Благословение Стил Даниэла

Глава 1

Жара стояла невыносимая, на ярко-синем небе не было ни облачка. Из остановившегося лимузина вышла Диана Гуди. Легкая, цвета слоновой кости вуаль затеняла черты ее лица, а облегающее платье из плотного шелка мягко шелестело, пока шофер помогал ей выбраться из машины. Она лучезарно улыбнулась отцу, уже ожидавшему ее у дверей посаденской церкви Всех Святых, и на мгновение закрыла глаза, стараясь вобрать в себя каждую самую мельчайшую подробность, потому что это была самая счастливая минута ее жизни.

— Ты выглядишь великолепно, — тихо сказал отец, любуясь дочерью.

Мама, сестры, их мужья и дети прибыли на торжественную церемонию заранее. Диана была средней из сестер, она глубоко и искренне любила Гейл и Саманту, но все же ей казалось, что судьба уготовила для нее нечто особенное. Во всяком случае, что-то совершенно отличное от того, что, по стандартным меркам, считалось благополучием. Старшую сестру, Гейл, все уговаривали поступить в медицинский колледж, и она почти год потратила на подготовку к экзаменам, когда внезапно влюбилась, вышла замуж, забыв о призвании медика, сразу же завела детей. Сейчас., в двадцать девять лет, у нее были три прелестные дочери. Диане исполнилось двадцать семь, и, хотя сестры были довольно близки, между ними всегда существовало своеобразное соперничество — ведь они были на удивление разными. Гейл никогда не жалела о прошлом, в частности о несостоявшейся медицинской карьере. Она обрела счастье в браке, вполне удовлетворилась тем, что может сидеть дома с девочками, и полностью посвятила себя семье. Она стала превосходной женой врача — интеллигентной, образованной и живо интересующейся его практикой. Несколькими неделями раньше Гейл призналась Диане, что они собираются завести еще по крайней мере одного ребенка. Джеку страстно хотелось иметь сына. Вся жизнь Гейл сосредоточилась на детях, муже и доме. В отличие от ее двух младших сестер карьера не имела для нее никакого значения.

В какой-то мере у Дианы было много общего с младшей сестрой, Сэмми. Саманта не представляла своей жизни без светских развлечений, в первые два года своего замужества старалась совместить дом, работу и выходы в общество. Но когда через тринадцать месяцев после рождения первого ребенка у нее появился второй, она поняла, что не сможет жить прежней жизнью. Она оставила работу в художественной галерее в Лос-Анджелесе и засела дома, чем несказанно обрадовала своего мужа. Но не прошло и месяца, как Сэмми почувствовала себя глубоко несчастной без работы и общества. За те два года, что они женаты, картины Сеймуса приобрели популярность, и он постепенно, но неуклонно становился самым известным среди молодых художников Лос-Анджелеса.

Сэмми пыталась работать дома, но с двумя крошками на руках и без посторонней помощи это оказалось очень тяжело. Она любила детей и Сеймуса, их брак был удачным, а сынишка и дочурка походили на двух маленьких пухленьких ангелочков; каждый, кто их видел, не мог остаться равнодушным. И все-таки бывали моменты, когда Сэмми завидовала Диане, ее работе, тому интересному миру, в котором вращалась сестра.

По мнению же Дианы, жизнь ее сестер складывалась удачно. Как ей казалось, Гейл и Саманта получили то, о чем мечтали. Сэмми чувствовала себя своей в мире современного искусства, Гейл прекрасно ориентировалась в современных достижениях медицины. Но для себя Диана не хотела подобной судьбы. Она получила образование в Стэнфорде, а предпоследний год учебы провела за границей — в Париже, в Сорбонне. Она вернулась в Париж, чтобы поработать там год после получения диплома, нашла уютную маленькую квартирку на улице Гренель, на левом берегу Сены, и какое-то время ей казалось, что она останется здесь надолго.

Но через полтора года, проработав все это время в «Пари-матч», она вдруг затосковала по Америке, по семье и больше всего, неожиданно для себя самой, по сестрам. Гейл как раз нянчила своего третьего ребенка, а Сэмми ждала первенца. Диана вдруг решила, что должна быть с ними.

Однако, вернувшись домой, она почувствовала себя не много не в своей тарелке, и первые несколько месяцев ее не отвязно мучил вопрос, правильно ли она поступила, вернувшись на родину. Не следовало ли ей не поддаваться внезапному порыву и остаться в Париже?

Париж, конечно, грандиозен, но жизнь в Лос-Анджелесе тоже оказалась интересной, тем более что сразу по возвращении ей посчастливилось устроиться старшим редактором журнала «Современный дом». Журнал был новым и перспективным. Жалованье приличное, люди, окружавшие ее, — доброжелательные, условия работы — прекрасные, в общем, это было удачное место, как будто созданное специально для Дианы. Она подолгу охотилась за необыкновенными объектами для снимков, нанимала фотографов, сама писала статьи и рассказы, для чего ей постоянно приходилось летать по всему миру, чтобы собственными глазами взглянуть на необычные, своеобразные здания, расположенные в столь же необычных и красивых местах. Теперь она постоянно наведывалась в Европу. Одну заметку она писала на юге Франции, другую — в Гштаде[1]. И, конечно, в Нью-Йорке, в Палм-Бич, в Хьюстоне, Далласе, Сан-Франциско и других городах Америки. Эта работа была словно создана для нее, и ей завидовали не только друзья, но и сестры. Для тех, кто не представлял себе всех сложностей такой работы, она казалась просто сказочной, и именно так воспринимала ее Диана.

Она только начала работать в журнале, когда на небольшой вечеринке познакомилась с молодым человеком по имени Энди. Они проговорили шесть часов кряду в маленьком итальянском ресторанчике, и после этого ей с трудом удалось отклонить его приглашение подняться к нему в номер. Диана сдерживалась шесть месяцев, не желая признаваться самой себе в чувствах, которые испытывала к нему. Но она была от него просто без ума, и он знал об этом. Энди тоже души в ней не чаял, в общем, оба попали в волшебные сети любви. Казалось, они идеально подходят друг другу. Высокий и красивый блондин, бывший чемпион Йеля по теннису, Энди был родом из старинной и уважаемой нью-йоркской семьи. Он закончил юридический факультет Лос-Анджелесского университета и сразу после этого получил место в юридическом отделе ведущей радиокомпании города. Он обожал свою работу, и Диана восхищалась его энтузиазмом и честолюбивыми планами. Молодой юрист работал одновременно с несколькими популярными программами, и радиокомпания одобряла ту легкость, с которой он составлял самые трудные контракты.

Диана любила бывать с ним на деловых вечеринках, встречать там знаменитостей, беседовать с другими юристами, известными продюсерами, знаменитыми агентами. Это был, как говорится, «высший свет», но Энди чувствовал себя там как рыба в воде. Он всегда трезво оценивал людей, никогда не поддавался показному блеску того общества, где ему приходилось вращаться. Но ему нравилось то, что он делает, он планировал возглавить частную фирму, специализирующуюся на юридической деятельности в области шоубизнеса. Конечно, молодой человек понимал, что для этого у него пока недостаточно опыта, и он успешно набирался его, работая на радио. Энди твердо знал, чего хочет и чего может добиться в жизни. Он тщательно спланировал свою карьеру, да и судьбу тоже, и, когда появилась Диана, он ни дня не сомневался, что это именно та женщина, которая должна стать его женой и матерью его детей.

Они очень веселились, выяснив, что оба хотят иметь четверых детей. Энди был старшим из четырех братьев, двое из которых были близнецы, и Диану позабавила мысль о том, что и у них могут быть двойняшки. Все эти разговоры о будущих детях делали их весьма беззаботными в отношении секса, и Диане порой казалось, что они испытывают судьбу. Но если бы она забеременела, никто из них не имел бы ничего против, они бы просто поженились — и все. Уже через несколько месяцев после знакомства молодые люди открыто говорили о свадьбе и совместных планах на будущее.

Жили они вдвоем, в небольшой чудесной квартире в Беверли-Хиллз. Вкусы у влюбленных были на удивление схожи, и они даже купили у Сеймуса две его картины. Совместные доходы позволяли им приобретать действительно стоящие вещи. Все свободные деньги молодые люди тратили на произведения искусства. Они даже замахнулись на дорогостоящее полотно, но им не хватило денег, поэтому они продолжали приобретать то, что им было по карману, и искренне радовались каждой купленной вещи.

Но больше всего Диану радовало, как сложились отношения Энди с ее родителями, сестрами и их мужьями. Несмотря на то, что Джек и Сеймус были очень разные, они оба, казалось, одинаково нравились Энди, и он с удовольствием встречался с ними, когда мог выкроить время. Он отлично разбирался в мире искусства и мог на равных общаться с Сеймусом, но и с Джеком у них находились общие темы для разговора. По общему мнению, Эндрю Дуглас был общительным, умным, очаровательным и веселым парнем, и Диана благодарила судьбу, которая устроила их встречу.

Отмечая годовщину своего знакомства, они отправились в Европу, и Диана показала ему свои любимые уголки Парижа, а затем влюбленные проехали на автомобиле по долине Луары. Далее их путь лежал в Шотландию, где они навестили Ника — младшего брата Энди. Путешествие было восхитительным, и, вернувшись домой, молодые люди начали строить планы будущей совместной жизни. Они были знакомы уже полтора года и свадьбу решили справить в июне, медовый месяц было решено провести в Европе; на этот раз они собирались побывать на юге Франции, в Италии и Испании. Диана решила взять трехнедельный отпуск в журнале, а Энди договорился о том же самом у себя на радиостанции.

Они стали подыскивать дом где-нибудь в Брентвуде, Вествуде или Санта-Монике и даже были согласны поселиться в довольно отдаленном от Лос-Анджелеса Малибу, если бы им попалось там что-нибудь стоящее. Но в марте вдруг нашли прекрасный дом в Пасифик-Пэлисэйд. В этом доме много лет проживала большая семья, но теперь дети выросли и разъехались, а их родители, пожилая пара, решили продать его, хотя, судя по всему, им не очень хотелось расставаться с обжитым местом. И Энди, и Диана влюбились в особняк с первого взгляда. Дом был большой, весь увитый плющом, а внутренняя обшивка из деревянных панелей делала его на удивление уютным и теплым. Перед крыльцом росли могучие деревья, а сам дом окружал великолепный сад, где могли играть дети. На втором этаже была целая анфилада просторных комнат, среди которых каждый из них облюбовал для себя по просторному помещению под кабинет, а над ними — четыре уютные детские спальни.

Покупку дома оформляли в мае, и Энди переехал туда за три недели до свадьбы. А Диана все свои вещи, приготовленные для свадебного путешествия, решила оставить в маленьком ресторанчике в Беверли-Хиллз, где ее родители устроили прощальный ужин, заказав одну из отдельных кабинок.

Она не хотела проводить ночь перед свадьбой со своим женихом и решила переночевать дома, у родителей. Ее уложили в бывшей детской комнате, и, проснувшись рано утром, Диана долго лежала, разглядывая выцветшие, в розово-голубых цветочках обои, которые так хорошо знала. Было забавно сознавать, что через несколько часов она станет чьей-то женой… Что же это означает? Кем она теперь будет? Изменится ли теперь что-нибудь в их совместной жизни? Станет ли он теперь другим? А может, она станет другой? Ей вдруг показалось, что это нечто большее, чем просто волнение перед свадьбой. Потом она стала думать о сестрах и о том, как они изменились после замужества. Сначала это было незаметно, но потом, с годами, они, казалось, превратились в одно целое со своими семьями. Она еще не стала такой, как они, но постепенно годы сотрут разницу. «К тому же, — подумала она, — через год у меня уже может родиться малыш». Заниматься любовью с Энди всегда было необыкновенно приятно, но еще приятней было сознавать, что в один прекрасный день она забеременеет и у них будет ребенок. Она очень любила Энди, и ей нравилось мечтать об их будущих детях.

Диана продолжала улыбаться, когда поднялась с посте ли в день своей свадьбы, думая об Энди и об их совместной жизни. Она спустилась вниз, чтобы спокойно выпить чашку кофе, пока никто не проснулся, но мать появилась в кухне вслед за ней, а через полчаса сестры и племянницы тоже вышли из своих комнат, чтобы после завтрака одеться самим и помочь невесте нарядиться в свадебное платье. Оба шурина, которые должны были быть шаферами, ночевали дома. Три девочки Гейл и дочурка Сэмми будут цветочницами, а малышу-племяннику поручено звонить в колокольчик. Ему совсем недавно исполнилось два года, и он так мило выглядел в нарядном шелковом костюмчике, который Диана выбрала для него, что все прослезились от умиления.

Бабушка выпроводила внучат, которые ни минуты не могли усидеть на месте, и послала присмотреть за ними, пока женщины будут одеваться.

— В этом — вся мама, — хмыкнула Гейл, слегка приподняв бровь.

Да, мать была именно такой, она всегда старалась все организовать и спланировать до мелочей. Им не раз приходилось, сдерживая раздражение, отвечать на ее вопросы — например, она могла в июне замучить всех, спрашивая, где они собираются провести День Благодарения. Но в организации разных семейных торжеств, и, в частности, этой свадьбы, мать была просто незаменимым человеком. Диана была занята работой, и на решение личных проблем у нее просто не было времени, — но мать все взяла в свои руки, и в результате — Диана знала — свадьба получится замечательной. Так и случилось. Сестры прекрасно выглядели в нежно-оранжевых шелковых платьях, с огромными букетами роз, еще более нежных и светлых по оттенку. И девочки были очень хорошенькие в белых платьицах с розовыми лентами и в кружевных перчаточках. Когда они отправились в церковь, в руках у них были полные цветов корзинки.

Диана с нежностью смотрела на родных, стоя рядом с отцом в эти незабываемые минуты, оставшиеся до ее свадьбы.

— Ты действительно прекрасно выглядишь, дорогая, — улыбаясь, повторил отец. Будучи мягким и добрым человеком, он всегда старался поддержать дочь, всегда гордился и радовался ее успехам.

Диана глубоко уважала родителей, никогда не досадовала на них, враждебности, которая возникает иногда между родителями и детьми, в их семье не было места, полное взаимопонимание и любовь царили с тех пор, как она себя помнила. Правда, Гейл пережила-таки период, когда между ней и матерью возникли серьезные разногласия. Гейл была старшей, и она часто говорила о родителях, что это она «перевоспитала их». Но Диана никогда не сомневалась в том, что отец с матерью всегда были людьми умными и рассудительными, и Саманта соглашалась с ней, даже когда ей пришлось изрядно понервничать, не зная, как родители отнесутся к ее браку с художником. Но в конце концов они полюбили ее мужа и прониклись уважением к нему. У Сеймуса, правда, был довольно замкнутый характер, но это не мешало их общению.

А в отношении Эндрю Дугласа у них вообще не было никаких претензий. Они не сомневались, что Диана будет с ним счастлива.

— Волнуешься? — поинтересовался отец, когда она нервно прошлась по гостиной в ожидании минуты, когда подъедет машина. Это ожидание показалось ей вдруг бесконечно долгим, и ужасно захотелось, чтобы все было уже позади и они с Энди были бы уже в гостинице «Бель Эр» или в самолете, подлетающем к Парижу.

— Да, что-то в этом роде. — Диана беспомощно улыбнулась и стала вдруг похожа на маленькую девочку. Ее длинные рыжевато-каштановые волосы были уложены под фатой в тяжелый пучок, и отцу показалось, что она выглядит умудренной опытом женщиной и в то же время совсем юной.

Их отношения с отцом всегда были очень доверительными, Диана никогда не скрывала от него своих чувств и в любой момент могла поделиться с ним своими радостями или опасениями. То, что она чувствовала сейчас, трудно было описать, молодую женщину тревожили вопросы, на которые никто не смог бы дать ответа.

— Я все думаю, может ли теперь что-то измениться… ну, когда мы поженимся… в общем, ты понимаешь… мы ведь жили вместе, а сейчас… — она вздохнула и опять беспомощно улыбнулась, — теперь это уже похоже на взрослую жизнь, так ведь?

Она выглядела гораздо моложе своих двадцати семи лет, но иногда чувствовала себя намного старше.

— Да, для тебя начинается взрослая жизнь.

Отец, улыбаясь, нежно коснулся губами ее лба. Это был высокий, интеллигентного вида мужчина с копной седых волос и пронзительно-голубыми глазами. Он любил ее, когда она была еще малышкой, нравилась ему и та женщина, в которую она превратилась, и тот человек, за которого она собиралась выйти замуж. Он не сомневался, что у них все будет отлично. Если судьба будет благосклонна к Диане и Эндрю, они, несомненно, будут счастливы и многого добьются. А пока он от всей души желал, чтобы их свадебное путешествие было удачным.

— Ты готова к этому. Ты прекрасно знаешь, что делаешь, а он очень хороший человек. Все будет хорошо, родная. А мы в любой момент поможем тебе… и Энди. Я надеюсь, вы обознаете это.

— Да, конечно. — Глаза ее наполнились слезами, и она отвернулась.

Ей вдруг стало очень жаль расставаться с ним и с их домом, хотя они давно уже не жили вместе. Расстаться с отцом для нее было даже тяжелее, чем с матерью: мать всегда была чем-то занята, и сейчас, перед тем как ехать в церковь, она суетилась вокруг дочери, постоянно поправляла Диане фату и следила, чтобы никто из ребятишек не наступил ей на платье. Стоя в гостиной с отцом, Диана не ощущала больше беспокойства, и только море чувств, главными из которых были любовь и надежда, бушевало в ее душе.

— Ну что, юная леди, пора. — Голос у отца был хрипловатый, полный нежности. — Мне кажется, нам надо поспешить.

Он улыбнулся и предложил дочери руку. Они с водителем помогли ей устроиться на сиденье, иначе бы она запуталась в своем длинном платье и фате, тем более что руки у нее были заняты огромным букетом белых роз. Их запах немедленно заполнил салон, у нее закружилась голова — не то от их аромата, не то от счастья. Она увидела детей, которые бежали к ним, показывали на нее пальцами и кричали:

«Смотрите!.. Смотрите!.. Невеста!»

Было приятно сознавать, что невеста — это она, и чувствовать себя центром внимания. Диана, не зная, как успокоиться, беспрестанно поправляла фату, одергивала корсаж и в сотый раз расправляла бесчисленные кружевные оборки своего, может быть, немного старомодного, в викторианском стиле платья.

После свадебной церемонии предстоял торжественный ужин в Оукмонтском загородном клубе, на который было приглашено человек триста. Пригласили многих: ее бывших одноклассников, друзей ее родителей, дальних родственников, коллег по работе и знакомых, среди которых должен был быть близкий друг Эндрю Уильям Беннингтон. Не забыли они пригласить и нескольких знаменитостей, с которыми Эндрю заключал контракты. Ну и, конечно, его родителей и трех братьев. Ник из Шотландии переехал в Лондон к новому месту работы; а Грег и Алекс, близнецы, учились в Гарварде в школе бизнеса. Все братья откликнулись на приглашение. Двойняшки были на шесть лет младше Энди, ему было тридцать два, и брат всю жизнь был для них кумиром. Диана сразу же пришлась им по душе, ей они тоже понравились, и невеста, заглядывая вперед, прикидывала, что было бы неплохо пригласить их в гости на каникулах, а может, даже взять с собой в Калифорнию. Но в отличие от Энди остальные Дугласы предпочитали восточные штаты, и Грег с Алексом мечтали получить работу в Нью-Йорке или Бостоне, а может, даже в Лондоне, как Ник.

— Мы, конечно, не можем производить такое неотразимое впечатление на знаменитостей, как наш брат, — добродушно поддразнивал Ник Энди накануне свадебного обеда. Но было ясно, что они действительно гордятся своим старшим братом, восхищаются его успехами и выбором невесты.

Из церкви донеслась торжественная органная музыка. Диана взяла отца под руку и почувствовала, как дрожь волнения пробежала по ее телу. Она заглянула ему в глаза, такие же голубые и пронзительные, как у нее самой. Когда они стали подниматься по лестнице, Диана сжала руку отца и прошептала:

— Вот мы и пришли, папочка!

Все будет хорошо, вот увидишь, все будет прекрасно. — Он говорил это, когда ей предстояло первый раз выйти на сцену в школьном спектакле, и тогда, когда она упала с велосипеда и сломала руку в девять лет; и он повез ее в больницу и по дороге рассказывал глупые истории, заставляя ее смеяться, а потом, когда накладывали гипс, крепко прижимал к себе. — Я уверен, что ты будешь прекрасной женой, — произнес он, стоя перед дверью, ожидая знака одного из шаферов.

— Я люблю тебя, папочка, — взволнованно шепнула она.

— Я тоже люблю тебя, Диана. — Отец наклонился и поцеловал ее через фату.

Запах роз кружил головы, и они оба понимали, что будут помнить это мгновение до конца жизни. Им подали знак, отец успел шепнуть: «Да хранит тебя Бог», — и сестры начали медленно спускаться по проходу вслед за тремя подругами Дианы, одетыми в розовые платья и такие же шелковые шляпки. Музыка замолкла всего на минуту, а потом начала нарастать, постепенно набирая силу, она становилась все громче, громче по мере того, как красавица невеста приближалась к своему жениху, нежная и хрупкая в белом кружевном платье. Под прозрачной, как легкое облачко, фатой зрители могли разглядеть блестящие каштановые волосы, матовую кожу лица, нервную полуулыбку на приоткрывшихся губах и сияющие голубые глаза… Она подняла их и увидела его: высокий, красивый, светловолосый, он стоял и ждал ее. Ждал, чтобы навсегда соединить свою жизнь с ее судьбой.

Увидев приближающуюся Диану, Эндрю почувствовал, как от восторга увлажнились глаза. По ковру, устилающему проход, скользила прекрасная принцесса в белом. Она медленно приближалась и наконец остановилась прямо перед ним, сжимая в дрожащих пальцах свадебный букет.

Он нежно взял ее за руку, в то время как священник торжественно обратился к собравшимся, напоминая им, что они пришли сюда для того, чтобы как близкие друзья и родственники засвидетельствовать клятву верности молодых идти вместе до конца, в горе или радости, в здравии или не дуге, в богатстве или бедности, пока смерть не разлучит их. Он обратился к Эндрю и Диане, напомнив, что дорога их жизни не всегда может быть гладкой, а судьба благосклонной к ним, но они обязаны во всем и всегда помогать друг другу и делать друг для друга все, что в силах, во имя своей любви и той клятвы, которую они произнесут перед лицом Господа.

Голоса их звучали уверенно, когда они клялись друг другу в верности, Диана наконец-то успокоилась, и руки у нее перестали дрожать. Она больше ничего не боялась, Энди был с ней, и она принадлежала ему по закону. И она была счастлива как никогда в жизни. Диана просияла, когда священник объявил их мужем и женой.

Энди надел ей на палец тонкое обручальное кольцо, сверкнувшее в луче солнца, а когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, его глаза лучились таким счастьем, что мать не выдержала и расплакалась. Отец же прикладывал к глазам белоснежный платок с той минуты, когда подвел дочь к человеку, которого она полюбила. Он понимал, что теперь она уже не только их дочь… теперь она принадлежит и этому мужчине.

Новобрачные двинулись по проходу радостные и гордые, их лица светились от счастья, когда они садились в машину, чтобы ехать в клуб на торжественный обед.

И конечно, вечер получился замечательный. Танцы продолжались до шести вечера. Диане казалось, что все, кого она знала, и даже те, кого она не знала, были приглашены. К концу вечера она перетанцевала со всеми, а ее сестры просто падали от усталости, станцевав лимбо[2] с Энди и его братьями. Двоим близнецам и Сэмми приходилось танцевать втроем, так как Дугласов было четверо, а сестер только трое, но видно было, что Сэмми это ужасно нравится. Она была всего на год младше двойняшек, и к концу вечера они стали неразлучными друзьями. Диана с удовольствием увидела, как много сослуживцев Энди пришли их поздравить, явился даже президент радиокомпании с женой; они, правда, быстро ушли, но сам факт их появления взволновал и обрадовал ее. Пришел и главный редактор ее журнала «Современный дом», он несколько раз станцевал с Дианой и ее матерью.

На смену прекрасному дню пришел великолепный вечер, именно так и должна была начаться та жизнь, о которой она столько мечтала. Все складывалось очень удачно. Энди в нужный момент вошел в ее жизнь, и они были счастливы два с половиной года. Теперь, казалось, настал самый подходящий момент для свадьбы. Они были уверены в себе, друг в друге и очень хорошо знали, чего хотят. А хоте ли они быть вместе, навсегда связать свои судьбы и построить семью. У них было так много общего, они могли так много дать друг другу.

Диане вдруг показалось, что такой счастливый вечер никогда больше не повторится в жизни. Она стояла и с нежностью смотрела на Энди перед тем, как пойти переодеть свадебное платье. Ей очень не хотелось снимать его, не хотелось думать, что она больше никогда его не наденет, не хотелось, чтобы настоящее становилось прошлым. Она стояла и смотрела на своего новоиспеченного мужа и мечтала бы продлить это мгновение до бесконечности.

— Ты выглядишь просто бесподобно, — прошептал он ей на ухо.

Энди не сдержался и пригласил ее еще на один — последний танец, хотя им уже было пора покинуть праздник.

— Я хочу, чтобы сегодняшний день никогда не кончился. — Она закрыла глаза и подумала, как бы это было здорово.

— Он и не кончится, — сказал Энди, еще сильнее прижимаясь к ней. — Я не дам ему кончиться. Всегда должно быть так, как сейчас, Диана… Мы должны запомнить этот день, и если вдруг поссоримся…

— Что за намеки? — Она слегка отстранилась и улыбнулась, глядя ему в глаза. — Ты что, собираешься устроить мне тяжелую жизнь?

— Да, очень. — Энди усмехнулся, опять привлекая ее к себе, а она прыснула, прекрасно понимая, что он имеет в виду.

— Как тебе не стыдно! — смеясь, проговорила Диана.

— Мне стыдно? А кто бросил меня одного и пошел ночевать к родителям? Можно подумать, что ты скромная девственница…

— Только на одну ночь! Ну Энди!

— Нет, это была не одна ночь… это была целая вечность, и ты, и я прекрасно это почувствовали. — Он прижал ее еще сильнее, коснувшись щекой прозрачной фаты, а она нежно погладила его шею кончиками пальцев.

— Да… но все равно это была одна ночь…

— Тебе теперь придется несколько недель возмещать мне эту потерю, поняла? А начнем мы… — он взглянул на часы, — начнем где-то через полчаса. — Музыка смолкла, и Энди нежно посмотрел на нее. — Ты готова?

Диана кивнула в ответ, ей не хотелось уходить, но было пора, шесть пробило уже давно, и оба они устали.

Подружки невесты поднялись с ней наверх, чтобы помочь сменить платье, и она сделала это медленно и с большой неохотой, испытывая странное чувство утраты. Мать аккуратно повесила платье и фату на специальную вешалку и ждала, когда дочь переоденется; она улыбалась, видя ее волнение. Миссис Гуди обожала своих девочек. Они доставили ей много радости в жизни, и теперь было приятно сознавать, что все они хорошо устроены и счастливы со своими мужьями.

Диана надела стального цвета костюм от Шанель, отделанный синим кантом и огромными перламутровыми пуговицами, который они с матерью выбрали накануне. Сумочка под цвет костюма и маленькая изящная шляпка прекрасно дополняли наряд. С букетом белых роз она выглядела просто шикарно, улыбаясь приближающемуся мужу.

Его глаза сияли от восхищения, и через минуту, попросив гостей продолжать веселье, они, осыпаемые рисом и лепестками роз, бежали к машине, на ходу прощаясь с родными и близкими. Молодожены пообещали звонить из Европы, и Диана поблагодарила родителей за прекрасную свадьбу.

И вот они уже мчались в лимузине, чтобы провести первую брачную ночь в огромной, окруженной великолепным ухоженным парком гостинице «Бель Эр», очень подходящей для начала романтического путешествия.

Когда машина тронулась, Энди обнял ее, и оба они с облегчением вздохнули.

— Ох, ну и денек! — Он откинулся на сиденье и посмотрел на нее с участием. — Слушай, ты была шикарной невестой! — Теперь это звучало немного странно, ведь все было позади.

— Ты тоже был великолепен. — Диана улыбнулась. — И вообще, вечер получился отличный.

Вы с мамой проделали грандиозную работу. Многие из моих коллег утверждают, что не видели подобного даже в кино.

Действительно, свадьбу можно было назвать счастливой, красивой, сердца всех присутствующих были наполнены любовью к молодым, и никто бы не сказал, что она была «показной».

— Твои сестрички разгулялись не на шутку. Когда вы собираетесь втроем, с вами, наверное, не справиться. — Он дразнил ее, и она решила подыграть, притворившись, что рассердилась:

— Это с нами-то не справиться! С нами! Это вы, братья Дугласы, вели себя не лучшим образом!

— Не говори глупостей. — Энди уставился в окно как ни в чем не бывало, но молодая жена не собиралась на этом прекратить разговор.

— Я говорю глупости? А как называется то, что вы все четверо отплясывали модные танцы, да еще с кем? С моей мамой!

— Я такого что-то не припомню. — Он не мог больше притворяться серьезным, оба не выдержали и рассмеялись.

— Ага, ты напился!

— Как ты догадалась? — Энди притянул ее к себе, и их губы слились в поцелуе, таком долгом, что, когда он выпустил ее, они оба тяжело дышали. — Боже… я мечтал об этом целый день! Слушай, я не смогу дождаться, когда мы окажемся в номере, и я сейчас начну срывать с тебя одежду.

— Мой новый костюм? — Диана притворилась испуганной, и он улыбнулся.

— Да, и эту симпатичную шляпку тоже. Между прочим, она тебе очень идет.

— Спасибо.

Они сидели, взявшись за руки, на заднем сиденье, весело болтали, и оба чувствовали что-то новое, вошедшее в их отношения. Смешно сказать, но они вздрагивали, как будто прикасались друг к другу в первый раз, и им казалось, что их любовь стала ярче, полнее, многограннее.

В отеле служащий провел их по дорожке в основное здание, и молодые понимающе улыбнулись друг другу, заметив небольшое объявление об ужине в парке отеля в честь бракосочетания молодых людей по фамилии Мейсон и Винвуд.

— Да, сегодня день торжеств, — шепнул Энди, и она улыбнулась в ответ. Они умиленно смотрели на сад, на плавающих в пруду лебедей, а номер, куда их провели, приятно поразил их. Огромная гостиная, обстановка которой была сдержанной и солидной, и чудесная спальня, отделанная шелковыми французскими обоями в мелкий цветочек на розовом фоне, перемешанными с розовым шелком. Лучшего места для первой брачной ночи нельзя было пожелать, да еще в гостиной был камин, и Энди сказал, что, если ночью будет прохладно, его можно будет зажечь.

— Какая красота! — воскликнула Диана, когда за коридорным мягко закрылась дверь.

— А ты еще прекрасней. — Он снял с нее шляпку и кинул на стол. Осторожно распустив ей волосы, Энди погрузил в них руки и погладил ее шею и плечи. — Ты самая красивая женщина в мире… и ты теперь моя… навсегда… навсегда…

Он говорил, как ребенок, рассказывающий сказку, но это была сказка их жизни. И прожили новобрачные долго и счастливо…

— Ты тоже теперь мой, — попыталась возразить Диана, но это было ни к чему, так как он не возражал против того, чтобы принадлежать ей.

Пока они целовались, великолепный новый костюм расстегнулся как будто сам собой, жакет оказался на полу, а Диана — на кушетке, и через минуту одежда Энди очутилась рядом. Вещи так и оставались лежать разбросанными по полу, пока Диана и Энди отдавались друг другу в первый раз как муж и жена. Их телами руководили страсть и желание; они забывались в экстазе и стонали от наслаждения, а потом, когда все закончилось, еще долго лежали, не выпуская друг друга из объятий.

Между тем солнце склонилось к горизонту, и комнату освещали только длинные розово-оранжевые лучи, а они все лежали, гадая о том, какой будет их совместная жизнь.

— Я в жизни не был так счастлив, как сегодня, — мягко проговорил он.

— Я хочу, чтобы ты теперь всегда был счастлив, — прошептала Диана, — я постараюсь все сделать для этого.

Я надеюсь, что мы оба будем счастливы, — добавил Энди и, легко перебросив через нее длинные ноги, встал и подошел к окну.

Белые и черные лебеди неторопливо скользили по гладкой поверхности озера, окруженного зелеными лужайками. Какие-то люди в вечерних туалетах собирались на площадке, расположенной прямо перед их окнами, и тишину нарушали голоса и смех.

— Это, должно быть, та свадьба — Мейсон и Винвуд, — предположила Диана. Она вдруг подумала, что, может быть, сейчас они зачали ребенка. Любопытно, как скоро после свадьбы Диана забеременеет? Обе ее сестры зачали своих первенцев во время медового месяца, и молодую женщину охватило приятное предчувствие, что с ней произойдет то же самое.

Она поднялась, подошла к мужу и, выглянув в окно, увидела молодую женщину в коротком свадебном платье, которая быстро спускалась по дорожке, придерживая одной рукой короткую фату, а в другой сжимая небольшой букет; ее сопровождала девушка в красном платье, скорее всего подружка невесты.

Невеста была, очевидно, одних лет с Дианой, довольно привлекательная, чувственная крашеная блондинка, платье шло ей, но выглядело не очень дорогим. Ее взволнованный вид тронул молодоженов до глубины души. Это было им так знакомо, что они от всего сердца пожелали невесте, спешившей на собственную свадьбу, найти свое счастье.

— Барби, скорее. Нас уже все ждут.

Джуди поторопила свою подругу, когда та споткнулась на своих высоченных каблуках.

— Подожди… сейчас, да не волнуйся ты так, детка. — Джуди подала ей руку, помогая удержать равновесие, и вскоре они очутились среди гостей.

Барбара глубоко вздохнула, пытаясь справиться с волнением, а Джуди тем временем подавала знаки шаферу, спрашивая его одними губами: «Пора?» Тот качнул головой и показал пять пальцев, значит, у них было в запасе немного времени. Джуди и Барбара подружились совсем недавно. Обе были актрисами и год назад приехали в Лос-Анджелес из Лас-Вегаса, где работали танцовщицами. Чтобы сэкономить на квартире, они решили поселиться вместе.

Джуди по приезде в Лос-Анджелес успела сняться в двух небольших ролях, поработать манекенщицей и даже чуть было не занялась коммерцией. Барби посчастливилось получить партию в хоре, когда по городу шла повторная постановка «Оклахомы», потом она пыталась устроиться в какой-нибудь дешевой оперетке, но безуспешно. Тогда она пошла работать официанткой. Ей удалось найти место в приличном кафе под названием «Хард Рок», она нашла его еще год назад, когда только приехала в Лос-Анджелес, теперь там работала и Джуди. И именно там они обе познакомились с Чарли.

Причем Джуди познакомилась с ним первая, но они быстро сообразили, что не подходят друг другу. Им даже не о чем было поговорить. Тогда Чарли переключил свое внимание на Барби, с которой мог болтать часами. Он завтракал в кафе почти каждый день, пока не решился пригласить Барби на свидание. Было бы проще уговорить Джуди, она бы пошла на это не задумываясь, так как была менее разборчива, но Чарли нравилась именно Барби.

Они встретились всего четыре раза, но молодой человек понял, что по-настоящему влюбился, однако он был слишком робок и боялся, что у него никогда не хватит смелости признаться в этом. Он стал избегать встреч, но вскоре понял, что не сможет жить без Барби. Тогда он позвонил Джуди и договорился о встрече. Ему хотелось посоветоваться с ней и выведать, что Барби думает о нем.

— Дурачок, она от тебя просто без ума.

Джуди была поражена, что мужчина в двадцать девять лет может быть таким неискушенным. Ей никогда не приходилось встречать такого человека, да и Барби наверняка тоже. Не сказать, чтобы он был красив, — скорее по-мальчишески привлекателен.

— Откуда ты знаешь, что я ей нравлюсь? Она что-нибудь тебе говорила? — допытывался он у Джуди. Но та только смеялась над ним.

Да потому что я знаю ее лучше, чем ты. — Джуди знала, что он, со своей простотой и серьезным отношением к жизни, нравится ее подруге. Она знала также, что Чарли не плохо обеспечен, потому что когда-то он водил ее в дорогие рестораны. Он работал консультантом в одной крупной текстильной компании, прилично зарабатывал и мог позволить себе пригласить девушку в хороший ресторан, и вообще для одинокого парня он вел довольно обеспеченную жизнь. Дорогие вещи имели для него определенное значение; выросший в нищем районе Нью-Джерси, Чарли высоко ценил тот уровень, которого достиг. Для этого ему пришлось основательно потрудиться, и он заслужил свое нынешнее положение. — Она считает, что ты шикарный парень, — добавила Джуди, а про себя подумала, что ей стоило самой в свое время подцепить его на крючок, но, внимательно присмотревшись к Чарли, она все-таки отмела эту мысль. «Нет, все-таки он не в моем вкусе», — окончательно решила она.

Джуди была довольно бесшабашна и обожала всякого рода авантюры, а Чарли был для нее слишком серьезен. Он был хорошим парнем, но в ее вкусе были мужчины побойчее. Она мечтала, конечно, встретить человека, за которого могла бы выйти замуж, но понимала, что такой тип, как Чарли, наскучил бы ей очень скоро. Барбара — совсем другое дело. Джуди знала, что она выросла в маленьком провинциальном городке, заканчивая школу, победила на конкурсе красоты «Мисс Солт-Лейк-Сити», а потом у нее произошла какая-то ссора с родителями, и она, можно сказать, сбежала от них в Лас-Вегас. Барби хотела добраться и до Нью-Йорка, но это было слишком далеко от Солт-ЛейкСити, где она выросла. Вегас все-таки был поближе. Многие мужчины проявляли к ней интерес, но, несмотря на все те трудности и лишения, которые выпали на ее долю, Барби смогла сохранить в себе какую-то детскую чистоту и неиспорченность, за что Чарли и полюбил ее. Он ей тоже нравился. Своей наивностью он напоминал ей тех мальчишек, которые пытались ухаживать за ней в школе, и разительно отличался от тех мужчин, которые попадались ей в Лас-Вегасе и Лос-Анджелесе. Тем подавай все: начиная с денег и заканчивая сексом. Чарли же ничего не требовал, он только хотел быть с ней рядом и баловать ее; конечно, такое отношение не могло не нравиться. Тем более что он не был уродом, хотя его и нельзя было назвать красавцем. Рыжеволосый, с голубыми глазами, с худощавым телом, буквально каждый дюйм которого был покрыт веснушками. В его облике было что-то юношеское. Многие женщины видят в этом своеобразную прелесть и привлекательность, и Барбара не стала исключением. Иногда ей казалось, что замужество решило бы все ее проблемы.

— А почему ты сам не скажешь ей, что думаешь? — поддразнила его тогда Джуди, и вдруг через три недели после этого разговора они объявили о своей помолвке.

А еще шесть месяцев спустя Барбара стояла у живой изгороди в парке отеля «Бель Эр», ожидая сигнала к началу своей свадьбы.

— Как ты, о'кей? — Джуди внимательно взглянула на нее. Барби стояла, нервно переминаясь с ноги на ногу, как испуганная лошадка перед стартом.

— Мне кажется, меня сейчас вырвет.

— Только посмей! Ты испортишь свадебное платье. И не верти головой… Я два часа потратила на то, чтобы уложить фату…Я убью тебя!

— Ну ладно, ладно… Господи, Джуди, я уже слишком стара для подобных вещей.

Барби исполнилось тридцать, и она была на год старше Чарли, но иногда ей казалось, что она старше его на целую вечность. Но когда она накладывала на лицо легкую косметику и подбирала волосы в хвостик — казалась совсем юной. Она познала в жизни гораздо больше, чем довелось пережить Чарли, и чувствовала себя слишком искушенной. Только Чарли смог разглядеть всю красоту, скрытую под этой слегка потускневшей оболочкой. Только он смог извлечь на свет ту часть ее души, которая, казалось, уже давно умерла. Он приглашал ее к себе на квартиру, предварительно приготовив что-нибудь вкусненькое; они могли бродить целыми днями по городу; он был единственным, кто говорил о том, что хочет познакомиться с ее семьей, но она только качала головой в ответ и никогда не отвечала на вопросы о родных. Она вообще не любила говорить о своих, только повторяла, что никогда не вернется в Солт-Лейк-Сити, и действительно никогда не собиралась этого делать.

Однажды Джуди наблюдала, как Барбара прямо-таки пришла в ярость, когда в квартиру, где они жили, заявились два мормонских миссионера и попытались внушить, что она должна вернуться в лоно церкви и родной город. Она захлопнула дверь перед их носом и кричала, чтобы они больше никогда не приходили сюда. В общем, она решила вычеркнуть из своей памяти все, что было связано с Солт-Лейк-Сити. Чарли знал только, что у нее было восемь братьев и сестер и около двадцати племянников и племянниц, и он прекрасно понимал — то, что случилось, было не просто семейной размолвкой, а чем-то гораздо более серьезным, но Барби наотрез отказывалась обсуждать эту тему.

Чарли же не старался скрыть свое прошлое, хотя ему самому было известно немногое. Он знал о себе, что родился на маленькой железнодорожной станции, как было записано в его документах, и воспитывался в нескольких сиротских приютах штата Нью-Джерси. Потом он сменил еще несколько детских домов, и дважды его хотели усыновить, но он был довольно нервным ребенком, подверженным приступам аллергии, кожа Чарли зудилась от сыпи, а к пяти годам развилась жесточайшая астма. К счастью, с возрастом болезни прошли, и даже астму удавалось держать под контролем, но к тому времени, когда это произошло, он уже вышел из того возраста, когда его кто-нибудь мог усыновить.

Когда ему исполнилось восемнадцать, он ушел из детского дома, добрался на автобусе до Лос-Анджелеса и обосновался там. Он сумел закончить вечерний колледж, и теперь его мечтой было поступить в школу бизнеса, что позволило бы найти работу получше и содержать семью, о которой он мечтал. Встретив Барби, он решил, что его сон становится явью. Он хотел жениться на ней, купить хороший дом, в котором бы появились дети, похожие на нее. Чарли сказал ей однажды об этом, но она, улыбаясь, возразила:

— Будет гораздо лучше, если наши дети будут похожи на тебя!

Барби была очень симпатичной, и фигура у нее была замечательная, но она никогда не задумывалась о себе и о своей внешности, пока не встретила Чарли. Он был так добр, так предусмотрителен, так не похож на тех мужчин, которых она знала раньше, и все же иногда ей хотелось, чтобы он не так сходил по ней с ума. Направляясь в Лос-Анджелес, она думала, что ей удастся познакомиться с каким-нибудь актером, может быть даже знаменитым. А вместо этого влюбилась в Чарли. И сейчас ей иногда казалось, что если бы она с ним не познакомилась, то до сих пор еще мечтала бы о принце. Барби брала Чарли с собой, когда отправлялась покупать новую одежду, и старалась знакомить его с последней модой; она таскала его на джазовые концерты, но в конце концов вынуждена была согласиться с ним, что все это глупо. У него был свой собственный стиль, в одежде он предпочитал спокойные тона; его волосы, если он начинал их отращивать, смешно торчали во все стороны, поэтому он стриг их коротко; кожа Чарли никогда не покрывалась загаром, а только краснела и шелушилась от солнца, как у большинства рыжеволосых людей.

— Что ты во мне нашла, я ведь далеко не красавец, — заявил он как-то серьезным тоном, после того как они закончили обедать.

Это были его фирменные блюда: трубочки из теста с мясом и сыром, osso bucco и крупно нарезанный зеленый салат. Он научился готовить все это в одном из приютов, и, когда рассказал ей об этом, ее сердце наполнилось нежностью. Вообще иногда Барби казалось, что она действительно любит его, но иногда на этот счет у нее возникали сомнения. Так все-таки нужен ли ей Чарли? Действительно ли она его любит? Или он просто выгодная и удобная партия? Да, она понимала, что за ним она будет как за каменной стеной, но с кочевой, полной приключений жизнью ей придется расстаться.

Никогда еще цель ее жизни не стояла перед ней так ясно и не была столь близка. Раньше, принимая решение, результат его она всегда видела так туманно, цена была невероятно высока, а риск потерять все — слишком велик… Так было всегда, но не в случае с Чарли. Он готов был дать ей то, о чем она мечтала долгие годы… Спокойствие, уверенность в завтрашнем дне, домашний очаг и заботу о ней. И никаких проблем, не надо будет с ужасом думать о том, что опять не чем заплатить за квартиру, бояться, что дела пойдут хуже и ей придется опять устраиваться на работу в какое-нибудь дешевое шоу. Единственное, что ее по-прежнему прельщало, это карьера актрисы, но, чтобы ступить на этот путь, ей был нужен шанс. И она не была уверена, что получит его, выйдя замуж за Чарли. Сможет ли она работать? Он говорил, что не будет возражать против работы и карьеры. И в то же время твердил о детях, а уж это никогда не входило в ее планы: ни раньше, ни теперь, ни в будущем, ни с ним и ни с кем, и, может, вообще никогда. Конечно, она не говорила ему об этом. А что, если ей подвернется шанс? Что, если она получит роль в каком-нибудь сериале или даже главную роль в кино? Зачем тогда эта спокойная жизнь? С другой стороны, если этот шанс так и не подвернется?.. Да, тогда ей хотя бы не придется обхаживать клиентов в этом опостылевшем кабаке. А может, ее жизнь не так уж плоха?

Иногда Барби было грустно думать о том, что ее надо менять, но в то же время она понимала, что пора позаботиться о себе. Уроки, которые дала ей жизнь в мормонской семье, были совершенно неприемлемы, и она предпочла бы никогда больше не сталкиваться ни с чем подобным.

Чарли же надежен и обаятелен, так убедителен в своих доводах, что в конце концов она не выдержала, поддалась на его уговоры и убедила себя, что действительно любит его. Но теперь, в эту решительную минуту, все сомнения захлестнули ее с новой силой. А что, если она совершает ошибку? Что, если уже через пару лет, а может, и того меньше, они поймут, что не любят друг друга?

— Что же я буду делать, если пойму, что не люблю его? — прошептала она на ухо Джуди.

— Тебе не кажется, что сейчас уже поздно думать об этом? — ответила Джуди, одергивая свое красное гипюровое платье.

У Джуди были длиннющие ноги и немыслимых размеров грудь. Она увеличила ее с помощью операции, которую сделал ей один знакомый врач в Лас-Вегасе. Он потрудился на славу: все, кого она знала, говорили, что она выглядит потрясающе. Все, кроме Барби, которая считала, что это глупо — покупать себе сиськи, но у нее-то самой грудь была большая и упругая и, главное, своя, хотя: «Черт возьми, чем она издалека отличается от моей?»-частенько думала Джуди.

Фигуру Барби можно было назвать идеальной: ее высокий бюст контрастировал с такой тонкой талией, что, когда Чарли обхватывал ее ладонями, его пальцы почти смыкались. Она была невысокой, а ноги — длинными и стройными. Ее сексапильность была настолько очевидной, что, надень она на себя хоть рубище, взгляды мужчин все равно были бы обращены на нее. И теперь, одетая в короткое, облегающее атласное белое платье, она выглядела очень сексуально и в то же время на удивление невинно.

— Слушай, тебе не кажется, что платье слишком узкое? — Барби опять нервно взглянула на Джуди. Ей казалось, что они ждут уже целую вечность. И чего они не расписались в городской ратуше? Это все Чарли, он заявил, что свадьба должна быть «настоящей».

Свадебная церемония для него значила очень много, и она вынуждена была примириться с этим ради него. Ей бы гораздо больше радости доставил уик-энд где-нибудь в Рено. Но Чарли все распланировал и пригласил всех своих друзей. У них было шестьдесят гостей, а отель считался чуть ли не самым дорогим в Лос-Анджелесе, ну разве что «Беверли-Хиллз» был дороже. Барби говорила ему об этом, да где там, он и слышать ничего не хотел; им пришлось заказать самую простую церемонию и самое дешевое меню, но Чарли заявил, что свадьба должна состояться здесь, пусть даже после этого им придется долго экономить на всем. «Ты заслуживаешь этого», — убеждал он Барби.

— Слушай, оставь в покое платье, оно в полном порядке. — Джуди оглядела подругу и призналась себе, что та действительно здорово выглядит. Чертовски взволнованна, но очень мила! — Все будет в порядке, детка! Ради бога, расслабься!

Она уже сама начала немного волноваться, думая, уж не случилось ли чего, когда наконец появился шафер, и тут же заиграла музыка. Из музыкантов Чарли пригласил басиста, виолончелиста и электроорганиста.

Они заиграли «Вот идет невеста», и Джуди устремила взгляд на небольшую беседку, специально выстроенную для таких случаев. Чарли где-то разыскал священника, который не слишком интересовался мормонским прошлым Барби.

Наконец Марк, шафер, подошел к ней и, отечески улыбаясь, подал руку. Этот толстяк, вдвое старше Чарли, был его наставником по работе в течение последнего времени, и молодой человек считал его чуть ли не отцом. Несмотря на свою тучность, он выглядел моложаво, только сеточка морщин начиналась в уголках глаз и, пересекая виски, скрывалась под тщательно расчесанными седыми волосами.

Вид у него был торжественный и серьезный. Он подал руку невесте, и они двинулись по направлению к беседке.

— Удачи тебе, Барбара… Вот увидишь, все будет хорошо. — Он похлопал ее по руке, и она изо всех сил старалась не думать в этот момент о своем отце.

— Спасибо, Марк.

Марк не только согласился быть шафером и вести невесту к алтарю. Он еще обеспечил шампанское, так как его шурин был знаком с одним оптовиком из Напской долины. Марк от всей души хотел, чтобы они были счастливы. Сам он давно развелся и имел двух взрослых дочерей: одна была замужем, а другая еще училась в колледже.

Они под руку с Марком начали спускаться по проходу, и Барбара старалась не думать о том, что ждет ее впереди, о том, что принесет ей эта свадьба и что за жизнь последует за ней.

И вдруг перед ней появился… Чарли… Со счастливой улыбкой на лице, нарядный и взволнованный, он выглядел совсем молодо. В белом смокинге он был похож на мальчишку, который, собираясь на школьный вечер, позаимствовал костюм в гардеробе отца. И его вовсе не надо было бояться, и не было ничего страшного в том, чтобы соединить свою жизнь с его.

Марк сжал ей руку и слегка подтолкнул к жениху, и Барби вдруг поняла, что все ее страхи — просто глупость, если она выйдет за Чарли, жизнь ее будет спокойной и счастливой. Она вдруг осознала, что никакой ошибки не делает, становясь его женой.

— Я люблю тебя. — Чарли посмотрел на нее с нежностью, а она стояла как зачарованная, не в силах отвести взгляд, и волна любви и благодарности захлестнула ее. Он делал ей подарок, о котором она не смела и мечтать, подарок, который ей никто никогда не предлагал. Этим подарком будет совершенно новая и спокойная жизнь. Он подарит ей эту жизнь и ничего не потребует взамен, и их счастье будет длиться вечно.

Ей вдруг стало мучительно стыдно за свои страхи и сомнения, за то, что она так долго колебалась, принимая решение, которое оказалось самым правильным в ее жизни. Чарли, и только он, был теперь ее мужчиной, ее другом, ее мужем, и какая же она была глупая, мечтая о чем-то большем. Ей уже тридцать, и наверняка тот принц, которого она ждала все эти годы, нашел себе принцессу где-нибудь на другой планете. Чарли Винвуд — вот ее принц, и ей нужен только он.

— Чарли, я люблю тебя.

Он надел ей на палец обручальное кольцо, а когда наклонился, чтобы поцеловать, у него в глазах стояли слезы. И Барби обняла его и изо всех сил прижала к себе, как будто пытаясь избавить от одиночества и печали, которых он столько хлебнул в жизни.

— А я, я люблю тебя так… так… — Он умолк, не находя слов.

— Чарли, я обещаю тебе, что буду хорошей женой… Я правда буду стараться…

— Я знаю, моя дорогая, ты будешь просто замечательной женой. — Он улыбнулся и налил ей бокал шампанского.

А потом они танцевали на небольшой танцплощадке посреди лужайки, время от времени подходя к буфету, чтобы подкрепиться.

Вечер получился что надо, веселились все, а особенно жених с невестой, шампанское «От Марка», как они его назвали, было замечательным, и это послужило великолепным поводом к тому, чтобы им всем напиться, причем молодожены не были исключением. Марк тоже казался довольным, он почти все время танцевал с Джуди. Все были крайне возбуждены, и маленький оркестрик беспрерывно играл быстрые мелодии наподобие «Когда святые маршируют» и «Хава-Нагила».

В конце концов оркестр заиграл медленную мелодию, чтобы все хоть немного успокоились, так как вечер уже приближался к концу. Когда зазвучала «Лунная река», Марк пригласил невесту, в то время как Джуди пошла танцевать с женихом.

— Ты прекрасно выглядишь, Барби. — Они с Марком медленно вальсировали по площадке. Вечер был чудесный, теплый, все небо усыпано звездами. — Вы оба заслуживаете счастья, я просто уверен, что вы созданы друг для друга. — Говоря это, он сделался вдруг очень серьезным и добавил: — Очень надеюсь, что у вас будет много прелестных ребятишек.

— Как вы можете так уверенно говорить? — рассмеялась Барби, у которой голова кружилась от счастья и выпитого шампанского.

— Девочка, поверь, я уже много повидал и кое-что понимаю в этой жизни. Кроме того, я знаю, что Чарли хочет иметь детей.

Она тоже это знала, но уже сообщила Чарли, что хочет повременить с этим несколько лет. Он не принял ее слов всерьез, они не стали обсуждать эту тему, а решили, что поговорят об этом позже. Чарли не мог и предположить, что вопрос о детях был единственным, беспокоящим ее в данный момент. Как только Марк заговорил об этом, настроение у Барби тут же упало.

— Можно разбить вашу пару?

Чарли оттеснил Марка, и тот подхватил Джуди. Это был последний танец, и жених захотел танцевать его со своей невестой. Они медленно заскользили под плавную музыку, оба были слегка пьяны, и Барби казалось, что все происходит будто во сне. Гости были также изрядно навеселе.

— Тебе понравился вечер? — спросил Чарли, уткнувшись лицом в ее шею и чувствуя прикосновение ее груди. Всегда, когда он приближался к ней, его бросало в дрожь, и ей это нравилось. Она же никогда не говорила ему «нет», что бы он ни делал; она была хорошим другом и чертовски сексуальной партнершей. И новоявленный муж чувствовал себя самым счастливым человеком в мире.

— Все было просто замечательно, — сказала Барби, блаженно улыбаясь.

— Ты знаешь, это была лучшая свадьба в моей жизни. — Они были почти одного роста, и, когда вот так смотрели, улыбаясь, друг другу в глаза, им казалось, что весь мир принадлежит им двоим.

— Ну знаешь, это не ответ. — Она притворилась обиженной, и Чарли притянул ее к себе еще ближе.

Барби, дорогая… я так счастлив… и надеюсь, что и ты тоже… Ты понимаешь, сегодня исполнилась мечта всей моей жизни. — У него было приятное чувство, что он заложил основу того, о чем всегда мечтал, но никогда не имел: любви, тепла, домашнего очага, семьи.

— Я знаю, милый. — Руки ее безвольно опустились, когда он коснулся ее губ. Единственное, чего хотела она, — оказаться с ним на берегу океана в Вайкики. Утром они уезжали на Гавайи, а свадебную ночь собирались провести у Чарли. Хорошо бы, конечно, было провести ее здесь, в одном из роскошных номеров отеля, но на это у них не хватало денег. Впрочем, Барби это уже не волновало, она и так знала, что никогда в жизни не забудет этот вечер.

В эту ночь в Санта-Барбаре небо тоже было безоблачным и звездным. Собравшиеся на торжественную церемонию гости наблюдали, как Пилар Грэхем и Брэдфорд Колеман скрепляют свой союз долгим поцелуем. Наконец они оторвались друг от друга и сияющими, счастливыми глазами обвели собравшихся. Марина Г одетой, судья, возглавлявшая церемонию, объявила их мужем и женой, и тогда все весело зааплодировали и начали подходить к молодоженам, поздравляя и желая им счастья.

— Почему вы не сделали этого давным-давно? — допытывался один из друзей Брэда.

— Мы тщательно готовились к семейной жизни, — парировала Пилар.

Невеста была одета в шелковое платье, плотно облегавшее ее высокую, стройную фигуру. Каждый день она плавала и проделывала целый комплекс специальных упражнений, и Брэдфорд не уставал повторять, что тело у нее как у молодой девушки. Она была действительно красивой женщиной, и ее гордостью были прямые, необычайно густые волосы, спадающие на плечи.

— Тринадцать лет, не слишком ли большой срок для подготовки? — поинтересовался кто-то из гостей.

Одна из ее коллег по суду, Алиса Джексон, улыбнулась:

— Мы так рады, что вы с Брэдом наконец решились пожениться.

— Да, — вмешался другой ее сослуживец, Брюс Хеммингс, — я-то знаю, что вам обоим ни к чему разговоры теперь, когда Брэд стал судьей.

— Ты совершенно прав, дружище, — раздался глубокий голос Брэда, а его рука легла ей на плечо, — я не желаю, чтобы кто-нибудь обвинил Пилар в том, что она спит с судьей, чтобы завоевать его снисхождение во время слушания дел.

— Можно подумать, мне это очень надо! — поддразнила она, откидываясь назад и прижимаясь к нему хорошо знакомым им обоим движением.

Глядя на них, никто не мог бы сказать, что эти двое когда-то, в течение трех лет, были заклятыми врагами. Пилар окончила юридический факультет, приехала в Санта-Барбару и получила место защитника в городском суде, где Брэд был обвинителем. Слушание любого дела в зале суда превращалось для них в настоящее сражение. Ее просто бесили его идеи и убеждения, его взгляды и высказывания, вся его манера вести процесс безжалостно и настойчиво, до тех пор, пока он или выиграет его, или вконец не измучает присяжных.

Не один раз они, неудовлетворенные ходом разбирательства, продолжали отстаивать друг перед другом свою точку зрения после закрытия заседаний. Их постоянно призывали к порядку в зале суда, и Пилар однажды чудом избе жала ночи в тюрьме по требованию присяжных за то, что назвала Брэда негодяем в присутствии судьи. Но ее гневный выпад так позабавил Брэда, что он решил пойти на примирение с ней и даже больше того, пригласить ее пообедать, как только закончится заседание. Что он и сделал, когда они вышли из здания суда.

— Вы что, ненормальный? Разве вы не знаете, какого я о вас мнения? — Пилар все еще пылала гневом, вспоминая о том, как он ловко провел это дело об изнасиловании, добившись максимально строгого наказания для ее подзащитного. — Вы просто проголодались, поэтому приглашаете меня составить вам компанию, чтобы насладиться своим триумфом подольше.

— Ваш подзащитный виновен, и вы это прекрасно знаете. Она знала это и переживала по этому поводу. Но Пилар прекрасно понимала, что кто-то должен был защищать этого подонка, это не зависело от его или ее желания, в конце концов, это была ее работа, она должна делать ее, и плевать ей, нравится это Брэду Колеману или нет.

— Я не собираюсь обсуждать с вами виновность или невиновность моих клиентов, мистер Колеман. Это было бы ошибкой. Вы за этим приглашаете меня на обед? Вы думаете, что я проболтаюсь о чем-нибудь, что вы потом сможете использовать против меня? — Пилар была ужасно зла на него и не понимала, почему все считают его привлекательным. Однако он был первым красавцем у себя в прокуратуре. Ему было под пятьдесят, и его седина была белоснежной. Все женщины, работающие в суде, с которыми она общалась, постоянно болтали о том, как он красив и сексуален. Но Пилар Грэхем никогда не обсуждала этот вопрос, поскольку этот человек интересовал ее только с деловой стороны.

— Я бы никогда до этого не опустился, — спокойно ответил ей Брэд Колеман, — и мне кажется, вам это прекрасно известно. А вот чего я действительно хочу, это чтобы вы работали у нас, а не в адвокатуре. Мне иногда очень хочется, чтобы мы с вами были на одной стороне. Вы знаете, мы с вами смогли бы разнести в пух и прах любую оппозицию.

Ее тогда позабавили его слова, но обедать с ним она не пошла. Пилар слышала, что Брэд Колеман вдовец, что у него есть дети и что он хорош во всех отношениях. Но она видела в нем только своего оппонента и долгое время не представляла его в другом качестве.

Спустя некоторое время они должны были представлять противодействующие стороны в шумном деле, которое попало во все газеты. Это было жестокое убийство, ре портеры, к сожалению, пронюхали о нем очень скоро, и процесс получился невероятно грязным и отвратительным. Подсудимая — молодая девушка — обвинялась в убийстве любовника своей матери. Она утверждала, что тот пытался изнасиловать ее, но следствием это установлено не было, и мать дала показания против нее.

Процесс был долгим, тяжелым, позиции судей — непреклонными. Вдруг во время одного из заседаний Брэдфорд Колеман поднялся со своего места и направился прямо к Пилар. Подойдя, он спокойно заявил, что благодаря кое-каким новым данным он пришел к выводу, что ее клиентка невиновна. Он попросил у судьи перерыв, после которого встал на защиту девушки и с таким мастерством и легкостью доказал ее невиновность, что, Пилар всегда это повторяла, ее освободили только благодаря ему. Вот тогда-то они и пообедали вместе в первый раз, хотя были знакомы уже три года. Этим двоим ничто в жизни не давалось легко и просто.

Его детям в то время было тринадцать и десять. Старшая, Нэнси, и десятилетний Тэдди невзлюбили Пилар с первого взгляда. Их мать умерла около пяти лет назад, и с тех пор они владели отцом полностью и безраздельно. Дети и мысли не допускали, что отец может увлечься другой женщиной, поэтому, понимая, что у отца с Пилар завязываются дружеские отношения, всячески старались помешать этому. Видно было, что Брэд огорчен этим до глубины души, и ей было искренне жаль его. Она понимала, что ему нужен кто-то, помимо работы и детей, пусть это будет даже не она, а другая женщина. И чем больше она его узнавала, тем большим уважением к нему проникалась. На нее производили впечатление его ум, талант, доброта, а также удивительная открытость, искренность и неизменное чувство юмора. Он был, оказывается, еще лучше, чем про него говорили.

А поняв это, Пилар вдруг обнаружила, что влюблена в него по уши, да и он тоже был от нее без ума, и перед ними возникла проблема, как быть с детьми.

— Но, помимо детей, существует еще одна проблема, Брэд… Как насчет работы? Я теперь не смогу выступать на процессах против тебя… ты же понимаешь, это как-то неприлично… и не очень хорошо для нас обоих…

В конце концов он согласился с ней после очередного процесса, на котором им пришлось схлестнуться не на шутку. Пилар ушла из суда, стала практиковать частным образом, и это ей понравилось. Он тоже практиковал время от времени, жизнь была насыщенной, и наконец даже дети привыкли к их отношениям. А потом постепенно его дочь и сын даже полюбили ее. Для них это была долгая война, и длилась она целых три года, но в конце концов они выиграли ее, и, когда Нэнси исполнилось шестнадцать, а Тэдди — тринадцать, Пилар Грэхем сошлась с Брэдфордом Колеманом.

Они переехали в Монтечито, купив там дом. Дети выросли: Нэнси уехала учиться в колледж, а Тэдди — в школу-интернат. Друзья поговаривали о том, что пора бы им пожениться. Но сами они считали, что вполне могут обойтись без этого. У них были его дети, и Пилар никогда не хотела иметь своих собственных. А что касается документа, где было бы записано, что они муж и жена, то ей лично он был ни к чему, потому что другого мужа в ее сердце не было.

Так они прожили в свое удовольствие тринадцать лет, и вот, когда Брэду исполнился шестьдесят один год, а ей — сорок два, его назначили главным судьей верховного суда Санта-Барбары. И они поняли, что для него может обернуться скандалом то, что он живет с женщиной, не будучи с ней зарегистрирован. Тем более что пресса уже потихоньку взялась за них.

Они как раз прочитали одну из таких заметок за завтраком, и Пилар спросила с несчастным видом:

— Как ты думаешь, может, мне лучше переехать?