Приворотный амулет Казановы Александрова Наталья

– Без тебя я бы не справилась, – честно ответила Полина, – и еще Илья Борисович…

Николай издал какой-то звук, и она тотчас насторожилась.

– Коля, а как ты узнавал, где я буду? Ты ведь всегда появлялся вовремя – в театре, в этнографическом музее…

– Ну… – он отвел глаза.

– Николай! – Полина отодвинулась от него. – Немедленно отвечай!

– Это все Илья Борисович, – признался Николай со вздохом, – я ведь давно с ним знаком. Знаешь, когда накатило это все на меня и ты ушла, я едва совсем с катушек не сошел…

– Как это – я ушла? – возмутилась Полина. – Ты меня сам выгнал!

– И правильно сделал! – крикнул он, но тут же закашлялся. – Не мог я пережить, что ты меня таким видела. А потом посоветовали мне к Илье обратиться. Он хоть уже вроде от дел отошел, но иногда частным образом лечит. Особенно таких, как я. Тех, кто вернулся из Чечни, а раньше – из Афганистана… Ну, стал он со мной работать, говорили мы долго, и как-то легче мне стало. Только было хотел с тобой встретиться, а у тебя уже этот… козел с медальоном…

– Не напоминай! – Полина отвернулась. – До сих пор стыдно!

Хотя на самом деле она воспринимала все случившееся довольно спокойно. Тут столько всего произошло, так теперь еще переживать из-за того, что ее поймали на магический медальон! Заморочили ей голову, поддалась наваждению, так и что с того? Это все в прошлом, тем более что и Евгения уже нет в живых. Полина не испытывала к нему даже жалости. Как человек он совершенно ничего собой не представлял, стало быть, и жалеть не о ком.

– А потом, когда узнал про тот кошмар, хотел сразу к тебе броситься. Искал, хотел перехватить тебя у дома этого… Евгения, сказать, что не поможет он тебе ни в чем, да только ты ведь все равно не поверила бы…

– Наверно…

– А потом уж Илья Борисович мне позвонил… Все объяснил, он ведь умный и опытный. Он и посоветовал, как поступить, чтобы тебя еще больше не испугать.

– А передо мной притворялся этаким старичком беспомощным! – рассердилась Полина. – Ну, я ему отомщу!

– Да ладно, нечего о нем беспокоиться, он и не старик вовсе. Подумаешь, шестьдесят два года всего! И наследственность хорошая. Он говорил, что отец его в семьдесят лет третий раз женился!

– Это хорошо… – оживилась Полина, – это просто замечательно!

– Полька, нам не о нем сейчас думать надо, а о нас, – Николай притянул ее к себе. – Знаешь, я твердо уверен, что без тебя жить не могу.

– Я тоже… – Полина произнесла эти слова, и только потом до нее дошло, что это так и есть, – я, конечно, к тебе вернусь, но только с одним условием.

– Это каким же? – насторожился он.

– А таким, что ты расскажешь мне все, что случилось с тобой в Чечне! Честно и подробно!

– Не нужно тебе этого знать… – он отвернулся, – незачем… страшно очень…

– Ничего, я выдержу, – твердо ответила Полина, – я сильная, Михалыч так говорил. У нас все должно быть общее, даже эти твои воспоминания. И если, не дай бог, они снова начнут тебя мучить, я сумею их отогнать.

И, чтобы оставить за собой последнее слово, она поцеловала его в губы.

Весь этот день мной владело странное беспокойство.

Я ходил по городу в надежде встретить Одноглазого и остановить его, предотвратить убийство – или встретить падуанского дворянина и предупредить его о грозящей опасности. Однако и тот, и другой словно сквозь землю провалились.

Наконец ближе к вечеру я встретил кого-то из своих знакомых, и они пригласили меня разделить с ними трапезу.

Мы прекрасно пообедали в одном заведении и выпили немало отличного вина. Кто-то предложил отправиться в один известный дом, где в тот вечер должны были играть по-крупному. Все охотно согласились, я тоже решил присоединиться к компании, хотя меня грызло какое-то неприятное чувство.

Покинув тратторию, все направились к известному дому.

Вдруг, когда мы проходили через эспланаду, навстречу нам попалась нищая цыганка. Она хватала всех за руки, просила денег и предлагала предсказать судьбу, то и дела переходя с итальянского на какой-то незнакомый восточный язык. Все мои друзья обошли ее стороной и продолжили свой путь, но в меня она вцепилась как клещ. Я не решался в полной мере применить силу против пожилой женщины, чем эта мегера воспользовалась и потащила в какой-то темный переулок.

Я безуспешно пытался вырваться, но цыганка тащила меня с неожиданной силой и все время что-то бормотала, теперь уже полностью перейдя на свой непонятный язык. Наконец мне удалось сбросить ее руки. В ту же секунду цыганка куда-то исчезла, и я остался один.

Я огляделся по сторонам – и не узнал место, куда затащила меня старая мегера. Казалось, мы были совсем близко от городской эспланады с ее богатыми и красивыми домами – но там, где я оказался, были лишь глухие стены да какие-то прилепившиеся к ним жалкие лачуги. Начинало смеркаться, и в наступающих сумерках все вокруг меня сделалось особенно зловещим.

И тут передо мной, словно из-под земли, появился мой молодой падуанский друг.

Впрочем, друг ли?

Сейчас я не испытывал к нему ничего, кроме ненависти.

И, судя по его внешнему виду, чувство наше было взаимным.

Падуанец наступал на меня, держа в руке обнаженную шпагу, взгляд его пылал, лицо раскраснелось.

– Защищайся, Казанова! – воскликнул он, размахивая шпагой. – Защищайся, несчастный – или я проткну тебя, насажу на эту шпагу, как трактирщик насаживает кролика на вертел!

– Что на тебя нашло? – проговорил я, отступая и поспешно обнажая свою шпагу. Впрочем, я знал ответ и задал свой вопрос только для того, чтобы выиграть лишнюю секунду.

– Ты знаешь, – отвечал падуанец, – на твоем лице написано, что ты знаешь. Сегодня ночью я понял: тот медальон, который принадлежал Строцци, – у него может быть только один хозяин. И сейчас шпаги решат, кому из нас он достанется.

С этими словами он провел блестящий выпад, едва не пригвоздив меня к стене какой-то жалкой лачуги. Я, однако, сумел в последнее мгновение отразить его удар, отпрыгнул в сторону и сам бросился в атаку. Наши шпаги со звоном скрестились, и схватка продолжилась.

Я сражался как лев, понимая, что на кон поставлено больше, чем жизнь, но и мой противник не уступал. Клинки наши то и дело скрещивались с пронзительным звоном, высекая искры. Мне удалось ранить падуанца в левую руку, но и его шпага задела мой бок, оставив болезненную, хотя и неглубокую рану.

Наконец я почувствовал, что падуанец начинает выдыхаться, и попытался воспользоваться этим. Собрав силы, я сделал глубокий выпад – и попал в ловушку: он отступил, сделал вид, что споткнулся, но внезапно перебросил шпагу в левую руку и нанес мне неожиданный удар. В последнее мгновение я сумел уклониться от смертельного удара, но его шпага пронзила мое правое плечо. Рука ослабела, я вскрикнул, перехватил шпагу левой рукой и отступил к стене.

Клинки наши снова скрестились, падуанец теснил меня, прижимал к стене, глаза наши были совсем близко.

– Ну вот и все! – проговорил он и свободной рукой вытащил из-за пояса кинжал.

Я смотрел в глаза своей смерти и считал оставшиеся мне мгновения. Говорят, в такие секунды перед глазами человека пробегает вся его жизнь, но перед моим внутренним взором стоял только медальон.

– Молитесь, Казанова! – падуанец поднес кинжал к моему горлу.

Я хотел молиться – но все слова молитв вылетели у меня из головы. Только одна мысль осталась в ней – что теперь он, падуанец, станет единственным обладателем медальона.

Он отвел кинжал от моего горла, чтобы замахнуться для последнего, рокового удара. Я смотрел в его глаза и ждал, ждал мгновенной боли и вечной тьмы…

Но падуанец все медлил, а потом вдруг его глаза удивленно расширились, рот приоткрылся, и из него хлынула темная кровь. Глаза раскрылись еще шире, падуанец захрипел, выронил кинжал, ноги его подогнулись, и он упал на камни возле моих ног.

Я удивленно смотрел на него, пытаясь понять, что же произошло, потом поднял взор – и увидел Джакомо Одноглазого. Этот прощелыга стоял над мертвым падуанцем, в руке у него была огромная окровавленная шпага.

– Приветствую вас, сударь, – проговорил он с учтивостью, удивительной в таком проходимце. – Кажется, я подоспел вовремя. Хочу напомнить вам, что вы задолжали мне десять цехинов. Конечно, сударь, можно бы и накинуть какую-нибудь мелочь – за своевременность моего появления.

– Да, конечно, благодарю вас… – пробормотал я, пытаясь преодолеть охватившую меня дрожь, и отдал ему все деньги, которые нашлись в моем кошельке.

– Если Джакомо Одноглазый вам еще понадобится, сударь, вы знаете, где можно его найти! – проговорил он и растворился в сгущающихся сумерках.

Полина открыла дверь и удивленно осмотрелась.

Ее пригласили сегодня на открытие нового ресторана. Ресторан был необычный, в нем обещали подавать традиционные блюда народов Сибири и Забайкалья. Ничего подобного Полина раньше не встречала и приняла приглашение, чтобы заполнить брешь в своем кулинарном образовании.

И вот она приехала к назначенному времени, вошла в зал – но никакого ресторана перед ней не было.

Перед ней было просторное помещение со сводчатыми потолками, в глубине которого горел камин, а перед камином в массивном деревянном кресле с резной спинкой сидела старая женщина с морщинистым загорелым лицом.

Руки ее, как и прошлый раз, лежали на резных подлокотниках кресла, ноги стояли на спине медведя, глаза были закрыты, что не мешало ей прекрасно видеть все происходящее.

– Здравствуй, – сказала Матушка ясным, звучным голосом, – прости, что я обманула тебя с этим рестораном. Просто мне нужно было повидать тебя, и не хотелось пугать, посылая за тобой кого-нибудь из своих слуг.

– Да уж, – Полина опасливо покосилась на медведя. – А как поживает Федя? Прошлый раз, когда я его видела, он дрался с очень опасным противником…

– Да, Федя у меня молодец! – Матушка улыбнулась и позвала: – Федя, Феденька!

Где-то в глубине зала скрипнула дверь, и появился огромный желто-коричневый зверь. Федя слегка прихрамывал, одно ухо у него было разорвано, как у драчливого кота, на морде красовался кривой шрам.

– Видишь, у него остались боевые раны, но ничего страшного. Это скоро заживет, тем более я знаю хорошие лекарства для бабров…

– А как… как перенес тот поединок его противник?

– Ему тоже придется долго отлеживаться, – Матушка вздохнула. – Но он тоже очень живучий. Впрочем, теперь, лишившись медальона, он будет не так опасен…

– Ах, ну да, конечно, я ведь должна вернуть вам медальон… – Полина подошла к Матушке и протянула ей золотой кругляшок на разорванной цепочке. – Вот, возьмите его, мне он ни к чему…

– Да, у меня он будет в лучшей сохранности. – Матушка спрятала медальон и снова повернулась к Полине. – А ты… ты подумала над моим предложением?

– Заменить вас? – Полина тяжело вздохнула. – Нет, наверное, я все же не смогу…

– Я не требую, чтобы ты заменила меня немедленно: это просто невозможно. Ты должна еще очень многому научиться, должна измениться, стать совсем другим человеком… даже не совсем человеком…

– В том-то все и дело, – ответила Полина и снова вздохнула, – я не хочу меняться. Я хочу остаться человеком, женщиной… хочу жить с любимым мужчиной, родить ему детей…

– Ну что ж, – Матушка улыбнулась мудрой, всепонимающей улыбкой. – Именно такого ответа я от тебя и ждала. Есть два способа служить Великой Матери – порвав с прошлым, изменившись, подняться над жизнью и следить за высшей справедливостью – или остаться женщиной и исполнять свой вечный женский долг – любить, рожать и воспитывать детей, чтобы жизнь на земле никогда не прекратилась. И честное слово – я не знаю, какой путь служения важнее. Зато я знаю, какой из них предназначен тебе. А замену себе я найду, не беспокойся…

Ресторан был дорогой и шикарный, зал огромный, с высокими потолками и позолоченной лепниной, в простенках множество зеркал, где отражались бронзовые светильники. Полина с Николаем пригласили сюда Илью Борисовича, чтобы отметить окончание всей этой трагической и неправдоподобной истории. Илья Борисович идти не хотел – зачем куда-то тащиться, если у него в ресторане можно посидеть спокойно.

Ресторан «Аль денте» открылся после ремонта, и народ повалил туда валом, Полине даже не понадобилось делать ему дополнительную рекламу – все и так надолго запомнят теперь название ресторана из-за событий, что там произошли.

Кстати, в СМИ история попала в сильно урезанном виде. Пленку с записью рассказа покойного Афанасия Совко Николай отправил не в полицию, а в специальную контору, которая занимается всякими непонятными событиями.

– «Секретные материалы», что ли? – рассмеялась Полина, услышав об этом.

Николай нахмурился и сказал, что он и сам толком не знает, но есть такая организация, там и разберутся. В общем, Полину оправдали, а убийцу представили в СМИ как маньяка, который окопался в похоронном бюро «Вечный покой», на этом и подвинулся умом. Никаких особенных подробностей в прессу не просочилось, тут, надо полагать, приложили руку банкир Ольхович и детективное агентство «Острый глаз», им ни к чему была такая реклама. Смерть Евгения признали несчастным случаем, о нем в СМИ вообще не было сказано ни слова, до того незначительная была личность.

Илья Борисович занимался рестораном, и дела шли прекрасно, он даже подумывал расшириться и с этой целью вел уже переговоры о том, чтобы выкупить соседний магазин.

Но праздновать в его ресторане Полина категорически отказалась – Илью Борисовича как хозяина будут бесконечно дергать то служащие, то посетители – нет, это не отдых. Старик скрепя сердце согласился с ее доводами. Впрочем, теперь он не выглядел стариком.

В ресторан Илья Борисович явился в новом костюме, белоснежной рубашке и галстуке ручной работы, итальянском, разумеется. Был он чисто выбрит, глаза блестели по-молодому. Полина ласково ему улыбнулась.

Илья Борисович долго мучил официанта выбором вина и закусок, попенял скудостью ассортимента, в общем, оттягивался по полной. Ресторан был дорогой и в общем-то неплохой, Полина в свое время включила его в справочник, и теперь ей были здесь всегда рады.

– Ну, мои дорогие, – сказал Илья Борисович, глядя на них с Николаем, – я рад, что все закончилось благополучно, но еще больше рад видеть вас вместе. Полиночка, я так привык к вам за это время, что жалко было расставаться. Но этому человеку, – он с улыбкой указал на Николая, – я готов уступить вас без боя. Хотя дома без вас скучно, готовить некому и вообще… А почему вы оставили четвертый бокал? – обратился он к официанту.

– Моя подруга придет, помните, я обещала вас познакомить с настоящим экстрасенсом? – улыбнулась Полина.

– Что… эта… потомственная ведьма… – Илья Борисович обрисовал в воздухе нечто огромное и бесформенное и досадливо поморщился, – что это вы выдумали, испортит ведь весь вечер. Уже портит, потому что опаздывает!

– Я уже здесь, – раздался над ними голос Элеоноры Васильевны.

Полина подняла голову и с удовольствием убедилась, что сегодня нет на Элеоноре никаких блестящих балахонов, и макияж наложен обычный, и прическа как у всех людей, а не воронье гнездо на голове. Платье вишневого цвета, не так чтобы открытое, на шее цепочка золотая. Платье сидит отлично, фигура у Элеоноры неплохая, лишнего веса нет.

Подскочил проворный официант и отодвинул для Элеоноры свободный стул.

– Ну, Илья Борисович, – весело спросила Полина, видя, как ресторатор уставился на Элеонору, – берете назад свои слова насчет экстрасенсов?

– Рад познакомиться, – только и смог сказать Илья Борисович, не отводя глаз от своей визави.

– Элеонора, только посмей сказать, что ты видишь в этом человеке что-то плохое! – Полина перевела взгляд на Элеонору.

– Не вижу… – ответила та, – в первый раз в жизни – ничего не вижу! То есть вижу, как все люди, что человек приятный, обаятельный, нравится мне, но дальше – ничего…

– Полина, а давай с тобой на террасу выйдем, воздухом подышим! – очень кстати предложил Николай.

Эти двое даже не заметили их ухода.

Ресторан располагался на четырнадцатом этаже нового развлекательного центра, так что с террасы открывался замечательный вид. Ночи в августе темные. Над головой у Полины и Николая сияло звездное небо, под ногами – огни ночного города, словно отражение неба.

– Как красиво! – Девушка слегка вздрогнула, потому что вечер был прохладный.

Николай обнял ее и привлек к себе, и Полина с радостью поняла, что больше с ней не случится ничего плохого.