Настоящее Устинова Татьяна

– Ничего особенного, – лихо соврала Лёка. – Но мне кажется, что все в порядке, Тема.

Взяв под руку, она повела его к лифту.

– Они говорят, что она здесь с кем-то встречалась, вроде с подругой. Близкой.

– У нее нет здесь никаких подруг! – вспылил Артем. – Я тебе уже сто раз сказал! А в каком номере она остановилась, ты узнала?

Он спрашивал очень требовательно, и Лёка моментально почувствовала себя лейтенантом, вызванным для отчета к генералу.

– В двести семнадцатом.

Это ничего не означает, это вполне можно сказать. Если его бывшая пробыла в номере только три часа, значит, там нет ничего интересного! В смысле, трагического, что могло бы расстроить Артема окончательно.

– Как тебе удалось?..

– Методом подкупа и посулов, – задумчиво сказала Лёка. – Тем, а твоя бывшая жена… вообще любит скандалить?

Артем остановился и посмотрел на Лёку сверху вниз.

Он был здорово выше и шире. Косая сажень, и все такое.

– А почему ты спрашиваешь?

– Просто так.

– Лена, это какой-то странный вопрос.

– Ну, не отвечай, если странный.

– Нет, она никогда не скандалит. Она очень… мягкий человек.

– Не приспособленный к жизни, – Лёка кивнула. – Я знаю.

– Лена!

Двери лифта разошлись, и они шагнули внутрь, рассерженные, недовольные, старающиеся держаться друг от друга подальше.

Кажется, сегодня она уже ехала в лифте с кем-то, от кого старалась держаться подальше.

Ах да. С Платоном. Но это совсем другая история. История, которой триста лет, а может быть, даже больше!..

– Пойми меня правильно, – начал Артем очень серьезно. Лифт плавненько причалил, и они вышли: первая Лёка, Артем за ней. – Я ничего от тебя не скрываю. Ты мой самый лучший друг.

Вот тебе на!.. Теперь она еще и друг!

– Я разве друг?

– Друг, – твердо повторил Артем.

– Я женщина твоей жизни, – поправила Лёка с раздражением. – Я тебе не друг!

– Ты и друг, и женщина жизни. И я это очень ценю. И мне очень важна твоя поддержка! Без тебя я бы пропал, понимаешь?

С этим Лёка была согласна, но промолчала.

– Но я не могу и не хочу обсуждать с тобой мою семейную жизнь! И тем более жену!

– Тема, сколько лет назад ты развелся?!

– Сколько бы лет назад я ни развелся, – сказал он твердо и твердой же рукой открыл дверь в свой номер. Лёка волоклась за ним, как будто он тащил ее на аркане. – Все равно Настя и Дашенька были, есть и будут частью моей жизни!

– Да кто ж спорит… – пробормотала Лёка.

Он кинул сумку на пол и аккуратно повесил на вешалку куртку.

– Настя хороший человек, – продолжал Артем. – Мягкий, добрый, не скандальный, – добавил он с нажимом. – И мне не нравится, что ты к ней предвзято относишься!

– Да я никак к ней не отношусь. – У Лёки заболел висок. – Я просто спросила!

– Можно подумать, я не вижу! Тебе не нравится, что я ей звоню, не нравится, что я общаюсь с дочерью! Тебе ничего не нравится!

– Артем, если ты хочешь со мной поссориться, поссорься или завтра, или по какому-нибудь другому поводу! Из-за твоей бывшей жены, – это тоже было произнесено с нажимом, – я ссориться не хочу. Я в Питер поехала специально, чтобы ее искать, можно подумать, мне больше делать нечего!

– Как ты можешь, Лена?! Человек пропал, а ты говоришь – делать нечего!

– Но он же не из-за меня пропал! Если я могу помочь, я помогу, а если нет, то тогда какая от меня польза? Я бы лучше в Москве осталась!

– Лена, я никогда не думал, что ты такая черствая!

– Черствая бывает булка, – сказала Лёка. Она вдруг очень устала. – Давай спать, а?

Он посмотрел на нее, и Лёка вдруг отчетливо поняла, что ему хочется, чтобы она ушла.

Он не хочет с ней спать. Он хочет звонить на мобильный своей бывшей жене – «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – курить, смотреть в окно и предаваться отчаянию.

Предаваться ему хочется в одиночестве.

Деятельная Лёка отчаянию как минимум помешала бы или, еще хуже, свела бы его на нет.

Как всегда, когда требовалось принять решение, Лёка его приняла, освободив Артема от необходимости делать это самому.

– Темочка, – сказала она и улыбнулась фальшивой улыбкой, – я пойду к себе. Я что-то так устала, сил нет никаких.

Он, всегда такой внимательный к ее настроению, сделал вид, что фальши не заметил. В конце концов, это она сказала, что уходит, а не он выгоняет ее вон из своего номера!..

– Я тебя провожу.

Она кивнула, чуть не плача.

Он ничего не понял. Он, самый понимающий, самый тонкий, самый нежный и правильный из мужчин! Он, который всегда помнил, что нужно взять запасные туфли, потому что у нее «устанут ножки»! Он, который знал, что она любит салат «Цезарь» и очень много подливки! Он, который называл ее Киска – никто и никогда не называл ее Киской!

И он ничего не понял!

Ни ее ревности, ни огорчения, ни отчаянных попыток прийти на помощь и все взять на себя! Ничего…

– А ты посади его на шею и вези, – говорила бездушная Ника, – чего он на машине-то ездит, утруждается! На тебе гораздо удобней! Мягко, приятно, сидеть высоко! Ты ж у нас высоко летаешь, птичка моя! А он на тебе сверху полетит! Красота, и какой вид открывается!..

Лёка открыла дверь в свой номер – точная копия того, из которого они только что вышли.

Уютный пятизвездочный гостиничный рай с мягким светом, широченной кроватью, льняными покрывальцами, наборным паркетом, мебелью в русском вкусе и ультрасовременной ванной. Возле кровати, приготовленные горничной, стояли одинокие тапочки.

Завидев эти тапочки, Лёка чуть не зарыдала.

Почему, почему она должна ночевать здесь одна?! Что такое?! Какую она допустила промашку, что сделала не так?! Почему главный человек ее жизни собирается сейчас выйти и закрыть за собой дверь, оставив ее наедине с этими самыми тапочками?!

– Тема, – предпринимая последнюю попытку, проблеяла она, как овца. Кто-то сегодня, кажется, уже называл ее овцой. – Темочка, я так есть хочу!

– А я что-то совсем не хочу, – откликнулся он горестно. – Мне кусок в горло не лезет. Я как подумаю, что могло случиться с Настей!..

Лёка кивнула.

– Ты прими ванну погорячее и спать ложись, – заботливо сказал Артем и поцеловал ее в щеку, около губ. – Хочешь, я тебе воду открою?

– Я сама, спасибо.

– И на ночь выключи кондиционер. Вот здесь, видишь? А то будет дуть и ты к утру простынешь.

Лёка кивнула.

Кажется, он понимал, что говорит и делает что-то не то, потому что на пороге вдруг остановился, еще посмотрел на нее и спросил:

– Что?

– Все в порядке, спокойной ночи.

– Нет, Лен, подожди. Я не хочу так с тобой расставаться. Ты обиделась, да?

– Я не обиделась.

– Лена!

– Тема. – Лёка взялась за латунную ручку и потянула дверь, так чтобы не осталось никаких намеков на интимность.

Коридор так коридор. Спокойной ночи так спокойной ночи. Путь свободен.

Он стоял как вкопанный.

«Стал богатырский конь как вкопанный. Ах ты, волчья сыть, травяной мешок!..»

Значит, сейчас ей придется его уговаривать. Чтобы совесть его была чиста и спокойна. Чтобы, стало быть, он не беспокоился на ее счет, а продолжал всласть переживать из-за Настеньки. Ему и без Лёки забот хватает.

– Темочка, я правда очень устала, – сказала Лёка. По коридору кто-то прошел, не взглянув на них. Артем проводил прошедшего глазами, а потом опять обернулся к ней. – Давай спать. Завтра обо всем поговорим. И не волнуйся ты так. Я уверена, что все хорошо, тем более, видишь, персонал говорит, что была какая-то подруга…

– Этого не может быть, – твердо сказал Артем, не принимая Лёкиного легкомыслия, – я знаю всех ее подруг.

– Ну и чудненько, – закруглилась Лёка. – Давай до завтра, мой хороший.

И она закрыла дверь.

И он ушел к себе в номер.

И больше не приходил.

Сначала она плакала в ванной. Потом перешла плакать в комнату – поплакала немного на кровати, а потом в кресле с видом на Исаакиевский собор.

Потом перестала, подтянула к подбородку замерзшие ноги – пальцы в свете уличного фонаря казались синими. А может, у нее гангрена случилась от шпилек?..

Поизучав немного синие пальцы, она вдруг вспомнила, что завтра четверг, третий четверг ноября.

Молодое божоле, предчувствие праздника, красные цветы на белой скатерти, горячее мясо, пузатые бокалы.

Ничего этого не будет. Артем страдает, и она, Лёка, должна страдать вместе с ним. Как женщина его жизни.

Нет, не просто женщина, а «главная» женщина его жизни. Или, может, «генеральная». Впрочем, генеральной когда-то была линия партии.

– Ну да, – сказала Лёка вслух, и ее голос, тихий и хриплый от слез, удивил ее саму, – я даже не могу с ним спать. Он страдает и спать со мной не хочет. А я-то как же?!

И она опять заплакала, только теперь в обратном порядке – в кресле, на кровати, а потом в ванной.

Проснувшись утром и увидев себя в зеркале, Лёка решила, что, пожалуй, ничего, кроме пластической операции, ей не поможет.

С другой стороны, сделать операцию до завтрака она не успеет, значит, и так сойдет.

Она долго поливала себя из душа – сначала очень горячая вода, потом очень холодная, потом опять горячая и так далее. К концу процедуры все лицо и тело горели, как после бани, зато неожиданно выяснилось, что у нее на лице есть глаза. Они открылись и смотрели.

Нужно было применить к себе что-нибудь утешительное, и Лёка применила белый свитер с высоким горлом – не свитер, а мечта! – длинную юбку тяжелого шелка и чулки.

Чулки были особенно хороши!..

Может, хоть сегодня ночью удастся что-нибудь такое, чему очень способствуют чулки?! Ну, это в том случае, если неприспособленная найдется. Если не найдется – вряд ли.

Высоко задрав подол, Лёка рассматривала свои ноги в кружевных чулочных резинках, когда постучали.

Лёка выпустила из рук подол, подбежала и распахнула дверь.

Артем был в куртке и с портфелем.

– Доброе утро.

Он зашел и аккуратно прикрыл за собой дверь. Из коридора пахло кофе, доносились утренние голоса и какая-то музыка.

Лёка подставила лицо, и Артем опять поцеловал ее в щеку, около губ.

– Ты хорошо пахнешь, – сказала она, рассматривая его. Он всегда любил дорогие одеколоны и разбирался в них.

– Лен, – сказал он озабоченно, – я уже позавтракал.

– Как?! Без меня?!

– Я не стал тебя ждать, – он улыбнулся смущенно, но в то же время озабоченно. – Ты не обижайся, зайка, но мне уже надо ехать.

– Куда?!

– К партнерам, на Петроградскую сторону. Я позвонил, заказал пропуск. Может, там кто-нибудь что-нибудь знает про Настю!

– А почему… такая спешка-то?! Я бы с тобой поехала. Да мне позавтракать всего двадцать минут, и я готова!

– Лена, – сказал Артем очень убедительно, – мы не можем терять времени. Я и так полночи не спал!

– Я тоже, – тихонько сказала Лёка.

Он понял это по-своему.

– Ну, конечно! Я Дашеньке с утра позвонил и теще с тестем что-то такое наплел, чтобы они не волновались, но так не может дальше продолжаться! Я должен ее найти, понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Лёка.

Музыкальная шкатулочка, внутри которой прекрасная танцовщица кружилась посреди зеркального озера, оловянный солдатик ее охранял, а их вырезанный из картона замок синел на заднем плане, вдруг стала хрипеть и фальшивить.

Или не вдруг?..

Или она все время играла фальшиво, только танцовщица, кружившаяся с упоением посреди зеркального озера, ничего не слышала, увлеченная своим кружением?

– Эта дура сказала, что в Настин номер мы не можем зайти, – продолжал он с ожесточением, – только с милицией!

– Какая дура?

– Начальник по гостям. К которой нас вчера отправляли, помнишь?

– Помню.

– Она сказала, что только в сопровождении милиции! А какая, к черту, милиция! Хотя если я Настю не найду…

– Найде-ешь, – ласково уверила танцовщица своего оловянного солдатика, – конечно, найдешь!

– Ты тогда подъезжай тоже на Петроградку, – сказал он. – Только пусть тебе такси вызовут, сама на дороге не голосуй, ладно? И смотри, там снег выпал, не упади!

– Я не упаду.

– И звони мне, хорошо?

– Хорошо.

И он опять к ней приложился, все к тому же месту, очень озабоченный, по-утреннему деловой, ответственный, порядочный, милый, пахнущий дорогим одеколоном, сигаретами и кофе.

Лёка закрыла за ним дверь и сказала сама себе:

– Отлично!

И пошла завтракать.

Пусть он ищет эту свою принцессу, где ему больше нравится, танцовщица все равно должна вовремя подкрепиться!

Она выбрала местечко с видом на Исаакиевскую площадь, заказала яичницу, кофе, потом подумала и попросила еще булок. Независимо поправила очки и положила ногу на ногу.

– Привет.

Она вздрогнула и оглянулась.

Некоторое время они просто смотрели друг на друга.

– Слушай, – быстро сказала Лёка, позабыв поздороваться, – помоги мне, а?

Кажется, он не удивился. Он никогда ничему не удивлялся.

Конечно, он удивился. И просто не подал виду.

Он выдвинул стул, сел напротив, потом привстал и вынул из заднего кармана джинсов немного приплюснутую пачку сигарет и телефон.

Он всегда все носил в карманах, отчего те оттопыривались и рвались.

– Ты бы еще картошку в них таскал, – кричала Лёка еще тогда, когда ей было дело до его карманов, – покупал бы в овощном картошку и ссыпал себе в карманы!

С тех пор прошло триста лет. Триста лет и три года. Может, даже с половиной.

– Чем тебе помочь?

– Вот смотри. Человек – женщина – приезжает в Питер в командировку.

– Молодая и прекрасная?

– Что? А, да. Молодая и прекрасная. У нее есть задание – передать документы и получить подпись. Ну, и сразу вернуться.

– Так.

– В Питере она пропадает.

– Как?! – неторопливо удивился Платон Легран. – Совсем?! Испаряется? Дематериализуется?

– Не перебивай меня. – Лёка дернула плечом. – Никто не знает, как она пропадает. Но если она пропадает… криминально, это дело милиции.

– Безусловно.

– Но пока до милиции не дошло, мне хотелось бы ее найти.