Эхо Миштар. Север и юг Ролдугина Софья

Раскрывать сразу все карты не хотелось.

– Я направляюсь дальше, в оазис Кашим, но перед этим обязательно остановлюсь в Шуду. Путь займет семь-двенадцать дней – зависит от ветра. Вам подходит такой срок?

– У меня нет выбора, – созналась Фог и прикусила кислый цукат, чтобы не сболтнуть лишнего. – По некоторым причинам я не могу обратиться в цех за переносом.

– Деньги или другое?

– Другое.

– Надеюсь, я не беру на борт преступницу или девицу, бегущую от ненавистного брака со знатным вельможей?

– Нет!

Фог сама не поняла, какое предположение оскорбило её больше. А черноглазый капитан рассмеялся:

– Что ж, уже хорошо. Вы знаете, что означает это кольцо?

– Нет… то есть знаю, что если я покажу его вам, то вы возьмете меня на борт. Так сказала Дуэса Шин-раг.

– Шин-раг в пустыне назвали бы огненной змеёй, – загадочно вздохнул Сидше. – И были бы правы. Кольцо всего лишь означает, что вам можно доверять. Предположим, я беру вас на борт, Фогарта. Чем вы готовы заплатить?

Она задумалась. В словах капитана чудился подвох, но вот какой именно? В полумраке душной комнаты, отделанной тёмно-красными и чёрными панелями, в густом запахе специй и чего-то сладковато-лекарственного, после двух пиал крепкого травяного чая в голове слегка помутилось.

– У меня есть ишмиратские монеты. Ещё золото и серебро, в слитках. И несколько драгоценных камней, но их я хочу оставить для приборов, однако если вы…

– Мне не нужны ни металлы, ни камни, – покачал головой Сидше и наконец сам пригубил из пиалы чай, ставший уже густо-коричневым. – Я достаточно богат. Кроме того, все ваши ценности вряд ли окупят и полусотенную часть моего груза, коим мне придётся рискнуть, взяв на борт чужака. Что ещё вы можете предложить, Фогарта?

– Сложный вопрос, – нахмурилась она. Капитан вызывал странное чувство – лукавый, но одновременно надёжный, чем-то похожий на старинные головоломки: их невозможно разгадать, но сами попытки раскрыть секрет доставляют удовольствие. – Я киморт и могу предложить услуги киморта. Опыта у меня немного, но я наверняка сумею с ходу разобраться почти в любом несложном механизме… Дирижабль – несложный механизм.

– Значит, услуга, – произнёс нараспев Сидше и прикрыл глаза. – Мне это подойдёт. Природу услуги мы оговорим после перелёта. Могу только обещать, что она не будет ни оскорбительной, ни обременительной для вас. К слову, Фогарта, знаете, сколько бы дали за вас на невольничьем рынке?

Он вдруг перегнулся через столик и коснулся её щеки пальцами, слегка влажными и горячими из-за пиалы. И не просто коснулся – провел вдоль скулы, к виску, затем к губам, словно лаская.

– Киморты не продаются, – ответила Фог, чувствуя себя стеклянной статуэткой.

– Продав на рынке юную красавицу-киморта, я получу сумму, дважды превосходящую по стоимости товары на моём дирижабле, – по-прежнему не открывая глаза, сказал Сидше. – Есть способы и пленить киморта, и удержать. Вам не страшно, Фогарта?

Фог заставила себя глубоко вздохнуть, чтобы унять сумасшедшее сердцебиение.

– Я осведомлена об этих способах. Учитель считал, что я должна испытать на себе действие некоторых веществ, чтобы потом узнавать их даже по запаху… Не знаю, что подмешано в мой чай, но это не то, чего мне стоит бояться.

Сидше наконец отвел руку и засмеялся, и смеялся так долго, что даже хозяин питейного дома оглянулся с любопытством.

– В чай заварены ягоды одного пустынного кустарника, развязывающие язык даже лжецам. Отдаю должное вашей наблюдательности, госпожа, и спрашиваю снова: хотите ли вы лететь со мною на «Штерре» даже теперь, после всего, что было сказано и выпито?

Она ни секунды не колебалась.

– Да.

– А если я скажу, что спать придется в моей каюте? – спокойно предположил Сидше, склоняя голову к плечу. – На «Штерре» нет места для пассажиров.

– Тогда я попрошу прощения за то, что мне придется стеснить вас, – смиренно поклонилась Фог. – Но не беспокойтесь, я киморт, а мы можем спать не только на полу, но даже на стене или на потолке.

Капитан поднялся.

– Тогда добро пожаловать на «Штерру». Надеюсь, что вы подружитесь с ней.

Через час, на закате, в питейном доме появились трое рослых, жилистых мужчин, одетых почти так же, как капитан. Поклонившись и выслушав короткий приказ Сидше, они попытались приподнять сундук, чтобы отнести его на дирижабль. Фог, задремавшая было, тут же вскочила:

– Нет-нет, не надо! Вы не сможете, там же сплошной металл, да ещё и сам сундук укреплённый!

– Они потомственные носильщики, – усмехнулся Сидше, удерживая Фог за локоть. – Не торопитесь, госпожа. Пусть попробуют.

Фог было жутковато смотреть, как тужатся носильщики, как вздуваются жилы на мощных шеях и на ногах, как краснеют от натуги лица… А капитан, кажется, наблюдал не за своими подчинёнными, а только за ней.

– В чём секрет? – спросил он тихо, наклонившись к ней. – Дело не в одной тяжести.

– Он прикручен потоками морт к полу, – так же тихо созналась Фог. – Чтобы не украли и не открыли. Не то чтобы там были какие-то особые ценности, просто больше у меня ничего нет. Вообще.

Капитан снова развеселился, но спустя несколько минут всё же попросил Фог поднять сундук. Носильщики, взмокшие от усилий, ни единым взглядом не дали понять, что они сердятся или недовольны.

«Наверно, Сидше не в первый раз их так испытывает».

Подняться по трапу на «Штерру» капитан помог ей сам. В двух шагах позади него следовали носильщики, а последним плыл сундук. Заведя Фог в небольшое помещение прямо рядом с выходом, капитан хлопнул в ладоши, созывая команду. Откликнулись шесть человек; дождавшись, пока все соберутся вместе, Сидше громко произнёс, положив руку на плечо Фогарте:

– Эта госпожа киморт – моя личная гостья. Она путешествует с нами до Шуду. Будьте почтительны и молчаливы. А теперь ступайте и готовьтесь к взлёту.

После этого капитан поводил её по дирижаблю, показав, где располагается отсек с двигателем, провёл к каютам экипажа и его собственной, продемонстрировал склад и настрого запретил ходить в помещения для товара, занимающие большую часть гондолы, а затем сопроводил к навигаторской. В основном её занимали приборы – и огромное, укреплённое стекло, через которое было видно площадь и заходящее солнце.

– Вечером потоки воздуха наиболее благоприятны, – пояснил он негромко. – В полёте «Штеррой» управляют два пилота, но за взлёт и посадку всегда отвечаю только я или старший пилот. Вы можете уйти в мою каюту и пока прилечь – а можете остаться тут и посмотреть. Вид очень красивый.

– Я останусь, – ответила Фог. Голова у неё по-прежнему кружилась от странного травяного чая.

– Хорошо, – довольно кивнул Сидше. – Присядьте вон там.

Затем в навигаторскую вошёл старший пилот – мужчина с выбритой головой и подрисованными краской бровями, по возрасту вполне годящийся капитану в отцы. Не обращая внимания на Фог, он занял своё место. Сидше потянул за рычаг, и по гондоле разнёсся пронзительный звон. Дирижабль загудел, его охватила мелкая дрожь, словно живое существо…

…а потом взлетел.

Фог смотрела за стекло и едва могла дышать. А «Штерра» всё поднималась и поднималась, сперва вдоль шпиля, а затем свободно, очень долго, пока город внизу не превратился в подобие сшитого из цветных обрезков платка. Мягко сиял в наступающих сумерках цех кимортов – тем тёплым молочно-розоватым светом, само воспоминание о котором вызывает чувство покоя и уюта.

– Нравится? – спросил вполголоса Сидше, остановившись за плечом у Фог. Она вздрогнула – подошёл капитан совершенно беззвучно, и было неясно, когда его успел сменить за приборами второй пилот.

– Очень красиво. Я никогда не уезжала из Шимры, – призналась шёпотом Фог.

Капитан улыбнулся, легонько приглаживая волосы, выбившиеся из безупречной причёски.

– А теперь вы улетаете – тайком, на дирижабле контрабандиста и рабовладельца. Вам по-прежнему не страшно?

Фог закрыла глаза, вспоминая Алаойша, и зябко обхватила себя руками.

– Нет. Ни капли.

– Юность беспечна, – осуждающе цокнул языком капитан. – А теперь вернёмся в каюту. Расскажете мне честно, зачем убегаете из Шимры, – понизил он голос и ненавязчиво обнял её за талию. – В конце концов, я рискую грузом, не так ли?

– Вы ничем не рискуете, – поспешила заверить его Фог. – Меня никто не будет искать… Ой!

Она сама сообразила, что сказала не то, но было уже поздно.

– Очень удобно, – пугающе задумчивым голосом протянул Сидше. – Вы искушаете меня, Фогарта, а ведь я человек слабый. Знаете, как говорят на юге? Молчаливость – сестра ума и мать долгой жизни.

Фог бросило в холод. Ощущение беспомощности, подспудно дремлющее в груди, ожило, и сердце стало биться гулко и болезненно.

«Я справлюсь?»

Как совладать с порогом морт, как вернуть память Алаойшу, если даже капитан-контрабандист вертит ею как пожелает, безо всяких зелий легко заставляя говорить то, о чём она хотела умолчать?

«Не могу не справиться».

– Вы что-то побледнели.

– А вам весело.

– Вы спрашиваете?

– Нет.

– Чудесно, – коротко хохотнул он и слегка подтолкнул её вперёд. – Прошу. Располагайтесь, где и как вам угодно.

В каюте Фог сразу отошла в сторону, присела на свой сундук, по-мужски подогнув под себя ноги, и только потом огляделась. Жилище Сидше было на удивление скромным для удачливого контрабандиста – ни украшений, ни трофеев; по стенам – тонкие тёмно-синие гобелены с серым орнаментом, едва прикрывающие обшивку, на полу – в три слоя ковры с коротким ворсом. К одной из стен крепился винтами ящик, с потолка свисал дешёвый шар-светлячок с мирцитовой капсулой, иллюминатор наполовину прикрывала шторка, а ложе представляло собой два тонких одеяла и продолговатый валик-подголовник.

– Что у вас в сундуке, Фогарта?

– А что у вас вон в том ящике?

– Разные бумаги, – ничуть не смутился Сидше и уселся на пол напротив неё, глядя снизу вверх. Фог только сейчас заметила, что глаза у него слегка подведены по верхнему веку. – Одежда. Книги. Чуть-чуть того, чуть-чуть этого.

– Разные механизмы, – тщательно подражая его тону, ответила Фог. – Одежда. Специи. Набор для умывания… Чуть-чуть того, чуть-чуть этого.

– Набор для побега, для путешествия или для поисков?

– Для поисков.

– Человека или вещи?

Капитан был мягок, но настойчив, как морской прибой, обтачивающий даже гранитные скалы.

– Человека, – осторожно сказала Фог. – Больше не спрашивайте, хорошо?

Сидше улыбнулся и в который раз за вечер пригладил волосы.

– Пока не буду. К слову, искать его вы собираетесь случайно не на Кашимском невольничьем рынке?

Фогарта нахмурилась, вспоминая карту. Оазис, упомянутый капитаном, находился к юго-западу от Шуду, в глубине пустыни, а город Дабур – строго к западу, ближе к горной гряде. Могли ли эстру, оказавшегося сразу после сброса в Земле злых чудес, схватить работорговцы? В Ишмирате или Лоргинариуме это даже звучало немыслимо, но после того, как Сидше рассказал о торговле «юными красавицами» из кимортов, она ни в чём не была уверена.

Сердце точно ледяная рука стиснула. Фог зажмурилась и потрясла головой, отгоняя ненужные мысли.

«Нельзя бояться. Главное – очертить круг поисков, а уже там можно расспросить людей об эстре-бродяге. Алаойш не из тех, кто проходит, не оставив следов. Его будут помнить долго».

– Нет. Не там. А зачем вам лететь в Кашим?

– За прилавком присмотреть, а то что-то мне письма управителя не нравятся, – недобро усмехнулся Сидше. – Люди от денег портятся. Не глядите так сердито, красавица, в Кашиме не только рабами торгуют. Туда всё редкое, всё запретное везут. Не желаете взглянуть одним глазком?

– Не желаю, – терпеливо улыбнулась Фог. Она уже начала привыкать к лукавым манерам капитана; это немного походило на ученичество у Алаойша. Только теперь вместо хитрых, постоянно удивляющих трюков с морт были слова. – Я тороплюсь.

– Сильно?

– На дирижабле успею.

– Ой-ой, не загадывайте, – нарочито серьёзно покачал головой Сидше. – Лучше скажите, вам цукатов довольно было? Или не откажетесь разделить со мною трапезу, а потом скоротать время… скажем, за игрой в на-джи?

– Поужинать я не против, – честно созналась Фог. – Но потом хотела бы почитать кое-какие записи. Мне нужно для дела.

– Ну что ж, сыграть и в другой раз можно, – пожал плечами Сидше, ничуть не огорчаясь. – Пойду принесу что-нибудь. А вы бы спустились пока на ковёр, красавица. Или брезгуете рядом со мною сидеть?

Фог глубоко вздохнула, понимая, что её цепляют на крючок, как ту рыбку, но всё равно слезла с надёжного сундука.

Ковры у Сидше оказались очень мягкими.

За ужином приходилось следить за каждым словом – и действием. Вспомнив, как с помощью морт распознавать состав незнакомых препаратов, Фог сперва тщательно изучила жаркое, затем – тонкие чёрствые лепёшки, крупно нарезанную ригму и травяной настой в чайнике. Оказалось, что два куска мяса из тех, что лежали ближе к её краю блюда, и часть фруктов были напитаны незнакомыми снадобьями. В первом случае Фогарта с горем пополам распознала снотворное, рискнув и капнув немного мясного сока на язык. А вот отраву в ригме, как ни терзала тонкие ломтики силой морт, не определила.

Сидше довольно жмурился и улыбался, неторопливо кроша лепёшку.

– Что там? – наконец сдалась Фогарта, чувствуя себя зверюшкой в балагане.

– Любовное зелье, пробуждающее страсть, – с удовольствием пояснил Сидше. – Не сильное. Но действует забавно.

– А в мясе – снотворное.

– Рассказать, какое именно?

В редких снадобьях он разбирался, как оказалось, не хуже Алаойша. А то и лучше – если учесть, что над морт власти не имел, зато мог различать тончайшие оттенки вкуса и запаха, помнил, какие яды темнеют от солёной воды, какие – шипят от вина, какие можно вывести без вреда для тела и через час, а какие лучше и не нюхать… Фог слушала как заворожённая и думать забыла о том, чтобы почитать перед сном записи об эхе Миштар.

Потом Сидше отвёл её в умывальную комнату и отправился в обход по дирижаблю. Наскоро ополоснув лицо и руки, Фогарта вернулась в каюту. Веки смыкались сами по себе; капитан же не сказал ни слова о том, когда вернётся. Засыпать же на ковре в углу после будоражащего воображение ужина не хотелось совершенно.

– Да уж, – пробормотала она, раскрывая сундук. – Правда, что ли, на потолке себе постелить?

В багаже отыскался и утеплённый плащ, который сошёл за одеяло, и запасная хиста, чтоб свернуть её и положить под голову.

Приспособить механизм прилипания «неподъёмного» сундука к полу для сна на потолке оказалось минутным делом. Поворочавшись немного, Фогарта убедилась, что морт держит крепко и ночью на капитана не свалится ничего – и никто – и только тогда укрылась с головой. Неяркое сияние от шарика-светлячка спать не мешало, а тихий, едва различимый гул, исходящий от дирижабля, ещё и убаюкивал.

Что именно Сидше подумал о дремлющей на потолке гостье, Фог так и не узнала.

Но снился ей почему-то мягкий, искренний смех.

«…Затея с камнем памяти неудачна, стоит уже это признать.

Полтора года ушло у меня на то, чтобы создать бледное подобие сего легендарного предмета, но он совершенно бесполезен. Вновь приживлённые воспоминания вызывают у эстры не больше чувств, чем у любого другого чужака. Даже я, кажется, чувствую к дочери Д. больше любви и сострадания, чем он сам.

Не понимаю, говорит Д., почему я должен быть рядом с нею. Разве она не может заработать себе на хлеб? Я хочу странствовать, не держи меня.

Я спрашиваю: ты помнишь её?

Д. отвечает: да, и что с того?

Что сказать ему на это, я не знаю и не могу удерживать его боле.

Он сказал, что уйдёт через три дня, и оставил камень на столе в лаборатории. Может, что-то не так с расчётами и воспоминания недостаточно живые, но, сдается мне, дело не в этом. Сама по себе память – картина, вырванный из книги лист. Если задуматься, то заключение в камень воспоминаний ничем не отличается от подробных дневников. Да и я, читая среди ученических тетрадей заметки на полях о своей любви к Н., уже не чувствую того жаркого томления… Желания истёрлись о время и превратились в выцветшие буквы.

Или то перемены во мне?

А как сильно эстра отличается от киморта, которым был? Так же, как я теперь от того неискушённого ребёнка, жившего почти триста лет назад? Или ещё сильнее?

Право, я впадаю в отчаяние и всё больше думаю о том, что эта ноша непосильна.

Д., уходя, обнял меня и сказал, что, когда настанет мой срок, мне тоже станет всё равно…»

Фог захлопнула тетрадь, чувствуя, что щёки уже мокры от слёз.

– Чем занимается красавица? – вкрадчиво поинтересовался Сидше, не отвлекаясь от кипы бумаг на низком столике.

– Перевожу с мёртвого языка. Один из северных диалектов, лоргин, – украдкой вытерла она лицо краем хисты. – Ничего важного, просто упражнение.

– Ах, понимаю, – со скучающей интонацией ответил он. – Ну, если ничего важного, не согласитесь ли вы прогуляться немного и познакомиться с нашим мастером?

– У вас и мастер есть? – удивилась Фог и тихо шмыгнула носом.

Возвращаться к дневникам Миштар – Миштара? – пока не хотелось.

– Есть. Скверный, правда, да тут уж выбирать не приходится – на какого денег хватило, такого и купил, – пожал плечами Сидше. – Он мне вчера сказал, что дирижабль что-то дрожать стал, да и я сам чувствую. Тут надо, по уму, приземляться и смотреть, где неполадки, но время терять не хочется. Остановка у нас завтра будет, а сейчас бы хоть издалека взглянуть…

– Вы желаете, чтобы я проверила исправность систем дирижабля? – в лоб спросила Фогарта. – Проходимость каналов, цельность капсул, погрешность утечки морт?

– Киморту виднее, что проверять, – улыбнулся в рукав Сидше.

– Я посмотрю, – со вздохом согласилась Фог.

Перейти из жилого отсека гондолы в технический можно было только по шаткой трубе, рассчитанной то ли на горбуна, то ли на карлика. Вибрация здесь чувствовалась отчётливей. Тонкие стенки слабо защищали от холода, и Фог куталась в хисту, остро жалея, что не догадалась накинуть сверху что-нибудь потеплее.

– Она только выглядит ненадёжной, – заметил Сидше, постучав по стенке пальцами. – Но и обручи, и поперечные полосы из металла, и обшивка – всё очень прочное.

– Я же говорила, что не боюсь!

– А разве я спрашивал об этом?

Фог не увидела – по голосу угадала улыбку и залилась румянцем.

– А давно проводили полный осмотр дирижабля? – громко спросила она, чтобы замять неловкость.

– У кимортов – ни разу. А вольный мастер мою «Штерру» обследовал… – Сидше задумался, – … пожалуй, два с половиной года назад уже.

«Плохо», – подумала Фог, а вслух продолжила:

– А капсулы целиком уже заменяли или только подзаряжали?

– Не меняли, – покачал он головой. – А следовало бы?

– Пока не знаю, – созналась Фог. – Посмотреть надо. Если оболочку для капсулы делают из плохого сплава, то морт со временем начинает подтекать. А если утечки есть, то и баланс нарушается. Значит, и дрожь может появиться. А долго вы на «Штерре» летаете? Давно её собрали?

– Двадцать два года уже. Считай, с первого большого дела и купил. В долги тогда влез – ой, вспомнить страшно, – засмеялся Сидше и, прокрутив рычаг, распахнул люк: – Прошу, красавица. Ступайте первой.

В техническом отсеке оказалось ненамного теплее, чем в трубе-переходе.

– Обогрева здесь нет?

– Он тут без надобности – зачем из капсул энергию зря оттягивать? Машинам холод на пользу, а мастер с техником и приодеться могут.

Полное отсутствие обогрева на другой половине гондолы показалось Фог странным. Обычно приборы, основанные на силе морт, строились по принципу строгой симметрии. Чтоб в одной части капсул было ровно столько же, сколько и в другой, и чтоб работали они от одного двигателя. Отступление от схемы грозило разными бедами – от нарушения баланса и до возникновения резонанса, когда мирцитовые «жилы» просто-напросто разрывало от перепадов энергии.

– Вот мы и на месте, – вкрадчиво произнёс тем временем Сидше. – Госпожа Фогарта, это наш мастер, Калум. К сожалению, он нем – какие-то изверги вырезали ему на базаре язык перед продажей. Наверно, не стерпели потока хулы, ведь Калум у нас человек горячего нрава. Правда ведь? – засмеялся он, похлопав мастера по плечу.

Калум оказался настоящим южным великаном.

Кожа его была цвета жжёного сахара. Худой и немного сутулый, он возвышался бы над любой толпой на целых две головы. Мышцы словно иссушило дыхание пустыни, и они даже на вид стали жёсткими и прочными, как шёлковые жгуты. На правой руке у Калума не хватало безымянного пальца. На левой – мизинца. Проследив за взглядом Фогарты, Сидше охотно пояснил:

– Говорят, золотые кольца не снимались, вот ему пальцы перед торгами и укоротили. Зря, конечно, жадность не одного торговца сгубила. Руки мастера – главное его достояние после головы.

«Значит, его не продать хотели, а погубить. Мстили?» – подумала Фог, но вслух спросить не отважилась – тёмно-карие глаза у Калума и без того пылали, как уголья. Вместо этого она отвесила глубокий, почтительный поклон:

– Рада знакомству с вами, мастер Калум. Я киморт, путешествую к югу, – осторожно представилась она, не называя имени. – Капитан Сидше сказал, что в благодарность за его… – чуть не сказала «услуги», но вовремя поправилась: – … за его доброту я могла бы осмотреть двигатель, проводящие жилы и капсулы. С вашего позволения, разумеется, мастер.

Взгляд Калума немного смягчился. Дождавшись разрешающего кивка Сидше, мастер повёл Фог к двигателю. Сам капитан за ними не пошёл – остался в маленькой проходной комнатке прямо за переходом, в которой было чуть потеплее.

Рядом с механизмом Фогарта почувствовала себя увереннее. Даже руки зачесались – поскорее прикоснуться к холодному металлу, послушному каждому вздоху морт.

– Вы давно на корабле?

Калум показал на пальцах: «семнадцать». Лет ли, месяцев ли – не уточнил.

– Двигатель не перебирали? Капсулы не заменяли? – Получая каждый раз отрицательный ответ, Фогарта всё больше хмурилась. – А дрожание давно началось?

«Пять», – показал Калум.

– Пять дней назад? – Он покачал головой. – Месяцев? Гм… А на какой высоте обычно летаете? Понятно… А вы не поднимались выше обычного за некоторое время до того, как началась тряска?

Калум надолго задумался, вспоминая. Потом, частью объясняясь на пальцах, частью – беззвучно шевеля губами, он рассказал, что примерно полгода назад дирижабль едва не попал в сильную грозу и капитан дал приказ пересечь её поверху. Попадания молний в корпус тогда удалось избежать, но «Штерра» едва дотянула до города – двигатель работал с натугой, а энергии поступало в три раза меньше, чем обычно.

Позже, на земле, всё пришло в норму само собой.

Всерьёз заинтересовавшись, Фогарта едва ли не пальцами ощупала каждую деталь, чуть не лишившись при этом руки, но источник неполадок так и не нашла. Мирцит в «сердечной» капсуле уже порядком истощился, но его бы хватило ещё на месяц-другой бесперебойной работы. Никаких сточенных, прокручивающихся шестерней тоже не обнаружилось. Фог испугалась поначалу, что дело в самом баллоне, а не в технике, но потом заметила, что в проводящей жиле, которая тянулась к жилой части гондолы, давление почему-то куда меньше.

– Нет, одними глазами тут толком ничего не рассмотришь, – досадливо признала она, отряхивая пыль с коленей. – Окулюс нужен. Подождите здесь, я мигом!

В этот раз Фог даже и не заметила, как преодолела шаткую, тесную трубу-переход. Нужный прибор отыскался на самом дне сундука – две линзы в медной оправе, между которыми находилась сгущённая морт, наделённая особым стремлением – отсекать некоторые участки спектра. Линзы можно было сводить ближе или разводить, чтобы изменять масштаб. Крепилась на голове вся конструкция с помощью кожаных ремней.

Когда Сидше увидел Фогарту с таким «украшением», то подавился цукатом и закашлялся.

– Ну-ка, ну-ка, вот теперь взглянем, – промурлыкала она, влетая в отсек с двигателем. – Вот, другое дело ведь! Мастер Калум, посмотрите сюда! Вот здесь, – Фог постучала ногтем по металлической жиле, – энергия почему-то скапливается. Если обратить внимание на вектор потока, то можно заметить, что он здесь неправильный. Должно идти так… – Она чиркнула ногтем вдоль невидимой прямой линии. – Потом от распределяющей капсулы – в ту и в ту стороны, под прямым углом. А поток здесь закручивается и начинает течь обратно. Да ещё эта спайка мне не нравится… Думаю, тут была капсула, которую потом удалили. Наверняка от неё отходила жила, предназначенная для обогрева технических отсеков, но и её тоже убрали, и потоки сместились. Некоторое время это было незаметно, потому что морт подтекала из места неудачной спайки. Понимаете? Та энергия, что раньше шла на обогрев, теперь просто сочилась в пространство. Но когда потребовались все ресурсы двигателя… Во время грозы, когда капитан приказал подниматься выше… Словом, наверно, тогда и скорость увеличили, так? Морт стало слишком много, а ведь она обладает своей волей. В слабом месте конструкции, к тому же несущем отпечаток мастера или киморта, она скапливается, густеет. Отсюда и завихрения в потоках, и дрожь. Наверняка ещё несколько таких же «сгустков» есть – на местах, где раньше капсулы были. Кто вам, интересно, умудрился дирижабль «улучшить»? Руки…

«…руки бы ему оторвать», – подумала Фог, но вовремя прикусила язык.

– Вольный мастер, – хмуро пояснил Сидше, не отходя от дверей. – Два с половиной года назад. Сказал, что нерабочие капсулы удалил и заодно, для баланса, отопление убрал. То, что он сделал, опасно?

– Если опять в грозу попадёте и придётся на полной скорости удирать – ничего хорошего не выйдет, – призналась Фог, отстёгивая окулюс. – Тот мастер, наверно, хотел подзаработать, вот и снял исправные капсулы, чтобы продать их потом втридорога. У вас очень хорошие механизмы на дирижабле – ясно, что их киморт делал, а не простой человек. Сплавы все качественные, ни одна из видимых капсул в замене не нуждается – а ведь двадцать два года прошло! Обычно-то через пять-шесть лет часть заменять приходится, у нас дома половина заказов была на замену.

– Плохо, – вздохнул Сидше. – Ремонт дорого встанет?

– Гм, – задумалась Фогарта. – Если бы я делала, то взяла бы за полную переделку пару чистых сапфиров – вот такого размера, как у вас на цепочке, капитан. Это за работу. А за материалы – сорок две серебряные монеты за типовые капсулы. Если под заказ – то восемьдесят пять. Я навскидку говорю, – спохватилась она. – Точно скажу, когда подсчитаю, сколько именно капсул нужно.

– Что ж, значит, будем в оазисе мастера искать. Или киморта, – подытожил Сидше невесело. – Как ты это проглядел, Калум? Впрочем, с тобой я после поговорю. Ступайте за мной, красавица – самое время для обеда.

Перед тем как выйти, Фог снова раскланялась с мастером, заметив, что Сидше это не понравилось. За обедом она спросила, почему он так насмешливо обращается с Калумом.

– Не жалейте его, прекрасная госпожа, – усмехнулся капитан, ягоду за ягодой отщипывая от тяжёлой грозди. – Вы знаете, за что его продали как раба? Он снасильничал дочь своего учителя, когда ходил в подмастерьях.

Фог бросило в холод.

– Интересно, – только и смогла произнести она, чувствуя озноб. – А много у вас на корабле свободных?

– Оба пилота и телохранитель, – ни на секунду не задумался Сидше. – Телохранитель – вообще человек особый, я в своё время его мать нашёл и выкупил из рабства. С тех пор вернее человека нет. Пилотов я тоже из больших долгов выручил и всему обучил… А прочим не верьте – облик обманчив.

– Значит, остальные как Калум?

– Да.

– И каково вам путешествовать с людьми, которые вас ненавидят?

Фог правда не хотела этого говорить – само вырвалось. Но Сидше только рассмеялся:

– Нескучно, красавица. Нескучно.

Через два дня дирижабль достиг цепи озёр. Стоянку устроили в пятичасовом переходе от города, между холмов. Капитан уверял, что это импровизация, но Фогарта не верила – слишком сноровисто работала команда, используя вместо причальной мачты оголённое до самой вершины дерево. Полностью опускать на землю «Штерру» не стали – закрепили тросы и сбросили две верёвочные лестницы. Сидше велел носильщикам доставить вниз несколько плотно увязанных тюков, а затем вместе с телохранителем, голубоглазым северянином-исполином, отправился к опушке леса, милостиво разрешив Фог погулять по округе часок-другой.

– Только далеко не уходите, красавица, – зубоскалил он. – А то вдруг «Штерру» ветром унесёт, а вас тут позабудут?

Фогарта это запомнила; впрочем, углубляться в южные леса ей и не хотелось.

Первым делом она развеяла прах Оры с холма над лугом – и наконец отпустила её из своего сердца. Потом пришлось вспомнить и о насущных нуждах. Фог отыскала неподалёку от места стоянки заводь почище, искупалась и постирала кое-что из одежды. Затем расстелила на берегу одеяло, спустила с дирижабля маятник и снова взялась за поиски Алаойша.

Получалось из рук вон плохо.

Сначала маятник, как намагниченный, тянулся к одной и той же точке на севере, между Восточным и Южным Лоргинариумом, но потом начинал с жутким скрипом сползать к югу – к Дабуру. Это повторялось из раза в раз, словно его вела чья-то рука. Фог решила перебрать механизм или вовсе сложить новый, как только появится минутка, и принялась изучать уже готовые пометки на карте, чтобы выявить хоть какую-то общую закономерность.

Тогда-то и явился Сидше.

– Прекрасная госпожа отдыхает?

– Работает, – весело откликнулась Фогарта, не отвлекаясь от карты. – И сушит волосы.

– И платье, – расхохотался капитан, потянув за краешек ярко-малинового шёлка, трепещущего на низко склонённой ветке. – Все киморты так охочи до чистоты?

– По-разному бывает. Мне просто вода нравится, так бы и плавала. Учитель шутил, что у меня в предках или рыбы, или пираты, – улыбнулась Фог.

Сидше присел рядом и бесцеремонно разворошил её вещи, продолжая зубоскалить:

– Пираты? Что ж, очень может быть. Ах, эти грозные очи! Даже мой верный телохранитель спросил, нет ли у вас, красавица, северной крови. О, что это? Какой занятный цвет!

Капитан вытащил со дна сумки продолговатый ярко-зелёный брусок и осторожно принюхался к нему. Смешно выгнул одну бровь, фыркнул, ковырнул ногтем восковатую поверхность, снимая длинную стружку…

– Это мыло, – охотно объяснила Фогарта. – Мне подарил его Дёран, друг учителя – и мой друг тоже, впрочем. Он часто приносит разные интересные штуки из путешествий. Учителю обычно дарит… дарил книги или механизмы, а вот меня баловал разными сластями – и запахами. Я ведь почти нигде не бывала, а он говорит – для того, чтобы чужой край узнать, нужно почувствовать его вкус и аромат. Вот это мыло смешано с маслом каких-то восточных плодов, их Дёран тоже в тот раз притащил, целую сумку. Они круглые, в зелёной кожуре, а внутри у них дольки. А на вкус мякоть кислая, немного щипучая и свежая. Алаойш из этих зелёных шариков пристрастился сок отжимать и холодный напиток делать, тогда такое лето жаркое было!

– Я видел схожие плоды в оазисах, только оранжевые и сладкие, – мечтательно улыбнулся Сидше и спросил: – Можно это мыло опробовать? Я люблю редкости.

– Можно, – щедро разрешила Фог и снова уткнулась в маятник, остро жалея о том, что забыла двойную линзу на дирижабле. – Но предупреждаю, оно холодит немного… Ой, что это вы делаете?! – пискнула она до позорного по-детски.

Сидше смешно выгнул брови:

– Как – что? Раздеваюсь. Кто же купается в хисте, красавица?

Разоблачался капитан так непринуждённо, словно был один – и не глядела на него, пунцовея от смущения, Фог, не стерёг безмолвно чуть в отдалении, за деревьями, телохранитель… Соскользнула с плеч синяя хиста, за ней – рубашка тонкого полотна, размотался будто сам собою пояс и завязки у щиколоток, и вот Сидше уже остался нагим – фарфорово-белое тело в ярком полуденном солнце и в узорчатой, изменчивой тени древесных крон.

Фогарта смотрела во все глаза. По-юношески поджарая фигура, сильные ноги, шрам вдоль поясницы, и другой – от шеи и до лопаток, и татуировка – рой мотыльков, спиралью обвивающий грудь, спину, спускаясь по животу ниже и ниже…

Сидше стоял вполоборота, перебрасывая мыло из руки в руку, и улыбался, как восточная кукла.

– Я налюбовалась, – серьёзно сказала Фог, чувствуя, что ещё немного – и от её щёк можно будет солому на растопку поджигать. – Можете идти купаться.

– Вы раните моё самолюбие, прекрасная госпожа, – делано вздохнул Сидше и шагнул в озерцо, разом погрузившись в воду до колен.