Милашка Дроздов Анатолий

Репортажи продолжались. Везде были женщины: в машинах, у каких-то приборов с неизвестными инструментами. Лишь однажды показали мужчин. Это был завод «роботов», мужики собирали их. «Роботы» плыли по конвейеру, а в конце в них залезали операторы – непременно женщины, и куда-то угоняли.

Сомневаться больше не приходилось: это другой мир. Минска мне видать. Не зайти в свою квартиру, не лечь на любимый диван. Меня будут искать. Оборвут телефон, а потом кого-то пришлют. Дверь, конечно, не откроют. Заявление в милицию, вскрытие квартиры, протокол… Розыскное дело, через год признание умершим. Был Влад и кончился…

Накатило горе. У меня отняли родителей и друзей. У меня нет дома и работы. Не видать мне Ирочки. Вместо них – здоровенные тетки и их гребаный мир с «роботами»…

Я сидел так долго. Наконец, вытер слезы. Хватить ныть! Я жив и здоров. Мог погибнуть, но уцелел. Прекращаем пускать нюни! Я мужчина или чмо? Было хуже. Срочную службу я начинал я в Печах[3]. С «молодых» там тянули деньги. Я платить отказался – стыдно было просить у родителей. Меня пробовали «воспитать». Заставляли отжиматься в противогазе, гнобили в нарядах, потом стали бить. Я впал в отчаяние, приходили мысли о самоубийстве. Но однажды я сказал себе: «Хватит! Пойду под суд, но гадов урою!» Когда сержант в очередной раз ударил меня, то получил в ответ. Прибежал прапорщик – и огреб следом. Меня потащили к командиру части. Тот стал стращать судом.

– Открывайте дело! – согласился я. – Я о многом расскажу. Как тут вымогают деньги у солдат, как их бьют и издеваются. Кто и зачем это покрывает. Будет интересно.

– Умный, да? – разозлился командир.

– Окончил вуз с красным диплом, – подтвердил я.

– Пошел на! – рявкнул подполковник, и я сделал поворот кругом.

Меня оставили в покое, после обучения отправили в бригаду. Там было хорошо. Я водил Т-72[4], даже участвовал в параде в честь Дня независимости. Хорошо мы шли…

За спиной щелкнул замок, в дверь вплыла тетка с подносом. Она подошла к столу и сгрузила на него ношу. Достала смартфон.

– Ты! Кушать. Быстро!

– Благодарю! – сказал я и подвинул поднос.

На нем стояла тарелка с кашей и стакан с желтой жидкостью. Хлеба не было. Хорошо, ложку дали. Я пожевал кашу. Та была пресной и безвкусной. Напиток походил на яблочный сок – кисло-сладкий и приятный. Чай был бы лучше.

Тетка нависала над столом, отравляя аппетит. Зля ее, ел я медленно, даже ложку облизал. Рожу тетки перекривило.

– Еще можно?

– Нет! – сказала она и схватила поднос. – Другой раз ходить за едой сам. Там брать, сколько нужно.

Тетка скрылась, не забыв закрыть дверь. Почему меня здесь не любят? Залетел в их парк? Ну, так не нарочно. Зачем держат под замком, не сдают в местную милицию? Или ее нет? Сомневаюсь. Государств без органов принуждения не бывает.

Я вернулся к телевизору. Шел фильм. Дамы в облегающих одеждах выясняли отношения. Слова не требовались. «Дура!» – «Сама дура!» Одна из дамочек заплакала. Вторая стала ее обнимать.

Я встал и выключил телевизор. Чем заняться? Я подумал и прилег. Подремать, что ли?

Не срослось. Дверь открылась, и вошла та же тетка. Она несла какой-то пакет. Положив его на стул, взяла переводчик.

– Ты! Надеть это!

Я встал и рассмотрел содержимое пакета. Штаны типа легинсов[5], легкий джемпер с длинными рукавами. Что-то вроде кедов. Белья и носков не было.

Уходить тетка не собиралась, и я сбросил халат. Пусть смотрит, если нравится! Она сморщилась, но не отвернулась. Вот сволочь! Ни стыда и ни совести. Первым делом я натянул легинсы. Они плотно обтянули ноги. Посмотрел вниз – «хозяйство» на виду. Ну, нах! Я не балерун.

Стащив легинсы, я положил их на стул.

– Не буду их носить. Это женская одежда. Принеси мою.

Лицо тетки побурело.

– Ты надеть это! Быстро!

– Ни за что! – сказал я и ухмыльнулся. Раскомандовалась тут! Иди мешки грузить.

– Ты не подчиняться?

Она сунула в карман смартфон и шагнула ближе. Будешь одевать силой? Ну, попробуй! Кулак врезал мне в живот. Я согнулся пополам. Вот ведь падла! Хорошо, у меня пресс! Не то б печень пополам…

Вздохнув, я выпрямился. На лице тетки красовалась злорадная ухмылка. Дескать, получил? Будешь слушаться? Я ударил без замаха – боковым в челюсть. Голова тетки дернулась, она отступила назад.

– Получила?

Тетка что-то прошипела и подняла кулаки. Бокс! Мы затанцевали на свободном пространстве. Драться я умею, в школе в секцию ходил. Тетка перла в ближний бой. Схватит, переломит пополам. Я держал ее на расстоянии. Она махнула ногой. Увернувшись, я провел прямой в корпус. Отскочив, она вернула удар. Он пришелся в левое плечо. Меня развернуло – сильно бьет, зараза! – зато вблизи оказался ее нос, и я этого не упустил. Она охнула и отступила назад.

Несколько секунд мы стояли. Нос ей я разбил, но ломать не стал. Бил вполсилы. Кровь струилась ей губы, заливая подбородок. Она вытерла ее ладонью, посмотрела на разводы.

– Хватит! – предложил я. – Мы в расчете. Я не хотел бить тебя, но ты начала первой.

– Асукин! – заорала она в ответ и рванулась на меня.

Я отбил удар кулака и ушел от второго. Отступил вбок и поймал боковой в глаз. На мгновение потерял контроль. Потому получил прямой в подбородок. Мир исчез…

– Госпожа?

– Что случилось, Клея?

– Лейга подралась с чужаком.

– Почему?

– Отказался одеваться.

– Отчего?

– Не понравилась одежда. Сказал, что она женская.

– Что ему принесли?

– Шуги и турейку.

– Чужак прав.

– У нас не было другой.

– А купить трудно? Ты разочаровала меня, Клея.

– Мы не ждали такого поведения от мурима.

– Я вчера тебе говорила, что он другой. Сильно избили?

– Под глазом синяк. Получил удар в подбородок. Сотрясения нет. У Лейги разбит нос.

– Он побил охранницу?

– Она не ждала от него сопротивления.

– Лейгу – за ворота!

– Если позволите, госпожа…

– Не позволю! Она позволила себя спровоцировать. Проявила непозволительную несдержанность. А еще ее побил мужчина. Мне такие не нужны. За ворота!

– Слушаюсь, госпожа!

– Назначь вместо нее кого-нибудь поумнее.

– Может, не из моих?

– Почему?

– Они не любят муримов.

– Предлагай замену!

– Грея. Она врач. Ей не привыкать.

– Хорошо. Попроси Грею обращаться с чужаком бережно.

– Передам, госпожа.

– Принеси ему извинения – лично. И скажи, что я уволила Лейгу.

– Сделаю, госпожа.

– У меня трудный день, Клея. Буду поздно. Я хочу, чтобы к моему возвращению, чужак был всем доволен. Это ясно?

– Без сомнения, госпожа!

– До свидания!

Гудок…

Очнулся я на полу. Надо мной стояла тетка в зеленом комбинезоне. Она помогла мне перебраться на топчан, затем стала показывать пальцы, требуя их посчитать. Я справился. Получил вопрос: есть ли тошнота? Ее не было, и тетка довольно кивнула. Пришла другая, тоже лет сорока. У нее был важный вид и сердитое лицо. Она глянула на меня и забрала врача. Возвратились они спустя полчаса. Сердитая тетка встала передо мной и склонила голову.

– Я, Клея, глава службы безопасности Дома Сонг приносить тебе, чужак Влад, свой личный извинения за поведение мой подчиненный. Мы ее уволить. По приказу мой госпожа за тобой ухаживать Грея, – она указала на врача. – Говорить ей о том, что тебе нужно. Подходящую одежду тебе мы привозить.

– Отдайте мою!

– Она не подходить. У нас мурим не ходить с голыми руками и ногами. Тебе есть, что спросить?

– Нет, – сказал я.

– Тогда я уходить.

И она ушла. Осталась Грея. Подойдя ко мне, она достала из халата баночку с мазью. Зачерпнув ее пальцем, наложила вокруг левого глаза. Значит, там синяк. Знатно мне приложили! Ну и я что-то смог. Мою соперницу уволили? Поделом! И не надо меня упрекать! Я не женоненавистник, но фурий не люблю.

– Можно зеркало? – попросил я Грею.

Она подошла к стене и что-то нажала. Панель отползла в сторону, открыв зеркало. Я подошел ближе. М-да. Видок еще тот. Медведь панда с пятном вокруг глаза.

– Что еще? – сухо спросила Грея. Похоже, поручение ей не нравилось.

– У меня будут просьба, – сказал я, подпустив в голос обаяния. – Здесь не мой мир. Я не знаю вашего языка. Мне б хотелось изучить. Это можно?

– Да, – ответила Грея и ушла.

Возвратилась она с планшетом. Тот имел широкий экран, дюймов эдак семнадцать, и подставку. Грея водрузила его на стол, провела сверху пальцем. Экран вспыхнул.

– Управлять так. Ты смотреть сюда, – она указала на иконку с каким-то значком. – Это алфавит. Нажимать его, он показывать. Нажимать на буква, большой клач ее говорить. Нажимать здесь – алфавит убирать. Это словарь, – она указала на вторую иконку. – Я закачать в клач твой язык. Ты нажимать и говорить слово. Клач показывать его на языке сухья. Ты его нажимать, клач говорить. Ты меня понимать?

– Да, Грея! – сказал я. – Я тебя очень благодарить.

– Если хочешь меня звать, коснись здесь, – она указала на значок на экране. – Я приходить.

Она вышла. Я придвинул планшет и открыл алфавит. Двадцать пять букв. Хорошо, что не сорок шесть. Про иероглифы умолчу. Начертание букв – кружки с хвостиками разной формы. У армян вроде такие. Или у грузин? Ну, кириллицы я не ждал, латиницы тоже. Хорошо, что нет всяких тильд[6] с примкнувшим к ним знаками. Я коснулся пальцем в первой буквы алфавита.

– Э-э, – выдал планшет.

– М-да! – прокомментировал я и ткнул в следующую букву.

– Цэ…

Все у них не как у людей. Я вздохнул и пошел дальше. Через час я знал алфавит назубок. Ничего сложного. Вполне привычные звуки, из которых восемь – гласные. Если знаешь два языка, не считая родного[7], третий учить легче. Память у меня хорошая. Я перешел к словарю. Ткнул в значок и сказал вслух:

– Я хочу есть.

– Ти амну им, – выдал планшет, показав написание фразы.

– Благодарю тебя, госпожа.

– Анауцим тим, дому…

Обучение шло своим чередом, когда пришла Грея с пакетом. В нем оказалась одежда. Светло-серый комбинезон, белье, носки и ботинки на серой подошве. Верх у них был рыжим.

– Анауцим тим, дому, – сказал я.

Ее брови пошли вверх.

– Ты хороший ученик, – покачала она головой. – Но не говорить мне «дому». Это большой госпожа, а я – маленький. Говорить мне «тофу».

– Анауцим тим, тофу, – повторил я.

– Меня не за что благодарить. Ты хотеть есть?

– Сначала оденусь, – сказал я.

– Я ждать тебя в коридоре.

Она вышла. Я скинул халат и переоделся. С размером они угадали. Эластичные трусы и носки сели как родные. Комбинезон был широковат, но вполне удобный. Ткань тонкая, но на вид прочная. Я воткнул ноги в ботинки и вышел из комнаты.

– Ти амну им, – сказал Грее.

Она указала направление. Столовая была на том же этаже. Небольшая комната, несколько столов с легкими стульями возле них. За одним из столов сидели тетки. На меня они посмотрели без приязни. Это, мягко говоря.

– Выбирать! – показала Грея в сторону.

Взяв подносы, мы пошли к раздаче. Чем здесь кормят? Мясо с кашей. Хлеба нет. Получив свою тарелку, походившую на поднос, но размером меньше, я взял стакан с соком и столовые приборы. То есть ложку и двузубую вилку, а еще – нож к ним. Водрузив это на поднос, пошел к свободному столику. Грея выбрала другой – не хочет рядом сидеть. Ну и ладно!

Мясо представляло собой ногу курицы, или что-то вроде того. Словом, птица. Я прижал ее вилкой и срезал мякоть. Разделив на кусочки, стал накалывать их и класть в рот. Пресновато, специй не хватает. «Не бухти!» – приказал я себе и продолжил есть. Доев мясо, придвинул кашу. Вдруг заметил, что в столовой тишина. Я поднял взгляд: все смотрели на меня. Странно. Что не так?

Я пожал плечами и взял ложку. Дожевав кашу, запил соком. Встал. Посуду уносить? За раздачей виднелось какое-то окно. Я отнес туда поднос с грязной посудой. В коридоре меня догнала Грея.

– Если ты гулять, я проводить, – сообщила, указав на холл дома.

– Я учить.

– Как хотеть, – кивнула она.

– Почему на меня в столовой смотрели? – спросил я.

– Необычно есть, – объяснила она. – У нас нога ура брать рука. Ты разделать ее сапа. Мало кто уметь. Никто не ждать этого от мурима.

– Что такое мурим?

– Человек мужского пола. Самец.

– Почему не мужчина?

– Это официально. В обиходе – мурим.

– Обидное слово?

– Не совсем, – сказала она и смутилась. Что-то тут не так…

Я вернулся в комнату и продолжил учебу. Сколько времени прошло, я не знал. Часы у меня забрали, а других нет. На экране планшета виднелись какие-то значки, между ними – черточка. Точно время. Как его узнать? Алфавит у меня есть, а вот цифр не видно. Ладно, позже. Погрузившись в изучение языка, я забыл о еде. Но пришла Грея и отвела меня в столовую. В этот раз вместо каши подавали гороховое пюре или что-то вроде него. А еще суп и хлеб – сероватые булочки, походившие на плюшки. Я взял две. В этот раз людей было много, я с трудом отыскал свободный стол. Грея села со мной. Я отломил от булки кусочек, положил в рот. Прожевал. Хлеб был сладким. Хоть такой… Зачерпнул ложкой суп. Хорошо! Необычный вкус, но вполне съедобно.

Завершив с супом, я придвинул тарелку с пюре. Отломил кусочек от булки.

– Почему ты есть хлеб с тири? – спросила Грея.

– Привык, – объяснил я.

– Мы есть хлеб с нерг, – указала она на стакан с соком. – И никак иначе.

– Значит, многое потеряли, – улыбнулся я.

Покачав головой, она промолчала. Кстати, жесты здесь похожие на земные. Или мне кажется?

После ужина я ушел в комнату, где вернулся к обучению. А потом за мной пришли…

– Весь день учил наш язык, – сообщила Грея. – Даже отказался от прогулки. Необычно для мурима.

– Каковы успехи?

– Знает обиходные фразы. Скан не ошибся насчет мозга.

– Как вел себя?

– Уважительно, госпожа. Постоянно благодарил. Очень вежливый мурим.

– Это не помешало ему разбить Лейге нос.

– Думаю, что она сама виновата, госпожа.

– Потому и уволили. Приведи его ко мне.

– Слушаюсь, госпожа!

Кабинет внушал. Не какая-то комната, пусть даже большая, а солидный зал. Стены мраморные, пол – тоже, да еще пара колонн. Длинный стол с полированной каменной столешницей. И еще один, более короткий – поперек. Там сидела симпатичная девушка из парка. Вот кто здесь олигарх!

– Добрый вечер, дому!

Я сказал это на местном языке.

– Подойди!

Я приблизился.

– Говоришь на нашем языке?

– Стараюсь.

Она уставилась на меня. Заценила фингал? Мазь Греи помогла, но смотрелся я как бомж с помойки, оттого чувствовал себя неуютно. Она взяла переводчик.

– Кем ты быть в своем мире?

– Пресс-секретарь банка.

– Что это означать?

– Посредник в общении со средствами массовой информации. Проводил встречи руководства с журналистами, сообщал им информацию о банке.

– Это все?

Она сморщилась. Мой ответ почему-то не понравился.

– Какой твой образование?

– Университет.

– Что учить?

– Иностранные языки.

«А еще химию», – едва не сказал я, но промолчал. Сам не знаю почему.

– Что мне делать с тобой?

Эту фразу женщина произносит по-разному. С укоризной, сочувствием или любовью. Сейчас звучал только вопрос.

– Какие есть варианты? – спросил я.

– Их немного, – сообщила она. – Могу передать Охране. Им сказать, что ты незаконно проник в мой парк. Они посадить тебя в тюрьма. Долго спрашивать, кто ты есть. У тебя нет чипа, а вместо него – это, – она показала паспорт. – Они решать, что ты чей-то шпион. Тебя посадить в лагерь, и ты таскать камни много лет.

– Я не шпион, госпожа!

– Знаю. Ты попасть сюда из другого мира. Я могу тебе помогать. Но ты должен помочь мой Дом. Изучи нашу жизнь, посмотри, что в ней не так. Что полезного есть у вас, и что из этого можно применить здесь. Согласен?

– Нельзя изучить вашу жизнь, живя в этих стенах.

– Тебя отвезут, куда нужно. Иди.

Я поклонился и вышел. Сучка! Просто помочь было нельзя? Я бы так поступил. Ладно. Надо вырваться отсюда…

Сайя проводила чужака взглядом. Не прост, очень не прост. Говорил, цедя каждое слово. Перед этим думал. Что-то скрывает. Как склонить его к сотрудничеству? Если б не дура Лейга…

Сайя прогулялась вдоль стола. Где его разместить? В социальном центре? Там заправляют обновленцы. Им понравится чужак из другого мира. Ему вставят чип, проведут по учетам как невольного мигранта. Случай попадет в прессу, чужаком заинтересуются другие Дома. Кто-нибудь да найдет ключ к его сердцу, но не Дом Сонг. Зачем тогда, спрашивается, она увольняла Лейгу?

Сайя взяла клач. Нашла в памяти нужного абонента и мазнула пальцем. Аппарат мелодично прозвенел, и на экране возникло лицо немолодой женщины.

– Здравствуй, тетя!

– И тебе, Сайя! Вспомнила о старухе?

– И о брате тоже.

– Навещает меня редко, – сообщила женщина. – Весь день на заводе. Мать ему не нужна. Да и ты звонишь редко, – она вздохнула.

– На мне Дом, тетя.

– Понимаю, – женщина кивнула. – Только мне скучно. Прихожу вечером домой, а в нем пусто.

– Я могу тебе помочь. Есть мужчина.

– Интересно, – оживилась женщина. – Завела любовника?

– Нет, тетя. Он из другого мира.

– Ты здорова, девочка?

– Не волнуйся, тетя! Я нашла его в своем парке. По его словам, он попал под удар тока. Это подтвердил скан. Получил не менее пятисот ворг, но при этом уцелел. Неизвестным образом перенесся сюда. У него нет чипа в теле, зато есть это, – Сайя показала паспорт. – Здесь его изображение и текст на неизвестном языке. Наших он не знает. Образован и умен, но при этом скрытен.

– Хм! – сказала женщина.

– Я могу отдать его в социальный центр…

– Тогда его знания пропадут для Дома, – подхватила собеседница. – Понимаю, Сайя.

– Приюти его у себя. Научи читать и писать, заодно внуши благодарность к Дому.

– А сама?

– У меня нет на это времени. Мои слуги отнеслись к нему грубо. Был конфликт с охранницей, а затем – драка. Я ее уволила, но теперь он…

– Не испытывает к вам любви, – усмехнулась женщина. – Сильно пострадал?

– Получил под глазом синяк. Лейге он разбил нос.

– Кай это оценит.

– Не хочу, чтоб брат на него влиял.

– Он меня не навещает. Присылай! Посмотрю, что с ним делать.

– Я люблю тебя, тетя!

– И я тебя, девочка!

Родители мои разбежались и уехали за границу. Сын им мешал, и его оставили в Минске. У мальчика была квартира и счет в банке, куда капали деньги. Достаточно, чтоб жить одному. Тем более что сын взрослый – шестнадцать лет…

Я устоял. Не пил и курил, хотя примеры были перед глазами. Не стал пробовать наркотики и доступных девочек, которые наградили моих приятелей СПИДом. Не впал в меланхолию и не ненавидел мир. Я приспосабливался к нему. Чтоб не чувствовать одиночество, постоянно учился. Составлял план-график и выполнял его. Занимался спортом и следил за внешностью. Никаких пивных животов и обрюзгшей морды! Стройная фигура и худое лицо, а еще белозубая улыбка и приятные манеры.

После школы я прошел Централизованное тестирование[8] и поступил в БГУ[9]. По совету отца изучал химию, по желанию матери – иностранные языки. Было трудно. Мои сверстники жили весело. У них были бары и вечеринки, танцы и любовь. Мне не хватало времени на сон. Зато получил два диплома. Один – университета, второй – с языковых курсов.

Окончив их, я стал жить весело. Химия давалась легко, учеба не напрягала. Я обзавелся подружкой. Лиза собиралась стать журналисткой, она увлекла меня рассказами о профессии. Мы вместе прошли кастинг на телевидении. Лиза его провалила, а меня взяли. Почему? Телевизионщикам плевать, какой у тебя диплом. Главное – уметь делать новости. К тому же им не хватало репортеров-мужчин. Среди тех, кто обучается журналистике, большинство – женщины. А с ними проблемы. Выйдет замуж, родит ребенка – и в декретный отпуск. Замену найти не просто. Вернется – в командировку не пошлешь, ребенок маленький. С мужчинами проще. Мне сказали, что я телегеничный, перед камерой не теряюсь. Плюс знание языков. Английским телевизионщиков не удивить, но чтоб вдобавок немецкий… Так вот и срослось.

С Лизой мы расстались – она не простила мне удачи. А я стал работать репортером. Пять суматошных лет. Хлеб в службе новостей тяжкий. Работа без выходных, постоянные командировки. Но мне было интересно. Я специализировался на экономике. Объездил страну, побывал в других государствах, оброс связями. Меня звали на тусовки. На одной из них я свел знакомство с Николаевичем. Он пригласил меня в банк, я подумал и согласился. Хотелось покоя и денег. Зарплата у репортеров небольшая. Хорошо платят звездам, я в их число не входил.