Зеркальный человек Кеплер Ларс
– Спасибо, что позвала в гости.
Йона подхватил сумку Люми и проводил ее до поворота. Оба остановились возле машины Йоны, поглядывая на дорогу.
– Люми, я признаю твою правоту… но я могу изменить свою жизнь, – сказал Йона после долгого молчания. – Могу уволиться. Это просто работа, я живу не ради того, чтобы служить в полиции.
Люми не ответила. Она молча стояла рядом с отцом, глядя, как приближается по узкой дороге такси.
– Помнишь, как мы играли, когда ты была маленькой? Что я – твоя обезьянка? – Йона повернулся к дочери. Та коротко ответила:
– Нет.
– Я иногда не мог понять, сознаешь ли ты, что я – человек…
Такси остановилось. Шофер вышел, поздоровался, поставил сумку Люми в багажник и открыл заднюю дверцу.
– Не скажешь обезьянке «пока»? – спросил Йона.
– Пока.
Люми забралась в машину и, улыбаясь, махала Йоне рукой, пока машина разворачивалась; гравий хрустел под колесами. Когда такси укатило по узкой дороге, Йона повернулся к собственной машине, посмотрел на отраженное в боковом зеркале небо, оперся обеими руками о капот и опустил голову.
Валерию он заметил, лишь когда она положила руку ему на спину.
– Копов никто не любит, – пошутила она. Йона посмотрел на нее.
– Я уже понял.
Валерия тяжело вздохнула.
– Не грусти, – прошептала она и ткнулась лбом ему в плечо.
– Я и не грущу. Ничего страшного.
– Хочешь, я позвоню Люми, поговорю с ней? Ей довелось видеть страшное, но мы с ней остались в живых только благодаря тебе.
– «Благодаря» мне вы и оказались в опасности, об этом, по-моему, не стоит забывать.
Валерия притянула Йону к себе, обняла, прижалась щекой к груди, послушала, как бьется сердце.
– Пойдем обедать?
Они вернулись к стойкам с рассадой. На стопке пустых поддонов стояли термос, две упаковки лапши быстрого приготовления и две бутылки светлого пива.
– Пять звезд, – сказал Йона.
Валерия налила горячей воды из термоса в коробочки с лапшой, закрыла их, а крышки с бутылок сбила о край верхнего поддона.
Оба разломили палочки и пару минут подождали, после чего сели на прогретую кучу гравия и принялись за обед.
– Как-то это нехорошо, что я послезавтра улетаю, – сказала Валерия.
– Все будет отлично.
– Но я за тебя тревожусь.
– Потому что я залип на песенке?
Валерия улыбнулась и расстегнула молнию темно-красной флисовой кофты. В ямочке между ключицами покоилась эмалированная маргаритка.
– Radio goo goo, – пропела Валерия.
– Radio ga ga, – отозвался Йона.
Он отпил из бутылки и стал смотреть, как Валерия пьет бульон из кружки. Под короткие ногти набилась земля, на лбу – глубокая морщина.
– Люми нужно время, но она вернется. – Она вытерла рот рукой. – Ты выдержал столько лет одиночества, потому что знал: она жива… Ты не потерял ее тогда и не потеряешь сейчас.
Трейси слышала, как приближается, стуча по жестяным крышам Стокгольма, дождь. На оконный отлив упали первые капли, и вскоре в квартире уже стоял гул.
Трейси лежала в постели голая. Рядом спал мужчина по имени Адам. Полночь, в незнакомой квартире царит тьма.
Трейси была в пабе с коллегами. Там, у стойки, она и познакомилась с Адамом.
Адам начал флиртовать, угостил выпивкой, они стали перешучиваться, и когда коллеги разошлись, Трейси осталась с Адамом.
Нижние веки у него были подведены карандашом, а густые, осветленные с черными корнями волосы стояли торчком.
Адам работал учителем в средней школе и утверждал, что происходит из дворянского рода.
Они отправились к нему домой, пошатываясь под обещавшим дождь ночным небом.
Сама Трейси жила в Чисте, но у Адама имелась однокомнатная квартира в центре Стокгольма.
Квартира оказалась маленькой, с потертыми полами, облезлыми по краям дверями, потолком в трещинах и душем в ванне.
На полу стояли пластмассовые контейнеры с виниловыми пластинками, а постель была застелена черным шелковым бельем.
Трейси вспомнила, как Адам сел на край кровати, сжимая в руке красную игрушечную машинку.
Жестяной автобус сантиметров в двадцать длиной, с окошками и черными колесами.
Трейси подобрала колготки, блузку и серебристую юбку, повесила одежду на спинку стула и приблизилась к Адаму в одном белье.
Адам с равнодушной физиономией растянул «гармошку» автобуса и запустил передний вагон ей между бедер.
– Ты чего? – Трейси натянуто улыбнулась.
Адам что-то невнятно пробормотал и, не глядя ей в глаза, прижал ветровое стекло автобуса ей к вагине и принялся медленно водить им вперед-назад.
– Ну правда, – сказала Трейси и отодвинулась.
Адам пробормотал «извини» и поставил автобус на тумбочку, однако задержал взгляд на игрушке, словно видел водителя и пассажиров.
– О чем думаешь?
– Ни о чем. – Адам повернул к ней лицо с полуопущенными веками.
– С тобой все в порядке?
– Я просто пошутил. – Он улыбнулся Трейси.
– Повторим?..
Адам кивнул. Трейси погладила его плечи, поцеловала в лоб, в губы, опустилась на колени и расстегнула на нем черные джинсы.
Очень скоро он стал достаточно упругим, чтобы надеть презерватив.
Трейси была возбуждена, когда он вошел в нее. Лежа на спине, она сжимала его ягодицы, старалась получить удовольствие и несколько преувеличенно стонала.
Адам плавно скользил в ней.
Трейси задышала чаще, напрягла пальцы ног и бедра.
Адам остановился и одной рукой стиснул ей грудь.
– Не останавливайся, – прошептала Трейси, стараясь поймать его взгляд.
Адам взял с тумбочки игрушечный автобус и попытался сунуть его Трейси в рот. Автобус стукнул ее по зубам, и она отвернулась. Адам не унялся и прижал автобус ей к губам.
– Прекрати!
– Ладно, извини.
Они продолжили, но любовное настроение Трейси улетучилось. Ей просто хотелось, чтобы все закончилось, она даже притворилась, что кончает, лишь бы ускорить дело.
Кончив, Адам, весь в поту, скатился с нее, пробормотал что-то про завтрак и уснул, зажав автобус в кулаке.
И вот теперь Трейси лежала, глядя в потолок, и понимала, что ей абсолютно не хочется просыпаться в этой квартире рядом с Адамом.
Она вылезла из кровати и собрала свои вещи. В ванной она помочилась, умылась, оделась.
Когда Трейси вышла, Адам все еще спал, открыв рот и тяжело, пьяно дыша.
В окно лупил дождь.
В прихожей Трейси влезла в красные лодочки. Ноги все еще побаливали.
В стоявшей на столике синей керамической чаше лежали ключи Адама, кошелек и кольцо – Трейси видела его у Адама на мизинце.
Трейси взяла кольцо и стала рассматривать герб с волком и скрещенными мечами. Надела кольцо на безымянный палец, подошла к двери и обернулась к темной спальне.
Весь дом гудел под проливным дождем.
Трейси отперла дверь, вышла на лестничную клетку, закрыла дверь и заспешила вниз по лестнице.
Она не понимала, зачем украла кольцо. Она никогда не берет чужого, в последний раз воровала в детском саду – прихватила домой кусок пластмассового торта.
На улице лило как из ведра. Асфальт блестел.
По тротуарам неслись потоки, желоба извергали воду.
Ливневые колодцы затопило.
Пройдя пару метров, Трейси заметила, что по другой стороне улицы кто-то идет, не отставая от нее.
Фигура мелькнула между припаркованными машинами. Трейси ускорила шаг, чувствуя на икрах холодные брызги.
Шаги эхом отдавались между фасадами домов.
Трейси свернула на Кунгстенсгатан и побежала к парку возле Обсерватории.
В кустах громко шелестел дождь.
Все окна на той стороне улицы были темными.
Мужчина исчез.
Трейси пыталась успокоить себя, но, спускаясь по каменной лестнице к Сальтметаргатан, она еле дышала.
Темно, надо крепче держаться за перила.
Кольцо Адама царапало мокрый металл.
Спустившись, Трейси подняла взгляд.
Свет уличного фонаря слева от верхней части лестницы казался серым из-за дождя. Трейси поморгала, но понять, преследуют ее или нет, было невозможно.
Трейси, не раздумывая, зашагала к автобусной остановке коротким путем – мимо детской площадки за Высшей школой экономики.
Горел только дальний фонарь, но он все же немного рассеивал тьму.
Вода затекала за воротник, лилась по спине.
Грязные лужи на детской площадке пузырились под дождем.
Трейси уже пожалела, что пошла здесь.
В траве напротив массивного здания Школы мокли картонные коробки.
Капли дождя стучали по светло-серой крепости со стенкой для лазанья. Звук был такой, будто там заперли собаку, и вот она теперь сопит и тяжело задевает стены боками и задом.
Идя по мокрой земле, Трейси старалась обходить самую глубокую грязь, чтобы не загубить туфли.
Темные окна домика на детской площадке поблескивали черным.
Дождь шелестел в листве деревьев, капли со звоном срывались на металлические перила.
Трейси не сразу поняла, что происходит.
Ее охватил какой-то утробный страх, стало трудно дышать.
Тяжело переставляя ноги, она пошла медленнее, пытаясь осознать, что же она видит.
Сердце колотилось.
Время замедлилось.
Над лазалкой, как привидение, раскачивалась девушка.
На шее у девушки была проволока. Платье на груди пропиталось кровью.
Мокрые светлые волосы свисают вдоль щек, глаза распахнуты, посиневшие губы раскрыты.
Ноги девушки болтались в метре от земли, а то и больше. Черные кроссовки валялись под повешенной.
Трейси поставила сумочку на землю и стала искать телефон, чтобы вызвать полицию. Вдруг она увидела, что девушка пошевелилась.
У нее подергивались ноги.
Трейси ахнула и кинулась к повешенной. Поскользнулась в грязи, добежала до девушки и увидела, что проволока тянется от ее шеи через самую высокую точку лазалки и опускается с другой стороны.
– Я тебе помогу! – прокричала Трейси и побежала вокруг снаряда.
Проволочный трос тянулся из лебедки, прикрученной к одной из деревянных опор лазалки. Трейси схватилась за рукоятку, но та оказалась закреплена.
Трейси рванула ручку и зашарила в поисках защелки.
– Помогите! – изо всех сил закричала она.
Трейси попыталась снять защитный футляр, поскользнулась, ободрала костяшки и дернула за ручку в попытке сорвать лебедку с опоры, но лебедка сидела крепко.
Какая-то бездомная в меховой шапке остановилась поодаль и уставилась на Трейси пустым взглядом. Плечи она обернула черными пластиковыми пакетами, с шеи свисал на шнурке белый крысиный череп.
Трейси обежала лазалку и схватила девушку за ноги; приподняв ее, она почувствовала, что икры повешенной конвульсивно подергиваются.
– Помогите! Мне нужна помощь! – пронзительно прокричала Трейси бездомной.
Наступив на сброшенные кроссовки, она попыталась пристроить ноги девушки себе на плечи, чтобы та смогла растянуть проволоку на шее. Но девушка, безжизненная, застывшая, соскользнула у Трейси с плеч и качнулась в сторону.
Перила наверху лестницы скрипнули.
Трейси снова приподняла девушку и стояла под дождем, в темноте, пока девушка не прекратила дергаться. Из ее тела ушло последнее тепло. Наконец силы у Трейси иссякли, и она, рыдая, опустилась на землю. Девушка умерла.
Полиция оцепила приличный участок парковки при Обсерватории, и патрульные не пускали журналистов и любопытных к месту страшной находки.
Йона отвез Валерию в аэропорт и приехал к месту преступления. Машину он оставил у церкви Адольфа-Фредрика. Еще когда он подходил к ленте оцепления на Сальтмэтаргатан, к нему протолкался журналист с седыми усами и морщинистым лицом.
– Я вас узнал. Вы из уголовной полиции, да? – с улыбкой спросил он. – Что здесь произошло?
– Поговорите, пожалуйста, с пресс-секретарем. – Йона не стал останавливаться.
– Но существует ли опасность для горожан или…
Йона предъявил патрульному удостоверение; его пропустили. Ночью шел дождь, и земля еще не просохла.
– Позвольте один-единственный вопрос? – прокричал журналист ему в спину.
Йона подошел к внутреннему оцеплению – ленте, натянутой вокруг детской площадки за Школой экономики. Над лазалкой уже натянули тент, чтобы оградить место преступления.
За белым пластиком двигались тени криминалистов.
К Йоне подошел мужчина лет двадцати пяти, с густыми бровями, подстриженной бородкой и в бордовой рубашке.
– Арон Бек, полиция Норрмальма, – представился он. – Я веду предварительное расследование.
Они пожали друг другу руки, пролезли под лентой и направились к площадке.
– Мне самому не терпится начать, – говорил по дороге Арон, – но Ольга велела ничего не трогать, пока вы не осмотрите жертву.
Они подошли к молодой рыжей женщине с веснушчатым лицом и белесыми бровями. На женщине были плащ в узкую белую полоску и черные ботинки.
– Знакомьтесь, Ольга Берг.
– Йона Линна. – Йона пожал Ольге руку.
– Мы все утро пытались сохранить следы и другие улики, но погода, к сожалению, не на нашей стороне. Бльшая часть улик потеряна. Но такова уж наша работа.
– Один мой друг, Самуэль Мендель, говаривал: сумеешь представить себе то, чего нет, – сумеешь изменить правила игры.
Ольга посмотрела на него и коротко улыбнулась.
– Правду говорили насчет ваших глаз, – заметила она и повела их с Беком к палатке.
Центр площадки окружала целая система тропинок из защитных пластин, которые позволяли не затаптывать место преступления.
Пока все трое стояли перед шлюзом, Ольга успела рассказать, как криминалисты опустошили все урны далеко за пределами оцепления, спустились в метро, добрались до самой Уденплан. На месте преступления они фотографировали, снимали отпечатки пальцев, следы подошв на грязной дорожке и на краю площадки.
– Не нашли ничего, что можно связать с жертвой или преступником? – спросил Йона.
– Нет. Ни водительских прав, ни телефона, – ответил Арон. – Прошлой ночью поступило с десяток заявлений об исчезновении девушек, но большинство «пропавших», как всегда, объявятся, как только зарядят мобильные телефоны.
– По всей вероятности, – согласился Йона.
– Мы как раз допросили женщину, которая обнаружила жертву. Чуть-чуть опоздала, не успела спасти. У нее шок… она говорила о какой-то бездомной… но свидетелей самого преступления у нас пока нет.
– Я бы хотел взглянуть на жертву, – сказал Йона.
Ольга зашла в просторную палатку и попросила коллег прерваться. Техники в белых комбинезонах потянулись наружу.
– Прошу, – сказала Ольга.
– Спасибо.
– Не стану рассказывать о своих выводах, – заметил Арон. – Кому же хочется услышать, что ты наделал ошибок.
Йона отвернул пластиковый полог, шагнул в палатку и остановился. Все, что было на площадке, проступило под ярким светом прожекторов, будто в аквариуме с соленой водой.
С лазалки свисала молодая девушка. Голова повешенной склонилась вперед, пряди волос закрывали лицо.
Йона набрал в грудь воздуха и заставил себя снова взглянуть на покойницу.
Чуть моложе его дочери, одета в черную кожаную куртку, фиолетовое платье и плотные черные колготки.
Грязные кроссовки валяются под ней, на земле.
Платье потемнело от крови, струившейся из того места, где петля глубже всего врезалась в кожу.
Йона обошел лазалку по плиткам и стал рассматривать лебедку, прикрученную к одной из опор.
Вероятно, преступник орудовал шуруповертом – винты не были поцарапаны отверткой, которая бы постоянно срывалась.
Защелка согнута щипцами так, чтобы ее нельзя было открыть.
Это не просто убийство. Это расправа.
Демонстрация силы.
Человек, совершивший убийство, прикрутил лебедку к опоре, перекинул трос и с помощью крюка соорудил петлю.
Йона снова обошел снаряд и остановился перед повешенной.
Светлые волосы мокры, но не спутаны, ногти ухоженные, лицо без косметики.
Йона поднял глаза. Тонкий трос соскользнул и повредил поперечную перекладину.
Наверное, девушка была еще жива, когда ей на шею накинули петлю.
Преступник подошел к лебедке и повернул рукоять.
Крупная зубчатая передача вращала колеса поменьше, и преступник почти не почувствовал веса девушки.
Барабан повернулся, девушку дернуло вверх. Пытаясь освободиться, она забилась так, что трос съехал по перекладине сантиметров на десять.
По палатке прошел сквозняк; пластик вздулся и зашуршал.
Йона все еще не отрываясь смотрел на жертву, когда Арон с Ольгой вошли в палатку и встали рядом с ним.
– Что думаете? – спросила Ольга чуть погодя.
– Ее убили здесь.
– Мы это уже выяснили, – сказал Арон. – Женщина, которая ее нашла, показала, что девушка была еще жива, у нее ноги дергались.
– Я понимаю, в чем ошибка, – кивнул Йона.
– Значит, я все-таки ошибся.
Движения, которые женщина приняла за признаки жизни, были постмортальными судорогами. Преступник к этому времени уже покинул площадку. Трос, вероятно, пережал артерии, снабжающие мозг кровью. Жертва пыталась ослабить петлю, секунд десять билась в панике, а потом потеряла сознание и умерла. Но после наступления смерти нервные окончания способны посылать мышцам импульсы еще несколько часов.
– Кем бы она ни была… у меня такое чувство, что преступник хотел продемонстрировать ее беспомощность и свое могущество, – заметила Ольга.
Светлые волосы свисают на лицо, правый глаз белеет сквозь пряди, как стеарин. Подкладка кожаной куртки на воротнике теперь другого цвета.
Йона рассматривал маленькие руки с короткими ногтями и белыми полосками – там, где из-за украшений на кожу не лег загар.
Он осторожно протянул руку, отвел влажные волосы мертвой от лица. Чувствуя невыносимую печаль, Йона взглянул в широко открытые глаза и тихо проговорил:
– Йенни Линд.
Йона, глубоко задумавшись, вошел в стеклянные двери Главного полицейского управления.
Йенни Линд казнили. Повесили на детской площадке.
Дождь, трос и лебедка.
Еще одна стеклянная стена. Йона прошел во вращающиеся двери и повернул направо, к лифтам.
Пять лет назад Йенни пропала без вести в Катринехольме, когда возвращалась из школы домой. Интенсивные поиски продолжались несколько недель.
Фотографии девушки были повсюду, и в первый год в полицию постоянно звонили люди, желавшие сообщить информацию. Родители Йенни умоляли похитителя не причинять вреда их дочери. Было обещано большое вознаграждение.
Похититель управлял фурой с крадеными номерами, и грузовик так и не удалось отследить, хотя криминалисты сняли отпечатки шин с земли возле пешеходной дорожки, а при помощи одноклассницы Йенни, на глазах у которой произошло похищение, составили фоторобот.
Полиция, общественность и СМИ делали все возможное, но в конце концов поиски прекратились.
Никто больше не верил, что Йенни жива.
И все-таки она была жива еще несколько часов назад.