Лёшенька. Часть первая Пустошинская Ольга
– Мама, тятя сказал, что убьёт её…
За столом сидела Софья в голубом подвенечном платье.
– Нет, сынок, не бойся. Не убьёт, – прошелестело в ответ.
Лёша подошёл к стене и снял фотографию, на которой улыбались счастливые отец и мама, сунул в мешок. С трудом потащил вещи к выходу и сказал:
– Ну вот, мама Соня, я готов.
Мать с Лёшей не вернулись к вечеру. Яшка встретил из стада корову, попробовал было подоить, но Зорька – корова с норовом, не признавала ничьих рук, кроме материных, могла и лягнуть, аж искры сыпались из глаз. И когда Зорька стала коситься и беспокойно переступать ногами, Яшка испугался и отошёл.
Они с Полей поужинали щами с капустой, напились чаю с хлебом. Яшка засветил лампу и устроился за столом с книгой, выпрошенной закадычным приятелем Ванькой у дочки школьного учителя.
Поля заскучала.
– Яша, читай и мне тоже, – попросила она.
– Ещё чего! Я люблю молча читать.
– Пожалуйста… Мне скучно и боязно так сидеть. Вдруг мама не придёт?
– Вот дурища. Как же не придёт, придёт обязательно! Лёшка с ней, она не одна, – успокоил Яшка. – Ладно, слушай… Интересная книжка, «Таинственный остров» называется…
Яшка читал, Поля слушала, подперев щеку ладонью, и изредка задавала вопросы.
– А что такое воздушный шар? А балласт? Имена-то какие чудные, разве такие бывают?
– Полистай книжку, тут картинки есть. Я посмотрю, не идёт ли мамка.
Поля забралась с ногами на лавку и зашелестела страницами, а Яшка вышел в сени. Он довольно долго стоял за калиткой, пока не заметил две белеющие в темноте фигуры – большую и маленькую.
Яшка с хмурым видом, не показывая облегчения и радости, забрал у Лёши корзину.
– Мамка, что так долго?
– Да почти всю дорогу пешком шли, умаялись. Вы-то как, поели? А корову загнали?
– Загнали. Я подоить хотел, а она как зачнёт ногами топать, я и бросил.
– Она такая у меня, с характером, – устало улыбнулась мать. – Ставь самовар, Яша, сейчас будем чай пить.
В избе Лёша открыл крышку корзины. Зайка смотрела настороженно, но потом успокоилась, выпрыгнула из плетюхи, с наслаждением потянулась, аж дрожь пошла по её телу, и принялась лакать молоко из блюдца, подставленного Полинкой.
– Ой, котёнок, – обрадовалась Поля, заглядывая в корзину. – Мам, он один?
– Да, один остался. Не трогай его, дочка, пусть там лежит. Садись к столу… Смотрите-ка, Феня вам что передала, – вспомнила вдруг мать, – и где только раздобыла такое богатство?
Она достала из узелка бумажный пакетик, развернула серую бумагу, в которую заворачивали товары в лавках, и положила на стол три огненно-красных петушка на длинных лучинках. Яшка спрятал леденец на потом для Поли, а Лёша не притронулся к угощению.
– Бери, Лёшенька, это не Матрёна, это Фенечка дала, не сумлевайся, – сказала мать. – Яша, я к тётке Анисье схожу. Вы меня не ждите, ложитесь спать…
Она набросила шаль и направилась к двери.
Домик Анисьи стоял первым на улице, в окнах за белыми вышитыми занавесками горел свет – хозяева не спали. Вера бесшумно проскользнула в калитку. Дворовой пёс Шарик выскочил из конуры, звеня цепью, принялся было брехать, но узнал гостью и завилял хвостом.
Вера осторожно постучала в окошко, потом в дверь.
– Веруша? Что стряслось? – испугалась Анисья.
– Нет, ничего не случилось, я так… посоветоваться с тобой надо. Твои-то спят уже?
– Спят, умаялись. Ну говори… с чем советоваться пришла? – Анисья бросила быстрый взгляд на расстроенное лицо подруги, пододвинула табурет.
Вера начала тихо рассказывать, вздыхая и вытирая глаза уголком платка.
– Матерь Божья! Убил! Зарубил топором, поэтому на тебе лица нет! – ахнула Анисья.
– Нет-нет! Боже упаси! Матрёна в сарае закрылась, там орала дурниной. Константин в сердцах стол в избе изрубил… Мы уже домой идти хотели, да Феня уговорила остаться. Жалко мне её.
Вера вспомнила, как Феня неловко совала пакетик с леденцами: «Возьмите, тётенька Вера, это для ваших деток и Лёшеньки. Пусть не серчает на меня».
– А может, Матрёна нарочно утопила котят, чтобы Лёша обиделся и остался у тебя? – догадалась Анисья.
– Да кто её знает? Для Лёшеньки эта кошка – драгоценность великая. Софьюшка, Царство Небесное, её котёночком махоньким взяла.
– Дитё он ещё. Успокоится, дай срок.
– Дай-то бог, Аниса. Вот рассказала тебе, и на душе легче стало.
Вера посмотрела на ходики, спохватилась, торопливо попрощалась и ушла.
Анисье было жарко, она ходила по избе, пила воду, заглянула в квашню, обмяла тесто. Рядом вертелся полосатый кот, бодал головой ноги, щекотал усами.
– Мам, а хорошо, что у нас кот, а не кошка, – раздался голос, и с печки свесилась лохматая голова сына Ваньки.
– Ваня! – ахнула Анисья. – Ты что, не спал?
– А что? Хоть спал, хоть не спал, мне Яшка всё равно расскажет!
– Горе моё! Не болтай о том, что слышал.
Ванька повозился, укладываясь поудобнее, и вскоре заснул под убаюкивающее пение сверчка.
Отсидевшись в сарае, Матрёна только с наступлением темноты осмелилась выйти наружу. Часто оглядываясь и осеняя себя крёстным знамением, она пробралась в избу, заперлась на все засовы и перевела дух.
Изрубленные Константином останки стола были разбросаны по полу.
– Зятюшка дорогой постарался, – всплеснула руками Матрёна, – чтоб ему, ироду, на том свете дрова рубить! А это что за мешок? Оська щук наловил, что ли, как я наказывала?
Затянутый верёвкой мокрый мешок лежал на лавке, источая слабый запах реки, на пол натекла лужа. Матрёна обрезала верёвку кухонным ножом, запустила в мешок руку, но сразу же с воплем отдёрнула, потому что нащупала не гладких чешуйчатых щук, а комочки мокрой шерсти. Мешок ожил, зашевелился, из него выпал камень, громко стукнув о пол, а потом на дрожащих крошечных лапках один за другим на лавку выползли мокрые котята.
– Матерь Божья, заступница, не оставь меня, грешницу! Ы-ы-ы-ы-ы… – завыла Матрёна.
Она метнулась к двери, трясущимися руками попыталась совладать с запорами и услышала позади тихий смех. Замки не открывались, будто намертво приклеенные. Матрёна обернулась, и волосы зашевелились у неё под платком. У окна стояла Софья и смотрела строго и насмешливо.
Эти руки Матрёна видела покойно сложенными на груди. В это голубое подвенечное платье обрядили Софью в последний раз. Матрёна всхрапнула и кулем свалилась на пол.
…На другое утро Полинка выскочила к колодцу за водой, но быстро вернулась, бережно держа в переднике четырёх котят.
– Мама, смотри, они под дверью пищали, а Зайка их вылизывала. Кто-то подбросил. Давай оставим себе? Мы с Лёшей их потом раздадим, честное слово! Давай, а? Смотри, как Зайка радуется. Так можно? Можно? Спасибочко, мама!
Близнецы
После Покрова, когда выпал первый лёгкий снег, у Фени раньше срока начались роды. Испуганный Константин послал за бабкой-повитухой, и к ночи появились на свет девочки-двойняшки.
Маленькие, с красной кожей, тонкими ручками и ножками, они не кричали, как другие младенцы, а только слабо пищали.
– Окрестить надо-тка, – посоветовала повитуха, туго пеленая новорождённых, – чисто лягушата, гляди-ка. Кабы не померли…
Измученная тяжёлыми родами Феня громко всхлипнула, а Константин сердито оборвал бабку:
– Говори, да не заговаривайся!
– Божья воля на всё, хоть говори, хоть не говори, – начала оправдываться повитуха.
Новорождённые не померли, но были такими крохотными и слабенькими, что у Фени всякий раз ёкало сердце, когда она подходила к зыбкам, подвешенным к матице. Одна из близняшек временами начинала задыхаться, чем пугала Феню до смерти.
Приходила Матрёна, смотрела на внучек с брезгливой жалостью, но молчала, не говорила того, что вертелось на кончике языка: вдруг Софья за Константина обидится и снова придёт?
Феня терпеливо, с любовью выхаживала дочек: пеленала в старые нагретые платья, чтобы дать свою силу, купала в отваре трав. Она похудела и осунулась, а от усталости иногда засыпала за столом с куском хлеба во рту. Константин теперь работал в кузне и появлялся дома затемно. Феня разрывалась между дочками и хозяйством и сходила с ума от отчаяния.
Вера сшила Полинке платье из своей шерстяной юбки – дочка собиралась в первый класс. Подруга Варя подарила ей чудесный всамделишный ранец, не беда, что немного потёртый. Лёшка как увидел, так потребовал, чтобы его тоже записали в школу. Он даже разревелся от досады, когда учительница велела подождать годок-другой, узнав, сколько Лёшке лет.
Проводив старших на занятия и переделав работу по дому, Вера усаживалась за кросны ткать полотно для продажи. Лёшка заворожённо следил за мелькающими руками, за тем, как из ниток получается гладкая красивая ткань.