Благословение Стил Даниэла
— Я тоже так подумала. Между прочим, она считает, что мне подходит твоя должность.
— Я с ней согласна. Но это уже совсем другой разговор, а мне сейчас надо возвращаться, чтобы как раз занять свое место. Сегодня после обеда я должна вынести приговор по делу, в котором преступление совершено пьяным водителем. Сам шофер вышел из-под обломков автомобиля абсолютно невредимым, но чуть не убил тридцатилетнюю беременную женщину и троих ее детей. К счастью, существует жюри присяжных, и им тоже придется принять решение.
— Да, видимо, случай непростой, — сочувственно сказала Пилар. Ей нравилось вот так обмениваться мнениями с подругой, она любила все эти разговоры и высоко ценила их дружбу. Она никогда не разочаровывалась в Марине.
— Конечно, непростой. Ладно, береги себя. Скоро я тебе все расскажу. Может, позавтракаем вместе на днях, если ты не очень занята?
— Хорошо, я позвоню тебе.
— Спасибо. Ну пока. — Закончив разговор, они обе вернулись к своей работе.
Им не удалось позавтракать вместе ни на этой неделе, ни на следующей. Обе были слишком заняты, и Пилар с головой ушла в работу, пока Брэд не предложил уехать на несколько дней и поселиться в одном очень уютном маленьком отеле в Кармел-Веле, о существовании которого он давно знал. Как он объяснил, наступала «критическая неделя». ЛГ у нее уже вот-вот начнет выделяться, а это значит, организм готов к овуляции и она наступит через день-два. И муж решил, что было бы гораздо лучше уехать и заняться ее проблемами вплотную, чем сидеть на месте и постоянно быть в напряжении: ему — в суде, а ей — у себя в офисе.
Но к тому времени, как они добрались до отеля, оба были совершенно измучены после нескольких дней напряженной работы. Они были просто счастливы от того, что оказались вдвоем, в уютной комфортабельной обстановке, и наслаждались обществом друг друга и тем, что можно было говорить и думать, не боясь быть прерванными телефонным звонком или тем, что на них в любой момент обрушится поток сводок и докладных записок.
И несмотря на беспокойные дни, предшествовавшие поездке, они отлично провели время, много гуляя по окрестностям. Пилар была страшно растрогана подарком мужа. В антикварном магазине в Кармеле Брэд купил жене небольшую, но очень красивую картину. На ней были изображены мать с ребенком, сидящие в сумерках на скамейке; в ней чувствовалось влияние импрессионизма, и она очень понравилась Пилар. Она была уверена, что если на этот раз забеременеет, то эта картина навсегда приобретет для нее особое значение.
После двухдневного отдыха они вернулись в Санта-Барбару посвежевшими и счастливыми и полными надежд на то, что на этот раз достигли цели. Пилар сказала Брэду, что она почти уверена в этом. Но в следующем месяце менструация пришла вовремя, и Пилар пришлось начать принимать хломифен. Он подействовал на нее так, как и предсказывал доктор. Она чувствовала себя взведенной до упора, как часовая пружина. Она готова была взорваться в ответ на любое замечание Брэда, и по шесть раз на дню у нее появлялось непреодолимое желание задушить свою секретаршу. Она едва могла сосредоточиться, чтобы выслушивать клиентов, а во время процессов прилагала массу усилий, чтобы не потерять над собой контроль, споря с судьей. Теперь все ее мысли были направлены на то, чтобы держать себя в рамках, и она постоянно чувствовала себя совершенно измотанной.
— Смешно, не правда ли? — говорила она Брэду. — Тебе, должно быть, это ужасно нравится. — Она капризничала и вела себя как последняя истеричка уже две недели, и сама себе была отвратительна, прекрасно понимая, чего ему стоит терпеть эти фокусы. Все было гораздо хуже, чем описывала доктор Вард, но Пилар знала, что ребенок того стоит.
— Все это будет оправдано, если из этого будет толк, — заверил ее муж. Но беда в том, что и на этот раз у них ничего не получилось. В общей сложности они старались добиться успеха уже пять месяцев, и в следующем месяце, за неделю до Дня Благодарения, доктор Вард посоветовала им сделать внутриматочное оплодотворение.
Перед тем как на него решиться, они долго втроем обсуждали эту возможность, и врач заверила их, что, по ее мнению, только это может привести к положительным результатам. Она собиралась в два раза увеличить дозу хломифена, которую принимала Пилар, что нисколько не обрадовало пациентку, непосредственно перед овуляцией с помощью ультразвука проверить, как развивается фолликул, потом в ночь перед овуляцией сделать ей укол другого гормона, ХГЧ, а потом произвести внутриматочное осеменение посредством ввода спермы прямо в матку.
Пилар не была в восторге от того, что ей придется принимать лекарства, и без того чувствуя невыносимое напряжение под действием этого препарата, но Хелен Вард уговорила ее, что стоит попробовать, и супруги забронировали номер в отеле «Бель Эр» на два дня, которые, как они высчитали, должны были быть наиболее благоприятными, исходя из действия лекарства и графика температуры. Доктор Вард посоветовала им в течение трех дней не заниматься любовью, чтобы у Брэда не понизилась активность спермы.
— Я чувствую себя, как породистый бык во время случки, — шутил Брэд по дороге в Лос-Анджелес. Между тем Пилар снова чувствовала себя человеком. Она приняла последнюю дозу хломифена пять дней назад, мало-помалу возвращалась в свое обычное состояние, и это доставляло ей несказанное удовольствие. Она уже давно успела забыть, как это здорово, когда ты можешь полностью управлять своим телом и держать эмоции под контролем.
Приехав в Лос-Анджелес, они сразу же отправились к доктору, чтобы сделать ультразвуковое обследование. Его результаты вполне удовлетворили ее. Сразу после этого она сделала пациентке укол ХГЧ и попросила их прийти на еле дующий день в полдень. Таким образом в их распоряжении оказались оставшиеся полдня и ночь, в течение которых они могли заниматься чем угодно, кроме любви. И они оба были удивлены тем, что чувствуют волнение и беспокойство.
— Может быть, завтра я уже буду беременна, — прошептала Пилар.
В этот вечер на Родео-драйв в магазине Дэвида Оргелла Брэд купил ей бриллиантовую брошку старинной работы, в форме маленького сердечка. Потом они заглянули в магазин Фреда Хеймана, который находился на той же улице. Это был необыкновенный вечер, но оба, паря в небесах, испытывали легкую тревогу от того, что в любой момент они могут упасть на землю.
Они немного выпили в отеле «Беверли-Хиллз» и пообедали в Спаго, а потом, вернувшись в «Бель Эр», прежде чем пойти спать, не спеша прогулялись по окружавшему отель парку, любуясь лебедями, скользящими по зеркальной поверхности пруда. Но они еще долго пролежали в постели, не смыкая глаз и думая о завтрашнем дне.
На следующее утро супруги были крайне взволнованы, а когда они зашли в лифт, чтобы подняться в приемную к Хелен Вард, Пилар начало трясти.
— Ну не глупо ли? — прошептала она Брэду. — Я чувствую себя как девчонка, потерявшая девственность. — Муж улыбнулся в ответ на ее слова. Он тоже был напряжен и скован. Ему совсем не нравилась мысль о том, что ему придется сдавать сперму прямо в кабинете врача. Правда, доктор заверила его, что он будет не ограниченно времени и Пилар сможет помочь ему. Но сама идея казалась им совершенно неприемлемой, и они оба были смущены предстоящим испытанием. Но как только супруги добрались до приемной, они были приятно поражены.
Их пригласили войти в отдельное помещение, и они оказались в уютной комнате, больше похожей на хорошо оборудованный номер в отеле. Там была кровать, телевизор с набором эротических видеокассет, стопка журналов, чтобы занять «гостей», и целый набор эротических приспособлений и вибраторов, предназначенных для достижения той цели, ради которой они здесь оказались. А на столе стояла маленькая мензурка, в которую нужно было собрать сперму.
Их не предупредили, сколько в их распоряжении времени, а только, уходя, медсестра спросила, не желают ли они выпить кофе, чаю или какой-нибудь другой безалкогольный напиток. И вдруг Пилар, взглянув на мужа, безудержно расхохоталась. Он выглядел таким серьезным и чужеродным в этом месте, что она не могла удержаться от смеха. Все происходящее ей вдруг показалось ужасно глупым.
— Похоже на номер в публичном доме, правда? — Она хихикнула, и Брэд тоже ухмыльнулся.
— Откуда ты знаешь?
— Где-то читала о подобных заведениях. — Она снова начала смеяться, и он с жалкой улыбкой толкнул ее на кровать, а сам повалился рядом.
— И как только я позволил впутать себя во все это? — сказал он, глядя на нее.
— Не имею понятия. По дороге сюда я думала о том же. И знаешь что, — Пилар пристально взглянула на него, — если ты не хочешь этого делать, то давай скорее уйдем. Мы начали это вроде как несерьезно, но теперь, наверное, я зашла слишком далеко… Я сама такого не ожидала… но, поверь, я никогда не хотела ставить тебя в неловкое положение… — Она чувствовала себя виноватой в том, что втянула его в это. Ведь вся эта ситуация вызвана ее возрастом. И если бы она поставила вопрос о детях раньше, им бы никогда не пришлось иметь со всем этим дело.
— Ты все еще хочешь ребенка, Пилар? — тихо спросил ее Брэд, и Пилар грустно кивнула. — Отлично, тогда хватит переживать и давай займемся делом.
Он поднялся и включил эротический фильм, который смутил ее, но, отбросив неловкость, Пилар помогла ему снять одежду. Сама она тоже разделась и начала ласкать его, пока он смотрел на экран. Он возбудился очень быстро, равно как и она, и она даже пожалела, что им придется упустить такой момент. Брэд боролся с желанием завершить близость естественным образом, а она продолжала гладить, ласкать, целовать и возбуждать мужа, пока, наконец, нужный результат не был достигнут и он не успокоился в ее объятиях. Это было довольно непривычно для них обоих, но, что это очень неприятно, сказать было нельзя.
Они быстро приняли душ, оделись и позвонили медсестре. Она взяла чашечку и попросила Пилар следовать за ней.
— Можно мне тоже пойти? — нерешительно спросил Брэд. Пока в том, что они делали, не было ничего страшного, но он хотел быть рядом с ней на случай, если все самое неприятное было еще впереди.
Медсестра сказала, что он может пойти с ними. Пилар снова все с себя сняла, надела халат и, слегка нервничая, улеглась на процедурный стол. Через секунду вошла доктор Вард и поместила свежую сперму в гипотермальный раствор. Потом она ввела небольшую трубочку в матку Пилар и осторожно перекачала по ней сперму. Все было сделано буквально за минуту, и, вынув трубочку, доктор велела пациентке полежать полчаса. Она оставила их вдвоем, и супруги тихо переговаривались о пустяках в течение получаса. Брэд поддразнил ее, заявив, что считает, что ей вместо спермы ввели внутрь индюшачью подливку.
— Я сама чувствую себя как индюшка, лежа здесь, — ответила Пилар. Они были удивлены тем, что весь процесс оказался таким простым, но все равно он здорово измотал их. Пережитое напряжение привело их обоих к полному эмоциональному спаду.
— Держу пари, что у нас все получилось, — сказал Брэд уверенно и засмеялся, вспомнив неприличный фильм, который они смотрели в соседней комнате. — Нам тоже надо купить парочку подобных кассет, — пошутил он, и она рассмеялась. Все проделанные ими манипуляции изрядно позабавили их. И все же нельзя было сказать, что им было легко. Не все в жизни просто.
— Все, на этот раз дело сделано. — Доктор зашла проведать их перед тем, как они ушли. Она еще раз сказала Пилар, что все ее гормональные анализы в норме, а гестагенный уровень резко повысился с того момента, как она начала принимать хломифен. Также она предупредила их, что подобную процедуру, может быть, придется повторить шестьдесят раз, пока она «сработает». — Вам придется видеться со мной чаще, чем со своими друзьями и близкими, — с улыбкой заверила Хелен, но супруги Колеман ответили, что они ничего не имеют против. Она пожелала им счастливого Благодарения и попросила Пилар держать ее в курсе. Она сказала, что через две недели будет ждать от нее звонка, чтобы узнать, началась ли у пациентки менструация.
— Не волнуйтесь, — улыбнулась Пилар, — я позвоню вам в любом случае, — особенно если пациентка забеременеет. — А если нет — то им придется прийти сюда для внутриматочного оплодотворения снова… и снова., .и снова… пока у них что-нибудь не получится или пока им это не надоест… Но. несмотря на то, что это было первый раз, Пилар надеялась, что он станет решающим.
Она также хотела обсудить с доктором метод оплодотворения клетки через фаллопиевы трубы. Пилар читала об этой процедуре. Это очень походило на искусственное оплодотворение, но было более результативным для женщин сорокалетнего возраста. Но доктор Вард отказалась пока даже обсуждать это.
— Давайте сначала посмотрим, что у нас получится, хорошо? — сказала она категорично. Она считала, что не стоит раньше времени обсуждать такие исключительные меры. А на искусственное оплодотворение она возлагала большие надежды. Под действием хломифена гестагенный уровень у Пилар изрядно повышался, что должно было неизменно привести к беременности.
Домой они ехали спокойные и умиротворенные, чувствуя, что последние несколько дней невероятно сблизили их. А неделя перед Днем Благодарения пролетела очень быстро, и Пилар старалась не переутомляться на работе.
Нэнси с Томом и с малышом Адамом праздновали этот день с отцом и мачехой, а Тэдди отправился со своей подругой в Денвер покататься на лыжах. Но он пообещал провести с ними Рождество в этом году, поэтому никто не был к нему в претензии из-за его отсутствия в День Благодарения. Между тем Адаму было уже пять месяцев, он постоянно гукал и всем радостно улыбался, а на нижней десне у неге красовались целых два зуба. Брэд был просто без ума от малыша, сам удивляясь той нежности, какую он испытывал к этому крохотному существу. Пилар тоже подолгу возилась с ним, пропуская мимо ушей обычные комментарии Нэнси с том, как ей хорошо с ее ребенком и что она всегда удивлялась, почему у мачехи с отцом не было детей.
— Я думаю, что это интуиция, — пошутила Пилар, но ни она, ни Брэд не заговорили с детьми о своих планах и по пытках завести ребенка. Это было для них слишком важно, слишком интимно, чтобы делиться с кем-нибудь. И Пилар с нетерпением ожидала того момента, когда наконец станет ясно, беременна она или нет. Даже праздник Благодарения не мог отвлечь ее от этих мыслей.
И поэтому, когда молодые супруги уехали, Пилар с облегчением вздохнула от того, что они остались вдвоем могут свободно поговорить о том, что их сейчас больше всего волновало.
— Я очень надеюсь на положительный результат, — при зналась она.
— Посмотрим, — сказал Брэд, но заметил необычное выражение в глазах жены, которое напомнило ему о чем-то давно забытом. Ее взгляд был лишь слегка затуманен, но ни каких признаков, никаких намеков на то, что что-то в ней изменилось, еще не было, и он решил, что сам, как и Пилар просто поддался желанию того, чтобы она была беременна.
Глава 8
Для Дианы и Энди День Благодарения "в этом году превратился в настоящий кошмар. В течение последних трех месяцев их жизнь походила на ад, и Энди иногда казалось что он не сможет так дальше существовать. Он не мог с ней ни о чем говорить, не мог видеть той горечи, жалости к самой себе и ненависти — того состояния, в котором Диан, теперь постоянно пребывала. Она питала ненависть ко всему и ко всем, и чувство злости до краев переполняло ее. Она злилась на свою жизнь и на судьбу, которая сыграла с ней такую жестокую шутку. И он ничего не мог поделать. Ведь его это тоже касалось, раз уж он связал с ней свою жизнь. Но бывали дни, когда он был абсолютно уверен, что они оба больше не выдержат такой обстановки.
Положение дел еще более ухудшилось в октябре, когда Билл и Дениза сообщили, что они ждут ребенка. Диана стала избегать молодой счастливой пары, друзья почти пере стали встречаться, из-за чего Энди почувствовал себя еще более одиноким.
Она теперь постоянно уходила от разговоров с Элайзой, а если им и приходилось общаться, то Диана говорила только о работе. О докторе Джонстоне она даже не заикалась. Элайза тоже перестала касаться в разговорах этой темы, она уже давно поняла, что Диане не удалось решить свои проблемы.
Диана не желала видеть никого из их друзей, и в конце концов те перестали им даже звонить. Ко Дню Благодарения она отдалилась ото всех, замкнулась в себе, и Энди считал, что никогда еще их жизнь не была такой мрачной, как в эти дни.
И Диана еще подлила масла в огонь, приняв решение провести праздник в Пасадене со своей семьей. Он приложил все усилия, чтобы отговорить ее, но, к его огромному разочарованию, она настояла на своем. Гуди были единственными, с кем они продолжали видеться все это время, но как раз с ними им пока встречаться и не следовало бы.
— Ради бога, — уговаривал Энди, — зачем ты это делаешь?
— Это моя семья! А что, ты думаешь, я должна делать? Сообщить им, что мы не желаем их видеть, только потому что я бесплодна?
— Но ведь с этим ничего нельзя поделать. А тебе будет тяжело среди них. Твои сестры опять начнут задавать ненужные вопросы, а вид беременной Саманты окончательно добьет тебя! Подумай сама, неужели тебе это надо? — «А точнее, надо ли это нам обоим?» — добавил он мысленно, но вслух этого не сказал.
— Она все равно моя сестра.
Он уже не мог ее понять и подозревал, что никогда больше не сможет. Казалось, она упивалась тем, что наказывала и наказывала себя за то, что с ней произошло. И самое страшное было то, что Диана не могла ничего исправить. Когда-то, несколько лет назад, она неправильно предохранялась и заплатила за это действительно очень высокую . цену. Это было просто чудовищное невезение. Но это не давало ей права считать себя конченым человеком.
— Я все-таки считаю, что нам не стоит ехать туда. — Энди продолжал спорить с ней, пытаясь убедить ее отказаться от этой затеи, но Диана твердо стояла на своем.
Она поняла, что была не права, только в тот момент, когда они вошли в дом ее родителей. Гейл была в отвратительном настроении, она была простужена, и дети весь день капризничали и вымотали ей все нервы. Она поругалась с матерью, когда та сказала, что ей бы следовало уделять больше внимания воспитанию детей, и ее раздражало поведение Джека, который не стал за нее заступаться. Она набросилась на Диану, как только они вошли, и Энди сразу же пожалел о том, что они приехали. «Да, — подумал он, — вечер предстоит просто отвратительный».
— Спасибо, что пришла так рано, как раз нам требуется твоя помощь, — шипела на сестру Гейл, пока Диана снимала пальто. — Ну и чем ты была так занята после полудня? Чистила ногти или просто дрыхла?
— Гейл, ради всего святого, какая муха тебя укусила? — Диана повернулась к старшей сестре как раз в тот момент, когда в комнату входила Сэмми, и Энди, увидев ее, чуть не застонал. Они виделись последний раз четвертого июня, когда ее беременность не была заметна, но сейчас она выглядела так, словно собралась родить тройню. И по тому, как застыло лицо жены, Энди понял, что один только вид сестры глубоко потряс ее.
— Гейл просто разозлилась из-за того, что мама сказала, что у нее невоспитанные дети. И она совершенно права. То же самое можно сказать про моих. Ну а как вы? — спросила она Диану, скрестив руки на своем огромном животе.
— Отлично, — холодно произнесла Диана, — и можешь не говорить ничего про себя, я и так вижу.
— Да, толстая. Сеймус говорит, что я похожа на Будду.
Диана выдавила из себя улыбку и отправилась на кухню поздороваться с матерью. Мать выглядела бодрой и здоровой и, увидев дочь, явно обрадовалась. Она, как всегда, хлопотала, организовывая все до последних мелочей, и наслаждалась своей кипучей деятельностью. Последние два месяца она была очень занята и не обратила внимания на то, что ее средняя дочь некоторым образом выпала из поля ее зрения. Она думала, что Диана просто слишком загружена работой у себя в журнале, но сейчас заметила в ее глазах выражение, которое ей не очень понравилось, и обратила внимание на то, что дочь похудела.
— Я рада, что вы смогли прийти, — сказала она, довольная тем, что все дети и внуки собрались у них в доме. Она искренне наслаждалась их обществом, хоть и делала Гейл замечания по поводу воспитания ее малышей. — У тебя все в порядке? — спросила она Диану.
— Все хорошо, — оборвала ее дочь. Она любила мать, но у нее совсем не лежала душа рассказывать ей про лапароскопию и про весь тот кошмар, который ей пришлось пережить. Она размышляла о том, сможет ли когда-нибудь рассказать обо всем матери. Может быть, когда-нибудь и сможет. Но сейчас она к этому не готова. Она не сможет себя заставить сказать кому-нибудь, что бесплодна, и так чувствуя себя неполноценной женщиной.
— Ты слишком много работаешь, — с упреком сказала мать, уверенная, что именно напряжение на работе было причиной того выражения на лице дочери, которое ей не понравилось. Мать перевернула индюшку — птица была огромная, покрытая золотистой корочкой, пахло от нее потрясающе.
— В отличие от сестер, — сказал отец, который как раз зашел в кухню.
— Им хватает работы по дому, — защищала дочерей мать. Она очень любила всех трех дочерей и знала, что отец тоже их обожает. Ему просто нравилось делать подобного рода замечания. Диана всегда была его любимицей, и теперь от него тоже не ускользнуло, что она выглядит уставшей и несчастной, и это его обеспокоило.
— Как твой журнал? — Он спросил это так, как будто она была его владелицей, и она улыбнулась в ответ.
— Отлично. Тираж заметно возрастает.
— Очень хороший журнал. Я в прошлом месяце читал один номер.
Он всегда относился с большим уважением к тому, что она делала, и Диана часто удивлялась, почему она от этого чувствует себя так неловко. Но на этот раз она знала почему. На этот раз она не смогла сделать того, что для всех членов семьи имело большое значение: не смогла родить ребенка.
— Спасибо, папочка.
Тут вошли два ее свояка и спросили, когда будет готов обед.
— Терпение, мальчики, — улыбнулась теща и выпроводила всех, кроме Дианы, в соседнюю комнату. — Дорогая, с тобой действительно все в порядке? — спросила она серьезно, когда они остались одни. Дочь была бледной и утомленной, и в глубине ее глаз мать заметила такую отчаянную тоску и опустошенность, что подумала, будто у них с мужем что-то не ладится.
Она медленно приблизилась к своей средней дочери, вспоминая, какой она была веселой и непосредственной… и всегда говорила правду.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, мам, — солгала Диана, отворачиваясь, чтобы мать не заметила выступившие у нее на глазах слезы, — все в порядке. — И тут, как раз вовремя, на кухню забежали детишки, и Диана повела их обратно к своим мамам под пристальным взглядом Энди. Ему не нравилось выражение, появившееся у нее в глазах в последние дни. Она как будто погасла внутри, и никто уже не в силах зажечь ее в глазах прежний огонь. Казалось, она была готова разрыдаться от горя, и он был единственным, кто знал причину ее горя.
Отец благословил всех присутствующих, и они сели к столу; Диана оказалась между зятьями, в то время как Энди посадили прямо напротив нее между двумя сестрами. Гейл, как всегда, беспрерывно болтала с Энди, в основном о пустяках: об учительско-родительской ассоциации, жаловалась, как мало на сегодняшний день получают доктора, намекая на то, что это является основной причиной, почему врачи вообще не имеют детей. Энди же только вежливо соглашался с ней и иногда, по возможности, делал слабые попытки поддакнуть Сэмми, которая была полностью поглощена разговором о своих детях и о малыше, который у нее скоро появится. Потом разговор перекинулся на соседей начали обсуждать тех, кто недавно женился или вышел замуж и у кого родились дети. Обед был в самом разгаре, когда Диана окинула всех взглядом, полным раздражения:
— Слушайте, неужели нельзя поговорить ни о чем другом, кроме беременности и детей? Меня уже тошнит от всех этих разговоров о родах и кровотечениях, о том, сколько времени могут длиться родовые муки и кто сколько родил и кто сколько еще собирается родить детей. Боже, я удивляюсь, как мы до сих пор не начали обсуждать качество грудного молока всех наших соседок!
Отец со своего места во главе стола бросил быстрый взгляд на Диану, а затем, нахмурившись, посмотрел на свою жену. С дочерью было явно что-то не в порядке.
— Что с тобой? — спросила Сэмми, откинувшись на спинку стула, одну руку она держала за спиной, а другой поддерживала свой живот. — Боже… если этот несносный малыш не прекратит пинаться…
— Ради всего святого! — закричала на нее Диана и вскочила, отбросив в сторону стул. — Чтоб этот чертов ребенок выбил тебе все зубы! Ты можешь заткнуться и не говорить о нем хотя бы десять минут?!
Сэмми уставилась на нее, совершенно ошарашенная, и затем, разрыдавшись, выбежала из-за стола. Диана уже надевала пальто, бросая через плечо извинения отцу с матерью:
— Извините меня, мама… папа… Я этого не вынесу… Мне очень жаль, но нам не надо было приходить.
Но ее старшая сестра между тем решительно прошла через гостиную и остановилась на пороге прихожей прямо перед Дианой. Ее лицо пылало от гнева, такое выражение Диана видела у Гейл последний раз, когда они учились в школе и она случайно сожгла новые электробигуди, принадлежащие старшей сестре.
— Как ты смеешь вести себя подобным образом в родительском доме? И кто дал тебе право говорить кому-либо из нас такие вещи? Кого, черт возьми, ты из себя корчишь?
Гейл, пожалуйста… не надо. Извините. Диана расстроена и не отвечает за свои слова. Нам лучше было бы остаться дома. — Энди пытался успокоить обеих женщин, но это было бесполезно. Сэмми рыдала в ванной, и Сеймус пошел, чтобы успокоить ее. Родители потрясенно смотрели, как их дочери ссорятся и оскорбляют друг друга, а малыши, казалось, совершенно посходили с ума и все выбежали из-за стола.
Но Гейл было уже не унять. Она пришла в ярость, казалось, вся ревность, скопившаяся в ней за эти годы, наконец-то нашла себе выход.
— Чем же это, черт возьми, она так расстроена? Своей работой? Своей карьерой? Мисс Лучше Всех и Умнее Всех, она слишком хороша и самоуверенна, чтобы рожать детей и жить, как все мы! Нет, что вы! Она же создана для большой карьеры, она же выпускница Стэнфорда! Так вот, знаешь что? Меня это нисколько не колышет! Ну, что вы об этом скажете, мисс Большая Карьера?
— До свидания, я ухожу, — сказала Диана родителям, дрожащими пальцами завязывая пояс от пальто и глядя на Энди обезумевшими глазами. Она слышала все, что ей наговорила сестра, но ответить ей она не решилась. Она знала, что стоит ей заговорить, и она не сдержится, а этого ей не хотелось. — Мама, прости меня! — выкрикнула она и вдруг увидела, что на нее с болью смотрит отец. Выражение его лица чуть не разорвало ей сердце, но она ничего не могла поделать. Он смотрел на нее так, как будто она предала его.
— Ты обязана извиниться, — сказала Гейл, видя, что Сэмми наконец вышла из ванной и направляется в прихожую . — Посмотри, во что ты превратила для нас День Благодарения! — сказала обвиняющим тоном Гейл, но Диану, казалось, не задели ее слова.
— Мне не надо было приходить, — тихо проговорила Диана, уже взявшись за дверь. Энди стоял у нее за спиной.
— Почему, черт возьми? Тебе просто надо было не открывать рот, — продолжала свои упреки Гейл, и вдруг Диана не выдержала, одним прыжком пересекла прихожую, схватила сестру обеими руками за горло и начала душить ее.
Если ты сейчас же не заткнешься, я убью тебя, слышишь? Ты ничего не знаешь обо мне и о моей жизни, о том, что я делаю и чего я не делаю, и о том, что у меня, может, никогда не будет детей! Понимаешь ты это, тупая и безмозглая сука?.. У меня нет детей, потому что я бесплодна, ты, идиотка!.. Понятно тебе это? Дошло до тебя? Я не могу родить ребенка! Несколько лет назад мои внутренности превратились в дерьмо из-за того, что я пользовалась спиралью, а я об этом даже не догадывалась. Теперь тебе все ясно, Гейл? Хочешь теперь поговорить о моей работе, которая меня больше не интересует? Или о моем доме, который чертовски огромен для двоих, особенно когда у этих двоих не будет детей? Или ты желаешь, чтобы мы опять начали обсуждать ребеночка Марфи или близняшек Вильямсов? Или, может, мы все сейчас усядемся здесь и будем смотреть, как Сэмми потирает свой живот? Спокойной ночи всем! — Она оглядела присутствующих, стоявших с застывшими от изумления лицами, и краем глаза заметила, что мать и младшая сестра заплакали. Но Гейл стояла неподвижно, с открытым ртом, когда Диана рванулась и, выбежав через дверь, быстро пошла к машине. Энди торопливо попрощался и поспешил вслед за женой.
Диана знала, что сейчас у нее за спиной разразится скандал, но она убедила себя, что ее это не должно волновать. И Энди в глубине души надеялся, что эта вспышка пойдет ей на пользу. Ей необходимо было высказаться, покричать, поплакать, выплеснуть из себя все, что наболело, что уже нельзя было сдерживать. А где это еще можно сделать, кроме как в собственной семье? Хотя он должен был признать, что праздником пришлось пожертвовать.
Пока они ехали домой, он смотрел на жену с улыбкой, а она постепенно успокоилась и перестала плакать.
— Хочешь, поедем поедим где-нибудь бутерброды с индюшкой? — сказал он шутливым тоном, и Диана улыбнулась. Несмотря ни на что, она еще не до конца потеряла чувство юмора.
— Ты думаешь, что я окончательно свихнулась из-за всего этого? — Последнее время жизнь для нее была похожа на кошмар, и, может быть, как раз сейчас этот кошмар кончился.
— Нет, но думаю, что тебе не помешало бы привести в порядок свои нервы. Как ты относишься к тому, чтобы нам обоим показаться специалисту? Это должно помочь. — Энди уже подумывал о том, чтобы обратиться к психоаналитику хотя бы для того, чтобы поговорить с кем-нибудь. В последнее время он не мог разговаривать с женой, а обсуждать то.
что случилось, с кем-то из друзей он был просто не в состоянии. Он, правда, собирался довериться Биллу, но теперь, когда Дениза была беременна, ему совсем расхотелось говорить с другом о бесплодии Дианы. Его же братья были слишком молоды, чтобы чем-то ему помочь. Он, как и Диана, по-своему чувствовал себя одиноким, угнетенным и расстроенным. — Я еще подумал, что нам надо бы отдохнуть.
— Мне не нужен отдых, — тотчас ответила она, и Энди рассмеялся.
— Конечно. Хорошо. Может быть, мне отвезти тебя прямо сейчас обратно в Пасадену, и мы сможем продолжить семейный праздник? Или ты предпочтешь подождать до Рождества и устроить второй раунд? Уверен, что твои сестрицы будут рады помочь тебе в этом. Не знаю, как ты, — сказал он серьезно, — но я лично не собираюсь в этом году праздновать Рождество в Пасадене.
Диана вынуждена была признать, что тоже совсем этого не хочет:
— Я не уверена, что смогу взять отпуск, чтобы куда-нибудь поехать. Мне и так приходилось постоянно отпрашиваться с работы для этих бесконечных обследований и анализов.
— Попытайся, — попросил Энди, загоревшийся этой идеей, — даже неделя отдыха пойдет нам на пользу. Я думаю, мы сможем съездить на Мауна-Кеа, на Гавайи. Половина нашей радиокомпании будет там, но большинство поедет на Мауна-Лейни. Ди, я говорю вполне серьезно. — Он посмотрел на нее, ведя машину по направлению к дому, и Диана вдруг увидела, что ее муж выглядит таким же несчастным, как и она сама. — Я совершенно не представляю, как нам справиться со всем этим, я перестал понимать тебя и твои чувства. Но одно я знаю твердо — мы оба попали в переделку.
Диана тоже это знала, но была слишком занята собственными переживаниями, чтобы попытаться понять его. Она с головой ушла в свои страдания и ничем не могла помочь мужу. Она даже сомневалась в том, что им нужен совместный отдых, правда, предложение о совместном посещении психоаналитика показалось ей заслуживающим внимания.
— Ладно, я постараюсь освободиться на несколько дней, — сказала она нерешительно. Он всегда рассуждал трезво, и Диана знала об этом. И потом, когда они уже подъезжали к дому, она повернулась и печально на него посмотрела. — Энди, если ты хочешь освободиться… я все пойму. Ты имеешь право на большее, чем могу дать тебе я.
— Нет, — сказал он, и слезы выступили у него на глазах, я имею право на то, что ты обещала мне… в горе или в радости, в здравии или болезни… пока смерть не разлучит нас. Там ничего не говорилось о том, что все это можно разрушить, если выяснится, что ты не можешь иметь детей. Да, это ужасно. Признаюсь, это огорчает и меня. Но я ведь женился на тебе… и люблю я тебя. И если мы не можем иметь детей, значит, такова наша судьба. Может быть, мы когда-нибудь кого-нибудь усыновим, может быть, мы придумаем что-нибудь другое, может быть, будет изобретен какой-нибудь новый, фантастический способ лечения лазером, и это поможет тебе, а может, и нет, но меня это все не интересует, Ди… — Он взял ее руки в свои, в его глазах блестели слезы. — Я просто очень хочу, чтобы моя жена вернулась ко мне.
— Я люблю тебя, — сказала она тихо. Для них обоих это было ужасное испытание, самые черные дни в жизни Дианы, и она понимала, что они еще не кончились. Она носила траур в течение долгого времени и теперь не знала, снимет ли его когда-нибудь. Она не знала, сможет ли она стать такой, как прежде. — Просто я теперь в себе не уверена… что все это значит… в кого я теперь превратилась…
— В данный момент ты превратилась в женщину, которая не может иметь своих собственных детей, женщину, у которой есть муж, который очень ее любит, женщину, с которой случилась большая беда, а она даже не подозревала об этом… Вот кто ты теперь. Ты осталась тем же, кем и была. В тебе ничего не изменилось. Единственное, что изменилось, — это небольшая часть нашего будущего.
— Как ты можешь называть это «небольшой частью»? — Диана гневно посмотрела на него, но он еще сильнее сжал ее руки в своих, как бы пытаясь вернуть ее к действительности.
— Перестань, Ди. Она действительно небольшая. Что, если бы у нас родился ребенок и умер? Это было бы ужасно, но ни ты, ни я после этого бы не умерли, правда? Мы бы продолжали жить, постарались бы родить еще.
— А что, если б мы не смогли? — грустно спросила она.
— Какой у нас остается выбор? Разрушить две жизни, разбить хороший брак? Что в этом хорошего? Ди, поверь, я не хочу тебя терять. Мы и так уже потеряли очень многое… пожалуйста, Ди, ну, пожалуйста… помоги мне сохранить наш брак…
— Хорошо, я попробую… — сказала она грустно, но она не знала, с чего ей следовало начать, не была уверена в том, что сможет стать тем, кем она была раньше, и Энди видел и понимал это. Даже работу в журнале она теперь делала кое-как и сама знала об этом.
— Все, что тебе надо сделать, Ди, это постараться. День заднем, шаг за шагом, дюйм за дюймом… и, может быть, когда-нибудь этот день настанет… — Энди нагнулся и нежно поцеловал ее в губы, но на большее он бы теперь не осмелился.
Они не занимались любовью со Дня Труда, и он после этого не смел приблизиться к ней. Она сказала ему, что теперь нет смысла для них заниматься любовью, потому что это бесполезно. Ее жизнь кончилась. Но сегодня ночью Энди заметил проблеск надежды, в жене промелькнула слабая тень от того человека, которым она была до того, как доктор Джонстон сказал ей, что она не сможет иметь детей.
Он снова поцеловал ее и потом помог выбраться из машины, и они рука об руку пошли к дому. Вот уже несколько месяцев они не были так близки, и ему хотелось заплакать от облегчения. Может быть, для них снова забрезжила надежда.. . Может быть, они смогут еще все исправить. Он уже давно перестал верить в это. А теперь… Может быть, в конце концов этот День Благодарения не был для них таким уж черным днем. Он улыбнулся, глядя на нее, а Диана, снимая пальто, рассмеялась, вспомнив выражение лица Гейл, и призналась мужу, что в тот момент ей действительно было очень плохо, но в глубине души она насладилась этой сценой.
— Может быть, это отрезвило ее, — усмехнулся Энди, и они пошли на кухню. — Послушай, почему бы тебе не позвонить матери и не сказать, что с тобой все в порядке, а я пока приготовлю тебе сандвич с копченой колбасой. Вот увидишь, он будет великолепный.
— Я люблю тебя, —тихо произнесла Диана.
Энди еще раз поцеловал ее, а она начала медленно набирать номер родителей. К телефону подошел отец, но его едва было слышно за шумом и гомоном детских голосов.
— Пап, это я… я хочу извиниться…
— Я очень беспокоюсь о тебе, — перебил он, — я видел, как ты расстроена, и ужасно мучился от того, что не знал, чем могу помочь. — Отец знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, что эта вспышка явилась кульминационным моментом ее страданий, и, наблюдая эту сцену, он чувствовал боль за нее, ему показалось, что он теряет свою дочь.
— Мне кажется, что теперь со мной все в порядке. Наверное, сегодняшний вечер пошел мне на пользу. Но я очень со жалею, если испортила вам День Благодарения.
— Совсем нет. — Он улыбнулся жене, зашедшей в гостиную узнать, кто это звонит. Он шепнул ей, что это Диана. — Это дало всем тему для разговора. И действительно, новости были свежие, — пошутил отец, но мать с грустью посмотрела на него. Наконец-то дочь рассказала им. Она глубоко переживала все случившееся, жалость и сострадание к Диане разрывали ей душу. — Я хочу, чтобы ты звонила нам в любой момент, когда тебе это понадобится. Обещай мне, что с этого момента ты всегда будешь так поступать, хорошо?
— Да, я обещаю, — сказала она, чувствуя себя совсем как ребенок и глядя в другой конец кухни на мужа. Он снял пиджак, закатал рукава и выглядел ужасно занятым. И, в пер вый раз за долгое время, — спокойным.
— Мы всегда с вами, Диана, всегда, когда бы вы ни пожелали.
Глаза Дианы наполнились слезами, так же, как и глаза ее матери, стоящей рядом с отцом и слушающей их разговор.
— Я знаю, папочка. Спасибо. И передай маме и сестрам, что я извиняюсь перед ними за свою выходку. Пожалуйста, пап.
— Конечно, передам. Пожалуйста, береги себя. — Его глаза увлажнились. Он очень любил ее, и мысль о том, что ей плохо, была невыносима.
— Хорошо, папочка. Ты тоже… Я люблю тебя. Повесив трубку, Диана вдруг вспомнила день своей свадьбы. Они с отцом всегда были очень близки, они были близки и сейчас, хотя она и не рассказала ему обо всем. Но она знала, что если бы захотела, то могла бы это сделать. То, что он сказал, была правда: родители всегда были рядом и всегда были готовы помочь, и она это знала.
— Салями, копчености, сервелат, ты готова съесть это все? — спросил Энди, с важным видом подходя к ней. Через одну руку он перекинул полотенце, а в другой держал огромную тарелку с сандвичами. Им вдруг показалось, что они собираются что-то справлять, и это было довольно странное чувство. Но в какой-то мере они действительно праздновали. Они опять нашли друг друга, а это был не пустяк. Они уже были почти на самом дне пропасти, и теперь, вдруг, поняв это, начали потихоньку карабкаться обратно на скалу. Счастливого Благодарения!
Чарли приготовил для Барби великолепную индейку. Она нигде не задержалась и пришла домой вовремя, все еще чувствуя себя виноватой после годовщины их свадьбы, так что они на этот раз благополучно сели вдвоем за праздничный стол. И все-таки у Чарли было такое чувство, что между ними появилась какая-то трещина. Он осознал это еще некоторое время назад, возможно, когда она вернулась после Дня Труда из Лас-Вегаса, а может, даже раньше. Вернувшись тогда, Барби вся горела от возбуждения, когда рассказывала Чарли о представлениях, на которых они побывали, и о друзьях, которых она повстречала там. Потом звала Чарли пойти с ней куда-нибудь потанцевать, но он чувствовал себя для этого слишком уставшим и в любом случае не считал себя хорошим танцором. Барби начала жаловаться на то, что он запирает ее в четырех стенах, и на то, что он слишком консервативен, даже в манере одеваться. Его одежда действительно не была новой и модной, потому что он уже давно ничего не покупал себе, а только жене. «Может быть, Марк был прав, — размышлял Чарли про себя, — мне действительно не следовало отпускать Барби в Лас-Вегас».
С момента ее возвращения она почти все время проводила с подругами, ходила с ними в кино и на вечеринки, а однажды даже позвонила и сказала, что слишком устала, чтобы ехать домой, и решила остаться »а ночь у Джуди. Он никогда не делал ей замечаний, но, конечно, ему это не нравилось. Он поделился своими проблемами с Марком, и тот опять посоветовал ему держать жену на «коротком поводке», иначе ему придется пожалеть.
И Чарли продолжал тешить себя мыслью о том, что если у них появится ребенок, то все изменится. Барби станет другой, она успокоится. Ей не захочется гоняться за призрачными миражами, и, может быть, даже карьера актрисы перестанет прельщать ее. С июня он больше ни разу не заикался о детях и семье, но с тех пор стал очень внимательным, следя за ее циклами, и все-таки пока еще ничего не произошло. Чарли все еще продолжал приходить домой пару раз в месяц с бутылкой шампанского и почти всегда был уверен, что занимается с ней любовью в самое подходящее время. И если Барби была достаточно пьяна, она даже не вспоминала о предосторожности. Но, несмотря на все его усилия, она так и не забеременела. Чарли даже спросил ее однажды, не принимает ли она противозачаточные таблетки, вспомнив, как Марк предупредил его о такой возможности, но она очень удивилась и сказала, что если он хочет, то она может начать пить их. Но Чарли выкрутился, соврав, что прочитал статью о том, что эти таблетки опасны для курящих женщин, и может быть, она просто скрывает от него, что принимает их. Но она заверила его, что это не так. И все равно Барби не забеременела.
Между тем Марк дал ему имя того специалиста, который вылечил его зятя, и Чарли записался к нему на прием в понедельник, как раз после Дня Благодарения. Он был серьезно обеспокоен. Это ее заявление, что она еще ни разу не забеременела от него, хотя почти не предохраняется, здорово угнетало Чарли, и он хотел провериться как можно быстрее.
— Индюшка просто великолепна, — промурлыкала Барби, и он был доволен. Он сделал вкусную начинку и клюквенный соус, на гарнир был сладкий горох, прозрачные луковицы и запеченный картофель, украшенный алтеем. А на десерт он купил пирог с яблочной начинкой и заботливо украсил его ванильным мороженым.
— Тебе бы открыть собственный ресторан, — хвалила она его.
Чарли сиял от удовольствия, наливая кофе. Она закурила, и он заметил, что жена выглядит так, будто ее мысли где-то очень далеко.
— О чем, интересно, ты сейчас думаешь? — спросил он грустно. Иногда она выглядела такой красивой, но если к ней присмотреться повнимательней, то можно заметить, что она находится где-то далеко и переживает о чем-то. Ему казалось, что Барби с каждым днем отдаляется от него, и он чувствует это, но не может ее удержать.
— Нет, ни о чем особенном… например, какой чудный был этот обед. — Она улыбнулась ему сквозь сигаретный дым. — Ты всегда так добр ко мне, Чарли. — Но казалось, что этого недостаточно, и теперь он уже ощущал это.
— Я стараюсь. Ты ведь для меня все, Барби.
Она не выносила, когда он говорил подобные вещи. У нее возникало ощущение, будто ей на плечи взваливали какую-то непосильную ношу. Барби не желала быть «всем» ни для него, ни для кого-нибудь другого. Это было бы для нее слишком тяжелым бременем, и она бы с ним не справилась. Теперь уж она это знала, и очень хорошо.
— Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.
Она задумалась о том, смогут ли когда-нибудь исполниться его пожелания.
— Я и так счастлива, — сказала она спокойно.
— Неужели? Иногда я в этом вовсе не уверен. Ведь я чертовски скучный парень.
— Да нет же, нет, — вспыхнула она, — просто иногда я очень много хочу, — Барби задумчиво улыбнулась, — и я тогда просто схожу с ума. Не обращай на меня внимания.
— Чего ты хочешь, Барби? — Он знал, что она очень хочет стать знаменитой актрисой и сделать блестящую карьеру. Но, кроме этого, она никогда больше не говорила о своих мечтах или о том, что бы она хотела иметь в их совместной жизни. Казалось, что Барби просто плывет по течению, день за днем, удовлетворяя свои сиюминутные желания. Она, похоже, никогда не задумывалась о будущем.
— Иногда я сама не знаю, чего хочу. Наверное, в этом-то и вся беда, — призналась она, — я хочу стать актрисой… Хочу иметь хороших друзей… Хочу быть свободной… Хочу приключений…
— А как насчет меня? — спросил Чарли грустно.
Она забыла о нем и, когда он это сказал, покраснела.
— Конечно, я хочу быть с тобой. Ведь мы же муж и жена, так ведь?
— Так ли? — спросил он прямо, и она, не найдя что ответить, кивнула головой:
— Конечно. Не глупи.
— А что значит для тебя быть замужем, Бэб? То, что ты только что перечислила, вовсе не подходит для семейной жизни.
— Почему нет? — Но она знала, что он прав. Она просто была не готова к тому, чтобы лишить себя всего этого, и не думала, что это сможет сделать Чарли.
— Не знаю. Просто мне думается, что свобода и приключения — вовсе не синонимы «семейной жизни», хотя признаю, что они могут ими стать. Я считаю, что ты можешь делать все, что захочешь, до тех пор, пока тебе будет прият но. — Он наблюдал, как она загасила сигарету и тут же закурила новую. Чарли еще хотел спросить, счастлива ли она с ним, но не осмелился. Он боялся услышать ее ответ. И, глядя на нее, продолжал думать о том, что если у них появится ребенок, то все может измениться. Ребенок — это тот фундамент, который необходим, чтобы навсегда связать их жизни.
Глава 9
В понедельник после Дня Благодарения Марк отпустил Чарли с работы, и он поехал в Лос-Анджелес. Барби он ничего не сказал, а так как у нее в этот день был очередной показ купальников, она не заметила ничего: ни когда он уезжал, ни то, что он надел свой лучший костюм, ни того, что он ужасно нервничал. Барби занималась своими ногтями, на полную мощность включив радио. Уходя, он окликнул ее, но она не ответила.
По дороге в Лос-Анджелес он думал о том, что теряет жену, и все больше волновался из-за этого. Барби ничего не говорила, но ему казалось, что теперь ее мысли постоянно блуждали где-то далеко. Она стала очень замкнутой. Он знал, что она делает это не со злости, но и смириться с этим было трудно. Она совсем перестала заботиться о доме, разбрасывала где попало свою косметику, их спальня была похожа на поле битвы между лифчиками и чулочными поясами, а вся ее одежда валялась везде, где только можно, то есть там, где она в тот момент раздевалась. Да, Барби была классной девчонкой, и Чарли сходил по ней с ума, но, наверное, Марк был прав, он совершенно испортил ее. Он и не ждал, что она будет делать для него хоть что-то, и никогда не спрашивал ее, на что она тратит деньги, которые зарабатывает сама, хотя знал, что она чаще всего тратит их на вещи, бродя с Джуди по магазинам. Была только одна вещь, которую он очень хотел получить от жены, но именно ее никак не мог добиться. И его план заполучить желаемое обманом до сих пор не сработал. Теперь он должен был выяснить, почему так получилось. «И когда я это выясню, — усмехнулся он про себя, припарковывая машину на Уилшир-бульвар, — берегись, Барби!»
Приемная доктора Питера Патенгилла поразила его своей пестротой, обилием горшков с цветами и ярких акварелей. Она выглядела очень нарядно и совсем не была похожа на приемную, где обычно говорят шепотом. Назвав медсестре свое имя, Чарли более-менее успокоился. Он улыбнулся, вспомнив историю про пресловутые жокейские шорты со льдом, и притворился, что разглядывает журналы, хотя не мог ни на чем сосредоточиться; но вот наконец он услышал свое имя и вошел в кабинет доктора Патенгилла.
Доктор сидел за столом, но при виде Чарли поднялся, и его лицо осветила широкая улыбка. Он был довольно внушительных размеров, широкоплечий, с черными волосами и темно-карими глазами, в которых светились доброта и мудрость, присущие зрелому мужчине. На вид ему можно было дать чуть больше сорока. На нем был яркий галстук и твидовый пиджак, и, прежде чем он заговорил, Чарли понял, что доктор ему нравится.
— Я Питер Патенгилл, мистер Винвуд.
После того как он представился, Чарли попросил звать его по имени. Доктор предложил ему сесть и спросил, не хочет ли он выпить чашечку кофе. Но Чарли был слишком возбужден, поэтому отказался. Он выглядел молодым и испуганным, слишком молодым, чтобы быть пациентом доктора Патенгилла, уролога, специализирующегося на нарушении половых функций.
— Чем могу быть вам полезен?
— Я не совсем уверен, — Чарли растерянно улыбнулся, и доктор посмотрел на него дружелюбно, — я не знаю, конечно, что вы можете сделать… но только… я слышал про жокейские штаны с кусочками льда… — Питер Патенгилл улыбнулся, и Чарли вспыхнул от смущения.
— Да, они служат для определенных целей. Правда, для некоторых это звучит довольно глупо. Понижение тестикулярной температуры повышает плодовитость. — Произнеся это, он открыл анкету, лежащую перед ним на столе, взял ручку, а затем посмотрел на Чарли. — Ну что ж, давайте начнем все по порядку, мистер Винвуд… Чарли.
Он начал расспрашивать пациента обо всех тяжелых и хронических заболеваниях, которые тот перенес, венерических болезнях, спросил, не болел ли тот в детстве эпидемическим паротитом, и Чарли отрицательно качал головой в ответ на все его вопросы.
— Вы и ваша жена непрерывно стараетесь зачать ребенка? — Он спросил это, чтобы выяснить, для чего Чарли пришел к нему. Молодой человек был так застенчив, что не смог толком ничего ему объяснить.
— Да… то есть нет… то есть я стараюсь.
Питер улыбнулся, откинулся на спинку стула и посмотрел на Чарли.
— Может быть, нам следует просто поговорить, — мягко пошутил он, — дело в том, что эта проблема может быть решена усилиями двоих людей. Здесь и речи быть не может об одностороннем желании.
Чарли принялся объяснять свою семейную ситуацию.
— Она действительно не хочет забеременеть, но я хочу, чтобы у нас был ребенок.
— Понимаю. А ваша супруга предохраняется? — Спросив это, Питер Патенгилл на мгновение перестал вести запись.
— Нет, когда я ее достаточно напою шампанским. — Чарли понимал, что с этим своим признанием он выглядит полным идиотом. Но он должен быть совершенно откровенен с доктором. Иначе тот не сможет помочь ему.
— Это упрощает дело.
— Да. И я знаю, что это звучит не очень-то красиво, но… я уверен, что она полюбит ребенка, если только его родит.
— Может быть, вам лучше поговорить с женой? Может быть, если вы ее убедите и она встанет на вашу сторону, дела пойдут гораздо лучше?
— Да, но все и так идет достаточно хорошо… кроме того, что до сих пор ничего не произошло.
— А вы тоже накачиваетесь спиртным? — Доктор внимательно всматривался в пациента: вполне возможно, что парень просто слегка ненормальный, но Чарли грустно покачал головой. Вид у него был при этом, как у растерявшегося у доски школьника.
— Нет, я не пью. И знаю, что и для нее это вредно. Но я правда думаю, что она обрадуется, если забеременеет. Но вот пока этого до сих пор не случилось, и я только хотел быть уверенным, что со мной все в порядке… вы понимаете… может быть, стоит просто проверить активность моей спермы… — Чарли произнес вычитанные в медицинском журнале слова, хотя даже близко не представлял себе, как это делается.
Доктор улыбнулся его наивности. Картина начала проясняться, хотя многое еще осталось непонятным.
— Сколько времени вы женаты?
— Семнадцать месяцев. Но я сначала не уделял этому большого внимания, я имею в виду ее благоприятные дни… я начал это делать только пять месяцев назад, но это ничего не изменило.
— Понимаю. — Доктор сделал пометку в анкете и снова посмотрел на Чарли, успокаивая его. — Это небольшой срок. Для зачатия ребенка иногда требуется год, а то и два. Может быть, вы напрасно волнуетесь. И конечно, следует учесть тот факт, что гораздо труднее зачать ребенка, когда этого хочет только один из партнеров. Признаюсь, это большая редкость для меня — видеть одного из супругов. Это дает мне только половину необходимой информации. Может быть, проблема, если она вообще существует, не в вас, а в вашей жене.
Я подумал, что если вы проверите сначала меня и все окажется в порядке… то тогда, через несколько месяцев, я бы смог поговорить с ней, и тогда она могла бы тоже прийти к вам. — Чарли, честно говоря, не имел ни малейшего понятия, как сможет заставить жену это сделать, и все же это был первый шаг, который поможет унять его беспокойство. — Барби считает, что это немного странно, что, несмотря на то, что она почти совсем не предохраняется, еще не забеременела. Она как-то сама сказала об этом, и с тех пор я начал волноваться.
— А ваша жена до этого когда-нибудь была беременна?
— Нет, не думаю, — уверенно сказал Чарли.
— Ну что ж, давайте начнем. — Доктор поднялся, и Чарли последовал его примеру, не зная, чего ему ожидать.
Появилась медсестра и отвела его в смотровую комнату, которая была вся завешана яркими абстрактными рисунками и освещена дневным светом. Она дала ему маленькую пробирку и показала на стопку журналов, среди которых он разглядел номера «Хаслера» и «Плейбоя» и еще какие-то, о которых никогда и не слышал.
— Нам нужно немного вашей спермы, мистер Винвуд, — спокойно проговорила медсестра, — в вашем распоряжении времени столько, сколько вам понадобится. Когда вы закончите, нажмите на звонок.
Чарли в изумлении уставился на нее, между тем дверь закрылась, и он остался один, совершенно не представляя, что ему делать дальше. Вернее, он знал, что ему нужно делать, но не мог в это поверить. Неужели они здесь так просто ко всему относятся? Но он сам хотел этого, и теперь надо было идти до конца. И, с другой стороны, он ведь пришел сюда, чтобы получить ответы на интересующие его вопросы.
Он вздохнул, сел, расстегнул брюки и потянулся за одним из журналов, который, как ему казалось, выглядел более пристойным, чем остальные. Ему понадобилось не так уж много времени, чтобы справиться с заданием. На его звонок пришла медсестра, с невозмутимым видом забрала пробирку и удалилась, не сказав ни слова.
Вскоре после этого появился доктор Патенгилл и осмотрел его, проверяя, нет ли у него варикоцеле — варикозного расширения вен в семенном канатике, которое иногда может привести к бесплодию. Потом зашли лаборанты, чтобы взять у него кровь на анализ. С помощью этого анализа они собирались проверить его гормональный уровень и сделать несколько анализов и культивации с его спермой; результаты всего этого будут известны через несколько дней. После осмотра доктор обнадежил Чарли, сказав, что не обнаружил ничего подозрительного, и выразил надежду, что все его волнения необоснованны. Он считал, что молодой человек просто очень беспокоен и нетерпелив.
Доктору Патенгиллу Чарли показался вполне здоровым, и он надеялся, что, к счастью для него, проблем не возникнет. Он договорился с Чарли о следующем приеме через неделю, велел принести с собой свежую сперму в бутылочке, после этого они попрощались.
А Чарли вздохнул с облегчением, покинув приемную врача. Ему понравился доктор Патенгилл, но разговор с ним и все эти волнения взвинтили его до предела. Ему не понравился способ, с помощью которого они брали семя, и он был доволен, что в следующий раз он сможет сделать это дома.
Читать бесплатно другие книги:
