Сказки о трех мирах Плен Александра

– Ты собираешься лететь? – сложила дважды два я.

– Да, – просто ответил он.

– Но ты же сам говорил, что Крис уничтожает все ваши спутники, блокирует сигналы. А вдруг она повредит и ваш корабль? Вдруг… – Я замерла от ужасной мысли. Он же может погибнуть!

Люк отвел глаза и легко пожал плечами.

– Все может быть, – ответил он, – но у меня есть надежда.

– Какая? – тут же спросила я, неосознанно протянув руку и сжав его ладонь.

– В записях капитана, которые хранил его потомок, – Люк улыбнулся, – кстати, он живет у нас в Лондоне, вскользь упоминается, что программа КРИС не может напрямую причинить вред людям, – и, видя мое непонимание, добавил: – То есть не может сама убить или покалечить человека. Вроде это было зашифровано в ее алгоритмах. Есть надежда, что за триста лет Крис не смогла обойти свою исходную прошивку.

– А если смогла? – прошептала я. Люк криво улыбнулся:

– Значит, моя миссия будет неудачной. Президент Эванс будет искать другие способы. Возможно, одним из них будет уничтожение Крис…

Я непроизвольно ахнула. Это невозможно!

– Если честно, я и раньше предлагал взорвать ее сервер, – произнес Люк виновато, – и если не будет другого выхода, мы поступим именно так…

– Но это же война? – пискнула я. Люк не ответил. Мы надолго замолчали, думая каждый о своем. Я оказалась между двух огней. Если Люк прав и люди вырождаются, то стремление «диких» вырваться из оков планеты оправданно. Но я не верила, что Крис мешает им. Она бы никогда не причинила вред людям. Значит, она просто не знает о проблеме…

– Ты еще не передумала возвращаться? – Люк крепко сжал мои пальцы. Я с удивлением уставилась на свои руки в его руках. Как они там оказались? Я попыталась освободиться, но Люк с легкостью удержал их у себя. Глаза смотрели ласково и пытливо. – Пойдем с нами, Нина… Будь со мной, – добавил тихо.

Мне так не хотелось разрушать то доверие и близость, что установились сейчас между нами, но я твердо ответила:

– Нет, Люк. Я возвращаюсь в Александрию.

Глаза его погасли. Он разжал руки и отвернулся к пульту управления. Мне вдруг стало холодно и одиноко. Дальше мы летели, отвернувшись друг от друга, в полнейшем молчании.

– Тебе придется пройти километр пешком, – произнес Люк, останавливая транспортник и открывая шлюз, – найдешь в ограде камеру, они вмонтированы в осветительные столбы по периметру, обратишь на себя внимание. Да и твой коммуникационный браслет будет действовать возле стены… Крис откроет ворота.

Кивнув, я вышла наружу, Люк выпрыгнул следом.

– Ну… Прощай, – я протянула руку. Люк грустно улыбнулся и сжал ладонь.

– Я надеялся на другой результат, – произнес он тихо, не отпуская руку, – но если вдруг захочешь… Или что-то случится, – Люк немного нервничал, – что угодно, знай – тебя ждут у нас. Транспортник я не могу оставить, он нужен в Лондоне. Завтра я пригоню скутер и оставлю вон за теми холмами.

Я посмотрела туда, куда он указывал.

– Пообещай, что подумаешь еще раз, – Люк пристально заглядывал в глаза. – Если меня не будет, обратишься к профессору Дробышеву… Обещай.

– Хорошо, я подумаю, – я старалась, чтобы мой голос не дрожал, – береги себя там, на орбите. И удачи.

Люк дернулся, словно собираясь обнять, но я вовремя отошла назад. Молча развернулась и потопала в сторону возвышающихся впереди зданий мегаполиса. А транспортник еще долго не заводил мотор.

Мне даже не нужно было привлекать к себе внимание. Как только я подошла к забору, Крис выключила ток в одной из секций. На секунду оглянувшись назад и увидев далекий огонек висевшего в воздухе транспортника, я решительно шагнула в Александрию.

– Как ты могла! Я думала, тебя похитили! Даже ноту протеста направила в Лондон! Оказывается, ты сбежала по собственной воле и передала мои разработки этим дикарям сама! – сразу же включенный коммуникатор захлебывался от гневных фраз. Наверное, эмоции были вложены в программу, так как в голосе Крис мне слышались неподдельные гнев и злость.

Я устало шла домой, опустив голову, тихонько бубня под нос:

– Я не могла иначе. Там голодали люди. Ты сама всегда говорила, что спасение жизни людей – наш главный приоритет.

– Ничего они не голодали! – воскликнула Крис. – Тебя обманули, как наивную девчонку. Они просто захотели украсть наши разработки… И переманить перспективного ученого в придачу.

– Но я же вернулась, Крис, – произнесла я в коммуникатор, – как меня ни уговаривали, я все же вернулась домой.

Крис замолчала, обдумывая мои слова.

– Ты права, Нина. Главное, что ты вернулась. Теперь отдыхай, поговорим завтра.

Крис отключилась, я поняла, что она взяла паузу, и мне еще предстояло выслушать немало упреков в свой адрес. Но сейчас меня это не волновало. Я чувствовала себя такой усталой и разбитой, что единственным желанием было упасть на кровать и не просыпаться месяц. Голова пульсировала от боли, в ушах еще стоял грустный шепот Люка: «прощай».

А вдруг он был искренним? А вдруг он не врал? Вдруг на первом месте была не потребность заиметь себе талантливого генетика, а… Что? Я подавила в себе вспыхнувшую радость от пронесшегося в мыслях слова «любовь». Нет, этого не может быть. Люди не влюбляются так быстро…

Я всю жизнь мечтала о любви, жаждала ее от родителей, потом пыталась выслужить у Крис… Возможно, и сейчас я вижу ее там, где ее нет на самом деле?

Я открыла дверь и вошла в свою квартирку. Не раздеваясь, упала на кровать. Почему-то хотелось плакать…

– Пап, ты знаешь, что Крис вокруг Александрии поставила забор? – Попытка выпытать что-то у мамы не принесла успеха. Она схватила принесенную мной флешку и сразу же бросилась к компьютеру, отмахиваясь от меня, как от надоедливого насекомого. Я направилась в кабинет отца.

– Нет, – ответил папа, колдуя над микроскопом, – не знаю.

– Он стоит, пап, – я встала перед профессором и попыталась обратить на себя внимание, – что ты об этом думаешь? – Он непонимающе поднял глаза. Я уточнила, зная его рассеянность: – О заборе.

– Если Крис поставила забор, значит, так было нужно, – отрезал он, утыкаясь в микроскоп, – это для защиты города.

– От кого, пап? Кроме нас, людей, на планете нет никого. Ты же сам знаешь, нет ни одного животного размерами больше моей ладони.

– Отстань от меня, – произнес раздраженно отец, – мне нужно работать.

– Ты не интересовался, сколько сейчас жителей в Александрии? – настойчиво допытывалась я. – Давно выходил в город? Ты вообще когда-нибудь выезжал из институтской территории? Наблюдал за простыми жителями?

Мои вопросы остались без ответа. Отец, как настоящий ученый, умел пропускать мимо ушей ненужную информацию. Я тронула его за рукав, обращая на себя внимание.

– Пап, ответь мне. Ты знаешь, почему у нас много детей с врожденными дефектами? И почему редко кто доживает до семидесяти лет?

– Тебе заняться нечем? – повысил голос профессор биологии. – Не забивай себе голову ненужными вещами. Пусть Крис об этом думает, это ее работа…

– Да уж, – пробормотала я себе под нос, отворачиваясь, – Крис думает…

– А у нас в институте есть отделение валеологии? – Вдруг мне в голову пришла новая мысль. Отец удивленно посмотрел на меня. – Или евгеники? Или что-то в этом роде?

Я жутко жалела, что последние пять-шесть лет ничем, кроме работы, не интересовалась. Я замкнулась в своем мире, мире генетики и биологии, и порядочно отстала от жизни.

– Ничего такого нет, – наконец ответил папа, – что за глупые вопросы, Нина?

И опять уткнулся в объектив микроскопа. Я тяжело вздохнула и покинула кабинет. В институте я не найду ответов, нужно идти в город, посмотреть на людей, простых жителей Александрии. Узнать, как они проводят свой досуг, что делают дети, старики.

Утром, только-только выскочило солнце, я отправилась пешком вдоль главной улицы.

Как же я давно не была в центре, на площади Основания! Как давно не заходила в музей, бывший ранее кораблем «Странник»! Наверное, последний раз еще в школе. Пока я медленно вышагивала, рассматривая новостройки, я не встретила ни одного человека. Грустное зрелище. Несколько транспортников с едущими на работу людьми и все. Никто не гулял, не прохаживался по улицам, не бегал и не прыгал. Не видно даже детей. Возможно, еще очень рано и все спят?

Музей был пуст и мрачен. Автоматические двери распахнулись, и я вошла внутрь. Вот справа жилые каюты, слева кинотеатр и столовая. Посредине голографический экран с изображением прародительницы Земли. Я помню, как часто нас водили сюда на экскурсии в школе. Как было интересно слушать об отважных первопроходцах…

Так и не дождавшись экскурсий, я вышла на улицу и медленно побрела домой.

Что происходит с нами? Неужели Люк был прав, и мы все медленно умираем? Уныние и подавленность охватили душу. Кто я? Что я? Что мы делаем и какой в этом смысл? Тяжело работаем всю жизнь, отказывая себе во всем. Даже в тех минимальных радостях, что доступны нам здесь, на этой бедной планете… В счастье, любви, близости с родным человеком.

Голова пухла от тяжелых мыслей. Раньше у меня была цель, стремления, задачи. Крис не давала времени на раздумья и сомнения. Может быть, так и нужно? Не смотреть по сторонам, не колебаться, не подозревать… Если бы Люк не поселил в моем сердце сомнения… Если бы я не видела… Не знала другой жизни, другого выбора. Зачем он показал мне заботу и нежность?

Оставался самый трудный разговор. Я откладывала его на потом, долго и умышленно. Наверное, я боялась ответов или чего-то другого. Возможно, того, что мой самый близкий и родной человек врал? Недоговаривал или что он совсем не человек?

– Нина, что с тобой? Ты неделю не приступала к своим исследованиям. Не подходила к компьютеру. Я дала тебе время прийти в себя, отдохнуть… Но это уже переходит всякие границы. Ты же знаешь, твое рабочее время расписано на годы вперед. Следующим этапом станет заселение Рапиде модифицированными животными и выращивание деревьев… Твой отец подготовил ДНК свиней и коз…

– Крис, – я махнула рукой перед огоньком круглосуточно работающей камеры, прервав увлекательную лекцию о том, что я должна сделать на благо народа Рапиде, – зачем все это?

– Что ты имеешь в виду? – произнесла Крис.

– Это правда, что человеческая цивилизация идет в никуда? – пришло время задать главный вопрос. – Солнце стремительно остывает? Губительное действие магнитного поля сказывается на длительности жизни? Детские мутации, врожденные болезни? Мы вырождаемся, Крис?

– Кто это тебе это сказал? – Голос президента обезличился, из него исчезли все интонации, и гневные, и ласковые.

– Так это правда… – уныло произнесла я и отвернулась от камеры…

– Твои новые друзья из «диких» просветили тебя? – Я сжала губы.

– А ты знала и молчала…

– Я компьютер, Нина. В моей программе есть алгоритмы построения регрессионного анализа. Я получаю информацию со всех точек планеты, от солнца, растений, животных и от каждого жителя Александрии… Естественно, скомпилировав данные и построив модель, я вывела статистическую диаграмму…

– Хватит! – заорала я. – Почему, Крис?.. Почему ты молчала? Почему не сказала людям?

– А что даст вам это знание? – ответила Крис жестко. – Что вы сможете сделать? После приземления цивилизация откатилась в своем развитии на несколько сотен лет и сейчас идет по линейной прогрессии.

– Это не линейная прогрессия, – огрызнулась я, – это настоящий регресс. А что будет через пятьсот лет, через тысячу?

– Никого из живущих сейчас не будет через пятьсот лет, – отозвалась Крис, – останусь только я. Какая тебе или твоим друзьям разница, что будет?

– Люди должны знать, – упрямо повторила я, – у них должен быть выбор.

– Какой выбор? – Мне показалось, что в голосе Крис послышалась насмешка. – Вы ничего не сможете сделать. Вы жалкие букашки, ползающие по поверхности Рапиде, я защищаю вас от ваших же ошибок. Даю вам работу, цель в жизни, тепло, пищу…

– Свободный выбор – это ошибка? – крикнула я, изо всех сил стараясь не расплакаться, иначе Крис увидит мою слабость. – Я хочу жить так, как я сама того хочу. Рожать детей, когда хочу, выходить замуж, когда хочу, заниматься тем делом, которое по душе, а не то, что важно и нужно тебе.

– Разве генетика тебе не по душе?

– Я не знаю, Крис, – резко ответила я, – я только знаю, что с детства ты подталкивала меня к ней, с трех лет я читаю только книги по биологии и природознавству. Я ничем другим не занимаюсь. Возможно, я могла бы стать архитектором или… художником?!

– Художником?! Что за странные мысли, Нина? Нахваталась от «диких», пока была там? Хватит! Ты будешь делать то, что я велю, и никакой свободы… Каждый будет делать то, что я велю… Я лучше знаю, что нужно людям. В меня это заложено программой.

Я в ужасе застыла, сцепив руки в замок. Во что превратилась добрая, заботливая Крис? Или она всегда такой была, просто я приписывала ей те качества, которые хотела видеть в родителях?

– Нужно было еще сотню лет назад построить забор, – продолжала она, – ужесточить нормы поведения и расписание… Слишком много у вас свободы. А что до тебя, Нина, – я сжалась на стуле, уже жалея, что подняла этот разговор, – ты меня разочаровала. Я считала тебя самым лучшим своим творением, видела в тебе перспективы… Я ошибалась. Пока мы с тобой рассуждали о свободе, я параллельно поговорила с Жаком, завтра вы едете в медцентр.

– Я не готова, Крис… – пискнула слабо.

– Ты никогда не готова! Все в твоем возрасте уже имеют по нескольку детей. Твой долг как жителя Александрии продолжить род. Может, следующий раз мне повезет…

– Я никому ничего не должна! – выдохнула я, стараясь не задумываться о ее словах. – И никуда не пойду!

– А чтобы ты не совершила какую-нибудь ошибку, – продолжала Крис, будто ни в чем не бывало, – я запрещаю тебе выход из города, из территории института, из своей квартиры. Здесь есть все необходимое, чтобы прожить некоторое время.

Я ошеломленно слушала механический голос, стараясь не поддаться панике.

– А завтра ты отправишься, под моим присмотром, естественно, в медицинский центр для искусственного оплодотворения. У тебя самые лучшие показатели и здоровья, и умственного развития. Твои гены мне еще пригодятся. У меня сотни лет впереди для исследований. И что бы ты ни думала, Нина, я люблю тебя, как свое неразумное дитя. Надеюсь, ты одумаешься и вернешься ко мне.

Я бросилась к двери – замок не открывался. Шестой этаж – в окно не выпрыгнуть. Крис отключилась. Я это поняла по исчезнувшему давящему взгляду из-под потолка. Немного пометавшись по квартире, я села и постаралась взять себя в руки. Что она говорила об исследованиях? При чем тут мои гены? У Крис есть какие-то свои тайные эксперименты? Паника не давала связно думать. После расставания с Люком прошла неделя. Если он не соврал, то скутер будет ждать меня еще несколько недель. У меня уже не стоял вопрос – покидать Александрию или нет. Вопрос был только в том, как суметь выйти из квартиры и пересечь ограду.

Мама позвонила неожиданно.

– Нина, ты не представляешь! То, что ты нам принесла – чудо! Мы уже через месяц сможем полностью обеспечить город энергией, теплицы и инкубаторы засияют… Передай тем людям огромное спасибо.

– Я постараюсь, – ответила я дрожащим голосом, – только ты должна мне помочь.

– Что случилось?

– Мне нужно поговорить с тобой. Только так, чтобы Крис не смогла прослушать канал, – произнесла я, – сможешь организовать?

Мама немного помолчала.

– Понятно. Я все сделаю, – и отключилась.

Она пришла глубокой ночью, тихо открыв дверь. Я к тому времени отключила камеру под потоком и повыдергивала динамики, какие смогла обнаружить. Крис мне верила (до настоящего момента), и я очень надеюсь, что камера в моей квартире была одна.

– Мама, как ты открыла дверь? – Я резво вскочила с кровати.

– Милая моя, – мама протянула мне маленький цилиндр, похожий на толстый карандаш, – я все-таки заведующая энергетическим сектором, и у меня есть собственные изобретения.

– Что это? – Я взяла приборчик-цилиндр в руки и покрутила в ладонях.

– Фонарик, – усмехнулась мама, – только в то место, куда падает его свет, прекращается подача любой энергии… Этакий энергетический вампир. Недавняя разработка. У меня так же есть кое-какие тайны от Крис. Не думай, что мы все в институте от нее без ума. Я обесточила замок на двери и еще несколько камер по пути сюда…

Я ошеломленно слушала маму. Оказывается, я ее совершенно не знаю.

– Ты поругалась с Крис? – задала она вопрос энергичным тоном.

Я очнулась от шока и внимательно посмотрела на родительницу. Не то чтобы я ей не доверяла. Мы никогда не общались по душам, никогда не разговаривали о личном. Я была поздним, третьим ребенком, и мне всегда казалось, что они родили меня из-под палки, только по настоянию Крис. На самом деле я им была не нужна.

– Я в свое время тоже ругалась, буянила, пыталась спорить с ней… – произнесла мама мимоходом. – Только ничего у меня не вышло. В итоге я смирилась с ее выбором.

Сердце сжалось от внезапно охватившей его горечи.

– Это называется смирилась? – тихо произнесла я. – Ты никогда не интересовалась мной, не приходила в школу, не приносила подарков, – как я ни старалась, но в моем голосе проскользнула затаенная обида.

– Нина, – мама тяжело вздохнула, – когда ты родилась, мне было уже тридцать пять. После первых же тестов, которым тебя подвергли, Крис забрала тебя, как забирает всех потенциально ценных детей. Она растит их сама, обучает и тренирует, не допуская внешнего вмешательства. Ты всегда была такой серьезной, сосредоточенной, слишком умной для своего возраста. Никогда не смеялась, не играла с детьми. Мне было не по себе рядом с тобой… Прости. Наверное, я могла бы попытаться оспорить ее решение. Вместо этого я бросила тебя, полностью ушла в науку, исследования и, чтобы не страдать, выбросила родную дочь из сердца и из своей жизни… Твои братья были уже взрослые, и я… Да что теперь рассуждать, – мама, всхлипнув, опустила голову, – все, что я могу сейчас сказать, это – прости.

– Ты знаешь, что происходит в Александрии? – оборвала я мамину исповедь, слишком сложно и горько было смотреть на плачущую женщину. – С людьми?

– Догадываюсь… – ответила мама. – Ты из-за этого поссорилась с Крис?

– Да. Она настаивает на нашем браке с Жаком. Даже заперла меня здесь… Мне нужна была твоя помощь, чтобы уехать к «диким».

Мама улыбнулась.

– Значит, я все правильно поняла. Возьми рассеиватель, направишь широким лучом на ограду, и откроется окно в энергетической сетке.

– Мама, – я схватила ее руку и потянула за собой, – пойдем со мной. Тебе найдется место в институте Лондона, тебе там будут рады…

– Нет, Нина. Я не пойду. Конечно, мы с папой не безумно любим друг друга, но уже привыкли жить вместе. У нас есть общие дети, научные исследования и собственная лаборатория в институте. А у тебя еще вся жизнь впереди, ты можешь ее изменить.

Мы крепко обнялись. Я чувствовала, как глаза защипало. Мама поцеловала меня в щеку и тихо прошептала:

– Иди за своим счастьем, Нина.

– Я вернусь, – быстро пробормотала я, – если все сложится, как я задумываю, то мы все спасемся.

От мамы донесся удивленный вздох, я не стала объяснять, нет времени и это не моя тайна. Развернулась и побежала по коридору, не взяв с собой ничего, кроме зажатого в руке «энергетического рассеивателя».

К холмам я добежала, когда совсем рассвело. Пришлось изрядно постараться, чтобы сделать проем, вмещавший меня и одновременно оставить рассеиватель в своих руках. Веревку или другую длинную нить взять не догадалась. Вместо нее пришлось использовать сложную конструкцию из веток.

Скутер находился в том месте, на какое указал Люк неделю назад. В его программу были заложены координаты Лондона. Я нажала на автопилот и полетела в никуда. Если на транспортнике мы летели несколько часов, то сколько же мне придется ехать на этой смешной открытой платформе?

Утро сменил день, день – вечер. Мой блуждающий взгляд натыкался на скудную чахлую растительность, покрывающую землю. Хорошо еще, что сейчас было лето, иначе я не смогла бы долго находиться на ветру. На Рапиде не было высоких гор или глубоких морей. Водоемами служили многочисленные болота и небольшие речушки, вытекающие из них же. Планета словно замерла перед неизбежным угасанием, с трудом поддерживая едва теплящуюся жизнь.

Времени на раздумья было много. Что ждет меня впереди? Опять бесконечная работа, только на благо «диких»? Вечные – ты должна, ты старайся, ты можешь? Но в глубине души жила надежда на обретение дружбы, счастья, возможно, любви. Слова Люка: «Пойдем с нами. Будь со мной» до сих пор звучали в ушах… Ошибаюсь я или нет? Увы, об этом я никогда не узнаю, если не попробую.

Вечер сменился ночью, усталость давала о себе знать. Несколько раз я отключалась и чуть было не падала с платформы, успевая выпрямиться в последний момент. Только на следующее утро я разглядела впереди знакомые дома. Скутер я направила прямо к институту. Оставила платформу возле парапета и, не размышляя, вошла внутрь, шатаясь от усталости.

– Мне к профессору Дробышеву, – заявила на вопрос девушки, сидящей у стойки.

– Он сейчас читает лекции по математическому моделированию, – ответила она, сверившись с компьютером, – вы найдете его в пятом лекционном зале.

Не зная, где пятый зал, где четвертый, я свободно прошла дальше по коридору, опустилась на первую попавшуюся скамейку у стены и сразу же отключилась.

Проснулась я от неясного шума вокруг. Напротив на корточках сидел Люк, с улыбкой рассматривая меня веселыми глазами. Его окружали несколько знакомых мне студентов. Я обвела мутным сонным взглядом изумленные лица молодых людей и произнесла хрипло: «Здравствуйте. Вот, я прилетела».

Откуда-то появился охающий профессор и принялся причитать:

– Бедная девочка устала! Что вы вытаращились, словно увидели инопланетное чудище! Прежде всего Нине нужно поесть и поспать.

И уже Люку:

– Проводи девушку в общежитие, завтра выделим ей комнату, а пока пусть поживет в твоей. Тебе все равно она не нужна.

Люк встал и подхватил меня на руки. Мне показалось или у него на губах промелькнула самодовольная улыбка? Ладно, он победил, пусть улыбается, только отнесет меня в кровать. Нервное потрясение плюс шесть часов сидя на открытой платформе доконали меня окончательно.

– Ты еще не улетел на «Странник»? – пробормотала я в полусне.

– Как видишь, – ответил он, с легкостью неся меня через двор.

– Я хотела тебя попросить взять меня с собой. – Пораженное молчание было мне ответом. Руки Люка дрогнули и крепче прижали к груди. Я с трудом балансировала между сном и явью, но нежный поцелуй в лоб почувствовала даже в таком состоянии.

– Спи, поговорим потом…

– Не улетай без меня.

– Не улечу.

И я заснула.

Дежавю. Я опять проснулась в чужой кровати. Опять темно и непонятно: ночь или закрыты жалюзи. Опять возле кровати стоит поднос с едой. На этот раз самоподогревающаяся каша и неизменный витаминный напиток. Я криво улыбнулась. Не слишком они улучшили свое питание спустя неделю после моего отъезда. Спустя пару секунд комната начала приобретать знакомые черты. Я узнала институтскую квартиру Люка.

Вежливо дав мне полчаса на завтрак и «привести себя в порядок», хозяин отворил дверь.

Я сидела за его столом и рассматривала альбом с рисунками. У него неплохо получается. Серьезная девочка с огромными широко распахнутыми глазами, с пучком травы в руках выглядела очень похоже. И неулыбчивая сосредоточенная женщина, склонившая над микроскопом.

– Привет, Люк, – подняла я голову, – а ты талант.

Мужчина улыбнулся, но глаза остались настороженными.

– Что ты вчера говорила о том, чтобы полететь со мной? – произнес он напряженно. – Или это было в бреду?

– Нет, – я отложила альбом в сторону, – если я не ошибаюсь, и вы построили шаттл по чертежам «Странника», то он может нести от двух до пяти человек экипажа.

Люк немного помолчал.

– Да, ты права. На шаттле могут лететь двое. Но я не вправе уговаривать кого бы то ни было лететь с собой, если существует хоть малейшая вероятность, что нас собьют. И тебя не возьму по той же причине.