Мотив Х Анхем Стефан

До самого выхода.

Она хотела оказать сопротивление, но не могла ничего сделать, кроме как последовать за ними в комнату за сценой. Она хотела вырваться и в неразберихе вытащить оружие, наличие которого они забыли проверить.

До самого выхода.

Значит ли это то, о чем она думала?

Открылась еще одна дверь, и ее вывели на задний двор, где стояла машина.

Не просто до выхода, а до самого выхода.

Неужели они отвезут ее в лес и пустят пулю в лоб? Или запрут в багажнике, пока машина будет спрессовываться до размера небольшой коробки на ближайшей свалке? Она будет не первым полицейским, который внезапно исчез.

– Помогите! – услышала она собственный крик. – Утес, я здесь! На другой стороне!

Ответ пришел в виде кулака, который сильно ударил ее в лицо. Еще несколько сантиметров – и челюсть была бы вывихнута. Она потеряла сознание и не могла видеть, как ее погрузили в багажник и увезли куда-то.

Фабиан вытряхнул содержимое коричневого пакета для улик и положил связку на стол в подвале. В ней было семь ключей. Семь совершенно разных ключей, но все они, кроме одного, были оклеены цветной тканевой клейкой лентой. Два из них были синими, при этом на одном ключе стоял четырехзначный код, а на одном из двух других помеченных белым цветом ключей была чуть более длинная последовательность – с шестью цифрами. На втором была нарисована рыба. Три зеленых ключа выглядели совершенно по-разному и были помечены вопросительными знаками.

С помощью мобильного телефона он сфотографировал каждый из ключей. Он понятия не имел, что означают эти знаки, но к чему-то же они подходили, и он не собирался сдаваться, пока не получит возможность использовать каждый из них.

Осознание того, что фотография молодого Эльвина в платье была сфабрикована, заставило его всерьез заняться расследованием о Муландере. Весь вечер и почти половину ночи он провел в подвале, детально изучая и фотографируя содержимое запертого ящика стола Эльвина.

Некоторые календари он уже просмотрел. За немногим исключением почти каждый день недели был отмечен инициалами И. М., что означало «Ингвар Муландер», за которым следовали два разных времени. Одно – утром, когда он приходил в полицейский участок, второе – после полудня или вечером, когда он выходил из него.

Иногда там был даже нарисованный смайлик, который либо улыбался, либо был злым или имел прямую черточку вместо рта, а на некоторых была дополнительная информация, например, о том, что Муландер сменил номер телефона, о том, какое расследование он ведет, был ли он в отпуске или отличился каким-то странным комментарием во время совещания. На некоторых страницах была еще и третья запись о времени, по всей видимости, она показывала часы, когда Муландер возвращался домой, и это могло означать только одно – Эльвин иногда заходил так далеко, что следил за коллегой.

Один из конвертов содержал коллекцию черно-белых фотографий, на которых было видно, как женщина собирается сесть в машину на пассажирское сиденье. Или она выходила из машины, это невозможно было разобрать. К сожалению, ни на одной из фотографий не было видно ее лица. Если она и не стояла спиной к камере, то ее распущенные волосы мешали увидеть лицо, а что касалось человека на водительском сиденье, то было слишком темно, чтобы разглядеть больше, кроме того, что это был мужчина.

На вид автомобиль был серым пятидверным «Саабом» 9–3. Но разглядеть регистрационный номер на фотографиях было тоже невозможно.

Также было много копий различных расследований. Не в первый раз он просматривал их, но впервые нашел время вникнуть во все детали. Он решил начать с самого старого. Он знал о нем намного меньше, чем обо всех остальных.

Жертве, Эйнару Стенсону, было семьдесят три года, когда в субботу 21 апреля 2007 года он умер в своем дачном доме на Рингшестранд в Херби. Населенный пункт располагался в центре Сконе и относился к полицейскому округу Юго-Западного Геталанда. Таким образом, расследование оказалось не у Тувессон и ее команды, а у некоего Рагнара Седерстрема в Эслеве, который пришел к выводу, что все это было трагическим несчастным случаем, который, в силу ряда различных обстоятельств, привел к смерти.

По данным следствия, Эйнар Стенсон был один в своем летнем домике, когда случайно поскользнулся на только что отполированном кухонном полу. Он упал прямо на корзину со столовыми приборами, которая стояла на полностью открытой дверце посудомоечной машины. В корзине, кроме прочего, лежал кухонный нож, направленный острием вверх. При падении старика нож вошел ему в живот. Перелом носа, а также рана на лбу указывали на то, что он потерял сознание, это объясняло, почему он остался лежать на полу и умер от потери крови.

Это был, несомненно, необычный несчастный случай, но, в то же время, вполне возможный. Беглый поиск в интернете показал, что Стенсон был единственным, кто умер таким образом, во всей Швеции. Но в Великобритании были два подобных случая: женщина тридцати одного года и шестилетний мальчик.

Однако пометки на полях свидетельствовали о том, что Эльвин не был так убежден в том, что это был несчастный случай. Среди прочего он выделил целый абзац, в котором описывалось, что пол на кухне был отполирован и наверняка был очень скользким, поэтому жертва должна была надеть тапочки.

Кроме того, слова отполирован и тапочки были обведены кружком и отмечены вопросительными знаками.

Но, согласно технический экспертизе, пол действительно был отполирован, и на одной из фотографий, где жертва лежала на животе на раскрытой посудомоечной машине, было видно, что левая туфля все еще надета на ноге, а правая упала в лужу крови на полу.

Во многих отношениях это была неприятная картина. Не из-за крови, которая растеклась по посудомоечной машине и полу, и не из-за кончика ножа, который торчал из-под клетчатой рубашки, как маленький блестящий акулий плавник на спине жертвы. Нет, по-настоящему страшно то, как мало было нужно, чтобы внезапно все просто закончилось. Как будто его величество случай решил поглумиться над человеком. И исключительно ради забавы.

Другой снимок был сделан в узком ракурсе и представлял собой еще более неприятную картину, несмотря на то, что жертва на нем отсутствовала. На снимке было видно, как окровавленный кухонный нож торчит острым концом прямо из корзины со столовыми приборами. На это было больно просто смотреть, как будто ему самому, Соне и особенно детям действительно везло каждый раз, когда они ставили нож таким образом.

Но даже в этом расследовании было что-то, о чем Эльвин спрашивал себя. А именно – длина ножа, рядом с которой стоял знак вопроса. Почему он там был – непонятно. Метка, сделанная красными чернилами, как бы говорила о том, что его поразила какая-то мысль, но он только двинулся дальше. Возможно, продолжил бы развивать ее позже. А может быть, она была полностью забыта.

Поиск информации об Эйнаре Стенсоне показал, что большую часть своей профессиональной жизни он работал спортивным фотографом для газет «Сюдсвенскан», «Квэлльспостен» и «Истад Аллеханда». Одна из его самых известных фотографий изображала молодого Златана во время матча в первые годы в команде «Мальмё ФФ». В 1952 году Эйнар женился на Флоре, и вскоре после этого у них с разницей в несколько лет родились две дочери: Улла и Гертруда Стенсон.

Гертруда…

Фабиан перечитал имя еще раз, чтобы убедиться, что он все правильно увидел.

Да, Гертруда. Но действительно ли это была она или это просто совпадение?

Он ввел ее персональный номер и, как только данные появились на экране, понял, почему Эльвин так заинтересовался.

Гертруда Стенсон родилась в 1956 году в больнице Истада. В двадцать два года она сменила фамилию, когда вышла замуж в церкви Херби и стала Гертрудой Муландер.

Таким образом, Эйнар Стенсон был тестем Ингвара Муландера.

Это не могло быть простым совпадением.

Раннее летнее утро. На самом деле, нет ничего прекраснее этого, подумала Лилья, когда по сигналу рации вышла из машины, пересекла дорогу и двинулась на участок Ландерца. Завесы тумана, будто взбитые сливки, парили над землей и размывали очертания автомобилей, садовой мебели и батутов.

Но ничего этого она не могла оценить. Даже то, как первые лучи солнца заставили все вокруг сверкать, хотя день только начался. В ее глазах была чернота, которая затмевала все, а где-то в глубине сознания, под контролируемым спокойствием, она кипела от ярости.

Несколькими часами ранее она проснулась на лужайке в собственном саду с пульсирующей болью в одной щеке. Ее одежда промокла насквозь, и она замерзла так, словно никогда больше не сможет согреться.

Хампус спал на диване с включенным телевизором и одной рукой в кармане домашних спортивных штанов, и, судя по остаткам на журнальном столике, он съел пиццу и выпил слишком много пива. Но у нее совсем не было сил возмутиться, она просто прошла в дом и наполнила горячей водой ванну.

И где-то там, в клубах горячего пара, реальность медленно вернулась в ее сознание. То, что ее выбросили на лужайку в собственном саду, было не чем иным, как предупреждением. Ей как бы показали, что, если она зайдет слишком далеко, последствия не заставят себя ждать.

Мы знаем, где ты живешь.

Надев чистую одежду, она позвонила Утесу с домашнего телефона, уверенная, что он не спит и вне себя от беспокойства. Но гудки оставались без ответа, и она рассказала, что произошло, его автоответчику и заверила, что с ней все в порядке, и что она собирается вызвать Ландерца на допрос, как только придет в себя.

Через пятьдесят минут она проснулась и прослушала его немногословное сообщение на автоответчике. Она сразу же решила, что и не подумает следовать его указаниям, и вообще сделает вид, что не получала сообщение.

Нет времени говорить. Я рад, что ты в порядке. Ландерц может подождать. Тебе лучше отдохнуть. Созвонимся позже.

Дверной звонок звучал как надоедливая пластиковая игрушка крикливой расцветки, в которой нельзя было убавить громкость, а батарейки отказывались садиться. Через минуту дверь открыла женщина в тапочках с пандами, халате и с растрепанными волосами.

– Доброе утро, – сказала Лилья, и, посмотрев вглубь прихожей, пришла к выводу, что та выглядела так же, как и в любом другом доме. – Меня зовут Ирен Лилья. Я бы хотела поговорить с вашим мужем.

– Э-э… что?

– Ваш муж. Он дома?

– Да, но… – Женщина оглядела ее сверху донизу. – А в чем дело? В конце концов, сейчас не больше половины седьмого.

– Шесть тридцать три, если быть точным.

– Привет, что происходит?

Она не могла его видеть, но этот гнусавый голос, несомненно, принадлежал ему. Когда он вскоре после этого вышел с мокрыми волосами, одетый только в расстегнутую рубашку, трусы и носки, ей показалось, что она вошла прямо к ним в спальню.

– Вот мы и встретились вновь. – Она расплылась в улыбке и притворилась, что не замечает боли после удара в скулу.

– Так, подождите-ка. Вы двое знаете друг друга? – Женщина переводила взгляд с Лильи на Ландерца и обратно. – Зиверт. Ты можешь мне объяснить, что это такое…

– Иди в дом и займись завтраком.

– Конечно, но…

– Мне двойной эспрессо и свежевыжатый сок к йогурту. И не забудь проследить за тем, сколько какао наливает себе Уильям.

Женщина закусила губу и исчезла, не удостоив Лилью даже взглядом.

– В чем дело? – спросил Ландерц, застегивая рубашку. – Я думал, мы уже все обговорили.

– Вынуждена вас разочаровать.

– Если вы думаете, что я передумал насчет базы данных членов партии, то ошибаетесь. К тому же я узнал, как это связано с так называемым законом «О персональных данных», если вы, конечно, когда-нибудь слышали о нем. Там запрашиваемая вами информация упомянута как «конфиденциальные личные данные», что, проще говоря, означает – вы можете забыть о получении этих сведений.

– Да, именно так там и написано, точно. Я понимаю, почему вы стоите на своем. Но скоро все может измениться. Кстати, хорошо вчера провели время?

– Я? – Ландерц выглядел сбитым с толку. – Если вы имеете в виду пожар в офисе, то могу только сказать, что это был лишь один из примеров того, как наше общество не справляется с потоком прибывающих беженцев. Именно так происходит, когда собирается слишком много различных этнических групп в одном месте. Усиление противоречий порождает насилие, которое, в свою очередь, порождает еще больше насилия. Так что нет, с чего бы мне считать, что я хорошо провел время?

– Ух ты, – Лилья захлопала в ладоши. – Впечатляюще. Это было почти дословно то, что я вчера прочитала в интервью газете «Квэлльспостен», а ведь еще нет и четверти седьмого. Но на самом деле, не позавчерашний пожар привел меня сюда, а ваше милое маленькое выступление вчера вечером.

– Выступление?

– Как вы там говорили? Беженцы – не что иное, как паразиты, которых нужно травить ядом.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Нет? По крайней мере, мне показалось, что там вы чувствовали себя как рыба в воде. А если не помните, то у меня есть запись. Поднятые вверх правые руки, повязки со свастикой и вся эта ваша красивая речь о крысах и тараканах.

Лицо Ландерца изменилось, он понял всю серьезность ситуации.

– Значит, это были вы.

Лилья кивнула.

– Теперь выбор за вами. Либо я разошлю запись в газеты, «лживой прессе», как вы их называете. Либо вы даете мне копию базы данных членов партии, и газеты получат немного меньше информации.

– Звучит, конечно, привлекательно, но, насколько я понял, ваш сотовый был сломан.

– Никогда не слышали об «Ай-клауд»?

Ландерц встретился взглядом с Лильей, пытаясь понять, не блефует ли она.

Она разозлилась не на шутку.

– Мы можем стоять здесь и играть в эту дурацкую игру все утро. Но если ты сейчас же не принесешь то, что я хочу, то тебе позвонит Джимми Окессон. И я могу пообещать тебе, что он не обрадуется, когда узнает, чем ты занимаешься по ночам.

Не говоря ни слова, Ландерц повернулся к ней спиной и исчез в глубине дома, чтобы через минуту вернуться с флешкой в руке.

– Надеюсь, вы понимаете, что это не что иное, как чистой воды шантаж.

Лилья ответила ему улыбкой, взяла флешку и положила ее в карман, одновременно вытаскивая рацию:

– Я закончила.

– Вас понял, – послышался мужской голос, и вскоре из утреннего тумана вынырнули три фигуры в полицейской форме.

– Что за черт? Мы же заключили сделку!

– Да, и вы можете быть абсолютно спокойны. Запись останется у меня, по крайней мере, пока. – Она кивнула полицейским, чтобы они его арестовали.

– Подождите, давайте поговорим, черт возьми, – закричал он в тот момент, когда его окружили полицейские, а потом прижали к стене. – Я не сделал ничего противозаконного! Ни хрена я такого не сделал, что дает вам право повязать меня!

– Я бы, наверное, назвала вашу милую маленькую речь разжиганием этнической розни, за это можно получить до двух лет. Но вы правы. Скорее всего отделаетесь штрафами. Подстрекательство к поджогу, с другой стороны, это уже более серьезное дело, даже если оно касается собственного офиса.

Ландерц, на руки которому в этот момент надели наручники, не мог понять, о чем она говорит.

– Не надо изображать удивление. Вы не хуже меня знаете, что это были ваш сын и один из его друзей. – Она повернулась к одному из полицейских. – Кстати, вам стоит сходить и забрать его, пока он все свое какао не выпил.

Он посмотрел через окно автобуса в сторону торгового центра Хюллинге с супермаркетом «Ика Макси» на цокольном этаже и заметил, что облака скопились в одном месте. Скоро начнется дождь. Но это не имело никакого значения. Учитывая все то, что ему предстояло, это должен был быть просто удивительный день.

Он не мог припомнить, когда в последний раз так ждал чего-то. Даже тот день, когда он сбежал из дома со своими сбережениями, которые будто горели у него в кармане, не мог сравниться с сегодняшним. Тогда ему было всего семь лет, и он в одиночку проделал весь путь из Поарпа, через пролив и потом до Копенгагена, чтобы добраться до парка развлечений «Тиволи».

Ощущение полной свободы, возможности делать что хочешь тогда наполнило его с такой силой, что он покачнулся, как на облаках, и не повернул в сторону дома, пока не кончились последние монеты и солнце не зашло за линию горизонта.

Все, что он предпринял с тех пор, было различными попытками вновь пережить то же самое опьяняющее чувство счастья. Даже если это будет последний раз в жизни. Он пробовал ездить в парки развлечений, делал это несколько раз. Экспериментировал с алкоголем и наркотиками. Много путешествовал и испытал больше, чем многие могли только мечтать. Но он никогда даже близок не был к тому, чтобы снова ощутить тот бурлящий порыв, который едва не оторвал его от земли.

До нынешнего момента.

Торговый центр Хюллинге был не только первой остановкой, это был парк развлечений, более захватывающий, чем все остальные вместе взятые. Вложения были на порядок больше, чем в других случаях, и следовательно, высота падения была выше. Могло случиться все что угодно, и ничего не зависело от него. Благодаря костям он так же мало знал о том, что его ждет в следующий час, как и в тот момент, когда он в первый раз сел на американские горки и полетел вниз в своей вагонетке.

Кости.

Именно их он должен был благодарить за все. По какой-то неизъяснимой причине они привели его именно сюда, в торговый центр Хюллинге, выбрали это место из миллиона других, скоро они поведут его дальше, прямо в неизвестность, и выберут жертву.

Автобус свернул и остановился на остановке на улице Осторпсвеген. Выйдя из автобуса, он помог одной мамочке вытащить коляску и охранял ее до тех пор, пока ей не удалось привести своего протестующего трехлетку, который делал все, чтобы окончательно разозлить мать. Она села в автобус через две остановки после него, и малыш кричал практически всю дорогу. Каждая из ее все более отчаянных попыток успокоить его разноцветными смузи заканчивалась тем, что они оказывались либо на полу автобуса, либо на ней самой.

Кроме того, он был вынужден сидеть рядом с толстой женщиной в тренировочной одежде с неприятным запахом изо рта. Он никогда не понимал, почему люди, которые никогда в своей жизни не тренировались, упорно носят отвратительно сидящую синтетическую одежду кричащих цветов.

Но он был в слишком хорошем настроении, чтобы поддаваться эмоциям, хотя и предпочел бы, чтобы игральные кости выбрали автомобиль, скутер или хотя бы велосипед, а не автобус. К тому же, торговый центр был построен для автомобилистов. Там не было даже приличного тротуара, ведущего через стоянку, на которой две трети мест уже заняты, хотя было всего двадцать минут одиннадцатого.

Он подождал, пока женщина с коляской отойдет достаточно далеко, затем сел на исцарапанную деревянную скамейку на автобусной остановке и вытащил шестигранный кубик из тканевого мешочка.

Он взвесил его на ладони и потер каждую из сторон между пальцами, чтобы согреть.

Торговый центр Хюллинге состоял из трех разных зданий. «Ика Макси» и «Баухаус» размещались в двух отдельных корпусах, а остальные магазины ютились в третьем. Первый вопрос заключался в том, какое из трех зданий он должен будет выбрать. «Ика» соответствовал единице и двойке, «Баухаус» – тройке и четверке и, наконец, последний корпус – пятерке и шестерке.

Он сложил ладони так, чтобы между ними образовалось пространство для кубика, и тряс до тех пор, пока окончательно не убедился в том, что у кубика было достаточно времени, чтобы сделать выбор.

Двойка.

Начал моросить дождь, поэтому он натянул на голову капюшон, вышел из-под крыши автобусной остановки и пересек парковку, потом проскользнул в автоматические двери «Максиз», взяв одну из красных тележек по пути в магазин.

Других покупателей в первом отделе с кухонными принадлежностями и бессмысленными пластиковыми штуковинами, которые никто никогда не покупал, видно не было. Поэтому он прошел дальше в овощной отдел, который, несомненно, нравился ему меньше всех остальных. Настолько, что он начал полностью избегать свежих овощей.

Ведь нужно было не просто выбирать овощи и складывать в пакеты. Кроме этого стало все более распространенным взвешивать и приклеивать ценник на это дерьмо. Как будто ты здесь работал, но зарплату тебе при этом не платили. Даже просто найти нужный вид салата среди всех вариантов – уже занимало целую вечность.

Еще и другие покупатели… Например, пожилая женщина, стоявшая немного в стороне от него, которая щупала одно манго за другим, а потом еще и обнюхивала, как какая-нибудь собака.

Он подошел к молодой картошке и стал одну за другой складывать ее в пакет, одновременно разглядывая эту женщину. Та была одета в синее с головы до ног. Синий плащ, синие шорты и синие резиновые сапоги. Даже дужки ее очков, висящих на ниточке на груди, были ярко-голубые.

Другими словами, у нее были все шансы остаться в живых.

Пять из шести возможных исходов были в ее пользу. Единственное, чего она не пережила бы, так это пятерки, именно эта цифра отвечала за синий цвет. Очередность цветов и то, какой цифре каждый из них будет соответствовать, это то, о чем ему пришлось немного подумать, прежде чем он пришел к выводу, что единственным логичным решением было следовать цветам радуги.

Это означало, что красный цвет соответствовал единице. Затем шли оранжевый, желтый, зеленый, синий и, наконец, фиолетовый, которому соответствовала шестерка. Белый, черный, коричневый и серый были нейтральными и не участвовали в игре.

Итак, ему нужна была пятерка.

Он взял еще одну картофелину, завязал пакет и положил его в тележку. Затем сунул руку в карман, взял кубик и начал трясти его в руке, пока шел к витрине с красным луком. Оказавшись у витрины, раскрыл ладонь и посмотрел.