Август: графство Осейдж Леттс Трейси

August: Osage County by Tracy Letts

Перевод Романа Мархолиа

Пулитцеровская премии 2008 г.

«Самая значительная американская пьеса, поставленная на Бродвее за последние годы»

Чарльз Ишервуд, «Нью-Йорк Таймс»

Бьюсь об заклад, вы еще не видели такой несчастной во всех отношениях семьи. Но в тоже время, это — невероятно занимательная и трогательная история, густо насыщенная характерами и событиями. «Август: графство Осейдж» — сага о семье из Оклахомы, переживающей период своего апокалипсиса. Уморительно смешная и пронзительно грустная комедия- три акта которой длятся три блаженных часа- не просто открыла новый сезон, она задала тон всему происходящему на Бродвее.

Чарльз Ишервуд, «Нью-Йорк Таймс»

«Лучшее, что может предложить Бродвей в этом сезоне. Эта пьеса, которая заставляет нас улыбаться и размышлять, содрогаться от ужаса и хохотать еще долго после того, как погасли огни рампы».

Роб Кендт Ньюсдау

«Чрезвычайно занимательная… по — настоящему ядреная пьеса»

Нью-Йорк пост

«Трейси Леттс, в своем Бродвейском дебюте, представляет захватывающую семейную драму, от которой голова идет кругом. „Август: графство Осейдж“ заставит вас подумать дважды, прежде чем поехать домой на праздники, но для бродвейских театралов — это по — настоящему царский подарок».

Джо Дзимьянович, «Дэйли Ньюс»

Действующие лица:

Семья Вестон:

БЕВЕРЛИ Вестон, шестьдесят девять лет

ВИОЛЕТТА Вестон, жена Беверли, шестьдесят пять лет

БАРБАРА Фордхам, дочь Беверли и Виолетты, сорок шесть лет

БИЛЛ Фордхам. Ее муж, сорок девять лет

ИВИ Вестон, дочь Беверли и Виолетты, сорок четыре года

КАРЕН Вестон, дочь Беверли и Виолетты, сорок лет

МЕТТИ ФЭЙ Айкин, сестра Виолетты, пятьдесят семь лет

ЧАРЛИ Айкин, муж Метью Фей, шестьдесят лет

МАЛЫШ ЧАРЛИ, их сын, тридцать семь лет.

Другие:

ДЖОАННА Моневата, служанка

СТИВ Хейдебрехт, жених Карен, пятьдесят лет

ШЕРИФ Деон Гилбью, сорок семь лет

Время и место действия:

Август 2007

Большой пригородный дом в округе Осейдж, штат Оклахома.

Дети возвращаются домой, и попадаются на крючок. Старику или старухе нечего сказать ребенку. Все, что им нужно, чтобы ребенок посидел пару часов рядом, а затем лег спать в том же доме. Это не любовь. Я не говорю, что это совсем не похоже на любовь. Я только хочу сказать, что это немного отличается от любви, но, все-таки, зовется любовью. Вполне возможно, что без этого чувства, о котором я говорю, не бывает настоящей любви. Но эта штука сама по себе не любовь. Это что-то в крови, какое-то кипение. Это зов природы, для человека это фатально. Это то, чем мы отличаемся от счастливых вольных зверей. Когда ты рождаешься, то отец и мать что-то теряют в себе, и потом они пытаются это «что-то» впитать назад, это и есть ты сам. Они понимают, что не могут вернуть все назад, но будут пытаться вобрать в себя столько, сколько смогут. И, порой, встреча доброй старой семьи на пикнике под кленами очень напоминает плавание в бассейне с осьминогами.

Роберт Пенн Уоррен «Вся королевская рать»

Пролог

Загородный дом в Оклахоме, в шестидесяти милях от города Талса. Ему уже более ста лет. Вероятно, он был построен семьей ирландских поселенцев. В последствии, дом постоянно совершенствовался вплоть до начала семидесятых, когда внимание к нему угасло.

Первый этаж:

Три главные игровые площадки соединены проходами.

Правая площадка- столовая. Большой старомодный обеденный стол и восемь стульев. Рядом в серванте изысканный китайский фарфор. Пыльная хрустальная люстра светит печальным желтым светом. Арка сзади ведет в гостиную. Телефон с диском для набора номера стоит поодаль на маленьком столике, позади мягкого кресла. Дальше, на заднем плане дверь, ведущая в прихожую.

По центру на первом плане — гостиная. Диван, телевизор, акустический центр, электрическое пианино. Слева- кабинет. Среднего размера стол, заваленный книгами, бумагами, папками, блокнотами. Арка на заднем плане ведет к крыльцу во двор, в прихожую и к лестнице на второй этаж. В глубине — дверь в кухню. С левого края- парадное крыльцо обсаженное дерном.

Второй этаж:

Лестница, ведущая на площадку, которая располагается прямо над гостиной. Кресло с подушками стоит у окна в коридоре, ведущем в спальню, другая лестница ведет в мансарду.

Мансарда:

Одна комната по центру, под остроконечной крышей и с наклонными стенами, не хитро приспособленная под спальню.

Дом наполнен книгами.

Все окна в доме закрыты дешевыми пластиковыми шторами. Черные полосы по бокам штор свидетельствуют о совершенном отсутствии дневного света.

БЕВЕРЛИ. «Жизнь очень длинная» Т. С. Элиот. Мне кажется…он заслуживает уважение, за то что написал это. Он не первый человек, который это сказал… не первый человек, который подумал об этом. Почувствовал это. Но он написал эти слова на чистом листе бумаги и подписался. Этот парень был гений… поэтому, если вы произносите эти слова, назовите его имя.

«Жизнь очень длинная» Т. С. Элиот.

Отдадим должное дьяволу. Очень мало, кто из поэтов может пройти все искушения, и выйти невредимым, блестящим, одетым в двубортный пиджак, верующим протестантом.

Не трудно представить реакцию какого-нибудь Харта Грейна или Джона Берримана, столкнись они с первой женой Элиота, прекрасной Вивьен. Они бросились бы к первому большому мосту и сиганули бы воду. Элиот не такой: прожив достаточно лет с чувством нравственной вины, он сдал ее в психушку и удрал. Инстинкт самосохранения — великая вещь. Обожаю Элиота, как поэта. Но что это был за человек? Не могу понять.

ВИОЛЕТТА. (за сценой)… сукин …сын…

БЕВЕРЛИ. Виолетта. Моя жена. Она принимает таблетки. И они оказывают на нее влияние… она теряет устойчивость. Поэтому она часто падает, когда гуляет. Моя жена принимает таблетки, а я напиваюсь. Это сделка, которую мы заключили, один из пунктов нашего брачного договора… Я пью не из-за того, что она принимает таблетки. Принимает ли она таблетки, потому что я напиваюсь?.. Мы не разговариваем больше. Почему? Это не столь важно. Результат один: моя жена принимает таблетки, а я выпиваю. Это примиряет с рутиной. Прошлой ночью я сжег огромную кучу… мусора… Вы знаете, обычная квитанция может иногда так много значить для человека. Но когда все уходит, когда…все тает, слова и цифры выглядят просто как… инопланетные символы. Это всего лишь бумага. Хуже. Хуже, чем чистая бумага.

(Джоанна утирает пот со лба. Беверли достает из кармана носовой платок и протягивает ей.)

Возьми.

ДЖОАННА. (вытирая лоб) Спасибо.

БЕВЕРЛИ. Прости за духоту. Моя жена — хладнокровное существо. Она не верит в кондиционеры…

ДЖОАННА. Мой отец был таким же. Я привыкла.

БЕВЕРЛИ. Ты знаешь, я был знаком с мистером Янгберд.

ДЖОАННА. Вы знали папу?

БЕВЕРЛИ. Маленький город. Я часто покупал у него арбузы в лавке. Летом он продавал еще и фейерверки, не так ли?

ДЖОАННА. Да, сэр.

БЕВЕРЛИ. Я покупал у него римские свечи для детей. Он умер?

ДЖОАННА. Да, сэр.

БЕВЕРЛИ. Прости, отчего?

ДЖОАННА. У него был сердечный приступ. Упал в кузов машины с виноградом.

БЕВЕРЛИ. Виноград. Оклахома. Сочувствую.

ДЖОАННА. Спасибо.

(Он осушил свой бокал и наполнил его снова.)

БЕВЕРЛИ. Могу я спросить тебя насчет фамилии?

ДЖОАННА. Хмм?

БЕВЕРЛИ. Он был Янгбёрд, а ты?

ДЖОАННА. Моневата.

БЕВЕРЛИ. «Моневата.»

ДЖОАННА. Я вернула себе нашу настоящую фамилию.

БЕВЕРЛИ. И Моневата — это, по — вашему, молодая птичка, Young bird.

ДЖОАННА. Да.

БЕВЕРЛИ. (поднимая свой стакан). Твое здоровье!

(Виолетта зовет из-за сцены)

ВИОЛЕТТА. Бев..?

БЕВЕРЛИ. (про себя)

(Свет тускло вспыхивает на втором этаже. Встав с кровати, одеваясь на ходу, с сигаретой Winston в зубах, Виолетта спускается по темной лестнице.)

ВИОЛЕТТА. Бев!

БЕВЕРЛИ. Что?

ВИОЛЕТТА. Кто это?

БЕВЕРЛИ. Что?

ВИОЛЕТТА. Кто здесь…

(Длинная пауза. Виолетта вглядывается, ожидая ответ. Беверли ждет, чем она закончит свой вопрос.)

БЕВЕРЛИ. Что дорогая?

ВИОЛЕТТА. К черту…. Здесь, что, полиция?

БЕВЕРЛИ. Нет.

ВИОЛЕТТА. Это окно? Я смотрю сквозь окно?

БЕВЕРЛИ. Иди сюда.

(Виолетта раздумывает, затем топает вниз по лестнице, в кабинет, и натыкается на Джоанну.)

ВИОЛЕТТА. О. (невнятно) Привет.

ДЖОАННА. Здравствуйте.

Виолетта.(обращаясь к Беверли) Я и не знала, что ты развлека — а — а — а — а — аешься.

БЕВЕРЛИ. Это Джоанна, молодая женщина, о которой я тебе рассказывал.

ВИОЛЕТТА. Ты говорил мне о женщине.

БЕВЕРЛИ. Прости?

ВИОЛЕТТА. Женщина. Жен — щина.

БЕВЕРЛИ. Да, дорогая, это молодая женщина, которую я нанял. Следить за домом.

ВИОЛЕТТА. О! Ты нанял женщину, вот в чем дело. Но мне казалось, ты имел в виду другую женщину.

БЕВЕРЛИ. Почему другую?

ВИОЛЕТТА. (Пауза, затем угрожающе) Что?

БЕВЕРЛИ. Я нанял ее, чтобы она готовила, убирала и возила тебя в клинику.

ВИОЛЕТТА. Если говорить в фигуральном смысле… как ты обычно… выражаешься, я думала… ты хотел нанять женщину, которую можно обуздать.

БЕВЕРЛИ. Я не понимаю тебя.

ВИОЛЕТТА. (Неожиданно доброжелательно) Привет.

ДЖОАННА. Привет.

ВИОЛЕТТА. Простите. (Делает книксен) Вот так.

ДЖОАННА. Да, мэм.

ВИОЛЕТТА. Я Виолетта. Как тебя зовут?

ДЖОАННА. Джоанна.

ВИОЛЕТТА. Ты очень симпатичная.

ДЖОАННА. Спасибо.

ВИОЛЕТТА. Ты индейского происхождения?

ДЖОАННА. Да, мэм.

ВИОЛЕТТА. Из какого племени?

ДЖОАННА. Чейни.

ВИОЛЕТТА. Как ты считаешь, я симпатичная?

ДЖОАННА. Да, мэм.

ВИОЛЕТТА. (Приседает снова) Вот…так? (Опять приседает) Вот так…(Приседает ниже, спотыкается, восстанавливает равновесие)

БЕВЕРЛИ. Осторожно.

ВИОЛЕТТА. (К Джоанне) Дом в твоем распоряжении. Извини меня, я…приняла таблетки.

БЕВЕРЛИ. Почему бы тебе не вернуться в постель, дорогая?

ВИОЛЕТТА. Почему бы тебе не заткнуться, умник?

БЕВЕРЛИ. Хорошо.

ВИОЛЕТТА. (Джоанне) Извини меня. Я буду приторно сладкой. Такой слаааадкой. Очень сладенькой.

(Она гасит свою сигарету в пепельнице на столе у Беверли… пристально смотрит на Джоанну, как будто хочет сказать еще что-то… потом внезапно разворачивается и уходит.)

БЕВЕРЛИ. Думаю, я сказал по телефону, что тебя рекомендовал доктор Берк. Он считает, что ты очень квалифицированный работник.

ДЖОАННА. Через год я могла бы получить диплом сиделки, но я должна была бросить учебу, когда умер папа. И я понимала, что для мамы и бабушки настали трудные времена.

БЕВЕРЛИ. Доктор Берк сказал, что тебе позарез нужна работа.

ДЖОАННА. Я могу убираться и следить за детьми.

БЕВЕРЛИ. Он сказал тебе, что лучше, если бы ты жила у нас?

ДЖОАННА. Да, сэр.

БЕВЕРЛИ. У нас тут странные порядки. Часто день и ночь меняются местами.

ДЖОАННА. Мне нужна работа.

БЕВЕРЛИ. Работа как таковая… вполне обычная. Мне не нужно особого внимания. Живу, как кактус. У моей жены рак, поэтому ее нужно будет возить в Талас, на сеансы химеотерапии. В твоем распоряжении это американское чудовище, которое стоит под навесом. Весь дом в твоем распоряжении. Надо разгрести весь этот мусор, который мы копили годами. Если ты хочешь пожить у нас, то я не возражаю. Договорились?

ДЖОАННА. Да, сэр.

БЕВЕРЛИ. Пожалуйста, зови меня Беверли. Есть еще вопросы?

ДЖОАННА. А какой именно рак у нее нашли?

БЕВЕРЛИ. Я не сказал? О боже, пропустил самое важное- рак горла.

ДЖОАННА. Какие таблетки она принимает?

БЕВЕРЛИ. Валиум. Викодин. Дарвон. Дарвосет. Перкодан. Перкоцет. Ксанах, когда получше. Оксиконтин, когда похуже. Немного марихуаны, чтобы просто поддержать ее. И конечно, Дилаудид. Не следует забывать его — Делаудид.

(Беверли изучает Джованну. Допивает стакан.)

Моя жена. Виолетта. Виолетта моя жена. Она покатилась давно, а теперь летит со свистом. Она живет в своей реальности. Ты хочешь спросить, почему она не желает от этого лечиться. Да?

ДЖОАННА. Нет, сэр.

БЕВЕРЛИ. Ну и прекрасно. Подожди минутку…

(Беверли протягивает руку к книжной полке).

Мое последнее убежище — книги. Простые радости. Это как найти, дикий лук у дороги или взаимную любовь.

(Он берет книгу с полки и протягивает ее Джоанне.)

ДЖОАННА. Т. Стив. Элиот.

БЕВЕРЛИ. Почитай, если захочешь. Это вовсе не обязательно. Это для удовольствия.

Первый акт

Иви, Метти Фей и Чарли. Мэтти Фей пьет виски. Чарли увлеченно смотрит матч бейсбола по телевизору, звук еле слышен и он следит за счетом, потягивая пиво из бутылки.

В доме также находятся: Виолетта, которая говорит по телефону в гостиной; Джоанна готовит и прибирается на кухне.

МЕТТИ ФЭЙ. С ним это и раньше бывало.

ИВИ. Я знаю.

МЕТТИ ФЭЙ. Ты помнишь, он часто исчезал, так просто, без звонка, без предупреждения. Ты помнишь, Чарли?

ЧАРЛИ. С Беверли всегда были проблемы.

МЕТТИ ФЭЙ. Однажды, он просто встал и ушел, не говоря ни слова. Я сказала Ви, я сказала ей «Собери вещи этого сукиного сына и выстави за дверь» Но я любила твоего отца, я всегда его любила.

ИВИ. Знаю.

МЕТТИ ФЭЙ. Бога ради, я сама их познакомила.

ЧАРЛИ. Ты их не знакомила.

МЕТТИ ФЭЙ. Ну, конечно!

ЧАРЛИ. У тебя было назначено с ним свидание, но ты передумала и отправила сестру вместо себя.

МЕТТИ ФЭЙ. Это и называется знакомить. Так я их и познакомила.

ЧАРЛИ. Не думаю, что это так называется…

МЕТТИ ФЭЙ. Он был слишком стар для меня, однако Виолетта… «малютка Виолетта», которая сама никогда бы не нашла себе мужчину…

ЧАРЛИ. Никто ее не называл «малютка»…

МЕТТИ ФЭЙ. Малыш Чарли и твой отец всегда ладили друг с другом. Они часто ездили вместе на рыбалку.

ИВИ. Я знаю.

МЕТТИ ФЭЙ. Но когда твой отец пропадал, как сейчас, без единого слова, даже без записки, моим долгом было заботиться о сестре, неужели не ясно.

ЧАРЛИ. Ты ничего не обязана была делать.

МЕТТИ ФЭЙ. Я была обязана помочь сестре.

ЧАРЛИ. Ты не обязана была вмешиваться в чью либо семейную жизнь.

МЕТТИ ФЭЙ. В чью либо — нет, но когда речь заходит о моей старшей сестре — я знаю, что мне делать. У Иви тоже есть сестры, она меня понимает. Я сказала ей, я сказала «Ви, возьми чемоданы этого сукиного сына и выстави их за дверь. Возьми все эти книги, которые он обожает, сложи их в саду и подожги. И все эти бумаги, все, что найдешь, кинь их туда же, в костер»…

ЧАРЛИ. Не хорошо палить книги.

МЕТТИ ФЭЙ. Ты не остановишься? Тебе бы только поспорить…

ЧАРЛИ. Книги не виноваты.

МЕТТИ ФЭЙ. Ну, хорошо, она не стала этого делать, поэтому какая …

ЧАРЛИ. Понятно — не стала.

МЕТТИ ФЭЙ. Можно мне кое-что сказать тебе, Чарли Айкин: если бы ты хоть раз в жизни встал и сделал что— то…

ЧАРЛИ. Зачем мне это?

МЕТТИ ФЭЙ. Я говорю, если бы ты сделал, то поверь мне, что через три дня, у тебя бы все изменилась, жизнь бы пошла по — другому.

ЧАРЛИ. Мне этого не нужно!

МЕТТИ ФЭЙ. Если бы ты сделал!

ЧАРЛИ. Я не хочу!

МЕТТИ ФЭЙ. Не представляю себе — Чарли с книгой в руках. Ты когда-нибудь читал книгу?

ЧАРЛИ. Какое тебе дело?

МЕТТИ ФЭЙ. Ну я, во всяком случае, этого не видела. Назови мне книгу, которую ты читал в последний раз.

ЧАРЛИ. Отвяжись…

МЕТТИ ФЭЙ. Просто назови. Книгу, которую ты читал в последний раз.

ЧАРЛИ. Беверли был учителем; учителя обычно читают книги. Я занимаюсь мебелью…

МЕТТИ ФЭЙ. Ты не можешь назвать мне книгу, которую читал в последний раз.

ЧАРЛИ. Эта девочка волнуется за отца. Ей совершенно не обязательно сидеть тут и выслушивать все это…

МЕТТИ ФЭЙ. Я думаю, мы все волнуемся за Беверли.

ЧАРЛИ. Ты чего цепляешься?

МЕТТИ ФЭЙ. Он все равно вернется, все как-нибудь устроится, и он вернется, я это чувствую.

ИВИ. Боюсь, это не тот случай.

ЧАРЛИ. Почему ты так думаешь?

ИВИ. Они оба постарались.

МЕТТИ ФЭЙ. Беверли был очень сложным человеком.

ИВИ. Я знаю.

ЧАРЛИ. Не говори «был».

МЕТТИ ФЭЙ. Ну, ладно «был» или «есть», но все равно очень сложный человек.

ЧАРЛИ. Однако милый и добрый.