Таинственная четверка Полякова Татьяна
Мы оказались на улице, фонарь в сотне метров от нас был здесь единственным. Только я подумала, что он может создать нам трудности, как выяснилось: Людмилу интересовал ближайший дом, то есть с этой стороны улицы он был последним. Женщина выключила фонарь и юркнула в калитку, а через мгновение уже стучала в боковое окно. В ночной тишине звук был громкий, и это ее, вероятно, смутило. Она быстро огляделась, побежала к хозяйственному двору и теперь давила кнопку звонка рядом с низкой дверью.
«Странная идея повесить тут звонок», – подумала я.
Мужской голос из-за двери спросил:
– Кто?
– Это я, открой, – сказала Людмила.
Дверь приоткрылась, мужчина недовольно ворчал:
– Ты что, спятила?
Он стоял в прямоугольнике света, высокий, темноволосый, в длинном халате, полы которого слегка разошлись. Людмила, не обращая внимания на его слова, поспешила заключить мужчину в объятия.
– Я так соскучилась, просто сил нет.
– Идиотка, а если тебя кто-то видел?
Они оказались в доме, и мужчина торопливо закрыл дверь.
– Ну вот, – буркнул Вадим, – у нашей дамочки любовник.
– Чего ж она на тебя глаза пялила?
– Наверное, решила, что много не бывает. Зря я тебя разбудил.
– Успею выспаться. Возвращаемся или ее посторожим?
– Я б послушал, о чем они говорят, но, боюсь, кроме сюси-пуси, ничего не услышим.
– Если они что и замышляют, вряд ли это имеет отношение к нашему делу, – согласно кивнула я.
Вадим возразил:
– Не скажи. Такие дамочки иногда бывают весьма изобретательны.
– Чем ей могла досадить подружка дочери? А уж своему ребенку вредить она бы точно не стала.
– Ха, а если она отправила дочурку с глаз долой, чтоб вволю кувыркаться с этим типом? Детки, они ведь глазастенькие. Для того и огрела камнем ее подружку.
– Не заметила особого счастья в голосе любовника.
– Устал, наверное. Ладно, пошли. Если мы не можем их слышать, не вижу смысла здесь сидеть.
Возвращались мы по улице. Если кто-то обратит внимание на нашу прогулку, не беда. Это все-таки лучше, чем свернуть шею в овраге. Однако, миновав площадь, мы решили путь сократить. Вадим план поселка успел изучить и даже в темноте отлично ориентировался.
– Пойдем переулком, дальше вдоль пруда и окажемся напротив дома Ключниковых.
– Ты сказал, Димка звонил, – вспомнила я.
– Звонить-то звонил, но ничем не порадовал.
Мы уже видели пруд, когда возникло чувство, что кто-то смотрит на нас. Пристально. Очень осторожно я повернула голову вправо… Возле куста акации замерла женщина. Платье белело в темноте, точно подсвеченное изнутри. Женщина была так неподвижна, что в первое мгновение я готова была принять ее за одно из своих видений. Но тут стало ясно: она из плоти и крови, и передвигается, кстати, весьма неплохо. Сообразив, что ее обнаружили, она исчезла в зарослях. Оказалось, Вадим ее тоже заметил.
– А это еще что за хрень? – разозлился он, вознамерившись броситься следом, но я его удержала.
– В темноте ты только шишек себе набьешь.
Однако мы все-таки попытались понять, куда она подевалась. За кустами акации обнаружилась тропа, которая вывела нас к банно-прачечному комплексу, о чем сообщала вывеска на фасаде обшарпанного одноэтажного строения. Вывеска тоже новизной не блистала, но, судя по расписанию в рамочке, баня дважды в неделю все же работала.
Отсюда шла асфальтированная дорога к площади. Жилья поблизости нет, а белое платье мы бы непременно заметили, значит, беглянка где-то укрылась.
– Ну вот и женщина в белом появилась, – сказала я, когда мы после бесполезных поисков вновь направились к дому.
– Ага, точно по заказу.
– Думаешь, кто-то решил пошутить?
– Вряд ли над нами. Кто мог знать, что мы будем шляться по ночам?
– С этим, конечно, не поспоришь. И кто эта леди, по-твоему? Местная сумасшедшая?
– Найдем – узнаем.
– Мы будем ее искать? – уточнила я.
– Куда ж деваться? – проворчал Вадим. – Кому-то тут спокойно не живется, и в результате мы имеем пропавшего пацана, нервного батюшку, а теперь еще и бабу в простыне.
– Это было платье.
– Тоже не очень хорошо, учитывая, что тетка припустилась прочь, вместо того чтобы вежливо сказать «здравствуйте».
– Допустим, она необщительна.
– Дети возле реки видели ее днем. И не узнали. Отсюда вывод: она не из местных. Тогда что здесь делает? И какого лешего шляется по ночам?
– Ты прав, – подумав, кивнула я. – Если она не из местных, то где находится в то время, когда не пугает случайных прохожих?
– Может, она из города приезжает. Вопрос: зачем? Просто побродить по здешним улицам?
– Тогда она и вправду сумасшедшая. Допустим, у нее есть причина вести себя таким образом.
– Придумай хоть одну.
– Она тайно встречается с любовником.
– Одна такая у нас уже есть. Здесь что, разгул любовной горячки?
– Откуда мне знать? Наверное.
– Да? Может, и ты ее подхватишь? Тебе даже бегать никуда не надо. Стукнула в стену, и я тут как тут.
– Вдруг во мне проснется пагубная страсть к Ключникову?
– Баб, конечно, не поймешь, но Ключников все же перебор. Особенно когда я рядом: молодой и красивый.
– А чего это ты взялся себя рекламировать?
– Сам не знаю. Должно быть, близость природы так действует.
Проснувшись утром, Вадима в доме я не обнаружила. Приготовила кофе, теряясь в догадках, где Вадима носит, тут он и появился. Шел от калитки босиком, закатав штанины джинсов, рубашку перекинув через плечо.
«Наверное, купался», – подумала я с некоторой обидой.
– О, кофе, – поцеловав меня в макушку, сказал он, взял чашку из моих рук и выпил одним глотком.
Покачав головой, я отправилась в кухню, чтобы приготовить очередную порцию кофе, Вадим устроился на барном стуле.
– Сахара побольше, – попросил весело, а я поинтересовалась:
– На речке был?
– И там тоже. Полночи думал, где эта баба может прятаться. Вряд ли дом сняла или тем более комнату. Здесь, считай, та же деревня. Тайна личной жизни под большой угрозой.
– Не томи, – попросила я, ставя перед ним чашку. – Ты ее нашел?
– Нет. Но знаю, где искать. За баней начинаются коллективные сады. В темноте мы на домики не обратили внимания. Участки получали работники какого-то завода в городе, никто уже толком и не помнит какого. Землю распределили, кое-кто даже успел построиться, и тут пришли перемены. Завод бесславно пал в непримиримой конкурентной борьбе, и обещанные членам садового товарищества свет, вода и прочие блага цивилизации так обещаниями и остались. Собственно, и товарищества создано не было, Димка по крайней мере такового не обнаружил.
– То есть оно есть, но его как бы нет?
– Примерно так. Большинство тех, кто успел построиться, помыкались с десяток лет в поисках правды, устали и домишки свои забросили. Сейчас в зарослях травы торчит штук двадцать домов. В трех-четырех появляются дачники, иногда даже подолгу живут. Это те, чьи участки ближе к пруду, оттуда воду берут на полив, к большому негодованию местных. Остальные дома заброшены. В прошлом году бомжи поселились, но их поперли. Мужики с фабрики Ключникова организовали что-то вроде народной дружины по борьбе с пришельцами, то есть бомжами. Похоже, вели себя как куклуксклановцы в далекой Луизиане, где не одобряли людей со слишком сильным загаром, потому кантоваться здесь охота у бомжей отпала и в этом году они уже не появлялись.
– По-твоему, она прячется в одном из заброшенных домов?
– Вчера она стремительно исчезла именно в том направлении. По ночам она использует этот путь, а днем, не желая привлекать к себе внимания, топает через лес. Сделав небольшой крюк, можно легко оказаться возле речки. А там полно отдыхающих из города, ее вряд ли будут пристально разглядывать. Вопрос, точнее, сразу два: на фиг бабе жить в заброшенном садовом доме? И как эта самая баба может быть связана с нашим делом, то есть с гибелью девочки?
– Своевременный вопрос, – кивнула я. Вадим расплылся в улыбке и мне подмигнул.
– Отвечаю: странное поведение данной гражданки напрямую связано с той хренью, что здесь творится. Кому это надо – мне неведомо, но зачем-то надо. И в общую канву вполне укладывается, по крайней мере так думает наш заказчик, иначе не стал бы рассказывать нам о женщине в белом, безвременной кончине домашних любимцев и прочее, и прочее, и прочее…
– Что ж, время ты провел с пользой.
– Ага. Мужичка одного встретил. Сегодня, между прочим, банный день, а он работает кем-то вроде истопника. Сидел на крылечке, покуривал и не прочь был поболтать. Баня у местных пользуется успехом, из соседних поселков сюда приезжают и даже из города. Парилка знатная и веники березовые. Не желаешь?
– Веники – это, наверное, больно…
– Я буду хлестать тебя нежно.
– Тебя в женское отделение не пустят.
– Отделение одно, дни разные. Можно заказать индивидуальную помывку.
– Если хочешь предстать передо мной в голом виде, не стоит тратить деньги на баню.
– А что стоит?
– Как вариант: забег под луной. Ты будешь бегать, я смотреть.
– Еще чего. Что за радость бегать в одиночку? Кстати, один я и сплю скверно. Может, переберешься в мою кровать?
– Может, ты завяжешь действовать мне на нервы? У нас мир, дружба и гонорары пополам. И никаких общих кроватей. Хватит мне Димки, теперь буду искать любовь на стороне.
– Ужасная глупость, по-моему. Зачем далеко ходить… – Тут до него дошло, что мое терпение на исходе, он засмеялся, после чего заговорил о деле: – Кстати, из разговора с дядей я вынес следующее: всем хорошим поселок обязан Ключникову. Когда он сюда переехал, стал местную жизнь налаживать. Купил обанкротившиеся фабрики, и дела потихоньку пошли. Клуб отремонтировал, баню и ту он открыл. Лет десять стояла заколоченная, денег у местной власти не хватало, чтобы там просто трубы поменять.
– И как селяне? Очень ему за это благодарны? – усмехнулась я.
– Как сказал мудрец: «Мы редко платим любовью тем, кому всем обязаны». Но понимают, что без денег Ключникова нелегко придется. Другой работы здесь нет, только фабрики. Собственно, почти все жители поселка у него и работают. Платит прилично, плюс бесплатные обеды в столовке, путевки в детские лагеря тоже бесплатные, и кружки в Доме культуры для взрослых и детей – все за его счет.
– Что тут скажешь: молодец. Капиталист с человеческим лицом.
– Ага. Он поселок наверняка считает чем-то вроде своей вотчины, оттого творящиеся тут безобразия ранят чуткое сердце бизнесмена. Не удивлюсь, если гибель девочки лишь предлог для нашего вмешательства, а истинная цель – выяснить, кто здесь страх нагоняет и не дает людям спать спокойно.
«Почему бы и нет?» – подумала я, а вслух произнесла:
– Получается, Ключников нажил врага, который не прочь ему нагадить. И это не конкурент.
– Точно. Конкуренты по ночам в простынях не бегают. Куда надежнее фабрику подпалить или пристрелить хозяина.
Позавтракав, мы покинули дом, для начала решив навестить тетку сбежавшего Гоши Светлова. Отправились вдоль реки и, поднявшись на пригорок, обнаружили молодого мужчину за этюдником. Он успел продвинуться в своей работе и, судя по всему, художником был профессиональным.
– Здравствуйте, – приветствовала его я.
Мужчина повернулся, и стало ясно: его мы видели ночью в объятиях Людмилы. Теперь я могла хорошо его рассмотреть. Лет тридцати, может, чуть больше. Высокий, полноватый, длинные волосы, бородка клинышком. Правильные черты лица и роскошная улыбка, в чем мы смогли убедиться, когда в ответ на наше приветствие он широко улыбнулся. Отличная реклама мастерам стоматологии. И все-таки он вызывал антипатию. Вряд ли на меня повлиял тот факт, что у него роман с чужой женой. Какое мне дело до чужих романов? Видимо, это было одно из тех чувств, что объяснению не поддаются.
– Вы художник? – принялась трещать я. – Как здорово! Я и не знала, что здесь художник живет.
– Снял дом на лето, – охотно ответил он, на время отложив кисти. – Места здесь изумительные.
– Это верно. А вы очень талантливы, прекрасная работа. У вас тут есть картины? Хотелось бы посмотреть. Кстати, меня Елена зовут, это – Вадим.
– Иван, – ответил он и добавил, чуть помедлив: – Плетнев.
Фамилия оказалась знакомой, что в тот момент было очень кстати.
– Иван Плетнев? – ахнула я. – Я видела ваши работы зимой, на выставке «Новые имена».
– Интересуетесь живописью? – Он вновь одарил нас улыбкой. – Буду рад показать вам свои картины. Часа через два планирую быть дома. Заходите. – Он объяснил, как его найти, а мы заверили, что непременно заглянем.
– Кажется, день неплохо начался, – заметила я, когда мы отошли на некоторое расстояние.
– Тебе нравятся типы вроде этого? – удивился Вадим. – По-моему, он похож на краковскую колбасу. Физиономия, по которой так и тянет врезать.
– Почему краковская?
– Я ее терпеть не могу.
– Зато улыбка голливудской звезды.
– Успокой душу, скажи, что он тебе не нравится.
– Он мне не нравится. Зато нравится Людмиле.
– И на хрена нам художник?
– Пока не знаю. Кстати, как дела у твоей девушки?
– Ты которую имеешь в виду? – удивился он.
– Я знакома только с одной. Кристина, кажется.
– А это точно я вас знакомил?
– Точно.
– Наверное, это было давно. Никакой Кристины я не помню.
– Жаль, она была симпатичной.
– Нынешняя не хуже.
– Ты влюблен?
– Честно? Не очень. Но я ей благодарен, потому что именно она указала мне на сокращение популяций ежей в нашем регионе. – Я взглянула укоризненно, а он вздохнул: – Тебя не волнует их бедственное положение?
– Даже не знаю. Ты, случаем, не на них свои деньги тратишь?
– Угадала. Поддерживаю их материально. Их, а еще дятлов. Они мне тоже симпатичны.
– Чем?
– Всегда делом заняты.
Тему ежей и дятлов пришлось оставить, мы подошли к дому, где жила тетка Светлова и до недавнего времени жил он сам.
Двухэтажный коттедж из белого кирпича выглядел достойно, хотя богатством не поражал. На этой улице дома были попроще. Калитка приоткрыта, чем мы и воспользовались. Уже собирались подняться на крыльцо, когда из-за дома появилась женщина в цветастом переднике с корзинкой яблок в руках.
– Вам кого? – спросила она и нахмурилась.
Отправляясь сюда, мы имели два плана, которых следовало придерживаться в зависимости от обстоятельств. Я начала с плана «а».
– Здравствуйте, вы тетя Игоря? Он дома?
– Нет. А… зачем он вам?
– Мы познакомились в начале лета, когда приезжали сюда с друзьями, разговорились… потом еще несколько раз встречались. Интересный парень, ваш племянник… Передайте ему…
– Ничего я ему не передам, – отрезала тетка, звали ее, кстати, Светлана Николаевна. Взгляд ее сделался подозрительным, и она спросила с раздражением: – Вы к кому приехали?
– К Ключниковым. Павел Аркадьевич наш близкий друг.
Имя нашего клиента произвело впечатление.
– Гоша с его дочкой дружбу водит. Вам что ж, Павел Аркадьевич ничего не сказал?
– Нет. А что случилось?
– Гоша дома не живет. Пойдемте в сад, – вдруг предложила она, – хоть присядем.
В саду оказалась беседка, мы устроились за пластиковым столом, стулья были складные, на вид хлипкие, Вадим, прежде чем сесть, свой стул проверил, но все равно держался опасливо.
– Значит, Гоша ушел из дома? – заохала я. – Но почему?
– Кто его знает. С ним не так-то легко… Вон соседка мне завидует, мол, денежки гребу лопатой. А ответственность, а нервы? Кое-кто болтает, что я за парнем плохо смотрела. Клевета. Но не могу же я двадцать четыре часа за ним ходить? У меня свои дела есть… и вообще…
– Что все-таки случилось? Вы поссорились и он ушел?
– Ничего подобного. С какой стати нам ссориться… у него свои дела, у меня свои… – Тут она, видимо, сообразила, с обликом заботливой родственницы эти слова никак не вяжутся, и вздохнула: – Я только попросила его в своей комнате убрать, слуг у нас нет. Он взрослый парень, и кровать заправить в состоянии. И посуду помыть.
– В этом возрасте молодые люди очень обидчивы, – залепетала я.
– Уж такой обидчивый, куда деваться! – всплеснула Светлана руками. – Слова не скажи. Дверью хлопнул и ушел. Дома не ночевал. Обычно под утро, но все же приходил. А здесь встала – его нет, и постель застелена. Сплошные нервы.
– И что, он так и не появился?
– Появлялся. Пожрать приходил. Видно, следил, когда я уйду. Придет, все из холодильника вытащит, грязную посуду в мойку побросает и опять шляться.
– То есть дома он не ночевал, а днем приходил? Где же он был ночью?
– Вот уж не знаю. Я думала, у кого-то из его подружек, но родители у всех люди приличные, вряд ли бы потерпели такое.
– И вы не пытались его найти?
– Потакать его капризам у меня желания нет. Должен его кто-то воспитывать. Моя сестра не очень-то с этим справлялась.
– Вы имеете в виду маму Игоря?
– А кого еще? И из мужа ее воспитатель тоже не ахти. Разбаловали парня хуже некуда. А потом раз – и мне подкинули.
– Они ведь, кажется, погибли?
– Да, царство им небесное, – торопливо перекрестилась она.
– И оставили вполне приличные деньги, – заметил Вадим, дотоле молчавший. Как видно, Светлана действовала ему на нервы, вот он и не сдержался.
– Деньги?! – ахнула она и даже подпрыгнула, так ее разбирало. – Все мне эти деньги в нос тычут, только и слышу: деньги, деньги… Соседи все иззавидовались, тебе, говорят, что теперь не жить, ты – богатейка. Мне, что ли, эти деньги оставили? Они Гошины.
– Простите Вадима, он ничего такого в виду не имел… – засюсюкала я. – Мы же понимаем, вы бы взяли к себе мальчика в любом случае…
– Взяла бы… куда деваться. Другой-то родни у него нет. Но это, знаете ли, труд… с чужим ребенком. И он никак не оплачивается. Все эти деньги на Гошу и идут. Ест как слон, только успевай готовить. А одежда? А оплата мобильного, Интернет, наконец?
– За все это платили вы?
– Мне выделяют ежемесячную сумму на его содержание. И все. Может, некоторые думают, я в деньгах купаюсь…
– Ничего подобного мы не думаем, – заверила я. – А своя семья у вас есть?
– Нет, – нахмурилась Светлана. – С мужем давно развелись, детей не нажили. Я, между прочим, инвалид второй группы, – вдруг заявила она. – Да мне памятник надо ставить за все мои мучения. Характер-то у племянничка о-го-го… Он меня тоже деньгами попрекал, свинья неблагодарная… а теперь вот сбежал и дела нет, что я ночами не сплю, давление подскочило…
– Я вам искренне сопереживаю… так Игорь днем все-таки приходит?
– Нет.
– Но вы сказали…
– Сначала приходил. Не ночевал, но без меня заглядывал. А потом смотрю, кастрюли на месте. День, два… я у девчонок спросила, куда он делся, а они мне: не видели давно. Ну, я подождала и пошла в полицию.
– И где они его нашли?
– Гошу? Ой, да не смешите. Они и не искали.
– Как такое возможно? – ахнула я.
– А вот так. Стали расспрашивать, что да почему. Я ж врать не буду, как есть, так и рассказала. Они про паспорт спросили. Паспорт Гоша, видно, с собой взял. Ну и про деньги, конечно. А этого добра у него сколько угодно.
– Что вы имеете в виду?
– Когда ему шестнадцать исполнилось, он тут концерты устраивал, родительские деньги требовал, один хотел жить. Короче, выправили ему банковскую карту. Большие деньги на нее перечисляли. И я даже не спросила ни разу, куда он их тратит. В полиции как про деньги узнали, решили, что Гоша куда-нибудь на юг отправился.
– Но если есть карта, легко проверить, где он деньги снимал.
– Уж не знаю, легко или нет, – разозлилась она. – Мне не докладывают. Заявление приняли, я каждый день им звоню, только пользы не видно. Да и то сказать, сколько народу пропадает, и кто их ищет? Девчонок спрашивала, звонил он им или нет? Говорят, нет, но, может, врут.
– А девушка у него была?
– Вроде да. Не то чтобы девушка… но фотография ее на полке стоит.
– Ей-то он должен был сообщить о своих планах. Надеюсь, она здесь, никуда не пропала?
Взгляд Светланы испуганно заметался.
– Не пропала. Утонула.
– Да что вы? – вновь ахнула я.
– Ну да… месяц назад. В нашей речке купаться опасно, течение сильное, под водой коряги. Я тут выросла, а купаться – судом присуди, не заставишь. Это считай самоубийство. Но те, кому своих детей не жалко, на речку отпускают. Ясно было, жди беды со дня на день. Вот и случилось. Так что вы думаете, девчонка утонула, а мне опять неприятности: какая-то пакость слух пустила, что вроде Гоша ее того… утопил. Ага. Можете представить такое с моими нервами? Давление подскочило до двухсот сорока. Я уж думала, все… отмучилась.
– Подождите, но почему Гошу вдруг обвинили?
– Кто ж этих идиотов разберет? Встречались, значит, мог приревновать… поссорились, да мало ли что.
– Гошу вызывали в полицию?
– Где б его взять, Гошу-то. Он как раз в тот день исчез. Или на следующий. У реки, когда Ирку искали, его вроде видели. И все. Больше его точно не было. Если б заходил без меня, чего-нибудь да насвинячил.
– Получается… сколько он отсутствует?
– Да уж месяц.
– Я завтра же пойду в полицию. У меня знакомые есть. Это безобразие. Человека месяц никто не видел…
– Может, и правы они, уехал он куда? – перебила меня Светлана. – Подружки сказали, он с Иркой поссорился, это Гошина любовь, или кто она ему, уж не знаю. Вроде ее даже за руки хватал, да так, что синяков наставил. Я племянника не защищаю, видит бог, он мне крови немало попортил, но сами подумайте, с чего ему эту Ирку топить? К тому же девка с придурью. Я у Гоши стихи нашла, девчонки этой стихи, ее мать почерк узнала. Там все про смерть да про смерть. Я и сказала: может, она сама… Поссорились, она и утопла, а что? Таких случаев сколько угодно. Телевизор включите, и не такое услышите. Сказала-то я соседке, и вовсе не для того, чтоб Гошу выгородить… А ее родителям тут же донесли. Ну, народ… Отец ко мне с разборками. Ужас что было. Еще этот балбес неизвестно куда делся, все неприятности мне разгребай. Слава богу, выяснили, никто Ирку не топил. Но в полиции, видно, все равно решили, из-за девки этой он сбежал: либо потому что разругались, либо потому что утонула. Расстроился и пошел куда глаза глядят.
«Не так уж далеко он ушел, – хотелось сказать мне. – Судя по тому, что деньги в городе снимал». Насчет денег я и решила уточнить:
– А вы Гошину карту не заблокировали?
– Нет, – пожала она плечами. – Нельзя же его без денег оставлять.
– А он точно пользовался картой этот месяц?
– Откуда мне знать?
– Вы не обращались в банк?
– Туда-то зачем? Слушайте, в полиции спросили, есть ли у него деньги, я ответила: да. Откуда мне знать, что делают в таких случаях, чего там блокировать и вообще… это их работа, пусть ищут. Надеюсь, племянничек скоро вернется, а исполнится ему восемнадцать лет – скатертью дорога, пусть живет, как ему заблагорассудится.
– Я вам очень сочувствую, – вновь заблеяла я. – Такую ответственность на себя взвалили… а в ответ на все старания – непонимание и неблагодарность… Вы просто святая женщина.
Она вздохнула и пожала плечами, мол, что есть, то есть.
– Собственно, – продолжила я, – мы пришли вот зачем, я дала Гоше книгу, он обещал ее вернуть. Книга мне дорога… не из-за цены, там автограф автора. Может быть, вы посмотрите…
– Книги-то да, он любит читать… Покупал штук по десять, пока я не отругала: чего дом-то захламлять да зря деньги тратить. Стал скачивать. Идемте в его комнату…
Тут она с подозрением посмотрела на Вадима, тот, сообразив, в чем дело, сказал:
– Я здесь подожду.