нибудь ссорились из-за одного парня?
– Вообще-то у нас разные вкусы.
– А какие мужчины вам нравятся?
Она задумалась.
– Не знаю. Высокие. Темноволосые. Живые.
– А Кемпбелл вам нравится?
Джулия чуть не упала со стула.
– Что?
– Ну, я имею в виду, как мужчина постарше.
– Возможно, некоторым женщинам он кажется… привлекательным, – проговорила она.
– Он похож на героя из сериала, который любит смотреть Кейт. – Я провела пальцем по крышке стола. – Странно. Я вырасту, буду целоваться с кем-то, выйду замуж…
А Кейт не будет.
Джулия наклонилась ко мне.
– Что будет, когда твоя сестра умрет, Анна?
На одной из фотографий, лежащих на столе, изображены мы с Кейт. Мы маленькие, наверное, пяти и двух лет. Еще до первого рецидива, но ее волосы уже отросли. Мы сидели на пляже в одинаковых купальниках и делали куличики из песка. Если согнуть фотографию пополам, то можно подумать, что это зеркальное отражение, – Кейт слишком маленькая для своего возраста, а я – слишком высокая. Волосы у Кейт другого цвета, но так же торчат сзади. Кейт держит меня за руки. До этого момента я не замечала, насколько мы похожи.
Телефон зазвонил в десять вечера, и я удивилась, услышав свое имя по громкой радиосвязи пожарной станции. Я сняла трубку в чисто вымытой на ночь кухне.
– Алло?
– Анна, – сказала мама.
Я сразу же решила, что она звонит из-за Кейт. Больше ей нечего было мне сказать, особенно после того, что произошло в больнице.
– Все в порядке?
– Кейт спит.
– Хорошо, – ответила я, сомневаясь, что это действительно так.
– Я звоню по двум причинам. Во-первых, хочу извиниться за сегодняшнее утро.
Я почувствовала себя маленькой.
– Я тоже, – призналась я и вспомнила, как она раньше укладывала меня спать. Мама сначала подходила к Кейт, наклонялась и сообщала, что идет поцеловать Анну, а потом подходила к моей кровати и говорила, что идет обнять Кейт. Каждый раз мы начинали хихикать. Она выключала свет, и еще долго после ее ухода в комнате витал запах лосьона, которым она пользовалась, чтобы кожа была мягкой, как байковое одеяло.
– А во-вторых, – продолжала мама, – я хочу пожелать тебе спокойной ночи.
– И все?
Я поняла по голосу, что она улыбается.
– А что, этого недостаточно?
– Достаточно, – ответила я, хотя это было не так.
Я не могла уснуть, поэтому выскользнула из постели. Папа храпел рядом. Я стащила «Книгу рекордов Гиннесса» из комнаты отдыха и отправилась на крышу, чтобы почитать при лунном свете. Полуторагодовалый ребенок по имени Алехандро упал из окна с высоты 65 футов 7 дюймов в испанском городе Мурчия и выжил после падения с такой большой высоты. Рой Салливан из Виржинии пережил семь ударов молнии, а потом покончил жизнь самоубийством, когда его бросила девушка. Кошку нашли под развалинами через восемьдесят дней после землетрясения на Тайване, во время которого погибли две тысячи человек, и сейчас кошка жива-здорова. Я поймала себя на том, что, читая и перечитывая раздел «Оставшиеся в живых и спасители», мысленно продолжала список рекордов: человек, проживший дольше всех с диагнозом острая промиелоцитная лейкемия, самая счастливая в мире сестра.
Когда папа нашел меня, я уже отложила книгу и пыталась медитировать.
– Сегодня не очень хорошо видно, да? – спросил он, садясь рядом.
Ночь была облачной, и даже луна казалась завернутой в вату.
– Да, – согласилась я. – Везде туман.
– А ты пробовала смотреть в телескоп?
Я посмотрела, как он возится с телескопом, и решила, что сегодня все равно ничего не получится. И вдруг вспомнила, как в семь лет ехала рядом с ним в машине и поинтересовалась, как взрослые находят дорогу. Я ни разу не видела, чтобы он доставал карту.
– Думаю, нужно просто все время поворачивать в одном и том же месте, – ответил он, но это не убедило меня.
– А если едешь куда-то впервые?
– Тогда нужно смотреть на указатели.
Но мне хотелось знать, кто их когда-то поставил. Что делать, если там, куда ты едешь, еще никто не бывал?
– Папа, – спросила я, – а правда, что можно найти дорогу по звездам?
– Да, если разбираешься в навигации по звездам.
– А это сложно? – Я подумала: может, стоит научиться? Запасной план, на случай если заблудишься.
– Это довольно сложная математика: нужно измерить высоту звезды, высчитать ее местоположение по звездному атласу, рассчитать предполагаемое положение звезды относительно того места, где, как тебе кажется, ты находишься, сравнить измерения с расчетами. Потом нанести все на карту в виде контура. Где контурные линии пересекутся, там и будет то место, где ты находишься. – Он посмотрел на меня и рассмеялся. – Я тоже думаю, что лучше не выходить из дома без GPS.
Но, клянусь, я все поняла, не так это и сложно. Двигаешься туда, где пересекаются все линии, и надеешься, что тебе повезет.
Если бы существовала такая религия – аннаизм, мне пришлось бы объяснить, как люди попали на Землю. Это звучало бы примерно так: сначала ничего не было, только Луна и Солнце. Луне очень хотелось выходить днем, но нечто более яркое занимало собой все это время. У Луны пропал аппетит, она худела на глазах, пока от нее не осталась только тонкая долька с острыми, как нож, кончиками. Случайно, как это всегда и бывает, она проткнула ночь, и оттуда высыпался миллион звезд, как фонтан слез.
Испугавшись, Луна попыталась съесть их. Иногда у нее это получалось, и она поправлялась и становилась круглее. Но не всегда, потому что звезд было слишком много. Звезды все сыпались и сыпались, пока небо не стало таким ярким, что Солнце начало завидовать. Оно пригласило звезды в свою половину мира, где всегда было светло. Только оно не сказало, что при дневном свете их не будет видно. Самые глупые звезды прыгнули с неба на Землю и окаменели из-за собственной глупости.
Луна сделала все, что могла. Она вырезала из этих несчастных окаменевших звезд мужчин и женщин. И теперь все время следила за тем, чтобы остальные звезды не повторили этой ошибки. С тех пор она дорожит тем, что у нее осталось.
Брайан
В воскресенье в семь утра на станцию вошел осьминог. Вообще-то это была женщина в костюме осьминога, но, когда видишь что-либо подобное, подробности уже не имеют значения. По ее лицу текли слезы, а в своих многочисленных руках она держала пекинеса.
– Вы должны мне помочь, – сказала она, и только тогда я ее вспомнил: это была миссис Зегна, чей дом сгорел несколько дней назад.
Она подергала свои щупальца.
– Это единственная одежда, которая у меня осталась. Карнавальный костюм Урсулы. Он пылился в сундуке вместе с моей коллекцией альбомов.
Я осторожно усадил ее на стул и сел напротив.
– Миссис Зенна, я знаю, что ваш дом непригоден для жилья…
– Непригоден? Да его просто нет!
– Я могу дать вам телефон приюта. Если хотите, я поговорю со страховой компанией о возмещении убытков.
Она подняла руку, чтобы вытереть слезы, и остальные восемь соединенных нитками рук поднялись тоже.
– У нас нет страховки. Я никогда не понимала, как можно жить в ожидании худшего.
Я смотрел на нее, пытаясь вспомнить, как это бывает, когда беда застает тебя врасплох.
Когда я приехал в больницу, Кейт лежала на спине, обняв плюшевого медведя, с которым не расставалась с семи лет. Ей поставили капельницу с морфином, которую она могла самостоятельно открывать и закрывать. Ее палец периодически жал на кнопку, хотя казалось, что она крепко спит.
Один из раскладных стульев в палате превратился в раскладушку, покрытую тонким матрацем. Там, свернувшись калачиком, спала Сара.
– Эй, – позвала она, убирая упавшие на глаза волосы. – А где Анна?
– Спит, как спят только дети. Как прошла ночь у Кейт?
– Неплохо. Ей было немного больно с двух до четырех.
Я присел на краешек раскладушки.
– То, что ты вчера позвонила, очень важно для Анны.
Посмотрев Саре в глаза, я увидел Джесси – его глаза были такой же формы и цвета. Видит ли Сара точно так же Кейт, когда смотрит на меня? Больно ли ей?
Трудно поверить, но когда-то мы с этой женщиной проехали на машине из конца в конец 66-го шоссе, не умолкая ни на минуту. Теперь же наше общение ограничивалось обменом важными сведениями и информацией для внутреннего пользования.
– Ты помнишь предсказательницу? – спросил я. Когда она непонимающе взглянула на меня, я продолжил: – Мы были посреди Невады, в машине закончилось горючее… а ты не хотела, чтобы я оставлял тебя одну в машине, пока буду искать заправку.
«Через десять дней, когда ты все еще будешь ходить кругами, меня найдут здесь, и грифы уже будут клевать мои внутренности», – не согласилась тогда Сара и пошла за мной. Мы прошли пешком обратно четыре мили к тому городку, где видели заправку. Там работали старик и его сестра, которая сказала, что может предсказывать будущее. «Давай попробуем, – взмолилась Сара, но удовольствие стоило пять долларов, а у меня было только десять. – Тогда заправим полбака, а у нее спросим, где у нас закончится горючее в следующий раз». Сара, как всегда, уговорила меня.
Мадам Агнесс была из тех слепых, которыми пугают детей. Ее пораженные катарактой глаза были похожи на два пустых голубых неба. Она положила свои узловатые руки Саре на лицо и сказала, что видит троих детей и долгую, но нелегкую жизнь.
«Что это значит? – сердито спросила Сара, и мадам Агнесс объяснила, что судьба – это глина, и ее форму можно изменить в любой момент. Но изменить можно только свое будущее, а не чье-то. Она положила руки мне на лицо и произнесла только одно: «Береги себя». Она сказала, что горючее у нас закончится, как только мы въедем в штат Колорадо. Так и случилось.
Теперь, сидя в больничной палате, Сара недоумевающе глядела на меня.
– Когда это мы ездили в Неваду? – спросила она. Потом покачала головой. – Нам нужно поговорить. Если Анна действительно не отступит от своего, а в понедельник будет слушание, мне нужно просмотреть твои показания.
– Честно говоря, – я взглянул на свои руки, – я собирался выступать со стороны Анны.
– Что?
Быстро оглянувшись и убедившись, что Кейт спит, я попытался объяснить.
– Сара, поверь мне. Я долго и серьезно об этом думал. Если Анна не хочет быть донором Кейт, мы должны уважать ее мнение.
– Если ты будешь свидетельствовать в пользу Анны, судья скажет, что по крайней мере один из родителей поддерживает ходатайство, и решит все в ее пользу.
– Я знаю. Иначе зачем бы я все это делал?
Мы молча смотрели друг на друга, не желая признавать того, что ждет нас, по какому пути мы бы ни пошли.
– Сара, – проговорил я наконец. – Чего ты хочешь от меня?
– Я хочу посмотреть на тебя и вспомнить, как это было, – хрипло сказала она. – Я хочу обратно, Брайан. Я хочу, чтобы ты меня забрал.
Она не та женщина, которую я знал. Не та, которая ехала по пустыне, считая норы диких собак. Не та, которая читала вслух историю об одиноком ковбое, ищущем свою любимую, а ночью говорила мне, что будет любить меня, пока луна не упадет с неба.
Впрочем, я тоже не тот мужчина, который ее слушал. Который ей верил.
Сара
2001
Мы с Брайаном читали на диване газету, разделив ее пополам, когда в гостиную вошла Анна.
– Если я пообещаю стричь лужайку, пока не выйду замуж, вы сможете дать мне сейчас 614 долларов 96 центов? – спросила она.
– Зачем? – воскликнули мы одновременно.
Она поводила носком по полу.
– Мне нужно немного денег.
Брайан свернул газету.
– Не думал, что джинсы настолько подорожали.
– Я знала, что вы так скажете, – обиженно сказала Анна.
– Подожди. – Я села, опершись локтями на колени. – Что ты хочешь купить?
– Какая разница?
– Анна, – ответил Брайан, – мы не дадим шестьсот баксов непонятно на что.
Она задумалась.
– Это кое-что из Интернет-магазина.
Моя десятилетняя дочь выбирает товары через Интернет?
– Ну, хорошо, – вздохнула она. – Это форма хоккейного вратаря.
Я посмотрела на Брайана, но он, похоже, тоже ничего не понимал.
– Хоккейного? – переспросил он.
– Ну да.
– Анна, ты ведь не играешь в хоккей, – заметила я и, когда она покраснела, поняла, что, возможно, ошибалась.
Брайан вытряс из нее объяснение.
– Пару месяцев назад на моем велосипеде слетела цепь прямо возле хоккейной площадки. Там тренировалась группа ребят. Но их вратаря не было, потому что ему вырезали гланды. И тренер сказал, что заплатит пять долларов, если я постою на воротах и постараюсь отбивать удары. Мне дали форму заболевшего мальчика, и дело в том… что у меня совсем неплохо получалось. Мне понравилось. Поэтому я начала туда приходить. – Анна робко улыбнулась. – Перед соревнованиями тренер предложил мне стать настоящим членом команды. Я первая девочка в их команде. И мне нужна собственная форма.
– Которая стоит шестьсот четырнадцать долларов?
– И девяносто шесть центов, и это только вратарские щитки. Мне еще понадобятся нагрудник, перчатки и маска. – Она ожидающе посмотрела на нас.
– Нам нужно подумать, – сказала я.
Анна пробормотала что-то вроде «как всегда» и вышла из комнаты.
– Ты знала, что она играет в хоккей? – спросил Брайан, и я покачала головой, подумав: что еще наша дочь скрывает от нас?
Мы уже собирались выходить из дому, чтобы посмотреть, как Анна играет в хоккей, когда Кейт заявила, что не пойдет.
– Пожалуйста, мама, – просила она. – Я не могу идти в таком виде.
Ее щеки, ступни, ладони и грудь покрылись красной сыпью, а лицо распухло от стероидов, которые она принимала против этой сыпи. Ее кожа стала шершавой и огрубела.
Это были симптомы отторжения, которые появились после пересадки костного мозга. За последние четыре года они периодически возникали в самый неподходящий момент. Костный мозг – это орган, и тело может отторгнуть его, как сердце или печень. Но иногда случается наоборот – костный мозг отторгает тело, в которое его пересадили.
Хорошо то, что, когда это происходит, раковые клетки тоже подавляются. Доктор Шанс называет это борьбой трансплантата с лейкемией. Плохая сторона – симптомы: хроническая диарея, желтуха, снижение подвижности суставов, рубцевание и склероз во всех соединительных тканях. Я к этому уже настолько привыкла, что ничему не удивляюсь. Но когда симптомы проявляются особенно сильно, я разрешаю Кейт не ходить в школу. Ей тринадцать, и внешность в этом возрасте имеет большое значение. Я уважаю ее самолюбие, потому что его осталось очень мало.
Но ее нельзя оставлять дома одну, а мы пообещали Анне все вместе прийти на игру.
– Это важно для твоей сестры.
В ответ Кейт упала на кровать и закрыла лицо подушкой.
Не говоря ни слова, я подошла к шкафу и вытащила охапку одежды. Я протянула Кейт перчатки, надела ей на голову шапку, обернула шарф вокруг шеи, так чтобы он закрывал нос и рот. Были видны только ее глаза.
– На катке будет холодно, – сказала я не терпящим возражений голосом.
Я с трудом узнала Анну во всем этом обмундировании, которое мы взяли у племянника тренера. Не скажешь, например, что она единственная девочка на льду. Не скажешь, что она на два года младше остальных игроков.
Мне было интересно, слышит ли Анна в шлеме крики болельщиков или она думает только о том, чтобы отразить все атаки, концентрируясь на движениях шайбы и взмахах клюшек.
Джесси и Брайан сидели на краешках сидений. Даже Кейт, которая так не хотела идти, увлеклась игрой. Действие с бешеной скоростью перемещалось от дальних ворот к воротам Анны. Центральный игрок передал пас на правого, который понесся под крики трибун. Анна сделала шаг вперед, зная, куда полетит шайба, до того как произошел удар. Ее колени были вывернуты внутрь, а локти торчали наружу.
– Невероятно, – сказал мне Брайан после первого периода. – Она прирожденный вратарь.
Я могла сказать ему то же самое. Она столько раз спасала наши ворота!
Когда в ту ночь Кейт проснулась, у нее шла кровь из носа, из прямой кишки и из уголков глаз. Я никогда не видела столько крови. Пытаясь остановить кровотечение, я думала, сколько крови она еще может потерять? Когда мы ехали в больницу, она была возбуждена, ничего не понимала и наконец потеряла сознание. В больнице ее накачали плазмой, кровью и тромбоцитами, чтобы восполнить потерю крови, которая не переставая текла из нее. Ей ввели лекарство, предупреждающее гиповолемический шок, и интубировали. Потом сделали компьютерную томографию мозга и легких, чтобы увидеть, насколько распространилось кровотечение.
Хотя мы уже не в первый раз приезжали среди ночи в отделение скорой помощи и не в первый раз у Кейт проявлялись неожиданные симптомы, мы с Брайаном знали, что так плохо еще не было. Кровотечение из носа – это одно, сбой в работе организма – другое. Кроме того, сейчас у нее была еще и сердечная аритмия. Из-за потери крови мозг, сердце, печень, легкие и почки не получали необходимого кровоснабжения.
Доктор Шанс провел нас в маленькую комнатку в дальнем конце детского отделения интенсивной терапии. Стены в ней были разрисованы ромашками. На одной из стен был изображен червяк, поделенный на дюймы, чтобы можно было измерить рост. Возле него была надпись: «Каким же я вырасту?»
Мы с Брайаном сидели очень тихо, будто за хорошее поведение нас должны были наградить.
– Арсеник? – переспросил Брайан. – Но это же яд.
– Это абсолютно новый метод лечения, – объяснил доктор Шанс. – Препарат вводят внутривенно от двадцати пяти до шестидесяти дней. На данный момент еще не зарегистрированы случаи полного выздоровления. Но это не значит, что в будущем этого не произойдет. Сейчас на графике продолжительности жизни нет даже пятилетней отметки – настолько это новый метод. Кейт прошла переливание пуповинной крови, пересадку аллогенного органа, облучение, химиотерапию и курс лечения третиноином. Она прожила на десять лет дольше, чем можно было ожидать.
Я поймала себя на том, что уже киваю.
– Делайте, – решила я, а Брайан опустил голову.
– Мы можем попытаться. Но вопреки всем ожиданиям, кровотечение может уменьшить эффективность арсеника, – предупредил нас доктор.
Я смотрела на червяка на стене. Сказала ли я Кейт, что люблю ее, когда вчера укладывала спать? Я не помнила. Я совсем ничего не могла вспомнить.
После двух часов ночи я потеряла Брайана. Он куда-то вышел, когда я уснула возле кровати Кейт. Прошел час, а его все не было. Я спросила у медсестры, не видела ли она его. В кафе и в мужском туалете никого не было. Наконец я нашла его в крошечном портике, названном в честь какого-то бедного умершего ребенка. Это была светлая комната с пластиковыми растениями, где пациенты могли побыть одни. Он сидел на уродливой кушетке, обитой коричневым вельветом, и что-то быстро писал синим карандашом на обрывке бумаги.
– Эй, – тихо позвала я, вспомнив, как дети все вместе рисовали на кухонном полу, а карандаши лежали между ними, как дикие цветы. – Меняю свой желтый на твой синий.
Брайан испуганно взглянул на меня.
– Кейт…
– С ней все в порядке. Вернее, все по-прежнему.
Стэф, медсестра, уже сделала ей первую инъекцию арсеника. Она также перелила ей два пакета крови, чтобы восполнить потерю.
– Может, нужно забрать Кейт домой? – сказал Брайан.
– Конечно, мы…
– Я имею в виду – сейчас. – Он сцепил руки. – Мне кажется, она хотела бы умереть в своей постели.
Эти слова взорвались между нами, как граната.
– Но она не…
– Да. – Он посмотрел на меня, его лицо исказилось от боли. – Она умирает, Сара. Она умрет, сегодня или завтра, или через год, если нам повезет. Ты слышала, что сказал доктор Шанс. Арсеник не лекарство. Он просто отложит то, что должно произойти.
Мои глаза наполнились слезами.
– Но я люблю ее, – произнесла я, потому что этой причины было достаточно.
– Я тоже. Слишком сильно, чтобы все это продолжать.
Бумага, на которой он писал, выскользнула из его рук и упала к моим ногам. Я первая подняла ее. Она вся была исчеркана и в мокрых пятнах от слез. «Она любила, как пахнет весна, – прочитала я. – Она могла у любого выиграть в карты. Она могла танцевать, даже когда не играла музыка». На обороте тоже были слова: «Любимый цвет: розовый. Любимое время дня: сумерки. Любила перечитывать книгу «Где живут дикие существа» снова и снова и до сих пор знает наизусть».
У меня на голове зашевелились волосы.
– Это что… эпитафия?
Брайан уже тоже плакал.
– Если я не сделаю этого сейчас, то, когда придет время, я просто не смогу.
Я покачала головой.
– Еще не время.
В половине четвертого ночи я позвонила сестре и, только услышав ее голос, сообразила, что Занна, как все нормальные люди, в это время еще спит.
– Что-то с Кейт?
Я кивнула, хотя она не могла видеть этого.
– Занна?
– Да?
Читать бесплатно другие книги:
