Благословение Стил Даниэла

Глава 19

Близнецы Брэда и Пилар должны были появиться на свет в начале ноября, и в течение последнего месяца она почти совсем не вставала с кровати, поднимаясь только в ванную и туалет. Ей уже до смерти надоело все время лежать И думать о том, что может случиться. Например, один из близнецов запутается в пуповине и задохнется или во время родов один помешает другому.

Брэд почти не отходил от жены, делал вместе с ней дыхательные упражнения, чтобы во время родов Пилар делала это автоматически. Она так растолстела, что была похожа на карикатурное изображение женщины, проглотившей дом. Иногда, разглядывая себя в зеркале, Пилар от души смеялась над своим неузнаваемо изменившимся телом Иногда ей казалось, что уже никогда больше у нее не будет стройной фигуры и плоского живота.

— Это уже достижение, — как-то вечером поддразнил Брэд, помогая ей выбраться из ванны. Она сама не могла делать практически ничего. Не могла искупаться без его помощи, не могла надеть даже тапочки.

Марина заходила к ним так часто, как только могла, и, когда Брэд уходил на работу, в доме почти всегда была Нэнси. Она сочувствовала мачехе и говорила, что не поменялась бы с ней местами ни за что на свете. Как-то раз, придя домой, Нэнси заявила мужу, что, пока все вокруг ходят на приемы, развлекаются и наслаждаются жизнью, бедняжка Пилар лежит целыми днями как живая гора, готовая вот-вот разродиться.

Часто звонила мать, она, казалось, смирилась с мыслью, что Пилар беременна. Она даже несколько раз порывалась прилететь, но дочь не хотела этого.

Пилар жаловалась, что уже шесть месяцев не была у парикмахера, и, когда ей становилось уж совсем невмоготу, Брэд снова и снова напоминал ей, чем увенчаются все ее страдания. Конечно, она и сама это прекрасно знала. Просто для нее это было невыносимо — лежать и ждать, когда начнутся роды.

Оба младенца развивались нормально, и, судя по тому, что один плод выглядел чуть крупнее, доктор во время последнего осмотра предположил, что это скорее всего мальчик В его практике такое случалось. Он также сказал ей, что они пригласят самых опытных специалистов принимать у нее роды. И из-за ее возраста, и из-за того, что она будет рожать двойню, врач хотел, чтобы присутствовал еще один акушер и два педиатра для обоих детей.

— О, это будет похоже на торжественный прием, — проговорил Брэд, пытаясь разрядить обстановку.

Он заметил, как напряглась Пилар, когда доктор заговорил об опытных специалистах и о том, что может произойти, если ей понадобится делать кесарево сечение. Не хотелось думать о подобной операции, но надо было быть готовыми ко всему. И Брэд заметил, что чем меньше дней оставалось до родов, тем больше нервничала Пилар.

Доктор попросил ее соблюдать максимальную осторожность и сразу же звонить ему, если ее будет что-то беспокоить. За неделю до назначенного срока Пилар рано утром почувствовала острую боль внизу живота и сразу поняла, что у нее начались схватки. Когда боль отпустила, она позвонила врачу, и тот посоветовал ей немного походить, чтобы ускорить роды. Сделав это, Пилар была страшно удивлена тем, как сильно ослабла. Ноги у нее тряслись и подгибались. Она страшно расстроилась оттого, что не смогла долго ходить, у нее не хватало сил, она задыхалась и боялась потерять равновесие.

В тот же день после полудня у нее начались регулярные боли, но, когда Брэд предложил поехать в больницу, они прекратились.

— Боже, как я хочу скорее избавиться от этого, — сказала она Брэду.

Но в тот день до вечера ничего так и не произошло, и только после ужина у нее отошли воды. И хотя регулярные схватки еще не начались, доктор все равно попросил, чтобы она приехала в больницу. Он хотел оставить ее там, чтобы можно было наблюдать за ней.

— Чего тут наблюдать, — простонала она, с трудом разместившись на заднем сиденье машины, — ничего же не происходит. Зачем мы туда едем? Это же глупо.

Брэд не стал возражать ей, но он чувствовал значительное облегчение от того, что может наконец передать ее в руки врачам. Он боялся, что у Пилар в любой момент начнутся роды, а у него не было никакого желания стать «повивальной бабкой» при рождении близнецов. Он считал достаточным то, что согласился присутствовать при родах. При мысли об этом ему становилось не по себе, но он знал, что будет нужен жене в трудный момент, и поэтому ответил утвердительно, когда она попросила его об этом.

Как только они появились в приемном покое, врач про вел ее в палату и осмотрел. У Пилар продолжались слабые схватки. Доктор объяснил ей, что те боли, которые она чувствовала утром, были вызваны тем, что шейка матки начала расширяться, и обрадовал пациентку известием, что очень скоро она сможет нянчить своих малышей.

— Пока все в норме, время еще есть, — заверил он их и ушел домой, пообещав приехать, как только его вызовут.

Супруги немного посмотрели телевизор, и ей даже удалось ненадолго задремать, но она вдруг проснулась от странного ощущения. Пилар казалось, что она испытывает сильное давление.

Она позвала Брэда, и он, совершенно растерянный, привел медсестру и попросил жену объяснить все ей.

— Я думаю, что у вас начались роды, миссис Колеман, — улыбнулась медсестра и побежала за доктором, и уже через минуту пришел дежурный врач, чтобы осмотреть ее.

У Пилар вдруг начались сильные схватки. Ей показалось, что ее живот зажали в огромные тиски и сжимали, сжимали, не давая ей даже перевести дыхание, и она думала, что не вынесет этого. Она вцепилась в руку Брэда, хватая ртом воздух, и кто-то, она не видела кто, приподнял ее кровать.

— О господи… это ужасно, — проговорила она тихо, когда боль отпустила.

Волосы у нее слиплись от пота, во рту все пересохло, но это было только начало. Схватки следовали одна за другой, доставляя ей невероятные мучения. Медсестра выбежала из палаты, чтобы позвонить врачу и сообщить, что Пилар Колеман начала рожать.

В палате появились еще двое врачей. Две медсестры крепили провода от монитора на ее животе, который будет показывать сердцебиение плодов и сокращение матки. Пилар казалось, что эти провода легли ей на живот ужасной тяжестью и делают схватки еще более болезненными.

Это было ужасно, она чувствовала себя подопытным кроликом, которого связали, пристегнули и лишили возможности двигаться. В ее жизни происходило такое важное событие, а ей казалось, что ее лишили всяческого участия в нем.

— Брэд… я не могу… не могу… — Она пыталась освободиться, но все эти ремни и ужасная боль не давали ей двигаться. — Брэд, останови их. — Пилар так хотелось, чтобы все ушли и оставили ее в покое, сняли с нее эти дурацкие ремни и провода, которые так мешали ей. Но они уже не могли оставить ее, теперь от них зависело, чтобы роды прошли нормально, и Брэд мог только беспомощно наблюдать за происходящим.

Правда, он попытался сделать хоть что-нибудь, обращаясь сначала к медсестре, а потом и к врачу, который только что приехал.

— Можно сделать что-нибудь, чтобы облегчить ее страдания? — с надеждой спросил он. — Ремни от монитора причиняют ей неудобство, а ей и так приходится туго.

— Я все это знаю, — сочувственно ответил доктор, — но она рожает двоих, и раз мы обошлись без кесарева сечения, нам необходимо видеть, что там происходит. Поймите, это необходимо. С такими вещами не шутят. — И доктор обратил все внимание на пациентку. — Ну, как мы себя чувствуем? — спросил он Пилар с ободряющей улыбкой.

Дерьмово, — ответила она вдруг и почувствовала приступ тошноты. «Только этого не хватало, — подумала Пилар. — Когда же все это кончится?» Новый приступ боли заставил ее вскрикнуть. Казалось, внутренности ее сейчас разорвутся, не выдержав напряжения. «Может быть, — подумала она с надеждой, — уже пора тужиться, может быть, сейчас наконец-то это произойдет и для меня все закончится?» Но, когда она спросила медсестру, та сказала ей, что до конца еще далеко. Это было только начало.

— Больно, — прохрипела Пилар, когда доктор приблизился к изголовью ее кровати. Она еле ворочала языком от боли. — Сделайте мне обезболивающий укол.

— Мы поговорим об этом позже. — Врач попытался отойти, но она схватила его за рукав и заплакала.

— Нет, сделайте его сейчас, — проговорила она, пытаясь сесть, но ремни от монитора удержали ее на кровати, и Пилар только схватила за руку Брэда. — О господи… послушайте… кто-нибудь слышит меня?..

— Да, я слушаю тебя, дорогая, — произнес Брэд. Он с жалостью смотрел на искаженное болью лицо жены и клял себя за собственную беспомощность. В палате деловито сновали врачи и медсестры, спокойно занимались своим делом, словно появление на свет новых жителей Земли было чем-то совершенно ординарным. Пилар плакала от боли и отчаяния. И почему никто не хочет ее выслушать? Все, что она могла, — это лежать и всхлипывать в перерывах между схватками, когда уже не в силах была закричать.

— Скажи им, пусть они сделают что-нибудь… — молила она, — пожалуйста… ну пожалуйста… только бы эта боль прошла…

— Я все понимаю, дорогая… Я все понимаю… — Но он уже ничего не мог понять. Мало того, он уже начал жалеть обо всем: и о том, что она принимала гормоны и все другие лекарства, и вообще о том, что они обратились к доктору Вард, и о том, к чему в конце концов это привело. Брэд был в ужасе, видя, как ей больно, и ничего не мог для нее сделать. Никогда в жизни он еще не чувствовал себя таким беспомощным.

— Я думаю, ее необходимо перевести в родильную палату, — сказал ассистент доктору Паркеру, — на случай, если придется делать кесарево сечение. Мы должны быть готовы ко всему.

— Да, это вполне разумно, — согласился доктор, и тут же началась суматоха, зашли еще какие-то люди, появилась еще какая-то аппаратура, ее снова начали осматривать, между тем как схватки становились все сильней.

Пилар перевезли на каталке из палаты в родильное отделение, и она все продолжала просить их оставить ее в покое и уйти, но никто не обращал внимания на ее слова. Судя по всему, события развивались слишком стремительно, и они должны быть готовы ко всему. Был только час ночи, но Брэду казалось, что прошла целая вечность.

В родильной палате Пилар переложили с каталки на специальный стол, ноги привязали, а руки вытянули вдоль тела, подключив электроды, и она начала тут же жаловаться на то, как ей неудобно, в то время как схватки все продолжались. Она говорила, что ее спина и шея вот-вот сломаются, но ее никто не слушал. Все были заняты другим. В палате уже находились два педиатра, несколько медсестер и оба доктора.

— Боже, — хрипло сказала она Брэду, когда боль немного отпустила, — мы что, продавали билеты на представление? — Монитор был уже подключен, и каждый ее вздох, казалось, расширяет шейку матки.

Как сказала медсестра, матка расширилась уже на десять сантиметров, и теперь ей можно начинать тужиться.

— Да, давайте, — подтвердил доктор Паркер, но Пилар это нисколько не волновало. Единственная мысль, которая ее заботила, была о том, что ей не собираются сейчас делать обезболивающий укол.

— Почему мне ничего не вколют? — захныкала она.

— Потому что это может повредить вашим малышам, — коротко ответила одна из медсестер.

Но уже через минуту Пилар вообще не смогла бы ничего сказать, потому что у нее начались потуги и боль сделалась адской.

Для стоявшего в стороне Брэда все это выглядело сплошным кошмаром. Все что-то громко говорили, а Пилар тужилась и кричала, потом боль, казалось, отпускала ее, но тут же начиналась снова, и все опять начинали говорить, а она — кричать. Он никак не мог понять, почему они не сделают ей что-нибудь, чтобы унять боль, пока врач не объяснил ему, что укол может отрицательно сказаться на малышах.

Казалось, она тужится уже несколько часов, но ничего так и не произошло. Посмотрев на часы, Брэд был очень удивлен тем, что уже четыре часа утра. Он прикинул, сколько времени прошло с того момента, когда Пилар абсолютно перестала понимать, что происходит вокруг.

И вдруг все снова заволновались. В комнате появились два новых человека, а лица в масках склонились над Пилар еще ниже. Крик жены звучал у него в ушах не переставая, казалось, это был долгий, бесконечный вой, но вот все вдруг зашумели, и Брэд наконец увидел головку первого ребенка, прокладывающего себе путь в этот мир, и услышал его протяжный крик, смешавшийся с криком Пилар.

— Мальчик, — сказал доктор. Брэд был обеспокоен, что ребенок оказался какого-то синеватого цвета, но медсестра объяснила, что в этом нет ничего страшного, и уже через минуту малыш выглядел гораздо лучше.

Его поднесли к лицу роженицы, чтобы дать ей возможность получше его рассмотреть, но Пилар была слишком измучена, чтобы как-то реагировать на это. Схватки не сделались слабее, и доктор при помощи щипцов пытался помочь второму ребенку появиться на свет. Брэду было страшно смотреть на то, что они делают с его женой, и он только молился про себя, до боли стискивая ее руки в своих.

— Потерпи еще немного, дорогая… скоро все кончится. — Он от всей души надеялся, что его слова вскоре подтвердятся. Брэд не представлял, как это может выносить Пилар, сам он держался из последних сил. Она же только плакала, прижимаясь к нему.

— О, Брэд… это так ужасно…

— Я знаю… знаю… но все вот-вот закончится.

Но этот ребенок оказался еще упрямее, чем первый, и в пять часов оба акушера, посовещавшись, обратились к Брэду.

— Если девочка не появится в ближайшие несколько минут, мы будем вынуждены сделать кесарево сечение, — объяснил врач. — Сама Пилар справиться с этим не может.

— Это облегчит ее страдания? — с надеждой спросил он, надеясь, что жена не может его услышать. Но Пилар мучили ужасные боли, к тому же она изо всех сил тужилась и не прислушивалась к тому, о чем говорят вокруг.

Скорее всего да. Разумеется, мы сделаем ей общий нар коз, тогда как сейчас мы не можем ввести ей даже обезболивающее. Но для нее вдвое увеличится опасность — предстоит делать кесарево сечение. Она долго не сможет оправиться. Но пока все зависит от того, как ребенок поведет себя в следующие несколько минут.

Первого младенца уже тщательно осмотрели, взвесили, обмыли и поместили в специальный изолятор. Он все время подавал голос, напоминая о себе.

— Меня не волнует, что вы собираетесь делать! — в смятении воскликнул Брэд. — Делайте то, что считаете нужным и что может облегчить ее страдания.

— Попытаемся все же обойтись без кесарева сечения, — проговорил врач и снова приблизился к роженице. Он старался изо всех сил, надавливая и подталкивая плод, и наконец, когда они уже совсем отчаялись, ребенок зашевелился и стал медленно продвигаться вперед, показавшись между ног матери.

Было уже пять часов утра, Пилар была так измучена, что с трудом понимала, что происходит, и вдруг она увидела ее — сначала маленькое сморщенное личико, а потом и всю крошку. Девочка была почти в два раза меньше, чем ее братик, и она вертела головой, как будто искала свою мать. И, словно почувствовав это, Пилар приподнялась немного и тоже посмотрела на нее.

— О, какая она хорошенькая! — воскликнула она и снова откинулась на подушку, улыбаясь Брэду сквозь слезы. Пилар была совершенно без сил, но зато знала, что все ее муки были не напрасны. Теперь у нее было двое прекрасных малышей, и она с облегчением посмотрела в глаза мужа, пока врачи обрезали пуповину, а медсестра принимала малышку, укладывая ее во второй изолятор, чтобы педиатр смог осмотреть ее. Но на этот раз почему-то не последовало громкого крика, и в палате вдруг воцарилась гробовая тишина.

— С ней все в порядке? — с беспокойством обратилась Пилар к доктору Паркеру.

Но все молчали, только сделались вдруг очень серьезными. Брэд прекрасно видел, как его сын ворочается в своем изоляторе в углу палаты. Две медсестры хлопотали вокруг него, а он отчаянно размахивал ножками и ручками. Но Брэд не видел девочку с того места, где он стоял, и, чтобы рассмотреть, что происходит, ему пришлось шагнуть в сторону от изголовья стола, на котором лежала Пилар. И он увидел, как врач склонился над малышкой, пытаясь вдохнуть в нее воздух и заставить ее дышать. Он сделал ей искусственное дыхание, а потом начал массировать крошечную грудную клетку, но все было напрасно, девочка лежала абсолютно неподвижно. Она умирала, и они ничего не могли сделать, чтобы вдохнуть в нее жизнь.

Брэд в ужасе уставился на врача, а Пилар, лежавшая позади него на столе, все продолжала задавать вопросы, на которые у присутствующих не было ответов. У него оборвалось сердце. Господи, что же он теперь ей скажет?

— С ними все в порядке?.. Брэд?.. Почему я не слышу, как они кричат?

— С ними все отлично, — проговорил он деревянным голосом, и тут кто-то сделал его жене укол. Почти в ту же минуту она почувствовала головокружение и начала засыпать, и Брэд взглянул на стоявшего перед ним доктора.

— Что произошло? — спросил он. Это было настолько ужасно, что его даже не утешала мысль о том, что у него родился сын.

— Трудно сказать точно. Она родилась слишком маленькой. Мы полагаем, что она получила гораздо меньше крови, чем ее брат. В медицине это называется близнецовым переливанием крови. В результате ее организм значительно ослаб, и она не смогла самостоятельно сделать вдох. Полагаю, у нее недоразвиты легкие, поэтому она и не смогла задышать. Если вы настаиваете, я сделаю вскрытие, — с горечью произнес он.

Брэд повернулся и посмотрел на жену, крепко спящую на столе в родильной палате. Наконец-то ей сделали укол, и она уснула как раз в тот момент, когда произошло это ужасное событие. И Брэд даже представить себе не мог, как он сообщит ей о том, что произошло. Большая радость за несколько минут обернулась для них ужасной трагедией.

Педиатры были полностью согласны с акушерами — что-то было явно не в порядке с легкими ребенка, и об этом до родов никто ничего даже не подозревал. Да и во время родов у нее было нормальное сердцебиение, просто из-за того, что почти вся кровь досталась ее брату, она была очень слаба и не смогла выжить вне лона своей матери. Несомненно, врачи сделали все, чтобы вдохнуть в нее жизнь.

Брэду все это объяснили, и похоже было, что он все понял. Но он никак не хотел поверить в то, что произошло. И, в то время как Пилар увезли из родильной палаты, Брэд все стоял, глядя на свою малышку, и по его щекам катились слезы. Она казалась ему такой хорошенькой и спокойной. Казалось, что она просто спит.

Ее братишка громко плакал, как будто понимал, что произошло. Ну конечно, он так привык быть все время с ней рядом, чувствовать ее присутствие, а теперь она вдруг исчезла, так же, впрочем, как и их мать.

Непроизвольно Брэд протянул руку и дотронулся до нее. Она все еще была тепленькая, и он смотрел на дочь, борясь с желанием взять ее на руки. Что он скажет Пилар? Что он сможет ей сказать? Как он объяснит ей, что один ребенок умер? Она проснется в ожидании свершившегося чуда и в тот же момент будет ошарашена свалившейся на нее ужасной трагедией. Природа сыграла с ними невероятно злую шутку, и он все стоял и смотрел на своего, казалось, мирно спящего ребенка.

— Мистер Колеман, — мягко произнесла медсестра, — если вы хотите видеть жену, то она уже проснулась.

— Спасибо, — мрачно ответил он. Он снова дотронулся до крошечной ручки и ушел, оставив девочку в опустевшей палате, чувствуя почему-то, что ему нельзя этого делать, что он все еще нужен ей, но, конечно, это было не так. — Как моя жена? — с отсутствующим видом спросил он у медсестры, следуя за ней в палату.

— Она чувствует себя гораздо лучше, — улыбнулась медсестра.

«Это ненадолго», — мрачно подумал Брэд и постарался собрать все свои силы для предстоящего объяснения.

— Где малыши? — спросила Пилар слабым голосом, как только увидела мужа. Она потеряла много крови, и ей пришлось перенести ужасную боль. Нет, он не может сказать ей сейчас всей правды. И когда Брэд посмотрел на нее, глаза его были полны слез.

— Я так люблю тебя, и ты была таким молодцом. — Он тщетно старался скрыть слезы.

— Где дети? — снова спросила она.

— Они все еще в родильной палате, — ответил Брэд, солгав ей первый раз в жизни, понимая, что это необходимо.

Пусть пока она ничего не знает, для нее это было бы так жестоко, после того как она видела маленькое личико, узнать, что девочка сразу умерла. Ее брат-близнец выглядел таким крепышом, казалось, он пришел в этот мир прекрасно подготовленным к жизни, чего нельзя было сказать о его сестренке. — Их скоро принесут, — снова солгал он, и она опять задремала.

На следующее утро уже не было никакого смысла скрывать от Пилар правду. Брэд вместе с доктором зашли к ней, чтобы сообщить ей все, и Брэду показалось, что эта новость убьет ее. Она смертельно побледнела и обмякла, а Брэду пришлось поддержать ее и уложить на подушку.

— Нет!.. Нет, скажи мне, что это неправда! — закричала она. — Скажите, что вы решили обмануть меня! — набросилась она на них с доктором.

Врач произносил какие-то слова, стараясь как можно проще объяснить ей причину смерти девочки. Ее дочь, как он сказал, умерла почти сразу же после рождения, потому что не смогла сделать первый вдох. Она была очень слаба, к тому же у нее были недоразвитые легкие. Она просто не смогла бы выжить, объяснил он Пилар.

— Но это неправда! — в бешенстве воскликнула она. — Вы, вы убили ее! Я видела ее, она была жива… и она… она посмотрела на меня!

— Мне очень жаль, миссис Колеман, — сочувственно произнес врач. — Она не сделала первый вдох и не издала первый крик. И поверьте, мы сделали все, что могли, чтобы спасти ее.

— Я хочу ее увидеть, — сказала Пилар, всхлипывая, и попыталась встать с кровати, но вдруг обнаружила, что она слишком слаба и не может этого сделать. — Я хочу ее видеть прямо сейчас. Где она?

Мужчины переглянулись, и доктор ничего не имел против того, чтобы показать Пилар ее мертвую девочку. Они всегда раньше это делали. Почти все супруги желали попрощаться со своими мертворожденными или умершими при родах детьми. Девочка была в больничном морге… и не было никаких оснований в том, чтобы отказать матери в ее просьбе.

— Отведите меня к ней.

— Чуть позже ее смогут принести прямо сюда, — успокаивающе произнес врач, а Пилар опять повернулась к мужу.

Она всхлипывала, до нее никак не могло дойти, что это случилось на самом деле. Ведь вчера ночью она была так счастлива! Пусть это длилось только мгновение, но она знала, что девочка у нее есть. А теперь ей пришлось узнать, что ее, оказывается, нет. И она даже ни разу не взяла ее на руки.

— А сейчас не хотели бы вы увидеть вашего сына?

Она хотела ответить отрицательно, но, посмотрев на мужа, кивнула. Он был такой расстроенный и так переживал из-за того, что случилось, что Пилар решила не делать ему еще больнее, но все, о чем она в тот момент мечтала, — это умереть и последовать за своей крошкой.

— Сейчас его принесут, — выходя, сказал доктор, и уже через минуту он снова появился, неся в руках спеленутого младенца. Он весил девять фунтов, и для близнеца это было очень много. Но его малютка-сестра весила меньше четырех. Она отдала все, что ей было необходимо для жизни, своему двойняшке и не оставила себе ничего. Это был классический случай, когда выживает сильнейший.

— Он просто красавец, правда? — грустно произнесла Пилар. Создавалось впечатление, что она где-то далеко, она даже не протянула руки, чтобы взять своего сына, только сидела и пристально смотрела на него, думая, почему же все-таки он выжил, а его сестра — нет. Брэд держал сына на руках, и они оба смотрели на младенца, потом осторожно протянул малыша и вложил его в руки матери. Целуя его, Пилар горько заплакала.

И когда медсестра забирала его, Пилар снова попросила, чтобы ей показали дочь.

Ее отвезли вниз на кресле и оставили посреди пустой комнаты, в которой было очень холодно, а стены, пол и потолок сверкали чистотой. И через минуту внесли ее дочь. Она лежала, туго запеленутая в одеяльце, и ее крошечное личико было таким чистым и невинным… И Брэду снова показалось, что она просто спит.

— Я хочу взять ее на руки, — сказала Пилар, и муж осторожно вытащил ее и передал в руки матери, где она ни разу так и не побывала. Пилар некоторое время сидела неподвижно, потом вдруг начала касаться губами крошечных глаз, ротика, щечек, как будто хотела вдохнуть в нее жизнь. Как будто хотела изменить то, что случилось прошлой ночью, потому что никак не могла с этим смириться.

— Я люблю тебя, — тихо шептала она, — я всегда буду любить тебя… ведь я любила тебя и тогда, когда ты еще не родилась, и сейчас, малышка, я тебя тоже люблю.

Она подняла глаза на мужа и увидела, что он тоже плачет, не в силах справиться с собой. И, глядя на нее, Брэд только горестно качал головой.

— Мне так жаль, — повторял он, — мне так жаль…

— Я хочу назвать ее Грейс, — спокойно произнесла Пилар. — Грейс Элизабет Колеман. — Элизабет — это в честь матери. Почему-то ей казалось это правильным.

Брэд только кивнул в ответ. Он не мог вынести мысли о том, что посреди веселого праздника на них вдруг обрушились похороны этой малышки.

Пилар долго сидела, держа дочь на руках и вглядываясь ей в лицо, как бы желая навсегда запомнить его черты… навсегда быть уверенной в том, что не забудет его никогда… никогда, до того дня, когда они, может быть, встретятся на небесах… Потом наконец опять вошла медсестра, и они передали малышку ей.

— Прощай, милый ангелочек, — произнесла Пилар, снова целуя ее и чувствуя, как ее душа отрывается от сердца и наполняется такой печалью, какую ей вряд ли удастся еще когда-нибудь изведать в жизни. Частица ее самой будет похоронена вместе с ее ребенком.

Когда они вернулись наверх в палату, их ждала вторая медсестра. Мальчика уже перенесли в палату Пилар, и он крепко спал в своей кроватке. Медсестра, знавшая об их трагедии, с сочувственным видом помогла Пилар улечься на кровать и протянула ей спящего малыша.

— Нет… только не… — покачала головой Пилар и попыталась отстранить ребенка, но медсестра, проявляя настойчивость, положила малыша в руки матери и отступила от кровати.

— Вы необходимы ему, миссис Колеман… и он вам необходим… — С этими словами она покинула палату и оставила мальчика наедине со своими родителями.

Они так долго и тяжело боролись за него, и теперь он вошел в их жизнь, принеся с собой и радость и горе. В том, что его сестренка умерла, его вины не было. И, держа его в руках, Пилар вдруг почувствовала, что на сердце у нее потеплело. Он был такой теплый и тяжеленький и так не походил на Грейс. Он был таким земным малышом… а она была похожа на крошечного ангела, на тень малышки… слабую тень, промелькнувшую и призванную богом обратно на небеса…

Для них это был странный день — день радости и скорби, горя и восторга, смешанного с печалью и разочарованием, они познали целое море чувств, и это сблизило их еще больше. Приходила Нэнси и рыдала в объятиях мачехи, не будучи в состоянии выразить словами своих чувств. Томми тоже не удержался от слез, принося им свои соболезнования.

Оставшись одна, Пилар позвонила матери. И в первый раз в жизни мать несказанно удивила ее. Она перестала быть Блистательным Доктором Грэхем, она превратилась в бабушку малышки, которая так мало побыла в этом мире, и в мать женщины, терзаемой глубокой скорбью, и они почти целый час проговорили и проплакали. И у Пилар сердце сжалось от боли, когда мать рассказала ей о том, что у нее был сын, умерший в грудном возрасте задолго до того, как родилась Пилар.

— Ему было всего пять месяцев, когда его не стало. И я после этого сильно изменилась. Я постоянно проклинала себя, мне казалось, что я во всем виновата, что я была слишком увлечена работой, когда он родился, и не уделяла ему достаточного внимания… Д. потом я снова забеременела, и это была ты, и я никогда уже не могла осмелиться сблизиться с тобой. Я ужасно боялась, что ты тоже можешь умереть. Я просто не могла себе позволить заботиться еще хотя бы об одном существе… Пилар… дорогая… мне так жаль… — Мать всхлипывала, а Пилар не могла сдержать рыданий. — Я надеюсь, ты понимаешь, как сильно я тебя всегда любила… — Слезы мешали ей говорить, и Пилар, слушая ее, была просто в шоке, потому что в первый раз за всё эти годы она слышала, как мать выражает свои чувства.

— О, мамочка… я тоже люблю тебя… но почему ты никогда мне ничего не говорила?

Мы с твоим отцом никогда не заговаривали об этом. У нас не принято было рассуждать о чувствах. Мы не говорили о том, что причиняло боль. Нам казалось, что это неудобно. Теперь, спустя годы, все выглядит совсем иначе. Но тогда я молча несла свою боль, никому об этом не рассказывала, и в конце концов я сумела смириться со своим горем. Мне это очень помогло, когда родилась ты, и я обрадовалась, что ты — девочка. Все-таки ты отличалась от него… Мы дали ему имя Эндрю, — тихо проговорила она, — и звали Энди… — Голос у матери был такой грустный, что Пилар казалось, будто она говорит с незнакомой женщиной — ранимой и глубоко несчастной. Ее мать прожила наедине со своим горем почти пятьдесят лет, а Пилар никогда об этом даже не подозревала. Это признание объясняло многое, и хотя оно слишком запоздало, но Пилар испытала облегчение, выслушав эти грустные слова из уст матери.

— Это невозможно быстро забыть, — продолжала мать свою исповедь. — Для этого должно пройти слишком много времени… гораздо больше, чем ты можешь себе представить. И все равно все такие потери не проходят бесследно. Ты будешь помнить об этом каждый день, Пилар, может быть, конечно, забудешь ненадолго, но потом какое-нибудь событие, слово или вещь обязательно напомнят тебе об этом. Но ты снова и снова должна будешь продолжать жить с этим, день за днем, минуту за минутой… ради Брэда, ради самой себя… ради твоего сынишки… Ты должна продолжать жить, и в конце концов боль ослабеет. Но рубец от нее не заживет в твоем сердце никогда.

Нежно попрощавшись с матерью, Пилар положила трубку, и в первый раз за всю жизнь она чувствовала, что смогла понять свою мать. Элизабет предложила даже приехать на похороны малышки, но Пилар попросила ее не делать этого. Теперь она понимала, как это будет тяжело для матери, сколько вызовет горестных воспоминаний, и решила, что ей незачем снова переживать подобное. И впервые Элизабет Грэхем не стала спорить с дочерью.

— Но если я тебе понадоблюсь, я буду у тебя через шесть часов. Пожалуйста, помни об этом. Тебе стоит только набрать мой номер. Я люблю тебя, — опять повторила она перед тем, как повесить трубку. Пилар показалось, что она получила от матери дорогой подарок. Ей было лишь немного обидно за то, что для этого должно было произойти такое большое несчастье.

Между тем их сын то просыпался, то засыпал снова, иногда начинал плакать, и тогда кто-нибудь, Пилар или Брэд, брали его на руки. Он тут же успокаивался, замолкал и вел себя так, как будто уже знал, кто они.

— Как же мы назовем его? — спросил Брэд в тот вечер. Они дали имя дочери, но еще никак не назвали ее братика.

— Мне нравится имя Кристиан Эндрю. Как ты на это смотришь? — грустно произнесла Пилар. Второе имя она хотела дать своему ребенку в честь брата, о существовании которого узнала только сегодня. И она пересказала Брэду разговор с матерью.

— Мне тоже нравится это имя, — кивнул Брэд, удивленный и тронутый рассказом жены.

— Радости и печали всегда переплетаются в жизни, правда? — спокойно сказала Пилар сидящему рядом Брэду. Он не хотел этой ночью оставлять ее одну, хотя она и настаивала, что ему следует ехать домой. Вид у него был хуже некуда. Но Брэд убедил ее, что ему лучше остаться, и медсестра на всякий случай принесла складную кровать.

— Так всегда бывает… Ты ожидаешь одного, а получаешь другое. За все в жизни надо платить, мне кажется… что хорошее и плохое, мечты и кошмары… в конце концов так переплетаются… Иногда их трудно отделить друг от друга, и это очень тяжело.

Кристиан был их радостью, а Грейс — печалью, и они прошли через это испытание рука об руку. Пилар так хотела иметь детей, уже привыкла к мысли, что их будет двое, но судьба распорядилась иначе. Со смертью малышки ей самой хотелось умереть, но, глядя на мирно спящего Кристиана, Пилар понимала, что жизнь прекрасна и жить стоит. И, взглянув на жену, Брэд еще раз с нежностью подумал, сколько всего ей пришлось пережить. Она прошла через такие муки, которых он не ведал, и в конце концов потеряла ребенка.

— Жизнь полна неожиданностей, — философски ответил Брэд. — Я, например, думал, что после смерти Натали никогда не смогу оправиться, — это была мать Нэнси и Тэдди, — а потом вдруг появилась ты через пять лет… и я так счастлив с тобой. Один раз жизнь уже наградила нас, когда свела друг с другом. Я думаю, что Кристиан — тоже своего рода милость. Правда, она досталась нам так тяжело… но, может быть, он станет той самой нашей радостью, которую мы разделим с тобой в конце жизни.

— Надеюсь на это, — тихо проговорила Пилар, взглянув на мальчика и стараясь отогнать видение маленького личика, которое ей не увидеть больше никогда, но которое она всегда будет помнить.

Глава 20

Кристиан отчаянно кричал в тот день, когда они покидали больницу и забирали его домой. Пилар одела его в заранее купленный голубой вязаный костюмчик и завернула в голубое же одеяльце. И пока медсестра везла их вниз на коляске, она все время прижимала его к себе. Санитарка везла тележку с присланными в больницу цветами и подарками. Все знали, что Пилар ожидает двойню. И мало кто знал, что один из младенцев умер. Поэтому все подарки прислали в двух экземплярах, завернутые в голубое и розовое, с маленькими куклами и игрушечными медвежатами.

Брэд привез их домой, и они с ним осторожно положили Кристиана в плетеную колыбельку в детской комнате. Вторую Брэд уже отнес в гараж. Он не хотел, чтобы жена видела ее. Но Пилар знала, что она здесь была, и, когда стала открывать ящики комода, чтобы достать для малыша ночную рубашечку, она наткнулась на еще одну — розовую. Закрыв ящик, она почувствовала, как у нее сжалось сердце. Это было невыносимо. Так много печали и так много радости одновременно. Невозможно забыть, что у нее было двое детей, а теперь остался только один. Разве сможет она когда-нибудь забыть Грейс?

Кристиан был спокойным мальчиком и не доставлял особых хлопот. Молока у Пилар было так много, как будто ее тело еще не знало, что у нее нет второго ребенка. Брэд наблюдал, как жена, сидя в кресле-качалке в детской комнате, кормит грудью Кристиана.

— Тебе лучше? — тихо спросил он. Состояние Пилар его очень беспокоило. После родов и смерти Грейс жена очень изменилась. И он даже иногда жалел, что они вообще решились на подобное. Слишком это оказалось болезненно.

— Не знаю, — честно ответила она, держа на руках спящего ребенка. Пилар опустила на него глаза: он казался ей таким беззащитным и таким крошечным и все же таким здоровым и крепеньким. В нем было все, чего не было в Грейс с ее тонкими чертами и миниатюрным личиком. — Я все время пытаюсь понять, почему это случилось. Была ли в этом моя вина? Что я делала не так? Или я неправильно ела, или лежала все время на одном боку?.. Почему?

Ее глаза снова наполнились слезами, когда она взглянула на мужа. Он стоял рядом, и оба смотрели на Кристиана.

— Мы должны вести себя осторожно, — сказал Брэд, — чтобы не дать ему почувствовать позже, что его самого нам недостаточно и мы хотели кого-то еще. Я думаю, что это будет справедливо, — прибавил он, наклонившись, чтобы поцеловать ее, а затем и Кристиана. Этот чудесный ребенок имел право на радость в жизни, а не на груз, связанный с тем, что радость его появления на свет была отравлена.

— Я ни в чем не виню его, — печально произнесла Пилар, — я бы только хотела, чтобы и Грейс была здесь.

Пилар спала тревожно и утром проснулась с ощущением неимоверной тяжести в груди. И сразу же вспомнила, что им предстояло сделать в этот день.

Она оделась и покормила сына, как только он проснулся. Ее груди налились, в них было столько молока, что оно брызгало в лицо малышу. Когда он сосал грудь, то строил такие смешные рожицы, что Пилар, несмотря на плохое самочувствие, засмеялась, и Брэд услышал ее смех.

— Что здесь происходит? — спросил он, войдя в детскую. Она смеялась первый раз за эти дни, и ему было отрадно слышать ее смех.

Пилар кивком показала ему на Кристиана, и он тоже засмеялся.

— Он так чмокает, что у меня текут слюнки.

— Ты только посмотри, как он смешно хмурится. Интересно, на что он рассердился?

Брэд был удивлен тем, что младенец вызывал у него столько эмоций. Кристиан казался таким беспомощным и таким зависящим от них — Брэд не помнил, чтобы остальные дети были настолько маленькими и настолько беззащитными. Он подумал: а заложена где-нибудь в глубинах сознания этого крошечного человечка информация о сестре? Понимает ли он, что ее нет? Он жил со своей сестричкой девять месяцев, и теперь ее не стало. Для него наверняка это тоже было травмой. Он переживал эту боль вместе с ними.

— Ты быстро соберешься? — мягко спросил Брэд, уже одетый в черный костюм.

Пилар кивнула, сев около заснувшего после еды малыша. Как было бы хорошо, если бы он был у нее один с самого начала, это могло быть таким безграничным счастьем! С рождением Кристиана были связаны радость и печаль, счастье и горе, горечь и сладость. Это было похоже на незаживающую рану, которая все время напоминает о себе. Но Пилар уже ничего не чувствовала, она долгое время стояла, глядя на сына, думая, как сильно она его любит. Но Грейс она любила тоже…

Она надела простое черное трикотажное платье без пояса, которое носила в офис во время своей первой беременности. К нему она добавила черные чулки, черные туфли, черный пиджак и, понурив голову, посмотрела на мужа.

— Что-то здесь не так, ты не находишь? Вместо того чтобы праздновать и радоваться, мы носим траур.

Брэд понес Кристиана в машину, и, пока он укладывал его в дорожную люльку, тот так и не проснулся. В полном молчании они поехали в часовню Всех святых при Морской епископальной церкви в Монтесито. Пилар и Брэд ничего не могли сказать друг другу, ничего, что могло бы унять их боль или облегчить их страдания. Поставив на стоянку машину, Брэд протянул жене руку, и они увидели, что на тротуаре их ждут Нэнси с Томми и Марина. Томми, как и Брэд, был в темном костюме. Его жена Нэнси с ребенком на руках выглядела какой-то потерянной. Она не смогла оставить сына дома, так что ей пришлось взять Адама с собой. И он радостно закричал в тот момент, когда увидел Пилар и Брэда. На мгновение это разрядило обстановку.

Священник уже ждал их у часовни, он пригласил их внутрь, и Пилар, собрав все свои силы, шагнула за порог.

Она едва сдержала крик при виде маленького белого гробика, усыпанного ландышами. Это была ложь, страшная шутка, которую с ней сыграла природа, сначала пообещав так много, а затем отобрав половину того, что дала. Рыдания сдавили ее горло.

— Я не вынесу этого, — прошептала она Брэду, охватив голову руками.

Нэнси начала тихо плакать; глядя на мать, заплакал и Адам.

— Во всем воля Бога, — начал говорить священник, — давать и брать, мешать радость с печалью, заставлять нас смеяться и плакать.

Было безумно тяжело видеть, как он совершает обряд над крошкой, которая пробыла в этом мире всего мгновение.

Пилар все еще казалось, что это кошмарный сон, когда она вышла вместе с Брэдом на улицу и они последовали за катафалком на кладбище. Они стояли под дождем на краю могилки, молчаливые и несчастные, и тут у Пилар началась истерика.

— Я не могу оставлять ее здесь, — бормотала она, цепляясь за Брэда.

Томми стоял рядом с ними, и чуть поодаль — Марина. Нэнси сидела с малышами в машине, она сказала мужу, что не может больше этого выносить. Это было слишком ужасно, слишком тяжело — маленький гробик и опустошенные лица. Это было ужасно для всех, особенно для Пилар с Брэдом. Он выглядел постаревшим и совершенно сникшим, а она, казалось, держалась из последних сил, когда священник давал Грейс последнее благословение.

Пилар положила букет белых роз на гробик и долго стояла неподвижно. Слезы без остановки катились по ее щекам. Когда Брэд повел ее к машине, она, казалось, не понимала, где находится.

По дороге домой сидела совершенно безучастная ко всему, уставившись в одну точку. Ей нечего было сказать ни Брэду с Мариной, державшим ее за руки, ни кому бы то ни было во всем свете.

Брэд тоже не знал, что сказать ей, что сделать для того, чтобы утешить ее. Он тоже тяжело переживал утрату, но Грейс не была для него тем, кем была для Пилар.

— Я бы хотел, чтобы ты легла, — сказал он, когда они добрались до дома и все разошлись.

Кристиан заворочался, когда Брэд положил его в плетеную корзину.

Она кивнула, пошла в спальню и легла там прямо в платье, молча уставившись в потолок, удивляясь, почему нельзя сделать так, чтобы она умерла. Как она теперь будет жить? Почему самому человеку не дается выбор? Что бы она выбрала? Что бы она сделала?

Но когда Пилар попыталась высказать Брэду свои мысли, он пришел в ужас. Как ни велика была его скорбь из-за потери дочери, он изумился, услышав слова Пилар.

— Как ты можешь говорить подобные вещи? Неужели ты не понимаешь, как сильно ты нужна нам? — напряженно спрашивал он.

— Ты как-нибудь можешь обойтись без меня, — уныло сказала она.

— А он? — Брэд показал головой на соседнюю комнату. — Как ты не понимаешь, что малыш имеет право на материнскую любовь?

Пилар только пожала плечами, не зная, что ответить.

— Я понимаю, как тебе тяжело, но нельзя поддаваться отчаянию, хотя бы ради Кристиана, — взмолился он.

Но она была подавлена целый день, не хотела ни есть, ни пить, это тут же отразилось на молоке, сын почувствовал ее состояние и стал капризничать. Пилар хотелось остаться одной и рыдать во весь голос в надежде облегчить боль, сжимавшую ей сердце, но вместо этого она просто сидела и смотрела на плачущего Кристиана.

— Он нуждается в тебе так же, как я, — снова напомнил ей Брэд. — Ты должна взять себя в руки.

— Зачем?

Она сидела, неподвижно глядя в окно, но в конце концов он заставил ее выпить немного чаю и съесть тарелку супа. Вскоре у нее стало достаточно молока, чтобы накормить ребенка.

Пилар вставала, к нему несколько раз за ночь, пока Брэд спал. Для него это был тоже тяжелый день, и он безумно волновался за Пилар. И когда взошло солнце, она все еще сидела в качалке, держа на руках Кристиана и думая о своих детях. Это были два разных существа, разных человека, две различных жизни, у каждого из них была своя судьба и свое будущее. У Кристиана была возможность выполнить свое предназначение, Грейс слишком быстро завершила свой жизненный путь. Возможно, ей было предназначено пробыть с ними всего лишь мгновение. И неожиданно Пилар поняла, что должна отпустить ее, что она будет помнить о малышке всегда, но Брэд прав, она необходима Кристиану. Она надеялась, что он-то останется с ними надолго, и она должна посвятить свою жизнь ему. И первый раз за пять дней она почувствовала умиротворение от того, что держала его. У них был сын, не двое детей, как они рассчитывали, а один Кристиан, и Пилар должна была жить ради него. Это был ее материнский долг.

— Ты встала?

Сонный Брэд стоял на пороге детской. Когда он проснулся и не обнаружил ее рядом с собой в кровати, его охватило беспокойство.

— Все нормально?

Она кивнула и улыбнулась ему, бросив на него мудрый и очень печальный взгляд.

— Я люблю тебя, — сказала она тихо, и Брэд почувствовал, что что-то изменилось в ней, что-то глубоко внутри сломалось и оборвалось и теперь Пилар постепенно начинает возвращаться к жизни.

— Я тоже люблю тебя.

Брэд хотел сказать ей, как он огорчен и как скорбит по умершей малютке, но не знал, как выразить это. Он не мог найти подходящих слов — слишком глубоки были его чувства.

Неожиданно Кристиан зашевелился. Он зевнул, открыл глаза и внимательно посмотрел на них.

— Он хороший парень, — с гордостью сказал Брэд.

— Весь в тебя, — ответила Пилар, и они поцеловались в свете восходящего солнца.

Глава 21

На День Благодарения к ним приехал Тэдди. Он хотел увидеть брата, которому уже исполнилось две с половиной недели. Понимая, какое тяжелое испытание выпало на долю отца и мачехи, он хотел быть рядом с ними.

Пилар уже чувствовала себя лучше, но она очень похудела и все еще никуда не выходила. Она была слишком слаба и не готова к встречам и разговорам с друзьями. Пока это было слишком мучительно.

Не зная, как держать себя в подобной ситуации, Тэддц начал с того, что выразил мачехе свои соболезнования.

— Как ужасно то, что с вами произошло. — Отец был очень расстроен, когда рассказывал ему о рождении Кристиана и смерти Грейс, но было совершенно очевидно, что Пилар гораздо тяжелее перенесла случившееся.

— Это было ужасно, — тихо проговорила она. Думая о Грейс, Пилар все еще испытывала невыносимую боль, но теперь находила большое утешение в обществе Кристиана. Она часто разговаривала по телефону с матерью. Мать поделилась тем, что помогало ей когда-то справляться с горем. Она посоветовала дочери общаться с человеком, прошедшим через подобное несчастье, но Пилар к этому все еще была не готова. Она не хотела пока видеть никого. Даже свою мать.

— В жизни все совсем не так просто, как кажется на пер вый взгляд, — спокойно произнесла она, вспомнив, как тяжело ей было забеременеть, потом перенести выкидыш, а теперь пережить смерть Грейс. — Ты что-нибудь планируешь и думаешь, что у тебя все будет хорошо, но в жизни все складывается совсем иначе. Мне понадобилось сорок четыре года на то, чтобы понять это, и, поверь, мне этот опыт достался дорогой ценой.

Родить ребенка оказалось далеко не просто. Сделать карьеру или выйти замуж за Брэда было гораздо легче. Но тем не менее в глубине души она знала, что это стоило того. Она ни за что не оставит Кристиана. И несмотря на цену, может быть, двойную цену, которую она заплатила, она знала, что ребенок этого заслуживает, и эта мысль придавала ей силы.

— Что вы тут делаете? Решаете жизненные проблемы? — спросил Брэд, усаживаясь рядом с ними.

— Я как раз собиралась сказать о том, как сильно люблю твоего сына.