Назад в космос Веркин Эдуард

– Вы всерьез собираетесь подсунуть нам этого пернатого клоуна?! Все равно что в космос насрать! – возмутился руководитель Департамента пилотируемых космических программ – ДПКП.

– Вы удивитесь, но Феликс один из лучших кандидатов. У него техническое образование, он даже отслужил в радиолокационных войсках! Здоровье как у быка.

– Он же пережиток прошлого! О нем помнят вообще?

– Кто-то выложил в сеть записи его тестов, и они мгновенно стали вирусными, – ответил директор по развитию.

– О, я видел! Смешно до слез, – вставил председатель комиссии и сунул свой мобильный соседу. Тот уставился в экран и потихонечку начал сползать под стол от хохота.

Весь кадр занимала улыбающаяся ряха Феликса, а в углу бежали цифры, обозначающие скорость вращения центрифуги, в которой он сидел, и силу перегрузки, которую испытывает тело. Одновременно с тем, как увеличивались показатели, претерпевало метаморфозы и лицо Феликса. Улыбка расплывалась все шире, в больших карих глазах был детский восторг, но постепенно глаза все больше округлялись, а брови ползли вверх. Чем дальше, тем его раскручивало сильнее, круглые щеки начали сползать на одну сторону, и он стал больше напоминать хомяка, у которого что-то пошло не так. Но это было только начало. На высоких оборотах стал виден косметический скотч, которым, в отсутствие денег на операцию, пользовался Феликс для подтяжки лица. Как бы китайцы ни восхваляли свой продукт, но на такие нагрузки он рассчитан не был. Лицо удивленного хомяка постепенно приобретало черты перепуганного сенбернара. Нагрузка все увеличивалась, веки шлепали по выпученным глазам. Феликс кряхтел и попискивал, но кнопку «отбой» не нажимал. Когда тест завершился, изрядно потрепанный Феликс ощупал обвисшее лицо, сдул с лица прядь мокрых волос и тонким дрожащим голосом произнес: «И это все?»

Председатель оторвался от экрана:

– Показатели у него, между прочим, превосходные! Удивительно, учитывая его репутацию.

– Ну, это же цирк какой-то! – воскликнул руководитель ДПКП.

– Пользователи Сети организовали кампанию: «Запули звезду в космос!» и за три дня собрали полную стоимость полета! Это лучшая реклама нашего туристического направления.

– Предлагаю проголосовать, – сказал председатель комиссии.

Все участники на минуту уткнулись в рабочие планшеты, а потом на экране появилось табло результатов. Десять к трем в пользу Феликса.

– Ух и разозлится же Тимонов, – сказал руководитель ДПКП и сел на свое место.

К концу подготовки Феликс ненавидел тренажеры, воду, космос, но больше всего ненавидел Тимонова – капитана экипажа, с которым ему предстояло лететь. Феликса не так пугал сам полет, как осознание того, что он будет заперт в одном помещении с человеком, обладающим харизмой кирпича и тактичностью топора.

Тимонов не то чтобы был груб, но смотрел на певца со смесью жалости и презрения. Несколько раз Феликс порывался поговорить с ним по-мужски, но как только они оказывались вдвоем, позвоночник мгновенно превращался в кисель, а слова застревали в горле так, будто у них вырастали конечности, и они в вставали в распорку. В результате вместо пламенных обличительных речей Феликс жалобно попискивал.

И вообще в Звездном городке он чувствовал себя побитым жизнью псом, которого на старости лет пытались обучить новым трюкам. Заставляли бегать, приседать, прыгать, погружаться под воду. И дня не проходило без того, чтобы Феликс не подвергся какому-нибудь унижению со стороны Тимонова.

«Не кроши», «не ленись», «не шуми», «не душись».

И несмотря на то что Феликс был прекрасным учеником, одобрения капитана он так и не снискал.

Хуже, пожалуй, было только Мунь Луню – первому тибетскому космонавту, который был еще большим изгоем, чем Феликс. Он был лысый, маленького роста, постоянно мерз и оттого выглядел одиноким и несчастным. Вдобавок бедняга плохо говорил на английском. Феликс несколько раз начинал с ним беседу, но Мунь лишь таращил глаза.

Лишенный компании маленький азиат не знал, куда себя девать. Он мог часами изучать план интернациональной орбитальной станции, копаться в каких-то бумажках, а когда становилось совсем скучно, уходил подальше от всех и садился в позу лотоса, прикрывая глаза и отдаваясь грусти.

Феликс и сам был тонко чувствующей творческой натурой, но никто на этом свете не должен оставаться без друзей. Поэтому он объявил себя его главным русским другом и развлекал как мог. Чаще, конечно, сам жаловался ему на жизнь, но друзья для того и нужны, чтобы было кому часами рассказывать о тяжестях и невзгодах.

– Как твои дела, Мунь? – начинал беседу Феликс и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Я как-то не очень. Хотя экзамен сдал на отлично. Это не потому, что я умнее остальных, просто с детства память хорошая. Цифры, схемы – это мое. Значение не всегда понимаю, а запомнить могу. А с песнями наоборот. О чем песня – помню, а слова вылетают. У тебя такое бывает?

Мунь сидел на полу спортзала в позе лотоса и косился на Феликса так, будто он мог от его взгляда испариться, как иллюзия.

– Бывает, – продолжил Феликс. – Мы вообще-то похожи. Народ нас не понимает. В Тибете протесты. Говорят, не место человеку в космосе. Грозят апокалипсисом. А разве ты много хочешь? Просто идешь за мечтой. Кто-то хочет стать космонавтом, кто-то фермером, сварщиком или продавцом. Я вот всего лишь хочу быть звездой. Разве это много? Я же заслужил! У меня ум, красота, талант. Мне завидуют, и от того предвзятое отношение. Вот тебе комиссия разрешила взять с собой талисман. – Феликс указал на длинную деревянную палочку, болтающуюся на груди Муня. – А мне не разрешили. Где справедливость?

Феликс повертел в руке огромную золотую звезду с буквой «Ф», инкрустированную камнями, и грустно вздохнул. Он даже не стал упоминать, что ему не позволили взять любимый брелок с беличьим хвостом, уютную шелковую пижаму с голубыми слониками, без которой он уже не мог уснуть, повязку на глаза с массажным охлаждающим эффектом, маски, бальзамы, даже любимые фиолетовые носки! Он едва смог сторговаться на серебристый комбинезон, и то потому, что Агата вписала его в условия контракта.

Вообще обитатели Звездного городка были людьми с причудами. Вроде люди науки, а ужасно суеверные. Какими только дурацкими вещами за это время не пришлось заниматься. Сажать дерево, смотреть старый фильм, торчать в кабинете Гагарина, а когда Феликс расписался на памятном постере черным маркером, Тимонов три дня вовсе с ним не разговаривал.

Феликс с нетерпением ждал полета, потому что хотел побыстрее сбежать из этой каторги.

В день старта космонавты в красивых новеньких комбинезонах «Роскосмоса» должны были выйти на небольшой балкон и помахать руками людям, собравшимся их проводить. На наблюдательной площадке нового космодрома для зрителей были оборудованы специальные трибуны. Билеты были дорогими, но на этот старт не осталось ни одного свободного места. Поглазеть на старт приехали в основном молодые люди. Несмотря на расстояние, встречный ветер доносил их смех и улюлюканье. Феликс слышал эти сладкие звуки через закрытые двери, и его сердце замирало. Как он соскучился по восторженной толпе.

– Чему ты радуешься? Они смотрят на тебя, как на клоуна, – спросил Тимонов.

– Они меня любят. Я – звезда!

Тимонов смерил «звезду» взглядом и покачал головой.

– Ничего он не понимает, да, Мунь?

Послышался гул аплодисментов. Тимонов скомандовал «выходим», и двери распахнулись. Феликс же дождался, пока все начнут идти, и отступил назад. Ему нужно было несколько секунд, чтобы достать припрятанные за огнетушителем золотые эполеты, ободок со звездочкой и перчатки. Ему запретили эпатировать публику, но он обещал поклонникам, что будет сиять, и он сделает это.

Тимонов обернулся, увидел его и прошептал: «Твою мать!..»

Феликс вышел на балкон, поднял вверх руки, и толпа взревела. Перчатки горели на солнце, и он чувствовал себя греческим божеством, может, и самим Зевсом, а что такого?

Постояв минуту, космонавты вернулись в коридор. Как только двери захлопнулись, Тимонов схватил Феликса за грудки и прижал к стене.

– Если ты изгадишь мой крайний полет какой-нибудь выходкой, то я заставлю тебя пожалеть, что ты на свет родился.

Несмотря на то что Феликс был на голову выше Тимонова и физически сильнее, ему почему-то и правда стало немного боязно. Капитан не умел шутить.

– Я просто обещал людям…

– Мне плевать. Любая ошибка может стоить экипажу жизни.

Феликс кивнул и медленно снял эполеты с плеч. Момент триумфа был испорчен, и он поплелся следом за всеми облачаться в скафандр, проходить последние проверки и прощаться с близкими, которые сидели, отгороженные толстым стеклом.

Феликс уныло окинул взглядом провожавших. Три буддиста в оранжевых одеждах, трое сыновей Тимонова, пухлая жена и старенькая матушка, рыдающая в три ручья. Дети прижимали ладошки к стеклу, а Тимонов, смеясь, делал вид, что сейчас ущипнет их. Дети вскрикивали, отпрыгивали в сторону и снова прилипали к стеклу. Супруга Тимонова сидела чуть поодаль, спокойная и благодушная. Она улыбалась детям, поглаживала округлившийся живот и делала вид, что свекрови не существует.

Перспективы родительства вселяли в Феликса ужас. Кто в здравом уме готов жертвовать здоровьем, силами, карьерой и сном, чтобы менять памперсы, вытирать слюни и терпеливо следить за тем, чтобы неразумное создание не убилось. Наверняка все эти счастливые родители, наперебой рассказывающие, что дети – смысл жизни, просто жертвы стокгольмского синдрома. Бедные.

– Это твоя жена? – спросил у Феликса Тимонов.

Капитан так растрогался, что казалось, был готов полюбить весь мир, ну и Феликса заодно. Певец посмотрел на стекло, за которым сидела Агата. Она не согласилась надеть платье и сидела сложа ногу на ногу в дорогом брючном костюме, держа в руке табличку с хэштегом «#звездавкосмосе». Надо признать, что пышногрудая блондинка с алыми губами смотрелась гораздо эффектнее, чем оранжевые буддисты и сопливые дети.

– Это? Это Агата, мой водитель-телохранитель, – с радостью пояснил Феликс, тронутый вниманием. Ему сразу же захотелось рассказать все. – Я нанял ее, чтобы меня не обвиняли в сексизме. Наглядное доказательство, что женщина может сносно выполнять мужскую работу, не забывая про свою главную обязанность: быть красивой.

Феликс ослепительно улыбнулся Тимонову, но тот смотрел на него со смесью жалости и презрения.

– Что? Я плачу ей почти как мужчине!

Агата послала Феликсу воздушный поцелуй.

Через десять минут прощание закончилось, и экипаж вывели на площадку. Огромная ракета была окутана паром. Она выглядела такой тяжелой, что сложно было представить, как она вообще может оторваться от земли. Их поднимали к люку на специальном лифте. Феликс вцепился в поручни и отказывался разжимать руки. Тимонову пришлось буквально запихивать его внутрь. Они репетировали этот полет бессчетное количество раз, и все было хорошо, но осознание реальности происходящего настигло певца только сейчас. Ему казалось, что сердце использует желудок в качестве батута, чтобы скакать, доставая до горла. Головокружение сменилось тошнотой.

Пятнадцатиминутная готовность.

Пока голова боялась, руки на автомате делали все, чему их учили. При этом Феликс жалобно попискивал.

Пятиминутная готовность. Минутная готовность. На экране было видно, как от ракеты отходят обслуживающие фермы. И вот через сорок секунд послышался оглушающий рев двигателей, но Феликс умудрился их перекричать. Скажи ему кто раньше, что он возьмет эту ноту, он бы не поверил, впрочем, как не поверил бы и во все, что будет происходить с ним дальше.

Феликс был уверен, что все восемь дней пребывания на станции проторчит в прозрачном куполе главного отсека, будет любоваться звездами, Землей, Луной. Он предвкушал творческий подъем, космическую музу, но его хватило на сутки. На второй день стало ужасно скучно. После прилета весь экипаж мучила космическая болезнь, а остальные члены команды были заняты своими делами. Ему самому пророчили ужасные мучения и дезориентацию, но Феликс чувствовал себя прекрасно. Он обнаружил в себе талант к полетам в невесомости и юрко сновал туда-сюда, ставя рекорды скорости, и репетировал танцевальные па.

Почему-то это ужасно всех раздражало. На следующий же день он переоделся в серебристый комбинезон и начал записывать материал для будущего клипа: делал кульбиты, танцевал, но без песни все было бесполезно, а муза все не приходила.

В конце концов, дождавшись, когда Мунь Лунь приступит к своей работе, Феликс прилип к нему.

Сначала Мунь отмахивался, но затем смирился с присутствием певца и перестал обращать на него внимание. Тибетец выгрузил лотки с растениями в биологический модуль. Достал кусок коры, счистил с нее лишайник и остатки мха, с обратной стороны осторожно сделал углубление и положил сушиться под ультрафиолетовую лампу.

Мунь был так сосредоточен, что Феликс невольно залюбовался им. Надо же, такой маленький и смешной человечек может быть таким целеустремленным, уверенным, жестким.

Азиат оценивающе посмотрел на Феликса, взял небольшой лоток и сунул ему в руки. Затем он осторожно удалил пинцетом кусочек подсохшего мха с бревнышка, положил в лоток, а затем протянул инструмент Феликсу. Феликс даже пискнул от радости, что наконец ему что-то доверили, и под чутким руководством начал удалять всякий растительный сор вроде засохших листиков, мелких веточек. Мунь одобряюще похлопал его по плечу, затем посмотрел на часы, взял серебристый скотч и куда-то улетел.

Феликс закусил кончик языка, продолжая работать. К возвращению Муня он собрал две горсти, не меньше. Азиат довольно хмыкнул, кинул в лоток десяток каких-то фотографий, положил поверх кору и оставил Феликса со всем этим добром. Сам он залез в щиток под аквариумом, в котором плавали маленькие прозрачные рыбки, и начал там копаться.

– Мунь, я тут подумал, это же не просто аквариум. Это аквариум в аквариуме! Мы же тоже своего рода рыбки, только плаваем в воздухе.

Мунь что-то буркнул, отсоединяя баллон с кислородом. На приборной панели загорелись красные лампочки.

Азиат улыбнулся, снял со стены какую-то ручку с квадратным отверстием, забрал у Феликса лоток и кивнул ему на холодильную камеру. Феликс обернулся и посмотрел на дверцу.

– Взять что-то? А что? – обратился он к Муню, но тот уже скрылся за шлюзом. Послышался звук запирания замка. Феликс подлетел к иллюминатору, стуча по стеклу.

– Ты меня закрыл! Эй!

Но азиат уже находился в глубине коридора, старательно откручивая болты какого-то щитка в стене.

– Эй! – крикнул Феликс, но Мунь его уже не слышал.

Азиат возился в щитке, скотчем клеил кору к проводам. Это выглядело довольно странно. Затем Мунь снял с шеи палочку-амулет, вставил в углубление коры и начал растирать в ладонях.

– Эй! Китаеза! Открой, говорю! – По спине пробежался неприятный холодок.

Память подсказывала Феликсу, что там находится что-то важное из разряда «даже близко не подлетай». Мунь старательно крутил палочку, и вскоре Феликс увидел, как от деревяшки идет едва заметный дымок. Если сработает пожарная сигнализация, это еще ничего, но если камеры засекут открытый огонь, то система автоматически отстыкует все модули. Феликс останется один в космосе.

Нужно было срочно выбираться, но как? На помощь снова пришла его феноменальная память. На случай сбоя автоматики в шлюзе предусмотрен ручной механизм открывания. Феликс отстегнул отвертку со стены, открутил внешнюю часть замка и обнаружил квадратный стержень, который напомнил ему юность, его первые гастроли на железнодорожных поездах. Там на дверях купе были похожие замки. Феликс застонал, понимая, что за ручку Мунь унес с собой.

Чтобы отпереть замок обычным инструментом, нужна огромная сила. Феликс чуть было не расплакался от обиды, но быстро вспомнил, что он только в душе нежная и ранимая фиалочка, а душа эта обитала в теле огромного и сильного мужика.

Феликс схватил гаечный ключ, подогнал его под штифт и попробовал навалиться всем телом. Но в невесомости все было иначе. Блестящая задница Феликса поплыла вверх, гаечный ключ соскользнул, и Феликс, ухватившийся за ближайшую скобу, впечатался лицом в иллюминатор.

Мунь продолжал разводить огонь с усердием, на которое был способен только истинный азиат. От деревяшки уже исходил белесый дымок. Мунь осторожно подкладывал к искрам сухой мох и кусочки бумаги, давая куполообразному пламени разгореться.

– Ах, ты… неандерталец хренов. Сейчас я…

Феликс никак не мог приноровиться к замку, который явно был придуман человеком, никогда не бывавшим в настоящей невесомости. Надо бы отправить его сюда самого, если это «сюда» еще останется, потому как чертов Мунь уже успел развести маленький огонек. Казалось бы, что в этом страшного? По-хорошему, на станции даже с зажигалкой сложно учинить пожар. И тут Феликс наконец сообразил, зачем Муню этот маленький баллончик. Кислород мог усилить пламя так, что даже металл будет гореть.

Перед глазами Феликса начала пролетать вся его жизнь, но быстро застряла на мучительных годах, проведенных у станка в балетной школе. Он вспомнил, как над ним смеялись и шпыняли. Каким стеснительным и одиноким он был. Как учителя нещадно пресекали его импровизации, не давали выступать в красивых костюмах. А еще он вспомнил свой коронный шпагат. И тут Феликса осенило.

Схватившись двумя руками за гаечный ключ, Феликс изящно взбрыкнул ногами, немного побарахтался, а затем нащупал ступнями стенки отсека. Говорят, что мастерство не пропьешь, но Феликсу удалось доказать, что его также и не прокуришь, не проколешь и не пролюбишь. Спустя столько лет ему удалось сесть, точнее, повиснуть в шпагате. Феликс со всей силы надавил на ключ, и люк открылся, сопровождаемый громким треском разошедшихся штанов. И как раз вовремя, потому что Мунь распечатал баллон, направил его на робкий огонек, и тот мгновенно превратился в огромное пламя, пожирающее щиток.

На станции сработала сирена, модуль за спиной Феликса задраился, и началась экстренная отстыковка отсеков. Облегчение от того, что Феликс не окажется в космосе один, быстро сменилось паникой, потому что едва ли лучше находиться в отсеке со сбрендившим тибетским камикадзе. Нужно было срочно что-то предпринять, пока Мунь не заметил его.

Феликс подлетел к камикадзе со спины, но так и не понял, как и с какой стороны брать его в захват. Сцены из боевиков в голову не лезли, а последний фильм, который он посмотрел, был «Белое солнце пустыни». Там ничего о боевых искусствах не было, зато был Верещагин, который мог вырубить противника одним четким ударом по куполу. Феликс решил поступить так же и обрушил свой кулак на блестящую лысину Муня.

Мунь вскрикнул от неожиданности, выпустил из рук баллон и кору дерева. Мунь и Феликс разлетелись по разные стороны отсека. Пламя в щитке перестало бушевать, но огонь не потух, он приобрел зловещий синий оттенок. Система вентиляции отключилась, и черный едкий дым уже собирался в углу. Мунь сгруппировался, оттолкнулся ногами и полетел в сторону Феликса. Узкие карие глаза буквально впились в певца. Из груди Феликса вырвался тихий писк. Он начал отчаянно карабкаться по скобам к огнетушителю. Мунь настиг его, когда Феликс дотянулся до шланга. Проворный азиат лазал по скобам, как паук. Словно всю жизнь провел на лианах и воспитывался обезьянками. Он схватил Феликса за волосы и сунул его голову в облако дыма. Легкие обожгло, а вытаращенные от ужаса глаза резануло так, будто кто-то насыпал туда битого стекла. От слез Феликс ничего не видел и полностью потерял ориентацию в пространстве. Он забился в руках Муня, понимая, что вот-вот потеряет сознание. И хоть на Земле Феликс был в два раза больше и раза в три сильнее, в невесомости его преимущества не работали.

Он старался выбраться и не наглотаться дыма, но у него ничего не получалось. Мунь, как и Феликс, не собирался сдаваться, потому первым сдался бережно пересаженный врачами курчавый чубчик, который Феликс так берег. Капсулы с волосами не выдержали. Лысый Мунь, далекий от таких проблем, несколько секунд хлопал глазами, смотря на вихор, оставшийся в его цепких пальцах, а Феликс, кашляя и обливаясь слезами, схватил плавающий в воздухе баллон с кислородом и со всей силы ударил Муня по голове. Узкие глаза тибетца сошлись на переносице и закатились. Тело обмякло и поплыло по отсеку.

Феликс схватил пожарный шланг и потушил пламя точно так, как учили его в Звездном городке. Затем включил вентиляцию на режим очистки и, подхватив Муня под руки, поплыл с ним к капсуле для релаксации. Там он и обнаружил связанного скотчем Тимонова, который был похож на очень злую мумию. Увидев Феликса, он вытаращил глаза и отчаянно замычал.

Феликс хотел поведать ему историю своей героической победы над тибетским камикадзе, припомнить все издевательства и затребовать извинений, но из горла вырвалось испуганное: «Это не я, я ничего не трогал».

Прошло минут десять, прежде чем Феликс решился сунуться в рубку управления. Он очень боялся услышать плохие новости, что-то в роде «кислорода не хватит на двоих», «значит, мы умрем» или еще что-нибудь не менее ужасное. Но немного посидев в одиночестве, Феликс решил, что рядом с капитаном ему будет спокойнее.

Тимонов сидел за панелью управления, смотрел на экран и отстукивал пальцем азбуку Морзе. Иногда он вздыхал, цедил проклятья сквозь зубы. Наконец откинулся на спинку кресла и потер лицо руками.

– Что происходит? – испуганно спросил Феликс. – Мы умрем?

Тимонов посмотрел на него тяжелым взглядом и ответил:

– Пожар в распределительном щитке коммуникационной системы лишил нас связи. Отстыкованные модули общаются между собой, но нас не слышат.

– Значит, все живы? – с облегчением выдохнул Феликс.

– Если нам не удастся состыковаться, то ненадолго, – буркнул Тимонов, не отрывая взгляда от мониторов. На одном в режиме реального времени строились орбиты модулей, постепенно отдаляющихся друг от друга в разных направлениях. Над некоторыми то появлялись, то исчезали предупреждения о возможном столкновении с другими космическими объектами.

– Разве мы можем куда-то врезаться?

– По отдельности модули менее маневренны, чем вместе. Из-за дрейфа они рано или поздно во что-нибудь врежутся, и начнется эффект Кесслера.

Феликс нахмурился, напрягая память.

– Типа бум, бах – и миллиарды осколков на огромной скорости крушат все, что пытается вылететь с Земли?

– Бум, бах. – Тимонов снова начал отбивать что-то азбукой Морзе. Один из модулей начал приближаться к главному отсеку, но через минуту даже Феликсу стало понятно, что пазл не складывается.

– Черт, слишком медленно! Слишком! – Тимонов стукнул рукой по подлокотнику, отстегнулся от кресла, полетел к выгоревшему щитку и начал там копаться. Судя по грязи на руках, он делал это уже не в первый раз.

– Ну, мы же можем все починить! Пару часов – и все готово.

– За пару часов модули будут слишком далеко.

– А связь с Землей? – без особой надежды спросил Феликс.

Тимонов отрицательно покачал головой и стукнул кулаком о колено.

– Вот же гадство! Мы знаем, как их состыковать, а передать им инструкции для двигателей не можем.

Феликс осторожно взял в руки планшет с морзянкой.

– Я могу диктовать, а ты отстукивать.

– Получается слишком долго. Пока я передаю команду, орбита модуля успевает измениться. Если бы можно было работать в режиме реального времени…

Феликс умолк, смотря на большой прозрачный купол центрального модуля.

– Непонятно объяснил? – спросил Тимонов.

– Понятно, а они могут видеть нас через купол?

Тимонов оторвался от щитка и посмотрел на Феликса.

– Могут. Но язык жестов поймут не все, а двигатели попеременно включаются на все триста шестьдесят. Это как надо вертеться, чтобы все показать?

Феликс расплылся в широкой улыбке.

– Не забывай, рядом с тобой звезда танцевального небосклона. Мне нужны два фонаря и палка.

Инженер Джонсон сначала не поверила своим глазам. В куполе центрального модуля зажглись яркие огни, словно кто-то устроил внутри дискотеку. Она приблизила изображение и удивилась еще больше, разглядев в центре серебристую фигуру.

– Это Феликс, посмотри! – крикнула она напарнику, и оба прилипли к монитору. – Что он делает?

В этот момент от Тимонова поступила очередная морзянка.

– Нас просят подтвердить визуальный контакт с семафором и готовность следовать указаниям.

– Подтверждаю, – сказала Джонсон и положила руку на рычаг управления. – Мне кажется или там стоит стриптизерский шест?

– Похоже на то. Капитан говорит синхронизировать двигатели с фонарями.

– Какими?

В этот момент серебристая фигура театрально взмахнула руками, и в них зажглись два ярких огня. Феликс театрально поклонился и начал свое шоу. Он ловко вертелся в невесомости, передавая инструкции в режиме реального времени.

Джонсон не ошиблась, он правда двигался вокруг импровизированного шеста, да еще и под музыку. Соврал Тимонову, что без нее ничего не получится, и наслаждался. Внутри купола были развешены метки, понятные только капитану, зато рядом были буковки.

– Фонарь на «А», фонарь на «Ж», пауза, – командовал Тимонов, стараясь не поднимать глаз на певца. Через пять минут Феликс впервые услышал смех капитана.

– Получилось?

Тимонов с улыбкой посмотрел на него, а потом снова натянул суровый вид.

– Не отвлекайся! Итак, следующий модуль – инженерный.

На пресс-конференции был аншлаг, вопросы сыпались на космонавтов со всех сторон. Но больше всего внимания, конечно, привлекал Феликс, который по такому случаю нарядился в шикарный бархатный костюм с вышитыми звездами и расположился на кресле, нарочито медленно и лениво отвечая на вопросы.

– Да, по итогам мы, конечно, сделаем клип. Подробности вы узнаете у моего импресарио Агаты.

Феликс кивнул пышногрудой блондинке, которую временно повысил в должности, пока не найдет нормального работника-мужчину.

– Следующий вопрос.

– Феликс, неужели в поведении Мунь Луна не было никаких тревожных звоночков?

– Никому и в голову не могло прийти, что он верит в эту чушь с древними пророчествами! Узко… космонавт как космонавт.

– Говорят, на обучении вы с ним дружили.

– Кто? Я?! Следующий вопрос!

– Вы знаете, что в Тибете его считают героем, который попытался помешать исследованию космоса и тем самым спасти человечество!

– Это ненадолго. Чтобы быть героем, нужно обладать особенным шармом, – сказал Феликс и пригладил свою свежепересаженную шевелюру.

Краем глаза он заметил, как Тимонов встает со своего места. Капитан не умел купаться в лучах славы и наслаждаться всеобщим вниманием. Он спешил поскорее уйти, чтобы присоединиться к остальным членам команды, собиравшимся жарить шашлыки. В других обстоятельствах Феликс бы остался с журналистами еще часа на два, сделал бы пару скандальных заявлений, оскорбил бы двух-трех женщин и африканского гомосексуалиста для верности, но он тоже был приглашен к столу. И пригласил его лично Тимонов, как тут отказать?

– Последний вопрос, Феликс!

– Ну, задавайте, – сказал певец, поднимаясь с кресла.

– Какие ваши дальнейшие планы? Куда вы двинетесь дальше?

Феликс лучезарно улыбнулся.

– Назад в космос, конечно же!