Золушки при делах Каури Лесса

– Лисс остался дежурить. Как только Его Высочество вернется, он сразу же сообщит нам добрые вести! – говорила она, уводя принцессу из тронной залы.

Это Бруни и сама знала. Кроме того, Григо всяко донес бы до нее информацию быстрее, ибо у него уши и глаза, казалось, были одновременно во всех уголках дворца. Но разве сердцу прикажешь не волноваться? Идя по коридору в их с Каем башню, принцесса нервно сжимала руки, как вдруг что-то толкнулось внутри. Будто провели изнутри по животу гибким птичьим пером. Странное ощущение – сильное и легкое одновременно! Она резко остановилась, прижав ладони к телу.

– Что такое? – тут же насторожилась Фирона.

Бруни подняла на нее полные восторга глаза.

– Ребенок… Я его чувствую! Он шевелится!

Герцогиня даже порозовела от волнения, всплеснула руками.

– Ну конечно, шевелится! Это же жизнь, Ваше Высочество! Это новая жизнь в вас бьется, как второе сердце!

– Поздравляю, Ваше Высочество! – тепло добавил Григо из-за спины. – Думаю, Его Величеству будет приятно узнать об этом!

– Пусть сначала узнает Его Высочество принц Аркей! – возразила Фирона.

А Бруни поймала себя на мысли, что не хотела бы делиться радостной вестью ни с кем, кроме Кая! Новое чувство было таким… глубоким, сильным и очень личным. Пожалуй, герцогиня рю Воронн права, самое лучшее сейчас – скрыться в башне и побыть одной, баюкая волнительное ощущение.

Однако, едва принцесса осталась одна, тревога за мужа набросилась с новой силой. Бруни пыталась работать, бесцельно перебирая бумаги, проглядела счет за отделочные работы, которые шли полным ходом в трактире «Старый друг», но не поняла ни одной цифры, побродила по кабинету, посидела на стуле Аркея за его рабочим столом. На глаза попалась программа полевых сборов студентов Военного университета. Некоторые даты принц отметил – похоже, действительно собрался поучаствовать. Бруни в задумчивости взяла перо и дописала пару слов в одну из строк, затем поднялась и принялась вновь кружить по кабинету, ощущая ласковые поглаживания внутри живота. Там явно резвился какой-то котенок, ластился, выгнув спинку. Успокаивал.

– Кушать хотите? – заглянула в кабинет Катарина.

– Нет, благодарю, – отозвалась принцесса, спохватилась, взглянула вопросительно на горничную.

– Новостей нет, – покачала головой та.

Ее лицо показалось Бруни отекшим.

– Катарина, зайди, – приказала она. – Присядь вот сюда, на стул Григо. И расскажи мне: что с тобой происходит?

Старшая горничная вскинула глаза и тут же опустила. Послушно села на указанное место. Тонкие пальцы затеребили край белоснежного фартука.

– У меня все хорошо, Ваше Высочество! – пробормотала она. – И скоро будет еще лучше!

На последних словах ее голос дрогнул. Бруни это не понравилось. Подойдя, она за подбородок подняла к себе лицо служанки. Да, оно действительно изменилось. Совсем чуть-чуть. Но для девчонки из квартала мастеровых, ежедневно общающейся с кучей народа, этого было достаточно.

– Ты ждешь ребенка? – мягко спросила она.

Катарина, не отвечая, кивнула. Закусила губу. Сейчас, видя ее так близко, Бруни поняла, как извелась горничная: под глазами залегли тени, щеки запали.

– А отец ребенка знает об этом?

Горничная отчаянно замотала головой. Всхлипнула, закрыла лицо руками.

– Так, – сказала принцесса и села на свое место. Невольно положила руку на живот, в котором, как метко заметила Фирона, теперь билось второе сердце.

– Вы меня выгоните? – сдавленно спросила Катарина. – Теперь выгоните?

– Пресвятые тапочки! – воскликнула Бруни. – Я хочу, чтобы мои люди доверяли мне, и мне казалось, ты мой человек в этом дворце, Катарина! Неужели ты думала обо мне так плохо, что попыталась скрыть беременность? Почему? Разве я когда-нибудь обижала тебя, относилась не по справедливости?

Катарина, всегда спокойная, энергичная, с улыбкой на губах, мгновение смотрела на нее в величайшем волнении, а затем неожиданно разрыдалась.

– Расскажи мне все! – приказала Бруни голосом, каким обычно велела Виеленне убрать грязную посуду со столов, если та запаздывала.

И зашуршала бумагами, пытаясь вчитаться в смысл и давая девушке успокоиться. Мансарда в «Старом друге», превращенная в галерею для картин мастера Вистуна, была закончена: потолок и стены покрашены, пол настелен. Краску для стен – бежевую, теплого оттенка – подбирал сам Висту. Доски для пола положили цвета старого янтаря. Помещение под новой крышей, в которое превратилась когда-то тесная каморка старого Григо Турмалина, нынче задышало простором и светом, а сам художник уже начал разгребать кладовые, выбирая работы для выставки.

В кабинет заглянул Григо, мгновенно оценил обстановку, кивнул поднявшей на него глаза Бруни – мол, будьте спокойны, никого чужого не пущу, а новостей пока нет! И скрылся.

Катарина постепенно успокоилась. Деликатно высморкалась в платочек, извлеченный из кармана и начала рассказывать.

Отцом ребенка был один из королевских конюших, парень видный и наглый. По нему сохла не одна служанка, да и фрейлины не гнушались захаживать к красавчику, чтобы пожаловаться на аппетит любимых кобыл. Избалованный всеобщим вниманием, он менял любовниц как упряжь на лошадках – по три раза на дню. Катарина, хоть и была девушкой разумной, тоже попалась на его крючок. Он обхаживал ее несколько дней, лаская все откровеннее. А ласкать парень умел! В конце концов горничная позволила увлечь себя на сеновал, где окончательно потеряла голову, понадеявшись на то, что все обойдется. Не обошлось.

Катарина Солей любила свою работу. Ей нравилось ухаживать за изысканными нарядами принцессы, управлять младшими горничными и добиваться от них безукоризненно выполненной уборки хозяйских покоев. Нравился запах свежевыстиранного белья и полотенец, глянец тщательно натертых полов из драгоценных пород дерева, отсутствие пылинок на абажурах ламп, блеск отчищенной бронзы и серебра. Здесь, во дворце, она чувствовала себя на своем месте, а новая хозяйка, Ее Высочество Брунгильда, вызывала уважение, симпатию и восхищение случившимся чудом, которому Катарина была свидетелем. Ведь не каждый день простые трактирщицы выходят замуж за наследных принцев! Однако ее собственная судьба, судьба девушки, нагулявшей ребенка, отныне была незавидна. За короткое блаженство приходилось расплачиваться жизнью, полной разочарований. Если только не…

– Я почти скопила нужную сумму, – говорила бледная как смерть Солей, – еще немного, и я смогу заплатить знахарке! И тогда все пойдет по-прежнему! Уверяю вас, Ваше Высочество, такого больше не повторится! Простите меня!

Бруни смотрела на нее с недоумением, граничащим с ужасом. Всякое в жизни бывало, о разном слышала, в том числе и о том, о чем кумушки у нее в трактире шептали друг другу под кружку пива, – как избавиться от плода свободной любви без вреда для здоровья, к кому из городских ведьм обратиться, чтобы взяла недорого и не навредила. Но одно дело – слышать сторонние разговоры, и совсем другое – ощущать внутри себя то, от чего избавиться никак невозможно!

Солей замолчала, не отводя взгляда. Бледная, губы сурово сжаты. Решение приняла, и не по сердцу ей оно, решение это, но от своего не отступит!

– Индари вразуми тебя, Катарина! – тихо сказала принцесса. – Что бы ты себе ни надумала, я тебя не прогоню… и от ребенка избавиться не позволю!

Горничная молча смотрела на нее. Лишь спустя несколько мгновений нервно стерла слезы со щек тыльной стороной ладони и одними губами переспросила:

– Что?

– Доносишь, родишь и воспитаешь! – Бруни для верности стукнула крепкой ладошкой по столешнице и вдруг вспомнила, что и матушка ее, Хлоя, делала так же, когда сердилась. На сердце стало тепло. – Будет расти с моим и Ванилькиным – всё веселее в компании!

Лицо Катарины светлело на глазах, будто восходящее солнце касалось его своими лучами, выжигая волнение, страх и отчаяние. Встав, Солей поклонилась в пояс, по-деревенски.

– Благодарю, Ваше Высочество! Моя жизнь принадлежит вам!

Принцесса внимательно ее оглядела: готова ли горничная выйти, не давая повода для сплетен из-за заплаканного лица?

– Иди, Катарина, и, пожалуйста, принеси мне поесть, я проголодалась!

Та запоздало всхлипнула и заулыбалась:

– Сию минуту, Ваше Высочество!

Упорхнула мимо вошедшего Григо, проводившего ее восхищенным взглядом.

– Счастье делает дурнушку хорошенькой, а хорошенькую-красавицей, – заметил секретарь. – Ваше Высочество, вы поступили верно!

Бруни задумчиво поводила кончиком пера по щеке.

– Знаешь, Григо, когда в моей жизни не стало Ральфа, я поняла одну простую истину: мужчины приходят и уходят, а дети остаются. К сожалению, дети у нас с ним не случились!

– Зато случились с Его Высочеством, – легко засмеялся Хризопраз, – поверьте мне, это лучший вариант! – И, заметив, что Бруни бросила встревоженный взгляд на дверь, быстро добавил: – Принц и архимагистр еще не возвращались, однако к вам пришел посетитель, которого приказано пускать в любое время!

– Из списка списков? – хмыкнула принцесса.

Дворцовый протокол временами ее чрезвычайно смешил.

– Из него! – довольно кивнул Григо.

Остановленные приказом Хранителя Молота гномы возмущенно зароптали. Граждане Подгорья и Драгобужского наземья не любили долгих сборищ. Всему свое время: утреннее – для работы, вечернее – для пиров и посиделок!

Архимагистр Драгодруг деликатно покашлял, напоминая почтенным старшинам, что он – тот, кто может обеспечить тишину в тронной зале, даже если они захотят звуков. Тишина наступила мгновенно.

– График посещения нас Его Высочеством, наследным принцем Ласурии Аркеем, оказался очень плотным, – Тоннертротт обвел гномов взглядом, по которому ничего нельзя было прочесть, – поэтому я не успел сказать вам, как рад видеть вас всех! Последний Великий мастеровой сход мной объявлялся в связи с похоронами Его Величества Крамполтота Первого. Вы были подавлены скорбью и молчаливы, а сейчас, как я вижу, полны сил, и в этом замечаю знак судьбы! Так ли это, уважаемые мастера? Готовы ли вы и дальше трудиться на благо родины?

– Что за странный вопрос задаешь ты, уважаемый Хранитель? – удивился старец Вафельсхеер. – Благо Родины – наша главная задача, даже если некоторые, – он метнул уничижительный взгляд на Кроссмоста, – выполняя ее, не могут забыть о собственной выгоде!

Тот раздул грудь, как кузнечные мехи, намереваясь ответить гневной тирадой, однако Тоннертротт был быстрее:

– Данной мне Братьями-богами властью и дабы не собирать снова Великий мастеровой сход и не беспокоить лишний раз вас, уважаемые цеховые старшины, я немедленно объявляю выборы короля Подгорья и Драгобужского наземья, в котором решение принимается простым большинством голосов уважаемых мастеров, членов Схода. Напоминаю, что выдвигать кандидатуру на трон, числом не более одной, может каждая из отраслей, я и уважаемый Королевский страж спокойствия. Тако же напоминаю, что в спорной ситуации деления голосов Схода поровну в голосовании имеет право участвовать архимагистр Драгодруг, Синих гор мастер.

Кроссмост в течение речи Хранителя Молота пытался откашляться – от услышанной новости набранный воздух двинул не в то горло. Двое дюжих гномов с азартом колотили его по широкой спине. Сдавленное хеканье и колотушки оставались в тронной зале единственными звуками, когда Тоннертротт замолчал.

Хранитель обвел всех тяжелым взглядом и уронил молот главой на ступеньку трона. Кости должны были скрадывать звук… Кости – это вам не камень, даже древние кости драконов, из которых сложено подножие трона драгобужских королей! Однако молот зазвучал, словно колокол, посылая в тишину Схода длинную и густую ноту. Боги инициативу Хранителя одобряли!

– Конечно, мы обсуждали кандидатуры, но… – послышался чей-то неуверенный голос.

– Кулуарно? – прищурился со своего места Драгодруг. – Так это самое верное – тихо, между собой, не скрывая положительные и отрицательные качества кандидата, каковые стыдно бывает выставить на общее рассмотрение!

По толпе пошли шепотки, постепенно выросшие в гул. Гномов предложение Хранителя шокировало, ведь всем известно: выборы – дело неспешное, основательное! Король, чай, не кафтан и даже не кирка или рейсфедер!

– Мы не готовы! – послышались выкрики, а кто-то из уважающих себя мастеров сделал попытку двинуться к огромным дверям, ведущим из тронного зала на три стороны света, как вдруг их створки захлопнулись с оглушительным грохотом, зазвучавшим под каменными резными сводами, подобно летнему грому.

– Я слишком стар и туг на ухо, – обегая соотечественников прищуренным взглядом маленьких, похожих на медвежьи глазок сообщил архимагистр Драгодруг, – но я совершенно точно слышал, что выборы объявлены в соответствии и с соблюдением всех необходимых традиций и правил и одобрены Братьями! А раз так, доколе один из вас не поднимется на трон – никто отсюдова не выйдет!

– Но мы против! – просипел, наконец откашлявшись, Кроссмост.

– А где сказано, что вы должны быть за? – мурлыкнул Драгодруг. – Несомненно, я слишком стар, но что-то не припомню такого буллита в Регламенте поведения почтенных мастеров, в Своде подгорных законов, в Декларации прав лиц, приближенных к трону, в…

– Уважаемый архимагистр, хватит перечислений! – послышался звучный голос. Толпа расступилась, выпуская рыжего Виньогрета. Тот огляделся, и взгляд был суров и печален. – Братья мои, уважаемые мастера, как бы мы ни были готовы, выборы объявлены Хранителем и подтверждены Гласом Молота! Все ли слышали благословение Братьев?

Раздались голоса:

– Все!

– Слышали!

– И не хотели, а услышали!

– Тогда, хусним, какого недратрясения мы разыгрываем здесь спектаклю? – рявкнул Виньогрет, да так, что ближайшие к нему гномы подпрыгнули.

И, развернувшись, тяжело шагнул обратно в толпу.

– Почтенный Виньогрет прав! – раздались сразу несколько голосов. – Законы дадены нам Братьями, так давайте их исполнять и расходиться! Работа стоит!

– Спектакля… – недовольно прошептал Трумпель на ухо Тоннертротту, – да тут цельный цирк! С драгобужскими пони и кроликами из шеломов!

– Начнем с последних! – так же тихо ответил Хранитель Молота и возвестил, обращаясь к толпе: – Прошу представителей от каждой отрасли, готовых озвучить кандидата, выйти вперед!

Представителей оказалось десять. Спустя несколько минут из толпы вытолкались еще двое, и еще двоих вытолкали, хотя они и упирались. Ведь одно дело – рвать глотку в толпе, и совсем другое – под выколотым оком королевского трона назвать кандидата, который, возможно, станет королем!

– Кто первым назовет имя? – обвел их взглядом Тоннертротт, задержавшись на представителе сталелитейщиков – Виньогрете Охтинском.

Тот, вздохнув, кивнул.

– Я буду первым. От наших желали бы мы видеть на троне Граббеля Дохдурского, почтенного мастера, гнома разумного, спокойного и…

– Граббелю вашему скоро уж сплавляться в чрево Материнской горы! – пробурчал стоящий рядом представитель газовщиков. – Помоложе никого не могли найти?

– Вроде вашего выставленца? – раздался ехидный голос Кроссмоста, представителя угольщиков. – Да, ваш Ризхранпуль известен молодыми годами, а тако же высокомерием, заносчивостью и подозрительностью! Отличный король у нас будет!

– Ты, не иначе, сам себя и назовешь, а, Кроссмост? – выкрикнули из толпы. – И тогда прощай наш мирный договор с Ласурией и да здравствует Крей-Лималль?

– А чем я плох? – поворотился на голоса тот, не обращая внимания на провокацию. – И где в регламентирующих документах сказано, что я не могу выдвинуть свою кандидатуру, коли представляю отрасль среди почтенных цеховых старшин на Великом мастеровом сходе?

– Нигде не сказано, – вмешался Виньогрет, – ты прав, уважаемый Кроссмост!

Толпа откликнулась:

– Виньогрет знает, что говорит!

– Да, законы он знает!

Кроссмост с благодарностью поклонился ему, Виньогрет ответил.

– Продолжайте, – блестя глазами, предложил Хранитель Молота, – продолжайте, почтенные цеховые старшины! Мы слушаем со всем вниманием!

Представители, говоря по очереди, озвучивали кандидатуры. Пока один это делал, остальные перечисляли недостатки поименованного кандидата таким громким шепотом и так точно, что в толпе то и дело слышались взрывы хохота. Этот был ленив, тот глуп, другой любил поспать на работе, третий выпивал и после орал песни так, что содрогались Чертоги Синих гор… В ремарках, конечно, была доля правды, ведь нет на земле ни гнома, ни человека, ни эльфа, который был бы настолько хорош, что нравился бы всем. Однако сами представители воспринимали и эту, иногда весьма малую долю правды в штыки. Голоса становились все громче и совсем поднялись до сводов, когда свою кандидатуру озвучил Трумпель. Представленный им вояка, генерал Медведдер Дурвинский, в узких кругах носил кличку Зверский рубака и не терпел ни малейшего неповиновения или промедления при выполнении своих приказов. С таким королем Драгобужье металось бы скачками от директивы к директиве, а головы уважающих себя мастеров летели бы в корзины для мусора!

Почтенные старшины в порыве дискуссии знатно оплевывали друг друга, ведь полные негодования слова вылетали из их ртов, как ядра из пушек. В воздухе опять запахло славной дра… битвой!

Архимагистр Драгодруг морщился, но пока терпел.

Королевский страж спокойствия, поигрывая мечом, явно желал бы метнуть его в того, кто крикнет громче.

Лишь Хранитель Молота казался спокойным и с интересом выслушивал аргументы сторон, с какого-то момента высказываемые исключительно в нецензурной форме.

– Мне за вас стыдно, гномы! – перекрывая шум и гам, произнес чей-то голос, спокойный и звучный.

И столько в нем было – и верно! – стыда и боли, что почтенные старшины отпустили грудки оппонентов и замолчали, растерянно глядя друг на друга.

– Трон пуст, – глухо продолжил Виньогрет, глядя поверх голов на костяное возвышение, – наш народ осиротел, а вы ведете себя как петухи на ярмарке!

По тронной зале чернилами разлилась мертвая тишина. За собственными амбициями гномы забыли своего короля! Был бы жив Крамполтот – не погладил бы их по головке за такое поведение, и был бы прав!

– Почтенный Хранитель, – вдруг подал голос Драгодруг, – пока благословенная тишь царит здесь, может быть, ты озвучишь имя своего кандидата? Ты единственный, кто этого еще не сделал!

Тоннертротт переглянулся с Трумпелем. Поднялся на ступеньку выше, молодецки – несмотря на возраст – махнул молотом.

– Я не назову вам его имя, – крикнул он так громко, что голос был хорошо слышен в самых отдаленных уголках залы, – но он только что устыдил нас всех!

Густой голос Клозильды Мипидо заполнял внутренние помещения башни. Матрона была счастлива, а коли так, счастьем следовало поделиться с каждой живой душой, включая дворцовых пауков по углам и мышей под полом!

– Ну, Матушка Бруни, аккурат через две седмицы стану я замужнею дамою! – говорила она, светясь восходящим солнцем. – Перееду, конечно, к мужу своему, ибо что это за дела – хоть и дома наших гильдий рядом стоят, но мы-то порознь не можем с Вистунчиком?

– Не можете, – с улыбкой кивала принцесса, соглашаясь.

– Хотела я платье как у Ванильки, этакое оранжевое, однако жених оказался против! Я, говорит, вижу тебя в наряде цвета луны середины лета, что отражается в озере, полном кувшинок! Вот прямо так и сказал, представляешь?

– А портниха с ним согласна? – рассмеялась Бруни.

– Дама Мерло сказала, что подберет подходящий оттенок, а дама Мерло знает, что говорит! – важно покивала Клози. – Ну а ты, Твое Высочество, в каком платье будешь?

– Если ты будешь луной, давай я буду озером, полным кувшинок, – хмыкнула принцесса, – должна я оттенять твою небесную красоту?

– Ой, ты скажешь тоже! – зарделась Клози и вдруг понизила голос до шепота: – Он ее закончил!

– Кого? – не поняла Бруни.

– Картину о похищении пресвятых тапочек!

– А что же он молчит? – всплеснула руками принцесса.

– Мастер шедеврой недоволен! Говорит, отобразил лишь малую толику божественности, а брошенных женщин и вокруг полно! Замотал холст в полотнища, запер на чердаке и мне пригрозил, чтобы никому!

– А ты ее видела? Картину? – уточнила Бруни.

– Конечно, – возмутилась матрона, – разве ж я не знаю, в какой момент с шеи любимого снять ключ от чердака? Картина… непростая! Смотришь на нее, и вроде сначала смешно делается от Марховых, тьфу ты, Аркаешевых полупопий и прочих статей, но чем дольше разглядываешь конпозицию, тем больнее вот тут… – Клози прижала пухлую руку к груди. – И так, знаешь, горько делается за нас, за баб, что мужиками брошены! Истинно велик мой Вистунчик, что смог передать наше отчаяние и одиночество! А насчет толики божественности вот что тебе скажу: ежели смотреть еще дольше, в душе будто холодок появляется и страшно делается, ибо есть в шедевре нечто такое, чего умом не понять!

– Уговори мастера показать мне картину! – с горящими глазами попросила Бруни. – Очень хочется увидеть! И, может быть, мне удастся убедить его в том, что он ошибается!

– Ох, надеюсь на это, Твое Высочество! – Клози, сидящая на диване рядом с Бруни, пригорюнилась, подперла щеку ладонью. – Страшновато мне что-то в мои годы замуж выходить! Привыкла быть сама себе хозяйкою, а тут вдруг ужины ему захотелось готовить каждый вечер, представляешь? Я – и ужин при свечах! Бывало, колбасы и хлебушка себе нарежу, морсу налью и сижу, счета Гильдии сверяю при лампадке… А нынче ловлю себя на желании видеть стол, и яства на нем, и цветы живые, и Вистунчика моего во главе! И сидеть рядом, ему в рот смотреть, как он кушает и об искуйстве глаголет! И ничего больше мне не надобно!

– Клози, все так и будет! – принцесса погладила ее по плечу. – Неважны ссоры и примирения, дела и заботы, тревоги и хлопоты, главное – засыпать вместе, обнявшись! Если это будет, остальное приложится!

– Эх! – покачала головой Клозильда, – это у гончаров али каменщиков, вон, все просто, а мне с моими девками, знаешь, сколько возиться приходится? Иногда и за полночь расходимся. Вот, казалось бы, что сложного в том, чтобы белье правильно высушить – сложить, пока оно едва влажное, момент не упустить? Ан нет! Одна сухое совсем складывает, и после утюжить его замучаешься, другая не досушивает… Вот у тебя наверняка кастелян за этим следит, да?

– Не знаю, – растерялась Бруни, – я тоже иногда за полночь в спальню попадаю и засыпаю мгновенно, только мужа рядом почувствую!

– Вот мы проверим! – вскричала глава Гильдии прачек и повлекла принцессу в спальню.

Смахнула покрывало, сунула руку под одеяло, под подушку, под другую… Нахмурила брови.

– Хитрит кастелян-то! – погрозила пальцем. – Не досушивает! Ай, подлец! Твое Высочество, не след такому потакать! Где его найти, кастеляна твоего?

– Сейчас у Григо спросим, – ответила та, выходя в гостиную, где уже ожидал, склонившись в поклоне и сверкая любезной улыбкой, вездесущий секретарь. – Скажи мне, где…

– Да, где? – за спиной принцессы вскричала Клозильда. – И доколе?

Вопросы остались без ответа, потому что двери неожиданно распахнулись, впуская принца Аркея и его отца.

Бруни подавила порыв броситься к мужу и прижаться, не обращая внимания на посторонних. Взгляд принца окутал ее теплом – только он один умел так смотреть на нее, что она тут же успокаивалась, чувствуя себя защищенной, любимой, желанной.

– Кольцо носишь, невестка? – с порога весело спросил Его Величество, скользнул взглядом по ее ладной фигурке, чудовищному рубину на пальце, довольно осклабился и посмотрел на Клози.

Та со страха обмерла. Бочком придвинулась к хрупкой принцессе, будто стремилась спрятаться за ней.

Глаза Редьярда хищно вспыхнули, а крупный нос шевельнулся. В это мгновение он как никогда был похож на своего любимого пса.

– А кто у нас здесь? – поинтересовался он, придвигаясь ближе с явным намерением обойти Бруни по дуге и перехватить крупную дичь.

– Ваше Величество, позвольте представить вам главу Гильдии прачек, матрону Клозильду Мипидо, невесту мастера Висту Вистуна! – поспешила представить ее принцесса, сделав явный акцент на слове «невеста».

Редьярд прищурился, припоминая.

– Мастер Вистун – тот самый художник, чей портрет с Осенней феей… – Его Величество замолчал и вновь оглядел Клози, на этот раз с изумлением. – Я узнаю вас, фея! – воскликнул он. – Ваш жених – отличный художник!

– Благодарю вас, Ваше Величество, – порозовела от удовольствия Клозильда и присела в опасном реверансе, – я непременно ему передам!

– Непременно, непременно! – пропел Редьярд, завладевая ее рукой и поднося к губам. – А чем моя невестка обязана вашему визиту, дорогая Клозильда?

Бруни и Аркей переглянулись. Игривое настроение Его Величества вполне могло быть объяснено удачным визитом принца к гномам, однако блеск в его глазах говорил об ином.

Матрона Мипида бросила полный отчаяния взгляд на принцессу.

– Мы готовимся к ее свадьбе, Ваше Величество, – пояснила Бруни. – Я, как подружка невесты, просто обязана в этом участвовать!

– Подружка невесты? Ты? – удивился король, и присутствующие тут же напряглись.

В истории Ласурии не было случаев, когда принцесса была подружкой на свадьбе простолюдинки. Впрочем, в истории Ласурии не было и других случаев – когда простолюдинка становилась принцессой!

– Мастер Вистун, если мне не изменяет память, еще и глава Гильдии гончаров? – воскликнул Его Величество, выпустив руку Клози. – Свадьба обещает быть зрелищной! А что, почтенная матрона Мипидо, вы еще приглашаете гостей?

– Ко… конечно, Ваше Величество, – заикаясь, ответила та.

Редьярд потер ладони.

– Тогда я напрашиваюсь! Инкогнито, дорогая, инкогнито, что вы так побледнели?

Клози действительно была близка к обмороку.

Бруни, обняв ее, посмотрела на короля.

– Мы будем ждать вас на свадьбе, Ваше Величество, с подарками молодым и хорошим настроением!

– Вот и отлично! – засмеялся Редьярд. Казалось, его и так прекрасное настроение улучшается с каждой минутой. – Приду! С подарками! Арк, идем, у нас еще куча дел!

Он развернулся и вышел из комнаты.

Клози выпала из реверанса. Цвет лица у нее был истинно лунный с кувшинковым оттенком.

– Рад вас видеть, матрона Мипида, – улыбнулся ей Аркей, на мгновение обнял жену, шепнул: – Мы зашли просто успокоить тебя!

И отправился следом за отцом.

Григо тут же подал Клозильде стакан воды. Ушлый секретарь налил его сразу же, как только в гостиную зашли посетители, подозревая, что кому-нибудь из дам он обязательно понадобится.

– Выпейте, – посоветовал он, – вам несомненно полегчает!

– Ох, благодарю! – просипела та, выдула воду и посмотрела на Бруни: – Твое Высочество, я только что видела короля Ласурии, он держал меня за руку и обещался явиться на мою свадьбу? Или мне это пригрезилось?

Принцесса задумчиво кивнула. Уж очень ей не понравился блеск в глазах Редьярда. Такой знакомый… Такой многообещающий блеск… Блеск, который она часто видела в голубых очах принца Колея, смотрящего на хорошенькую девушку!

– А зачем ты про подарки-то? – заинтересовалась Клозильда, прерывая ее мысли.

– Ну, должна же быть какая-то польза от визита самодержца на твою свадьбу? Пусть и инкогнито! – пробормотала Бруни.

В Узаморе наступил сезон белых ночей. Атрон рю Воронн с юности любил эту пору, в которую можно было и вовсе не ложиться спать. Любил серое небо, рассеянный жемчужный свет, ощущение, будто смотришь на окружающее из-под толщи воды. Чувство, что все это, как любимая женщина, принадлежит только тебе…

Любимой женщины у него больше не было, а белые ночи продолжали год за годом околдовывать Узамор, не сдаваясь ни течению жизни, ни ходу времени.

Атрон потер красные глаза и поднялся – потянуться, пройтись до окна и обратно. Всю ночь просидел за бумагами и остался собой доволен. Прогресс в экономике княжества с момента его назначения королевским наместником был налицо. Жесткая регламентация пушной торговли и ликвидация нескольких артелей-монополистов привели к падению цен на мех, коренное население стало чаще и охотнее сдавать добычу королевским закупщикам, что ощутимо повысило доходы отрасли в целом. Работы по восстановлению дорог шли полным ходом, а удовлетворенные качеством и скоростью работ местные жители наконец перестали роптать по поводу введенного дорожного налога.

Герцог ценил хорошо сделанную работу, в том числе работу, сделанную им самим, и имел политическое чутье, позволявшее ему ориентироваться в настроениях как руководства страны, так и народных масс. В данный момент чутье сладко посапывало, а удовлетворение сделанным вызывало на обычно суровом лице Атрона легкую улыбку. Сейчас он умоется и отправится на пробежку по спящим улицам города и ежеутреннюю тренировку, ведь мужчина, на какой пост ни заносила бы его судьба, не должен забывать, как держать меч!

В дверь постучали.

Улыбку словно ветром сдуло. В это время в резиденции должны были спать все, кроме старой няньки Рейвин – Тионы, которую рю Воронн сделал своей экономкой. Но няньке было позволено входить без стука.

Герцог шире распахнул окно, позволяя утреннему холодному ветру ворваться в комнату, вернулся за стол и только после этого крикнул:

– Войди!

Через порог шагнул начальник стражи Хирон Торд, пожилой и бородатый. Истинный узаморец – тяжелый, дремучий, похожий на медведя. Лишнего слова от такого не услышишь, но будешь как за каменной стеной.

– Ваша Светлость, гонец из Придела со срочным донесением для вас. Загнал двух лошадей.

– Почему не порталом? – нахмурился Атрон.

– Дык нету на границе ни магов, ни свитков, она ж не внешняя!

– Зови.

Рю Воронн подвинул к себе лежащий на краю стола длинный список: дела срочные, штатные, заметки на будущее. Не след погранцам не иметь хотя бы одного мага или пару портальных свитков на заставах! Пусть это и призрачная граница в рамках одной страны – между Узамором и Ласурией, – но все-таки граница.

Гонец был молод и черноволос, смешная бородка едва кучерявилась на подбородке. Мальчишка, желающий быть похожим на таких, как офицер Торд. Вошел и склонился в глубоком поклоне у стола, протягивая запечатанное в тубус послание.

Герцог забрал тубус, вскрыл, вытряхнул свиток, развернул. Пробежал глазами. Спокойно положил на стол и поднял взгляд на посланца:

– Благодарю за скорую доставку. Отдыхай пока, завтра я позову тебя для беседы.

Гонец поклонился и вышел, пошатнувшись от усталости.

– Устрой парня поудобнее, – приказал Атрон начальнику стражи и углубился в бумаги, показывая, что прием окончен.

Когда дверь за Хироном закрылась, он снова взял свиток и перечитал.

«…Отпечатки лап крупного лиса (предположительно оборотня) выявлены на территории Липканского погранотряда, в районе долины между горами Сопатая и Седая. Отслежены до выхода из долины в месте впадения речки Осольки в Невинское озеро, где к ним прибавляются тигриные. На берегу обнаружены следы борьбы, пятна крови и клоки рыжей шерсти. Похоже, лис вступил в борьбу с тигром и проиграл ее. Однако следует заметить: следы, ведущие с берега в какую-либо сторону, не найдены. Можно предположить, что тигр ушел вплавь, избавившись от лиса в глубоком месте озера».

Рю Воронн постучал пальцами по столу, затем поднес свиток к огню одной из свечей в разлапистом канделябре – не любил магический свет, – поджег и бросил на специальный поднос догорать. Пока свиток горел, Атрон задумчиво смотрел в пламя.

Архимагистр ждет известий…

Ждет начальник Тайной канцелярии…

Вполне вероятно, их же ждет Его Величество…

Что ж, пусть ждут. Он тоже подождет! Полковник Торхаш не из тех, кто может позволить убить себя. Ну а если он действительно сгинул, ни Ники, ни Трояну, ни стоящему за ними королю не стоит знать о том, что это произошло на территории Узамора!

Полный чайник с грохотом упал Виньо под ноги. Вода выплеснулась, намочив овчинные опорки, носимые ею дома, и подол целительской мантии, которую она не успела снять, придя домой и собираясь для начала заварить морсу.

– Что… что ты сказал? – прерывающимся голосом спросила гномелла топчущегося у дверей с растерянным видом мужа.

– Великий мастеровой сход выбрал нового короля Драгобужья, – повторил тот, крепко дергая себя за бороду, чтобы не впасть в такую не свойственную уважающим себя мастерам панику, – твоего отца!

– Йож, этого не может быть! Ты мне этого не говорил! Скажи, что это ошибка! – задыхаясь, принялась быстро говорить Виньовинья. В ее голубых глазах плескался ужас.

Синих гор мастер в несколько шагов пересек горницу, крепко обнял суженую и прижал к себе, не обращая внимания на лужу под ногами.

– Тихо, тихо… Чего ты всполошилась так, глупая, вон сердце как бьется, сейчас выскочит! Я тебя люблю и никому не отдам, даже по королевскому указу, – Руфус и Торус благословившие наш брак, мне свидетели!

Виньо подняла на него дышащий страхом взгляд:

– Йож…

– Слово мастера, – прервал тот, – я лучше на плахе погибну, чем от тебя откажусь!

– И я… и я тоже! – всхлипнула та и заплакала, хотя давала на свадьбе зарок – не реветь боле!

В дверь постучали – коротко, сильно.