Несгибаемый. Враг почти не виден Калбазов Константин
Говорить больше было не о чем. Намерения немца ясны как божий день. Порядок движения он определил с ходу. Хм. Вообще-то, о том, чтобы командовал Пастухов, речи не было, но у Отто Рудольфовича распоряжаться получалось как-то не обидно, легко и естественно. Как у человека, привыкшего отдавать распоряжения. Вот что значит опыт работы с людьми. Петр не нашелся что сказать, а только оттолкнулся палками и покатил к обнаруженному съезду.
– У вас есть какой-нибудь план? – послышался из-за спины голос инженера.
К этому моменту они уже достаточно далеко отошли от дороги, следуя по руслу замерзшего ручья. А куда бандитам еще податься-то, с санями? Не через бурелом же, в самом-то деле. После первого же поворота русла след стал явным и четким. Заметать его уже не имело никакого смысла: с дороги не видно, и ладно. Скорее всего один из бандитов сел в сани, а трое продолжали следовать за ними на лыжах. Чтобы понять это, хватало и познаний Петра.
– Никакого плана у меня нет. Просто идем по следу и крутим головой по сторонам, чтобы не угодить в засаду. Если все будет нормально, то, думаю, через пару часов мы их нагоним.
– Отчего такая уверенность? – спросил немец.
– Сани, – начал пояснять Петр. – Лошадь не сможет их быстро тянуть. Человек на лыжах куда быстрее. К тому же они идут по целине, а мы бежим по готовой лыжне. Я, может, и не особенно хороший боец или следопыт, но поверьте, за почти две зимы, проведенные мною в Сибири, неплохо научился ходить на лыжах.
– Ну, раз уж вы не такой хороший солдат, предлагаю поделить секторы наблюдения. Вы следите слева по ходу движения, я справа.
– Кхм. Согласен, – несколько стушевался Петр, когда ему указали на его собственное дилетантство. – Отто Рудольфович, а вы-то что со мной пошли? Ведь не одобряете.
– Я глубоко убежден, что подобными делами должны заниматься профессионалы. Местные охотники или охотничьи казачьи команды способны сделать эту работу куда лучше нас.
– Но вы все же здесь.
– Ну, порой я бываю глупым. Наверное, заразился от русских. Я здесь уже три года, поэтому такую возможность вовсе не исключаю.
– Это да. Дурость – штука весьма заразная. Но извините за вопрос, мне бы знать надо. Вы из вашего маузера только по банкам упражнялись?
– Я прошел с этим пистолетом всю войну, от первого и до последнего дня.
– Случайно не по тылам?
– Случайно на фронте. Командовал ротой.
– Это хорошо.
Хорошо, конечно. Когда немец увязался за ним, думал, что при случае тот сумеет отвлечь на себя хотя бы одного бандита. А на поверку вышло, что у того боевого опыта на пятерых таких, как Петр, если не больше. Теперь понятно, откуда в нем тот стержень, который безошибочно определил Петр. Ну и навыки руководства, а скорее даже командования людьми. Правда, тут не военные, но и инженер не дурак, чтобы муштровать своих подчиненных.
Примерно через час они все же нагнали беглецов. Впрочем, нагнали бы в любом случае, даже если бы не спешили. Хотя бы потому, что бандиты добрались-таки до своего логова.
Самая обычная избушка, расположенная на полянке. Чем-то похожа на ту, в которой Петр и Кравцов накрыли японцев. Разве что, кроме сеней, имеется лишь одна комната. Уж больно размеры скромные.
Сбоку пристроена сараюшка. Или все же навес. Эдакий каркас из жердей, крытый еловыми лапами, ими же прикрыты и стены. Есть и калитка, утепленная все тем же лапником. Там стойла для лошадей, не иначе. Вон видны еще одни сани. Из-за избушки, чуть вдалеке, выглядывает почти нетронутый стожок сена, рядом – уже разоренный. По-хозяйски устроились тати, нечего сказать.
С другой стороны, сомнительно, чтобы они тут лошадей держали всю зиму. Петр помнил, какие стога были у соседей Аксиньи, которые имели хотя бы одну корову. Лошадь, конечно, не корова, но вот таким количеством сена ее не прокормить. Так что сбывают они добытых лошадей. В Иркутске и сбывают. А здесь только и того, что отстаивают какое-то время.
Утепленный же сарай – это чтобы животина на морозе не пала. Шутка сказать, но тут бывает термометр опускается чуть ли не до пятидесяти градусов мороза. Это сейчас тепло, чуть ниже десяти. Хотя, пожалуй, уж и до пятнадцати дошло. Но все одно для здешних мест – так, сущая безделка.
К слову сказать, бандиты уверены в себе настолько, что даже часового не выставили. Интересно, эти идиоты полагают, что в сказку попали? Или настолько обнаглели от безнаказанности, что плевали на возможную опасность? Петр и Отто битый час нарезали круги вокруг избушки в поисках возможного охранника. Никого.
– Какие будут предложения? – глянув на инженера, спросил Петр.
– У нас принято сначала интересоваться мнением младших, – неопределенно ответил сорокалетний немец.
– И это правильно, – согласился Петр. – Так куда проще сохранить свой авторитет и не сморозить глупость в глазах младшего.
– Совершенно верно. А еще это возможность для молодых проявить себя.
– А для вас – снисходительно заметить, что молодой человек невероятно прозорлив для своего возраста, коль скоро думает так же, как и старший.
– И это тоже, – вновь согласился инженер, а потом требовательно посмотрел на Петра.
– Значит, так. Мой опыт подсказывает, что рано или поздно они захотят в туалет. И гадить будут не в избушке, а снаружи. Поэтому начнем действовать, как только кто-нибудь из них выйдет на улицу. Учитывая то, что карабин есть только у меня, я буду держать фасад. Вы обойдете с тыла и возьмете под контроль заднее окошко. Итак, убиваю первого. Потом пресекаем попытки бегства. И наконец предлагаем им сдаться от имени полиции. Они бывшие каторжники и, поняв, что выхода никакого, сдадутся. В России смертной казни нет, а к каторге им не привыкать. Вот и весь план.
– Хм. Как у вас говорят, толково. Возражений не имею.
В этот момент из избушки донесся душераздирающий женский крик. Как там сказал унтер? От бабы не убудет? А вот Петр так не думал. Не кричит так баба, от которой не убудет. И ведь до избушки около сотни метров. Пастухов даже дернулся, чтобы броситься к избушке прямо сейчас. Но легшая на плечо и слегка надавившая рука инженера остановила. Да, противно, да, от злости скулы сводит. Но сгоряча тут ничего не сделаешь. Их двое против четверых бандитов. И это как минимум.
Инженер успел занять позицию. И даже, наверное, слегка подмерзнуть. Во всяком случае, Петра слегка пробрало. А тут еще и дело к вечеру. Максимум еще час, и опустятся короткие зимние сумерки.
Женские крики прекратились. Либо ее наконец оставили в покое, либо смирилась, осознав всю тщетность стенаний. Но в одном Петр был уверен: она жива. Если бы ее убили, то труп уже выбросили бы на улицу. Ни к чему держать его в доме. Да и не стали бы ее убивать в помещении, вывели бы на улицу, чтобы потом не затирать кровь.
Он уже хотел послать пару пуль в окно, чтобы напугать бандитов, и начать с ними переговоры, когда входная дверь отворилась, и наружу вышли двое. Все верно, по большой нужде человек может сходить раз в сутки, а бывает и в двое. Малая же заявляет о себе куда как чаще.
Подождал, пока они не оправятся за углом конюшни. Конечно, стрелять в неподвижного противника, сосредоточенного на определенном занятии, куда проще. Вот только есть шанс, что второй бросится не в дом, а в лес. Выжить в одной рубахе, даже в марте, здесь проблематично. Но не невозможно. А гоняться за ним у Петра не было ни возможности, ни желания. Поэтому он решил выждать.
Оправившись, оба бандита засеменили к двери. И когда один из них потянул ее на себя, прозвучал выстрел. Петр отчетливо видел, как пуля взбила неподпоясанную просторную красную рубаху, ударив точно промеж лопаток. Отличный выстрел. И кто говорит, что патрон у винчестера слабый? Бандита буквально бросило на дверь.
Будь иначе, и второй скорее всего попытался бы заскочить вовнутрь. Но убитый подпер своим телом дверь, и вот так просто ее было не открыть. Поэтому он кинулся прочь, вдоль избушки в сторону конюшни. И как ни быстр был Петр, передергивая рычаг и удерживая беглеца на мушке, тот успел добежать до угла конюшни. Еще немного…
Но Пастухов не дал ему этих нескольких секунд. Второй выстрел свалил беглеца в снег. Правда, пуля оказалась не смертельной. Не успел Петр передернуть рычаг, как бандит подскочил на колени, зажимая рукой раненное плечо. Но встать на ноги не успел. Следующий выстрел свалил его окончательно.
Покончив с этими, Петр прицелился в окошко и произвел один за другим четыре выстрела. В разные стороны брызнули битое стекло и щепки. Изнутри послышались испуганные крики. С противоположной стороны также раздались два выстрела. Это инженер отметился своим маузером. И надо сказать, удачно отметился. А иначе с чего бы одному из татей заходиться в таком болезненном крике.
Укрываясь за деревом и продолжая наблюдать за избушкой, Петр сноровисто заталкивал патроны в трубчатый магазин. При этом он был готов в любое мгновение подхватить изготовленный к бою маузер. Вот и последний патрон. По сложившейся традиции передернуть рычаг и дослать в магазин еще один заряд. Семь. Теперь порядок. Да-а, зря он все же пенял Завьялову на изрядное количество боеприпасов. Если так пойдет и дальше, то патронов еще и мало окажется.
– Граждане бандиты, говорит урядник полиции Пастухов! Избушка окружена. Сопротивление бесполезно. – Ну не смог он удержаться и не припомнить Жеглова. – Выходим на улицу с поднятыми руками. Стволы и ножи перед выходом бросаем на снег. Раненого выносите наружу. В случае продолжения сопротивления вы будете уничтожены. Двоим уже не повезло.
– Начальник, а подумать дашь? – раздался резкий и самоуверенный голос.
– Конечно, думайте, – щедро разрешил Петр, а потом добавил: – Только учтите, что скоро стемнеет, и у нас нет желания гоняться за вами по ночному лесу. Так что через пять минут мы подожжем избушку, а тех, кто выскочит, достреляем к нехорошей маме.
– Не по закону, начальник.
– А мне до фонаря. Здесь я закон. И людей под ваши пули я бросать не буду. Спалим вас, а там скажем, что никого не нашли. Кто докажет обратное?
– Начальник, так у нас это… Бабенка у нас тут. Спалите нас, и ей того не миновать.
– Ты меня за дурака держишь? Решил прикрыться своей лярвой, на которой пробу негде ставить? У вас две минуты. Либо выходите, либо начинаете жариться уже здесь, а там в аду черти добавят.
– Начальник, падлой буду, она не из кодлы.
– Ага. А ты агнец божий.
В этот момент в глубине оконного проема что-то мелькнуло. Что именно, не понять. Урки то ли опытные, то ли слишком уж осторожные, близко к окну не подходят. Но Петр предпочел перестраховаться и, не раздумывая, послал в окно пулю.
– Эй, начальник, ты чего! – тут же послышался испуганный крик бандита.
– Минута времени! – жестко припечатал Петр.
– Все начальник. Выходим.
Далее произошла некоторая заминка с дверью, так как бандитам пришлось на нее подналечь из-за привалившегося к ней трупа. Но ничего, управились без особого труда. Потом побросали на снег оружие и ножи и вышли сами. Двое бандитов поддерживали своего раненного товарища. Инженер прострелил ему плечо. И, как видно, попал качественно.
Женщина вышла самостоятельно. Держалась особняком, всячески стараясь хоть как-то удержать на себе лохмотья, в которые превратилась ее одежда. На лице отрешенное выражение. Нет, с расстояния в сотню метров Петр не особо рассмотрел бы ее эмоции, но едва он убедился в том, что преступники разоружились, как тут же направился к избушке.
А инженер молодец. Как только увидел, куда идет Петр, сместился в сторону, обойдя домик по дуге и зайдя с фланга. Со своей новой позиции он теперь мог простреливать пространство вдоль избушки, перекрывая оба окна и дверь. Собственно, именно поэтому Петр и решился двинуться на сближение.
– Внутри еще кто-то остался? – спросил он, обращаясь к женщине.
– Нет, – покачав головой, безучастно ответила она.
– Хорошо, – удовлетворенно произнес Петр, удерживая под прицелом маузера троих бандитов.
Винчестер уже висел на ремне поперек груди. На короткой дистанции скорострельный маузер с более вместительным магазином был куда как предпочтительнее. Например, для этого.
Кессених не успел приблизиться, как раздалась скороговорка выстрелов. Когда он наконец подошел, бандиты лежали вповалку, с несколькими лишними дырками в своих бренных телах. Петр же спокойно заталкивал в магазин патроны из скорозарядника.
– Зачем? Их нужно было предать суду, – окинув взором неприглядную картину, сказал немец.
– Они сопротивлялись до последнего, и я вынужден был их убить, – по обыкновению пожав плечами, ответил Петр под одобрительный взгляд женщины.
– Закон существует, чтобы его выполнять даже в такой глуши, – не согласился инженер.
– Отто Рудольфович, ну и что бы им сделали? Опять определили на каторгу? Так они там уже были. И выйдя, решили продолжить грабить и убивать. Нет, если бы они только крали и грабили, то я бы с вами согласился. Но ведь они убивают.
– Тот мужик жив, – возразил немец.
– Был жив, когда мы расстались, и точно бы умер, если бы мы совершенно случайно не нарвались на его сынишку.
– Максимка? Семушка? Они живы? – с явно прорывающимися рыданиями спросила женщина.
– С сыном твоим все хорошо. Муж был жив, но выживет ли, не знаем. Отто Рудольфович отправил его в Слюдянку к доктору, – кивнув в сторону инженера, ответил Петр.
– Слава тебе господи, – истово перекрестилась женщина, опускаясь на снег и заливаясь слезами.
Вот так сразу и не разберешь, что это за слезы. То ли от радости, то ли от пережитого за сегодняшний нескончаемый день. Но то, что плачет, уже хорошо. Слезы – они очищают душу, смывая с нее бренную грязь. А еще выносят прочь боль. Не физическую. Душевную. Ту, что подчас ранит куда как сильнее.
– Это хладнокровное убийство, – отведя Петра в сторону, возмущенно произнес Кессених.
– На фронте вы были столь же щепетильны?
– Здесь не война, – отрезал немец. – И я никогда не позволял себе самосуда.
– И это радует, Отто Рудольфович. Но вы совершенно правы: тут не война, а потому и спрос другой. Око за око. Слышали о таком?
– Кхм. Вы поставили меня в неловкое положение, – с долей сомнения сказал немец. – С одной стороны, я вынужден доложить о случившемся. С другой…
– Отто Рудольфович, возможно, вам от этого будет легче… Даже зная точно, что вы доложили бы о случившемся, я все одно поступил бы так же.
Петр ничуть не лукавил. А по большому счету и ничего не боялся. Его слово – против слова немца. И поверят Петру вовсе не потому, что он русский. Боже упаси. Просто достаточно положить в качестве довеска к своим словам пару «катенек»[4], как местная Фемида примет его показания к сведению и нагло проигнорирует таковые со стороны господина Кессениха. Дело будет закрыто за отсутствием состава преступления еще на начальном этапе.
А отчего, собственно говоря, нет, коль скоро убитые были бандитами и их, можно сказать, прихватили на месте злодеяния? Ну постреляли их. И что с того? Не уговаривать же их было, раз они стреляют.
– Сделаем так. Я был далеко и не видел всех деталей произошедшего, – наконец пошел на сделку со своей совестью инженер.
Глава 3
Первая ласточка
– О, майн гот![5] Я когда-нибудь вас поубиваю. Вот этими самыми руками!
Инженер Кессених, от злости красный как рак, тряс своими руками, осыпая бранью понурившихся мужиков. Разнос происходил у входа в конторку, в свете фонарей. Рабочий день начинается достаточно рано, а светает пока еще довольно поздно. На востоке едва-едва появилась светлая полоса. Еще немного, и тьму сменят предрассветные сумерки.
Вообще-то картина достаточно комичная. Каждый из шоферов был как минимум на полголовы выше инженера и куда более внушительной комплекции. И тем не менее, все пятеро покорно стояли, осыпаемые бранью, разве только носом не шмыгали и не шаркали ножкой. А нет. Вон один из них утерся рукавом телогрейки.
Никакой ошибки. Да, середина апреля. Однако на мужиках надеты телогрейки. Петр, кстати, щеголял в такой же. Просто в кабине грузовика в ней куда удобнее, чем в полушубке. Водители если и носили меховую одежду, то только в нерабочее время. Ведь, кроме неудобства, есть еще и вариант испортить достаточно дорогую вещь. Ватник же стоит недорого, и если без надобности, его можно пристроить на крючке позади водительского места.
– Ну вот как? Объясните мне. Как можно было не слить воду из котлов?
– Отто Рудольфович, так ведь апрель. Снега уж нет. Вот мы и подумали… – заговорил было один из шоферов, но его тут же оборвал разъяренный инженер:
– Oh mein Gott! Вам не надо думать! Вам нужно только выполнять! За вас уже давно подумали! Вы хотя бы представляете, что сорвали график работ? И это если ничего не разморозится. А ведь может.
Н-да. Нет, не понять Кессениху, немцу до мозга костей, русского человека, у которого расп… В общем, в крови это у него. На генном уровне. А еще извечная надежда на русского Авося, родного брата римской Фортуны. И судя по надеждам, которые всякий раз на него возлагают русские, она таки его младшая сестра.
Весь сыр-бор случился из-за непредсказуемой сибирской погоды. Или скорее уж байкальской. Само озеро все еще покрыто ледовым панцирем, хотя нередко встречаются самые настоящие озера талой воды, поверх льда. А вот в округе снег уже сошел практически везде. Разве что на сопках лежит, да и то в складках, подальше от солнечных лучей.
Мало того, вчера был такой солнечный денек, что… Есть такая присказка: «Займи, но выпей». Не сказать, что Петр придерживался подобного мнения, но погодка была и впрямь замечательная. К тому же мужики вовсе не разделяли его отрицательного отношения к спиртному. Торопились они после работы. Вот и побросали свои грузовики, едва только загнав на территорию гаража строительного управления.
А что такого? Жара стояла под двадцать градусов. С наступлением сумерек, конечно, похолодало, но оно и понятно, земля все еще стылая, да от Байкала веет холодом. А ночью ударил двадцатиградусный мороз. Угу. Бывает здесь такое. Случается и летом снегопад. Не часто. И подобное – скорее аномалия. Но вот морозы даже в середине мая – вовсе не исключение. Пусть и не такие крепкие.
Сейчас топки запустили, и они начали прогревать котлы. Если все будет нормально и не прорвало медные трубы в утробах котлов, то через час автомобили выедут на линию. Основное время отнимет бак с запасом воды.
Он расположен между кабиной и кузовом. Во время работы машины вода постоянно подогревается паром, как отработанным, так и избыточным, сбрасываемым предохранительным клапаном. На таком морозе, да еще и при ветре, задувавшем ночью с Байкала, баки проморозило полностью. Однозначно.
Кессених был самым настоящим педантом и срыв графика выполнения работ рассматривал чуть ли не как личную трагедию. Стоит ли говорить, что он снимет с шоферов семь шкур. Правда, не позволит этого больше никому. Его подчиненных может наказывать только он и никто другой.
Собственно, именно поэтому работяги были готовы начистить морду любому, кто вздумал бы пройтись по «их немцу». Кстати, это же относится к остальным немецким специалистам, которые трудятся на строительстве Кругобайкальской железной дороги. При общем негативном отношении к немцам, война с которыми закончилась не так чтобы давно, работавших с ними бок о бок специалистов люди уважали.
Потому и разнос, устроенный инженером, был воспринят достаточно адекватно. Вон шоферы получили свою порцию пилюль, отошли в сторонку, и негласный лидер Семен отвесил подзатыльник их заводиле Илье. Не иначе как именно с его легкой руки водители наплевали на инструкцию. Опять же лень-матушка. Ну чего сливать воду, если весна и уже несколько дней стоит плюсовая температура? Угу. Вот тут-то по закону подлости и ударил мороз.
– Здравствуйте, Отто Рудольфович.
– Здравствуйте, Петр, – утирая платком раскрасневшееся лицо, поздоровался немец. – Надеюсь, вы не поленились?
– Обижаете. Я вообще неправильный русский.
– Это как?
– Не люблю создавать трудности, чтобы потом героически их преодолевать.
– Как-как? – живо заинтересовался Кессених. – Создавать трудности, чтобы потом героически их преодолевать?
– Именно.
– Очень интересное высказывание. Нужно будет обязательно запомнить. – Немец тут же извлек блокнот и записал услышанное.
Отто Рудольфович относился к русским с искренним уважением и старался как можно лучше их узнать. В том числе записывал поговорки, занятные выражения и разучивал песни. Научился играть на балалайке, да так, что мог заткнуть за пояс любого балалаечника. Петр откровенно заслушивался его частушками. Хотя не исключено, что виной тому характерный немецкий акцент. Уж больно забавно получается.
– Да не переживайте вы так, Отто Рудольфович. Всего и дел-то – слегка подкорректировать график выхода грузовиков. Все одно на карьере машины одновременно не грузят. В итоге если задержка и выйдет, то на полчаса, не больше.
– Вот! Вот в этом вся беда русских. У вас во всем существуют такие большие допуски, что не приходится удивляться извечному отсутствию порядка.
Угу. Кто о чем, а немец об ордунунге. Пунктик у них такой. Петр слышал байку о том, как Гитлер учил немцев оплачивать проезд в общественном транспорте. Мол, выводили безбилетников и расстреливали. Бред. Нет Гитлера. Если же и есть, то он сейчас никому неизвестен. А порядок в немцах сидит как влитой.
– Ну, это вы преувеличиваете, Отто Рудольфович, – не согласился Петр скорее из духа противоречия, чем действительно не соглашаясь с немцем.
– Нисколько, – начал пылко отстаивать свое мнение инженер. – Взять вашу винтовку. Я не видел ни одного образца, у которого бы части затвора были настолько разболтанными. Его же можно использовать как погремушку для капризного ребенка.
– Есть такое. Зато «мосинка» способна выдержать такое безалаберное отношение, какое не снилось маузеру. А еще предусмотрена полная взаимозаменяемость частей. Опять же, для их производства не требуются рабочие с высокой квалификацией.
– А к чему вообще относиться к оружию безалаберно? Отчего не научить солдата обращаться с ним по возможности бережно? Маузер, «энфилд», «манлихер» выполнены с куда большим тщанием, не обладают взаимозаменяемостью частей, из-за чего не столь годятся для ремонта. Однако превосходят вашу винтовку по многим показателям. И прошли те же испытания долгой войной. Ваш же аргумент – возможность использовать при их производстве рабочих с низкой квалификацией, мне кажется вообще абсурдным. Уж лучше готовить квалифицированные кадры и относиться к изделию бережно, чем изначально вносить в конструкцию большие допуски, рассчитывая на кривые руки и плохое оборудование. Из винтовки Мосина можно сделать настоящую конфетку. Если вдумчиво за нее взяться.
– Серьезно? А после тщательной немецкой доработки она будет столь же безотказна как в лютый мороз Заполярья, так и в условиях песчаных бурь Средней Азии?
– Уж не сомневайтесь.
– А вот я сомневаюсь. И заметьте, это при том, что я с вами во многом соглашаюсь. В частности насчет квалифицированных кадров и необходимости своевременно обновлять станочный парк я полностью на вашей стороне.
После той истории месячной давности между Пастуховым и Кессенихом сложилось нечто вроде приятельских отношений. Лично Петр относился к немцу с уважением именно из-за того, что тот, наплевав на все, пошел вместе с ним спасать совершенно незнакомую женщину. Кстати, рабочие и без того его почитали, а после той истории его авторитет взлетел еще выше.
Что же до Отто Рудольфовича, то его привлекла не смелость Петра, не его готовность прийти на помощь незнакомым людям, не бойцовские навыки или болезненное чувство справедливости. Он вообще считал все это отличительной чертой русских. Куда больше его занимала способность Петра рассмотреть рациональное зерно там, где другие этого попросту не замечали, хотя все лежало на поверхности. Причем происходило это у Петра как-то походя.
Взять хотя бы историю с механическим молотом в кузнице. Он вместе с кузнецом собрал этот молот буквально за пару дней из разного хлама. Дольше возились с огромным валуном, которому предстояло стать основанием для наковальни. Правда, под привод пришлось выделить электромотор. Но выгода оказалась настолько очевидной, что его было не жалко.
К тому же от него же работал привод вентилятора поддува для горна. И тоже идея Петра. Благодаря этому убрали меха и освободили некоторое пространство в кузне. А еще высвободилась лишняя пара рук. Ну и работать стало много проще.
– Ладно, Петр, об этом поговорим после. Ты как, готов?
– В котле рабочее давление, – заглянув в кабину, доложил Петр.
– Тогда выезжай раньше. Только отметься у диспетчера. А я пойду. Нужно теперь как-то выправить график. Вечером жду в гости. Мне из Иркутска привезли три кувшина отличного пива.
– Принимается.
Попрощавшись, Петр полез в кабину своего «Муромца». Хорошая машина. По местным меркам, разумеется. Впрочем, Пастухов не особо разбирался в грузовиках. Очень может быть, что этот не слишком уступает своим собратьям из мира Петра. Самосвал грузоподъемностью шесть тонн – не так чтобы и мало.
Не КамАЗ, конечно, но тот же ЗИЛ за пояс заткнет. В том числе и по скорости. Петр без труда ходит на нем семьдесят верст в час. В здешних условиях это предел. Можно и быстрее, были бы нормальные дороги. Но их-то как раз и нет.
Захлопнул дверь, включил свет фар. Перед мордой кабины тут же появились два слившихся полукруга бледно-желтого света. Понятия «дальний» и «ближний свет» пока еще не существует, поэтому фары отрегулированы так, чтобы светить на расстояние метров пятьдесят. Сейчас они горят за счет аккумулятора, но как только заработает машина, тут же придет в действие генератор, и свет станет гораздо ярче.
Петр привычно осмотрел подсвеченную приборную панель. Чертыхнулся и полез за замызганной тряпицей, чтобы протереть стекла приборов. Устал уже бороться с грязью в салоне, да делать нечего. Если дорожная пыль – проблема сезонная, то угольная – как извечное наказание шоферов. К концу рабочего дня, как ни старайся, походишь на шахтера. Ну, может быть, на чуть ленивого шахтера. И все же.
Вон он, стоит сзади короб, наполненный местным бурым угольком. Не антрацит, но для автомобилей вполне подходит. К тому же до месторождения не дальше двух сотен верст, добывают его в открытом карьере, поэтому и стоит недорого.
Справа от водителя расположен круглый котел в теплоизоляционной рубашке. Да только ерунда все это. Если зимой он дает достаточно тепла, чтобы чувствовать себя комфортно, то летом, наверное, будет настоящий ад. А лето тут хотя и короткое, но жаркое. А уж как в таких агрегатах не сходят с ума в южных широтах, Петр понятия не имел.
Коробки переключения передач нет и в помине. Как отсутствует и соответствующий рычаг. В смысле он есть, но не в привычном месте, и предназначен только для переключения клапана, для движения вперед или задним ходом. Из педалей есть только тормоз и акселератор. Никакой путаницы. Именно так эта педаль, открывающая паровой клапан, и называется. Чем сильнее на нее давишь, тем больше подаешь пара на рабочие цилиндры машины.
Сама паровая машина до неприличия мала. Вот взглянешь на нее – и не поверишь, что она способна сдвинуть с места многотонный автомобиль, да еще и позволить ему преодолевать достаточно крутые подъемы. Причем делает это паровая машина с куда большей резвостью, чем ее собратья с двигателями внутреннего сгорания. Правда, расплачиваться за это приходится повышенным расходом пара и как следствие – резко уменьшающимся запасом хода.
Но габариты машины серьезно проигрывают двигателю внутреннего сгорания. Отсюда картина и выглядит совершенно нереальной. Во всяком случае для Петра. Местным-то что, они иного и не видели. Правда, все в этом мире относительно. Если рассматривать машину в купе с котлом, а они друг от друга неотделимы, да еще и прибавить сюда емкость с водой, то габариты и вес движителя в значительной степени возрастают.
Сверху котла расположен эдакий круглый лючок с деревянной ручкой диаметром сантиметров двадцать. Петр убрал его в сторону, подкинув внутрь пару совочков угля. Для этого приходится чуть разворачиваться. Ну да ничего страшного, места тут хватает. Однако в просторной кабине из-за котла помещается только два человека. Но пассажирское сиденье в авто Петра практически все время пустует. Как, впрочем, и у остальных.
С угольком порядок. Петр выдернул из зажима винчестер и, слегка приоткрыв затвор, убедился в том, что патрон в стволе, а трубчатый магазин полон. Будь его воля, он бы тут вообще ездил на броневике. И кстати, уже заказал в Красноярске многослойные стекла для кабины. Водительскую дверь и морду перед собой уже усилил, от греха подальше. Справа понизу защитит котел, спину прикрывают бак с водой и железный кузов. Так что остается только дождаться стекла.
Нет, он не параноик. На строителей железной дороги часто случаются нападения. И на водителей – чаще, чем на других, потому что они зачастую предоставлены самим себе, осуществляя доставку грузов по весьма протяженным дорогам. Потому и вооружены они поголовно, нарезными карабинами в том числе. Впрочем, в основном все же дробовиками. Да и карабины в массе своей – берданки.
После винчестера настала очередь маузера, который у Петра всегда на груди. Лучше выглядеть смешным, но подготовленным, чем оказаться в нехорошей ситуации, вооруженным палкой. Впрочем, над ним уже давно никто не подтрунивает. Потому как у многих припрятаны те же «смит-вессоны», снятые с вооружения русской армии. Просто они их лишний раз не показывают.
Кстати, Петр тоже не отсвечивает своим вторым стволом. Он таки прикупил себе браунинг с магазином на шесть довольно мощных девятимиллиметровых патронов. Правда, по обыкновению седьмой у него всегда в стволе. Пистолет куда компактней маузера и носится в плечевой кобуре. Так. На всякий случай. Угу. Это уже к паранойе поближе будет. Но Петр в этом не сознается даже самому себе.
Грузовик плавно тронулся с места, издавая характерный вой. Звук работы паровой машины не идет ни в какое сравнение с работой двигателя внутреннего сгорания. Тут не нужны никакие глушители. И это многотонный грузовик. Работу машины некоторых новейших легковых автомобилей вообще не расслышать. Единственное, что ты слышишь, даже в открытом авто, – это шуршание шин по дороге.
У выезда с территории ненадолго остановился, чтобы сделать отметку у диспетчера в путевом листе, ну и расписаться за выезд. Бюрократия. Никуда не денешься. Все же машина не личная, казенная.
Наконец Петр оказался за территорией и придавил акселератор. «Муромец» начал набирать ход плавно, без рывков. Нет, если есть желание, не вопрос: педаль в пол – и из-под зубатых покрышек полетят камни и комья мерзлой земли. Паровик-то он паровик, но кто сказал, что неспособен на прыть? Еще как способен. Что называется, рвет под себя. Правда, о недостатках подобных гонок уже говорилось. Чрезмерный перерасход пара и быстрое падение давления в котле.
В карьере был уже через двадцать минут. Территория освещена плохо, фонарей не так уж много. Впрочем, главное, что в достаточной мере освещена площадка с готовым щебнем. На карьере жизнь уже кипит вовсю. Не смотри, что тут заведует русский горный инженер. У него не забалуешь. Правда, любовь среди рабочих не снискал. Чисто зверь. Причем еще и любитель прикарманить то, что плохо лежит. Ну и рабочей копеечкой не брезгует. Но что есть, то есть, отгрузку щебня еще ни разу не сорвал. Вот так взглянешь на энтузиазм работников – и усомнишься в слухах. Но с другой стороны, плеть – она порой получше пряника работает.
Вон как дробилки грохочут, перемалывая породу и подавая получившуюся массу на сито. Там дробленку делят на фракции щебня по определенным размерам. Часть его идет на отсыпку железнодорожного полотна, другая – для бетонных работ, которых на стройке хватает. Самая мелкая, песок, также находит свое применение.
Подъехал на площадку и встал под погрузку. Экскаватор пыхнул облачком черного дыма и пришел в движение. Вообще зрелище весьма своеобразное. Петр поначалу не мог отвести от него взгляда, настолько все было непривычно и, чего уж там, дико.
Стрела представляет собой Х-образную конструкцию с неравными палочками. Более массивная – двойная – является первой частью плеча и шарнирно закреплена к несущей раме экскаватора. Вторая часть состоит из одной рейки с большими зубцами по нижней части и неподвижным ковшом с откидывающимся дном на конце. Привод осуществляется путем использования сложной системы тросов. Словом, вот так сразу, без ста грамм, и не разберешься.
По меркам Петра, работает экскаватор довольно медленно, с излишней суетой и грохотом. То и дело вращаются барабаны, подавая или сматывая тросы. Большая шестерня на первом плече то оттягивает рейку назад или вверх, то толкает ее вперед или вниз. Полный сюр. Но это смотря с чем сравнивать. Если, к примеру, с сотней землекопов, то прогресс небывалый. Если с машинами из его мира…
А стоит ли сравнивать? Хм. Сравнивать, может, и не стоит, а вот… Ну что тут сложного-то? Нет, понятно, что сложно и мозги тут нужны не Петра. Но в остальном ведь все нужное уже существует. Поговорить сегодня за пивом с Кессенихом? Пожалуй, не помешает.
В кузов помещается четыре ковша щебня. Можно, конечно, и пятый сыпануть. Уж как-нибудь распределится и не просыплется. Но кому нужны такие риски? Это ведь перегруз в полторы тонны получится. Долбись потом сам с ремонтом. Да еще поди объясни начальству, с какой такой радости ты из себя неизвестного здесь Стаханова изображал. К тому же в зачет тебе идут не тонны, а ходки. Опять же, ковш – это дело такое: разок больше зачерпнул, разок меньше, а то и все четыре с горкой. Словом, машина все одно минимум половину ходок бегает с перегрузом.
До возводимой насыпи добежал бодро. Всего-то минут сорок. И ведь верст на пятьдесят от карьера отошел. Молодцы немцы, мозг выносят на совесть, зато и вспомогательная автодорога вдоль железки качественная получается. Вот так вот, строят железную дорогу, а вдоль нее – одновременно и автомобильную. Только не запускай и содержи в порядке.
Каторжан из лагеря еще не подвезли. Их высаживают примерно в версте отсюда, и потом те распределяются по партиям. Кого на тачку, кого на лопату или переноску рельс. Особо одаренные, в смысле те, у кого руки растут откуда нужно, трудятся на более сложном оборудовании: уплотняют грунт вибраторами, устанавливают шпалы, бьют костыли и стягивают рельсы массивными болтами.
Угу. Руководство стройки всячески старается механизировать процесс возведения железнодорожного полотна, вот только получается это у них не очень. Недостаток ощущается не только в самой технике, но и в рабочих кадрах. К примеру, Петр наблюдал в гараже два исправных грузовика, для которых нет шоферов. Даже последняя партия ссыльных не помогла восполнить весь некомплект.
Что и говорить, в России сейчас самый настоящий производственный бум. Предприятия тяжелой промышленности и машиностроения растут как на дрожжах, и старая система подготовки кадров попросту не справляется. Вот и работают по старинке, все больше ручками.
До обеда за шесть часов Петр успел сделать три ходки. Норма. Тут вообще непонятно как нужно извернуться, чтобы ее перевыполнить. Котел требует периодического обслуживания примерно через каждую сотню километров. Шлак из топки удали, запас воды пополни. Хорошо хоть каждый раз пары разводить не надо.
Петр даже порой жалел, что напросился шофером. Скучно ему, видишь ли, целыми днями в цеху торчать. Ничего, поторчал бы. Возись теперь с этим неуклюжим грузовиком, води вокруг него хороводы. А еще напрягает отсутствие гидроусилителя. Только неделя, как руки и спина перестали болеть от постоянного напряжения.
Хотя… Везде хорошо, где нас нет. Он бы с куда большим удовольствием вовсе открестился от работы на стройке, благо в средствах недостатка не испытывал. Но нет. Нельзя. Все ссыльные обязаны работать, и непременно на строительстве железной дороги. Точка.
Разумеется, все вопросы решаемы. Где есть бюрократия, там есть и коррупция. Но Петр поначалу подумал было, что запреет без дела, вот и сунул голову в петлю. А потом оказалось, что дороги назад нет. Только через Отто Рудольфовича. А этот взяток не брал. Во всяком случае, деньги и иные материальные благости его не трогали.
Петр попытался было сделать проброс, но столкнулся со стеной непонимания. Инженер предложил сделать вид, что этого разговора не было, и продолжить общение в прежнем ключе. Нет, конечно, подобные личности попадались не только среди немцев. Бывали и русские, такие, что и из пушки не прошибешь. Вот только данный факт ничуть не трогал патриотические чувства Петра. Ему-то от этого ни холодно ни жарко…
Петр медленно сдавал задним ходом, внимательно следя в зеркало за знаками мастера. Наконец тот поднял руку вверх в стопорящем жесте, и Пастухов нажал на педаль тормоза, останавливая грузовик. Мастер опустил руку, словно говоря «вываливай».
Порядок. Петр выскочил из кабины, прихватив с собой брезентовые рукавицы. Прежде чем накренить вбок борт и опорожнить кузов, нужно было открыть запоры. Ни о какой автоматике тут и речи не шло. Впрочем, и в его мире не так часто встретишь самосвал, где автоматика работает исправно и можно обойтись без личного вмешательства водителя. Разве только машина новая.
– Оп-па! Кого я вижу! Ну здравствуй, купец. Не ожидал?
Петр обычно не больно-то присматривался к каторжанам. Ну возятся там вокруг насыпи – и пусть возятся. Они для него были самым обычным пейзажем. Нет, конечно, за спину к себе никого не пускал. Не то место, не та публика. Но и не приглядывался особо. А чего глазеть? Друзей-товарищей среди каторжан у него нет.
Н-да. А вот теперь придется, видать, озираться повнимательнее. Знакомец по «Крестам», тот самый щуплый усач с усмешкой душегуба, смотрел на него злым и вместе с тем радостным взглядом. И те два бугая с лопатами рядом. А вот и шестерка. Надо же, вся четверка оказалась в одном месте.
Иван хотя и выходит работать, за инструмент никогда не возьмется. Ему проще сдохнуть, чем уронить свой авторитет перед окружающими, а главное, перед своей же кодлой. Случись ему поработать, и те первыми от него отвернутся. А тогда уж и конец не за горами. Причем весьма и весьма безрадостный, потому как конкуренты будут стараться вдумчиво и с фантазией.
Поэтому, не имея своей, Иван забрал лопату у шестерки. Так-то не в падлу, он же не работать собирается. В его руках этот инструмент превратился в орудие убийства. Угу. Намерения этого урода совершенно ясно читались в его глазах. Да и быки не отстают, ни взглядами, ни вообще, дружно так надвигаются. Только шестерка забегал глазками, но не испуганно, а с явственным злорадством. Конвойные вроде и неподалеку, но встали в кружок и о чем-то увлеченно беседуют.
– Придурок, у тебя что, две жизни? – Боднув его взглядом, Петр отщелкнул крышку кобуры и положил руку на рукоять маузера. – Еще шаг, и ляжете здесь в рядочек.
– А ты не пугай, купчина. Пуганные, – все же останавливаясь, с некоей показной ленцой процедил Иван.
– А я и не пугаю. Предупреждаю. Ты разницу межу мной и собой улови. Ты каторжанин, я ссыльный. Да еще и на строительстве Транссиба. Мне дано право не только носить оружие, но и защищать себя. Если хочешь знать, то вы живы лишь потому, что мне жалко расставаться с деньгами, которые придется приплатить следователю. Все же дороговато обойдется. А так бы грохнул вас, и вся недолга. И молитесь своим воровским богам, чтобы я не передумал. Что ни говори, а деньжата у меня есть.
– Какой ты у нас грозный.
– Не у вас. Но да, грозный. Это могли бы подтвердить два десятка мразей, которых я отправил на тот свет. Так что если не хотите присоединиться к ним, осадите.
– Мы еще поговорим, – все же давая задний ход, многообещающе произнес Иван.
– Не советую. Но решать тебе, – равнодушно ответил Петр.
Ну вот. Теперь точно придется проявлять бдительность. Н-да-а. Поистине Земля круглая и тесная. Такая большая империя, бескрайние сибирские просторы. Десятки каторг. Но надо же было такому случиться, что эта четверка оказалась на одной из двух, задействованных на строительстве Кругобайкальской железной дороги…
В гараж Петр заехал уже в привычной темноте. На часах восемь вечера. Как обычно, припарковал грузовик, спустил пар, слил воду. Вычистил топку, ссыпав горячий шлак прямо в лужу. Зашипело, в нос ударил резкий запах. На стоянке вообще шлака хватает. Ритуал повторяется всеми шоферами каждый день. Так что вроде никто площадку специально и не посыпал, и в то же время грязи как таковой нет.
Поставив авто на стоянку, Петр направился на выход. Зашел в диспетчерскую, сдал путевой лист, на котором значилось семь отметок мастера. Привез щебень, получи отметку. Вот и весь учет. Хоть в паре километров грузись, им без разницы, главное – привези и сгрузи.
Домой шел усталый, но наслаждаясь прохладой. Сегодня пришлось туговато. Солнышко припекало так, что уже часам к одиннадцати было даже жарко. А в кабине, в компании с котлом и дымоходом, пусть и в кожухе, то еще веселье. Однозначно летом намучается и будет ждать зимы, как манны небесной.
До дома дошел быстро. Село не такое уж и большое. Говорят, у Слюдянки есть все перспективы для того, чтобы стать городом. Тут неподалеку находится месторождение слюды. Собственно, именно поэтому еще при царе Горохе тут и возникло поселение. И название – от той же слюды. А еще всего-то километрах в пяти имеются большие залежи белого мрамора. Вроде даже ходят разговоры о том, чтобы построить из него здание вокзала[6]. А отчего не шикануть, коль скоро материал чуть ли не под ногами?
Квартировать у Петра особого желания не было. Все же тут предстоит прожить не один год. А потому он хотел обзавестись собственным домом. Ну почему нет, раз может себе это позволить. Опять же, стоить будет копейки. Конечно, удобства, которые Петр планирует устроить, выйдут гораздо дороже самого дома. Но с другой стороны, нет ничего плохого в том, что у него нет желания морозить задницу, а хочется посидеть на унитазе с книжкой в руках. Понятно, что место не особенно подходит для просвещения. И все же.
Вот только покупать под это дело уже готовый дом Петр не желает. Ну его к ляду. Переделывать всегда муторней, а зачастую и дороже, чем построить новое. И уж тем более это относится к избам. Другое дело, что нужно дождаться тепла. Строиться в зиму тут все же как-то не принято. Поэтому он пока квартирует у одной вдовушки.
Хм. До Аксиньи ей – как до Шанхая ра… пешим маршем. Шанхай, конечно, отсюда поближе будет, нежели из европейской части России, но все одно далеко. Вот и с Марфой так же. К счастью, с ее стороны поползновений не было, а то нехорошо как-то обижать женщину. А хозяйка Петра не вдохновляла. Ну не его размер. Баба на полголовы выше него и чуть ли не вдвое шире. Да рядом с такой себя мальцом чувствуешь, хотя сам и не пигмей вовсе.
Но чего не отнять, того не отнять. И домовитая, и сердце доброе. А еще, несмотря на свои грозные габариты, боязливая и ранимая. Вон стоит у калитки в свете полной луны и с испуганным видом что-то поясняет двоим мужичкам, одетым… Хм. Да в рванье, в общем-то. Заплатка на заплатке. Это отлично видно. Луна такая, что хоть газету читай.
Эти типы сродни бичам из мира Петра. Только со значительным отличием. Если бичи – это просто спившиеся и опустившиеся люди, то эти к тому же еще и бывшие каторжане. Живут в какой-нибудь халупе да обретаются поближе к питейным заведениям. Когда припрет, идут по селу искать работу. Правда, помощники из них – просто беда. Намучаешься от такой помощи.
Но местные стараются все же не отказывать им и терпят. Есть и такие, что сразу выносят что-нибудь съестное или чуть не на постоянной основе подкармливают «бедолаг». А что делать? Погони таких поганой метлой, так они учудят чего. Хорошо как какую мелкую пакость сотворят, а то ведь могут и красного петуха подпустить. Рэкетиры доморощенные, мать их.
Вот и эти, похоже, решили навязать свои услуги Марфе, а та и не знает, как быть. С одной стороны, Петр точно знал, что мужские руки ей не помешают. С другой – чем такие работники, лучше уж вовсе никаких. Но и откупаться все же не очень хочется. И понять ее нетрудно. Одна с двумя детишками управляется. Старший – тот подался в Иркутск и возвращаться не думает, напрочь позабыв о мамке и двух младших братьях. Мужика в доме нет, как и особого достатка.
И надо сказать, рваная публика обходила бедный домишко стороной. А что тут взять-то? Есть и куда более справные подворья. Да вот только с появлением у нее квартиранта вдова вроде как побогаче жить стала. Так отчего бы ей не проявить заботу о сирых и убогих?
Разговаривать с ними Петр не желал. И так все ясно. Поэтому, едва подойдя, с ходу ударил одного из мужиков в челюсть, отправив в нокаут. Второму досталось под ложечку, отчего его тут же переломило пополам. Дело довершило колено в лицо. Из расквашенного носа сразу хлынул поток крови. Носок сапога в живот, и горе-рэкетира окончательно скрутило в позе эмбриона.
Петр склонился над первым, похлестал его пару раз по щекам. Ага. Приходит в себя. Свет луны падает как раз удачно, в глазах появилось осмысленное выражение. Вот и ладушки. Пинать бесчувственное тело – дело неблагодарное. Никакого воспитательного эффекта. А теперь кулак в душу. Подняться и, так же как и первому, носком в живот.
– Петр Викторович, что же вы делаете?! – всплеснула руками сердобольная хозяйка.
– Все хорошо, Марфа Кузьминична. Вы не переживайте. Эй, убогие, слышите меня? Вы хоть кивните или пискните что, а то ведь грохну сгоряча.
В ответ мужики издали мучительное мычание. Один вроде даже просипел что-то вроде «слышим». Ну вот и ладушки. Признаться, калечить их в планы Петра не входило. Как, впрочем, и убивать. Разве что настроить на нужную волну. Так чтобы разговор склеился.
– Ну что, уклунки, работу ищите?
– Не. Не ищем, – закашлявшись, поспешил ответить тот, что получил вторым.
– Это вы зря. Потому что вы ее только что нашли.
– Да нам без надобности. Кхе! За-а что-о?
Угу. Прилетевший в живот сапог здоровья не добавляет. А Петр ничуть не стеснялся. Ничего, порода живучая, ничего им не станется.
– Это чтобы ты не отказывался от работы. Лень-матушка есть смертный грех, а мой долг доброго христианина – не допускать грехопадения ближнего своего.
– Чего? – ошалело выдохнул первый.
Он уже практически пришел в себя. Но тут же словил в живот сапог. Чтобы не расслаблялся и слушал с вниманием. Очень уж не хотелось повторять.
– Я говорю, что Марфе Кузьминичне нужна помощь по хозяйству. Мужской руки не хватает. И коль скоро вы такие добрые, то завтра с рассветом чтобы оба были тут. Сделаете все, что она скажет. Причем делать будете быстро и со старанием. Узнаю, что морды воротили, качали права или выказывали какое недовольство, прибью как шелудивых псов. Сделаете все как полагается, заплачу честь по чести. А сейчас пошли вон. И не дай бог вам со мной играть. Отправлю на небеса и даже не поморщусь.
Читать бесплатно другие книги:
