Заклятые супруги. Леди Смерть Эльденберт Марина
– Практика показывает, что на шепот уши настраиваются быстрее, чем на самые громкие вопли. Так что за проблема?
– Не могу попасть в кабинет мужа. Там понаставлено защитных заклинаний, которые скорее всего зациклены на артефакте…
– Знаете, куда выходят окна?
Я кивнула.
– Ведите.
Неспешным шагом мы вышли на улицу и прогулялись к другому крылу, куда я наведывалась утром. В руках Ивара сверкнул портсигар, который оказался… чем угодно, только не портсигаром. По серебристой крышке бежали странные линии, сплетающиеся в узелки, закрученные друг на друге самым мудреным образом. Отражение защитного плетения, обычные узелки светились темно-коричневым, но парочка мерцала багряно-алым.
– Вот они, ваши сигнальные точки.
На что-то осмысленное меня не хватило, поэтому я просто таращилась на портсигар.
– Та засада в плетении, которая мешает вам взломать защиту и подаст сигнал на артефакт, если ее зацепить. Не сильно заморочено, но неприятно. Чтобы войти незамеченной, понадобится не совсем обычное зеркало и магический слепок.
Положим, что такое магический слепок, я знаю: точная копия заклинания, накинутая поверх первого, но не активированная. До поры до времени. Но… в случае с зеркалом меня просто смутило пояснение «не совсем обычное». Самую капельку.
– Зеркало, которое поглотит сигналы узлов и не позволит артефакту обнаружить ваше присутствие.
О да, сейчас мне стало легче. Вот прямо на этом самом месте.
– Я сделаю его для вас, – Ивар ослепительно улыбнулся. – Не за один день, разумеется. И такую штуковину тоже. Думаю, вам подойдет карманное зеркальце. Хотите розовое?
– Ага. С радугой и леденцами, – мрачно заметила я.
– Понял. Сделаем сиреневое, – Раджек захлопнул портсигар, предложил мне руку. – С костями и черепом. Пойдемте, а то дворецкий на нас и так уже странно косится.
Я даже не обернулась, приняла предложенный локоть и направилась вместе с Иваром по дорожке к виднеющемуся вдалеке мостику. Изначально думала о том, чтобы свернуть к ротонде и в парк, но само собой получилось, что ноги увели в другую сторону. Хотелось спросить, откуда Ивар столько знает про защитные заклинания и взломы, а заодно и о том, как собирается делать для меня зеркало и считывающее плетения непонятно что, но я упорно держалась. Мы работаем вместе, ничего кроме. Пусть так оно и останется.
– Я остановился в гостинице на центральной улице Ларне. На первом этаже дома таверна «У Ариты». Если понадоблюсь, дайте знать лорду Фраю. Мы с вами сможем видеться, когда пожелаете и сколько пожелаете.
Городок неподалеку от поместья, но…
– Вряд ли это будет так просто.
Под испытующим взглядом Ивара пожала плечами.
– Он мне не доверяет. Меня даже на конную прогулку не отпустят без сопровождения.
– Придется выкручиваться. У нас же с вами трепетная дружба в самом разгаре.
– Что вы себе позволяете? – возмутилась я. Больше для вида.
– Все подряд, – невозмутимо отозвался он и взял меня за руку. Отнимать ее я не стала.
С одной стороны раскинулось поле, за которым виднелись виноградники, с другой – рощица. В насыщенную темную зелень уже вплетались золото и даже багрянец. Каменный мостик, который я теперь получила возможность рассмотреть получше, соединял два берега… ручья. Иначе назвать эту крохотную речку язык не поворачивался. В прозрачной воде изредка мелькала рыбешка, самые наглые взмывали ввысь, сверкнув на солнце блестящей чешуей, чтобы тут же снова скрыться в прозрачной глубине. А вот сам мост был основательный: не очень высокий, но мощный, с одной аркой, способной удержать бурную горную реку. Выгоревший гладкий мозаичный камень под ногами превратился в линялые желтые лоскутки, но очарования своего не утратил. Мне вообще здесь на удивление нравилось. Все, кроме…
– Иногда начинает казаться, что для меня это слишком, – призналась я, когда мы спустились на другом берегу. Гравий закончился, началась дорожная пыль: светло-серая, с запахом прогретой солнцем земли. – Я жила в совсем другом мире.
– Но вы согласились и приехали сюда, Тереза. А этому миру, честно говоря, без разницы, где вы жили раньше. Дадите слабину – он вас сожрет с потрохами. И не подавится.
Он говорил жестко, но на меня не смотрел – только вперед. Почему-то показалось, что говорили это не только мне, а еще я прекрасно понимала, что он прав. Можно было отсидеться в Мортенхэйме до тех пор, пока не грянет гром, но я решила иначе. А это значит, что все «не могу» нужно оставить за плечами. Вместе с уймой принципов, гордостью и много чем еще. Осознание этого в который раз за последние несколько дней, нахлынуло мощной волной, но с ног больше не сбило. Просто я вовремя развернулась к ней лицом.
– Агенты под прикрытием работают годами и полностью погружаются в легенду. Я бы сказал, становятся ей. Никаких погонь и перестрелок, только монотонная рутинная работа. От этого не менее опасная.
Мог бы не рассказывать. Живое доказательство тому – Анри Феро.
– Сойдем с дороги? – предложил Ивар.
Мы сошли. Высокая трава путалась в складках платья, или платье путалось в ней. А солнце путалось в его волосах, делая их похожими на медь. Внезапно отчаянно захотелось потянуться к ним пальцами, запутаться, перебирать и чувствовать текущее с неба тепло, впитывающееся в кожу. Короткий сладкий самообман еще никому не приносил счастья, но между нами изначально не могло быть ничего серьезного, в этом-то и вся прелесть. А главное, между нами изначально не было лжи.
Дом отсюда казался маленьким, почти игрушечным, и все, что осталось за пределами ржаво-медового под кистью заката поля, казалось ненастоящим.
– Я родился в Загорье. Сын владельца прииска, но не князя. Редкость для нашей страны, большинство богатейших шахт принадлежат аристократам. – Я угадала происхождение по его фамилии, но о таком и помыслить не могла. – С детской любознательностью увлекался механизмами… а точнее, механизмами замков и их вскрытием. Мне нравилось лезть, куда не просят, а поскольку рос я в большом доме отца, залезть было можно много куда. Для меня это стало почти искусством. Потом отца вынудили продать шахты, и мама выбрала другого мужчину, более надежного.
Мы углублялись все дальше и дальше от дороги. Ближайшая лента уже давно потерялась за травой, обводная, ведущая к виноградникам, казалась совсем узкой.
– А я занялся добычей драгоценных камней. Несколько в ином ключе.
От того, как легко он раскрывал свое прошлое, становилось не по себе. Зато ответил на незаданный вопрос про защитные заклинания.
– Я ездил по всему миру, брался за заказы, от которых отказывались многие профессионалы. Потом встретил Моник, мы начали работать вместе. Однажды к нам поступило шикарное предложение, на первый взгляд ничего необычного. Только в сейфе оказались не драгоценности, а документы. Опасные документы, из-за которых мы стали мишенью. Так я познакомился с лордом Фраем.
И на вопрос про лорда Фрая.
– А Моник? – почему-то спросила я.
При таком свете из его глаз ушла вся серость. С их цветом только небо могло посоперничать.
– Благодаря ей я и познакомился с лордом Фраем, – уточнил он, – не знаю, где она сейчас. Но это и неважно.
Ивар улыбался, словно мы только что обсудили забавную светскую сплетню, но я все равно чувствовала себя подглядевшей в замочную скважину девчонкой. Солнце заключило нас в золотой кокон, но вопреки этому я вдруг заледенела. Сначала закололо пальцы, словно их опустили в прорубь, потом мороз побежал по телу, а следом изнутри плеснуло дикой болью, точно раскаленный стержень пронзил насквозь. Я остановилась – резко, но Ивар заметил: подхватил за талию, встревоженно вглядываясь в лицо.
– Тереза?
– Все в порядке, – вытолкнула сквозь сжатые зубы, – сейчас…
Но сейчас не случилось: боль шла по нарастающей, словно в меня насыпали битого льда, который кромсал изнутри.
– Тереза, что с вашими глазами?
Воздух стал вязким, перед глазами полыхнула грань. А за ней – и глубинная тьма, превратившая пейзаж в обугленное извращенное подобие привычного мира. Я вцепилась в запястье Ивара и тут же отдернула руку – тьма чудом не выплеснулась на него. Что это еще, демоны раздери, такое? Сжала пальцы, замыкая холод смерти внутри, отрезая его от мира, и боль замельтешила перед глазами алыми всполохами. Я рухнула на руки Ивара – чтобы увидеть ослепительно-яркое солнце, падающее на лес – и потерять сознание.
13
Чем еще заняться, когда тебя кидает то в жар, то в холод, а при малейшей попытке подняться кидает обратно на кровать? Читать, разумеется. «Моя Амелия» – так назывался новый роман Миллес Даскер, который я купила перед отъездом из Энгерии, но к которому так и не притронулась. Как-то не до того было. Зато сейчас книга пошла хорошо: дочь графа, свободолюбивая дальше некуда, должна вот-вот выйти замуж за ужасного негодяя. Ее отец смотрит на будущего зятя сквозь пальцы, потому что тот безмерно богат, а они почти разорены. На последнем балу сезона Амелия встречает мужчину, после долгих странствий вернувшегося на родину. Этот человек замкнут, холоден и жёсток, как убитый временем матрац, но совершенно точно растает от ее невероятного обаяния. Конечно же, поначалу они станут изводить друг друга, потом он поймет, какое счастье ему досталось, и в конце у них все будет замечательно до сахарно-зубовного скрежета…
Мне почему-то стало стыдно. Настолько, что даже книгу отложила.
Кажется, я становлюсь циничной, старой… уже не девой.
Надо бы попробовать встать что ли. Чем Верховный не шутит, может, мне уже получше?
Получше было сомнительно, но сейчас хотя бы не шатало, и я все-таки дотащилась до зеркала. М-да, страшнее было только после нападения Эрика. И то еще, это как посмотреть. В Энгерии леди полагается быть аристократически бледной, но не настолько же: еще чуть-чуть, и я просвечивать начну, представляя на всеобщее обозрение подробности анатомии. Вглядывалась в отражение, отмечая проступившие под кожей сосуды, когда глаза заволокло смоляной тьмой: стремительно, как под порывами ветра грозовые тучи набегают на небо. От неожиданности отпрянула, не веря увиденному.
– Миледи. – Дверь приоткрылась, в комнату скользнула Мэри, и я еле успела отвернуться. – Скоро обед. Марисса спрашивает, вы спуститесь в столовую или подать вам в комнату?
При одной мысли о том, что нужно что-то проглотить, желудок сжался, а перед глазами потемнело. Хотя может, потемнело от чего-то еще – я не уточняла, просто снова бросило в дрожь, а тело пронзила такая острая боль, что я прикусила губу до крови и вцепилась в спинку стула. Слава Всевидящему, завтрак благополучно проспала, потому что ночью снова стало плохо: внутренности будто вымочили в ледяной воде и скручивали в тугой узел, я выла в подушку и мечтала только о том, чтобы потерять сознание. Но видимо предел обмороков исчерпала вчера, когда пришла в себя на руках у Ивара, прямо в поле. Отговорилась тем, что со мной такое иногда бывает… и он, кажется, даже поверил. Или решил не уточнять: благо что я женщина.
Вот только что произошло на самом деле? Когда второй раз скрутило в рогалик, я первым делом подумала об Анри, но спустя несколько запоминающихся часов вымерзания изнутри решительно отмела эту версию. В прошлый раз у меня точно такого не было, просто дергало браслет. Предположим даже, что наша связь самую капельку усилилась, но если мужу плохо, при чем тут магия смерти?
Украдкой взглянула в зеркало: глаза уже были нормальными. Выдохнула, повернулась к Мэри.
– Пожалуй, лучше спущусь.
Что толку сидеть в комнате и предаваться невеселым мыслям? Так хоть отвлечься получится ненадолго. К тому же, я еще с Жеромом собиралась поговорить, по поводу постоянного сопровождения.
– Как вы себя чувствуете?
– Не очень, – лгать не стала, потому что видела себя в зеркале. Золото браслета померкло, вплетающиеся в него черные прожилки жгли кожу.
Мэри понимающе вздохнула – для всех я отлеживалась по причине женского недуга. На самом деле мне было по-настоящему страшно: вчера я едва не выпустила в мир глубинную тьму, едва перехватила нити, когда они потянулись к Ивару. Случись ей его коснуться, выпила бы на месте. А если бы прорвалась дальше, уничтожила бы все живое, до чего дотянулась. Обошлось, но что же все-таки произошло? Ведь я умела контролировать магию, училась этому с детства. Да и во время «отдыха» на океане постоянно ныряла за грань, чтобы совершенствовать боевые заклинания и ловушки, но ничего такого не случалось.
– Может, все-таки позвать целителя?
– Не стоит. – Не хватало еще, чтобы целитель почувствовал уровень моей силы и догадался, что она почти вырвалась из-под контроля. – Лучше помоги одеться.
Если буду продолжать отлеживаться и думать то, что думается, легче мне от этого не станет. А вот свежий воздух очень даже может помочь. Или книги, хотя в доме мужа не наблюдается ничего толкового. Как же мне сейчас не хватает родной библиотеки – там наверняка нашлось бы что-нибудь, чтобы я могла разобраться в случившемся. Ладно, справедливости ради, забытый в гостиной двухтомник меня заинтриговал. В Мортенхэйме такого не было.
Устроившись за невысоким туалетным столиком с резными ножками, честно старалась сидеть прямо, пока Мэри делала из призрака леди. Что-то получилось, что-то не очень, но затянутый туго корсет мигом привел в чувство, заставил встрепенуться. Всегда справлялась, и сейчас справлюсь: наверное, просто так совпало. Стало плохо, голова закружилась, а тьма почувствовала слабину и устремилась в мир, заодно потянула из меня силы. Оставалось только надеяться, что приступ больше не повторится.
– Передай Жерому, что я приглашаю его присоединиться ко мне за обедом. Пусть устроит так, чтобы нас не беспокоили, тогда никто ничего не узнает. – Мэри как раз заканчивала с прической, рука у нее сорвалась, непослушная прядь воспользовалась этим и мигом скользнула на шею.
– Простите, миледи.
Матушка рухнула бы в приторный обморок, если бы я позвала за стол Барнса. Обедать с прислугой – ужас, моветон, конец света – на выбор, но здесь обмороки вроде никому не грозят. Или грозят? Я вгляделась в лицо камеристки: Мэри подхватила выбившиеся из прически волосы и вернулась к своему занятию. Судя по тому, как стремительно ее лицо заливала краска, вряд ли это имело отношение к изъянам в моем воспитании. Пронзительно светлокожая, как большинство белокурых особ, она вспыхнула от корней волос, шея под белоснежным воротником пошла красными пятнами.
– Все хорошо?
– Все в порядке, миледи.
Мэри прятала взгляд, я же упорно пыталась его поймать. Камеристка была безукоризненно пунктуальна, исполнительна и аккуратна. Меня поразили ее преданность и отвага – после того, что нам пришлось пережить вместе во время нападения Эрика, она отказалась просить расчет и согласилась остаться со мной. Но когда речь заходила о Жероме, с ней творилось что-то невероятное: все валилось из рук, разве что заикаться не начинала… и, гм… началось это как раз после того, как он спас ей жизнь, а Мэри за ним ухаживала.
Ой.
Наверное, если бы я поменьше думала о задании, то заметила бы гораздо раньше. Зато теперь становилось понятно, почему камеристка с такой радостью приняла новость о переезде в Вэлею.
Вот только романа между этими двумя еще не хватало для полного счастья.
Теперь уже я вцепилась в ее лицо взглядом, как пиранья в ногу неосторожного купальщика, но Мэри уже пришла в себя: с независимым видом закрепила волосы и отступила назад, любуясь высоко поднятыми локонами, прикрывающими шею. Не спрашивать же было напрямую, поэтому я просто поблагодарила и спустилась вниз – гораздо медленнее, повторяя свой путь ледяной ладонью то по стеночке, то по перилам. Временами начинало казаться, что пол вот-вот уйдет из-под ног, а перед глазами мелькали спутанные вязкие нити глубинной тьмы. Тогда я останавливалась, выравнивала дыхание и двигалась дальше. До тех пор, пока не доползла до столовой, чтобы в дверях столкнуться с Мариссой.
Экономка окинула меня ледяным взглядом – я не вмерзла в пол только по счастливой случайности. Впрочем, по сравнению со вчерашним, когда Ивар на руках втащил меня в дом, это был мягкий взгляд, исполненный дружелюбия. И, не побоюсь, этого слова, любви.
– Добрый день, графиня.
Судя по ее интонациям, день уродился не просто злым, а прямо-таки озверевшим.
– Добрый день, мадам Ильез.
Она подхватила юбки и собиралась было пройти мимо, но я преградила ей путь. Такие вопросы лучше решать сразу, пока они не перезрели и не свалились тебе на голову. Больно не будет, а вот обтекать придется.
– Чем я вам не угодила?
– Я вас не понимаю.
Взгляд держит – в упор, прямой, сильный, но губы плотно сжаты. Так же, как и пальцы на платье.
– Все вы прекрасно понимаете, Марисса. С самого первого дня в этом доме вы смотрите на меня, как на врага.
Круглое и добродушное в общем-то лицо дернулось, уголок губ пополз наверх, крылья носа задрожали, но потом она взяла себя в руки.
– Хотите знать? Замечательно. Вы жестокая женщина. Жестокая и неблагодарная.
Приплыли. На лодочке, сквозь камыши, под кваканье лягушек.
– Из-за вас граф вернулся другим человеком. Из-за вас он превратился в собственную тень. Но вам и этого показалось мало – вы никак не успокоитесь. Устроили скандал в столице, а теперь принимаете ухажера прямо в доме!
Если бы было куда сесть, я бы села. И попутно рассказала ей о том, что граф вернулся таким, потому что поломались все его долго вынашиваемые и тщательно оберегаемые планы, что это он приволок в оперу небесную вдовушку, а заодно объяснила бы, что с Иваром нас не связывает ничего, кроме человека, о котором даже вспоминать неприятно. Как здорово было бы рассказать обо всем, но разумеется, такой роскоши я себе позволить не могла. Поэтому просто вздернула голову и холодно – еще холоднее, чем сейчас было внутри, ответила:
– Вы забываетесь.
– Может быть, – теперь мадам Ильез уже не сдерживалась, – можете меня уволить, потому что теперь вы здесь вроде как хозяйка. Но моего мнения это не изменит. Позвольте пройти!
Она не толкнула меня только потому, что я вовремя отступила в сторону, пронеслась быстрее «Стрелы Загорья» мимо крохотной станции и скрылась за поворотом. Я подавила детское желание показать ей вслед язык, потерла снова начинающие ныть виски и шагнула в столовую, где с облегчением рухнула на любезно отодвинутый Жеромом стул. От запахов специй, пряностей и густого наваристого бульона затошнило, но я все-таки подвинула к себе супницу и открыла крышку.
– Заприте дверь.
Нужно было начинать очередной «приятный» разговор, но я не знала, с чего. В голове мутилось, пальцы снова стали ледяными и дрожали. Взгляд метнулся от легких голубых портьер по штофной отделке стен, от диванчика к столику у окна, бессмысленно скользнул по подсвечникам, букетику аламьены в вазе, и снова уткнулся в тарелку. Она двигалась. То есть плавала – в густом скользком тумане. Туда-сюда. Вместе с приборами и салфеткой.
Надеюсь, эта попытка геройства не обойдется мне слишком дорого.
– Мэри сказала, вы хотели меня видеть?
Жером ждал, поэтому я зачерпнула суп и поднесла ложку к губам. Мы приступили к обеду, точнее, приступил он. Похоже, совсем не смущаясь такому вниманию. Я же смотрела на блюдо с морковкой, окруженной луковыми колечками, и запеченный с чесноком хлеб. Тело мелко дрожало, точно меня захлестнуло «мертвой удавкой».
– Я хочу знать, почему за мной следят.
Жером замер и потемнел лицом.
– Об этом вам лучше спросить графа.
– Я спрашиваю тебя.
– Я не стану говорить с вами об этом, миледи.
Он упрямо наклонил голову и снова принялся за еду. А у меня на глазах грань стерла цвета, чтобы спустя миг снова выплюнуть в мир. Внутри все клокотало – от тщательно сдерживаемой ярости, я нырнула во тьму, окунулась в нее как в мертвое озеро, с головой, и снова оказалась на поверхности. Судорожно втянула воздух.
– Вы не имеете права так со мной обращаться. Я не ваша пленница.
Жером промолчал.
– Смотри на меня. Отвечай!
Я повысила голос самую капельку, но он разорвал тишину, как удар хлыста.
Камердинер мужа ответил мне жестким взглядом.
– Приказ графа, миледи. Чтобы вы себе не навредили. Особенно после того, что вы натворили в Лигенбурге.
Натворила… я? Какая трогательная забота, Верховный ее дери!
Магия взорвалась внутри калейдоскопом тьмы. Черные льдины плавились перед глазами, удушающие нити тянулись своими щупальцами, оплетая тело, разрывая одежду в клочья. Я вцепилась в стол побелевшими пальцами, задыхаясь от переполнявшей меня мощи. Никогда раньше не испытывала ничего подобного, она сочилась сквозь поры и текла в мир, я видела тлеющую скатерть, черные точки побежали по столовому серебру, супница взорвалась в крошку, кожу обожгло. Я не двинулась с места, но расползающаяся от меня тьма пожирала дерево, оставляя за собой осыпающийся под ноги пепел.
Жером вскочил из-за стола, и тьма устремилась к нему. Захлестнулась удавкой на шее…
Всевидящий, нет!
Я потянула ее назад – беснующиеся смертоносные потоки, рвущиеся сквозь меня, толкнула назад, запирая в себе, и словно окунулась в огонь с головой. Ледяное пламя пожирало изнутри, я рухнула на колени, рот заполнил солоноватый привкус крови. О нет, нет, нет! Да что же это такое? Строчки из письма отца мельтешили перед глазами. Даже он опасался меня: Уильям Биго, сильнейший маг, совладавший с древней магией армалов, боялся, что не сумеет удержать тьму собственной дочери. Он боялся чего-то подобного? И что тогда говорить обо мне самой? Перед глазами мелькнула смазанная картинка – я совсем маленькая, в подземелье Мортенхэйма, падаю в разверзшую пропасть, а тьма вырывается из раскинутых в стороны рук, течет по полу и по стенам… Воспоминание, которое милосердно стерли годы или шок от того, что довелось пережить в детстве.
Я не могу позволить этому повториться. Если это случится сейчас, в доме никто не выживет.
– Всевидящий! Миледи…
– Не трогай меня! – я вскинула руку, и Жером остановился, точно уперся в невидимую стену.
Успокоиться. Как учил отец.
Перекрыть связь… отрезать себя от тьмы.
Вот только она отказывалась отступать – запертая в хрупком сосуде моего тела, бесновалась внутри, выжигала, сводила с ума. На этот раз я не теряла сознание: ни когда меня несли по лестнице, ни когда Жером кричал на высыпавших отовсюду слуг, и те прятались, как мыши, завидевшие кошку. Лица, лица, лица – бесконечные лица, бледные, в пепельно-черной дымке. Под пальцами жалобно треснула простыня, по сравнению с моей кожей подушка казалась нагретым кирпичом. Запястье словно скрутило проволокой – и тьма отхлынула. Не попятилась, как признающий поражение волк, просто отступила с шипением, как змея, уползающая за камень. Готовая напасть в любой миг.
Я судорожно вздохнула и зажмурилась.
– Миледи, что мне сделать?
«Ничего. Ты ничего не сможешь сделать», – хотела ответить я, но из горла вырвался сдавленный хрип.
Образы родных были размытыми и далекими. Я тянулась к ним в тщетной попытке зацепиться за жизнь. Винсент. Строгий, со сдвинутыми бровями, молчаливый, сдержанный и жесткий, такой родной. Матушка, с поджатыми губами и королевской осанкой, за что-то отчитывающая сестру. Лави, милая Лави, украдкой подмигивающая Луизе. Жена брата…
Снова скрутило болью так, что тело выгнулось дугой.
Я справлюсь. Смогу. Остановлю!
Огонь локонов Луизы мелькнул и погас во тьме. Даже надрывный рев Луни, отголосками памяти звучащий в ушах и ржание Демона доносились как через подушку. Глаза кололо насыпанным под веки льдом, но из темноты вдруг отчетливо проступил образ, который я всеми силами старалась забыть: медовые волосы, ослепительное сияние мглы… Липкий пот разъедал кожу. Короткое имя дурманящим противоядием пекло губы, не смея вырваться в мир.
Анри… Анри. Анри!
Тишина. Боль отхлынула, я снова могла дышать: тяжело, как выброшенная на берег рыба. Открыла глаза, но красок уже не видела. Только грань, затянувшую реальность, только призрачно-бледное лицо Жерома… Значит, следующий приступ не за горами, и он будет еще сильнее.
Что, если я… не смогу удержать Смерть?
14
Сейчас, когда все зависело только от него, сдерживаться было сложно. Сложно не загнать лошадь, которая и так выбивалась из сил на полпути со станции. Дорога в ночи петляла меж полей черной лентой, а белоснежная скатерть аламьены казалась погребальным саваном. Темная сирень неба, ближе к лесу переходящая в лиловый, грозила вот-вот рухнуть на землю. Ругать себя за то, что не остался в Лавуа – бессмысленно, но остановиться он не мог. Поехал, потому что не мог не поехать: нужно было узнать, о чем они говорили с Евгенией, а вытащить из Терезы что-то, о чем она не хочет говорить – проще мир поменять полюсами. Проклинал себя и всех, кого только можно, за то, что сразу не запихнул ее в поезд до Лигенбурга – пусть даже силой пришлось бы отволочь эту несносную девчонку к брату. Тогда не запихнул, а теперь уже поздно.
Она слишком близко подошла к вулкану, который вот-вот проснется.
Встреча с Евгенией сейчас казалась смазанной, как воспоминания десятилетней давности. Прелестное лицо графини напоминало искореженную злым кукольником маску. Злоба сочилась сквозь поры идеальной белоснежной кожи и разъедала красоту, которой эта женщина по нелепой иронии была наделена от природы. Пару минут назад у служанки на подносе взорвался кофейник. Платье и передник защитили ноги и грудь, но шея, лицо и обнаженные руки пошли волдырями и царапинами. Девушке повезло, что стекло не попало в глаза. Конечно, можно предположить, что просто не выдержал лацианский фарфор. Но фарфор тут был не при чем, просто Евгении отчаянно хотелось сделать кому-то больно. И чтобы он это увидел.
– Твоей леди неплохо бы укоротить язык, – прошипела она.
В ту минуту он впервые в жизни готов был схватить ее за плечи и встряхнуть так, чтобы голова мотнулась назад, высокомерное выражение стерлось из глаз изумлением, а затем и страхом. Слишком сильные чувства для него – сильные, необычные и пугающие. Анри привык к тому, что вывести его из себя нереально, но там, где речь заходила о Терезе, все переворачивалось с пяток на макушку.
Сдержался он с трудом. И только потому, что так можно сделать гораздо хуже.
– Не забывайся. – Этого хватило сполна. – Ты говоришь о моей жене.
– Вот как?!
Евгения быстро взяла себя в руки. Откинувшись на спинку кресла в гостиной, курила сигарету, зажав мундштук между тонкими пальцами. Другая горничная как раз убрала осколки и явно спешила убраться сама, опасливо поглядывая на хозяйку.
– Теперь понятно, почему она передумала разводиться. – Ноздри графини дрогнули, придавая лицу хищное и жестокое выражение.
Понятно? Хотел бы он то же самое сказать о себе. Увы, поступки Терезы не поддавались никакой логике. И то, как она себя вела – ломая все привычные схемы, выбивая из колеи, впервые за долгое время заставляло чувствовать себя… необычно. К болезненной радости встреч примешивалось слишком много опасных «но». Посадить Терезу на поезд насильно, со скандалом увезти в Энгерию значило раскрыть все карты. Подставить в первую очередь ее, самому толкнуть к ним в руки. Поэтому до последнего надеялся, что она одумается: поставит подпись, уедет сама. А она отправилась в змеиную нору. Он сделал все, чтобы Тереза заперлась в Мортенхэйме, вернулась к жизни, из которой Анри выдернул ее своими руками. Но это почему-то не сработало.
Евгения сморщила нос, словно даже ее любимый ванильный табак сейчас горчил.
– Дерзости ей не занимать. Самомнение до небес, еще и некромаг, мерзость! Самая гадкая магия, которую только можно представить.
– Смотря как ею распорядиться.
– Раньше ты бы в ее сторону даже не взглянул.
Он жестко улыбнулся.
– Раньше у меня был вкус попроще.
Графиня слегка побледнела: ответить на выпад – значит, принять на свой счет. Впрочем, в долгу она не осталась.
– Хотя Симона можно понять. Ее кровь – бесценный эликсир.
Анри поймал себя на том, что пальцы сжались в кулак.
– Ты рассказала ему?
– Разумеется, – Евгения стряхнула пепел и снова затянулась. По комнате плыл сладкий аромат, пронизанный горьковатыми нотками дыма. – Не хочется объяснять Эльгеру, почему я молчала, если он узнает от кого-то другого.
Красивые губы тронула улыбка, и в этот миг он почти почувствовал под своими пальцами эту хрупкую шею. Когда Евгения потянулась к его запястью, с рук сорвалась золотая дымка, заставившая графиню отпрянуть. Его хлестнули яростным взглядом, но Анри даже не пошевелился. Прищурившись, наблюдал, как мгла поглощает терпкий сигаретный туман. Ни с одним из них не было ни малейшего желания говорить о ней.
– Золотце, – голос у Евгении тоже был сладким, как пирожное, пропитанное смертью настойки наэла, – тебе придется представить ее Симону. Я не горю желанием видеть твою леди в наших рядах, и, если ты тоже этого не хочешь… Буду рада помочь по старой дружбе.
В этот миг браслет потянуло болью: сначала слабой, будто кто-то затягивал на запястье ремень, края которого впивались в кожу. Потом сильнее, ярче, словно ожог прорастал в кожу и вгрызался в кость. В груди, вопреки всему похолодело. Тереза в Лавуа, Жером за ней присматривает. Попыталась бежать, сцепилась с ним? Он бы не посмел причинить ей вред, так что там могло случиться, демоны раздери?
– Он будет в Ольвиже через несколько дней, просил его дождаться.
– Просил? – Анри усмехнулся. Неосознанно, стараясь не смотреть на запястье.
– Просил. – Евгения передернула плечиками и положила мундштук на край пепельницы. Они оба знали, что просьба Симона равнозначна приказу. – Кстати, Эльгер собирается отдать сыну лабораторию. Этому…
Она не договорила, растянула последнее слово, но сейчас ему было не до Эрика.
– Извини.
Несмотря на упорный шепот разума, уговаривающий остаться и продолжить беседу, Анри поднялся, перехватил ее удивление и вышел. Сложно сосредоточиться на разговоре, когда внутри все переворачивается от тревоги за ту, что умудряется найти проблемы на свою голову даже там, где их найти невозможно. Сердце стучало глухо, как могли бы бить запертые в подвале часы.
В гостинице он связался с Жеромом и получил ответ, что ей просто стало плохо. Браслет и впрямь немного отпустило, напоминающая старую ржавчину отрава с него сползла, но спокойнее почему-то не стало. Поэтому Анри отправился на вокзал и успел на вечерний поезд: пожалуй, единственное, за что себя можно похвалить. «Просто стало плохо» вернулось посреди ночи, прямо в купе. Холодом вдоль позвоночника, липким потом: браслет «раскрывался». Теперь они чувствовали друг друга как самое себя, и Анри проснулся с ощущением, что кто-то накручивает его внутренности на вертел. Следующий приступ застал уже днем, на одной из станций. Вместе с очередным сообщением Жерома, из которого стало понятно, что у Терезы отравление магией.
В древности, когда магия была сильна, люди практиковали ее каждый день, не позволяя застояться и превратиться в яд, выжигающий изнутри. Позднее она начала слабеть, чаще всего просто не достигала такого уровня, чтобы убить человека, даже несмотря на то, что применялась все реже. И все-таки несколько упоминаний в истории было, в летописях, которые он просматривал в библиотеке Лиги. Такое случалось, когда сильный маг раскрывал свой потенциал, а потом намеренно его сдерживал. Долго подавлял силу, которая в конечном итоге прорывалась в мир и убивала его, а заодно и всех, кто оказывался рядом. Правда, был один случай, когда маг удержал мощь беснующейся стихии, но сам сгорел изнутри. Буквально.
Целители здесь бессильны, а после определенного момента, переломной точки, спасти человека уже нельзя. Поэтому сейчас он думал только о том, что должен успеть. Заметив белеющий во тьме фасад дома, пришпорил лошадь. Она жалобно заржала, но устремилась вперед, в надежде что адская гонка вот-вот закончится. Копыта прогрохотали по мосту, серебром пыли в свете луны взметнулся гравий. Анри подался назад, чуть сдавливая упругие бока. Швырнул поводья выбежавшему Жерому и взлетел по лестнице. Свет горел только в холле, окна темнели щербинами, но дом не спал.
Шаги в такт биению сердца.
Он ворвался к ней в спальню и замер: утопающая в подушках, с заострившимися чертами и искусанными до крови губами. На побелевших ладонях чернели полумесяцы ногтей, на которых запеклась кровь. Глаза как провалы на тонком лице – раскрытые во всю ширь, без белков. Абсолютно черные. Всевидящий, что же ей довелось пережить?
Маленькая храбрая девочка.
И ведь удержала в себе всю магию смерти – силу, страшнее которой сложно что-то представить.
– Я все приготовил, – раздался за спиной голос Жерома, – уверен, что хочешь отвезти ее туда? Ты мог бы…
– Уверен. Ей нужно пространство.
Анри наклонился и осторожно поднял Терезу на руки. Она не сопротивлялась, голова запрокинулась назад, волосы потекли вниз. Не без сознания, в глубоком полумагическом дурмане – безумно далеко от мира живых. Перехватил, прижал к груди, чтобы ей было удобнее. Ледяная – не только руки и ноги, она сама словно была выточена из текучего льда. Сердце билось еле слышно – вместо десяти ударов от силы один.
Жером посторонился, когда он быстро вышел из комнаты и направился вниз, к замершему перед домом экипажу. Снова сумасшедшая гонка – до замка, за которым вдалеке поднималась гряда гор, пронзая зубьями небо, а совсем рядом темнело море, располосованное дорожкой лунного света надвое. В последний раз он был здесь после возвращения земель – бродил по полуразрушенным, заваленным залам, глядя на обугленные останки портретных рам и обломки мебели – единственное, что осталось от его дома. Не думал, что когда-то еще вернется сюда, даже спустя столько лет это по-прежнему больно: память сердца не считается со временем. Но сейчас важна была только женщина, замершая на его груди как послушная кукла. Он наклонялся к ней и шептал всякие глупости – о том, как мальчишкой играл на побережье с отцом, как тот учил его фехтовать, как мама смеялась, глядя на их дружеские поединки. Говорил, что все будет хорошо, и сжимал безвольные, тонкие пальцы.
Вот только Тереза ничего не слышала. Ни единого слова.
Лес остался за спиной, вместе с небольшой деревушкой. Жером правил уверенно и со знанием дела: несмотря на быстрый ход, за всю дорогу их ни разу не тряхнуло. Экипаж остановился далеко от замка, и Анри осторожно спустился вместе со своей бесценной ношей. Ее холод он чувствовал даже несмотря на то, что Тереза была завернута в плед. Боль давно ушла, но стало только хуже: внутри разрастался снежный ком, подбирающийся к сердцу.
– Она пригласила меня на обед, – негромко сказал Жером, когда они направились к замку.
– Что?
– Пригласила на обед. Посадила с собой за стол, хотя вправе была просто отчитать за слежку.
Прежняя Тереза так бы и поступила. Но прежняя, видимо, осталась в Мортенхэйме. Женщину, которая приехала в Ольвиж, приходилось узнавать заново: каждое мгновение. Она изменилась – едва уловимо и в то же время так сильно, что казалась вышедшим из зазеркалья двойником леди Терезы Биго.
– Почему ты не хочешь сказать ей правду?
Анри впился взглядом в мертвенно-бледное лицо и ускорил шаг. Беззвучно просил, чтобы Тереза осталась жива: всех, кто готов слушать. Все остальное сейчас не так важно.
– Анри, ты научил меня смотреть на все без лишних эмоций. Ты никогда не показываешь своих чувств, но сейчас… ты же на ней помешался! Передо мной два призрака, и я не уверен, что из вас двоих ближе к смерти она.
– Она меня ненавидит. И это правильно.
– Она тебя звала! До тех пор, пока не впала в беспамятство.
Анри не ответил. Он не представлял, даже не хотел представлять, каково ей там одной, внутри. Если сознание заперто на грани, держится она из последних сил. Небо начинало светлеть, скоро выползет огненный край солнца, и это играет им на руку. В ночи золотая мгла сияла бы, как маяк, а лишние вопросы никому не нужны. Рассвет поглотит все и скроет за своим сиянием. Главное сделать все быстро. Главное ее спасти.
О том, что может быть иначе, он даже думать не хотел.
– Что ты собираешься делать?
– Золотое кольцо.
Жером дернулся, замедлил шаг, но тут же бросился следом. Развернулся лицом и теперь отступал, подстраиваясь под его шаг.
– С ума сошел?
Золотое кольцо – купол силы хэандаме, замыкающий внутри себя пространство, под которым способна бушевать сколько угодно разрушительная магия, не причиняя вреда миру. Да, придется нелегко, но стычка с Эриком, чуть было не стоившая Анри жизни, разбудила истинную силу золотой мглы. Убийственная суть антимагии коварна: с каждым разом ее могущество становится для него все более разрушительным, но это малая цена за жизнь той, без кого жизни уже не будет.
– Боишься, что придется тащить меня на себе, а сам плохо поужинал?
– Идиот.
– Как-то это непочтительно по отношению к графу.
– Со всем почтением, граф, вы идиот.
По губам Анри скользнула тень улыбки, но Жером сложил руки на груди, резко развернулся и молча пошел рядом. По размашистым движениям становилось понятно – на взводе. Спорить не будет, но завелся не на шутку. К чему душу рвать? Подумал бы лучше о Мэри – энгерийская девчонка оказалась на удивление храброй. Хотя и смущалась постоянно, сегодня даже просилась поехать с ними: посреди ночи, невзирая на то, что творится с Терезой.
– Возвращайся, – негромко сказал Анри, – посмотришь за экипажем. Ближе не суйся, кольцо может поползти. Или его придется расширить.
Пока что он смутно представлял истинную силу Терезы, но лучше не рисковать.
Читать бесплатно другие книги:
